— Сын! Почему прохлаждаешься в шатре и развлекаешь гостей, когда мы бьемся под стенами Ута? Отчего твоих солдат не было ноне на штурмовых лестницах? И кто этот человек, посмевший оторвать тебя от прямых обязанностей?

— Это Солдат, отец. Он явился из страны за горами. Он сам — предводитель армии. Я просто дарю его гостеприимством, которым так славен город Гед.

— И где же твоя армия, генерал? — спросил король, выглядывая из шатра. — Здесь? В наших землях?

— Нет, сир, — отвечал Солдат. — Я приехал один, по личному делу.

Король кивнул и нахмурился:

— Итак, ты командир? Что ж, возможно, твой боевой опыт и знание военного дела будут нам полезны. Мы должны разбить наглецов из Ута… Полагаю, у тебя есть опыт осад. Что присоветуешь? Может быть, построить скат? Осадную башню? Вырыть туннель под стенами? Или же ночной штурм будет более удачным решением? Я тут попытался пойти на хитрость: собрал армию и притворился, будто ухожу домой. А возле ворот оставил огромного деревянного быка, полого внутри, посадив в него своих воинов. Я надеялся, что плеториты затащат быка в город, а ночью мои люди выберутся и откроют нам ворота. Увы, затея провалилась, потому что от платформы оторвалось колесо, и вся конструкция опрокинулась… Есть идеи? Порадуй нас своими обширными знаниями.

— Честно сказать, сир, у меня нет никакого желания ввязываться в битву.

— Что за речи ты ведешь? — вскричал король, ударив себя по бедру кожаной перчаткой. — Останься и помоги нам, ибо таково мое желание!

— Отец, — перебил принц Фабулет, — этот человек выполняет священную миссию. Он должен вернуть своей жене утраченную память. Боги разгневаются на нас, если мы станем его отвлекать.

— Мы отвлечем его на несколько дней. Боги и внимания не обратят. Он предводитель армии, наверняка имеет опыт сражений и диверсий. Только глянь на этого человека: воин от макушки до пят. Да у него на лбу написано, что он славный вояка и отличный командир. Отважный. Гордый. Властный… Ты мне нравишься, Солдат. Готов поспорить, ты выиграл множество войн и сражений. А? Не сомневаюсь, я прав. Дозволяю тебе осмотреть мои войска. Идем же! Идем и вместе глянем на стены сего города — хотя меня уже тошнит от одного их вида… Ты должен посоветовать нам, как улучшить текущую ситуацию… Но говори честно и откровенно, не крути. Раскрой нам правду, какой бы она ни была. Ты понял меня, сэр?

Солдат понял другое: просто так от короля не отделаться. Сейчас у него не было иного выхода, кроме как выполнить требования правителя. И впрямь он мог указать несколько новых способов осадной стратегии. В сопровождении короля Солдат обошел вокруг стен Ута, осмотрел диспозицию, а заодно попытался убедить предводителя армии, что перемирие будет наилучшим выходом из положения. В самом деле: обе стороны имели равные возможности и никаких преимуществ друг перед другом. Ничто не предвещало близкой победы. Именно это Солдат и попытался втолковать королю.

— Если вы сровняете город с землей, то ваши противники сделают то же самое с Гедом. Вы оба останетесь у разбитого корыта. Я бы советовал начать переговоры с правителем Ута, отвести армии по домам и мирно жить каждому в своем конце долины.

— Да не шпион ли ты? — пробормотал король, сузив глаза. — Иначе зачем тебе произносить сии изменнические речи…

— Нет, не шпион. Я чужой в этих землях и не поддерживаю ни самонитов, ни плеторитов. Я просто говорю то, что думаю, сир.

— А я-то считал тебя настоящим воином, — сказал король, глядя на него с отвращением. — Я открыл тебе свое сердце и что же получил в благодарность? Никчемную болтовню о мире! Мой собственный сын все уши мне прожужжал сей чушью, а теперь и ты туда же! Я помилую тебя, поскольку ты странник и ничего не смыслишь в здешних делах, не понимаешь истинных причин войны. Но я тебе объясню: люди из Ута принесли горе в нашу прекрасную долину. Они крадут наших овец, уводят наших женщин… Они напали на наш город — коварно, без предупреждения…

Король произнес пламенную речь, перечисляя преступления соседнего города-государства. Солдат решил не заострять внимания на том факте, что люди данного короля повинны в тех же самых проступках. Он понимал, в какой щекотливой ситуации оказался. Как иноземца его могут объявить шпионом противной стороны — кто угодно и когда угодно.

Король еще долго продолжал говорить — бурно и напыщенно. Он осекся, когда на городских стенах и в его собственном лагере внезапно ожили катапульты. Огненные шары сыпались сверху и падали на шатры. Камни и массивные стрелы летали тучами. Затем на одну из сторожевых башен города обрушилась массированная атака, которая, впрочем, была успешно отбита. Вскоре все утихло, и лагерь нападающих впал в состояние оцепенения, которое всегда следует за жарким боем, солдат знал: за городскими стенами сейчас происходит то же самое. Нужно обиходить раненых и похоронить убитых. А через некоторое время жизнь войдет в свое привычное русло: откроются лавки, восстановит работу ярмарка, дети снова будут бегать по улицам, играя и забавляясь…

Ближе к вечеру ворота города немного приоткрылись, и наружу вышел огромный воин в полном боевом снаряжении.

— Эй! — крикнул плеторит. — Я, Джаггармунг, вызываю на поединок трусливых самонитов. Если победа останется за мной, вы снова доставите нам пищу и воду. Если же я проиграю, город Ут откроет ворота на час, и самониты могут пытаться войти — на свой страх и риск.

Воин стоял, опустив меч, ожидая поединщика из рядов самонитов.

Теперь понятно, как плеторитам удалось продержаться так долго, подумал Солдат. Их чемпион выигрывает бой, и противники обеспечивают город едой. Но что, если кто-нибудь его побьет? Тогда Ут неизбежно падет.

Он поделился своими мыслями с Фабулетом. Юный принц сказал:

— На самом-то деле мы много раз побеждали их чемпионов — так же, как и они наших. Но в городе Ут очень узкий вход. Мы не можем ворваться туда всей армией, посему отправляем отряд добровольцев. Обычно за час они ухитряются пробить себе путь, но, оказавшись внутри, погибают или попадают в плен. Таким образом, все начинается сызнова…

Солдат в очередной раз убедился в тщетности войны в долине. Он провел с Фабулетом следующие два или три дня, позволяя отцу принца считать, что готовится оказать им помощь, а в одну из ночей ускользнул из лагеря. Солдату удалось решить загадку, и он понимал — время потрачено не напрасно.

Ворон был очень доволен. Он похвалил его за богомола и спросил, настоящее ли это насекомое, или сделанное из нефрита.

Они пробирались по краю долины, используя горные тропы. Это была единственная возможность продвинуться дальше, избежав встречи с армией Ута, обложившей Гед.

— Если принять в расчет остальные две загадки, — рассуждал Солдат, — то я бы сказал, что это какая-то резная вещица, статуэтка. В прочих головоломках сказано о предметах из золота и серебра. Если зеленые вещи встречаются в природе довольно часто, то в отношении серебра и золота это отнюдь не так…

— Тогда что мы ищем? Сокровищницу?

— Возможно. Или храм. В храмах часто встречаются резные работы великой красоты и искусства. Мы должны продолжать свои поиски. Предлагаю поговорить с местными жителями и надеюсь, они не отнесутся к нам враждебно.

— К тебе, Солдат, к тебе. Мне нужно опасаться только орлов в небе.

— Ну да. Вон как раз один из них кружит над головой.

Наверху и в самом деле парил орел, поднимаясь в небесные выси с потоками теплого воздуха. Ворон втянул голову в плечи.

— Злобные твари эти орлы, — пробормотал он.

— Полагаю, черви думают то же самое о воронах.

— Черви — не высшие существа, они не считаются.

— Скажи это червю.

Так, добродушно препираясь, они продвигались все дальше и дальше, покуда Солдат не приметил одинокую хижину в конце одного из ущелий. Путники достигли бревенчатого дома, когда солнце уже начало клониться к закату. Из отверстия в крыше вился дымок; очевидно, хижина была обитаема. Солдат отыскал место, поросшее сочной травой, и стреножил лошадь. Затем подошел к двери хижины и громко постучал. Ответа не последовало. Тогда Солдат открыл дверь, ступил внутрь, вглядываясь в полумрак, и увидел сгорбленную старческую фигуру, склонившуюся над очагом. Похоже, обитатель хижины готовил себе ужин. Он обернулся — и в тот же миг старик и Солдат узнали друг друга. Оба издали вздох изумления, а затем старик быстро выхватил кинжал.

— Ты отправился в погоню за мной! — крикнул он. — А ведь давал слово, что никто не станет преследовать меня в этих богами забытых землях!

— Гумбольд! — оторопело пробормотал Солдат. — Я и понятия не имел…

— Ты явился убить меня, хотя клялся не причинять мне вреда.

Солдат уже успел пожалеть об этой клятве, но честь требовала сдержать слово. И не имело значения, что ненависть к этому человеку вздымалась в груди и обжигала горло, как горькая желчь.

— Я не ждал встретить тебя здесь, — холодно ответил Солдат. — Я пришел из долины, где расположены города Ут и Гед… — Гумбольд непонимающе глянул на него. — Ты их не видел? — спросил Солдат. — Не заметил две огромные армии?

— Я прошел вдоль гребня между двумя горными грядами и не видел ни единой живой души. За исключением банды убийц. — Лицо Гумбольда потемнело от ярости. — Сопливые ублюдки Гидо и Сандо послали их по моим следам. Я поймал одного из головорезов, затянул петлю у него на шее и держал так, пока он не рассказал мне о своем задании. Потом, разумеется, я выбил бревно у него из-под ног… Что же до остальных я перерезал им глотки, пока они спали. Оставил их валятся там, как дохлых летучих мышей. Неужто юные подонки рассчитывали убить меня без труда, играючи?

Солдат был шокирован рассказом Гумбольда.

— Очевидно, мы пришли разными дорогами, — сказал он. — И ты первым добрался до хижины. Жаль, у меня нет другого укрытия на ночь. Ты-то в безопасности — насколько это зависит от меня. А вот мне придется нынче спать вполглаза — с таким соседом, как ты.

Поняв, что Солдат изумлен не меньше его самого, Гумбольд расхрабрился. Было очевидно: рыцарь не преследует его, а направляется по своим собственным делам. Низложенный король презрительно искривил губы и принялся сетовать на соседство с ненавистным врагом, Гумбольд ныл и требовал одновременно.

— Я первый нашел эту хижину. Ищи себе другую.

— Невозможно. Уже стемнело, и, похоже, ночи в горах холодные.

— Это не мои проблемы. И не жди, я не поделюсь с тобой едой.

— Еще чего не хватало! Твоя еда у меня во рту, пожалуй, превратится в пепел.

— И прекрасно.

— Куда уж лучше.

— Отправляйся спать в лес!

Солдат поднял брови.

— Сейчас, уже побежал… Ты мне приказываешь? По какому праву? Канцлера или, может, короля?… Ты конченый человек, Гумбольд, и больше не отдаешь приказов. А я, между прочим, консорт королевы Зэмерканда.

— Смотри не лопни от гордости, самодовольный петух! — рявкнул Гумбольд. — Здесь нет твоей королевы. Здесь ты пария с нелепыми синими глазами. Я могу кликнуть десяток местных жителей, и они с превеликим удовольствием спалят тебя на костре как колдуна. Ты недочеловек, ты даже не знаешь, кто ты и откуда взялся.

— А вот тут ты ошибаешься, Гумбольд! — воскликнул Солдат. Он понимал, что не стоит делиться с Гумбольдом сведениями, которые тот мог обратить себе на пользу. Понимал — и все же не сумел сдержаться. — Я знаю, кто я такой! Я Валехор, рыцарь из приграничных земель между двумя великими королевствами англичан и шотландцев. Что, съел?

Гумбольд покосился на Солдата и осклабился.

— А, так ты нашел свой меч? Память мало-помалу начала возвращаться? Тогда ты должен помнить своего заклятого врага Драммонда.

Солдат был изумлен.

— Ты знаешь о Драммонде?

Гумбольд рассмеялся.

— Он меня навещал. Нет, не до твоего прибытия. Иначе я бы убил тебя в тот же миг, когда ты впервые вошел в Зэмерканд. Драммонд был у меня, пока ты шлялся по пустыне Уан-Мухуггиага. Я пообещал ему, что в следующий раз как ты окажешься в моей власти, я передам тебя ему в руки.

— Где этот негодяй? — Солдат положил ладонь на рукоять меча, и воспоминания нахлынули тяжелой волной. — Я обязан примириться с ним, но если он откажется от мира — я буду драться. В любое время и в любом месте. Поединок. Или он до сих пор остался трусом и прячется от меня?!

Солдат противоречил самому себе. Раздерганные чувства боролись за власть над его разумом. Солдат словно был одновременно в двух местах, разрываясь между войной и миром.

— Я впадаю в такую ярость, когда слышу его имя, — пробурчал он, — что теряю контроль над собой.

— Драммонд не трус, и тебе это отлично известно. Вы неоднократно встречались с ним в битве. Он готов драться с тобой хоть завтра. Но некая неведомая сила не позволяет вам встретиться. Вы — два ключа к судьбе двух миров. Мира, из которого вы явились, и мира, в котором пребываете сейчас. И только один из ключей отомкнет замок будущего. Ты ли это, Солдат? Надеюсь, нет. Я молюсь богам и чародеям, чтобы это оказался Драммонд.

— Как ты узнал обо всем прежде меня? — воскликнул Солдат с болью в голосе. — Ты, марионетка, паук, сидящий на троне, будто в центре паутины. Человек, который лелеял свои амбиции, не выбираясь за стены Зэмерканда! А я столько путешествовал…

— А знаешь почему?

Солдат осекся.

— Что — почему?

— Почему ты столько путешествовал, идиот?

Солдат пропустил оскорбление мимо ушей.

— Полагаю, сейчас ты расскажешь. Кажется, ты знаешь обо мне все.

— Ты проклят. Ведьма, которую ты убил во время резни в клане Драммондов, наложила на тебя заклинание. Проклятие странствий. Каждый раз, как ты пытаешься осесть, завести семью, зажить спокойной, счастливой жизнью, что-нибудь обязательно случается. И тебе приходится отправляться в поход. Сначала ты пытался излечить уродство своей жены, потом — ее безумие. Теперь разыскиваешь ее память… До сих пор ничего не понял, чурбан? Ты вечно где-то болтаешься, шляешься по диким местам, не в силах познать радость мирной, тихой жизни… Ох, какой же ты дурак, Солдат. Я смеюсь над твоим невежеством. — Гумбольд опустил взгляд, посмотрев на руку Солдата. — Недавно ты справедливо предположил, что твой меч хранит утерянные воспоминания. Они влились в него, а уж потом втекли в твою руку — в яростном водовороте последней битвы в том приграничном королевстве, о котором ты говоришь. А уж оттуда память, заключенную в твой меч, забрали бегущие воды. Они принесли ее в место отдохновения потерянных мечей — подземное озеро.

— Как это возможно?

— Очень просто. Все воды всех миров тени, так или иначе, воссоединяются. Ручей впадает в реку, река в море, а море — часть океана. Течения влекут за собой самые разные предметы и оставляют их то тут, то там…

— Нет, не то. Как все это возможно? Постой-ка… Ты сказал «миры тени»?

— Ты никогда не ходил в школу, Солдат? И не беседовал надлежащим образом с нашими философами и жрецами? С людьми, которые знают все о царстве духов? Разумеется, нет! Ты воин, а не ученый. И не станешь терять время на призрачные теории об устройстве вселенной, верно? Вы, молодежь, все сплошь жуткие невежды. Те, кто жаждал знаний, отправились к мудрецам, задали им вопросы, выслушали ответы. Я, может быть, в твоих глазах и злодей, Солдат. Но у меня достаточно мозгов. Я образованный злодей.

— Ты хвастун. Однако давай послушаем твою историю.

— С тех пор как все мы оказались в западне этой реальности, я накрепко запомнил урок, который усвоил у жрецов. Существует только один мир; он подобен костру в пещере и, как огонь, отбрасывает тени на ее стены. Эти тени — тоже миры, но более тусклые и отличаются от своего прародителя. Неровная поверхность скалы, на которой они пляшут, искажает их очертания. Ты находишься в мире тени, Солдат.

— А мой старый мир, стало быть, настоящий! — выдохнул рыцарь.

Гумбольд ухмыльнулся.

— Ты еще более глуп, чем я думал. Разумеется, нет. Это тоже тень. Ты и я — всего лишь люди. Мы не можем жить в истинном мире. Он слишком ярок для наших глаз, слишком горяч для наших тел, слишком жесток для наших душ. Там мы бы ослепли, растаяли и испарились за несколько секунд. Даже семеро богов не сумеют в нем выжить, так что ж говорить об обычных смертных? Некоторые говорят: истинный мир — это рай, где обитают души. Другие полагают, что для людей он недостижим. Там обитают какие-то иные сущности, наслаждаясь чудесным светом и вечной радостью.

— У меня и сейчас есть свет и радость! — крикнул Солдат. Откровения, которые он выслушивал в убогой лесной хижине из уст презренного врага, повергли его в растерянность. Как же так? Гадкий человек, не стоящий грязи на когтях ворона, подлец, которого он ненавидел всей душой, просвещает его…

В отчаянии Солдат посмотрел на ворона, сидевшего, склонив голову набок, и слушал, слушал…

— Ты лжешь. Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя слабым и уязвимым.

Гумбольд удивленно посмотрел на Солдата, и устало покачал головой.

А ворон произнес:

— Он говорит правду, Солдат.

Солдат резко обернулся к птице:

— Ты тоже знаешь обо всех этих вещах?

— Нет. Но я чувствую, когда человек лжет.

У Солдата екнуло сердце. Он сам ничем не лучше Гумбольда — человека, которого он презирал и ненавидел всей душой. Он тоже убивал, движимый лишь местью. Сейчас, когда он держал ладонь на рукояти меча, его память вытекала из клинка и подобно грязной воде просачивалась в разум. Любимая им некогда женщина — первая невеста Розалинда — была из Драммондов! Там, в далеком мире, родич Солдата рыцарь по имени Лохинвар тоже полюбил женщину из вражеского клана. Лохинвар похитил возлюбленную и увез ее в далекие края. Однако Валехору была уготована другая судьба. Он также бежал со своей невестой, но преследователи настигли их в заснеженном лесу, и женщина пала под ударом драммондовского меча. Меча ее собственного брата!…

Древняя клановая вражда разгорелась снова, кровь потекла по земле. Валехоры убивали Драммондов, Драммонды убивали Валехоров, пока один рыцарь Валехор не заманил в ловушку весь клан Драммондов и не вырезал его. Всех, кроме одного человека. И теперь этот человек преследовал его, перемещаясь по мирам. Их обоюдная ненависть сметала любые преграды. Да, Валехор тоже убил женщину — молодую жену Драммонда, одетую в мужские доспехи. С тех пор Драммонд пылал жаждой мести… А как, должно быть, забавлялись боги, глядя на них!

— Ладно, хватит! Не желаю больше ничего слышать, — сказал Солдат, понимая, что на сегодня с него достаточно откровений и переживаний. — Если я увижу Драммонда, то пройду мимо него без единого слова.

— Ха! — воскликнул Гумбольд. — А мне придется ночевать в одной хижине с болваном из ниоткуда.

— Можешь уходить. Как раз поднялся ветер, я слышу, как он воет среди деревьев. По моим подсчетам, ты замерзнешь, прежде чем доберешься до нижней тропы. Не желаешь оставаться — вали отсюда.

— Смотри, допрыгаешься! Я зарежу тебя во сне. Спи почутче, не то… урггхххх…

Солдат в два шага пересек комнату. Его лицо перекосило от злости. Гнев вздымался в груди и опалял внутренности огнем. Он был готов переломить шею Гумбольда, как прутик. Солдат схватил старика за горло и стиснул покрепче. Глаза канцлера наполнились страхом. Слабыми пальцами он вцепился в запястье Солдата, но не сумел ослабить его хватку. Гумбольд понимал, что он на волоске от смерти, и быстро пошел на попятный.

— Пожалуйста, — выдохнул он, силясь оторвать руку Солдата от своей шеи. — Хватит… Не надо!…

Солдат, ослепленный яростью, едва мог говорить.

— Если… если ты… сделаешь хоть один шаг ко мне… к моей постели, я тебя раздавлю, как клопа, понял? Ты понял?!

Гумбольд судорожно кивнул.

Солдат отпустил его, понимая, что в очередной раз позволил черным страстям овладеть разумом.

Гумбольд упал на пол, держась за шею, корчась и тяжело дыша, а Солдат повернулся к нему спиной и вышел на улицу — проведать лошадь и вдохнуть свежего воздуха. Ему нужно было усмирить ярость, бушевавшую в душе.

За стенами хижины задувал буран, и несчастная кобыла дрожала под ударами ветра. Позади хижины располагался навес, однако для лошади под ним недостало бы места, поскольку там уже стоял осел Гумбольда. Солдату пришлось вести лошадь в хижину. Несчастное животное едва протиснулось в дверной проем; копыта застучали по деревянному настилу пола. В хижине было не так уж много места. Солдат устроил кобылу у стены, под скатом наклонной крыши, возле крошечного незастекленного оконца. Лошадь сочла, что здесь гораздо уютнее, чем на улице. Она покорно стояла на месте и сквозь дымоходное отверстие глядела наружу, где гнулись под ветром черные стволы деревьев.

Гумбольд поднялся с пола, потирая шею, доковылял до скамьи с разложенной постелью и опустился на краешек. Так он и сидел, не шевелясь и глядя в пол.

— Ну что ж, если вы выяснили отношения, то не пора ли нам устраиваться на ночлег?

Это, разумеется, сказала черная птица, восседавшая на скамье Солдата — в противоположном от Гумбольда конце комнаты.

— А, ворон, — вяло пробормотал Солдат. — Я совсем позабыл о тебе. Тебя надо покормить? Не знаю, какой пищи тебе предложить — уж точно не червей. Я собираюсь сходить как улицу и принести сена для кобылы.

Нет уж, спасибо. Я буду есть то же, что и ты. Иди за сеном, а я присмотрю за его величеством.

Гумбольд поднял глаза и тяжелым взглядом уставился на птицу.

— О — сказал ворон. — Я затронул больное место.

Солдат снова вышел на ветер, который задувал между деревьями и выл под карнизами хижины. Он заглянул под навес и задумался, о чем размышляют ослы. Навес служил дровяным сараем и загоном. Здесь был выдолбленный из дерева желоб и ясли, приделанные к стене хижины. Сама хижина, очевидно, служила пристанищем для путников. Возможно, ее использовали гонцы, курсирующие между городами. Солдат взял охапку сена и вернулся в хижину, положил сено на пол перед кобылой, которая тут же принялась жевать, с благодарностью поглядывая на хозяина. Гумбольд недовольно пробурчал:

— Твоя лошадь наложила на пол.

Солдат не ответил. Глупо было спорить с очевидным. На полу под крупом кобылы действительно лежала здоровенная, исходящая паром куча, и ее запах уже начал щекотать ноздри. Солдат взял два бревна из поленницы, подцепил лепешку навоза и выкинул в окно.

— Доволен? — спросил он Гумбольда.

— Лошадь должна стоять снаружи.

— Если кто и отправится наружу, то скорее ты, чем она.

— Хорошо сказано, — одобрил ворон, помахивая крыльями. — Давайте будем уважать права зверей и птиц… А где еда, Солдат?

— Скоро будет. — Солдат взял седельную сумку и поднес ее поближе к огню.

— Сперва вымой руки, — посоветовал ворон. — Не то чтобы я возражал против привкуса лошадиного дерьма, но потом меня начинает тошнить.

После еды все разошлись по своим углам. Солдат повесил ножны в изголовье кровати, зная, что они разбудят его, если ночью Гумбольд вздумает что-нибудь предпринять. Но прежде чем им удалось уснуть, ворон издал дикий крик. Солдат мгновенно вскочил на ноги и подбежал к окну, рядом с которым сидела черная птица, напряженно вглядываясь в ночь.

— Что такое?

— Дроты, — сказал ворон. — Их там тысячи.

Дротами называли кровососущих фей. Размером они были не больше указательного пальца человека и обожали пить кровь. Дроты предпочитали людей — человеческую кожу не защищали ни шерсть, ни перья. Они впивались в тело, раздирали его своими острыми ногтями и принимались высасывать живительную влагу. Человек, захваченный ими вне укрытия, мог погибнуть через несколько минут. Солдат и его спутники были в безопасности за бревенчатыми стенами хижины, однако следовало быстро заблокировать все входы и выходы, чтобы дроты не смогли попасть внутрь.

— Живо! — велел Солдат Гумбольду. — Дымоход!

Канцлер повиновался без слов. Непримиримые враги работали бок о бок, защищая свою жизнь. Гумбольд поспешно плеснул водой в очаг и принялся с бешеной скоростью забивать тряпьем, дыру в крыше. Солдат баррикадировал окно. Затем они вдвоем начали затыкать щели в полу и вокруг дверного косяка. Они лихорадочно трудились, в то время как ворон порхал по комнате и выдавал бессмысленные указания.

С улицы донесся шум. Будто бы град забарабанил по крыше. Маленькие тельца бились в окна, дверь и стены. Казалось, снаружи, словно туча саранчи, буйствуют миллионы дротов. Их крошечные крылья стрекотали в унисон. Солдату случалось сталкиваться с дротами, но никогда раньше он не встречал их в таком количестве. В Гутруме их численность контролировали хищники, поедавшие фей, однако в этих землях ничто не препятствовало их размножению. Если кровожадные феи ворвутся в хижину, все ее обитатели неминуемо погибнут.

— Следи за дверью! Что-то лезет вон в ту щель!

Дроты знали, что внутри хижины их ждет еда. Они унюхали конский навоз и пот; они жаждали крови. Хищные твари готовы были проломить хижину собственными телами. Они врезались в стены и бились о крышу. Отдельные дроты — немного более разумные, нежели прочие соплеменники, — пытались разыскать дыры и щели.

— Никогда не видел их в таком количестве, — сказал Гумбольд. — Если они ворвутся сюда, мы обречены.

Внезапно дроты перестали напирать. На улице воцарилась зловещая тишина.

— Что там происходит? — спросил Солдат, борясь с искушением вынуть одну из затычек и выглянуть в щель. — Вряд ли эти кровожадные твари убрались восвояси. Наверное, задумали какую-то каверзу.

Не успел он закончить, как с улицы послышался громкий скрежет, перекрывающий даже неистовый вой ветра. Казалось, неподалеку от домика кто-то пилит толстое дерево «скрип-скрип, скрип-скрип»… Обитатели хижины переглянулись, недоумевая, дроты ли производит этот странный звук, или же всему виной ветер.

— Давайте я погляжу, — сказал ворон. — Откройте малюсенькую дырочку, и я высуну голову наружу.

Солдат посмотрел на Гумбольда. Тот кивнул. В одной из стен они нашли дырку от сучка, замазанную глиной. Солдат взял нож и выковырял раствор, открыв отверстие, в которое могла бы пролезть голова птицы.

— Береги глаза, — предупредил он ворона. — Дроты вцепятся в тебя, как только заметят.

— За идиота меня держишь? — буркнул ворон. — В случае чего я уберу голову так шустро, что вы и моргнуть не успеете…

Солдат только вздохнул.

— Вы не поверите, — сказала птица через некоторое время.

— Что такое? — хором спросили Солдат и Гумбольд.

— Дроты собрались огромным роем возле толстенной сосны. Дерево клонится в сторону хижины… клонится… клонится… Феи напирают на ствол и собираются свалить его на крышу хижины. Ох! Оно и впрямь падает! Падает… Ой, мамочки!…

Причина последнего вскрика ворона стала очевидной, едва он выдернул голову из дыры. Клюв птицы был облеплен сосновыми иглами. Дерево рухнуло, едва-едва не зацепив хижину. Одна огромная ветка шлепнулась на крышу, но сумела пробить покрывавший ее слой дерна. Впрочем, даже если бы сук разворотил дерн, он не проломил бы потолок, поскольку его перекрывали толстые сосновые бревна, скрепленные застывшей глиной.

Прежде чем они успели закрыть дыру от сучка, одна тварь ухитрилась проскользнуть внутрь хижины. Она кружила по комнате, словно огромный комар, выискивая жертву. Солдат прихлопнул ее тряпкой, стараясь убить или оглушить. Однако гадина успела сесть на щеку Гумбольда и моментально вцепилась зубами в его верхнюю губу. Старик вскрикнул от боли, ударил тварь ладонью и ухитрился стряхнуть ее с себя. Фея описала дугу под потолком комнаты, ударилась о стену и упала на пол. Ее рот был набит окровавленной плотью. Гумбольд подскочил к ней и растоптал, прежде чем тварь успела очухаться. Послышался мерзкий хруст — будто раздавили гигантского таракана.

Солдат подобрал искалеченное тельце феи, серебристой самки. (Самцы имели темно-синий оттенок, а королевские дроты были пастельно-лиловыми.) Существо, которое Солдат держал в руках, было красиво. Фигура имела правильные пропорции и во всем — кроме размера — походила на тело здорового, стройного человека.

Мертвая фея недвижно лежала на руке Солдата. Миниатюрная головка покоилась на кончиках пальцев, а ноги — на ладони. Поднеся дрота поближе к глазам, Солдат рассмотрел тонкую линию, которая шла от головы и заканчивалась в паху, деля тело на две половины — словно миндальный орех или двустворчатую раковину. У феи были заостренные уши и огромные блестящие глаза. Ее лицо искажала гримаса дикой ярости, и оттого существо казалось омерзительно уродливым. Если б не маска всепоглощающей злобы маленький дрот был бы красивейшим из созданий…

— Какие изящные крылья, — пробормотал Солдат. — Хрупкие и одновременно сильные. И прочные. Ты раздавил ее тельце, Гумбольд, а крыльям — хоть бы что! Клянусь богами: ими можно резать, как ножом, — до того у них острые края. А погляди на филигранный узор!… И почему столь прекрасные создания так кровожадны?

— Таковы уж они есть, — буркнул Гумбольд, пытаясь остановить кровь, текущую из разодранной губы. — Проклятые твари!

Тем временем атаки на хижину возобновились. Дроты осаждали дверь, стараясь сорвать ее с петель. Затем снова наступила зловещая тишина; очевидно, феи придумали новую уловку. Вскоре что-то тяжелое ударило по крыше, и вся хижина содрогнулась. Так повторялось несколько раз, покуда потолок не начал прогибаться.

— Они сообща поднимают большие камни и кидают их на крышу, — сообразил Солдат. — Будьте готовы… Гумбольд, вон там, в углу, стоит метла. Она тебе пригодится… Ворон, я надеюсь и на твою помощь.

— О да! У меня есть клюв и когти.

В следующий миг огромный булыжник проломил потолок и рухнул на пол, едва не пришибив ворона. Дроты начали просачиваться в хижину через дыру, которая, по счастью, оказалась не слишком велика. Кобыла Солдата топталась в своем углу, лягаясь и всхрапывая. Она ничего не могла поделать с феями, обрушившимися на ее спину, но тех, кто пролетал мимо ее морды, хватала зубами и перекусывала напополам. Солдат бил жужжащих тварей огромной сковородкой, а Гумбольд прихлопывал их метлой. Ворон метался по хижине, сбивая дротов когтями и клювом.

Несколько тварей укусили Солдата. В конце концов, он схватил табуретку и вбил ее в дыру в потолке, попутно раздавив нескольких фей.