Глава 9

Дин сидел на краю пирса и смотрел, как встает солнце. Отлив сменился приливом, море было неспокойным. Волны ударялись о борт старой парусной лодки, покачивая ее у причала. Снасти скрипели и стонали.

Дин услышал вдалеке звук мотора и улыбнулся: рыбацкие лодки выходят в море. Беря курс на пролив Хэроу, рыбаки, как обычно, держались побережья острова Шоу. Дин не мог разглядеть их отчетливо, но сотни раз видел, как они плывут на своих видавших виды посудинах из крашеного дерева или алюминия. Сколько раз они с Руби стояли здесь, на причале, глядя на лодку Рэнда? В последний момент перед тем, как «Капитан Хук» огибал мыс и скрывался из виду, Руби всегда сжимала руку Дина. Он без всяких объяснений понимал, что она волнуется за отца, хоть немного, но побаивается, что он может однажды не вернуться.

Дин не знал, сколько прошло времени: приехав на остров Лопес, он снял часы. Но когда солнечные лучи набрали силу и лицу стало жарко, он понял, что просидел довольно долго. Он устало встал и повернулся спиной к солнцу.

Справа от него на воде лениво покачивалась старая семейная яхта. Ее некогда белая мачта, изъеденная ветрами и омытая бесчисленными дождями, совсем потеряла цвет. Красная краска с боргов во многих местах была содрана до дерева, толстый слой почерневших высохших листьев и серо-зеленая плесень покрывали палубу вокруг большого металлического штурвала.

Как и следовало ожидать, именно здесь он словно наяву услышал голос Руби: «Давай прокатимся на „Возлюбленной ветра“, ну давай же, Дино!»

Вспомнив Руби, Дин закрыл глаза. Вначале он от каждого воспоминания морщился, задерживал дыхание и ждал, когда образы отступят, но со временем они стали блекнуть, теперь он сам отправился на их поиски, вытягивая перед собой руки, словно слепой. Поняв, что воспоминания о первой любви бесценны, он стал хранить их сладость и боль, как самое дорогое сокровище.

Схватившись за веревку, он подтянул лодку ближе и шагнул на борт. Лодка неуверенно покачнулась, будто удивляясь, что после стольких лет одиночества у нее появился пассажир.

На этой яхте Дин всегда чувствовал себя свободным. Хлопанье парусов, ловящих ветер, лучше всего поднимало его дух. В юности они с Эриком провели на «Возлюбленной ветра» массу времени. Стоя на тиковых досках, они делились друг с другом мечтами о будущем, которое казалось бесконечным. Хотя об этом не говорилось вслух, оба представляли, что будут ходить на этой яхте и повзрослев, и состарившись, что возьмут на борт жен, детей и внуков.

Дин любил ходить под парусом, но бросил это занятие — оно напоминало о жизни, которая осталась позади. Эрик, очевидно, сделал то же самое. «Возлюбленная ветра» могла стоять у причала в Сиэтле, в двух шагах от дома Эрика, однако находилась здесь, позабытая и заброшенная.

Дин вдруг понял, что ему нужно делать. Он отреставрирует «Возлюбленную ветра». Сдерет старую краску, очистит каждый дюйм, ошкурит дерево и промаслит его заново. Он вернет некогда любимую ими лодку к жизни.

Если он хотя бы на один день выйдет с Эриком в море, возможно, ветер и море перенесут их в прошлое…

Руби проснулась от аромата бекона и свежезаваренного кофе. Подняла с полу брошенные вчера леггинсы, надела их, не снимая ночной рубашки, наскоро умылась и босиком спустилась вниз.

Нора орудовала в кухне, маневрируя на инвалидном кресле, как генерал Паттон перед боевыми рядами. На плите стояли две чугунные сковородки, на одной уже что-то шипело. Рядом с пустой сковородой стояла желтая фаянсовая миска, из которой торчала ложка. Нора улыбнулась, увидев Руби:

— Доброе утро. Как спалось?

— Нормально.

Руби обошла инвалидное кресло, налила себе кофе, добавила сливки и сахар. После пары глотков она более или менее почувствовала себя человеком и, прислонившись к дверце буфета, принялась наблюдать, как мать жарит бекон и делает оладьи.

— Я не ела подобного завтрака с тех самых пор, как ты от нас ушла.

Норе стоило заметного труда удержать на лице улыбку.

— Хочешь, я нарисую на твоих оладьях рожицы из шоколадной пасты, как в детстве?

— Нет уж, спасибо. Я стараюсь не есть углеводы с шоколадом.

Руби накрыла на стол, поставила две тарелки и села. Нора поместилась напротив.

— Ты хорошо спала? — спросила она, наливая в тарелку сироп.

Руби забыла, что мать любит разламывать оладьи и макать кусочки в сироп. Эта маленькая подробность напомнила ей обо всех кусках и кусочках их совместной жизни, о бесчисленных мелочах, связывавших мать и дочь независимо от того, хотела Руби или нет.

— Ты уже спрашивала.

Вилка Норы звякнула о край тарелки.

— Завтра надо не забыть надеть под ночную рубашку бронежилет.

— А чего ты от меня хочешь? Чтобы я, как Кэролайн, притворялась, будто между нами все прекрасно?

— Не тебе судить о моих отношениях с Кэролайн, — резко бросила Нора, взглянув на дочь. — Ты всегда считала, что знаешь все на снеге. Раньше я думала, что это хорошо для девочки, но теперь вижу, что в такой уверенности есть своя сторона. Ты причиняешь людям боль. — Руби видела, что ее мать словно раздувается от гнева, а потом быстро сдувается, как шарик, и снопа становится худой усталой женщиной. — Очевидно, и этом виновата не только ты.

— Не только? А тебе не приходило в голову, что моей вины здесь вообще нет?

— Кэролайн тоже осталась без матери, но она не ожесточилась и не потеряла способность любить.

Если раньше Руби сдерживалась, то теперь просто взорвалась:

— Кто сказал, что я не умею любить? Я пять лет жила с Максом!

— И где он сейчас?

Руби порывисто встала из-за стола, испытывая внезапную потребность увеличить дистанцию между собой и матерью.

Нора подняла голову. Руби прочла в ее взгляде понимание и нежность. Ей стало неловко.

— Сядь. Оставим серьезные темы. Если хочешь, поговорим о погоде.

Руби почувствовала себя глупо: стоит тут, дышит как паровоз и ясно показывает, что замечание матери больно ее задело.

— Руби Элизабет, сядь и доешь свой завтрак.

Нора умела говорить таким тоном, что взрослая женщина мгновенно превращалась в ребенка. Руби послушно сделала то, что ей было велено. Нора подцепила кусочек бекона и с хрустом надкусила поджаристую корочку.

— Нам нужно съездить за покупками.

— Хорошо.

— Может, прямо сегодня утром?

Руби кивнула. Доев последний кусок, она встала и начала убирать со стола.

— Я вымою посуду. Тебя устроит, если мы двинемся через полчаса?

— Давай лучше через час, мне нужно как-то исхитриться обтереться губкой.

— Я могу приподнять твою ногу на веревке и опустить тебя в ванну, как якорь.

Нора рассмеялась:

— Нет уж, спасибо. Как-то не хочется утонуть нагишом с задранной кверху ногой. То-то был бы праздник для «желтой прессы»!

Руби не сразу осознала смысл ее слов, а когда осознала, повернулась к столу:

— Я бы не дала тебе утонуть.

— Знаю. Но стала бы ты меня спасать?

Не дожидаясь ответа, Нора развернула кресло и поехала в спальню, по дороге закрыв за собой дверь. Руби осталась стоять, глядя ей вслед.

«Стала бы ты меня спасать?»

Орден сестер святого Франциска появился на Летнем острове во время Первой мировой войны. Какой-то щедрый человек (вероятно, он вел такую жизнь, что его бессмертная душа оказалась в опасности) пожертвовал ордену больше ста акров прибрежной земли. Сестры, натуры не только высокодуховные, но и не лишенные деловой сметки, построили рядом с причалом, которому предстояло стать паромной пристанью, магазин. На пологих склонах за магазином они возвели обитель, скрытую от глаз туристов. Сестры выращивали скот и владели самым урожайным яблоневым садом на всем острове. Они сами пряли и ткали, красили ткань настоями трав, которые сами же и сеяли, и из полученной коричневой материи вручную шили себе монашеские одеяния. Обитель была готова принять не только любого члена ордена, но и женщин, бежавших от несчастной жизни и нуждавшихся в приюте. Этим женщинам предоставляли кров и то, чего им больше всего не хватало в жестоком и суетном большом мире, — время. Они занимались простыми повседневными делами, могли носить такую одежду, в какой ходили еще их бабушки, и общаться с Богом, связь с которым утратили.

По воскресеньям сестры открывали двери небольшой деревянной церкви для своих друзей и соседей.

С ближайшего острова приезжал священник и вел службу на латыни. Это была скромная церковь, где плач ребенка, заскучавшего во время молитвы, не вызывал возмущения, а к пустой тарелке для пожертвований относились с пониманием — что поделаешь, трудные времена!

Магазин «Господь даст пищу», открытый монахинями, по сей день оставался на острове единственным. Руби въехала на посыпанную гравием автостоянку, поставила мини-фургон рядом с чьим-то ржавым пикапом, затем помогла Норе перебраться в инвалидное кресло. Они вместе двинулись по крытому дощатому тротуару, связывающему три общественных городских здания. Крыша и столбики, поддерживающие ее, были увиты глицинией с душистыми белыми цветами. Вдоль тротуара попадались скамейки, сколоченные руками монахинь. Позже, когда начнется туристический сезон, все они будут заняты людьми, дожидающимися парома.

Руби открыла затянутую сеткой дверь. Звякнул колокольчик. Нора въехала внутрь. Изнутри узкое длинное здание напоминало коробку для обуви. Свет через двустворчатые окна попадал на стойку кассира. Сухие продукты были аккуратно разложены на полках. В магазине имелись небольшая морозильная камера, где хранились разные сорта мяса — говядина, свинина, баранина, птица, — и холодильник с овощами. Сестры сами выращивали их на своей земле.

Сидевшая за кассой монахиня обернулась:

— Нора Бридж? Руби? Неужели это вы?

Сестра Хелен вышла им навстречу. Ее юбка задралась, обнажив полные белые икры и ступни в шерстяных носках. Зеленые башмаки на деревянной подошве стучали при каждом шаге. Мясистое лицо монахини сморщилось в приветливой улыбке, при этом глаза за стеклами очков превратились в щелочки. Как всегда, сестра Хелен походила на старого, но бодрого гнома.

— Хвала Господу, — сказала она с сильным немецким акцентом. — Давно мы вас не видели! — Она посмотрела на Руби. — Как поживает наша шутница?

Руби улыбнулась:

— Кусаюсь понемногу. А как вы, сестра? Не припасли для меня небесных шуток?

— Я над этим обязательно подумаю. Приятно видеть вас обоих. — Монахиня ткнула Руби локтем. — Мать Рут до сих пор вспоминает, как однажды во время службы твой кролик бегал по всей церкви. Она будет рада вас видеть.

Руби слегка попятилась.

— Я… э-э… я некоторое время не ходила в церковь. Да и вообще я приехала ненадолго, всего на неделю.

Хелен бросила на нее взгляд — особый взгляд, который узнает любой католик.

— В каждой неделе есть воскресенье, не так ли?

— Да… пожалуй.

Нора улыбнулась монахине:

— Некоторые вещи не меняются.

Хелен кивнула, ее головной убор сполз на лоб, но она его тут же поправила.

— Да, на свете очень многое не меняется, это я за свои семьдесят три года усвоила. — Она выпрямилась и скрестила мясистые руки на груди. — Рада видеть, что вы снова вместе, очень рада. Давненько вас не было на острове. — Она снова повернулась к Руби: — У тебя есть детки, как у твоей сестры?

— Нет, у меня нет детей и, кстати, мужа тоже нет. Либо я распущенная и свободная как ветер, либо одинокая и нелюбимая. Выбирайте, что вам больше нравится.

Хелен рассмеялась:

— Ты такая же, как всегда, — все можешь обратить в шутку. Однако — это просто к сведению — мне больше нравится свободная как ветер и… одинокая. — Она помолчала. — Ну, магазин открыт, выбирайте, что вам нужно. Открыть для вас новый счет?

— Нет, — ответила Руби.

— Да, — одновременно с ней сказала Нора, бросив на дочь мрачный взгляд. — Я, возможно, здесь задержусь.

Руби вытащила небольшую красную корзинку из стопки таких же, вставленных одна в другую, и протянула Норе:

— Давай займемся покупками.

У прилавка с товарами для туристов — открытками, ручками с изображением парома, коричнево-белыми подсвечниками из застывшей лавы с горы Святой Елены, рождественскими украшениями — они задерживаться не стали. Руби пошла вперед, Нора медленно поехала следом.

Для начала они остановились в секции готовых завтраков. Руби взяла с полки коробку кукурузных хлопьев и бросила в корзинку, стоящую у матери на коленях.

— В этих хлопьях нет ничего полезного.

Руби обернулась и увидела, что мать хмурится.

— Может, поменять на сорт с хрустящей вишней? Там есть фрукты.

— Очень остроумно. Будь любезна, возьми для меня вон ту гранолу. Если мне не изменяет память, сестры делают ее сами.

Руби достала с полки пакет, перетянутый резинкой, и положила в корзину. Если ей не изменяет память, гранола по вкусу напоминает опилки.

— Не забудь консервированные помидоры, — продолжала Нора. — Нет, не эти, а вон те, в зеленых банках.

Руби поставила «неправильную» марку обратно на полку и взяла «правильную».

— Еще спагетти… Господи, Руби, не бери эту дешевку, возьми хорошие, итальянские.

Смесь поджаренных зерен различных злаков, семян и орехов.

№Можно подумать, они на самом деле из Италии», — скептически подумала Руби. Она стиснула зубы и пошла дальше, но с каждой минутой мать раздражала ее все больше. Когда Руби протянула руку за пачкой сладкого печенья с кремовой начинкой, Нора чуть не взвизгнула:

— Не станешь же ты это есть!

Руби медленно, очень медленно, повернулась:

— По-моему я не просила у тебя совета по рациональному питанию.

— Да, но…

— Вот именно. Это моя задница обрастет жиром и станет размером со штат Небраска, а не твоя, так что будь любезна… заткнись.

Нора вздернула подбородок:

— Отлично!

Руби услышала смешок сестры Хелен. Как ни странно, больше они с матерью не спорили, по крайней мере в бакалее. По-видимому, Нора экономила силы для овощного отдела.

— Этот початок перерос, возьми другой, белый… Нет, не этот лук, ради всего святого, Руби, возьми сладкий… Ты что, сама не видишь, что эта брокколи почти гнилая? Скажи на милость, чем ты питаешься у себя в Калифорнии?

Руби швырнула брокколи в корзину и отошла подальше, решив, что так будет безопаснее. Высунув голову из прохода, она окликнула сестру Хелен:

— Где у вас аспирин?

Та усмехнулась:

— Возле задней стены, детка, рядом с желудочной микстурой. Кстати, она тоже может тебе понадобиться.

Руби схватила большую упаковку таблеток от мигрени и бросила в корзину. Коробка ударилась о помидор со звучным шлепком, он лопнул, из него брызнул сок.

— Как мило, — пробормотала Нора, вытирая щеку. Она посмотрела в левый угол, где висели шорты и футболки. — Хочешь, я куплю тебе что-нибудь из одежды?

— Все, хватит.

Руби схватилась за ручки инвалидного кресла, развернула его и покатила к выходу. У кассы она остановилась настолько резко, что Нора чуть не слетела на пол. Сестра Хелен изо всех сил старалась сдержать улыбку.

— Приятно видеть вас вместе, прямо как в старые добрые времена.

Нора натянуто улыбнулась:

— Да, мы всегда любили семейные походы за покупками.

Руби кивнула:

— Советую запомнить наши приметы… когда полиция придет вас допрашивать.

Сестра Хелен расхохоталась и принялась пропускать покупки через кассу. Одновременно она без умолку тараторила, вспоминая то одно, то другое: кто баллотировался в мэры прошлой осенью, у кого недавно утонула лошадь, у кою высох колодец… Все это время ее руки порхали по клавишам.

Руби вышла из магазина и засмотрелась на машины, выстроившиеся в очередь к следующему парому. Она уже хотела вернуться за матерью, когда ее внимание привлекли газетные автоматы. Не раздумывая, Руби быстро направилась к автомату с «Ю-Эс-Эй тудэй». В правом верхнем углу газеты была помещена крупная фотография ее матери под заголовком: «Где скрывается Нора Бридж?»

Руби порылась в сумочке, нашла две монеты по двадцать пять центов и сунула их в прорезь.

— Дорогая, ты где? — окликнула из магазина мать.

Руби схватила газету, скатала ее в трубочку, сунула за пояс и натянула сверху рубашку.

— Я сейчас!

Она метнулась к автостоянке, открыла заднюю дверцу мини-фургона и затолкала газету под заднее сиденье. Потом, запыхавшаяся, вернулась в магазин.

Нора посмотрела на дочь:

— Пакеты стоят на прилавке у кассы, я могу взять два, если ты возьмешь третий.

Зная способность матери видеть всех насквозь, Руби почти не сомневалась — Нора знает, что она купила.

— Конечно. До свидания, сестра Хелен.

Руби схватила пакет, зажала его под мышкой и повезла мать к машине. Когда они возвратились, она помогла Норе войти в дом, потом стала вносить покупки и раскладывать по местам. Закончив, Руби обернулась к Норе, которая внимательно наблюдала за ней:

— Я… э-э… хочу прогуляться по берегу, уж больно денек хорош.

Фальшиво улыбаясь, она покинула дом, достала газету, на всякий случай спрятала ее под рубашку и направилась к воде.

Сев на плоский гранитный валун. Руби открыла раздел «Стиль жизни». Чтобы ветер не унес газету, она положила ее па песок и придавила большим куском плавника. Но ветер все равно трепал бумагу, словно пытаясь вырвать из ее рук.

ГДЕ СКРЫВАЕТСЯ НОРА БРИДЖ? Нора Бридж исчезла в самый разгар жуткого скандала. Руководители канала, на котором шло популярное ток-шоу «Духовное исцеление с Норой», упорно твердят, что мисс Бридж находится в очередном отпуске.

Том Адамс, владелец «Адамс ньюс организэйшн», человек откровенный и порой непредсказуемый, сообщает, что ежедневная колонка мисс Бридж, «Пора советует», никуда не делась.

Вчера Адамс беседовал с Кэти Курик. Он посоветовал читателям по-прежнему писать Норе, заверив, что она будет рада письмам от своих верных поклонников и ответит на все вопросы, даже самые трудные».

Однако из источников, близких к мисс Бридж, стало известно, что она может и не вернуться. Например, коллега мисс Бридж, просившая не называть ее имени, сказала следующее: «По-моему, она большая болтушка. Эти ее советы насчет святости брачных уз… Знаете, я была очень разочарована, поняв, какая она обманщица».

Итак, буря в средствах массовой информации бушует вовсю. «Тудэй», «Шоу Ларри Кинга»… Репортеры, по-видимому, рыщут по стране и пытаются взять интервью у каждого, кто когда-либо знал Нору Бридж. Они бы разорвали ее на кусочки, если бы смогли. А статья Руби только подольет масла в огонь…

Руби уютно устроилась на кровати в бывшей спальне родителей, держа на коленях желтый блокнот. Рядом с ней лежала «Ю-Эс-Эй тудэй», на первой странице которой красовалась фотография матери.

Пресса уничтожает мою мать. Наверное, так ей и надо. Чтобы сделать карьеру, она разрушила нашу семью, а теперь карьера лопнула.

Казалось бы, именно этого я добивалась. Потребность если не в мести, то в восстановлении справедливости — вот что, наверное, побудило меня взяться за этy статью.

И все-таки что-то мне не нравится…

— Руби, помоги приготовить обед!

На какое-то мгновение у Руби возникло чувство, что ей снова четырнадцать и она прячется в спальне, тайком читая «Властелина колец», хотя в это время полагалось делать уроки. Она помотала головой, стряхивая наваждение, перекатилась на живот и резко рванула на себя верхний ящик тумбочки, которая раньше принадлежала Норе. Ручки, карандаши и всякая мелочь покатились к передней стенке. Убирая блокнот, Руби заметила коричневую бутылочку из-под лекарства. На этикетке значилось: «Валиум. Нора Бридж. 1985». Лекарство было выписано доктором Олбрайтом.

Руби нахмурилась. В восемьдесят пятом году ее мать принимала валиум?

Глава 10

Валиум.

Эта новость приоткрыла дверь в прошлое, и Руби, пусть мельком, увидела женщину, о существовании которой даже не догадывалась. В восемьдесят пятом все было хорошо, замечательно. Во всяком случае, так считала Руби.

Лучше бы она не находила этот пузырек. Есть вещи, которые она предпочла бы не знать. Это все равно что случайно обнаружить вибратор, принадлежащий матери. Кое-что должно оставаться скрытым от глаз.

Руби тянула время, но в конце концов поняла, что оставаться в спальне и дальше невозможно. Когда она спустилась, Нора была уже в кухне.

— Мы сделаем цыпленка под соусом. Как ты на это смотришь?

Руби застонала:

— Готовить вместе!

— Я хочу, чтобы ты порезала брокколи. Разделочная доска вон там.

Руби послушно взяла в руки нож.

— Режь помельче, каждый кусочек должен поместиться в рот.

Следующие полчаса они работали бок о бок. Руби сварила и порезала цыпленка — на кусочки, подходящие для рта, — а Нора в это время делала все остальное. Наконец кастрюлю поставили в духовку. Нора отодвинула разделочную доску в сторону.

— У меня для тебя сюрприз. В моей гардеробной есть большая картонная коробка, можешь ее принести?

Руби замотала головой. От матери можно ждать только неприятных сюрпризов.

— Думаю, не стоит.

Нора посмотрела на нее своим особенным взглядом, и Руби сдалась. Есть силы более мощные, чем сила воли, и выразительно вскинутые брови матери являются одной из таких сил.

Руби направилась в спальню, открыла дверь гардеробной и нашла коробку. Когда она поднимала ее, что-то громыхало и звякало, словно там хранились запчасти к автомобилю. Руби отнесла коробку в гостиную и поставила на полированный кофейный столик. Коробка глухо стукнула, и внутри снова что-то задребезжало.

В гостиную въехала Нора.

— Открой.

Руби подняла боковые клапаны и заглянула внутрь.

— Проклятие!

Внутри оказались шестнадцатимиллиметровый проектор и бобина с пленкой. Руби повернулась к матери.

— Семейные фильмы, — пояснила Нора с деланной улыбкой.

— Только не говори, что хочешь вспомнить прежние времена!

— Я действительно хочу посмотреть эти пленки. Можешь смотреть вместе со мной, а можешь зарядить проектор и уйти.

Руби оказалась в ловушке. Независимо от того, увидит она фильм или нет, она все равно будет знать, что пленка здесь, в доме, ждет ее, как воображаемое чудовище под детской кроватью. Она сунула руку поглубже и достала из коробки кусок простыни — их старый «экран» — и коробочку кнопок.

Руби поставила проектор на стол в гостиной, включила в розетку и надела катушку на ось. Затем повесила на стену простыню. Она старалась не вспоминать, как серьезно они когда-то относились к ритуалу просмотра семейных фильмов. Каждый год в канун Рождества, когда под елкой многообещающе поблескивали нарядной бумагой еще не развернутые подарки, они собирались вместе, одетые в пижамы, и любовались снятыми на пленку лучшими моментами уходящего года. Это было главной традицией в семье, где традиций вообще-то существовало не много.