IV

Прилив чувств, который переполнял нашего героя, когда тот возвращался в Олбани, чтобы переодеться к обеду (в тот вечер он должен был обедать вместе с братом в клубе), был настолько необыкновенным, что он, образно выражаясь, буквально подкосил его. Давно свыкшись с этой несчастной и главной страстью своей жизни, он не мог поверить в удачу. Неужели он вновь завоевал Мадлену – нет, это слишком невероятно.

В тот вечер сэр Юстас пригласил к обеду двух своих знакомых, один из которых являлся заместителем министра колоний. В скором времени ему предстоял жесточайший перекрестный допрос в Парламенте по южноафриканскому вопросу и он с радостью ухватился за возможность пристрастно расспросить обо всем человека, столь сведущего в данном предмете. Но обнадеженного заместителя министра постигло разочарование, ибо он не выведал у нашего героя ничего путного. Почти весь обед тот молчал и откликался лишь на прямые вопросы, да и то отвечал невпопад. Заместитель министра вскоре решил, что брат сэра Юстаса или дурак, или перебрал лишнего.

Сам сэр Юстас счел обед испорченным из-за молчаливости брата, что, естественно, не улучшило его настроения. Он не привык к тому, чтобы ему портили обеды, и чувствовал себя неловко перед заместителем министра.

– Мой дорогой Джордж, – сказал он тоном ласкового раздражения, когда они вернулись в Олбани, – какая муха тебя укусила? Я сказал Атерли, что ты ему дашь полный отчет об этой неразберихе в Бехуане, а он не мог из тебя вытянуть ни слова.

Брат с отсутствующим видом набивал трубку:

– Бехуанцы? Да, про них я знаю все, я среди них целый год прожил.

– Тогда почему же ты не рассказал ему о них? В какое дурацкое положение ты поставил меня.

– Мне очень жаль, Юстас, – ответил он кротко. Завтра же пойду и все объясню ему. Дело в том, что я думал совсем о другом.

Сэр Юстас вопросительно посмотрел на него.

– Я думал, – медленно проговорил он, – о Мад, о леди Кростон.

– Ну и ну!

– Я был у нее сегодня, и мне кажется… я думаю, что женюсь на ней.

Если Бутылкин ожидал, что эту великую новость брат встретит возгласами поздравлений так, как и положено встречать подобные новости, то он жестоко ошибался.

– Боже милостивый! – только и воскликнул сэр Юстас, и очки его упали на нос.

– Почему ты так говоришь? – смущенно спросил Бутылкин.

– Потому что – потому, – отчеканил брат с ударением на каждом слоге, словно удерживаясь от крепких выражений. – Ты, наверное, совсем с ума сошел.

– Почему я сошел с ума?

– Потому что ты, еще не старый человек, перед которым открыт весь мир, сознательно хочешь связать себя с женщиной в возрасте и женщиной уже увядшей, посмотри хорошенько при дневном свете, она ужасно увяла, смею тебя заверить. К тому же она уже однажды поступила с тобой по-свински, и на ней мертвым грузом висят двое детей, и если она вновь выйдет замуж, то кроме любви к красивой жизни она тебе ничего дать не может. Но я предполагал это. Я так и думал, что своими томными бархатными глазами она покорит тебя. Ты не первый, я давно знаю ее.

– Если ты собираешься оскорблять Мадлену, – возмущенно воскликнул его брат, – тогда лучше пожелаем друг другу спокойной ночи, иначе мы поссоримся, чего бы я хотел меньше всего на свете.

Сэр Юстас пожал плечами. «Если боги хотят покарать человека, они сначала лишают его рассудка, – пробормотал он, зажигая свечу. – Что и произошло после южно-африканской кампании».

Но сэр Юстас отличался податливым нравом. Его любимый девиз звучал так: «Живи, пока живется» и, тщательно обдумав во время бритья всю эту историю, он пришел к выводу, что как ни трудно признать, но его брат будет поступать по-своему и самое лучшее, что можно сделать – это согласиться с ним и довериться естественному ходу вещей, который поставит все на свои места. Несмотря на видимую светскость и цинизм, сэр Юстас был в душе добрым малым и питал нежные чувства к своему незадачливому брату-молчальнику. Кроме того, он испытывал большую неприязнь и презрение к леди Кростон, которую он раскусил давным-давно.

Он успел хорошо познакомиться с ней, поскольку являлся одним из душеприказчиков ее мужа, и ему пришло в голову, что она может так настойчиво искать его общества оттого, что он получил титул барона.

Идея брака между братом Джорджем и его старой любовью представлялась ему во всех отношениях несимпатичной. Во-первых, по завещанию мужа Мадлена мало что получит после второго замужества. Это первое «но». Другое, значительно более существенное для сэра Юстаса заключалось в том, что в ее возрасте она вряд ли одарит семейство Периттов наследником. Сам сэр Юстас не имел ни малейшего желания жениться. Он считал брак замечательным институтом, необходимым для достойного поддержания жизни, но сам не желал иметь к нему никакого отношения. Поэтому, если его брат женится, он искренно хотел бы, чтобы от этого союза произошли дети, наследующие титул и поместье. Но прежде всех этих замечательных доводов в нем говорила сильнейшая неприязнь и недоверие к этой даме.

Однако плетью обуха не перешибешь. Он не собирался ссориться с единственным братом и возможным наследником из-за того, что тот собирается жениться на женщине, которая ему не нравится. Так что он пожал плечами, разом закончив бриться и размышлять, и решил сохранять хорошую мину при плохой игре.

– Итак, Джордж, ты все же решил жениться на леди Кростон?

Бутылкин удивленно поглядел на него. «Да, Юстас, если она согласится.»

Сэр Юстас окинул его вопрошающим взглядом. «Я думал, что дело уже решено», – сказал он.

Бутылкин задумчиво потер нос:

– Нет еще. О женитьбе еще не было речи. Но мне кажется, она хотела бы выйти за меня замуж. Одним словом, я не представляю, какие еще намерения у нее могут быть по отношению ко мне.

Сэр Юстас вздохнул с облегчением, догадавшись, что произошло. Итак, помолвка еще не состоялась.

– Когда ты собираешься увидеться с нею?

– Завтра. Сегодня она целый день занята.

Его брат вынул блокнот и справился со своим распорядком.

– Значит, мне повезло больше, чем тебе. Сегодня вечером у меня назначена встреча с леди Кростон. Не ревнуй, мой милый, всего лишь дело о наследстве. Мне кажется, я говорил тебе, что я один из душеприказчиков ее мужа, царствие ему небесное. Она странная женщина, твоя возлюбленная, – клянется, что не доверяет своему адвокату, так что всю черную работу я должен делать сам, как это ни грустно. Хорошо, если бы ты тоже пришел.

– А я не помешаю? – с сомнением в голосе спросил Бутылкин, слабо возражая против подкупа.

– Дорогой мой, как ты можешь помешать? Я только отдам бумаги на подпись и удалюсь. Ты должен быть мне бесконечно благодарен за выдавшуюся возможность. Будем считать, что все решено. Пообедаем вместе, а потом пойдем на Гросвенор стрит. Бутылкин согласился. Если бы он знал, какой план зародился в голове его брата, он, возможно, и не согласился бы с такой готовностью.

Когда ее старый возлюбленный неохотно покинул их дом, чтобы переодеться к обеду, Мадлена Кростон уселась и хорошенько задумалась. Положение не из лучших. Конечно, ей было очень приятно увидеть его, а его пылкое объяснение в любви вновь и вновь наполняло ее трепетом и даже рождало эхо в ее груди. Она гордилась тем, что этот человек, несмотря на все его уродство и неуклюжесть (инстинкт подсказывал ей), стоил дюжины лондонских щеголей, и вот этот человек все еще любит ее и никогда не переставал любить. Бедный Бутылкин! Когда-то она была очень привязана к нему. Они вместе выросли и ей пришлось пережить немало горьких минут, когда чувство, что она должна подчиниться интересам семьи и своим собственным интересам, заставило ее отвергнуть своего избранника.

В тот вечер она вспомнила, как сомневалась тогда: а стоит ли игра свеч? А может быть, ее жизнь будет ярче и счастливей, если она решится все претерпеть бок о бок со своим честным возлюбленным. Что ж, сейчас она может ответить на этот вопрос. Игра стоила свеч. Мужа своего она не любила – это правда, но вобщем-то у нее были свои радости и много денег, и власть, которую дают деньги. Мудрость, пришедшая вместе со зрелостью, лишь подтвердила ее юношеские суждения. Что касается Бутылкина, то она вскоре избавилась от этой фантазии: она годами не думала о нем до той минуты, как сэр Юстас сказал ей, что он возвращается домой, и ей приснился странный сон. Но вот он пришел к ней и добился ее близости, не в галантной, обходительной манере, к которой она привыкла, и со страстью, огнем и с полнейшим самозабвением, которое хоть и щекотало нервы, рождая смешанное чувство наслаждения и боли, подобное тому, что она испытала на испанской корриде, когда бык подбросил тореодора в воздух, но при этом новое ощущение немало встревожило ее и привело в полное замешательство.

И вновь перед нею стоял все тот же вопрос: что же делать? Сегодня утром в разговоре с ним она уклонилась от ответа, но он будет просить ее руки, она была уверена в этом. Если она согласится, на что они будут жить? Ее вдовья доля наследства при повторном замужестве будет урезана до тысячи фунтов в год – сейчас она получает четыре и то приходится экономить, а что до Бутылкина, она знала, что в его распоряжении – восемьсот фунтов, сэр Юстас сказал ей. Конечно, он унаследует титул барона, но сэр Юстас выглядит так, словно он проживет еще целую вечность, а кроме того он и сам может жениться.

Несколько минут леди Кростон размышляла о том, как прожить на 1800 фунтов в год в убогом домишке, который ей даст Верховный суд как попечитель ее детей где-нибудь в Кенсингтоне. Вскоре ей стало ясно: пускаться в эту авантюру никак нельзя.

«Совершенно очевидно, что пока сэр Юстас не поддержит брата, пожениться мы не сможем, – сказала она себе со вздохом. Однако не следует говорить ему об этом сейчас, а то он бросится в Южную Африку или еще куда-нибудь.»

V

Сэр Юстас и его брат действовали по намеченному плану. Они вместе пообедали и около половины десятого отправились на Гросвенор стрит. Степенный лакей провел их в гостиную, сообщив сэру Юстасу, что госпожа находится наверху в детской, а его ждет записка, где она обещает скоро спуститься. – Отлично, никакой спешки нет, – рассеянно сказал сэр Юстас, и слуга удалился.

Бутылкин по своему обыкновению нервно кружил по комнате, в то время как его брат стоял повернувшись спиной к огню и озирался вокруг. Внезапно его взгляд остановился на голубой бархатной портьере, которая отделяла комнату, где они сейчас находились, от большого салона, в котором никого не принимали с тех пор, как леди Кростон овдовела, и внезапно мысль, давно блуждавшая в его сознании, стала ясной и отчетливой. Он был скор на решения и через секунду уже приводил ее в действие.

– Джордж, – проговорил он быстро, тихим голосом, – послушай меня и, бога ради, не перебивай. Ты ведь знаешь: я не сторонник этой идеи – твоего брака с леди Кростон. И ты знаешь, что я ее считаю пустой – подожди, не перебивай, я только высказываю свое мнение. Ты веришь в нее, ты веришь, что она любит тебя и выйдет за тебя замуж, и имеешь на то основания, так ведь?

Бутылкин кивнул в ответ.

– Отлично. А если я сумею продемонстрировать тебе через полчаса, что она готова выйти за другого – например, за меня, ты по-прежнему будешь верить в нее?

Бутылкин побледнел.

– Это невозможно, – сказал он.

– Дело не в этом. Ты бы все равно верил в нее и все равно женился?

– Господи боже мой, нет, конечно.

– Прекрасно. Тогда я скажу тебе, на что я готов ради тебя, чтобы ты получил хотя бы слабое представление о том, как меня глубоко волнует эта история: я приношу себя в жертву.

– Приносишь себя в жертву?

– Да. То есть сегодня вечером я сделаю предложение леди Кростон прямо у тебя под носом, и бьюсь об заклад, что она его примет.

– Невозможно! – повторил Бутылкин. – И кроме того, даже если она согласится, ты-то ведь не хочешь жениться на ней.

– Жениться на ней! Ну, нет, уволь. Я еще не сошел с ума. Я постараюсь потом выкрутиться. У меня всегда было совершенно определенное отношение к этой даме.

– Прости меня, – сказал Бутылкин, судорожно глотая воздух, но я должен спросить, короче, ты был когда-нибудь близок с Мадленой?

– Клянусь честью, никогда.

– И все же ты думаешь, что она бы вышла за тебя, если бы ты сделал предложение, даже после того, что произошло между нами вчера?

– Да, я так думаю.

– Но почему?

– А потому, мой дорогой, – ответил сэр Юстас с циничной улыбкой, что у меня восемь тысяч фунтов в год, а у тебя – восемь сотен, у меня титул, а у тебя его нет. А то, что из нас двоих ты лучше, боюсь, не возмещает этой разницы.

Бутылкин одним жестом отвел этот любезный комплимент брата и повернул к нему неподвижное белое лицо.

– Я не верю тебе, Юстас, – сказал он. – Ты, верно, не понимаешь, в каком свете ты хочешь представить эту женщину, когда ты говоришь, что она могла целовать меня и объясняться мне в любви – а именно так все и было вчера – а сегодня пообещать тебе стать твоей женой? Сэр Юстас пожал плечами. «Мне думается, что интересующая нас с тобой особа однажды поступила именно так, Джордж.»

– Но это случилось много лет назад и под давлением обстоятельств. Что ж, Юстас, ты бросил это обвинение, ты подорвал мою веру в Мадлену, на которой я хочу жениться, а теперь ты должен доказать его. Давай, попробуй. Держу пари, что не сможешь.

– Дорогой мой, не взвинчивай себя, а что до пари, то больше пяти фунтов я бы не поставил. Теперь сделай мне такое одолжение, спрячься за эту голубую бархатную портьеру – как в «Школе злословия», набери в рот воды и слушай мой разговор с леди Кростон. Она не знает, что ты здесь, так что не удивится твоему отсутствию. Когда почувствуешь, что с тебя довольно, можешь уйти – там есть дверь на лестничную площадку; когда мы подходили, я заметил, что она распахнута. Или, если хочешь, можешь появиться из-за портьеры как взбешенный муж и разыграть соответствующую сцену. Да, в этой истории есть немало смешного. Я бы ужасно веселился, окажись я там на твоем месте. Давай-ка, ступай за портьеру.

Бутылкин колебался. «Я не могу прятаться», – сказал он.

– Ерунда. Помни, сколь многое зависит от этого. В любви и в войне все законно. Скорее, вот и она.

Бутылкин был взбудоражен и согласился, с трудом отдавая себе отчет, что делает. Через секунду он уже был в темной комнате за портьерой и мог наблюдать через щель за освещенной сценой, а сэр Юстас вернулся на свое место у огня, размышляя о том, что, ревностно спасая брата от самоубийственного – как он считал – брака, он втянул себя в очень милую историю. Предположим, она согласится, брат будет в бешенстве, а ему, возможно, придется уехать за границу, чтобы скрыться от этой женщины. А если она откажет ему, он будет выглядеть дураком. Тем временем до него донесся шелест ее юбок – она спускалась с лестницы и через секунду вошла в комнату. На ней было красивое платье из серебристо-серого шелка, щедро украшенное черным кружевом, с открытой спиной и вырезом, открывавшим округлые плечи. Она не носила украшений, принадлежа к той редкой категории женщин, которые могут легко обходиться без них, – красную камелию, приколотую к вырезу, едва ли можно счесть украшением.

Притаившегося за портьерой Бутылкина снедали сомнения и стыд, но он подметил эту камелию и теперь гадал, что же она ему напоминает. Затем, словно вспышка, озарило сознание и перед глазами всплыла веранда в далеком Натале, и он с раскрытом письмом в руках глядит во все глаза на цветущий куст камелии. Эта камелия на ее груди показалась ему дурным знаком. Через секунду раздался голос Мадлены.

– О, сэр Юстас, тысячу извинений. Должно быть вы здесь уже десять минут, я слышала, как хлопнула входная дверь, когда вы вошли. Но у моей бедной крошки Эффи ангина, ее лихорадит и она категорически отказывается спать, не подержав меня за руку.

– Счастливая Эффи, – сказал сэр Юстас, вежливо поклонившись, я прекрасно понимаю ее.

В эту секунду он сам взял Мадлену за руку, подкрепив свои слова нежнейшим рукопожатием. Но, зная его повадки, она не обратила на это особого внимания. Когда сэр Юстас пожимал руку даже относительно далеким ему людям, они сомневались: то ли он собирается сделать им предложение, то ли заговорить о погоде. Увы, все ограничивалось лишь погодой.

– Но я пришел по делу, а все деловые люди привыкли ждать, – продолжил он.

– Вы, действительно, очень добры, сэр Юстас, что уделяете столько внимания моим делам.

– Для меня это удовольствие, леди Кростон.

– Сэр Юстас, не надейтесь: я все равно не поверю, – рассмеялась эта лучезарная особа. – Но если бы вы только знали, как я ненавижу адвокатов и всю эту волокиту, я уверена, что вы не стали бы тратить на меня свое время.

– Не говорите об этом, леди Кростон. Для вас я готов и на большее, – тут он понизил голос, – я даже не знаю, чего бы я не сделал ради вас, Мадлена.

Она подняла свои изящные брови, так что они вытянулись в два знака вопроса, и слегка зарделась. Ничего подобного в сэре Юстасе она раньше не замечала. Неужели он все это говорит всерьез? Не может быть.

– Что же касается дела, – продолжал он, – не то, чтобы у нас тут было слишком много дел. Насколько я понимаю, вы только должны подписать уже заверенный документ, и деньги будут перечислены.

Она подписала документ, который он вынул из большого конверта, почти не глядя – замечание сэра Юстаса не выходило у нее из головы. Сэр Юстас положил бумагу обратно в конверт.

– И это все, сэр Юстас? – спросила она.

– Да, все. Теперь, когда я выполнил свой долг, я, пожалуй, пойду.

– Да уж, ради всего святого, иди! – прорычал Бутылкин за портьерой. Ему не нравилась чрезмерная обходительность брата и терпимость Мадлены к ней.

– Нет уж, лучше садитесь и поговорите со мной – если у вас, конечно нет другого, более приятного занятия.

Не трудно вообразить быстрый ответ сэра Юстаса и радостную улыбку Мадлены, с которой она приняла этот комплимент, усевшись на низкий стул – все тот же низкий стул, на котором она восседала вчера.

– Интересно, что сейчас испытывает Джордж? – подумал про себя сэр Юстас.

– Мой брат говорит, что вчера он виделся с вами, – начал он.

– Да, – ответила она, – снова улыбнувшись и недоумевая в душе, что еще открыл ему брат.

– Как вы находите, он очень сильно изменился?

– Нет, не очень.

– Когда-то вы были очень увлечены друг другом, если память мне не изменяет.

– Да, когда-то.

– Я часто думаю, как это любопытно – задумчиво продолжил сэр Юстас, – наблюдать, как время все меняет, особенно, когда это касается чувств. Вот дети строят крепости на берегу моря и думают, пока они еще маленькие, что завтра утром найдут их на том же самом месте. Но они забывают о приливе. Назавтра он сровняет их с песком, и маленьким мальчикам придется начать все сначала. То же самое происходит с нашими юношескими влюбленностями, правда? На них накатывают волны времени и смывают их, к счастью для нас. Взять вас, например: какое счастье для вас обоих, что ваш замок на песке не устоял. Не правда ли?

Мадлена тихо вздохнула. «Да, наверное, это так.»

Бутылкин, стоявший за портьерами, быстро окинул прошлое мысленным взором, и пришел к другому выводу.

– Слава Богу, с этим все кончено, – сказал сэр Юстас бодро.

Мадлена не противоречила ему, она не знала, что на это можно возразить.

В комнате воцарилось молчание.

– Мадлена, – снова заговорил сэр Юстас изменившимся голосом, – я хочу что-то сказать вам.

– Конечно, сэр Юстас, – ответила она, снова вопросительно приподняв брови, – что же именно?

– Вот что, Мадлена, – я прошу вас стать моей женой.

Голубая бархатная портьера внезапно подпрыгнула, словно она ассистировала медиуму на спиритическом сеансе.

Сэр Юстас предупредительно посмотрел в ту сторону.

Мадлена ничего не заметила.

– Да что вы, сэр Юстас!

– Полагаю, что удивил вас, – продолжал наш пылкий влюбленный, – мое предложение может показаться странным, но, по правде говоря, это не так.

– Боже мой, какая ложь! – прорычал обезумевший Бутылкин.

– Мне казалось, сэр Юстас, – проворковала Мадлена своим нежным низким голосом, вы совсем недавно говорили, будто вы никогда не собирались жениться.

– Я и не собирался, Мадлена, поскольку считал, что у меня нет никакой возможности жениться на вас (надеюсь и просто уверен в том, что такой возможности и нет, – добавил он про себя). – Но, но Мадлена, я люблю вас. (Господи, прости меня за эту ложь!) – Мадлена, послушайте меня, прежде чем дать ответ, – и он пододвинул свой стул к ней. – Я очень одинок и хочу жениться. Мне кажется, мы бы очень подошли друг другу. В нашем возрасте, когда юность уже давно позади (он не мог удержаться от этой колкости, заставив Мадлену поморщиться), вероятно, мы оба не выбрали бы себе в супруги человека младшего по возрасту. Мадлена, у меня было много поводов за последнее время, чтобы убедиться в красоте вашей души, а что касается вашей внешней красоты – то тут нужно быть просто слепцом. Я могу предложить вам хорошее положение, хорошее состояние и себя, такого, как я есть. Согласны ли вы? – и он взял ее за руку и серьезно поглядел на нее.

– Право же, сэр Юстас, – пробормотала она, – все это так неожиданно, так внезапно.

– Да, Мадлена, я знаю. Я не вправе брать вас штурмом, но я верю, что моя торопливость не обернется против меня. Подумайте немного – скажем неделю (к этому времени, – подумал он про себя, – я надеюсь уже быть в Алжире). Но, если можно, Мадлена, скажите мне, что у меня есть надежда.

Она не дала ему мгновенного ответа, но, позволив рукам безвольно упасть на колени, глядела прямо перед собой, взвешивая все за и против, и ее прекрасные глаза были устремлены в пустоту. Тогда сэр Юстас набрался мужества и, наклонившись, поцеловал это лицо, чем-то напоминавшее лик Мадонны. Но ответа все не было. Лишь мягко отстранив его, она прошептала:

– Да, Юстас, наверное, я могу сказать вам, что у вас есть надежда.

Бутылкин не выдержал: стиснув зубы, с горящим взором он сполз в зал вниз по лестнице. Он был совершенно убит. Снял пальто и шляпу с вешалки и вышел на улицу.

«Я совершил низость, – подумал он, – и заплатил за это». Сэр Юстас услышал, что дверь тихо закрылась, и тоже вышел из комнаты, пробормотав: «Мадлена, я скоро приду за ответом».

Когда он дошел до улицы, брат уже скрылся из виду.

VI

Сэр Юстас не стал возвращаться в Олбани, а нанял извозчика и отправился в клуб.

«Что ж, – подумал он про себя, – немало ролей сыграл я в этой жизни, но такой, как сегодня, еще ни разу не доводилось. Я только надеюсь, что Джордж не будет страдать. Я открыл ему глаза. Ну и женщина», – но мы не будем повторять комментарии сэра Юстаса по поводу этой дамы, с которой он был почти помолвлен.

В клубе сэр Юстас встретил своего друга заместителя министра, который только что вернулся из Парламента. Благодаря информации, которую сегодня утром ему сообщил Бутылкин, которого в покаянном настроении сэр Юстас послал в Колониальное Управление, он только что доблестно смешал все карты и чуть не разбил наголову наглецов, желавших «войти в курс дела». После такой победы он ликовал и воодушевленно приветствовал сэра Юстаса. Они просидели за беседой больше часа.

Потом сэр Юстас, бывший, как мы уже говорили, жаворонком, а не совой, отправился домой.

У себя в гостиной он обнаружил брата, размышлявшего у камина с трубкой в зубах.

– Привет, старик, – поздоровался он, – жаль, что ты не пошел со мною в клуб. Там был Атерли, он в восхищении от тебя. То, что ты рассказал ему сегодня утром, позволило ему разгромить врагов, а поскольку в последнее время борьба эта была довольно безуспешной, теперь он ликует. Он хочет увидеться с тобою завтра. Кстати говоря, ты очень ловко скрылся вчера. Вот бы и мне так. Ну что ты теперь думаешь о своей любимой?

– Я думаю, – сказал он медленно, – что я лучше не буду говорить о том, что я думаю.

– Ну теперь-то ты не собираешься жениться на ней?

– Нет, я не женюсь на ней.

– Отлично, но я предполагаю, что так просто от нее не избавишься. Однако в жизни бывают такие моменты, когда нужно пожертвовать собственным комфортом – сейчас как раз такой момент. В конце концов, она действительно очень мила в темноте, бывает хуже.

Джордж вздрогнул, а сэр Юстас закурил сигарету.

– Кстати, старина, – сказал он, устроившись в кресле, – надеюсь, ты на меня не сердишься. Поверь, у тебя нет оснований ревновать ее, ей наплевать на меня, все дело в титуле и состоянии. Если бы завтра к ней посватался лорд с годовым доходом в тысячу фунтов, она бы тотчас отшвырнула меня, как резиновый мячик, и вышла за него.

– Нет, я не сержусь на тебя, ты хотел как лучше, я зол на себя. Шпионить за малодушной женщиной недостойно.

– Ты слишком щепетилен, – сказал зевая сэр Юстас. Когда охотишься за змеей, все средства хороши. Бог мой, раз или два я чуть не взорвался – ну и комедия. – И сэр Юстас погрузился в сон.

Джордж сидел молча и глядел на огонь.

Через некоторое время его брат внезапно очнулся.

– Бутылкин, ты еще здесь? (Он впервые назвал его так с тех пор, как он вернулся). – Странная вещь, но мне снилось, что мы снова дети и ловим форель в Кэнтльбруке. Мне приснилось, что я поймал большую рыбу, а ты так взволнован, что даже прыгнул за ней в воду – помнишь, так и было однажды, тебя понесло вниз по течению, а я остался на берегу, жуткий сон. Ну ладно, спокойной ночи, дорогой. Предлагаю поехать туда весной и половить форель. Храни тебя Господь!

– Спокойной ночи, – сказал Джордж, ласково глядя вслед уходящему брату.

Потом он поднялся и тоже отправился в спальню. На столе стоял старый потрепанный чемодан в металлической оправе – спутник всех его путешествий. Он раскрыл его и первым делом достал бутыль с хлоралом.

«А, – сказал он, – ты мне понадобишься, если я снова усну». Поставив бутыль на стол, он вытащил из грязного конверта одно или два письма и выцветшую фотографию. Ту самую, что висела над его кроватью в Марицбурге. Он уничтожил их, разорвав на мелкие клочки своими сильными бронзового цвета пальцами.

Потом закрыл коробку и в задумчивости уселся за стол, открыл шлюзы в мозгу и позволил морю страдания свободно вливаться через них.

Итак, этой женщине он простил все и чтил, и любил ее все эти годы. Вот и конец всему. Достойная награда за его преданность и его надежды. Он скривился от боли и презрения к самому себе. Что теперь делать? Вернуться в Южную Африку?

Уже нет душевных сил. Остаться здесь? – Невозможно. Запас жизненных сил истрачен. Обман рассеялся – прелестная иллюзия его жизни. Он чувствовал, что сходит с ума, как человек, от которого отделилась тень.

Он поднялся, открыл окно и выглянул наружу. Стояла ясная морозная ночь, и звезды ярко сверкали. Он постоял, поглядел на них, потом разделся. Обычно он молился перед сном, в отличие от большинства мужчин. За долгие годы он ни разу не уснул без молитвы, в которой просил Провидение, чтобы оно хранило и благословляло его любимую Мадлену. Но сегодня он не произнес ни одной молитвы. Он не мог молиться. Три ангела: Вера, Надежда, Любовь, чей шепот до сего дня не умолкал в его ушах, взлетели и покинули его, пока он играл в соглядатая за голубыми бархатными портьерами.

Он проглотил снотворное и уснул.

Когда Мадлена Кростон узнала страшную новость на светском обеде, состоявшемся на следующий день, она была потрясена и решила вернуться домой раньше обычного. И поныне она пересказывает эту историю как пугающее предостережение против неосторожного использования хлорала.