Обхватив сильными руками стройные бедра, Колт как мог, старался укротить собственную страсть. Он ни о чем так не мечтал в эту минуту, как только раз за разом все глубже врезаться в нее, чтобы потом излиться горячим потоком в её жаркой шелковистой глубине. Колт чувствовал, что этот момент вот-вот настанет, но старался оттянуть его, насколько хватит сил.
      Шарлин стонала, охваченная пожиравшим её огнем. Закрыв глаза, закинув назад голову с беспорядочно разметавшимися по плечам волосами, она хрипло дышала сквозь стиснутые зубы. Она кричала от наслаждения, чувствуя, что взлетает все выше и выше и, потеряв голову, пролепетала, - Ах, как хорошо, любимый ... еще, еще.... И так будет всегда ... когда мы поженимся ...
      Забившись в судорогах экстаза, она закричала и её крики эхом разнеслись по пустому дому. Колт, по-прежнему продолжая сжимать Шарлин в объятиях, с силой подмял девушку под себя, и не выходя из нее, задвигался ещё более резкими толчками, нетерпеливо ощущая, как и для него близится блаженный миг освобождения. Чувствуя, как её влажное тело содрогается под ним, он вздрогнул последний раз и обмяк на ней.
      Когда в голове у Колта немного прояснилось, он отпустил Шарлин и, откатившись от нее, устроился на животе. Теперь, когда возбуждение схлынуло, а страсть была утолена, он не чувствовал ничего, кроме усталости и сожаления. Да, конечно, он испытал наслаждение, как, впрочем, и всегда. Но он прекрасно знал, что играет с огнем. Стоит отцу Шарлин застать их вместе, и участь его будет решена.
      Шарлин довольно мурлыкала рядом с ним, её пальчики игриво ласкали его спину, чуть касаясь выпуклых, твердых, как железо, мускулов, рельефно выступавших на мощной спине Колта. - Ты знаешь, - пропела она, - а мы ведь до сих пор никогда не проводили вместе ночь. Всегда нам приходилось разлучаться с тобой, Колт, но нынешняя ночь принадлежит нам!
      - Собирайся, - коротко приказал он, и голос его прозвучал резче, чем ему хотелось бы. - ты должна немедленно уйти отсюда. Если твои родители вернутся раньше и не найдут тебя дома, они с ума сойдут от беспокойства. Надеюсь, в твои планы не входит, чтобы они обнаружили тебя в моей постели.
      Спустив длинные ноги с кровати, он принялся натягивать брюки, подгоняя её, - Ну, давай же, торопись. Я отвезу тебя в город. Не бойся, тебе не придется возвращаться одной, я довезу тебя до самых дверей. Ну, поторопись же.
      Шарлин испуганно прижалась к спинке кровати. - Я остаюсь, Колт. У нас с тобой до сих пор не было ни одной возможности провести вместе целую ночь, а теперь ты гонишь меня. Ну, пожалуйста, перестань. Все будет чудесно. Мы сможем снова заняться любовью, когда немного отдохнем, а потом я приготовлю замечательный завтрак, мы вместе искупаемся и я успею вернуться задолго до того, как вернется отец с мамой.
      Резко обернувшись, он вперил в неё разъяренный взгляд, - Прекрати валять дурака, Шарлин. Тебе пора уезжать. И немедленно! - Колт протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но девушка оттолкнула его.
      Он почувствовал, что ещё немного, и просто не сможет справиться с охватившей его бешеной яростью. Склонившись над кроватью, он рывком вытащил из неё Шарлин и резко встряхнув, поставил на ноги. - Быстро одевайся и жди меня снаружи. Я пойду седлать лошадей.
      Вдруг неожиданно для него лицо Шарлин исказилось и она разразилась судорожными рыданиями, - Попробуй только выгнать меня на улицу, и, Бог свидетель, я тебя возненавижу на всю жизнь!
      В отчаянии Колт выругался и схватив себя за голову, взъерошил густые волосы. О, женщины! Сейчас он предпочел бы ночь напролет возиться с деловыми бумагами, взвалить на плечи все тяготы по управлению и ранчо, и рудником, управлять сотней ковбоев, чем когда-нибудь иметь дело с женой.
      Привстав на цыпочки и обвив руками его загорелую шею, она взмолилась, - Ну пожалуйста, Колт, не заставляй меня уехать. Давай проведем эту ночь вместе, любимый. Неужели у тебя хватит жестокости выбросить меня за дверь после того, как нам с тобой было так хорошо вдвоем? ... Она жалобно заплакала, спрятав лицо у него на груди.
      И Колту на минуту стало неловко. Она права. Им действительно было хорошо вместе, а он теперь вышвыривает её за дверь, как простую шлюху. Стыд какой! Но в то же время подсознательное чувство подсказывало ему, что нужно немедленно вернуть девушку домой, если он хочет избежать неприятностей. Мы пожалеем об этом, - беспомощно покачал головой Колт.
      Почувствовав, как слабеет его сопротивление и уже предвкушая победу, Шарлин повисла у него на шее и принялась осыпать быстрыми поцелуями лицо. Нет, нет, не волнуйся, - уверенно бормотала она, - Я же знаю отца. Он никогда не уедет из дома, плотно не позавтракав. Банк не открывается раньше половины девятого, а до Пайн Блафф не меньше двух часов езды, то есть он приедет как раз к открытию. Я уеду с первыми лучами солнца и проскользну в дом так, что ни одна живая душа не узнает.
      Окончательно сдавшись, Колт, тем не менее, дал себе слово поговорить с ней позже. Он поклялся про себя, что выдержит все: слезы, упреки, но заставит её кое-что понять раз и навсегда. Во-первых, пусть и не надеется, что он когда-нибудь женится на ней. Он вообще не намерен связывать себя в ближайшее время. А во-вторых, если она снова начнет преследовать его, то он сумеет положить конец этим встречам.
      Шарлин попыталась было протестовать, когда он объявил, что возвращается к прерванной работе, но Колт сделал вид, что ничего не слышит и, вернувшись в отцовский кабинет, с облегчением бросился в кресло. Он был крайне недоволен - и Шарлин, а больше всего самим собой.
      Попытавшись сосредоточиться на ворохе документов, Колт уповал лишь на то, чтобы с первыми лучами солнца Шарлин навсегда исчезнет, не только из его дома, но и из жизни
      Шарлин приоткрыла заспанные глаза, зажмурившись от яркого солнечного света, вливавшегося в широко распахнутое окно в спальне. Испуганно озираясь вокруг, она вначале даже не поняла, где находится. Солнце уже стояло высоко. Значит, она проспала рассвет и, черт побери, куда запропастился Колт?! Почему он не разбудил ее? - О Боже! - в отчаянии прошептала она, одна в пустой комнате, чувствуя, как судорога страха сжала горло. - Ну и попалась же я! - Похоже, что родители уже должны быть дома, и её отсутствие, вне всякого сомнения, обнаружено. Конечно же, им и в голову не пришло, что любимая дочка могла ускользнуть из дому, чтобы вволю позабавиться с любовником, поэтому они сейчас наверняка потеряли от страха голову, предполагая всякие ужасы. И первым делом они пошлют за шерифом и о Господи! - что же ей делать?!
      Подхватив валявшееся на полу смятое платье, она второпях натянула его и, выбежав из спальни, кинулась вниз по лестнице, испуганно зовя Колта. Заметив на стене часы, она бросила на них взгляд и чуть не упала в обморок, увидев, что они показывают два часа. Шарлин, побледнев как смерть, схватилась за перила, почти теряя сознание.
      Колт с трудом оторвал от стола растрепанную голову и протирал распухшие глаза, стараясь понять, что случилось, когда до него донеслись испуганные крики Шарлин. Он потряс головой, пытаясь прийти в себя и разобраться в происходящем.
      Шарлин ворвалась в комнату, как ураган. На мгновение Колту показалось, что она потеряла рассудок, волосы её разметались по плечам, на помертвевшем лице огромные голубые глаза казались безумными. - Колт! Тебе известно, который час?! - завопила она, - Почему, черт возьми, ты не разбудил меня? О, Боже, Боже, что же мне делать?! - заливаясь слезами, она упала ему на грудь.
      Вздрогнув, Колт вскочил на ноги, не заметив, что от толчка девушка отлетела в сторону и едва не упала. Бросив взгляд на стол, он все понял: там стояла наполовину пустая бутылка виски и часы, стрелки которых замерли на цифре "девять". Колт почувствовал, как у него подогнулись ноги.
      - Боже милосердный! - он без сил рухнул в кресло, схватившись руками за голову.
      Колт был в таком отчаянии, что не сразу вспомнил о Шарлин, которая металась из угла в угол, ломая руки. - Что же делать?! Они наверняка уже дома. Отец пошлет за шерифом и они обшарят всю округу, разыскивая меня. Теперь уже никак не скроешь, что я провела у тебя всю ночь. Отец убьет меня! Он и тебя убьет и весь город будет знать о нас с тобой. Я пропала! Я больше никогда не смогу смотреть людям в лицо!
      Она продолжала причитать, сходя с ума от ужаса и стыда. Колт угрюмо молчал, его терзали собственные мысли. Да, похоже, будет большой скандал, а это как раз то, чего он всеми силами стремился избежать. Каждый в их городе знал, что Карлтон Боуден души не чает в единственной дочери, и уж, конечно, не будет особенно церемониться с соблазнителем, обесчестившим невинную девушку. Шарлин ничуть не преувеличивала, когда заявила, что её отец способен без долгих разговоров пристрелить Колта. Во всяком случае, подумал угрюмо Колт, скорее всего, именно с этого он и начнет.
      Шум внизу подсказал Колту, что появились слуги. Он вышел из комнаты и крикнул, что занят и не желает, чтобы его беспокоили, а затем с шумом хлопнул дверью. Подойдя к Шарлин, которая по-прежнему заливалась слезами, он крепко стиснул ей руки, впившись в неё горящим взглядом. - Ну, успокойся, пожалуйста, тише, тише. Давай подумаем, как нам быть. Твои слезы нам ничем не помогут.
      Она провела по лицу дрожащими, мокрыми от слез пальцами и прошептала, заикаясь, - Колт, поверь мне, я в самом деле не хотела, чтобы это случилось. Я и вправду хотела уехать на рассвете, чтобы успеть домой до того, как вернутся отец с мамой. Клянусь, я не виновата в этом!
      Трясущимися руками он пригладил взлохмаченные волосы и с досадой отвернулся от нее. - Знаю, знаю, - пробормотал он. Даже если учесть, что накануне вечером она хитростью заманила его в постель, то сейчас, похоже, говорила правду, слепой бы увидел, что девушка безумно напугана.
      Подойдя к окну, он невидящим взглядом уставился на зеленую лужайку внизу, на сонную речушку, медленно и лениво струившуюся в ослепительных лучах жаркого полуденного солнца. Затем резко обернулся. - Мы должны сказать, что я пригласил тебя поужинать. Мы с тобой слишком много выпили и заснули тут же, за столом. Я упрошу повариху подтвердить это и сказать, что она ночевала в доме и видела, что мы провели всю ночь в столовой. Мы скажем, что были мертвецки пьяны.
      Шарлин отрицательно покачала головой. - Это не сработает. Даже если отец и мать поверят нам, все равно по городу поползут сплетни и скандала не избежать.
      - Черт с ними, пусть думают, что хотят.
      Она снова затрясла головой. Колт подозрительно вглядывался в лицо Шарлин, ему почему-то показалось, что на мгновение ужас и отчаяние куда-то исчезли из её глаз. Она показалась ему какой-то другой. Удовлетворенной? Торжествующей? - Мы не должны ни в чем сознаваться, - резко повторил он.
      Она медленно приблизилась к нему и ласково погладила по щеке. - Нет, Колт, - мягко прошептала она. - Ничего не получится. Я думаю, будет гораздо лучше, если мы просто исчезнем на какое-то время. Ну, хотя бы на несколько дней. А родителем пошлем записку, где все объясним, чтобы они не тревожились ...
      - Ну нет! - он так стиснул Шарлин, что она негодующе вскрикнула. Даже не думай об этом, - произнес он ледяным тоном. - Ничто не заставит меня жениться на тебе. Я уже сто раз говорил об этом, но ты, видно, не слушала или не хотела понять меня. Я не собираюсь жениться на тебе. Я вообще не хочу жениться. И я не позволю загнать меня в угол из-за того, что случилось этой ночью. Да, я виноват в том, что затащил тебя в постель, но я не приглашал тебя к себе и не собираюсь нести ответственность за то, что произошло. Поэтому будет гораздо лучше, если ты просто забудешь об этом!
      Колт с силой оттолкнул от себя Шарлин и она убедилась, насколько он взбешен. До него постепенно стало доходить, что возможно, и очень возможно, это была не просто случайность.
      Глаза Шарлин злобно сузились, тонкие ноздри затрепетали от бешенства. С силой сжав кулаки, она шагнула вперед и Колт внезапно подумал, что никогда ещё не видел её такой, как в эту минуту. Как он мог когда-то считать её красавицей?! Похожая на злую ведьму, она стояла перед ним с разметавшимися по плечам, спутанными волосами и искаженным яростью лицом.
      - Нет, ты женишься на мне, Джон Тревис Колтрейн! Раз ты попользовался мной как женщиной, то теперь изволь сделать меня женой! Я не позволю, чтобы моя репутация была погублена. И я не намерена ходить, пряча от стыда глаза, по улицам родного города из-за такого ублюдка, как ты. Ты должен на мне жениться! И ты женишься или, Богом клянусь, проклянешь день, когда так поступил со мной!
      Колт покачал головой, а перед его глазами промелькнули мгновения, когда она сбросила перед ним одежду, предлагала ему свое тело ... снова и снова бесстыдно умоляла вонзиться глубже. Она желала его так же сильно, как и он сам хотел её, но, видит Бог, он никогда не предлагал ей стать его женой, даже ни разу не сказал, что любит её. Он не пытался обманом заманить Шарлин в постель и не считал поэтому, что обманул её.
      - Нет! - медленно и отчетливо произнес Колт, все так же твердо глядя ей в глаза, - Можешь делать со своей репутацией все, что угодно, раз ты вспомнила о ней, но сейчас убирайся!
      Он немедленно пожалел о своей грубости, но было уже слишком поздно. Пронзительный вопль, вырвавшийся из горла потрясенной Шарлин, эхом разнесся по всему дому.
      - Шарлин, подожди - ...
      Он попытался было удержать её, но она вырвалась и выбежала из комнаты. Она отчаянно рыдала но он твердо знал, что вопли и стоны, которые доносились до него, были вызваны не стыдом или страхом. Это яростно бушевала оскорбленная гордость отвергнутой женщины.
      От досады и злости Колт со всей силы впечатал кулак в стену спальни, даже не почувствовав боли. Черт возьми, что же теперь будет?! Он и предположить не мог, на что может теперь решиться Шарлин. Проклятье, он не должен был быть так груб, конечно, но она сама заставила его потерять голову.
      Услышав топот копыт, он высунулся в окно и увидел Шарлин верхом на лошади. Безжалостно вонзив шпоры в бока невинного животного, она пустила лошадь галопом по направлению к городу. Бог знает, что она задумала, обреченно подумал он.
      Колт тяжело вздохнул. Он знал, как ему следует поступить - встретить опасность лицом к лицу. Будь мужчиной, подумал он. Поезжай в город и сам поговори с Карлтоном Боуденом. Он не знал, что собирается сказать отцу девушки, но понимал, что не имеет права оставаться на ранчо, скрываясь от всех. Он должен рассказать Боудену, как было дело, а там будь, что будет!
      "Будь мужчиной!" так всегда ему говорил отец. Прав ты или нет, будь мужчиной. Только тогда, как бы не обернулось дело, он сможет по-прежнему смотреть людям в глаза.
      Его отец, Тревис Колтрейн, был уверен Колт, за всю свою жизнь ни разу не совершил ничего такого, за что бы ему было стыдно
      Но сейчас его сыну было нелегко походить на отца.
      Глава 4
      Элейн Барбо-де Бонне казалась совершенно безмятежной, когда сидела уютно устроившись в своем любимом кресле с изящно закругленными ножками и овальной спинкой в стиле Людовика ХVI. Но это была одна видимость. На самом деле она уже давно не бывала настолько подавлена, как в эту минуту.
      Нежно лаская длинными, чувственными пальцами изящно простеганное сиденье, богато украшенное вышивкой и тесьмой, она машинально подумала, что ни одно вечернее платье, какого бы цвета оно ни было, не могло выгоднее оттенить её красоту, чем эта прелестная парчовая обивка теплого оттенка слоновой кости.
      Клода безумно раздражало это кресло, впрочем, Элейн никогда не была в восторге от его вкуса. Вся остальная комната, в соответствии с его желанием, была обставлена в стиле Бидермейера, и, казалось, невольно переносила вас в начало века. Но Элейн была уверена, что и тогда подобный стиль был принадлежностью исключительно средних классов. Ей было не по себе от его классической, строгой простоты, а стол розового дерева с металлической инкрустацией приводил Элейн в содрогание, поскольку рядом её любимым креслом выглядел неуместной дешевкой.
      Больше всего ей хотелось бы полностью сменить мебель в замке, а затем заново отделать его в стиле обожаемого ей рококо, которым она так восторгалась. Особенно умиляли её прелестные витые ножки у мебели и все очаровательно прихотливые изгибы деталей, как бы позаимствованные во Франции эпохи Луи XV. Всю обстановку можно было бы заказать из красного или розового дерева или из ореха, но чем богаче и оригинальнее была отделка, тем выше цена.
      После неожиданной смерти Клода ей пришлось продать все хоть мало-мальски ценное - картины, серебро, драгоценности. А теперь, когда её письменный стол был буквально завален неоплаченными счетами, похоже, дошла очередь и до замка.
      - О, Клод, как я надеюсь, что ты горишь в геенне огненной, - в пустой гулкой комнате неожиданно громко прозвучал её страстный голос. Она бы все сейчас отдала, чтобы этого брака никогда не было, но в то время выйти за него казалось единственным достойным выходом из безнадежного тупика, в котором она оказалась.
      И все это благодаря Тревису Колтрейну. Она была бы счастлива, увидев, как он корчится от муки в аду на раскаленных углях.
      Прикрыв глаза, она мысленно перенеслась на крыльях памяти в то блаженное время, когда жизнь её поистине была раем на земле. Не стертые временем, воскресли воспоминания о роскошном доме в родном Кентукки. Построенный на века из огромных глыб серого гранита, настоящий дворец, он высоко и горделиво возносил к небу все четыре угловые башни. А участок земли вокруг! - Элейн даже всхлипнула от острой тоски по навеки ушедшему прошлому - вокруг четырехэтажного особняка были разбиты прелестные цветники и лужайки, в соответствии с прихотливым замыслом архитектора. А сколько там было деревьев: высоких стройных кленов, орешника, могучих дубов с раскидистыми ветвями. Боже, как это было великолепно, подумала с тоской Элейн и глаза её наполнились слезами.
      Да, в те времена жизнь её была прекрасна и казалось, что конца не будет этому блаженству. К несчастью, отец связался со страшным Ку-клукс-кланом, а потом и стал их тайным ночным предводителем. Но правительство послало в Кентукки окружного шерифа, чтобы покончить с Кланом. Шерифом в то время был Тревис Колтрейн, и к тому времени, когда он выполнил данный ему приказ, империя Барбо была разрушена до основания, а их жизнь разбита.
      До боли стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев, Элейн с гневом и отчаянием снова вспомнила тот ужасный день, когда Тревис Колтрейн подло убил единственного человека, кого она действительно любила. В слепой ярости позабыв о себе, она пыталась застрелить Колтрейна, но негодяю сопутствовала удача, а её пуля, по несчастной случайности, поразила отца.
      Будь ты проклят навеки, Тревис Колтрейн, за все то горе, что принес нашей семье!
      Папа не надолго пережил своих друзей из Клана, он тихо угас вскоре после того, как организация перестала существовать. Пришлось тогда трудиться, не покладая рук, чтобы спасти остатки семейного богатства, чудом уцелевшие после того, как было обнаружено, что всеми уважаемый Джордан Барбо - тайный вождь печально знаменитого Ку-клукс-клана. Как будто в насмешку над тем адом, в который с тех пор превратилась её жизнь, Тревис Колтрейн лишил её единственной сестры. Женившись на Мэрили, он увез её в свою Богом проклятую Неваду, где бедняжка очень скоро умерла, пытаясь произвести на свет дитя, которым Тревис наградил её задолго до свадьбы.
      После смерти Мэрили Элейн твердо решила, что заставит Тревиса заплатить за все то зло, что он принес их семье. Собрав волю в кулак и тщательно обдумывая каждый свой шаг, она все сделала для того, чтобы завоевать привязанность, а затем и любовь своей маленькой племянницы. Ах, как же сладка была её месть! Никогда она не забудет искаженное горем и мукой лицо Тревиса в тот день, когда с торжеством забрала у него Дани.
      А вскоре в её жизни появился Клод и взял на себя все финансовые проблемы осиротевшей семьи. Бесхарактерный, слабый и непривлекательный, он вряд ли мог устоять против чар Элейн. И очень скоро, околдованный и не помня себя от счастья, предложил ей руку и сердце. Они немедленно уехали к нему на родину, во Францию, где она твердо надеялась до конца своих дней прожить в роскоши, покое и изобилии.
      А сейчас она опять в том же тупике, что и много лет назад. Но только теперь нет надежды, что откуда-то вдруг придет спасение. Для неё это было бы слишком большой удачей, ведь, несмотря на её красоту и прекрасно сохранившуюся точеную фигуру, кто из богатых или хотя бы состоятельных мужчин женился бы на зрелой женщине, когда кругом полным-полно очаровательных юных девушек.
      Да, сейчас положение было гораздо хуже. Прижав к груди дрожащие руки, чтобы унять беспомощно трепыхавшееся в груди сердце, она в отчаянии ломала голову в поисках выхода. Боже милостивый, что же делать?! Если даже продать замок, то крохи, оставшиеся после оплаты счетов, наверняка уйдут в лапы безжалостных кредиторов на оплату долгов Клода. Вряд ли ей что-нибудь останется. И ни гроша в будущем. Как же жить дальше? Стать прислугой? И у кого, может быть, у людей, которые несколько лет назад считали честью для себя попасть на один из её роскошных приемов? Нет, уж лучше умереть! Продавать себя? Она слишком стара уже, чтобы кто-то заплатил приличную цену за её увядающее тело. И потом, с кислым видом недовольно подумала Элейн, в конце концов - это долг мужчины - прилично обеспечить жену, ведь это так унизительно - ломать голову, гадая, как прокормить себя.
      Оставалась одна, последняя надежда, письмо от Тревиса с обещанием оставить Дани половину серебряного рудника. Но эта взбалмошная девчонка со своей проклятой религиозностью вполне способна вдребезги разбить все надежды Элейн. Где только она набралась этой глупости? Уж, конечно, не от Элейн. Для неё религия никогда не стоила и ломаного гроша.
      - Будь ты трижды проклят, Тревис Колтрейн, - с бешенством воскликнула она. - Ты снова разрушишь мою жизнь - на этот раз руками своей дочери. Закрыв лицо дрожащими пальцами, она горестно и безнадежно зарыдала, громко всхлипывая, так что даже не услышала, как кто-то тихо вошел в комнату и встал у неё за спиной, пока знакомый мягкий голос не заставил её вздрогнуть от неожиданности.
      - Пожалуйста, не плачь, тетя Элейн, прошу тебя.
      Ее голова дернулась, как от удара, а глаза злобно сузились и превратились в щелки, когда она увидела перед собой безмятежное личико Дани. Как она сейчас похожа на Мадонну, горько подумала Элейн, даже светится от сознания своей святости. Заметив маленький чемоданчик в руках девушки, она резко вскинула голову. - Что это у тебя с собой? Мне казалось, что ты решила оставить здесь все мирские вещи и скрыться от соблазнов светской жизни, - язвительно прошипела она.
      - Это просто туалетные принадлежности, тетя, - мягко ответила Дани, думаю, потом их заберут у меня, чтобы заменить теми, какими обычно пользуются сестры-монахини. Но до монастыря далеко и я даже не представляю, что мне может понадобиться.
      Элейн молча отвернулась к окну, её холодное лицо превратилось в маску презрительного негодования. Со вздохом опустив на пол чемоданчик, Дани тихо опустилась на колени перед теткой. Она попыталась взять руки Элейн в свои, но та с негодованием оттолкнула девушку. - Пожалуйста, - умоляюще произнесла Дани, ловя взгляд Элейн, а по щекам её катились крупные слезы, я не хочу расставаться с тобой подобным образом. Ты должна радоваться за меня, тетя. Я ведь наконец нашла свою судьбу. Господь всемогущий снизошел до меня, чтобы дать понять, что моя ничтожная жизнь нужна святой церкви. Никогда ещё я не была так счастлива. Как жаль, что ты не понимаешь меня, а я была уверена, что мы вместе порадуемся моему решению. - И она робко заглянула в безжалостное лицо Элейн.
      Та по-прежнему смотрела в окно, словно ничего не слыша. - Иди своей дорогой, - холодно процедила она, - Ты приняла решение, значит, так тому и быть и нет смысла обсуждать это. Я посвятила тебе всю свою жизнь, окружила любовью и заботой, дала тебе все, а чем ты отплатила мне за это? Повернулась ко мне спиной и уходишь?! По-видимому, ты так счастлива, что не замечаешь, как разрываешь мне сердце!
      - Я никогда не забуду, что ты для меня сделала, тетя Элейн! Я так люблю тебя. Пожалуйста, поверь мне.
      - Так, значит, такова твоя любовь! Становишься одной из те эгоистичных полусумасшедших фанатичек-монахинь, которые бросают дом и семью ради своей религиозной мании! - она окатила Дани с ног до головы презрительным взглядом. - Твое место не в монастыре, а в сумасшедшем доме.
      Дани тяжело вздохнула. Эта сцены повторялись по несколько раз на дню и уже успели изрядно ей наскучить. Тысячу раз она пыталась объяснить тетке, что давно не ощущала такого мира и покоя в душе, но все было бесполезно Элейн не желала её слушать и ничто не могло изменить её. О Боже, но как же Дани не хотелось, чтобы они расстались именно так!
      Но видно, ничего не поделаешь! С тяжелым вздохом Дани подобрала свой чемодан и повернулась к Элейн, - Я каждый день буду молиться за тебя, тетя.
      - Мы тоже будем молиться - чтобы к тебе поскорее вернулся рассудок, саркастически хмыкнула та в ответ. Вдруг обе заметили Гевина, стоявшего в дверях со стаканам виски в руке. По-видимому, он довольно давно наблюдал за ними. Заметив, что обе женщины выжидательно смотрят на него, Гевин неторопливо отхлебнул из стакана и направился к ним. Подойдя вплотную, он обвиняюще ткнул пальцем в Дани, - Ты, эгоистичная сука! Ни о ком никогда не думаешь, кроме себя. Тебя не волнует, что твоей тете и мне скоро придется остаться без крова над головой и Бог знает, что сулит нам будущее. Ты, не задумываясь, поворачиваешься спиной к собственному счастью, я уж и не говорю, что ты отбросила мое предложение, словно грязную тряпку! Нет, тебя ничего не трогает! Хорошо же, иди и живи беззаботно остаток своих дней. Да не забудь молиться о своей душе, - он сделал паузу, - которая, я уверен, будет гореть в аду, неблагодарная тварь!
      Терпение Дани, наконец, лопнуло, - Та удача, о которой ты говоришь, ничего не значит для меня. Мне не нужны эти деньги. Перед смертью я оставлю все, что у меня есть, святой церкви. - Она презрительно взглянула ему в глаза, - А что касается твоего смехотворного предложения, то мы оба знаем, почему тебе пришло это в голову. - Покончив, наконец, с Гевином, она снова обернулась к Элейн. - Пожалуйста, постарайся понять меня, тетя. И благослови меня на прощание.
      Но сердце Элейн не дрогнуло, - Будь ты проклята, тварь неблагодарная!
      Прижав ладонь к дрожащим губам, Дани бросилась на улицу, навстречу ярким лучам солнца, прочь из родного дома.
      Элейн снова тихо заплакала. Вытащив из кармана серебряную фляжку, Гевин отставил в сторону стакан и лениво принялся тянуть виски прямо из горлышка. Допив, он расположился в удобном кресле напротив Элейн.
      Они долго сидели в угрюмом молчании, время от времени прерывавшееся лишь всхлипываниями и вздохами Элейн. - Может, хватит наконец?! - взорвался Гевин. - мне уже осточертело твое бесконечное нытье! Я же в конце концов, не рыдаю и не обливаюсь горючими слезами.
      Глаза Элейн негодующе вспыхнули. - Не смей так со мной разговаривать! Знай свое место!
      - Мое место! - Гевин горько рассмеялся, - А как долго оно будет моим, это место?! И твоим, кстати, тоже! Полгода или даже меньше. Сможем ли мы удержаться на плаву? А может, начнем распродавать мебель, стулья, кресла, одно за другим, чтобы не умереть с голоду? Или лучше оставить мебель на потом, а то нечем будет топить, когда наступит зима? А можно прямо сейчас выйти на улицу и просить подаяние! Нет, моя дорогая, места у нас с тобой скоро уже не станет.
      - Замолчи немедленно! - истерически крикнула Элейн и, вскочив на ноги, забегала по комнате, вполголоса что-то бормоча, как будто одна неотвязная мысль преследовала её, не давая покоя. В эту минуту она казалась помешанной. - - Будь ты проклят, Тревис Колтрейн! Будь ты проклят, ты опять посмеялся надо мной! Я обречена сдохнуть в нищете, а ты и твоя жена катаетесь, как сыр в масле!
      Пару раз затянувшись напоследок, Гевин небрежным щелчком отправил окурок в камин, но промахнулся. Тот упал на коврик и заметив это, Элейн разъяренной тигрицей набросилась на Гевина. - Не смей никогда этого делать, ты понял меня?! - визжала она, - ты не в кабаке! Твой отец никогда бы себе не позволил ничего подобного! О чем ты думаешь, в конце концов? Почему ты даже не пытаешься найти себе какое-то занятие? За всю жизнь ты не заработал ни гроша, только и сидел на моей шее и тратил мои деньги, бесстыжий альфонс!
      Она осеклась на полуслове, заметив стоящую в дверях Бриану. Девушка была явно растерянна и дрожащими руками нервно теребила край фартука.
      - Что тебе? - рявкнула Элейн, - Ты что, не знаешь, как я ненавижу, когда кто-то из слуг шпионит за мной ?!
      Перепугавшись насмерть, Бриана не решалась поднять глаз. - Клянусь, у меня и в мыслях такого не было!
      Элейн холодно оборвала девушку, - Ну, в чем дело? Что тебе надо? Я тебя, кажется, не звала? И не хочу, чтобы нам мешали.
      Бриана глубоко вздохнула, стараясь собрать все свое мужество, чтобы сделать то, что она давно уже собиралась. Весь последний час она готовила свою речь и сейчас выпалила, зажмурившись, чтобы не испугаться и не передумать, - Я хотела попросить - пожалуйста, будьте поласковее к Дани, когда она придет попрощаться! У неё сердце разрывается от боли, ведь она знает, как вы переживаете из-за того, что она уходит в монастырь. Ну раз уж все равно ничего не поделаешь, значит, нужно расстаться по-хорошему, чтобы потом вспоминать друг о друге без обиды и горечи. Вспомните, она ведь так любит вас!
      У Элейн от неожиданности даже дух захватило. Что о себе воображает эта наглая девчонка, если позволяет себе вмешиваться в хозяйские дела?! Обычная прислуга! Она с горечью вспомнила, что виновата в этом одна только Дани, вконец избаловавшая Бриану, будто родную сестру, а ведь сколько раз Элейн твердила, что до добра это не доведет.
      - Убирайся немедленно! - указывая на дверь, крикнула Элейн дрожащим от ярости голосом, - и чтобы больше не смела вмешиваться не в свое дело, запомни это!
      Бриана отчаянно замотала головой. Надо попробовать ещё раз, подумала она в отчаянии, а там будь, что будет. - Ну, пожалуйста, мадам. Дани так часто говорила об этом. Поверьте, ей тоже нелегко. Будьте же поласковее с ней, когда она придет прощаться, не заставляйте бедняжку ещё больше страдать!