Ну да ладно, не важно. Все уже позади и сейчас он мертв. Связанную Бриану переправят на корабль вместе с золотом и отвезут на Санторин. А уж там они будут в полной безопасности и он сможет иметь её сколько душа пожелает.
      Гевин предпочел не спрашивать Дирка, почему при виде Брианы он превратился в обезумевшего от ярости дикого зверя. Он отлично помнил, как тот когда-то с ума сходил по девушке, а теперь безумное желание смешалось в его душе с бешеной жаждой мести.
      Заметив, что трое охранников замешкались, застряв вместе с тяжелым ящиком в узком проходе, Гевин вспылил, - Проклятье, шевелите же своими толстыми задницами, идиоты! Ведь вы смогли спустить эти ящики в подвал, так вот теперь вытащите их оттуда. У нас нет времени рассиживаться. Этот болван Холлистер завалил все дело и нам теперь нужно поскорее уносить ноги, да подальше. Чует мое сердце, что очень скоро здесь появится и сам Тревис Колтрейн и нам несдобровать!
      - Это точно! - промурлыкала Элейн у него за спиной.
      Гевин недовольно оглянулся. А ей что здесь надо, черт побери?!
      - Убирайся вон, старая сука! Я не собираюсь терпеть твои плоские шуточки! Давай, ступай отсюда, не нарывайся на неприятности!
      Элейн вспыхнула. Да как он смеет так разговаривать с ней, да ещё на виду у всех этих людей?!
      - Ты слышишь меня? - взревев от ярости, Гевин обернулся к ней, тонкие губы его растянулись в безобразной ухмылке, глаза злобно сощурились. Убирайся немедленно!
      - И это после того, что я для тебя сделала, ах ты, неблагодарный ... Элейн захлебнулась от обиды.
      - Неблагодарный! Так вот тебе! - и Гевин грубо отпихнул её в сторону. Элейн не удержалась на ногах и с размаху села на землю.
      - Проклятая старая мегера! - злобно чертыхнулся Гевин, - да ты должна в ногах у меня валяться, что я столько времени терпел тебя рядом. Жалкая пьянчужка! - и он презрительно пнул её ногой в бок.
      Негромко скуля от боли, Элейн отползла в сторону и неловко попыталась встать. Но ей все никак не удавалось приподняться, безумно болел ушибленный бок и она изо всех сил прижала к нему руки, пытаясь справиться с подступившей к горлу тошнотой.
      Гевин угрожающе навис над ней, - Я говорил тебе, держись от меня подальше, иначе будет плохо. Убирайся с глаз моих, пока я тебя не изуродовал до смерти!
      Элейн кое-как доползла до стены и со вздохом облегчения припала к ней.
      Ящик, наконец пропихнули через дверь и все облегченно вздохнули.
      - Это последний? - спросил Гевин и охранник кивнул.
      - Грузите его в фургон, - повернувшись к Дирку, Гевин предупредил, - Я поднимусь узнать, готова ли Делия. Ждите меня внизу.
      Он направился было к дому, но его остановил испуганный возглас Элейн, - Подожди! А что же я ?! Когда ты вернешься, Гевин?
      Неторопливо повернувшись, тот едва удостоил Элейн взглядом. Когда же эта идиотка поймет, наконец, что все кончено?! - Ты сама во всем виновата, Элейн. Я устал от тебя и ещё подумаю, стоит ли вообще возвращаться.
      Но несмотря на все унижения, которые ей пришлось вынести, дух Элейн ещё не был сломлен, - Ублюдок! - пронзительно завопила она, так что у всех зазвенело в ушах, - Проклятый, мерзкий ублюдок! Так, значит, ты бросишь меня здесь, а денежки все заберешь себе?! У меня столько же прав на золото, сколько у тебя, даже больше! Если бы не я, не видать его тебе, как своих ушей!
      - Считай, что мы в расчете, - отвратительно ухмыльнулся Гевин.
      Дирк не выдержал, - Неужели ты действительно решил бросить её без гроша?
      - Не делай из всего трагедию, Холлистер, - подмигнул Гевин. - У неё осталось ещё кое-что на черный день, мебель и разная дребедень. Продаст, если понадобится. А теперь в путь. И не стоит её жалеть. Если мы не успеем унести ноги и попадем в лапы Колтрейну, жалеть придется нас.
      Элейн настолько обезумела от ярости, что забыла о только что пережитом унижении. Пламя гнева, застилавшее глаза багровой пеленой, погнало её вперед. Теперь она знала, что делать.
      К тому времени, как Гевин перестал подгонять Делию и снова спустился вниз посмотреть, как продвигается погрузка, Элейн уже доползла до кухни. Услышав, как за Гевином захлопнулась дверь, она кое-как дотянулась до огромного разделочного стола, где, как ей было хорошо известно, хранился комплект кухонных ножей.
      Она выбрала самый длинный и медленно направилась наверх. В доме стояла тишина.
      Элейн шаг за шагом осторожно взбиралась по лестнице, бок болел отчаянно и каждое движение было мукой. Все расплывалось перед глазами. Сколько же я выпила сегодня, гадала она. Так и не вспомнив, махнула рукой. Впрочем, это не важно. Избавившись от дьявола, овладевшего Гевином, и наведя порядок в собственном доме она выпьет шампанского, чтобы отпраздновать победу.
      А в том, что только что произошло между ними, словно в забытьи твердила Элейн, нет его вины. Человек, которого она всегда любила, как сына, пока он был малышом, и как нежного любовника, когда он вырос, не мог быть так жесток с ней. В конце концов, он же сын Стюарта Мейсона, а Стюарт был готов целовать землю, по которой она ходила.
      Нет, всему виной эта бесстыжая тварь, которая обольстила бедного мальчика и обманом проникла в их дом.
      Дверь в комнату Делии была распахнута и Элейн проскользнула внутрь бесшумно, как тень.
      Делия, стоя перед туалетным столиком, мурлыкала под нос какую-то песенку, стараясь заправить кудряшки под модную соломенную шляпку с огромными полями. В новом бархатном платье ярко-розового цвета, сшитом по последней моде она выглядела хорошенькой и неожиданно молодой. Любуясь собой в зеркало, Делия подобрала повыше подол пышной юбки и пару раз крутанулась на каблуках. Особенно очаровательно смотрелся высокий кружевной воротничок, обрамляя лицо, он делал его совсем юным и свежим.
      Да, Гевин не разочаровал её. Конечно, любовник из него никакой, но в этом отношении она на многое готова была закрыть глаза. К тому же, он ей совсем не нравился. Но Гевин действительно был богат, очень богат, а вот это уже немаловажно. И Делия поклялась, что ничто не сможет разлучить их, пока существует его богатство.
      Она вышла на балкон, чтобы в последний раз окинуть взглядом чудесный вид из замка. Кто знает, попадет ли она сюда когда-нибудь снова? Гевин сказал, что возможно они и не вернутся. Она задумчиво облокотилась на перила, разглядывая огромные остроконечные скалы, вокруг которых с ленивым шипением плескались волны. Над морем кружились чайки, их пронзительные крики навевали грусть. Прелестный вид, но женщина неожиданно с ревнивой завистью вспомнила, как красиво море, если смотреть на него с балкона Элейн, оттуда оно было поистине великолепно, выделяясь яркой голубизной на фоне величественной горной цепи.
      Приподнявшись на цыпочках, Делия свесилась с балкона, пытаясь разглядеть, что происходит во дворе. Ей страшно хотелось увидеть Гевина и крикнуть, что через минуту она присоединится к нему. К тому же хитрая Делия не могла не сознавать, что стоя на балконе в своем ослепительном туалете, к тому же на фоне гор, она выглядит просто потрясающе.
      Гевина нигде не было видно. Разочарованно вздохнув, она повернулась и в эту минуту над ней ослепительной молнией сверкнуло лезвие ножа. Делия пронзительно взвизгнула, в последний миг успев отскочить в сторону. Парализованная страхом при виде стремительного броска Элейн, Делия застыла, как статуя, беспомощно наблюдая, как её противница, не удержавшись, перевалилась через парапет и с отчаянным криком сорвалась вниз, на острые скалы. Ее тело, несколько раз перевернувшись, прокатилось по камням и рухнуло в набегавшие на берег волны. Делия затаила дыхание, не в силах отвести взгляд от застывшего внизу безжизненного тела.
      Слабый предсмертный крик растаял в воздухе, немедленно сменившись истошными воплями Делии.
      Когда Гевин через мгновение ворвался в комнату, она все ещё продолжала кричать. И только несколько крепких пощечин заставили её замолчать, пронзительный, животный вой перешел в истерические рыдания. - Она хотела ... заколоть меня! Мне удалось увернуться, а она ... рухнула вниз...
      Несколько мгновений Гевин молча вглядывался в её искаженное ужасом лицо, пытаясь сообразить, что случилось. В это время в комнату вихрем ворвался Дирк.
      - Мейсон, - заорал он. - она ещё дышит. Должно быть, кусты смягчили удар. Но она страшно изуродована, вряд ли протянет долго.
      Гевин искоса взглянул на него. - Она ... очень плоха?
      Дирк угрюмо кивнул. - Послать за доктором? - коротко спросил он, - Я велел всем оставаться внизу, пока он не приедет.
      Но то, что они услышали в следующую минуту, заставило Дирка и Делию оцепенеть от ужаса и изумления.
      - Оставьте все, как есть. Когда её тело в конце концов найдут, все подумают, что это несчастный случай. Нужно, чтобы все считали, что это случилось уже после нашего отъезда. А если сейчас вызвать врача, вопросов не оберешься. Ясно?
      Очень скоро тяжело груженый фургон медленно двинулся в сторону Монако к ожидающему их судну.
      Сидя в принадлежавшем де Бонне экипаже, Гевин и Делия чувствовали себя на верху блаженства. Удобно откинувшись на обитое роскошной мягкой кожей сиденье, Гевин одной рукой по-хозяйски обнял Делию, крепко прижав её к себе.
      Конечно, мысль об оставленном на скалах изуродованном, ещё живом теле была неприятна, но вполне терпима. В конце концов, она постепенно спивалась и стала для него невыносимой обузой. Правда, в молодости она была очаровательна. Дьявольщина, да когда-то он был без ума от нее! К сожалению, все это в прошлом.
      Гевин с довольной улыбкой взглянул на Делию. Надо надеяться, она вволю насладилась здешними красотами, потому что назад она не вернется. По крайней мере, с ним.
      Лучше всего расстаться с ней в Греции.
      А в Монако он когда-нибудь вернется вместе с Брианой. Будет она его любовницей или женой, он решит позже. Бог свидетель, он намерен овладеть ей - нет, он будет владеть ей, навечно!
      А в это время в Париже, в здании американского посольства, в своем кабинете, за массивным столом красного дерева сидел Тревис Колтрейн. На нем был роскошный костюм из мягкой шерстяной ткани цвета маренго, тончайшая золотая цепочка тянулась к жилетному карману, матово поблескивала мягкая дорогая кожа ботинок. Тревис выглядел важной персоной. Впрочем, так оно и было на самом деле.
      Но, Бог свидетель, как же он ненавидел свою работу!
      Брезгливо отодвинув в сторону бумагу, которую он уже несколько минут пытался прочитать, Тревис поднялся со стула и подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он молча стоял, размышляя о том, что Китти, наверное, давным-давно уже догадалась, как ему здесь все опротивело, хотя он никогда не говорил об этом прямо.
      Да, ему никогда не нравилось просиживать штаны в кабинете, а сейчас тем более, да и меняться уже поздно. Тревис рвался домой, в Неваду, на ранчо. Как было бы здорово снова оказаться под открытым небом, почувствовать, как свежий ветер бьет в лицо. Дьявольщина, да будь сейчас даже зима, он бы и то не удержался, чтобы не вскочить в седло!
      Тревис встряхнулся и постарался вернуться к действительности. Из окон посольства открывался великолепный вид на Париж. К югу почти на полмили расстилалось Марсово Поле, огромный плац, повидавший на своем веку немало событий: и королевские парады и дикие восстания и революции.
      На дальнем его конце возвышалось величественное здание Военной Академии. Построенное в кокетливом восемнадцатом веке, оно больше напоминало волшебный дворец, чем военную школу. Задуманная вначале как училище для сыновей обедневших аристократов академия очень скоро превратилась в настоящий университет, куда со всех уголков Франции съезжалась талантливая молодежь.
      Тревис припомнил забавный исторический факт: когда Наполеон Бонапарт, который тоже в свое время учился здесь, получил аттестат, в нем было сказано - Пойдет далеко, если позволят обстоятельства.
      Тревис перевел задумчивый взгляд на более современное здание к северу от Марсова Поля. Построенное в 1889 архитектором Александром Эйфелем для Парижской Выставки, оно с тех пор неоднократно служило мишенью для насмешек. Как его только не называли, и удивительным, и чудовищным, нашлись даже такие, кто требовал разрушить его до основания. Но Тревис глубоко уважал Эйфеля как создателя одного из величайших чудес - Эйфелевой башни. Только он мог добиться того, что даже сидящий на стуле человек не мог давить на землю сильнее, чем это гигантское сооружение. Устремившись в небо на высоту 985 футов, она стала высочайшим сооружением в мире. Кто-то придумал устроить в ней очень приличный ресторан, как-то он даже обедал там вместе с Китти и ...
      Китти!
      Боже, как он обожал эту женщину! Никогда и никого в своей жизни Тревис не любил так, как её. И хотел одного - сделать её счастливой до конца дней, как она когда-то озарила счастьем его жизнь.
      Раньше ему казалось, что Китти мечтает о том, чтобы вволю поездить по Европе, да и пожить какое-то время в Париже было бы неплохо. Но оказалось, что он ошибался, и Китти скучает по дому, к тому же ей безумно не хватало Колта.
      Тревис покачал головой. Его все больше тревожило, что от сына давно уже не было никаких известий. Прошло уже месяца три, как они получили последнее письмо и, черт побери, это совсем было не похоже на Колта! Не в его привычках было заставлять мать волноваться.
      Тихий стук в дверь заставил Тревиса обернуться. Шмыгнув к столу, он развернул опостылевший документ и крикнул, - Войдите!
      Ему показалось, что секретарша чем-то взволнована. Странно, не похоже на нее. Мисс Тирон, старая дева лет тридцати, была превосходно вышколена, вывести её из состояния равновесия было просто невозможно. Однажды Тревис, явно забавляясь, пошутил, что её манера одеваться и суровый вид должны скорее отпугивать, чем привлекать мужчин и был страшно удивлен, когда она суховато объяснила на своем безупречном английском, что именно на это и рассчитывала. С этого момента он старался держаться с этим удивительным созданием как можно официальнее.
      Разглядывая её, пока она семенила к столу и гадая, что же её так расстроило, Тревис вдруг заметил желтый листок телеграммы, который дрожал у неё в руках.
      - Это для вас, сэр, сообщение сугубо личного характера.
      - Как раз вовремя, - возликовал Тревис, выхватывая листок. - Как вы думаете, может это от сына и я наконец узнаю, чем занимался последнее время этот бездельник?
      Искренняя жалость вспыхнула в глазах мисс Тирон - Это не от вашего сына, сэр. Это от вашей дочери...
      И не успел Тревис разобрать пляшущие перед глазами строчки, как почувствовал, что кровь в его жилах леденеет от смертельного ужаса.
      Глава 29
      Не было такой силы, которая смогла бы остановить Тревиса, когда он ворвался в ворота женского монастыря, впрочем, никто особенно и не пытался это сделать.
      Не обратив никакого внимания на крики и причитания испуганной монахини, он проскакал мимо неё к воротам. Понимая, что потерпела поражение, сестра Мария согласилась проводить его через плохо освещенный коридор, где почему-то противно пахло сырой шерстью и старыми газетами, в монастырскую больницу.
      Тревис молча шагнул вперед.
      В самом конце комнаты он увидел тоненькую женскую фигурку в белом, застывшую на коленях возле койки, где неподвижно лежал человек. У Тревиса заколотилось сердце - неужели это его дочь, которую он не видел уже почти четырнадцать лет?!
      Услышав за спиной негромкий шорох шаги, Дани подняла на вошедшего усталые, воспаленные глаза. Но судорога перехватила ей горло, когда она разглядела в полумраке направлявшегося к ней высокого мужчину.
      Перед ней стоял двойник её брата. То же великолепно сложенное, могучее тело, те же глубокие, чуть прищуренные серо-стальные глаза, что у Джона Тревиса. Вот разве что седина, серебром поблескивающая в пышной гриве черных, как вороново крыло, волос, отличала его от Колта.
      Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Дани вцепилась в край железной койки и попыталась встать. Слезы ручьем хлынули по бледным щекам, счастье и горечь причудливо смешались в её истерзанной душе: счастье, что наконец, обрела отца, и горечь, потому что никто не вернет им потерянных лет, когда они были в разлуке.
      Потрясенный Тревис протянул к ней руки. Всхлипнув, Дани ринулась к нему в объятия и он крепко прижал её к груди. Их слезы смешались.
      С трудом оторвавшись от дочери, Тревис чуть слышно попросил оставить их вдвоем. Дежурная монахиня удивленно взглянула на Дани, но спорить не решилась.
      Дани торопливо передала отцу все, что ей было известно о состоянии брата. Колт до сих пор не приходил в сознание. Ему было не лучше, но и не хуже, чем пару дней назад.
      Оторвав глаза от сына, Тревис повернулся к Дани и посмотрел на неё с такой любовью и нежностью, что у неё слезы навернулись на глаза. Он нежно коснулся кончиком пальцев её щеки, - Расскажи мне, - тихо прошептал он, Расскажи мне все.
      Дани кивнула и смущенно потянулась к его руке. Усадив его на другой кровати напротив Колта, она заговорила едва слышным голосом.
      Дани рассказывала долго, очень медленно, с трудом подбирая слова. Потом вдруг расплакалась и еле смогла договорить, отец слушал молча, не перебивая.
      На самом деле Тревис почувствовал, что с каждым словом, слетевшим с уст дочери глаза его все сильнее застилает кровавая пелена гнева. Наконец он узнал правду и гнусное предательство Элейн потрясло его.
      А Дани уже рассказывала о том, как был обманут Колт и Тревис испуганно отшатнулся, услышав, в какой плотной паутине лжи запутался его сын.
      - А теперь и Бриану похитили, - грустно сказала Дани, - Я ещё успела услышать её крик, но найти её нам не удалось. Одна из сестер отважилась пройти немного дальше по тропе ... - Она замолчала, еле удерживая слезы. Она и нашла тело мистера Поупа. Он был тяжело ранен, но ещё дышал. Сестра наклонилась к нему и услышала, как он прошептал "Холлистер", а потом умер.
      Тревис на негнущихся ногах подошел к окну, но слезы застилали ему глаза и осенний лес вокруг монастыря расплывался перед глазами. Природа умирала вместе с его сыном. Погиб друг. Семья была почти разорена.
      Ему понадобилось собрать всю силу воли, чтобы не впечатать кулак в стену.
      Наконец, он немного успокоился. - Как только Колту станет хоть немного полегче, тут же перевезу его в Париж. По крайней мере, он будет поближе ко мне ... и к матери.
      - Доктор, который вчера осматривал его, сказал, что он может очнуться в любую минуту, - быстро напомнила Дани. - А сотрясение мозга опасно именно из-за непредсказуемых последствий, ты ведь знаешь! - Затем вдруг усмехнулась, - "Колт"? Вот странно, а я всегда называла его "Джон Тревис".
      Отец весело хмыкнул, - Это что-то вроде прозвища. Мне-то "Джон Тревис" больше по душе, но вот поди ж ты, прилипло к нему именно "Колт"
      И будто услышав, что разговор идет о нем, Колт начал медленно освобождаться из лап кошмара, который вот уже много часов держал его в плену. Сначала он почувствовал дикую боль, будто гигантский паук стянул свою паутину вокруг его мозга и по капле сосет из него кровь. А чьи это голоса слышны из-за дымного черного облака, окутавшего его с ног до головы? Что это с ним такое, черт возьми?!
      Дани неслышно подошла к отцу сзади. - Я бы так хотела поехать с тобой ... но, к сожалению, мое место здесь.
      - Но ведь ты сама так решила, - мягко напомнил Тревис. - Наверное, ты не сразу пришла к этой мысли. Почему-то мне кажется, что ты не из тех, кто любит авантюры.
      Она не спорила, но попыталась ещё раз объяснить, что побудило её сделать этот шаг. - Если бы все было по-другому, если бы я жила с теми, кто любил меня, может быть, мне это и в голову бы не пришло. Если бы для меня нашлось место в вашей жизни ...
      Тревиса бросило в дрожь. Конечно же, он часто позволял себе мечтать, что когда-нибудь дочь войдет в их с Китти жизнь, но заставить её бросить все только потому, что он неожиданно появился перед ней?! Обняв Дани, Тревис прошептал, - Я все понимаю, родная. Но не торопись, обдумай все хорошенько. - Господи, он чуть не застонал от нахлынувших воспоминаний, девочка - вылитая мать! Конечно, он никогда не испытывал к Мэрили ничего, похожего на ту бешеную страсть, которую всегда питал к Китти. Но она была чертовски привлекательна и он по-своему был привязан к ней до самой смерти.
      Прижимая дочь к груди Тревис мысленно перенесся в ту далекую ночь, когда Дани появилась на свет.
      ... Слабые, холодные пальцы Мэрили коснулись его щеки и Тревис услышал её тяжелое, прерывистое дыхание, - Помнишь, что я говорила, дорогой? Помнишь ... я сказала тогда, что ничто не вечно ...?
      Тревис снова пережил эту муку, когда он догадался, что Мэрили умирает. Она совсем не боролась за жизнь. Он попытался уговорить её помолчать, чтобы сохранить хоть те небольшие силы, что ещё оставались в ней.
      Но Мэрили заглянула ему в глаза и Тревис заметил, что она с трудом удерживается, чтобы не зарыдать. - А ты мне ответил, что в этом случае нужно самим создавать свою вечность, - с трудом прошептала она. - Ты так и делал, любимый! Ты создал свою вечность с единственной женщиной, которую по-настоящему любил.
      Ее лицо исказилось судорогой боли и кровь хлынула ему на руки. Он никак не мог остановить её.
      И Тревису никогда не удастся забыть той муки, которая сжала его сердца, когда глаза Мэрили закрылись навеки.
      Она молча ушла с его дороги, чтобы он снова мог любить и оплакивать Китти, свою жену, которую считал мертвой.
      Но их с Мэрили ребенок остался жив и теперь он был счастлив, прижимая к груди взрослую дочь. Бог свидетель, она так напоминала ему ту нежную, любящую женщину, которую он никогда не забудет, никогда не захочет забыть!
      Внезапно прогремевший низкий голос заставил Тревиса очнуться.
      - Догнать мерзавцев!
      Дани с трудом подавила испуганный возглас и Тревис круто обернулся. Это был Колт!
      И через мгновение они припали друг к другу, забыв обо всем: о суровом монастыре на вершине горы, о тех странах, из которых они примчались сюда, о том, что разлука неизбежна. Хотя бы на несколько минут они были вместе.
      Их всех подло предали, но горячая кровь Колтрейнов, текущая в их жилах, поможет им расставить все по местам.
      Хриплое дыхание чуть слышно вырывалось из разбитых губ Элейн. Дышать было больно, мешали переломанные ребра. Пелена застилала глаза. Похоже, сломаны были не только ребра, все её тело было страшно изуродовано. Никто бы не поверил, что она сможет протянуть ещё три дня, дождавшись, когда рыбаки случайно заметят на камнях её тело.
      Доктор Жоффрей Робер был поражен не меньше всех остальных. Он ещё раз послушал её сердце, затем, с трудом разогнувшись, ошеломленно потряс головой. - Она долго не протянет, - пробормотал он вполголоса, не видя никакого смысла лгать. Женщина, вне всяких сомнений, давно знала, что умирает. Он никогда не был близко знаком с графиней и сейчас не видел необходимости скрывать свои чувства.
      У двери стояли оба Колтрейна, отец и сын. Им не слишком приятно было видеть Элейн, но только она знала, куда подевался Мейсон.
      - Она в сознании? - тихо спросил Тревис.
      Доктор Робер только пожал плечами. У него не было случая понаблюдать за ней. За ним послали сразу, как обнаружили тело, чтобы он мог сделать то немногое, что было в его силах и он до сих пор удивлялся тому, что Элейн все ещё жива. Порой он злился, ему даже казалось, что женщина просто из упрямства оттягивает неизбежное - лишь бы заставить его метаться взад-вперед в напрасных попытках облегчить ей конец.
      Взглянув на растерянную жену рыбака, первую заметившую тело, он спросив, не слышала ли та, чтобы графиня произнесла хоть слово, или, может, приоткрыла глаза.
      Женщина покачала головой. - Она с трудом дышала, доктор, но даже такая жуткая боль не могла заставить её очнуться! - Ее, похоже, эта история не слишком взволновала. Если бы не муж, предположивший, что мсье Мейсон не забудет тех, кто позаботился о его несчастной тетушке, её бы вообще здесь не было.
      Тревис решительно шагнул вперед, глаза его сверкнули холодным светом, - Ну, пришло время мне попытаться заставить её прийти в себя. Похоже, ей уже ничем не навредишь, не так ли, док?
      Доктор Робер покачал головой. - Совершенно верно, но я так накачал её наркотиками, что она вряд ли сможет даже понять вас.
      Сунув стетоскоп в потрепанный кожаный чемоданчик, доктор с вежливым поклоном удалился. Ему вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого зловещего места, где двое иностранцев весьма странного вида, похоже, собирались допрашивать умирающую женщину. Да, от этого дела дурно пахнет!
      Тревис взглянул на Элейн и не почувствовал угрызений совести из-за душившей его бешеной ненависти. Она заслужила её, всю жизнь принося горе тем несчастным, с кем сводила её судьба.
      - Элейн, - резко позвал он, стараясь не дотрагиваться до нее. Любое, самое легкое прикосновение причинит ей дикую боль, а он никогда не был садистом. Ему только нужно было узнать то, что не знал никто, кроме неё и, Бог свидетель, он узнает все, чего бы ему это ни стоило!
      А Элейн в эту минуту казалось, что она попала в преисподнюю, в царство вечной мучительной боли и чья-то гигантская рука тянет и тянет её в бездну, где языки адского пламени лижут её израненное тело.
      - Элейн, ты слышишь меня?
      Внезапно окутавшие её тяжелые тучи разошлись и она с облегчением увидела синее небо. Теплые солнечные лучи ласкали тело, а под ногами была прохладная зеленая трава. Значит, она дома, в Кентукки и вот над ней снова склоняется её давно ушедший возлюбленный и Элейн со слезами видит обожаемое и ненавистное лицо.
      - Тревис, - прошептала она. Боль в горле стала нестерпимой и она закашлялась. По подбородку тоненькой струйкой потекла кровь. - Это ведь ты, Тревис Колтрейн? Ты снова хочешь меня, правда? Как ...
      Тревис чуть слышно скрипнул зубами. - Да, Элейн, я хочу тебя, неохотно пробормотал он. Какая разница, чертыхнулся он про себя. - Но ты должна помочь мне. Скажи, куда уехал Гевин?
      Элейн недовольно поморщилась, и острая боль, будто раскаленный кинжал, пронизала её. Господь всемогущий, её изломанное тело просто кричало от боли.
      - Мейсон, - коротко произнес Тревис, - Куда он поехал, Элейн?
      На глаза несчастной опять опускалась черная пелена. Вдруг перед глазами молнией сверкнул занесенный нож, а потом началось это бесконечное падение вниз. А потом уже не было ничего, кроме заслонившей весь мир безумной, отупляющей боли.
      - Думаю, что она ничем не сможет нам помочь, - прошептал Колт, - Я даже отсюда слышу, что дыхание у неё постепенно слабеет. И, посмотри, отец, она бледная, как смерть.
      Тревис угрюмо кивнул. И ему было видно, что повеяло холодным дыханием смерти. Глаза Элейн постепенно остекленели. - Где Мейсон? - повысил голос Тревис. - Элейн? Ты слышишь меня?
      Тело Элейн свело судорогой боли.
      - Греция ... Он уплыл на Сантор ... - и она замолчала, не в силах сделать ещё одно мучительное усилие.
      Она попыталась было протянуть к нему руку, чтобы снова ощутить его тепло, но та, сломанная в нескольких местах, не повиновалась ей. Элейн слабо шевельнула пальцами и, заметив это, Тревис все понял. Он накрыл своей горячей ладонью её руку, от души надеясь, что покой, наконец, снизойдет в её душу. Губы её слабо шевельнулись и Тревис склонился над ней, чтобы разобрать неясный шепот умирающей.
      - Скажи ...мне ... - Она уже с трудом шевелила губами. Черные тучи клубились перед глазами - скажи, ...что любишь меня.
      Тревис прижался губами к холодеющему лбу. - Да, Элейн, я люблю тебя, твердо сказал он.
      Слабая. жалкая улыбка, несмотря на боль, искривила губы Элейн. И этой улыбке суждено было навсегда остаться у неё на лице. С ней она и умерла.
      Тревис выпрямился и искоса бросив быстрый взгляд на Колта, заметил осуждение на лице сына.
      - Нет ничего постыдного в том, чтобы дать женщине умереть счастливой, - тихо прошептал он.
      Колт молча кивнул. Все правильно. Отец как всегда прав. Он сделал все, что мог, чтобы позволить Элейн спокойно умереть.
      Глава 30
      Сквозь пелену слез, застилавших глаза, Бриана с трудом разглядывала крошечную каюту. Кроме стула и стола в ней поместилась только небольшая подвесная койка. Через узкое отверстие иллюминатора она видела бескрайнюю синь океана. Впрочем, Бриане уже было все равно. Колт убит. Шарля увезли неизвестно куда. А она сама - пленница на корабле, в полной власти Гевина и, что ещё хуже - Дирка.
      День уже начал клониться к вечеру, но Бриана даже не сделала попытки встать. Постепенно сгустились сумерки и вдруг до неё донесся звук ключа, поворачиваемого в замке. Девушка затаилась, как испуганный зверек, готовая защищать себя, сколько хватит сил.
      Из темноты послышался шорох, а потом ломкий мальчишеский голос пробормотал по-французски, - Черт, как темно! Где вы, мадемуазель? Я принес вам обед!
      - Я не голодна, - резко бросила девушка, - уходите!
      Она слышала, как он, чертыхаясь сквозь зубы, копошится в темноте, потом звякнул поднос и Бриана догадалась, что мальчишка ощупью добрался до стола. - У меня приказ, мадемуазель. Погодите, я сейчас сбегаю за лампой.
      Не прошло и нескольких минут, как он вернулся и в каюте стало светло.
      Наконец Бриане представилась возможность разглядеть своего посетителя. На первый взгляд ему было не больше шестнадцати, тощий, долговязый, с темными волосами, которые доходили ему почти до плеч. Он уставился на Бриану широко раскрытыми глазами, разглядывая её с не меньшим любопытством. Вряд ли стоит его опасаться, решила она про себя.
      - Меня зовут Рауль, - весело сказал паренек, - мне поручили кормить вас.
      И тут же важно предупредил, - Кстати, меня уже предупредили, что вас сюда привез ваш дядюшка, мистер Мейсон. Поэтому не рассчитывайте, что сможете сбежать. Только через мой труп! К тому же, знаете, какой я сильный? Так что, даже и не пытайтесь!
      Он нахмурился, стараясь придать себе свирепый вид, и Бриана невольно улыбнулась.