Армия Моргана вошла в Серебряный Лес на закате, когда стволы деревьев мерцали розовато-золотистым светом в лучах заходящего солнца. И, как всегда, в этом благословенном месте царили тишина и возвышенный покой. Будь Морган трезв, ему отвратительно было бы видеть, с какой хозяйской бесцеремонностью трое солдат принялись рубить дерево, чтобы развести костер и устроить походную кухню. Его замутило бы при виде того, как эти чужие люди разрывают чистые мхи и устилают себе постель. Но Морган был пьян, и Алькасар усадил его на большой полковой барабан.
      Полковник, с которым у бродячего мага в последние дни возникли серьезные трения, был занят, распоряжаясь сооружением лагерных укреплений из обозных ПОБОЗОК. ОСТАльными солдатами командовал пьяный Морган.
      – Ребята! – заплетающимся языком выкрикнул он. – Слушайте, здесь каждый камень – наш враг. Исконный враг людей. Кое-кто из вас об этом уже знает... Поэтому разбивайте, бейте, крушите их без пощады! – Отдав этот приказ, Морган Мэган помрачнел еще больше, отыскал глазами сарацина и велел ему принести еще вина. Алькасар повиновался. Бесстрастный вид этого человека выводил Моргана из себя.
      – Сам почему не пьешь, басурман? – вопросил Морган, принимая из его рук флягу и едва не расплескав ее содержимое.
      – Трезвым хочешь быть? Козни строишь? Интриги плетешь? Думаешь, сумеешь провести Моргана, пока Морган пьян?
      По лесу гулким, отдаленным рокотом пронеслось:
      – Моррганн...
      Морган Мэган взмахнул рукой, брызнув себе на колени вином из фляги.
      – Видал? Ждали меня, окаянные. Небось трепещут теперь. Правильно трепещут, потому что я – он вытянул шею и прокричал с пьяной старательностью: – ... под корень вырублю неблагодарных! В труху их искрошу!
      Алькасар слушал с неподвижным лицом. Морган поймал себя на желании отдать приказ выколоть эти черные непроницаемые глаза.
      – Ваша милость... – пробубнил кто-то у него за спиной. Морган резко дернулся, поворачиваясь на голос, и чуть было не упал с барабана. Алькасар вовремя подхватил его.
      Там стоял дюжий солдат с большим тяжелым шаром на цепи, прикрепленной к рукояти.
      – Велено было явиться, – сказал солдат, – для разбивания злокозненных булыжников, простите, моргенштерном.
      – Верно! – вскричал Морган, умилившись при виде поддержки. – Молодец! Полон боевого духа! А?
      Он засмеялся. Солдат переступил с ноги на ногу и отважился ухмыльнуться в квадратную бороду.
      Несколько человек, выполняя дурацкий, как им казалось, приказ, прикатили крупный валун пред светлые очи Моргана и остановились, тяжело дыша и отдуваясь. Морган допил вино, отбросил флягу и выпрямился на барабане.
      – Разбивай! – велел он солдату с моргештерном.
      – Камень, что ли? – Солдат поплевал на ладони, размахнулся и обрушил оружие на камень. Несколько ударов – и от валуна осталась лишь груда обломков и куча песка. Наемники, наблюдавшие за этой сценой, разочарованно загалдели.
      – А говорили-то, говорили! Трепали-то сколько про здешние леса! – с презрительным плевком произнес один. – И будто камни здесь живые, и будто говорить они умеют...
      – Будто они ругаются и норовят откусить зазевавшимся причинное место, – добавил второй, и все засмеялись.
      Ирландский грамматикус, над которым после его живописных рассказов об ужасах Серебряного Леса все потешались, побледнел и прикусил губу.
      Тем временем прикатили еще один валун и по знаку Моргана разнесли Моргенштерном и его. Снова безмолвие, осколки, труха сухого лишайника – и больше ничего. Смешки становились все громче.
      Полковник оставил работы по укреплению лагеря идти своим чередом и тоже явился посмотреть – что это так развеселило его чудо-богатырей. Он недолюбливал Моргана. Вспышки раздражительности, чудаческие выходки, бессмысленные, с точки зрения профессионала, приказы – все это мешало полковнику.
      – Я ей объясню, что это МОЙ народ и что МОЙ народ считал лживой от начала до конца и до сих пор не мог простить Моргану заступничество за трусов. Еще один валун.
      Полковник не выдержал:
      – Ваша милость, чем терять время на бессмысленные баталии с камнями, не лучше ли подумать о том, как обезопасить себя от нападения троллей? Где их логово? Как лучше застать их врасплох? Ведь вы понимаете, о чем я говорю?
      Морган посмотрел мимо этого ненавистного ему лица, покрытого шрамами, и снова наткнулся на тяжелый взгляд черных глаз Алькасара.
      – Принеси еще выпить, – распорядился Морган, и сарацин ушел. Морган Мэган вздохнул с облегчением. «Лучше было оставить этого человека на берегу Адунн, – подумал он. – А то этот спасенный, похоже, вздумал обзавестись собственным мнением о происходящих событиях».
      Третий валун ничем не отличался от двух предыдущих – он был таким же корявым, серым, древним. Но когда моргенштерн обрушился на него с высоты и раздробил выступ на верхней части камня, среди лишайника вдруг открылись два покрасневших маленьких глаза и по лесу пронесся тихий, полный боли стон. Бородатый солдат выронил моргенштерн и закрыл ладонями уши. Еле слышный, этот звук тем не менее пробирал до костей. Морган пнул солдата сапогом в бок.
      – Ты что, никак бездельничать вздумал? – взревел бродячий маг. – А ну, бери моргенштерн и бей! За что я тебе плачу чистым золотом? За то, чтобы ты трусил?
      Последнее слово подействовало на солдата отрезвляюще. Он покосился на полковника, который, по мнению наемников, только и выискивал, на ком отыграться после позорной истории с ирландским грамма-тикусом, наклонился за орудием уничтожения и снова обрушился на булыжник.
      На этот раз отбилась большая часть камня. Тролль открыл свою огромную пасть, показывая старые, наполовину рассыпавшиеся зубы, и заревел, Морган обнаружил, что кто-то вкладывает ему в ладонь новую флягу с вином, и машинально приложился к горлышку. Солдат, оскалив зубы, с остервенением крушил и крушил живой булыжник, а над лагерем наемников стоял теперь беспрерывный рев боли, не прекращающийся ни на мгновение, ибо троллю не требовалось переводить дыхания. Когда, устав, солдат выпрямился и отер со лба пот, полуразвалившаяся каменная глыба у его ног с усилием пошевелилась и хрипло простонала:
      – Харрыы...
      – Добивай же его! – закричал Морган, срывая голос, и закашлялся, поперхнувшись вином.
      Солдат размахнулся и нанес умирающему троллю последний удар.
      Шатаясь, Морган встал на барабане и погрозил Серебряному Лесу флягой:
      – Я до всех вас доберусь! До всех! Он покачнулся, и Алькасар протянул ему руку,' на которую Морган машинально оперся. Мгновение он смотрел в лицо сарацину, потом вдруг задергал ртом и отвернулся.
      – Ваша милость! – завопил совсем рядом какой-то солдат, и Морган, снова усевшись, повернулся в его сторону. Сейчас странствующий маг был похож на короля, восседающего на троне.
      – Ваша милость! Мы поймали их лазутчика! – кричал солдат, проталкиваясь к Моргану. Он тащил за собой существо, которое достигало ему до пояса.
      Морган приосанился. Существо швырнули ему в ноги, не слишком беспокоясь о том, чтобы не повредить пленника: знали, что всякая тварь в Серебряном Лесу обречена на уничтожение. Это был, вероятно, тролль, но очень странный: покрытый крупной зеленой чешуей, с круглыми желтыми глазами и кругленькими ушками, плотно прилегающими к голове, он, однако, имел ярко выраженные человеческие черты – нос с широкими ноздрями, выпяченные губы. Руки и ноги у него были трехпалыми.
      – Ты кто, урод? – высокомерно спросил Морган. – Я тебя не помню.
      – Я Болотный Морок, – сообщило существо, стоя на коленях. – Почему ты должен помнить меня, дакини? Я редко выхожу из своего болота.
      – Я помню всех, ибо я Морган Мэган, создатель этого мира.
      Болотный Морок подскочил, воздел к небу руки и бросился к Моргану. Двое солдат накинулись на существо и повалили его на землю, заподозрив в террористических намерениях, однако маленький тролль не сопротивлялся. Лежа лицом вниз, прижатый угловатым коленом наемника к земле, он придушенно кричал:
      – Создатель! Создатель! Верую в тебя! Творец! Благодетель! Отец! Ура!
      – Отпустите его, – брезгливо произнес Морган. – Я хочу его допросить.
      Солдаты выпустили Морока, и тот поднялся, не пытаясь даже отряхнуть колени.
      – Так кто ты, говоришь? – спросил Морган Мэган, и существо с готовностью повторило:
      – Я Болотный Морок, о создатель, но мое настоящее имя – Хроальмунд Зеленый.
      – Почему ты упорно именуешь меня создателем, Урод?
      – Не урод, о господин, а Хроальмунд. Ты меня создал, я твое творение и преклоняюсь перед совершенством твоей мысли!
      – Не создавал я тебя! – сказал Морган и закашлялся. Алькасар услужливо похлопал его по спине.
      – Нет, о господин, именно ты и никто иной создал меня. Я вышел, да будет позволено сказать, из твоего похмелья. Ибо лежал ты как-то раз посреди болота, страдая от последствий этого неблагодарного и гнусного напитка, и чудилось тебе неизвестно что. И вдруг в великой милости и возвышенной мудрости своей восстал ты из болотной жижи и произнес слово творения. И сказал ты, – вещало маленькое существо, покрытое зеленой чешуей, – «Да будут все те твари, что мнятся мне, реальностью!» И стали мы реальностью, создатель. Так было, – заключил Хроальмунд Зеленый.
      – Иисусе, – простонал Морган, – это же надо было так напиться... до зеленых чертиков...
      – Воистину это так, – напыщенно произнес Хроальмунд. – Потому и взял я, ничтожный, на себя смелость именовать тебя создателем и лобызать землю, которую ты, о господин, попираешь своими ногами...
      Морган Мэган недобро хмыкнул:
      – Создатель, говоришь? Лобызаешь землю, значит?
      Хроальмунд с готовностью кивнул:
      – И счастлив выполнить любое твое повеление.
      – Хорошо. Тогда встань-ка здесь, – Морган показал рукой, – и не шевелись.
      Болотный Морок повиновался. Он вытянулся в струнку, поднял голову и застыл, с восторгом созерцая лик своего создателя. Морган хмыкнул и повернулся к солдату с Моргенштерном:
      – А ну-ка врежь по этой нелюди. Солдат нерешительно покосился на Хроальмунда.
      – Не бойся, – засмеялся Морган, – это не опасно. Если я создал его с похмелья, то никакой силы в нем нет. Сам знаешь, что бывает, когда накануне перебрал.
      Солдат крякнул и взметнул в воздух страшное оружие. Но ударить по Болотному Мороку не успел – Хроальмунд, испустив сдавленный вопль ужаса, отскочил в сторону.
      – Создатель! – закричал он. – Я твой верный слуга! За что же ты убиваешь меня?
      – За что? – заревел Морган. – Я уничтожу вас всех! Я вас ненавижу! И тебя, мое похмелье, ненавижу! – Он перевел бешеный взгляд на стоящих рядом солдат. – Что вы уставились? Бейте его! Убейте же эту тварь!
      Несколько солдат поспешно ринулись выполнять приказание. Хроальмунд заверещал и бросился бежать. Почти сразу же его схватили и потащили назад, упирающегося и визжащего. Неожиданно Алькасар оттолкнул наемника, который держал Морока, и крепко сжал трехпалую влажную руку.
      – Перестаньте, – сказал он негромко, но так внушительно, что его низкий голос услышали почти все. – Вы решили его убить. Зачем лишние страдания? Морган, зачем издеваешься?
      Перекосив мокрый рот, Морган в упор смотрел на сарацина несколько секунд, потом сделал еще несколько глотков из фляги и выговорил по слогам, старательно, как это делают очень пьяные люди:
      – Я и тебя убью, басурманская морда.
      Алькасар пожал плечами.
      И тут Морок укусил его за руку. От боли Алькасар вскрикнул и разжал пальцы, Воспользовавшись заминкой, зеленое существо упало на четвереньки и бросилось бежать со всех ног. Несколько наемников пустились было в погоню, но полковник остановил их.
      – В лесу вроде и впрямь полно тварей, о которых мы ничего не знаем, – сказал он. – Подождите рассвета.
      Два человека возвращались к замку Аррой тем же путем, каким прошли здесь несколько недель назад. С ними бежал маленький белый дракон Лохмор, который оказался довольно приятным спутником, хотя имел два существенных, с точки зрения Хелота, недостатка: он был очень обидчив и ужасно любил сладкое. И то и другое, полагал лангедокский рыцарь, было непростительной роскошью.
      По ночам они с Тэмом спали, прижавшись к лохматым драконьим бокам. Лохмор щедро делился с ними теплом.
      В долине прошли дожди, и низины наполнились влагой, а пересохшие речки снова забурлили, создавая на пути неожиданные препятствия.
      К вечеру девятого дня они подошли к очередной речушке и остановились. Хелот подумывал было о том, чтобы устроиться на ночлег, а речку оставить на завтрашнее утро (не хотелось спать с мокрыми ногами), но Лохмор уже вошел в воду и с тихим плеском переходил речку вброд. Тэм Гили, по пояс в воде, шлепал за ним.
      В липкой глине на низинном берегу серебрились под луной многочисленные лужицы, собравшиеся в ямках следов. Высокий берег порос травой и манил, как хорошая добрая перина.
      Отряхиваясь на траве, Лохмор повернул одну голову к Хелоту и небрежно сказал:
      – Не трусь, дакини. Здесь мелко.
      Хелот переступил с ноги на ногу, и глина чавкнула у него под сапогом. Он еще раз пожалел о том, что у них украли лошадей в ту ночь, когда они с Тэмом заночевали в брошенной деревне за рекой Адунн. Но делать было нечего. Хелот снял сапоги и штаны, стараясь не вывозить их в сырой глине, и взял их в одну руку (в другой он держал меч Секач). На другом берегу Хелот обтер глину с ног о траву и обулся. Мальчишки – человечий и драконий – уже устроились поудобнее и с интересом наблюдали за ним. Хелот заметно разозлился.
      – А кто будет собирать костер? – спросил он. Дракон развалился на траве, как большая собака. Две его головы лежали между лап, третья лениво-следила за Хелотом. Услышав приказание, эта голова повернулась к Тэму. Кисточки на ушах дракона шевельнулись.
      – Слыхал? – обратился Лохмор к мальчику. – Собирай хворост.
      К удивлению Хелота, Тэм не стал препираться. Он вскочил и деловито направился к зарослям сорной ольхи. Некоторое время оттуда доносился треск ломаемых сучьев, сопенье и тихие проклятия Тэма, а затем показался мальчишка, нагруженный хворостом выше головы. Заодно он притащил совсем уж издалека высохшую елочку, которую выкорчевал из почвы. Долго и неумело Тэм складывал все это в кучу под насмешливым взглядом Хелота. Но рыцарь не собирался облегчать ребенку его задачу. Пусть учится.
      Наконец Тэм устремил на него просительный взгляд.
      – Мне бы огниво, сэр, – сказал он.
      – Ха! – проговорил дракон, заглядывая в лицо Тэму сразу слева и справа, изогнув две шеи. – Лучше не мешай мне, дакини, своим огнивом. Смотри.
      Лохмор набрал в грудь побольше воздуха и дунул. Из двух его пастей вырвались легкие струйки пламени. Они лизнули ночной воздух... и погасли. Дракон подсунул огнедышащие головы под сложенные Тэмом ветки и снова дунул. Ветки занялись. Выдергивая головы из молодого пламени, Лохмор зацепил за сук, резко мотнул головой, и елочка, пристроенная сверху, задавила костер.
      – Вот недотепа, – сказал дракон Тэму, не скрывая своей досады, – кто же так складывает костер?
      – Как умею, – обиделся Тэм Гили. Он подозревал, что Хелот в темноте уже давится от смеха, и не ошибся в своих предположениях.
      – Надо бы получше уметь, – язвительно заметил дракон. – Я из-за тебя чуть шкуру не подпалил.
      – Ты сам не умеешь как следует огнедышать, – огрызнулся Тэм. – Дохнул бы издалека, как делают приличные драконы.
      Дракон заморгал пушистыми ресницами. Видно было, что он лихорадочно сочиняет ответную гадость. Хелот наконец не выдержал и захохотал. Теперь разобиделись оба – и Тэм, и Лохмор. Вытирая слезы, Хелот прижался к тяжелому драконьему боку.
      – Извини, Лохмор, – сказал Хелот. – У тебя отлично получается с огнем. Я даже не подозревал, что ты у нас такой огнедышащий.
      – У третьей головы еще не прорезалось, – сказал Лохмор извиняющим тоном.
      Дракон посопел немного, свернулся клубком, и вскоре все трое уже спали у маленького костра. Люди с благодарностью зарылись в мягкую белую шерсть юного чудовища.
      Утром они вышли к большому дереву, между ветвей которого красовался «рыцарский замок» гнома Лоэгайрэ. Хелот был уверен, что сварливый гном уже поджидает их – в надежде поживиться новостями, а заодно и обругать.
      И точно – маленькая фигурка в атласном халате и ночном колпаке маячила на тропинке над рекой. Шлепая тапочками по голым пяткам и путаясь в длинных полах халата, Лоэгайрэ в волнении разгуливал взад-вперед, время от времени останавливался, вытягивал шею и всматривался вдаль, как будто ждал кого-то. Хелот заметил, что гном осунулся и глазки у него ввалились, хотя по-прежнему сверкали ядовитой синью.
      – Явились! – пронзительно заверещал Лоэгайрэ, когда все трое показались на тропинке. – Идут, герои! Тут у нас конец света, а они прогуливаются! И дракона с собой привели! Как будто нам других бед мало! Лучше бы вы сгинули...
      – Здравствуй, Лоэгайрэ, – сказал Хелот и остановился, наклонившись над гномом. – Что случилось? Чем тебе не угодили дакини на этот раз?
      Лоэгайрэ зашипел, как раскаленная сковорода:
      – Не угодили?! Наглые, самоуверенные шарлатаны! Что вы сделали с Форайрэ?
      – С Форайрэ? – Хелот ничего не понимал. – Разве мы причинили какой-то вред многоуважаемому троллю?
      – Ну, если ты не считаешь это вредом... – Лоэгайрэ раздраженно передернул плечами. – Твой мальчишка заколдовал его. Лаймерик (еще один преступник!) научил его заклинанию. Не думая, научил! Ох уж мне это высокомерие Народа!
      Хелот повернулся к своему оруженосцу и строго посмотрел на него.
      – Я... – Тэм растерялся. – Я не думал, что он не расколдуется.
      – А ключ и замок? – взвизгнул Лоэгайрэ, окончательно выходя из себя. – Ключ и замок кто увез?
      – Какой замок?
      – От заклинания! Вот какой! Прежде чем что-то делать, подумал бы! У дакини в голове дырка, а сердца и вовсе нет! Как можно было заколдовывать несчастного тролля на такой долгий срок? Таких как ты... погромщиков от чародейства... надо изолировать от нормальных... э... существ!
      Сообразив, в чем дело, Тэм хихикнул.
      Лоэгайрэ показал ему жилистый кулак.
      – И нечего смеяться! Дурак! Тебя бы так! Ой-ой-ой! Он уже почти целый месяц стоит неподвижно, и никто, кроме тебя, глупый дакини, не может его расколдовать. Я уже советовался. Никто не может. Только тот, у кого ключ. А ты все не едешь и не едешь... Он так похудел... – Тут Лоэгайрэ всхлипнул. – Вчера с него юбка упала...
      Хелот нахмурился. Ему не хотелось ссориться с троллями. К тому же он подозревал, что Лоэгайрэ – первейший сплетник в лесу Аррой.
      – Тэм, ты помнишь, как расколдовать его?
      Тэм мгновенно насупился и уставился на своего хозяина несчастным взглядом. Хелот дернул уголком рта и противным, визгливым голосом Гури Длинноволосого добавил:
      – А то я тебя самого, в натуре, заколдую.
      – Сэр! – завопил Тэм Гили. – Я же не думал, что это так серьезно.
      – Иди, попробуй, – велел Хелот. – Мы подождем.
      Тэм кивнул и бросился бежать вверх по холму. Гном, ругаясь, заковылял следом. Он споткнулся, упал и, вставая, крикнул мальчику в спину:
      – Только осторожнее! Он может тебя сожрать! Он же людоед! Помни об этом, маленький дакини! К тому же он очень голоден...
      Хелот уселся на берегу, снял ножны с мечом, расстелил на земле плащ. Он подозревал, что ждать Тэма придется очень долго. Но спешить было некуда. День неторопливо приближался к своей высшей точке – полудню, солнце, по-осеннему нежаркое, ласково лизало землю. На небе не было ни облачка. Хелот лениво развалился на берегу, поглядывая, как Лохмор стоит на перекате, широко расставив лапы, и увлеченно плюет в воду огоньками.
      Прошло никак не меньше часа, прежде чем показался удрученный Тэм Гили. Хелоту не понадобилось даже спрашивать его – рыцарь видел, что мальчишке не удалось исправить содеянное. Лохмор поднял головы и выбрался из реки. – Слышь, Хелот, – заговорил дракон хриплым шепотом, – а этот, сердитый... ну, гном... как ты думаешь, если попросить у него чего-нибудь вкусненького – даст?
      – Нет, – убежденно сказал Хелот. – Ни за что.
      – А если запугать? – Видно было, что дракон долго обдумывал свой план и теперь был уверен в успехе. – Если я пригрожу, что спалю его хижину своим ужасным пламенем?
      Он дохнул, и в воздухе пробежала струйка жара. – Ты, конечно, огнедышащее чудовище, – сказал Хелот, отстраняясь, – но я не думаю, что Лоэгайрэ можно пронять таким образом.
      Дракон насупился.
      Лоэгайрэ следом за Тэмом выбрался из густой травы. Он размахивал руками и злобствовал.
      – Ничегошеньки у него не получилось! – завопил гном еще издалека. – Твой мальчишка, дакини-Хелот, – настоящий болван! Я бы на твоем месте его давно уже съел!
      – Не в обычаях народа дакини поедание мальчишек, – ответил Хелот. – Иначе я последовал бы твоему совету. Что будем делать с высокочтимым Форайрэ? Не оставлять же его на произвол судьбы!
      К удивлению лангедокца, Лоэгайрэ повалился на землю, несколько раз ударил по ней кулачками и зарыдал.
      – Бедный Форайрэ! – голосил гном. – Несчастный, беззащитный Форайрэ! Всякий норовит обидеть тролля! Никто, никто, кроме меня, не любит бедного глупого Форайрэ! А-а...
      – Думаю, мы все же сумеем ему помочь, – осторожно заметил Хелот. – Вы нс пробовали обратиться к даме Имлах? Она вонстину великая чародейка. Мне кажется, леди Аррой возьмется за незнакомые чары с большим воодушевлением.
      Гном поднял голову. Его синие глазки были залиты самыми настоящими слезами, но в них уже мелькнул интерес.
      – Это, конечно, верно, – протянул Лоэгайрэ, – дама Имлах из замка Аррой – великая чародейка... Но как доставить к ней Форайрэ? Ведомо ли тебе, дакини, сколько весит уважаемый тролль? Больше, чем мое дерево вместе с моим замком!
      – Значит, не так уж много, – басом вставил Лохмор. – Для огнедышащего дракона это пара пустяков.
      Лоэгайрэ воззрился на дракона: – И ты смог бы это совершить, о порождение пьяной фантазии Демиурга?
      Лохмор подобрался, и белая шерсть на его загривке встала дыбом.
      – Смог бы... за небольшую плату.
      – Говори! – потребовал Лоэгайрэ. Слезы на его глазах мгновенно высохли, и он приготовился к долгому, изнурительному торгу.
      – Скажем, пара банок чего-нибудь вкусненького... – начал Лохмор.
      – Гм. За такую услугу? Я не нахожу ее достаточно большой, чтобы расплачиваться за нее вареньем. Продукт дорогой. Во-первых, требует сахара. А свеклу, да будет тебе известно, возделывает только одно племя горных троллей. И дерут они за свой сахар бешеные деньги. Во-вторых, ягода. Ее ведь надо собрать, за каждой наклониться. И наконец, работа...
      – Я мог бы доплатить, – деловито предложил Лохмор.
      Лоэгайрэ смерил его критическим взглядом, пощупал мех на боках дракона, потрогал бугорки на месте еще не выросших крыльев.
      – Чем доплачивать будешь? – спросил он.
      По части гномьих нравов дракон оказался куда более осведомленным, чем мог предположить Хелот.
      – Лестью, – сказал он, и глазки Лоэгайрэ мечтательно затуманились.