Он прижал к сердцу руки и низко поклонился. Гури хмыкнул.
      – Вот именно, – сказал он. – Это мое имя. Вы знаете валлийский?
      – О нет, не смею похвастаться... – Начальник стражи расцвел. – А чем обязан?..
      – Кратко изложу вам цель моей миссии, уважаемый. Знаете ли, не стану скрывать: шерифу до сих пор не известно, кто убил сборщика налогов. Правда, один из бунтарей под пытками проговорился, будто зачинщики уже здесь, на соляных копях. Прикндываются обычными бунтовщиками, серенькими мышками. Мол, как все, так и мы. А показательная казнь для подстрекателей? Вы понимаете, о чем я говорю. Это очень важно. Таково мнение сэра Ральфа, шерифа Ноттингамского.
      – Я целиком и полностью согласен с сэром Ральфом. Вы надеетесь отыскать здесь главарей?
      – Разумеется, – сказал Гури. – Для того и направлен.
      – Прошу, – сказал начальник стражи.
      Дюжий стражник, вызванный с поста, взял на себя заботу о лошадях. Все трое – начальник стражи, Гури и Тэм, жмущийся к валлийцу, – спустились по ступенькам до горизонта, где велись работы. Яркая белизна, высвеченная солнцем, болезненно резала глаза. Навстречу то и дело попадались грязные личности с тачками. Тэм заметил, что руки и ноги у них изъедены язвами, и до крови прикусил губу.
      Гури был полон энтузиазма. Он с удовольствием осматривал выработку. Когда они остановились у штольни, вход в которую был кое-как укреплен вертикальными столбами, Гури радостно полез туда и лишь в самую последнюю секунду был ухвачен за плащ и почтительно извлечен наружу начальником стражи.
      – В чем дело, милейший? – осведомился Гури. Одна щека у него была уже белой.
      – Не стоит вам туда ходить, сэр, – пояснил начальник стражи, тщательно подбирая выражения.
      – Милостивый государь, – гордо заявил Гури, – я никогда еще не лазил в штольни. Вы что, хотите лишить меня нового ощущения?
      – Видите ли, там опасно. Может обвалиться в любую минуту.
      – Обвалиться? Да ведь там кто-то работает, а? – упрямился Гури.
      – Ну и что с того, что работает? – возразил начальник стражи. – Весь вопрос ведь в том, НА КОГО обвалится. Мне разрешено иметь столько-то трупов на тонну соли. Это нормально и от этого никому не будет хуже. Другое дело – вы, сэр. Простите, что я вынужден был предположить самую возможность несчастья.
      Они спустились по лесенке еще ниже. Здесь уступы были намного шире. В одном месте, где, видимо, случился обвал, была навалена груда камней.
      – Соль дороже золота, – рассуждал начальник стражи. – Без соли никуда. Верно я говорю? Соль – она всем нужна. Недаром и Господь наш говорил: «Вы – соль земли».
      – Он говорил это отнюдь не вам, милейший, – заметил Длинноволосый.
      Начальник обиделся, но Гури уже заинтересовался обвалом, и бедняге пришлось проглотить это замечание. Спорить с валлийцем не приходилось – о нем и его подвигах все уже были наслышаны. Поэтому, подумав, начальник стражи заговорил вновь:
      – Да и добывать ее труднее, чем золото.
      – А много народу у вас тут гибнет? – поинтересовался Гури, проводив глазами очередную личность с тачкой.
      «Босяк – он и есть босяк, – подумал начальник стражи, – даром что лорд и известный герой». Вслух же сказал:
      – Порядком. – И лицо его стало таким суровым, будто он потерял здесь всех своих близких и сам ожидает подобной же участи.
      – А где вы их хороните?
      – Есть тут одно кладбище... Но их, как правило, хоронить не приходится... – Начальник стражи выразительно покосился на обвал.
      – Скажите, – продолжал свои расспросы Гури Длинноволосый, сталкивая вниз камешки носком сапога, – а случались тут у вас побеги?
      Прищуренные глаза Гури при этом мгновенно раскрылись и уставились на начальника стражи. Тот возмущенно фыркнул:
      – Ни-ко-гда, – отрезал он. – Вы уже имели возможность убедиться, сэр, что охраняют этих головорезов не на страх, а на совесть. Правда, был тут один, который пытался бежать...
      – Он еще жив? – Гури даже подпрыгнул от удовольствия.
      – Да... Хотите посмотреть?
      – Конечно!
      Гури легко зашагал следом за начальником стражи. Тэм заметил, что нынче покалеченный в боях валлиец как будто совсем не хромает. Но он давно уже перестал обращать внимание на странности своего господина.
      – Идемте, посмотрим, – сказал Гури. – А потом, с вашего позволения, мы вас покинем. Я доложу шерифу о том, что соляные копи, как всегда, являют собой образец порядка и благолепия.
      – Мы вас так просто не отпустим, сэр. – Начальник стражи позволил себе подобострастное лукавство. – А отобедать с нами, сэр?
      Гури покачался на носках.
      – Баланды вашей похлебать, что ли? – насмешливо спросил он.
      Начальник затрясся в почтительном хохоте.
      – Ладно, идем, – милостиво разрешил Гури.
      Они обогнули осыпь и вышли к ровной площадке, сделанной, видимо, специально для проведения публичных экзекуций. Посреди стоял добротный столб, к которому надлежало привязывать провинившегося. Сейчас возле этого столба сидел в тяжелых, покрытых темными пятнами колодках какой-то истощенный, до черноты загорелый тип, весь облепленный оводами и мухами. Он сидел, свесив голову. Рядом с ведром воды дежурил солдат, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы наказанный не умер раньше времени.
      Тэму, который мучительно страдал от солнца, стало дурно – так подействовало на него зрелище и сопутствующий запах. Мальчик побледнел, сжал зубы, в ушах у него нарастал звон. Прежде чем Тэм понял, что с ним происходит, это понял Гури. Он ударил мальчика по лицу и, схватив за шею, пригнул его голову вниз, подержал в таком положении несколько секунд, а потом отпустил. Выпрямившись, Тэм в изумлении посмотрел на валлийца.
      – Ты теряешь сознание, Тэм, – сказал Гури.
      Тэм покачнулся. Гури схватил его за плечи и обратился к начальнику стражи:
      – Да проводите же его в тень, милейший!
      Начальник стражи стоял с разинутым ртом и не двигался с места. До сих пор Гури не обращал на мальчика никакого внимания, и начальник грешным делом принял его за слугу.
      – А этот молодой, э... лорд... он кто? – промямлил начальник стражи.
      – Мой сын, – отрезал Гури Длинноволосый. – Внебрачный. Делайте, что вам говорят.
      Вконец растерявшись, начальник стражи подхватил Тэма под мышки. Обремененный шатающимся, покрытым испариной мальчиком, он исчез за осыпью. Оставшись один, Гури Длинноволосый взял у солдата ведро и плеснул водой на умирающего. Затем склонился над ведром и жадно отпил. Человек в колодках завозился, но головы не поднял.
      – И сколько времени он тут сидит? – поинтересовался Гури, оторвавшись от ведра с водой.
      Солдат не сразу понял, что вопрос обращен к нему, но, когда это обстоятельство стало для него очевидным, деликатно прокашлялся и ответил:
      – Четвертый день, сэр.
      – Гм... и не дохнет? – с любопытством спросил Гури и зачерпнул еще воды, чтобы вылить себе за шиворот. – Ну и жара тут у вас, – проворчал он себе под нос.
      – Живуч, сэр, – бодро отрапортовал солдат, обретя должную выправку. – Если б я попал на его место, спаси меня Дева Мария, я бы давно сдох, сэр.
      Гури потыкал в пленника ногой.
      Человек в колодках поднял голову. Его лицо распухло от укусов насекомых. Он раскрыл черные глаза и, увидев как в тумане перекошенный рот, уродливый шрам и длинные белые волосы Гури Длинноволосого, хрипло прошептал:
      – Хелот... это ты...
      Солнце садилось. До дома отшельника святого Сульпиция оставалось полчаса езды. Хелот изрядно устал за этот день – то ли верховая езда, то ли разговоры с дураками измучили его до полусмерти. Дураков он по-прежнему не любил, хотя от всей души пытался относиться к ним по-христиански.
      «Себя загонял и Тэма замучил», – думал он с раскаянием. Мальчишку с болот он усадил в седло позади себя, и, судя по тому, как тяжело он навалился Хелоту на спину, лжеваллиец догадывался, что паренек уснул. Алькасар был усажен на лошадку Тэма. Гури Длинноволосый признал в нем одного из зачинщиков мятежа во Владыкиной Горе и забрал в Ноттингам, дабы предать показательной и ужасающей казни. Начальник стражи тихо радовался тому, что так легко отделался от зануды валлийца. О, у Гури Длинноволосого такая репутация, что связываться с ним ни один самоубийца не захочет.
      Хелот свернул на болото. Пахло мхом и голубикой. Становилось свежо. Тэм Гили проснулся и завозился у Хелота за спиной. Алькасар тяжело навалился на шею терпеливой лошадки. Хелоту пришлось привязать его к седлу, чтобы он не упал, – сил у пленника уже не оставалось.
      Знакомые бревенчатые стены отшельникова дома, как и в прошлый раз, словно выросли из глубины болота при появлении путников. Хелот спрыгнул на дорогу, снял с лошади Тэма и с мальчиком на руках поднялся на высокое крыльцо.
      – Мир вам, отец Сульпиций, – крикнул он, заглядывая в темноту.
      – Это кого принесло? Хелот, что ль? – донесся голос святого. Слышно было, как отец Сульпиций отодвигает стул и идет к двери. – Ты один, сын мой?
      – Нет, – ответил Хелот.
      Святой появился на пороге и, прищурившись, посмотрел на Гури Длинноволосого, на сонного мальчика, на безмолвного всадника, который даже не пытался выпрямиться в седле. Святой нахмурился.
      – Откуда ты привез эти человеческие обломки, Хелот? – полюбопытствовал он, указывая подбородком на Алькасара.
      – С соляных копей, вестимо, – ответствовал Хелот, подумав о том, что, несмотря на всю свою святость, отец Сульпиций порой бывает невыносим. – Одолжите мне нож, святой отец.
      – Откуда в обители божьего служителя нож, еретик из Лангедока? – хмыкнул отшельник и тут же снял с полки жуткого вида тесак. При этом он посмотрел на Хелота с неожиданным уважением и принял из его рук мальчика. Тэм мгновенно проснулся и уставился на Хелота тревожным взглядом.
      С ножом в руке Хелот направился к Алькасару. От усталости его пошатывало, и не оставляло дурацкое предчувствие, что вот сейчас он оступится, неудачно упадет и нож воткнется ему в живот. Однако до сарацина Хелот добрался вполне благополучно.
      Тэм, разинув рот, смотрел на него. Хелот улыбнулся краешком рта: он-то думал, что успел отучить мальчика удивляться.
      Хелот перепилил веревку и размотал с рук Алькасара последний обрывок.
      – Слезай, – сказал Хелот. – Можешь сам?
      Алькасар с трудом открыл глаза. Веки у него распухли и гноились. Капельки собрались у основания ресниц. Красивые ресницы у Алькасара – пушистые, черные. Даже сейчас они торчали как стрелы. А глаза смотрели и не видели.
      – Ты красив, как архангел Гавриил, – грустно констатировал Хелот.
      Алькасар с трудом слез с седла, постоял, глядя себе под ноги и хватаясь за стремя спокойной лошадки, потом, не поднимая головы, спросил:
      – Где мы, Хелот?
      – У святого Сульпиция.
      Вдруг Алькасар посмотрел в глаза своему другу и произнес громко и мучительно, как будто слова, предназначенные только для Хелота, никто больше не мог расслышать:
      – Я боюсь.
      Отшельник и Тэм сидели на крыльце. Отшельник повыше, Тэм у его ног, пониже. Святой рассеянно поглаживал подбородок. Выгоревшее за день летнее небо стремительно наливалось синевой. С болота доносились вопли лягушек.
      Алькасар дрожал и хватал Хелота за руки, а Хелот никак не мог его успокоить.
      – Алькасар, идем же. Пошли в дом. Я помогу тебе. Ты же голоден, отшельник тебя накормит.
      – Я боюсь, – повторил он немного тише. – Не отдавай меня им, Хелот. Я больше не выдержу.
      Хелот покачал головой, сгреб его в охапку и силой поволок в дом. Алькасар не сопротивлялся. Отшельник и Тэм шарахнулись в разные стороны, освобождая дорогу, и два друга оказались в «луковой» комнате. Лука там уже не было, по стенам висели пустые веревки и стоял слабый, но ощутимый запах псины, оставшийся от луковой шелухи. Комната была тускло освещена догорающим закатом.
      Хелот выпустил сарацина, и тот остановился, озираясь по сторонам. Когда на пороге показался святой Сульпиций, Алькасар метнулся к Хелоту, едва не сбив того с ног. Отшельник заворчал:
      – Снимай-ка обувь, Хелот. Натаскаешь мне грязи...
      Голос святого звучал буднично, как будто ничего особенного не произошло. Как будто Хелот не был переодет и загримирован с головы до ног в придурочного валлийского рыцаря, как будто только что не был совершен самый дерзкий за всю историю ноттин-гамширских соляных копей побег...
      Пока Хелот разувался, отшельник зажег свечи и повернулся к Алькасару со свечкой в руке. Не обращая внимания на то, что горящий воск стекает ему на пальцы, святой принялся разглядывать сарацина. Хелот заметил, что Алькасар понемногу успокаивается.
      – Ты узнаешь меня, сын мой? – спросил отшельник.
      После короткой паузы Алькасар ответил:
      – Вы святой Сульпиций.
      – Тебе здорово досталось, Алькасар, – сказал святой Сульпиций. – Но сейчас-то все в порядке, верно?
      Помолчав, Алькасар отозвался:
      – Конечно, святой отец.
      Хелот вспомнил про всеми брошенного Тэма и босиком вышел на крыльцо. Мальчишка уныло грыз ногти. Хелоту захотелось дать ему по шее, но он вовремя вспомнил о том, что грызть ногти – это дурная привычка обожаемого господина Гури, и ограничился тем, что подтолкнул его под локоть. Тэм вскочил на ноги. Хелот лениво сел и потянул его за штаны. Тогда и Тэм осторожно пристроился рядом на ступеньке. Оба молчали. Потом Хелот спросил:
      – Устал, Тэм?
      – Да, сэр, – ответил Тэм и откровенно прибавил: – Очень.
      – Я тоже. – Хелот от души зевнул.
      – Кто такой Хелот, сэр? – спросил Тэм внезапно.
      Хелот в изумлении повернулся к нему. Тэм, видимо, решил, что каким-то образом прогневал своего грозного хозяина, и стал путано извиняться, покуда Хелот не толкнул его ладонью в лоб.
      – Прекрати, – сказал он сердито. – Веди себя по-человечески. Забудь, что я тебя купил. Ты больше не раб.
      – А кто я, сэр? – простодушно спросил Тэм, и Хелот понял, что совершенно не готов к ответу.
      – Ты Тэм Гили, свободный человек, – сказал он наконец, но это прозвучало не убедительно.
      Тэм помолчал немного и снова решился:
      – Так кто такой Хелот?
      – Откуда ты взял этого Хелота, Тэм?
      – Видите ли, сэр, отшельник называл это имя, и я не понял... Какой-то Хелот был у нас в деревне, когда мы... когда нас...
      – Во время бунта? Когда вы сожгли обитель и перебили всех монахов?
      Тэм кивнул в темноте и добавил:
      – Так звали одного сподвижника самого Робин Гуда. Он был... не такой, как все. Он разговаривал с нами...
      – С кем это – «с нами»?
      – Ну, со мной и моим братом. Помните, сэр, я говорил, что у меня был брат. И еще этот Хелот – он сарацин. Он так сказал.
      – Он соврал тебе, Тэм. Он католик.
      – Так вы его знаете, сэр?
      – Да, – сказал Хелот, краснея под гримом. «Еще как знаю», – подумал он.
      – Он храбрый как лев, – задумчиво произнес Тэм. – Когда мы напали на обитель святого Себастьяна, он один дрался со ста стражниками.
      – С одиннадцатью, – поправил Хелот, радуясь тому, что в темноте Тэм не видит выражение его лица.
      Мальчишка завозился на крыльце – забеспокоился. – Он ваш близкий друг, сэр?
      – Хелот – это я, – сознался Хелот.
      – Не может быть! – неосторожно брякнул Тэм. – Хелот же был такой темноволосый... Такой загорелый,.. Вы поседели от испытаний, сэр? – прошептал он, окончательно смутившись.
      – Да нет, это парик, – сказал Хелот. – Из конского волоса. И шрам тоже ненастоящий. Идем-ка в дом, простудишься.
      Хелот встал, Тэм последовал его примеру. Уже в прихожей, в темноте, путаясь в скамейках и ведрах с ключевой водой и мочеными яблоками, Хелот услышал детский голос:
      – Сэр, а почему вы сказали, что вы сарацин, если на самом деле католик?
      Хелот как раз опрокинул себе на ногу березовый чурбачок, тускло отсвечивающий во мраке белизной, и разразился неприличной бранью. Тэм отцепился.
      В «луковой» комнате никого не было. Хелот взял со стола горящую свечу и смело двинулся дальше, но тут дверь, которую он намеревался открыть, вдруг распахнулась, и рыцарь с отшельником с размаху налетели друг на друга.
      – С тобой, Хелот, вечно какие-то недоразумения, – заявил отшельник.
      Хелот поплелся за ним к столу с притворно-покаянным видом. Они со святым Сульпицием уселись за стол и дружно уставились на Тэма, который, приподнявшись на цыпочки, разглядывал колбы, пробирки, расставленные на полке возле входа, диковинные сосуды в виде грифонов, змей, василисков, фениксов и прочих сказочных, совсем не страшных чудищ. Святой Сульпиций собирал этот бестиарий долгие годы. Почувствовав на себе взгляды, мальчик воровато втянул голову в плечи и шмыгнул носом.
      – Какая прелесть, – сказал святой Сульпиций. Он жестом подозвал Тэма к себе и, пока мальчик карабкался на высокое деревянное кресло, повернулся к Хелоту. – Это существо утверждает, сын мой, что ты КУПИЛ его по случаю в Дровяном переулке.
      – Врет, – ответил Хелот, не моргнув глазом. – Лучше скажите, святой отец, где мой сарацин?
      – В уютном сыром подвале с крысами. – ответил отшельник.
      – И как это тебе, Хелот, удалось довести человека до такого состояния?
      – Я его не доводил, – мрачно произнес Хелот. – Я его преданно искал. Шрам этот дурацкий... Сняли бы вы его, отец Сульпиций. Ужас как надоел.
      – Ладно тебе, – перебил отшельник. – Ступай на кухню и принеси горячей воды.
      – Я? На кухню?
      – Ты не в баронском замке, которого у тебя нет, голодранец. Так что оставь свои рыцарские замашки и марш на кухню. Хелот покорно отправился куда ведено. – Оружие-то сними, – крикнул ему вслед отшельник. – Тоже мне, крестоносец липовый.
      Над очагом висел большой медный котел с носиком вроде клюва с одного бока и ручкой, похожей на петушиный хвост, – с другого. Хелот взялся за ручку и склонил котел клювом вниз над деревянным ведром. Слушая плеск воды, Хелот думал о том, что нынче в Дальшинской Чисти скончался Гури Длинноволосый. И ему даже взгрустнулось на миг.
      Он взял тяжелое ведро и потащил его в комнату. Святой Сульпиций, возившийся у стола с различными снадобьями, извлеченными из многочисленных склянок, обратил к нему лицо, тронутое усмешкой.
      – Что, тяжеленькое? – поинтересовался он. – Пыхтишь? Это тебе, брат, не к Гробу Господню ходить...
      Он подал Хелоту моток веревки и велел привязать к дужке ведра, а сам отодвинул сундук, открыл подпол и стал спускаться вниз.
      – Давай сюда ведро, – крикнул он из подвала.
      Хелот повиновался. Подвал был далек от самых скромных представлений о будуаре, но кровать, на которой лежал Алькасар, отнюдь не являла собой образец аскетического ложа. Хелот спрыгнул вниз, на солому. Отшельник зажег еще два факела и вставил их в гнезда над кроватью.
      – Господи, какой он грязный, – со вздохом произнес отшельник, склоняясь над беглым каторжником, лежавшим безжизненно, в неловкой позе. – Беда с вами... И когда это рыцари научатся уважать правила гигиены?
      – Откуда же мне знать, святой отец? К тому же он не рыцарь...
      – Вот и я не знаю, – ворчал святой Сульпиций, ковыряя палочкой в стеклянном сосудике, сделанном в виде бамбукового колена. – Как-то раз забрел ко мне один барон в совершенно антисанитарном состоянии. А я, к сожалению, служитель Господа, отшельник, и пришлось пустить этого вонючку в дом. Он, видишь ли, поклялся не менять сорочку и вообще не раздеваться, пока не вернутся воины крестового похода. Этим он надеялся оказать им неоценимую помощь. И девиз у него был запоминающийся: «От грязи не дохнут».
      Отшельник отставил в сторону сосудик.
      Хелот потрогал Алькасара за руку:
      – Он не умрет, святой Сульпиций?
      – Дурацкий вопрос, сын мой, – сказал отшельник и разорвал на Алькасаре одежду. – Вполне подходящий для такого идиота, как ты.
      Алькасар был в полном сознании, но сил у него не было. Он только дергал ртом, когда отшельник, человек неделикатный, прикладывал и привязывал к его многочисленным ранам всякую дрянь. Под конец святой велел ему выпить какое-то жуткое на вид варево, укрыл вторым одеялом и сообщил Хелоту, очень довольный собой:
      – Проснется здоровеньким и сразу потребует еды. Они забрали с собой все факелы и выбрались из подвала.
      Тэм, взъерошенный, озаренный тихим лунным светом, жадно глотал горячее молоко, припасенное святым для больного.
      – Я недооценил этого юношу, – изумленно сказал отец Сульпиций.
      Тэм одарил его сияющим взглядом поверх кувшина и слизал с губ пенки. Отшельник повернулся к Хелоту:
      – Так где ты нашел это чудо, Хелот?
      – В ноттингамской грязи, – был ответ.

ГЛАВА ПЯТАЯ