Тут иная напасть на Агигульфа. К полю Хродомер подошел и ну издеваться, обидные слова с края поля кричать. Тут Агигульф остановился, соху выпустил. Вол дальше пошел, соху за собой поволок. Вол - он как гепид: раз начав, с трудом останавливается.
      Агигульф сказал, что хочет он Хродомера убить. Дедушка Рагнарис с видимой неохотой дядю Агигульфа остановил. Сказал, незачем священный праздник пахоты смертоубийством осквернять.
      Тут соха перевернулась, запуталась в ременной упряжи.
      Мы с братом Гизульфом бросили выбирать из борозды камни и сорняки, побежали вола останавливать, соху спасать.
      Хродомер смеялся и пальцами на нас показывал. Дядя Агигульф дал торжественную клятву у Хродомера весь урожай сжечь. Дедушка Рагнарис крикнул Хродомеру, чтобы тот не позорил бороды своей седой. Хродомер плюнул и ушел.
      Дедушка Рагнарис с Хродомером друзья, только всегда ругаются. Ведь именно Хродомер призвал дедушку Рагнариса к себе, когда дедушку Рагнариса выгнал из дома его отец.
      И вот дедушка Рагнарис увидел, как вол наискось через паханое пошел. Да как понес бранить всех подряд: дядю Агигульфа за то, что соху бросил, нас с братом Гизульфом за то, что по вспаханному бегали, вола ловили, Теодобада - за то, что некстати поход затеял. Досталось и Алариху - за то, что умер: уж Аларих-то такой бы глупости не придумал, в поход перед посевной уходить.
      Тут пришли мать моя Гизела и дедушкина наложница Ильдихо, принесли еды. На том споры и утихли.
      Так дедушка Рагнарис всю посевную с Агигульфом и проходил.
      Посевная закончилась; тут из похода возвратился отец мой Тарасмунд, герой героем. Как будто специально поджидал. Дядя Агигульф увидел, как отец мой Тарасмунд с добычей возвращается, и даже затрясся.
      Из похода отец мой Тарасмунд принес много добычи и пригнал раба-гепида, который на плечах принес мешок соли. Прозвание же этому гепиду было Багмс.
      Мать моя Гизела соли очень обрадовалась, а на раба посмотрела с сомнением. Ибо здоровенный был этот Багмс, сразу видно, что привык много жрать.
      Был он широкоплеч, очень светловолос, глаза имел голубоватые, почти белые, водянистые. Шевелился и говорил как во сне. Мешок однако донес исправно; Тарасмунд и взял его ради того, чтобы мешок тащил.
      БАГМС-ГЕПИД
      Дедушке Рагнарису этот Багмс сразу не по душе пришелся. Едва только Багмса завидя и гепида в нем признав, дедушка Рагнарис громко плюнул, рукой махнул, повернулся и в дом пошел. Багмс-гепид то в спину дедушке Рагнарису посмотрит, то на Тарасмунда поглядит, но с места не трогается только белыми коровьими ресницами моргает. И губа у него удивленно отвисла.
      Дядя Агигульф гепидов хорошо знал, потому что не раз сражался с ними. Он сказал, что такой вид означает - думает гепид.
      Закончив думать, Багмс обратился к Тарасмунду и попросил еды.
      Тогда мы еще не знали, как нового раба зовут. Странные имена у этих гепидов. "Багмс" по-нашему "дерево". Но не доброе смоляное, а лиственное, у которого древесина бросовая, быстро гниет.
      Багмс сказал нам, что его отец Айрус. Мы думали, что это еще одно странное имя гепидов. По-нашему "айрус" означает "посланник".
      Отец Багмса и вправду был посланником от очень дальних гепидов к дальним гепидам. А звали его как-то иначе. Как - того Багмс не сказал.
      У очень дальних гепидов в их бурге был свой военный вождь. Звали его Эорих. Этот Эорих задумал идти на аланов. Но он не хотел один на аланов идти и послал своего человека к дальним гепидам, чтобы склонить тех вместе с ним на аланов идти. Только долго ждал ответа этот Эорих. Посланник пришел к дальним гепидам, сел на их землю. Пока этот посланник переговоры со старейшинами дальних гепидов вел, много времени прошло. Он себе дом срубил, взял жену, она нарожала ему детей. Так и остался жить среди дальних гепидов, а к своему вождю Эориху не вернулся. Дальние же гепиды звали его просто "Айрус", то есть "Посланник".
      Так вот, наш Багмс и был сыном этого Айруса.
      Когда Багмсу было уже года три или четыре, старейшины дали Айрусу свой ответ: отказались они идти с Эорихом на аланов. Аланы же к тому времени Эориха уже наголову разбили, так что и искать этого Эориха теперь бесполезно.
      Ближние гепиды, как и мы, с аланами и вандалами в мире живут. А как дальние гепиды с аланами живут - того никто не знает. Дядя Агигульф хотел узнать это у Багмса, но Багмс не мог ему сказать, потому что не понимал.
      Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, на Багмса смотреть не могли - со смеху мерли. Пошепчутся и трясутся от хохота.
      На другой день, как отец мой Тарасмунд вернулся из похода, дедушка Рагнарис устроил пир в своем доме. В тот день по всему селу праздник был. Хродомеровы родичи тоже пришли с богатой добычей.
      Я любовался дедушкой Рагнарисом. Рядом с дедушкой блекла слава героя - Тарасмунда. Отец мой Тарасмунд вообще не умеет о своих подвигах рассказывать. Не то что дядя Агигульф. Тот как начнет о своих походах рассказывать - заслушаешься. А Тарасмунда послушать - ничего интересного: дождь, слякоть, лошадь охромела...
      Испив немало, дедушка лицом стал красен и голосом звучен. Когда Ильдихо снова подошла к нему и поднесла кувшин с пивом, дедушка Рагнарис отправил ее к Тарасмунду и вдогонку хлопнул пониже спины: поторопись, мол, к герою. Брат мой Гизульф было захохотал, но дядя Агигульф остановил его отеческой затрещиной.
      А мать моя Гизела у Ильдихо кувшин отобрала, чтобы самой поднести Тарасмунду. Ильдихо же она в шею вытолкала, чтобы к погребу шла и еще пива несла.
      Ильдихо хоть и выше ростом, чем моя мать, хоть и крепче ее, и на язык бойчее, и постоять за себя умеет лучше (а уж на расправу скорая - про это говорить не хочется), но все же стерпела.
      Моя мать Гизела и дедушкина наложница не очень-то любят друг друга.
      Тут дедушка Рагнарис встал и стал говорить речь в честь Тарасмунда победителя гепидов. Он долго говорил. Рассказал всю историю племени гепидов. У нас в доме любят слушать, как дедушка Рагнарис рассказывает предания.
      Я всегда слушаю дедушку очень внимательно. А Гизульф почти не слушал, он шептался с дядей Агигульфом. Гизульф когда-нибудь станет главой большого рода - что он будет рассказывать на пирах, если не запомнит слова дедушки Рагнариса?
      А дядя Агигульф - что с него взять? Хоть и старше нас годами, но из сыновей Рагнариса младший и старейшиной ему не быть.
      Когда мы, готы, вышли на трех больших кораблях с острова Скандзы (рассказывал дедушка), ветер для всех трех кораблей был одинаковым. Но два корабля пристали к новому берегу раньше, чем третий. Замешкались на третьем, выказали нерасторопность. От трех этих кораблей три рода пошли: от одного остроготы, от другого везеготы, а от третьего, того, что запоздал, - гепиды.
      Будучи умом не быстры, гепиды не сразу поняли, что они на суше, и потому свой корабль на себе понесли. Сперва те гепиды несли, что с острова Скандзы вышли; потом дети их несли; потом передали корабль внукам. А как дети внуков за корабль взялись и на плечи взвалили, распался корабль, ибо истлел. И тогда поняли гепиды, что на суше они.
      Так говорил на пиру дедушка Рагнарис.
      Я сидел на дальнем конце стола, недалеко от Багмса. Когда дедушка про гепидов рассказывал, все хохотали. Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, визжали и аж слюной брызгали, так смешно им было.
      Я приметил, что они все носили и носили еду Багмсу. Я поймал Сванхильду за косу и спросил, что это она Багмсу еду носит. Вроде как еще не жена ему, чтобы так о нем печься. Неужто за раба-гепида замуж собралась?
      Сванхильда меня по голове ударила и обозвала дураком. Обиделась.
      А Галесвинта сказала: смеха ради носит, чтобы посмотреть, сколько этот гепид пожрать может. Ее, мол, всегда интересовало, сколько в гепида влезет, ежели ему препонов в том не чинить.
      А Багмс знай себе жует репу с салом.
      Я посмотрел на Багмса. И вдруг люб мне стал этот Багмс.
      От обжорства в животе у Багмса так ревело, что заглушало речи дедушки Рагнариса.
      Когда дело пошло к ночи, воины затеяли свои богатырские потехи, а женщин, детей (и меня в том числе) и Багмса отправили спать.
      Я шел по двору рядом с Багмсом, чтобы показать тому, где ему спать. Багмс вдруг забормотал себе под нос, что предки-де корабль не потому несли, что в море себя воображали, а от бережливости. Вдруг да снова к морю выйдут? Думали предки: вот глупый вид у готов будет, когда снова к морю выйдут, а корабля и нет. Мыслимое ли дело - такой хороший корабль просто взять да бросить!
      Так ворчал Багмс.
      ЗА ЧТО ДЯДЯ АГИГУЛЬФ БАГМСА НЕВЗЛЮБИЛ
      Багмс у нас совсем недолго прожил, не больше месяца. Когда Багмса у нас не стало, я об этом жалел, потому что хотел, чтобы Багмс сделал мне лук и научил стрелять. Известно, что гепиды хорошие лучники. У нас в селе тоже есть луки. Но наши луки только охотничьи, а настоящих стрелков у нас не встретишь. У гепидов же есть большие луки. Как-то раз Гизарна показывал моему брату Гизульфу и мне стрелу от гепидского лука. Это была большая стрела, локтя в три. Говорят, что их луки в человеческий рост.
      Этот Багмс мне сразу полюбился, и моему отцу Тарасмунду, видать, тоже. А вот дядя Агигульф сразу невзлюбил этого Багмса-гепида.
      И было ему за что.
      Едва возвратившись домой, встав утром после пира, Тарасмунд отправился на поле - посмотреть на подвиг брата-ораря. Тарасмунду беспокойно было: как без него пахота прошла. Еще во время пира он то у дедушки Рагнариса, то у дяди Агигульфа допытывался. Еле утра дождался, чтобы идти.
      С Тарасмундом пошел дядя Агигульф. Только пошли к полю, как появился Багмс и, не таясь, но и не приближаясь, следом поплелся.
      Дядя Агигульф уже тогда зло на него посмотрел, но промолчал. Очень не любит дядя Агигульф гепидов.
      Я тоже с отцом пошел.
      Пришли на поле.
      Тарасмунд поле осмотрел, прошелся (а на лице ухмылка); после молча дядю Агигульфа по плечу похлопал - тот и взбеленился.
      А Багмс по дальнему краю поля пошел и все на борозды глядел. Дошел до того места, где вол наискось пошел, борозду скривил (это когда дядя Агигульф, разъярясь, соху бросил). Остановился Багмс и думать начал: рот приоткрыл, ресницами заморгал.
      Отец к тому месту пошел - поглядеть, что там такое Багмс увидел. Я рядом с дядей Агигульфом остался, не пошел туда. И видел, как все мрачнее и мрачнее становится дядя Агигульф.
      Я еще вчера подумал: хорошо бы гепид мне лук сделал. Глядя на дядю Агигульфа, как он стоит и зло на этого Багмса глядит, я подумал: не убил бы он этого гепида прежде, чем этот гепид мне лук сделает.
      Дядя Агигульф не раз рассказывал, что коли уж разъярится он, не успокоится, пока жизнь у кого-нибудь не отнимет. В походах так не раз и не два бывало.
      Однажды, рассказывал дядя Агигульф, когда он в очередной раз на гепидов пошел с Теодобадом (а гепиды в лесах живут), набрел дядя Агигульф на кабаний выводок. И так разозлил дядю Агигульфа секач, что дядя Агигульф этого секача голыми руками порвал и двух свиноматок сгубил. И тут же сырыми терзал и ел их на поляне. А волки поодаль сидели, ждали, покуда дядя Агигульф насытит свою ярость - подойти не решались. Так он рассказывал.
      Таков дядя Агигульф в гневе. И потому я опасался за жизнь этого Багмса.
      Дядя Агигульф говорит, что когда он в гневе, даже Теодобад его побаивается.
      Я видел, как священная ярость нисходит на дядю Агигульфа и мутнеют его глаза. Там, на краю поля, мой отец Тарасмунд разговаривал с этим гепидом Багмсом. Багмс что-то говорил, а отец кивал, будто соглашался. Потом отец мой Тарасмунд засмеялся и хлопнул этого Багмса по спине, и они пошли прочь от поля.
      Дядя Агигульф заскрежетал зубами. Потом дядя Агигульф прочь пошел, а мне стало интересно: на что там Багмс загляделся, и я подошел к тому месту на краю поля, где он с моим отцом стоял.
      Пшеница уже проросла, и зеленые ростки хорошо означили порушенную борозду.
      Вечером я спросил отца, что такого Багмс-раб сказал, что он, Тарасмунд, засмеялся. Тарасмунд сказал: Багмс говорит - орарь, должно быть, за девкой погнался.
      Дядя Агигульф на отца моего обижался и все чаще проводил время то у Валамира, то у Гизарны.
      КАК ТАРАСМУНД БАГМСА-ГЕПИДА В ИСТИННУЮ ВЕРУ ОБРАЩАЛ
      Вскоре после того, как отец мой Тарасмунд с Багмсом из похода пришел, настало время покоса. Тут-то и показал себя Багмс. Обычно как покос - так по вечерам мы все от усталости с ног валимся. Надо успеть скосить, пока солнце еще траву не пожгло.
      Мать моя Гизела даже простила Багмсу его прожорливость. Тем более, что отцов раб не просил еды, только глядел вечно голодными глазами и заглатывал все, что ему давали. А не давали - так и молчал.
      Говорят, что гепиды в бою мечом безумствуют. А отцов Багмс на покосе косой умствовал. Даже дедушка Рагнарис им любовался, хотя виду не показывал.
      Тарасмунд поглядел, как Багмс косит, подумал и поставил гепида самые неудобные участки обкашивать - послал его к Большому Камню и к Старой Балке. В другие годы нас с Гизульфом посылали эти места серпом обжинать, потому что отец не успевал везде поспеть, а дядя Агигульф - тот больше косу правил, чем косил. И на попреки ворчал, что он не златоделец.
      В прошлом и позапрошлом году роду Рагнариса хорошие участки под покос давали. А в нынешнем сколько дедушка Рагнарис с Тарасмундом и Агигульфом на тинге глотку ни драли, а участок нам выделили такой, что все трое старших потом несколько дней между собой не разговаривали.
      Хороший покос получил наш сосед Агигульф, что у храма Бога Единого живет, родич наш новый, что ныне Ахме-дурачку вместо отца. Так что на нашем старом покосе Агигульф - отец кривой Фрумо с Ахмой-дурачком хозяйничают.
      Багмс - он был какой? Ему главное показать, что нужно делать, а дальше самое трудное - вовремя остановить Багмса. Отец меня посылал, чтобы я Багмса останавливал. Гизульф дразнил меня за это "гепидом".
      Когда настал воскресный день, отец мой Тарасмунд с матерью моей Гизелой велел мне и моему брату Гизульфу омыть с себя грязь и идти в храм Бога Единого, а работать в этот день не велел. Сказал, что грех. За это я еще больше полюбил Бога Единого.
      Дедушка Рагнарис с отцом долго ругался, но отец, как всегда, стоял на своем и нас с братом от работы отстоял.
      Дядя Агигульф с отцом не разговаривал. Он стоял в стороне, поглядывал на отца моего Тарасмунда и на дедушку Рагнариса и прутик обстругивал злился. Поговорив еще немного с отцом моим, дедушка Рагнарис плюнул себе под ноги, прикрикнул на дядю Агигульфа и погнал его на покос. И сам пошел.
      Отец сказал Багмсу, чтобы тот тоже шел косить.
      Я подумал о том, что Багмс, хоть и гепид, хоть и раб, а люб мне стал за эти дни. Хорошо было бы обратить его к вере в Бога Единого, чтобы и Багмс мог по воскресеньям не работать, как мы. И сказал об этом отцу моему Тарасмунду.
      Отец мой Тарасмунд на это сказал, что не для того обращаются к Богу Единому, чтобы по воскресеньям не работать, и дал мне затрещину.
      Но я видел, что заронил в него семя мысли.
      Годья в этот раз много говорил, так что я всего не запомнил. Похвалил нас за то, что в страду не побоялись оставить свои луга и прийти в храм Бога Единого. То есть, сказал годья, сменить повседневную суету Марфы на служение Марии. И нечего бояться нам, сказал годья, что останемся без сена. Ибо трудящийся достоин пропитания, так говорил Сын земной Бога Единого, и это настоящие Его слова, их годья видел в книге.
      Годья взял эту книгу и некоторое время пел по ней, а Одвульф ему подпевал. Одвульф читать по-писаному не умеет, но знает все слова на память.
      Одвульф, как обычно, протолкался в первый ряд, поближе к алтарю и годье. Так и ел его глазами.
      Потом годья отложил книгу и заговорил о том, как благочестие даже посреди трудов не покидает мужей. Великий рекс готов Аларих, который взял столицу ромеев и разграбил ее, велел своим воинам не трогать святыни Бога Единого. И даже святыни язычников трогать не велел. И через это благочестие, проявленное среди ратного труда, был Аларих многократно умножен во славе. Такой пример привел годья.
      Мы стояли в храме и уже переминались с ноги на ногу. Только отец мой Тарасмунд слушал очень внимательно, как всегда. Но хмур был.
      Про Алариха дедушка Рагнарис куда интереснее рассказывает. Дедушку послушать - Аларих великий воитель, а годью послушать - был этот Аларих скучный.
      Потом годья велел нам запомнить заповедь, оставленную Сыном земным Бога Единого. Он сказал, что эта заповедь должна вечно гореть в наших сердцах. И помолчав, возвысил голос и впечатал ее в наши сердца: "Armahairti a wiljau jah ni hunsl", то есть: "Милости хочу, а не жертвы".
      Я почувствовал, как отец мой Тарасмунд вздрогнул, потому что стоял рядом с ним.
      По выходе из храма отец мой был очень задумчив.
      А вечером, после ужина, вышел во двор, кликнул Багмса и вместе с ним отправился к дому годьи.
      Я догадался, что у отца на уме, и хотел идти с ними - послушать, как годья будет с гепидом разговаривать. Но отец велел мне оставаться дома.
      Вернулись они поздно. Утром я не стал есть свой хлеб - сберег для Багмса. Я изнывал от любопытства, хотел узнать, что произошло вчера у годьи. Багмс сжевал мой хлеб, но ничего толком не рассказал. Отговорился работой и ушел.
      Все-таки не зря дядя Агигульф гепидов не любит.
      Вечером к нам неожиданно пришел Одвульф. Мы подумали было, что он к дяде Агигульфу пришел. Ан нет. Одвульф надел свой лучший пояс и новый плащ с ромейской золотой фалерой. Вид такой, будто свататься решил. Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, стали толкать друг друга локтями и хихикать.
      Когда же Одвульф вместо сватовства, обратясь к Тарасмунду, попросил Багмса призвать, Галесвинта в голос захохотала, а Сванхильда покраснела и надулась.
      Явился Багмс - сонный. Что-то жевал на ходу.
      Тут дедушка Рагнарис спросил презрительно, какое дело у Бешеного Волка (ибо таков смысл имени "Одвульф") чистейших готских кровей к какому-то рабу-гепиду? И поинтересовался, ядовитый, как гриб мухомор: не захватил ли Тарасмунд часом знаменитого гепидского вождя?
      Тарасмунд невозмутимо ответствовал, что захватил он Багмса в битве и вопросов не задавал - недосуг было.
      Одвульф же усы свои вислые встопорщив, проговорил заносчиво, что в Царстве Божием, мол, нет ни гота, ни гепида, ни кочевника, ни земледельца, ни свободного, ни раба, а все сплошь рабы Божьи.
      Дедушка Рагнарис сказал, что лучше удавиться, чем в такое царство попасть.
      И дедушка Рагнарис, который до того на Багмса и глядеть не хотел, спросил у гепида: неужто тот и впрямь хочет в такое место попасть, где его посадят за один стол с болтливым и хвастливым вандалом?
      Багмс подумал и головой помотал.
      Дедушка не отступался: может, Багмсу милее с высокомерным герулом рядом сидеть?
      Тут Багмс совсем растерялся и уставился на Тарасмунда.
      Я подумал о том, что Багмс, может быть, не очень хорошо понимает по-готски.
      И сказал об этом.
      Тут Одвульф закричал, что Багмс все понимает не хуже гота, хоть и гепид.
      А дедушка напустился на меня за то, что встреваю в разговор, и прочь из дома выгнал. А заодно и сестер моих, Галесвинту и Сванхильду.
      Я сел на колоду посреди двора. Из дома нашего доносились яростные крики. Медведем зычно ревел дедушка Рагнарис; матерым волком вторил ему Одвульф. А Тарасмунд и Багмс молчали.
      Потом откинулась дверь, во двор выскочил Одвульф. Чуть не налетел на меня и скрылся в темноте. В спину ему полетел из раскрытой двери кувшин. Дедушка Рагнарис продолжал выкрикивать угрозы.
      Я понял, что Одвульфу снова не удалось достичь святости.
      А сестрам моим, Сванхильде и Галесвинте, все хиханьки да хаханьки.
      КАК ТАРАСМУНД К ТЕОДОБАДУ ОТПРАВИЛСЯ
      Вскоре после покоса это было. Я услышал, как Хродомер говорит дедушке Рагнарису: "Нет ничего доброго в том, чтобы готы из-за какого-то гепида между собой ссорились". Дедушка покраснел и набычился. Я понял, что Хродомер это про нашу семью говорит.
      Потому что дядя Агигульф затаил злобу на Багмса-гепида и говорил Тарасмунду, что в доме полно молодых девок и нечего всяких скамаров в дом пускать.
      Тарасмунд на это возражал, что взял Багмса как военную добычу и что от Багмса в хозяйстве польза. А вот он, Агигульф, только и горазд в походах, что бабам юбки задирать, а об умножении богатств родовых ему, Агигульфу, думать и некогда.
      На что Агигульф справедливо возражал, что не тащить же всех этих баб, которым он в походах юбки задирает, в родовое гнездо.
      И добавил, что вот, в стойле конь стоит - а кем, интересно, упряжь богатая коню добыта?
      С другого бока Тарасмунда клевал дедушка Рагнарис. Хоть и не люб был дедушке Рагнарису гепид, но оценил он его хозяйственную хватку. Да и здоров был этот гепид, как бык. Так что цена ему была большая. Хватит, чтобы Ульфа с семейством выкупить. Потому что хотя дедушка Рагнарис об этом никогда и не говорил, его постоянно жгла мысль о том, что Ульф и его семья не дома, у Теодобада маются.
      И Ильдихо тоже подливала масла в огонь. Девки совсем дурные стали, не уследишь за ними - и что тогда будет? Особенно Галесвинта шустрая. Сейчас смешки, а как гепидыша в подоле принесет, не снести ей, Ильдихо, головы за недогляд. Тарасмунд первый ей голову и оторвет.
      Как-то вечером дедушка Рагнарис крупно повздорил по этому поводу с Тарасмундом и ушел на курганы.
      Отец же мой Тарасмунд, вместо того, чтобы дожидаться, пока дедушка избудет свою ярость на курганах, пошел за ним следом. Я сказал моему брату Гизульфу: "Раз ты теперь воин, то скрытно пойди за ними следом и посмотри, что там произойдет. И если случится беда, приди на помощь нашему отцу Тарасмунду". Сам же я не пошел, потому что боялся, только не стал говорить об этом.
      Гизульф тоже боялся, я видел это, но пошел. Я ждал его долго и незаметно уснул.
      Брат мой Гизульф разбудил меня посреди ночи. Вывел меня во двор, чтобы не всполошилась наша мать Гизела.
      Мы сели на колоду, что посреди двора была, и Гизульф сказал: "Я их видел!"
      Я сперва не понял, о чем он говорит, и переспросил: "Дедушку с отцом?"
      Но Гизульф покачал головой и сказал, сердясь на мою непонятливость: "Да нет же, Арбра и Алариха".
      И стал рассказывать, как подкрался незаметно к курганам и вдруг был оглушен звуком как бы от битвы сотен всадников. И земля вокруг курганов гудела. На вершинах курганов горели призрачные огни, как если бы скрытно жгли там костры, прячась от врагов.
      Когда он, Гизульф, высунулся из своего укрытия, трепеща, как бы его не обнаружили, то увидел Алариха, по левую руку от Алариха стоял Арбр, а по правую - дедушка Рагнарис. И за их спинами стояло молчаливое воинство. Аларих был в тяжелых аланских доспехах, с большим копьем-ангоном, в позолоченном шлеме, из-под козыря шлема было видно страшное лицо Алариха. Арбр же был наг. Лицо его было оскалено улыбкой, и зубы Арбра сверкали в свете луны. А глаза у него были такие, что лучше было бы не смотреть в них никогда. То были глаза вутьи-одержимого, которому уже не место среди людей. Сам Вотан смотрел его глазами.
      И все они с угрозой надвигались на отца нашего Тарасмунда.
      Тут Гизульф сделал паузу и попросил, чтобы я ему воды из колодца принес. Потому что он натерпелся страху там, на курганах, в горле у него пересохло, и дальше рассказывать он не может.
      Я встал, пошел к колодцу, принес воды моему брату Гизульфу; потом ждал, пока он напьется.
      Гизульф напился воды, но не спешил продолжать. Тогда я сказал: "Если ты не расскажешь, что было дальше, то я закричу, и весь дом узнает, как ты за дедом на курганы бегал".
      Тогда Гизульф сказал шепотом, что отец наш Тарасмунд стоял перед ними неподвижно и только крест в круге чертил перед собой. Богарь наш говорил, это лучшее оружие в незримой брани. И еще, говорил богарь, когда что умом постигнуть не можешь, делай так. А Тарасмунд, отец наш, всегда очень внимательно слушает богаря.
      Я потихоньку тоже начертил перед собой крест в круге и мне стало спокойнее.
      "А дальше что было?" - спросил я моего брата Гизульфа.
      "Дальше я ушел", - сказал Гизульф.
      Мы вместе вознесли молитву за нашего отца Тарасмунда, чтобы легче было ему отражать натиск неведомых сил, и отправились спать.
      Утром мы проснулись от того, что в доме была суета. Женщины суетились, собирали вещи и еду, Тарасмунд седлал коня. Сперва мы подумали, что отец наш Тарасмунд опять в поход собирается.
      Я спросил отца, куда он хочет пойти. Отец сказал: "В бург, к Теодобаду". Я просил его взять меня с собой. Дедушка Рагнарис не хотел, чтобы отец брал меня с собой. Гизульф тоже просился с ним, но отец велел ему оставаться с дядей Агигульфом и помогать ему.
      Моя сестра Галесвинта ходила надутая, будто у нее любимую игрушку отбирают.
      Так оно и было.
      Отец кликнул Багмса и сказал ему, чтобы шел с ним в бург к Теодобаду. Что хочет его на своего брата Ульфа сменять.
      Багмс ему на это ничего не сказал.
      На Багмса навьючили припасы. Отец мой сказал, что верхом поедет. Тут дядя Агигульф разволновался и стал говорить насчет коня. Может быть, осенью случится ему, Агигульфу, в поход идти. А как что с конем стрясется? На чем он, дядя Агигульф в поход пойдет? А пешим ходить - благодарю покорно, это значит к шапочному разбору поспевать. И что ему, дяде Агигульфу, ведомо, что есть у Теодобада задумка кое-кого из соседей по осени от излишков избавить. И неплохо бы, кстати, Тарасмунду насчет этого все в бурге вызнать, раз уж собрался. Да, и с конем поласковей да поосторожней. Как бы чего не вышло.
      Дедушка Рагнарис на дядю Агигульфа цыкнул. Мол, идет Тарасмунд в бург по важному делу и вид должен иметь подобающий, а не как последний скамар. И на Агигульфа напустился: на себя бы поглядел, только и знает, что с Гизарной и Валамиром бражничать, живот отрастил и забыл, небось, с какой стороны на лошадь садятся. Только и помнит, с какой стороны на бабу залезать.
      Тут Тарасмунд, который под эти крики спокойно седлал коня, сказал, что он уходит.
      И пошли. Впереди отец мой Тарасмунд верхом; за ним Багмс с припасами на плечах.
      ВОЗВРАЩЕНИЕ ТАРАСМУНДА
      Возвращения отца моего Тарасмунда все мы ждали с нетерпением. Особенно дедушка Рагнарис его ждал. И так волновался дедушка Рагнарис, что замучил всех домашних придирками и попреками, зачастую несправедливыми. Так что под конец все мы уже ждали не могли дождаться, когда же возвратится Тарасмунд из бурга.
      На седьмой день, как отец мой Тарасмунд в бург уехал, солнце уже садилось, все люди от работ своих в дома возвратились. Гизульф на околицу ходил; вот он вбегает в дом и кричит, что Тарасмунд возвращается.
      Дедушка Рагнарис на Гизульфа рявкнул: зачем, дескать, кричать, будоражить? И что тут особенного в том, что Тарасмунд возвращается? Не пристало готскому воину суетиться. Ибо иное заповедовали нам предки. Дал Гизульфу оплеуху, а сам поскорее на двор выскочил.
      И мы все вслед за ним вышли.
      Тут и Тарасмунд на коне на двор въезжает. Едва завидев его, дедушка Рагнарис понес браниться: сам, дескать, верхом едет, как рекс, а брат с семьей, значит, сзади пешком плетутся?
      И отвернулся от Тарасмунда.
      Тарасмунд же, на эти попреки не отвечая, с коня слез, поводья Гизульфу бросил. И сказал дедушке Рагнарису, что один приехал.
      Дедушка словно дар речи потерял - замолчал и только яростно своей палкой в землю бил.
      Потом у дедушки снова голос прорезался, и он зарычал: "Почему, мол, один пришел?"
      А Тарасмунд, отец мой, только и ответил коротко: Ульф-де сам так решил. И в дом вошел.
      Гизела его усадила ужинать (все уже отужинали), потчевать стала. Дедушка Рагнарис в дверях стоял, во двор смотрел, безмолвной яростью наливался. Когда же услышал, что Тарасмунд завершил трапезу, пожелал продолжить разговор.
      Все мы делали вид, что очень заняты своими делами; сами же изо всех сил прислушивались к этому разговору.
      Когда в бург приехали, рассказывал Тарасмунд, Теодобада не было - на охоте был Теодобад и только на другой день вернулся. Теодобад Тарасмунда приветил и за стол пригласил. Вспоминали, как в походы вместе ходили, Агигульфа вспоминал добрым словом. Рагнарису же кланяться велел за то, что добрых воинов вырастил.
      Услышав это, Рагнарис рыкнул на Тарасмунда, чтобы тот о деле говорил.
      Тарасмунд же о деле говорить не спешил, все еще вел рассказ: как жил в дружинных хоромах; перечислил всех приближенных к Теодобаду дружинников; упомянул о тех, кто сложил голову, рассказал, как это было.
      Рагнарис опять на него прикрикнул, чтобы быстрее рассказывал. Тарасмунд же возразил отцу своему, что говорит все по порядку и иначе тут невозможно.
      Тарасмунду нрав теодобадов хорошо известен и как найти подход к военному вождю - то ему тоже ведомо. И поступил Тарасмунд следующим образом. На четвертый день житья своего в бурге привел Багмса к Теодобаду, чтобы дружинникам показать. Захотели они силой помериться с гепидом. Долго злили его, чтобы в раж воинский вошел. Трудно сделать это было, говорил Тарасмунд, ибо Багмс был занят трапезой. Наконец удалось воинам добиться задуманного. Самые искушенные в войнах с гепидами сумели поднять Багмса на дыбы - знали они слова нужные. Здоров же гепид, как бык, с наскока его не свалишь. Только вдвоем навалившись, одолели Багмса дружинники - Рикимир и Арнульф.
      Тут дядя Агигульф, который неподалеку уздечку плел, голову поднял и, обратясь к Тарасмунду, спросил, не тот ли это Арнульф, что Снутрсу приемным сыном приходится? И про Рикимера: не тот ли Рикимер, у которого шрам через все лицо? И что если это те самые, то он, Агигульф, их хорошо знает. Столько у него, Агигульфа, с ними вместе прожито-выпито!..
      Тарасмунд же подтвердил: да, те самые. И Агигульфа они поминали и чают с ним свидеться, ибо по осени действительно поход намечается.
      Тут дедушка Рагнарис изловчился и Агигульфа палкой достал. Велел Тарасмунду про Ульфа рассказывать.
      Тарасмунд сказал, что Теодобад и дружинники гепида высоко оценили. Тогда Тарасмунд предложил Теодобаду: Багмса в обмен на Ульфа отдать.