Когда на следующее утро Фэйф разбудило яркое солнце, она поняла, что проспала. Солнечные лучи не достигали ее кровати раньше десяти, а она собиралась встать рано, чтобы написать отчет о собрании городского совета, найти Дэвида и расспросить его, как движутся поиски нового помещения для редакции, заняться покупкой новой мебели, компьютеров, необходимого оборудования. Так много нужно было сделать!
      Только нежась под душем, Фэйф вдруг осознала, что не помнит, как поднялась в спальню прошлой ночью. Последнее, что она запомнила, – это уютная мягкость софы и… О, нет! Ее последнее воспоминание – это как она прислонилась к Далтону, ощущая исходившие от него тепло и силу. В памяти осталась упругость его мышц, внезапно охватившее его напряжение при ее замечании, что она не собирается соблазнить его. А потом она провалилась в темноту.
      О, черт!
      К тому времени, когда Фэйф вымылась и спустилась на кухню, она была до такой степени смущена, что ей казалось, что даже кости горят от стыда.
      Едва переступив порог кухни, Фэйф забыла о своем смущении. Возле открытой двери во двор, боком к ней, стоял Далтон и смотрел на улицу. Обычно уверенно расправленные, сейчас его плечи были опущены, руки буквально висели по бокам. На лице были написаны такие мука и тоска, что у Фэйф заныло сердце.
      – Далтон! Далтон, что случилось?
      Он знал, что она здесь, но не мог взять себя в руки и поздороваться. Он пытался стереть из памяти собственное изображение на первой странице свежего выпуска «Реджистер», лежавшего на кухонном столе. Глубоко вздохнув, он повернулся к Фэйф.
      – О, Господи! – Увидев газету, она побелела как мел. – Боже мой!
      Дрожащими руками Фэйф взяла газету. Она стала похожа на привидение. Далтон бросился к ней и усадил на стул, мельком снова взглянув на фотографию, потрясшую Фэйф. Она не видела того, что видел он.
      Фэйф впервые увидела собственными глазами, что произошло. Черно-белое фото было на редкость выразительно.
      Для Далтона же это был взгляд на себя со стороны. Из окон горящего здания вырывалось пламя. Густой серый дым заполнил всю площадь. Повсюду куски разбитого стекла отражали огонь. А в центре, как позирующий камере герой приключенческого фильма, стоял мужчина с почерневшим от дыма лицом, держа на руках обмякшее тело женщины.
      Фотография вернула его в прошлое, напоминая, какой хрупкой была Фэйф, каким безжизненным казалось ее тело в его руках, как он боялся, что не успеет спасти ее и ребенка.
      Внутри себя она носила чудо зарождения новой жизни, а он отчаянно молился, чтобы это чудо не погибло.
 
      Фэйф видела нечто совершенно иное. Она видела мужчину с лицом, полным мрачной решимости не позволить таким мелочам, как бомба или пожар, стоять у него на пути. Перед ней был человек, рисковавший жизнью ради нее.
      О поступке Далтона ей рассказали еще в тот злополучный день, едва она пришла в себя после обморока. Но сейчас она увидела, как все произошло на самом деле. Увидела сажу на его лице, прожженную тенниску, сильно и одновременно бережно сжимавшие ее руки, боль и страх в его глазах. Страх за нее. За нее.
      – Далтон…
      Фэйф подняла глаза. Подбор нужных слов был ее профессией, но сейчас ничего подходящего не приходило на ум. Она даже не смогла бы назвать чувства, переполнявшие ее, так их было много. Благодарность, внезапно нахлынувший ужас, когда она поняла, как близка была к смерти. Она бы неминуемо погибла, если бы не он. И еще у нее возникло страстное, неудержимое желание прикоснуться к нему, ощутить тепло его рук наяву, в полном сознании.
      – Далтон, – снова позвала она. Повинуясь порыву, она потянулась к нему.
      Не нужно было ничего говорить. Он все понял без слов. Им овладело такое же желание обнять ее, прижать к себе, только на миг, на короткий миг, чтобы защитить от опасности, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, что на этот раз злодейка-смерть просчиталась.
      Как хорошо. Слишком хорошо, чтобы отпустить ее. Она была теплой, мягкой, живой… Ее близость словно вдыхала жизнь в него. Далтон давно уже не испытывал подобных ощущений. Внезапная перемена от леденящего холода, в который он сам себя заточил, к живительному теплу ее рук, запаху солнца, источаемому ее волосами, причиняла боль. Эта женщина до основания разрушила тщательно воздвигнутые стены, отгородившие его от всех, и впустила тепло и жизнь в его мир. Как пронзают занемевшую руку тысячи иголочек, когда кровь снова наполняет сосуды, так возвращение к жизни бывает мучительным. Боль была намного сильнее, чем забвение и бесчувствие, окружавшие его столько лет.
      И когда Далтон понял, что больше не выдержит этой близости, что ощущения, испытанные им, оказались слишком сильными, он вдруг почувствовал слабый толчок в животе Фэйф, плотно прижатому к нему, и инстинктивно ослабил объятия, боясь навредить ребенку. Казалось, его кожа отслоилась на дюйм, не в силах оторваться от Фэйф.
      Перемена была столь острой, что Фэйф чуть не разрыдалась. Сначала была необходимость прижаться к нему, потом, когда Далтон обнял ее, она почувствовала себя уютно и комфортно.
      Что она делает? Она не нуждается в жалости и поддержке ни от него, ни от другого мужчины. В последний раз, когда ей захотелось этого…
      Но Далтон не пытался использовать ее. Это она вымолила у него крупицу нежности, а он просто не смог ей в этом отказать.
      По тому, как Далтон мгновенно отстранился от нее, Фэйф поняла, что он почувствовал толчок ребенка.
      Ей вдруг остро захотелось разделить счастье от сознания, что в ней растет маленькая жизнь, с кем-то особенным. Кто же может быть лучше, чем человек, спасший ее и ребенка от гибели?
      Не думая о последствиях, она прильнула к Далтону и положила его ладонь на свой живот. Потом, смутившись от собственной смелости, робко подняла глаза:
      – Она хочет поблагодарить за то, что ты спас нас, вынес из огня.
      Инстинктивно Далтон чуть было не отдернул руку. Но не смог. Он уже видел, как она гладит свой живот, слышал, ее разговор с ребенком, видел, как шевелится маленький человечек. Теперь он мог сам почувствовать биение новой жизни. Ему захотелось убедиться, что малыш жив, цел и невредим.
      – Она? – переспросил Далтон, держа ладонь на животе Фэйф. В ожидании он затаил дыхание. – Ты уверена, что будет девочка?
      Лицо Фэйф озарилось улыбкой.
      – Мне это сказали сестры Снид.
      Ожидание, ожидание. Боязнь вздохнуть, чтобы не пропустить малейшее движение крошечного человечка.
      – Сестры?
      – Венита, Виола и Верна. Они сказали, что родится девочка, потому что живот у меня немного опущен.
      Его взгляд опустился вниз. Он держал руку на ее животе так, как будто был настоящим отцом ребенка. Это пугало его, но недолго. «Ну, давай, давай, малышка, шевелись для меня. Только один разок, ладно?»
      И малышка откликнулась. Далтон почувствовал легкое движение под ладонью. Слабый толчок.
      – Я чувствую!
      Затем еще одно, более резкое, круговое движение. В его душе все перевернулось. Голос дрогнул. Он не мог думать ни о чем, кроме этого маленького комочка, общающегося с ним через живот мамы.
      – Спасибо, – раздался тихий голос Фэйф.
      Далтон быстро взглянул на нее.
      – За что? Это я… должен благодарить тебя за то, что позволила мне… ты понимаешь.
      – Нет, – возразила Фэйф. Внутри ее поднялось что-то радостное и теплое, что невозможно передать словами. – Спасибо тебе за то, что разделил со мной мое ожидание. Я не думала, что захочу этого. Но теперь знаю, что мне это было необходимо. Спасибо.
      В Далтоне вдруг заговорила злость на Фэйф за ребенка. Он поспешно убрал ладонь с живота, боясь, что ребенку передастся его ненависть.
      – Ты не должна была делить нечто особенное и глубоко личное с чужим человеком. Это отец ребенка должен был быть на моем месте и радоваться с тобой. Если бы я добрался до этого ничтожества…
      – Он не ничтожество, Далтон.
      – Как ты можешь так говорить? Он использовал тебя.
      – Возможно. Скорее всего ты прав. – Фэйф отвернулась, сдерживая подступившие к горлу рыдания. Ну зачем Далтон все испортил? Без его нежных рук, обнимающих ее, она чувствовала себя одинокой.
      Эта мысль ожесточила ее и высушила готовые пролиться слезы. Ей не нужны ни объятья Далтона, ни его наставления.
      – Да, он использовал тебя, – настаивал Далтон. – Неужели ты еще сомневаешься в этом?
      – Он использовал меня не больше, чем я его, но тебе не стоит беспокоиться на мой счет. Прошлой ночью я сказала, что не имею на тебя никаких видов, и могу повторить эти слова сейчас.
      – Дьявол, Фэйф, я никогда не считал по-другому.
      Она невесело засмеялась и посмотрела ему прямо в глаза.
      – Разумеется, нет. Ни один мужчина не ожидает подобного от женщины, похожей на бегемота.
      Он усмехнулся.
      – Возможно, он не ожидает этого, но если он нормальный парень, ему наверняка доставит удовольствие, если его попытается соблазнить такая женщина, как ты.
      – Прекрати, Макшейн, – нарочито беспечно сказала Фэйф, скрывая боль, причиненную его словами. – Только не говори мне, что приходишь в восторг при виде толстух, ходящих вперевалку.
      – Зачем ты это делаешь?
      – Делаю что?
      – Зачем так принижаешь себя? Бог наделил тебя исключительным обаянием, и беременность только подчеркивает его.
      – Да, конечно, – горько отозвалась она. – И поэтому ты так борешься с собой, чтобы ненароком не прикоснуться ко мне.
      – Я только что прикасался к тебе, – возразил Далтон, не желая соглашаться со справедливостью ее слов.
      – Потому что я попросила тебя об этом, как о милостыне.
      Далтон развел руками.
      – Сдаюсь. Наверное, я схожу с ума, пытаясь… Неважно. Ты страшна как смертный грех, и ни один мужчина в здравом уме не обратит на тебя внимания. Так лучше?
      – Точнее, – процедила Фэйф, отвернувшись.
      Он схватил ее за плечо и развернул к себе.
      – Но это чудовищная ложь.
      Притянув к себе и не давая возможности вырваться, Далтон поцеловал ее.
      Все в Фэйф замерло. Дыхание, пульс, даже ребенок затих, словно осознавая важность момента.
      Его губы были такими мягкими, самыми мягкими на свете. Ее губы дрожали от подступивших рыданий. На миг она испугалась, что сейчас все испортит, расплакавшись, но слез не было. Вместо них где-то глубоко внутри запульсировало сладкое горячее желание и начало медленно разливаться по телу, настолько медленно, что Фэйф даже не осознавала, что с ней творится, пока не стала его легкой добычей.
      Инстинкт подсказал Далтону, что причиной ее трепета был не страх и не отвращение. Она хотела его. Он ощущал вкус желания на ее губах, чувствовал страсть в ее руках, обвивающих его шею. Она была сладкой, манящей и вся словно горела в огне, сжигавшем его самого.
      «Ошибка», – прозвучал в его сознании суровый голос.
      Эти ласки и поцелуи были ошибкой. Она заставила его хотеть того, без чего он обходился много лет. Бог дал ему шанс иметь семью, но он не дорожил своими близкими до тех пор, пока не потерял их. Теперь же ему не нужна другая женщина. Даже та, которую он держал в объятиях.
      «Лжец».
      Да, это была ложь. Он хотел ее так сильно, что едва не застонал, заставив себя отстраниться от нее, чтобы не совершить самый безумный поступок в своей жизни. Он боялся, что позднее у него не хватит мужества отказаться от сладости ее губ, нежности ее ласк. Он боялся, что позднее утонет в омуте ее глаз и потеряет душу.
      В Далтоне включился механизм самозащиты, подсказывающий, что единственный способ уберечь себя – перейти в наступление.
      – Больше не проси меня об этом.
      Удивленная внезапной переменой и еще больше – его словами, Фэйф отпрянула. Ее глаза зажглись гневом.
      – В этот раз я не просила тебя.
      – Разве?
      Она вспыхнула.
      – Нет.
      – Отлично. Значит, этого больше не повторится.
      – Испугался, Макшейн?
      – Я? Чего я должен испугаться?
      – Не знаю. Может, тебе понравилось целовать меня, и это тебя беспокоит.
      Ее колкость достигла цели. Далтон круто повернулся и вышел, оставив Фэйф в одиночестве.
      Что промелькнуло на его лице? Смущение? Растерянность? Не может быть!

      Готовя завтрак, Фэйф улыбалась. Она заставила Далтона Макшейна смутиться. Довольная, что произвела такой эффект на человека, от природы отнюдь не стеснительного, она принялась за наспех пожаренную яичницу.
      Ему нравилось целовать ее, в этом она не сомневалась.
      Но ей их поцелуй не просто нравился, он чуть не свел ее с ума. Это плохо. Совсем плохо. Самоуверенная улыбка исчезла с ее лица. Одно дело испытывать к Далтону симпатию и благодарность за то, что спас ее жизнь. Но поддаваться его обаянию, мечтать о его ласках – это недопустимо.
      Мужчины почему-то не задерживались в ее жизни. Наверное, что-то в Фэйф отпугивало их, и они уходили в поисках других женщин. С нее довольно разочарований. Она больше не станет связываться с мужчиной, особенно с тем, который скоро покинет ее. Они, конечно, могут стать друзьями, но и только.
      Принятое решение ранило сильнее, чем должно было, но Фэйф твердо решила следовать ему.
      Покончив с завтраком, она застала Далтона в кабинете за просмотром прошлых номеров «Реджистер».
      – Нашел что-нибудь?
      Не глядя на нее, он покачал головой.
      – Далтон, я… Мы можем поговорить?
      – О чем? – Он упорно избегал смотреть на нее.
      – Послушай, мне жаль, что так вышло.
      – Что вышло? – спросил он газету.
      Фэйф не выдержала.
      – Может, ты отложишь газету и все-таки посмотришь на меня?
      Далтон неохотно выполнил ее просьбу. Он вел себя как идиот. Это он должен был извиниться. Тщательно сложив газету и аккуратно положив ее на стопку остальных, выровняв, чтобы не выступали края, он наконец поднял голову.
      – Тебе не за что извиняться передо мной.
      Фэйф опустила глаза и, собравшись с духом, вновь посмотрела на него.
      – Нет, есть за что. Я должна была сдержаться… В общем, когда ребенок зашевелился… и после… – Она села на стул с мягкой обивкой, стоявший у стола. – Мы можем просто забыть обо всем и быть… ну, я не знаю… друзьями?
      Далтон сомневался, что ее идея удачна, но предложить ничего другого не мог.
      – Прекрасно. Знаешь, я тоже должен попросить у тебя прощения. И если хочешь, мы можем просто поддерживать приятельские отношения, только и всего.
      – Нет. Давай лучше будем хорошими друзьями.
      Слишком больно напоминать себе, что она чуть не повторила недавнюю ошибку, поэтому Фэйф поспешила перевести разговор на другое.
      – Черт, я даже не выяснила, кто сделал эту фотографию с тобой на первом плане.
      – Счет за проявку пришел на имя некой Дженни Мартин.
      – Ты шутишь?!
      Далтон удивленно посмотрел на нее, не понимая внезапного восторга Фэйф.
      – Нет.
      Фэйф уже вылетела из комнаты. Секундой позже она вернулась, держа в руках газету и широко улыбаясь.
      – Маленькая Дженни становится знаменитой.
      – Маленькая Дженни? – переспросил он, все еще не понимая причину ее бурной радости.
      Фэйф оторвалась от созерцания и торжествующе посмотрела на Далтона.
      – Наша местная королева скейтборда. На день рождения ей подарили фотоаппарат, и теперь она всюду преследует Дэвида и умоляет научить ее профессионально фотографировать.
      Внезапно краска схлынула с ее лица.
      – В чем дело? – Далтон напрягся. Его взгляд машинально устремился к ее руке, лежащей на животе. – Что случилось?
      – Она была там, – прошептала Фэйф, медленно опускаясь на стул. – Она была в офисе редакции. Я забыла. Она забежала узнать, нет ли Дэвида, и похвалилась новым фотоаппаратом. Господи Боже мой, ты, наверное, видел ее, когда шел ко мне?
      – Ты говоришь о девочке на роликах?
      – Ее могло убить! Боже, ей всего десять лет, и она могла погибнуть!
      «Видимо, это правда, что беременные женщины так впечатлительны, – подумал Далтон. – Минуту назад она была в восторге от какого-то пустяка, сейчас готова упасть в обморок от одних воспоминаний».
      Далтон быстро обогнул стол и опустился на колени перед Фэйф.
      – Фэйф. – Он взял ее руки в свои. Они были холодны как лед и дрожали. – Фэйф, с девочкой все в порядке. Ее не было там, когда произошел взрыв.
      В глазах Фэйф поселился ужас. Она была близка к истерике.
      – Она могла погибнуть только потому, что зашла ко мне…
      – Нет, – резко сказал он. – Ее могло убить, потому что какой-то подонок послал тебе по почте бомбу. Ты не виновата в этом.
      – Если он не послал ее из-за чего-то, что я написала в газете. Что, если…
      – Никаких «что, если», Фэйф. – Далтон сжал ее ледяные пальцы. – Ты не виновата. Не виновата.
      – Но…
      – Разве ты напечатала статью о том, как сделать бомбу? Убеждала читателей послать ее тебе? Нет, черт возьми, ты не несешь ответственности за чужие преступления.
      Губы Фэйф задрожали, глаза стали влажными.
      – Она могла погибнуть.
      – Но она жива. Ее имя даже не упоминалось в числе пострадавших. Она стояла напротив твоего офиса и делала снимки. Это ты едва не погибла. Ты и твой ребенок. – Его ладонь мягко легла на живот Фэйф. – И я безумно рад, что вы живы и здоровы.
      Шуршание автомобильных шин по гравиевой дорожке перед домом возвестило о чьем-то появлении. Далтон неохотно выпустил руки Фэйф. Они отодвинулись друг от друга, как два подростка, застигнутые за чем-то недозволенным.
      Раздался стук в заднюю дверь.
      Далтон открыл Чарли – приехавшим оказался он, пока Фэйф сидела в кабинете и собиралась с силами. Когда она вошла на кухню, мужчины сидели за столом и пили кофе.
      – Привет, дорогая, – ласково обратился к ней Чарли. – Как дела?
      – Отлично, спасибо. – Она старательно избегала взгляда Далтона. – У тебя есть какие-нибудь новости?
      Чарли сделал большой глоток кофе, поставил кружку на стол и окинул по очереди обоих долгим взглядом.
      – Да. О еще одной бомбе.
      У Фэйф подкосились ноги. Она тяжело опустилась на стул.
      – В городе?
      – Нет, нет. Извини. Не хотел так тебя напугать. На этот раз в Омахе. Не знаю подробностей, кроме того, что это очередная почтовая бомба. ФБР пока молчит, но, как мне кажется, они подозревают, что это дело рук Неизвестного, а та бомба, посланная тебе, – от его подражателя.
      Далтон резко подался вперед.
      – Почему они так думают?
      Чарли нахмурился и пожевал зубочистку.
      – Не могу утверждать, что они думают именно так, скорее это мои предположения.
      Далтон кивнул в знак понимания. Чарли продолжал развивать свои мысли, подкрепляя их случайно услышанными обрывками разговора, внезапным молчанием при его появлении в кабинете, выделенном полицейским управлением Ту Оукс для агентов ФБР, и тому подобным мелочам, подмеченным им. Фэйф больше наблюдала за лицом Далтона, чем за ходом рассуждений Чарли.
      Она сразу поняла, что он скучает по прежней работе. Фэйф не знала, почему и как давно он ушел из полиции, но по блеску в глазах, по появившемуся в лице нетерпению она поняла, что ему не хватает службы в рядах техасских рейнджеров.
      Он не упоминал, чем занимался после ухода из полиции. Фэйф могла лишь предполагать, что его занятия не были связаны со служением закону. Но сейчас она впервые увидела в его глазах тоску по работе, которая, видимо, была смыслом его жизни в прошлом, неизвестном ей. Что ж, она понимала, что значит тосковать по работе.
      С востока надвигались громады тяжелых серых облаков, похожих на комки грязной ваты. Приближалась очередная гроза.
      – Жалюзи.
      – Что? – переспросил Далтон.
      Фэйф поспешно отошла от окна гостиной, у которой стояла, наблюдая за отъездом Чарли.
      – Я подумала, что с жалюзи на окне в комнате было бы достаточно света, и в то же время я не чувствовала бы себя такой… выставленной напоказ.
      Далтон знал, что она хотела сказать «уязвимой». Он давно заметил ее привычку не подходить к окну гостиной. И он прекрасно понимал причину этой боязни.
      – Хорошая мысль. А почему ты их не купишь?
      – Я выбросила последний каталог. Придется ждать следующего или ехать в Амарилло.
      Далтон промолчал. Он раньше не задумывался о множестве неудобств жизни в маленьком провинциальном городке. Конечно, невозможность купить жалюзи ближе, чем за восемьдесят миль отсюда было лишь одним из многих. Далтон вспомнил видеопрокат на Мэйн-стрит, но в городе не было ни одного кинотеатра. Вчера он просмотрел телефонную книгу и нашел телефоны трех автозаправок и двух магазинов оружия, но ни одной книжной лавки; не было также универсального торгового центра, фотомастерской или круглосуточной закусочной. Ни специалистов по поджогам, ни экспертов по взрывам, ни служебных собак.
      Но было в Ту Оукс нечто, что всегда бросалось в глаза Далтону, когда он попадал в городки, подобные этому. Здесь жили трудолюбивые честные люди, искренне заботящиеся друг о друге и связывающие свои судьбы с судьбой родного края.
      Ему понравилось бы жить в таком городе.
      – Что ты думаешь о том, что сказал Чарли? – Голос Фэйф вывел его из раздумий.
      – Возможно, ФБР, как обычно, знает больше, чем говорит. Логичнее было бы предположить, что второй взрыв, последовавший сразу за первым, – это работа подражателя. Но раз ФБР подозревает обратное, значит, у них есть для этого основания. Они располагают какими-то сведениями про первую бомбу, – предположил он.
      – У тебя есть на этот счет догадки?
      Далтон мрачно усмехнулся.
      – Множество.
      – А именно?
      – Большинство бомб Неизвестного – настоящие произведения искусства.
      Фэйф не могла скрыть своего недоумения.
      – Да, звучит нелепо, но это правда. А вот твоя бомба…
      – Покорно благодарю, но я не претендую на авторство.
      – Извини. Бомба, посланная тебе, – поправился Далтон. – В общем, мне кажется, взрыв в редакции обставлен не так артистично. Не так тщательно продуман.
      Она поежилась и ставшим уже привычным жестом обхватила руками живот.
      – Ты как будто говоришь о швейцарских часах.
      – Что я могу поделать? Мерзавец большой специалист в этом деле и явно гордится своей работой.
      – Что ж, это утешает. Было бы ужасно сознавать, что на меня покушался халтурщик и кустарь, – с сарказмом заметила Фэйф.
 
      Фэйф и Далтон вышли из дома на заседание организационного комитета пораньше, так как Фэйф, проверив в календарике, обнаружила, что уже четыре недели не позволяла себе ничего из своих любимых лакомств, которые, к сожалению, на время беременности были ей противопоказаны из-за их высокой калорийности. Но иногда она позволяла себе небольшие отступления от правил и решила, что наступил именно такой день, когда можно совершить маленький набег на закусочную «Дэйри Куин».
      Затормозив в последнюю секунду, Фэйф проскочила между пикапом и школьным автобусом, полным детей, выключила двигатель и, как всегда, оставила ключи в замке зажигания.
      – Ты идешь? – через плечо бросила она Далтону.
      Немного ошарашенный ее манерой езды, Далтон аккуратно вытащил ключи и последовал за ней к окошку заказов, расположенному сбоку от главного входа в кафе. Он еще не видел ее такой воодушевленной.
      – Что тебя так радует?
      – Слушай, и узнаешь!
      Она повернулась к подошедшему подростку-официанту.
      – Мне, пожалуйста, двойной лук кольцами, большой чили-дог с перцем, соусом и горчицей, без лука, и еще двойную порцию шоколадного напитка.
      – О'кей, мисс Хиллман. Хотите немного побаловать карапуза?
      – Вот именно.
      Сияющая Фэйф отошла от окошка, чтобы и Далтон мог сделать заказ.
      – В чем все-таки дело? – спросил Далтон, когда они уселись за белый столик под раскидистыми ветвями орехового дерева напротив кафе.
      Перед ними поставили заказанные блюда. Фэйф начала методично обмакивать хрустящие золотистые кольца лука в кетчуп, выдавленный на краешек картонной тарелочки, на которой лежал чили-дог. Она положила кольцо лука в рот и блаженно улыбнулась.
      Далтон мысленно выругался. Похоже, она опять собиралась продемонстрировать свое умение есть, наслаждаясь каждым кусочком. Невыразимое удовольствие на ее лице было бы более уместным в спальне во время занятий сексом, а не за столиком кафе, где полным-полно людей. От возникших в сознании образов у него участилось дыхание.
      – А в чем дело? – спросила Фэйф, облизав губы.
      Его взгляд тут же остановился на ее губах, блестящих от соуса. Он не сразу вспомнил, о чем спрашивала Фэйф.
      – Ты похожа на ребенка у рождественской елки. Что так будоражит тебя?
      Он знал, что будоражило его – она. И никакие доводы рассудка не действовали на него.
      – Вот, – Фэйф приподняла чили-дог. – Вот что меня будоражит. На протяжении всей беременности я должна быть очень воздержана в еде. Но раз в месяц…
      Далтон прищурился.
      – Ты шутишь?
      – Я никогда не шучу о еде.
      – И тебя приводит в детский восторг вид обыкновенного хот-дога?
      – Ты ничего не понимаешь в жизни, Макшейн, – обиженно надула губы Фэйф.
      – Ладно, тогда объясни мне, зачем заказывать двойной лук кольцами, а потом просить, чтобы из хот-дога вынули лук?
      – Во-первых, это не просто хот-дог. Это большой чили-дог с перцем. Во-вторых, я предпочитаю лук, порезанный кольцами. Я, можно сказать, фанатка такого лука.
      – Ты сумасшедшая, вот ты кто.
      Фэйф открыла было рот, чтобы возразить, но гудок автомобиля заставил ее обернуться. К кафе плавно подкатил «Линкольн» Снидов. Сидящий за рулем Винсент отпихивал руку Виолы с клаксона.
      Фэйф засмеялась и замахала почтенному семейству.
      Три леди и их брат вышли из машины с величественной грацией и направились к столику, за которым расположились Фэйф и Далтон.
      – Я вижу, – обратилась Верна к Фэйф, – что теплое молоко сотворило чудо.
      Уловив насмешку в глазах Далтона, Фэйф вспыхнула и отвела взгляд.
      – Да, да. – Венита дружески похлопала Фэйф по плечу – сестрица права: сегодня ты выглядишь свежей и отдохнувшей.
      – М-м… Спасибо. – Фэйф нервно скомкала бумажную салфетку.
      – Дэвид уже говорил вам, что мы ищем новое помещение для редакции?
      – Да, дорогая. – Виола переглянулась с сестрами и сочувственно посмотрела на Фэйф. – Мы постараемся тебе помочь. Не отчаивайся. Мы не дадим пропасть нашей любимой газете.
      – Я знаю. Спасибо вам.
      Верна наклонилась к Фэйф и сказала громким шепотом:
      – Я вижу, твой… друг все еще с тобой?
      Фэйф сжала губы, а Далтон широко улыбнулся сестрам Снид.
      – Разве я не говорила? – неохотно произнесла Фэйф. – Он выполняет задание полиции. Далтон – мой телохранитель на время расследования.
      – Телохранитель? – У Верны возбужденно заблестели глаза. – Как… интригующе. Хорошенько охраняйте ее, молодой человек. Мы очень дорожим нашей Фэйф.
      – Да, мэм, – самым что ни на есть серьезным тоном ответил Далтон. – Я приложу все усилия.
      – Надеюсь. – Верна пригрозила ему пальцем, как учительница непослушному ученику. Затем старушка повернулась к Фэйф. – Мы уже составили план праздничных мероприятий. Четвертого июля в парке будет все, что душе угодно, развлечения на любой вкус. Винсент такая душка – он начертил план на ватмане. Мы прихватили его с собой и покажем на заседании комитета.
      – Да, если сейчас поторопимся и успеем поужинать, – вставила Венита, – иначе мы опоздаем.
      – Пошли, сестры, – скомандовал Винсент. – Надеюсь, мой двойной чизбургер уже поджаривается.
      Сестры обменялись взглядами. Далтону показалось, что они готовы дать ему пинка. Когда они направились за братом к окошку заказов, Виола процедила сквозь зубы:
      – Эти несносные младшие братья…
      Далтон засмеялся, провожая взглядом удаляющуюся процессию.
      – Как я понял, они тоже состоят в организационном комитете.
      Фэйф сосредоточенно заталкивала выпавший на тарелку стручок перца обратно в чили-дог.
      – Да. Ви отвечает за волейбольный матч. Венита организует черепашьи бега для детей, а Верна с удовольствием проведет аттракцион «Победи мэра», потому что так и не простила ему того, то он учился не в Техасском, а в Оклахомском университете.
      Заседание комитета было очень оживленным. Обсуждались мельчайшие детали проведения праздника. Собравшиеся напоминали генералов, разрабатывавших стратегию военной кампании.
      В течение совещания Далтон оставался поодаль и наблюдал за входящими и выходящими людьми. В то же время он не выпускал из поля зрения Фэйф.
      Фэйф чувствовала его взгляд и ловила себя на мысли, что то и дело ищет его глазами. Ее пугала потребность все время чувствовать его присутствие. Это не было желанием ощущать себя в безопасности. Это было просто желание.
      – Фэйф, дорогая, – прикоснулась к ее руке Верна. – Ты хорошо себя чувствуешь?
      – Конечно.
      – У тебя нет жара? Правда, Ви, она горит?
      Фэйф издала нервный смешок и поклялась больше не смотреть на Далтона.
      – Ты права, Верна, – откликнулась сердобольная Ви.
      – Это все от солнца, – пробормотала Фэйф, не желая признаваться даже самой себе, в чем истинная причина ее состояния.
      – Ну, если ты так считаешь…
      – Не стоит беспокоиться.
      Виола притащила огромную коробку с длинными разноцветными лентами.
      – Смотрите, идет наша охотница на мужчин.
      – Ви, как тебе не стыдно! – покачала головой Венита, но не удержалась от усмешки. – Однако точно подмечено.
      – Я заполучила еще трех мужчин для парада, – едва появившись на пороге, заявила «охотница».
      – Сюзетт, дорогая, как это чудесно, – улыбнулась ей Верна. – Как это тебе удалось?
      – Интересно, что – и с кем – ей пришлось сделать для этого, – пробормотала Барбара Джин, хозяйка салона красоты.
      – Барбара Джин, ты злющая, как сиамская кошка.
      – Я знаю. Мяу.
      – Ты так же знаешь, что все мужчины младше пятидесяти всегда приглашаются на парад. Малышке Сюзи нужно было только попросить. Никто не откажется от участия в параде.