Далтон Макшейн появился в Ту Оукс одновременно с глухими раскатами грома, предвещавшими близкую грозу. Потемневший от переполнявшего его гнева, Далтон был воплощением опасности, подобно урагану. Едва завидев его, матери поспешно звали своих детей домой, как сделали б это, заметив приближение ненастья. Заслышав рев его мотоцикла на фоне раскатов грома, перепуганные собаки и кошки разбегались кто куда.
      Грозу принес северный ветер со стороны Канады. Далтон Макшейн, с развевающимися по плечам длинными черными волосами, ворвался в город с юга на своем «Харлее».
      От низких свинцовых туч мотоцикл отливал зеленоватыми бликами. Въехав в зону ограничения скорости, Далтон снял шлем и кожаную куртку. Он надеялся, что успеет закончить дела в этом городе до начала ненастья. Без шлема и куртки на шоссе не обойтись. Как бы ни палило солнце, при скорости шестьдесят миль в час – а он выжимал все семьдесят – в одной тенниске было чертовски холодно. Но стоило замедлить ход, как его начал пробивать пот.
      В том состоянии, в каком он находился, Далтон набросился бы на любого полицейского, посмевшего его остановить за езду без шлема.
      Злость не могла сравниться с чувством, заставившим его вскочить на мотоцикл в Остине, расположенном в четырехстах километрах отсюда и мчаться в это Богом забытое место, отмеченное лишь маленькой точкой на карте Техаса. Возможно, это был гнев. И, несомненно, шок.
      «Как странно снова испытывать какие-то чувства», – подумал Далтон, сворачивая с сонной окраины города на оживленную Мэйн-стрит. Он не чувствовал ничего подобного в течение последних четырех лет, занимаясь ловлей креветок на лодке дяди, и даже не подозревал, насколько тиха и спокойна его жизнь, пока вчера злость не накатила на него темной волной.
      Всю дорогу из Остина Далтон распалял себя, пока злость не превратилась во всесокрушающий гнев, и, черт возьми, он не собирался позволить гневу покинуть его. Это было не лучшее из ощущений, но, по крайней мере, оно заставляло его чувствовать себя живым.
      Забавно, ведь до последнего дня он считал, что душа его умерла и не способна ни на какие чувства. Но вот он здесь, переполненный негодованием и гневом, спровоцированными этим письмом, лежащим в его кармане. Кипевшие в нем эмоции искали выхода. Далтон полагал, что, как только он разберется с женщиной по имени Фэйф Хиллман, гнев пройдет сам собой, и он сможет вернуться в свою тихую, безопасную, лишенную тревог и волнений гавань, где ничто не имело значения, кроме дневного улова.
      Дьявол, да он даже не узнал бы об этом письме, если б ему не надоело околачиваться в Корпус-Кристи, ожидая, пока починят его лодку. Он поехал в Остин лишь на выходные, чтобы сменить обстановку. Ему не следовало просматривать пришедшую почту. Прочитав полученное письмо, он должен был разорвать его на мелкие клочки, забыть его содержание и вернуться прямиком в Корпус-Кристи.
      Он обязательно вернется на свою лодку, где ему не нужно думать, чувствовать. Помнить. Но не сейчас. Только не сейчас.
      Далтон критически разглядывал маленький городишко, не находя ничего, что отличало бы его от сотен таких же крошечных техасских городков. Согласно указателю, оставшемуся в полумиле позади, Ту Оукс насчитывал менее двух тысяч жителей.
      Далтон притормозил, чтобы дать трем дамам из числа вышеупомянутых жителей выйти из «Линкольна» выпуска десятилетней давности, остановившегося напротив парикмахерской. Но вместо того чтобы войти внутрь, три седовласые леди застыли на тротуаре, уставившись на Далтона.
      Барбара Джин, хозяйка салона красоты «Стрижка и укладка», услышала низкий рев мотоцикла за несколько секунд до его появления на Мэйн-стрит. Увидев в окно мощный «Харлей» и его длинноволосого седока, Барбара так засмотрелась на него, что чуть не обожгла жену мэра щипцами для завивки.
      Сюзетт Сверинген, сидевшая под феном, просушивая волосы, сильно ударилась о металлический обод колпака, пытаясь получше рассмотреть незнакомца. Наверняка завтра на лбу появится синяк, но ей было все равно – давно она не видывала таких мужчин в Ту Оукс.
      По всей Мэйн-стрит люди выглядывали из окон магазинов или останавливались на тротуарах, рассматривая незнакомца. Не то чтобы в Ту Оукс никогда не появлялись незнакомцы, да и длинные волосы у мужчин не казались диковинкой для жителей городка, не говоря уже о мотоциклах, хотя марка «Харлей Дэвидсон» поражала воображение. Но было в этом мужчине что-то суровое и дикое, что приковывало к нему взгляды окружающих. Казалось, весь его облик предупреждал: «Берегись меня». Мужчины видели в нем человека, у которого не захотели бы становиться на пути, но отдали бы правую руку, чтобы он охранял их спину; человека, который никогда первым не начнет драку, но, черт возьми, выйдет из нее победителем. Опасного человека.
      Женщины видели в нем одного из тех мужчин, от которых их в юности предостерегали матери. Грубого. Сильного. Запретного. Мужчину, которого они, вероятно, не выбрали бы в мужья, но о котором каждая из них грезила на пороге взрослой жизни.
      Когда мотоциклист выехал на городскую площадь, исполняющий обязанности шефа полиции Чарли Маккомис, стоявший у черно-белой патрульной машины, выругался. Сощурившись от ветра, поднимавшего клубы песка и пыли, он ловко передвинул языком зубочистку из одного уголка рта в другой.
      – Проклятье, – сквозь зубы сказал он своему напарнику Джорджу Льюису. – Только этого нам не хватало! Сюда пожаловал один из Ангелов Ада, и как раз тогда, когда меня назначили на эту чертову должность! Я ведь им говорил, что не хочу быть шефом полиции.
      Двадцатилетний Джордж Льюис, троюродный брат Чарли по материнской линии, взъерошил пятерней копну ярко-рыжих волос.
      – Ты уверен, босс? Я что-то не вижу татуировок. Я думал, эти парни покрыты ими с ног до головы.
      – Чтобы быть Ангелом Ада, не обязательно иметь татуировки, – бросил Чарли, не отводя взгляда от «Харлея» и его седока. – И не называй меня боссом, сколько раз тебе повторять! Я на этом посту временно.
      Чарли не нравился вид парня на мотоцикле. Он выглядел так, как будто явился сюда создавать неприятности. Чарли не мог точно сказать, почему ему так казалось. В ковбойских сапогах, джинсах и тенниске незнакомца не было ничего необычного, и ничего зловещего в волосах цвета ночи, спускавшихся на плечи. Но что-то тревожное было в его манере разглядывать здания, медленно двигаясь по улице, как будто ища что-то или кого-то. Чарли не желал, чтобы этот человек что-то высматривал в Ту Оукс. Лучше бы он надел шлем, чтобы его не пришлось останавливать за нарушение правил, и побыстрее убрался из города.
      Ни одно из желаний нового шефа полиции не исполнилось. Незнакомец свернул на край тротуара и припарковал «Харлей» между двумя пикапами напротив редакции местной газеты «Ту Оукс уикли реджистер». Он слез с мотоцикла и постоял минуту перед зданием, положив руки на бедра и расставив ноги.
      Чарли кольнуло беспокойство, но, посмотрев на часы, он облегченно вздохнул. Сейчас Фэйф не должна быть в офисе одна. Кто-нибудь будет рядом, помогая закончить свежий номер.
      В этот момент дверь редакции распахнулась, и оттуда вихрем вылетела десятилетняя Дженни Мартин на роликовых коньках, купленных отцом, которые она, казалось, не снимала ни днем, ни ночью. На шее у девочки болтался новый «Кодак» – подарок на день рождения.
      Если Дженни была в редакции, то Дэвид, по всей вероятности, тоже был там. Девочка всюду ходила за Дэвидом по пятам, полная решимости узнать от него все тонкости о мастерстве фотографа.
      Значит, Фэйф скорее всего была не одна. Все же Чарли решил покрутиться немного вокруг редакции. Так, на всякий случай.
      Далтон сделал несколько шагов вслед за умчавшейся девочкой, затем взглянул в зеркальное окно редакции. Стоявшая у дальнего стола женщина была совсем не такой, какую он ожидал увидеть. Он представлял себе Фэйф Хиллман этакой озлобленной особой с печатью горечи и разочарования на лице, с постоянно поджатыми тонкими губами.
      Та же женщина, что находилась в комнате, казалась воплощением мягкости. Все в ней – лицо, волосы, рот – было нежным и приятным взгляду. Ее движения, полные грации и изящества, пробудили невольный интерес Далтона.
      «Не имеет значения, что эта женщина такая симпатичная внешне, – сурово сказал он себе. – Абсолютно никакого значения».
      Стоя у рабочего стола, Фэйф Хиллман взяла перочинный нож, чтобы вскрыть посылку, пришедшую утром по почте. Вдруг дверь в ее кабинет отворилась, и она с удивлением обернулась, потому что никого не ждала.
      На пороге стоял высокий и стройный черноволосый незнакомец в голубых джинсах. С нарочитой медлительностью он снял зеркальные темные очки и небрежно зацепил их за ворот белой тенниски.
      В глазах цвета стали, от взгляда которых по спине у Фэйф пробежали мурашки, затаилась холодная, едва сдерживаемая ярость. Бессознательно сжав кулаки, она почувствовала, как тупое лезвие ножа впилось ей в ладонь. Она внезапно пожалела, что так рано отпустила Дэвида домой. Судя по всему, этот мужчина был не из тех, с кем здравомыслящая женщина согласится остаться наедине.
      Так же медленно, как он снимал очки, Фэйф закрыла нож и аккуратно положила его на стол возле нераспечатанного пакета.
      – Вы Фэйф Хиллман? – Его тон был обвиняющим.
      – Да, это я. – Фэйф с удовлетворением отметила, что ее голос звучал спокойно и хладнокровно. – Чем могу вам помочь?
      – Для начала признайте, что это принадлежит не мне. – Его рука взметнулась, показывая на заметно округлившийся живот Фэйф.
      Пораженная, она отступила назад, не веря своим ушам. Инстинктивно Фэйф положила руку на живот, как бы защищая своего еще не рожденного ребенка.
      – Конечно, он не ваш. Я прекрасно знаю об этом.
      – Должны бы, но, по-видимому, не знаете. Что, черт возьми это означает? Она абсолютно ничего не понимала.
      – Послушайте, мистер. Я не имею понятия, кто вы, но…
      Он достал из кармана джинсов мятый конверт.
      – Тогда как вы объясните это? – Он помахал перед ее лицом конвертом. – По-моему, вы были уверены в обратном, посылая мне это.
      Фэйф захлестнула ярость, когда она узнала конверт и его содержимое. Разорванный чек и сумбурная записка, торопливо написанная ею в порыве гнева. Да, она имела право на гнев, или думала, что имела. Теперь же напоминание об этом лишь вызвало у нее тошноту. Но как оказалось ее письмо у этого незнакомца?
      – Где вы взяли письмо? Оно сугубо личное.
      – Вот именно. – Его губы скривились в усмешке. – А я как раз то лицо, которому вы его адресовали.
      Фэйф окинула его прищуренным взглядом.
      – Полагаю, я достаточно хорошо знаю, кому посылала письмо. И это были не вы.
      Она посылала его голубоглазому ковбою с самоуверенной улыбкой, у которого оказалось достаточно обаяния, чтобы заманить ее в свои сети. Господи, какой же дурой она была!
      Мужчина, стоявший перед ней, с насмешкой отвесил ей поклон.
      – Далтон Макшейн, но совсем не к вашим услугам.
      Горячий румянец залил щеки Фэйф. Боже милостивый, неужели в Техасе нашелся еще один человек с таким именем?
      – Я… думаю… может быть, я указала неверный адрес, – растерянно произнесла она, все больше теряясь.
      – И неверное имя.
      Фэйф развела руками.
      – Да, кажется, я написала не тому Далтону Макшейну.
      Мужчина покачал головой. Его взгляд стал тяжелым, губы сжались в узкую полоску.
      – В связи с некоторыми обстоятельствами моей жизни могу с уверенностью утверждать, что я единственный Далтон Макшейн в штате Техас.
      У Фэйф засосало под ложечкой. Его слова не вызвали в ней сомнений. Если этого человека в самом деле зовут Далтон Макшейн, то он единственный в этом штате мужчина с таким именем. По крайней мере, единственный Далтон Макшейн, имеющий водительские права. Для получения его адреса она использовала свои связи в адресном бюро Техаса.
      Фэйф вдруг почувствовала слабость, осознав, что, возможно, ее голубоглазый ковбой скрывал не только факт существования жены, и тяжело оперлась на стол, с трудом сглатывая подступивший к горлу комок. Он, очевидно, лгал и насчет своего имени.
      Фэйф внезапно разозлилась на себя. Один раз она уже поверила мужчине, и что из этого вышло? Да она будет большой дурой, поверив хоть одному его слову!
      – Откуда мне знать, что вы не лжете?
      Молнии, сверкнувшие в его глазах, чуть было не заставили ее рассмеяться. Но что-то остановило ее.
      – Не имею такой привычки. – В его голосе Фэйф почудился рокот надвигающейся грозы.
      – Все вы так говорите.
      Мужчина извлек из другого кармана бумажник и раскрыл его.
      – Убедитесь сами. Вот мои водительские права.
      – Большое дело! Подделать права может кто угодно.
      Фэйф взяла у него бумажник и была немного удивлена, что он не сделал ни малейшей попытки вернуть его. Он даже не запротестовал. Далтон Макшейн просто стоял, широко расставив ноги и положив руки на бедра, и смотрел на нее глазами цвета холодной стали.
      Фэйф медленно перевела взгляд на его водительские права. Вынув их из прозрачного кармашка бумажника, она внимательно рассмотрела документ поближе. Фотография была его, адрес совпадал с тем, который ей дали в адресном бюро. Права выглядели настоящими, но это еще ни о чем не говорило.
      Фэйф бегло просмотрела остальные документы: кредитные карточки, читательский билет публичной библиотеки Остина, потрепанный от времени и частого использования, регистрационное свидетельство избирателя. И… О Господи!
      – Вы один из техасских рейнджеров?
      – Был им раньше.
      Мрачный тон мужчины заставил Фэйф внимательно посмотреть на него. Его глаза словно подернулись пеленой, как будто он забыл, где находится, и пытался найти что-то, запрятанное глубоко внутри его.
      Как профессиональный репортер, она должна была задать этому человеку дюжину вопросов, вызванных его ответом и странным видом, но она была не в Канзас-Сити и больше не работала на «Стар». Каким бы ни было его прошлое, оно принадлежало ему и ее не интересовало.
      Итак, Фэйф убедилась в правдивости его слов. «Почему это меня не удивляет?» – с горечью спросила она себя.
      Далтон еще раз пристально взглянул на нее.
      – Вы действительно думали, что посылаете письмо кому-то другому? – Он снова помахал перед ней конвертом.
      Она горько рассмеялась.
      – По-моему, это очевидно.
      Далтон нахмурился.
      – Как он выглядел, этот другой Макшейн? Фэйф с сомнением уставилась на него, не зная, стоит ли развивать эту тему. Он знал. Он знал абсолютно все. Записка, которую Далтон держал в руке, не содержала ни одного неясного слова, ни одного двусмысленного намека. Она писала, ослепнув от ненависти и презрения к человеку, который пытался очистить свою совесть, откупившись от нее. Но ведь ее отношения с тем, кто выдавал себя за Далтона Макшейна, ни для кого не были тайной. Ту Оукс – маленький провинциальный городок, где вся жизнь проходит на виду. Половина его жителей знала, что какой-то никчемный бродяга сделал Фэйф Хиллман ребенка, а другая половина слышала об этом. Что менялось от того, что об этом узнал еще один человек?
      Но менялось многое. Очень многое.
      Фэйф гордо выпрямилась и потянулась за письмом.
      – Отдайте его мне. – Она выхватила конверт из руки Далтона. – Недоразумение исчерпано, теперь вы можете идти.
      Он постоял еще несколько секунд, не отрывая от нее взгляда стальных серых глаз. Когда она встретилась с ним взглядом, ярость, не оставлявшая его последние два дня, казалось, испарилась. Далтон пожал плечами.
      – Хорошо. Я ухожу.
      Он повернулся и вышел.
      Фэйф так и осталась стоять, тяжело опираясь руками на край стола. Ее внезапно охватила противная слабость, колени дрожали.
      Он скрывался под чужим именем. Человек, нежно соблазнивший ее и помогший пройти весь ужас первых дней после смерти ее отца. Человек, потрудившийся сказать ей, что женат, лишь собираясь навсегда покинуть город. Он не оставил ей даже своего настоящего имени – в этом она уже не сомневалась. Великолепное окончание истории ее собственной глупости.
      Ее возлюбленный вернулся в Ту Оукс три месяца спустя, чтобы извиниться перед Фэйф за то, что использовал ее, но не за то, что сразу не сказал о жене. К тому времени Фэйф уже знала, что беременна от него, и чувствовала себя обязанной сообщить об этом отцу ребенка. Новость его буквально потрясла. Он покинул город так быстро, что пыль после его отъезда не могла улечься целую неделю.
      При расставании Фэйф заверила своего напуганного будущим отцовством ковбоя, что ей от него ничего не нужно. Но, должно быть, его мучили угрызения совести, так как через несколько дней она обнаружила в почтовом ящике банковский чек, подписанный им. Разъяренная и глубоко уязвленная, Фэйф порвала его в клочья и послала обратно, сопроводив короткой, но выразительной запиской. Послала, как выяснилось, не тому человеку.
      Она с такой силой надавила на крышку стола, что костяшки пальцев побелели.
      Фэйф стиснула зубы, чтобы не закричать от клокотавшей в ней ярости. Она уже и так дала городу достаточно поводов для сплетен. Совсем не обязательно, чтобы проходящие мимо редакции люди слышали, как издательница местной газеты вопит словно сумасшедшая.
      «Не кричи. Ничего не бей. Ничего не бросай! – приказала она себе. – Этим ничего не исправишь».
      Глупо так расстраиваться из-за еще одного удара судьбы. Что с того, что герой ее неудачного романа лгал? Это лишь капля в море лжи, окружавшем ее. Да, он оставил ее с разбитым сердцем, сделал всеобщим посмешищем, но в то же время помог справиться с горем, с худшими днями жизни после смерти отца, и подарил ей ребенка. За это она могла бы благодарить его. Могла бы.
      Пока не подумала, какое же имя ей нужно будет поставить в свидетельстве о рождении ребенка в графе «Отец».
      – Будь он проклят, – процедила она сквозь зубы. – Будь он проклят! – повторила в полный голос.
      «Нет, я не закричу, – сказала себе Фэйф, – не буду крушить все подряд, чтобы дать выход накопившемуся гневу». Фэйф Хиллман не делает подобных вещей, и все об этом знают. Она спокойная, уравновешенная женщина, которая с успехом преодолевает трудности, встречавшиеся на пути. Она не жалеет и не оправдывает себя. Все вокруг так говорят и восхищаются ею. Она смело бросает вызов всем бедам и напастям и тому, что некоторые назовут унижением, и идет по жизни с гордо поднятой головой. Жители Ту Оукс всегда хвалили ее за эти качества и за ровный характер. Фэйф Хиллман никогда не выходит из себя!
      – Будь он проклят!
      И тут что-то внутри ее взорвалось. Все усилия остаться спокойной оказались напрасными. В приступе нахлынувшей ярости она схватила нераспечатанную посылку со стола и изо всех сил швырнула ее.
      Картонная коробка, находившаяся внутри посылки, ударилась о дверь фотолаборатории. От удара крышка коробки отскочила. За долю секунды мир Фэйф Хиллман разлетелся на тысячу кусков. В буквальном смысле этого слова!

      Далтон Макшейн стоял в холле старого «Космополитен-отеля», расположенного напротив редакции местной газеты, и пытался избавиться от образа мягкой и ранимой женщины, неожиданно тронувшего его заледеневшее сердце.
      Вдруг прогремел взрыв такой силы, что выбило стекла в окнах отеля, выходящих на площадь. Взрывная волна опрокинула его на стойку портье. Перед глазами Далтона пронеслась уже виденная им подобная картина, возвращая его в прошлое. От сковавшего тело и сознание ужаса ему стало трудно дышать.
      Тогда, четыре года назад, тоже была весна. Эми уже должна была уйти на работу, но в то утро недомогание было сильнее, чем обычно. Она осталась понежиться в постели, а Далтон направился в булочную за сухим печеньем, которое во время беременности стало основным завтраком Эми.
      Он успел вывести мотоцикл из гаража и выехать за ворота, когда раздался мощный взрыв. В одно мгновение взлетело на воздух все, что он любил и ради чего жил. Еще секунду назад у него были семья и дом, и вот их поглотило бушующее пламя…
      На щеке Далтона задергался маленький изогнутый шрам, напоминая о реальности. Он не в Остине, и не его дом только что взорвался у него на глазах. Просто еще одно горькое воспоминание.
      Но это было не воспоминание! Все произошло в действительности. Сквозь разбитые окна редакции «Ту Оукс уикли реджистер» вырывались дым и пламя, по всей площади разносился запах гари.
      Не теряя ни секунды, Далтон выбежал из отеля. Он не слышал криков и чувствовал лишь жар, исходящий из здания редакции, превратившегося в пылающий факел. Хруст битого стекла под ногами, казалось, ранил его прямо в сердце. Вместо окон в здании редакции теперь зияли черные дыры. Взрыв сорвал с петель входную дверь и отбросил далеко в сторону. Внутри же был настоящий ад.
      Удушливый дым, ревущее пламя, ядовитые пары химикатов, сгоревшего пластика и обработанной специальными составами древесины… Столы, полки, стулья были перевернуты и искорежены, словно надоевшие игрушки капризного гигантского ребенка.
      Но мозг Далтона сверлила одна мысль – она все еще там. Фэйф Хиллман все еще находится в этом аду.
      Он не сумел спасти Эми. Он пытался проникнуть в дом, но стена пламени и упорные соседи удержали его. Теперь еще одна беременная женщина, так или иначе связанная с его именем, стала жертвой взрыва. Конечно, это не больше чем совпадение, но как бывший полицейский, Далтон не очень-то верил в случайности.
      Где-то недалеко взвыла сирена. Пожарная бригада уже спешила на место происшествия. Когда они приедут, для Фэйф Хиллман будет слишком поздно. Может быть, поздно и сейчас, но Далтон не мог просто стоять и смотреть, ничего не предпринимая.
      Не в силах остановить себя, он натянул ворот тенниски на рот, прикрыл лицо рукой, и, сделав глубокий вдох, ринулся в пучину огня.
      Едкий черный дым застилал глаза. Далтон пригнулся – у пола дым был не такой густой. Вероятно, очаг пламени был у северной стены, но огонь, казалось, обступал его со всех сторон. Разбросанные всюду листы бумаги один за другим вспыхивали и превращались в горящие факелы.
      Вдруг за перевернутым столом он сквозь дым различил что-то светлое. Она там! Далтон уже задыхался. Легкие молили о глотке свежего воздуха. Преодолев желание выбежать на улицу, он бросился к столу и ухватился за то, что принял за ногу Фэйф. Но в его руке оказалась лишь кожаная туфелька. Где же она, черт возьми? Далтона охватило отчаяние. Неужели он опоздал?
      С заполненными дымом легкими и слезящимися глазами он, низко нагнувшись, двинулся дальше, стараясь держаться ближе к полу. Стол, возле которого он днем разговаривал с Фэйф, был опрокинут и начал тлеть. Рядом лежал стальной шкаф с вывалившимися ящиками, чье содержимое пожирал огонь. На образовавшемся маленьком треугольнике пола между столом и шкафом лежала без сознания Фэйф Хиллман.
      Под действием высокой температуры и огня с потолка сорвался кусок штукатурки и рухнул всего в дюйме от ноги Далтона. Но он забыл об осторожности. Молясь, чтобы не причинить ей большего вреда, Далтон схватил Фэйф на руки и понес прочь из пока безопасного уголка, который в любую секунду мог стать ее погребальным костром…
      Легкие Далтона требовали кислорода, кожу жгло, волоски на руках опалились, глаза разъедал едкий дым. До спасительного выхода оставалось каких-нибудь пятнадцать футов, но он внезапно ощутил слабость. Его сотряс приступ кашля, раздирающий измученную грудь, а мышцы свело судорогой.
      Пытаясь подавить кашель, Далтон хотел было перекинуть женщину через плечо, чтобы поскорее выбраться из этого ада, но остановился. Она же беременна, и он не может вынести ее таким образом. Вдруг он причинит этим вред ребенку?
      После секундного колебания он поднял Фэйф и, держа на руках перед собой, хотя двигаться таким образом было гораздо труднее, ринулся наружу.
      Очнувшись, Далтон обнаружил, что сидит на тротуаре на безопасном расстоянии от пожара, а на лице у него кислородная маска, заботливо поддерживаемая чьими-то руками, усыпанными веснушками.
      – Так, хорошо, дышите глубже и ровнее, – послышался уверенный мужской голос. – Глубже и ровнее. Пусть из легких выйдет весь дым.
      Далтон глубоко вдохнул и снял маску.
      – Где она? Что с ней?
      Санитар «скорой» водрузил маску обратно.
      – Сделайте еще один вдох, и я расскажу вам все, что знаю.
      Далтон невольно покосился на него, но выполнил требование, так как нуждался в порции кислорода.
      Он огляделся вокруг. Пожарные вовсю тушили огонь из брандспойтов, направляя потоки воды в зияющие проемы, бывшие некогда окнами и дверьми офиса редакции. Поливали также и крыши соседних зданий, чтобы огонь не перекинулся на них. На площади толпился народ, наблюдая за ходом тушения пожара. Люди возбужденно обсуждали происшедшее, и на их лицах отразились страх, удивление и искреннее участие. Неподалеку от Далтона другой санитар обрабатывал ранку на лбу у полицейского, раненного осколком стекла.
      Далтон вновь сорвал с себя маску и произнес лишь два слова:
      – Фэйф Хиллман.
      Санитар кивнул в сторону «скорой», стоявшей возле пожарной машины.
      – Похоже, ей уже оказали первую помощь и сейчас увезут в больницу. Минуту назад она пришла в сознание.
      «Пришла в сознание»… От этих слов напряжение, сковывавшее Далтона, спало. Не обращая внимания на медика, доставшего стетоскоп и аппарат для измерения давления, чтобы проверить его состояние, Далтон встал и направился туда, где оставил свой мотоцикл.
      Проклятье! Должно быть, от взрыва «Харлей» перевернуло. Он подошел к мотоциклу в тот момент, когда его поднимали двое каких-то мужчин. Далтон поблагодарил их и, оседлав своего железного коня, последовал за «скорой», увозившей Фэйф Хиллман.
      Жители городка благодарили Бога за то, что ущерб, нанесенный взрывом, оказался минимальным. К тому времени, как исполняющий обязанности шефа полиции Чарли Маккомис прибыл в больницу, всем пострадавшим от осколков – их было около десяти – была оказана медицинская помощь. Остальные мелкие порезы и ранки обработали прямо на месте взрыва.
      Дополнительные медсестры, срочно вызванные в больницу для помощи основному персоналу, небольшими группками стояли в коридорах, вполголоса обсуждая последние события, обмениваясь впечатлениями и стараясь выплеснуть избыток адреналина перед уходом домой.
      Чарли Маккомис огляделся. Не считая персонала «неотложки», в приемном покое оставался лишь один человек – длинноволосый незнакомец. Он стоял возле двери смотровой палаты.
      Когда раздался взрыв, первым побуждением Чарли было арестовать его. Еще бы: в маленьком провинциальном городке появляется незнакомец, и через три минуты после того, как он выходит из редакции местной газеты, она взрывается. Слишком странное совпадение.
      Но незнакомец поразил его, бросившись в горящее здание спасать Фэйф Хиллман. Он оказался быстрее всех и ворвался в гущу пламени, когда Чарли и Джордж были еще на полпути туда. Так что Фэйф Хиллман обязана этому человеку жизнью.
      Подошвы ботинок Чарли мягко проскрипели по истертому блестящему линолеуму.
      Далтон резко обернулся на звук, ожидая увидеть доктора и расспросить его о состоянии Фэйф Хиллман. Но вместо врача перед ним стоял мужчина в полицейской форме с огненно-рыжими волосами и круглыми голубыми глазами. Его лицо, щедро усыпанное веснушками, словно излучало солнечный свет.
      – Чарли Маккомис, – представился полицейский, протягивая руку. – Исполняющий обязанности шефа полиции.
      Исполняющий обязанности. Дьявол. Далтон готов был поклясться, что взрывы в Ту Оукс случались не часто, если вообще случались. Имея постоянного шефа полиции, город справился бы с этой проблемой. Раз его нет, им нужен специалист по расследованию поджогов, знающий толк в своем деле. Этот же малый медленно двигался, медленно говорил и, по всей видимости, так же медленно соображал. Кроме того, он постоянно жевал зубочистку с таким видом, словно впереди у него целая вечность и спешить не стоит.
      «Это меня не касается», – сказал себе Далтон. Он приехал в больницу лишь для того, чтобы удостовериться, что с Фэйф Хиллман все в порядке. Какое ему дело, кому поручено возглавлять местную полицию?
      Далтон приветствовал полицейского кивком головы.
      – Здравствуйте, Маккомис.
      Он крепко пожал протянутую руку и усмехнулся, когда Чарли вдруг смущенно убрал свою ладонь и украдкой вытер ее о штанину форменных брюк, на которой тут же появилась полоска сажи, – исполняющий обязанности начальника полиции приехал в больницу прямо с места взрыва.
      – Сожалею о случившемся, – произнес Далтон.
      – Я хочу поблагодарить вас за проявленное мужество. Вы скоро уедете из города?
      Далтон прищурился. В его глазах вспыхнула насмешка – он правильно угадал мысли шефа полиции. «Ты оказался здесь весьма кстати, но лучше тебе не задерживаться в наших краях».
      – Спешите от меня избавиться?
      Маккомис посмотрел ему прямо в глаза.
      – А что, у меня есть причина желать вашего отъезда?
      Далтон мысленно похвалил полицейского. Он настороженно относился к неизвестно откуда взявшемуся незнакомцу, появившемуся в городке за четверть часа до взрыва, и нельзя его за это винить. Далтон почувствовал уважение к этому рыжеволосому человеку.
      – Я ни для кого не представляю опасности, Маккомис, так что не беспокойтесь. Я приехал сюда, чтобы уладить небольшое недоразумение между мной и Фэйф Хиллман. Я уеду, как только узнаю, как она себя чувствует.
      – Я что-то не расслышал ваше имя.
      – Макшейн, Далтон Макшейн.
      Не успев договорить, Далтон понял, что не стоило называть себя.
      От удивления Маккомис открыл рот.
      – Далтон Макшейн?
      По виду шефа полиции Далтон мог заключить, что Чарли встречал человека с таким именем или слышал о нем.
      – Именно так.
      – Да… Странное совпадение.
      – Согласен. Я сам недавно узнал о нем. Вы еще не выяснили причину взрыва?
      Лицо Маккомиса сразу приняло настороженное выражение. «Молодец», – похвалил про себя Далтон. Большинство полицейских на его месте выложили бы все, что знали. Маккомис же не спешил доверять человеку, вышедшему из редакции за несколько минут до того, как она взорвалась. Значит, исполняющий обязанности шефа был не таким уж простофилей, каким казался на первый взгляд.
      – Чарли!
      Мужчины обернулись и увидели направлявшегося к ним человека в форме окружного шерифа. «Интересно, – подумал Далтон, – является ли краснота его скул и лба натуральной, или ею его наградили палящее солнце и сильный ветер?»
      – Здравствуй, Гарри.
      – Что произошло? – Шериф запустил пальцы в свои русые с серебристым отливом волосы. Он повернулся к Далтону. – Так вот он, спаситель Фэйф?
      – Да, это он, – ответил Чарли. – Знакомьтесь, шериф округа Гарри Йэтс, а это Далтон Макшейн.
      Взгляд прищуренных глаз шерифа посуровел.
      – В самом деле?
      – Не тот Далтон Макшейн, – поспешил с объяснением шеф местной полиции.
      – Ты уверен? – критически оглядывая Далтона, спросил Йэтс.
      – Абсолютно. Я видел того, другого.
      Сжав губы, Йэтс еще раз пристально взглянул на Далтона, а затем обратился к Маккомису.
      – А как Фэйф? – Задав вопрос, он отошел от Далтона, и Чарли автоматически последовал за ним.
      Мужчины отошли к столу дежурной медсестры, и их голоса слились в приглушенный гул. Видимо, шериф был более подозрителен, чем Маккомис, и опасался говорить в присутствии постороннего, хотя и ставшего героем дня, человека.
      Внезапно Маккомис повысил голос.
      – Я им говорил, что не хочу занимать эту должность!
      – Успокойся, Чарли, – урезонил его Йэтс и начал что-то втолковывать рыжеволосому коллеге, но Далтон не смог разобрать ни слова.
      Из палаты Фэйф вышла медсестра. Она заметила полицейских и, прежде чем Далтон спросил ее о состоянии Фэйф Хиллман, устремилась к ним.
      В приемной зазвонил телефон. Медсестра крикнула своей коллеге по имени Дорис, чтобы та подняла трубку, а затем вновь прошелестела накрахмаленным халатом мимо Далтона и вернулась в палату, плотно закрыв за собой дверь.
      Он продолжал ждать, не понимая, что его держит здесь. Острое желание убедиться, что с женщиной, которую он едва знал, все в порядке, тревожило и смущало его. Это уже вторая жертва взрыва, имеющая отношение к нему – или к его имени. Какова вероятность случайного совпадения?
      Далтон нахмурился. Он не верил в совпадение. Какой-то подонок воспользовался его именем, соблазнил женщину, сделал ей ребенка… И вот ее офис взрывается… Интерес к жизни, давно погасший в нем, вспыхнул вновь. Он этого так не оставит, он должен разгадать эту тайну!
      Маккомис и Йэтс снова подошли к Далтону.
      – Я же им говорил, что не хочу эту работу, – завел свое Чарли. – Да уж, Харви удачно выбрал время, чтобы выйти в отставку.
      – Ничего не поделаешь, придется тебе остаться на этом посту, пока мы не подыщем кого-то другого, – ответил Йэтс.
      Женщина, поднявшая трубку звонившего без умолку телефона – наверное, Дорис, догадался Далтон, – окликнула шефа полиции:
      – Чарли, звонит Брэд, хочет поговорить с тобой.
      Сохраняя угрюмое выражение, Чарли подошел к столу и взял трубку. Вернувшись, он выглядел еще более мрачным.
      – Пожарный департамент считает, что возгорание произошло от взрывного устройства, – обращаясь к Йэтсу, процедил он. – Дьявол, Гарри! Я же ничего не смыслю в бомбах! Я же им говорил…
      – Да, да, – прервал его шериф. – Я знаю. Ты не хочешь быть шефом… Хватит ныть об этом, Чарли.
      У Далтона заныло сердце. Его худшие опасения оправдались. Надеяться же на то, что крохотный городок располагает собственными специалистами по расследованию взрывов, не приходилось. На всякий случай он поинтересовался об этом у стражей порядка.
      – Мне кажется, – медленно произнес Йэтс, в упор глядя на него, – это вас не касается.
      – Черт побери, Гарри, – вмешался Маккомис, – по-моему, это ни для кого не секрет. Всем известно, что у нас нет таких специалистов. – Он повернулся к Далтону. – Но Брэд получил кое-какой опыт в Далласе, и он абсолютно уверен в своих словах.
      Лежа в смотровой палате, Фэйф слышала обрывки разговора, доносящегося из коридора. Теперь, когда доктор Хинтон заверил, что с ее ребенком все в порядке и нет причин волноваться, ее пульс стал постепенно приходить в норму. Сильно болело горло, как будто она проглотила осколки битого стекла. Боль отдавалась во всем теле, и Фэйф была уверена, что через день-другой она обострится.
      У нее было несколько незначительных ожогов на руках от падавших горящих обломков и головная боль, причиной которой стал свалившийся на Фэйф тяжелый гроссбух. Можно было сказать, что она легко отделалась, и самое главное – ребенок не пострадал. Страх за дитя, которое она носила под сердцем, отступил, и Фэйф начали одолевать другие мысли.
      Далтон Макшейн – настоящий Далтон Макшейн вынес ее из огня и спас от неминуемой гибели. Врач «скорой» рассказал, что Далтон ворвался в пылающий офис редакции и вытащил ее оттуда за несколько секунд до того, как рухнула крыша.
      Почему же совершенно посторонний человек так рисковал ради нее? В памяти Фэйф остались смутные воспоминания о его сильных руках и широкой крепкой груди. В его объятиях она почувствовала себя в безопасности. Когда все окружающее было для Фэйф страшной стеной огня и дыма, это чувство казалось особенно острым.
      Она также вспомнила ощущение безумного страха, но, как ни странно, это был его страх. Не за себя, за нее. Эта боязнь, что может оказаться слишком поздно, казалось, исходила от его рук, сжимавших ее обмякшее тело.
      Фэйф покачала головой. Должно быть, у нее слишком разыгралось воображение, а это совсем на нее не похоже.
      Пришло время сосредоточиться на более важных вещах. Например, поразмыслить о бомбе, взорвавшей редакцию. У Фэйф мороз пробежал по коже – она внезапно осознала весь ужас происшедшего.
      Она порывисто приподнялась на локте.
      – Доктор Хинтон, мне нужно поговорить с Чарли.
      – Уверен, что и он хочет с тобой поговорить. Но окажи любезность себе и ребенку, разговаривай лежа, хорошо? Ты же не хочешь добавить мне седых волос, правда?
      Несмотря на шутку – доктор Хинтон поседел тридцать два года назад, помогая Фэйф появиться на свет – так, по крайней мере, ей говорили, – страх снова сковал ее.
      – Но вы же сказали, что с нами все в порядке.
      – Да, несмотря на небольшие травмы, причин для беспокойства нет.
      Он снял с шеи стетоскоп, сложил его и убрал в карман белого халата.
      – Но не стоит рисковать. Я настаиваю на том, чтобы ты провела ночь в больнице. Здесь мы сможем присмотреть за тобой.
      Доктор Хинтон не был акушером, но, будучи единственным профессиональным врачом в радиусе более ста пятидесяти миль, за последние тридцать лет помог родиться как минимум половине населения всего округа. Того, чего он не знал о беременностях и родах, и не нужно было знать. Он знал, когда послать женщину к специалисту в крупный город, а когда без квалифицированных гинекологов и акушеров можно было обойтись. Его репутация была безупречной. Фэйф, как и любая жительница округа, доверяла ему полностью. И раз он сказал, что все в порядке, значит, так оно и есть.
      Оправившись от первоначального страха перед перспективой остаться в больнице, Фэйф запротестовала:
      – Мне никогда не приходилось лежать в больнице.
      Доктор Хинтон улыбнулся и легонько похлопал рукой по ее круглому животу.
      – Ошибаешься. Я прекрасно помню, как ты горланила всю ночь в палате для новорожденных и не давала спать другим младенцам. К тому же, для твоего будущего ребенка так будет лучше. И нам спокойнее…
      Фэйф жалобно вздохнула и отрицательно покачала головой. Доктор рассмеялся.
      – Фэйф, ты даже не понимаешь, что теряешь. Может, ты напишешь об этом статью в «Реджис… – Он осекся, виновато поглядев на нее.
      – Да, в «Реджистер». – Ее голос звучал глухо и безжизненно.
      – Прости, я сказал, не подумав.
      Ее вдруг наполнила решимость.
      – Не волнуйтесь, доктор. Мы потеряем один выпуск, но не больше, это я вам обещаю.
      Почувствовав необычный прилив сил, про себя она поклялась, что не пропустит ни одного выпуска. Свежий номер может выйти и на одном листе. По крайней мере, материала для него предостаточно.
      Когда врач вышел, чтобы сделать записи в истории болезни Фэйф и оформить ее ночное пребывание в больнице, медсестра Моника Гонсалес помогла ей облачиться в халат, поразивший ее своей расцветкой. Фэйф поморщилась. Увидев выражение ее лица, Моника весело рассмеялась.
      – Привыкайте к этому цвету. Вам придется щеголять в подобном наряде в ближайшем будущем. – Она многозначительно кивнула на живот Фэйф, похожий на огромный арбуз.
      – Как вы его называете?
      – Мы зовем его, – Моника неожиданно смутилась, – «цвет детской неожиданности».
      – Да… подходящее определение.
      Когда Фэйф переоделась, медсестра укрыла ее и позвала в палату Чарли Маккомиса.
      – Позовите еще Далтона Макшейна, – не очень уверенно добавила Фэйф.
      Разговор с ним не стоило откладывать. Чем скорее она поблагодарит его, тем быстрее он исчезнет из ее жизни. Несмотря на испытываемую ею признательность и чувство безопасности, которое она ощущала рядом с этим мужчиной, Фэйф не хотела иметь ничего общего с человеком по имени Далтон Макшейн.
      – Фэйф, – в дверях показалась голова Чарли, увенчанная рыжей шевелюрой. – Как ты?
      – Нормально, спасибо. Привет, Гарри! – Она приветливо кивнула вошедшему вслед за Чарли шерифу.
      Далтон зашел в палату последним. Когда Фэйф встретила взгляд его серебристо-серых глаз, ей показалось, что комната и лица окружавших ее людей поплыли перед ней. Ей стало нечем дышать, но она как будто не замечала этого. Рядом с ним она чувствовала неловкость, но, как ни странно, эта неловкость была ей приятна. И не имела никакого смысла.
      После продолжительной паузы, заметив любопытство и удивление в глазах Чарли и Гарри, Фэйф наконец смогла выдавить из себя.
      – Мистер Макшейн, как я понимаю, вы спасли мне жизнь. – Ее голос внезапно сорвался.
      Далтон в ответ едва заметно наклонил голову.
      – Мне кажется, просто поблагодарить вас будет недостаточно, – справившись с голосом, продолжила Фэйф.
      – Вполне достаточно, – мягко прервал ее Далтон, – я просто сделал то, что на моем месте сделал бы любой.
      – Ты можешь рассказать нам, что случилось, Фэйф? – вмешался в разговор Чарли.
      Хотя в палате было довольно прохладно, Фэйф вдруг стало жарко. Она не могла оторвать взгляд от глаз Далтона, словно зачарованная.
      – Фэйф? – с беспокойством окликнул Чарли. – С тобой все в порядке?
      – Что? О, прошу прощения, я прослушала.
      – Не извиняйся. У тебя был тяжелый день. Чудо, что ты вообще осталась жива. Ты можешь рассказать, что произошло? Что-то испортилось в фотолаборатории? Ты не чувствовала странных запахов, например, газа? Или, может быть, тот старый обогреватель…
      – Нет, дело не в обогревателе, – резко ответила Фэйф. В ее сознании с кристальной четкостью предстала картина взрыва, глубоко врезавшаяся в мозг. – Не было и утечки газа. Это взорвалась бомба.
      Чарли и Гарри обменялись взглядами, но Фэйф невольно посмотрела на Далтона Макшейна. Он вовсе не выглядел удивленным ее смелым заявлением, как, впрочем, и полицейские. На лице Гарри была написана подозрительность.
      – Я же говорил, что не хочу браться за эту работу, – забубнил свое Чарли. Ему совсем не улыбалась мысль взять на себя ответственность за ведение столь серьезного расследования.
      В палате воцарилась минутная тишина, которую нарушил Далтон.
      – Что заставляет вас думать, что это была бомба? – обратился он к Фэйф.
      Фэйф с трудом сглотнула, поморщилась от саднящей боли в горле.
      – Она пришла по почте в коричневом бумажном пакете, и когда я швырнула ее о стену, она взорвалась.
      – Вы имеете обыкновение швырять почтовые посылки о стены? – осведомился Далтон.
      – Я была… разозлена, – коротко ответила она.
      Далтон понимающе кивнул. Она была готова разорвать все в клочья, когда он уходил из ее офиса, и, по правде говоря, Далтон вполне понимал ее.
      – Могли ли быть в посылке химикаты для фотопечати или еще что-нибудь в этом роде? Даже зажигалка или коробок спичек могут послужить причиной взрыва, если есть утечка газа.
      – Утечки газа не было, – уверенно сказала Фэйф. Ее глаза сузились. – Хотела бы я знать, кто послал мне подобный сюрприз с написанным от руки адресом и пометкой «Лично».
      Чарли Маккомис тихо выругался. Далтон задумался. Внутреннее чутье подсказывало ему, что Фэйф права и причиной взрыва была бомба, но навыки, приобретенные за годы службы в полиции, заставляли его досконально проработать каждую возможную версию. И поскольку никто из полицейских не намеревался задавать Фэйф вопросы, он взял инициативу в свои руки.
      – На пакете был обратный адрес?
      На миг Фэйф закрыла глаза, вспоминая подробности, затем отрицательно покачала головой.
      – Нет. Я запомнила. Только мое имя и адрес, написанный от руки черным фломастером.
      – Ваше имя, а не название газеты? – уточнил Далтон.
      – Минутку, Макшейн, – наконец подал голос шериф. – Если не возражаете, расследование будем вести мы.
      – Не мешай ему, Гарри, – Чарли Маккомис смотрел на Далтона с явным интересом. – Ты можешь ответить на его вопросы, Фэйф?
      Фэйф перевела дыхание. От напряжения она побледнела.
      – Да, могу. Посылка была адресована мне как главному редактору «Реджистер». Внизу под адресом стояла пометка «Лично».
      – Как была доставлена посылка? – задал следующий вопрос Далтон.
      – Пришла с утренней почтой.
      Далтон облегченно вздохнул и посмотрел на Маккомиса.
      – Вот помощь, в которой вы нуждались, шеф. Вам не нужны собственные эксперты. Раз посылка была отправлена по государственной почте, это дело федеральных властей. В соответствии с законом вы должны известить почтовое ведомство США и ФБР, и тогда получите помощь.
      Лицо Маккомиса прояснилось – исчезли морщинки на лбу и разгладилась складка возле губ.
      – Что ж, вы правы.
      – Черт, – скривился шериф. – Только парней из ФБР нам не хватало.
      – Ну, джентльмены, – раздался сзади голос доктора, вернувшегося с креслом-каталкой для Фэйф. – Надеюсь, вы выяснили все, что хотели, потому что время посещения истекло. Моника, отвези Фэйф в четвертую палату.
      Далтон нахмурился.
      – Но вы же сказали, что с ней все в порядке.
      – Да, это так, – заверил его доктор. – Ей нужно провести здесь еще ночь, чтобы полностью восстановиться после шока.
      «Ее не радует перспектива провести ночь в больнице», – отметил Далтон, взглянув на Фэйф.
      – Прошу вас, джентльмены.
      Красноречивым жестом Моника указала на дверь, но прежде чем ей удалось выдворить Далтона, Маккомиса и Йэтса, дверь распахнулась и в палату ворвался еще один посетитель.
      – Фэйф! – Молодой человек около двадцати шести лет, с длинными каштановыми волосами и горевшими беспокойством карими глазами, едва не сбил с ног медсестру. – Фэйф, что с тобой? Что случилось?
      – Мне очень жаль, Дэвид… – начала было Моника, но Фэйф остановила ее.
      – Не прогоняй его, Моника. – Она повернулась к доктору Хинтону. – Не могли бы вы дать мне еще минутку? Мне необходимо поговорить с Дэвидом.
      – Вижу, наша больная настроена решительно, – мрачно заявила Моника. – Если вы не повесите на двери ее палаты табличку «Никаких посетителей», она будет работать всю ночь.
      – Не будет. – Доктор взглянул на часы. – Даю вам пять минут, и ни секундой больше. Ты меня понял, Дэвид? Ей нужен покой.
      Кадык Дэвида заходил вверх-вниз.
      – Да, сэр. – Получив официальное разрешение врача, он кинулся к кровати Фэйф. – Расскажи мне, что произошло? Как ты себя чувствуешь?
      – Нормально, – в сотый раз за день повторила Фэйф.
      – Подумать только, бомба! – Глаза Дэвида округлились. – Тебя же могли убить!
      – Но не убили. Слушай, мне предстоит остаться в больнице на ночь, так что для тебя есть работа.
      – Я сделаю все, что ты скажешь.
      – Три минуты, – предупредил доктор Хинтон.
      Фэйф бросила на него сердитый взгляд, затем вновь повернулась к Дэвиду.
      – Я напишу статью о взрыве на первую полосу. А ты пройдись по городу, найди очевидцев, поспрашивай подробности и все такое. Выясни, не удалось ли кому-нибудь заснять взрыв. Теперь, чтобы проявить и напечатать фотографии, тебе придется съездить в Амарилло. Свяжись с Крейгом, может, он помнит, кто помещал объявления в выпуске, который должен был выйти завтра.
      Дэвид вытащил из кармана блокнот и ручку.
      – Я лучше запишу твои поручения.
      – Две минуты, – раздался неумолимый голос врача.
      Фэйф опять нахмурилась.
      – Посмотри, справится ли Крейг с новой разбивкой полос для рекламы и объявлений. Мы сможем выиграть немного места на полосе за счет постоянных клиентов. Позвони Маргарет и Розе, пусть начнут подыскивать временное помещение для редакции. Может, сестры Снид смогут им помочь. Нам понадобятся новые компьютеры, офисная мебель, фотооборудование, рабочие, и побыстрее. Своими силами мы не обойдемся. Да, и еще…
      Доктор шагнул к кровати Фэйф и оказался между ней и Дэвидом, видимо, ее служащим, решил Далтон, и подтолкнул смущенного растерянного юношу к двери.
      Потом настала очередь и остальных.
      Далтон стоял в коридоре, наблюдая за удаляющимся шерифом Йэтсом. Моника уже отвезла Фэйф в стационар, находящийся рядом с маленьким приемным покоем. Насколько мог судить Далтон, когда они с Маккомисом уйдут, Фэйф и Моника останутся в больнице одни. Может, были еще другие пациенты, но чувство тревоги не покидало его.
      Сегодня кто-то попытался убить Фэйф Хиллман. Судя по непрерывно раздающимся в приемной телефонным звонкам, весь город должен знать, что она осталась жива и почти не пострадала. Но именно сейчас она наиболее уязвима и беззащитна. Будет ли она в безопасности здесь, куда беспрепятственно мог проникнуть любой? Выберет ли убийца более надежный способ избавиться от нее в следующий раз?
      Далтон, кончай фантазировать! Не забивай себе голову чепухой, твердил он себе. У него не было причин, чтобы вмешиваться в эту историю. Это происшествие его не касается – он больше не служит в полиции. Но то, что молодой хрупкой женщине пришлось пережить подобный кошмар, казалось ему чудовищной несправедливостью. Он понимал, что к страху и боли у нее еще примешивалась тревога за будущего ребенка.
      Далтон обернулся и обнаружил у себя за спиной Маккомиса. «Он все-таки слишком молол для шерифа полиции», – подумал Далтон. На вид Чарли нет лет двадцать восемь, и, похоже, он не слишком рад такому продвижению. Казалось, он вот-вот обратится в бегство перед липом колоссальной ответственности, легшей на его плечи.
      Далтон случайно узнал, что всего полгода назад Фэйф потеряла отца. Он ругал себя за то, что лезет не в свои дела, понимал, что ему не следует спрашивать, и не желал услышать ответ, которого опасался, но все же спросил:
      – Как умер ее отец?
      Маккомис печально вздохнул.
      – Честно говоря, его смерть – это самое ужасное, что когда-либо случалось в здешних местах. Джо Хиллман сидел на диване у себя дома и смотрел телевизор, когда в него попала шальная пуля. Она пролетела через окно гостиной и пришлась ему прямо в голову. Этот случай потряс весь город.
      Далтон напрягся.
      – Шальная пуля?
      – Шериф пришел к выводу, что кто-то упражнялся в стрельбе по мишеням и не осознавал, в какой опасной близости от дома Джо оказался. Такое порой случается, особенно во время охотничьего сезона, но в нашем городке впервые за всю его историю застрелили человека. Правда, дом Джо стоит на самой окраине. – Маккомис пожал плечами и сочувственно покачал головой. – Мы опросили всех в округе. Но никто ничего не знал. Представляю себе, что должна была испытать Фэйф, вернувшись на следующее утро домой и обнаружив, что дом кишит полицейскими, а ее отец мертв.
      Далтон что-то пробормотал в ответ, в то время как его мозг сверлила дюжина вопросов. «Не спрашивай», – убеждал он себя. Ее отца нашли утром? «Не спрашивай». Значит, он был застрелен ночью? Кто практикуется в стрельбе по ночам? «Черт возьми, Макшейн, не задавай вопросов».
      Он все-таки спросил.
      Ответ ему не понравился и был именно таким, которого он опасался.

      В маленьких городках тайны быстро перестают быть тайнами.
      Новость о бомбе, ставшей причиной взрыва, невозможно было утаить.
      Слух о том, что в посылке в редакцию была прислана бомба, разнесся по Ту Оукс со скоростью урагана. К ночи всем, кто возвратился посмотреть на пепелище, стало ясно, что взрыв уничтожил нечто большее, чем офис редакции местной газеты. Взрыв уничтожил статус тихого и мирного городка, который прочно закрепился за Ту Оукс в Техасе. Жители города чувствовали себя оскверненными.
      Повсюду в округе – в домах, на углах улиц, в бакалейных лавках, в аптеках, молочных кафе – взрыв стал единственной темой разговоров. Молодые и старые находили предлог завернуть на Мэйн-стрит и в сотый раз смотрели на выставленный полицией желтый знак, запрещающий въезд на площадь.
      – Теперь стало опасным даже послать посылку.
      – Из-за какого-то сумасшедшего мы не можем пойти на площадь.
      – Куда мы катимся?
      – Мама, кто это сделал?
      Такие разговоры были слышны повсюду. Никто ничего не понимал. Из жизни провинциального городка исчезло чувство защищенности.
      До этого дня самым серьезным преступлением в Ту Оукс была кража велосипеда, да и то каким-нибудь не местным, а случайным проезжим. После же взрыва двери домов, которые не запирались годами, были закрыты наглухо. Конечно, это вряд ли помогло бы уберечься от бомбы, но как еще можно было создать хотя бы иллюзию защищенности? Люди этого тихого сонного городка потеряли уверенность в собственной безопасности.
      Фэйф было очень тоскливо в больнице, ее тянуло домой. Ей хотелось свернуться клубочком на своей кровати, под своими мягкими простынями, и вычеркнуть прошедший день из памяти.
      Господи, бомба! Кто же так сильно ее ненавидит? Чем она заслужила участь, которой избежала лишь чудом, – быть разорванной на кусочки? Лежа под пахнущим дезинфекцией пододеяльником, она обхватила руками живот и содрогнулась, представив себе, что бы случилось, если бы Далтон Макшейн не подоспел вовремя. Хвала Господу, что с ребенком все в порядке!
      Ей хотелось домой. Может, дома она смогла бы забыть, что отец ее будущего малыша назывался чужим именем, что ее любимое дело и плод огромных усилий – газета, снабжавшая жителей Ту Оукс самыми свежими и разнообразными новостями, – превратилась в пепел. Здесь же, в палате больницы, память не отпускала ее ни на минуту.
      Не имея возможности вернуться домой, она по крайней мере хотела бы поработать. Так много нужно сделать! Фэйф не сомневалась, что Дэвид добросовестно выполнит ее поручения. Все ее помощники очень толковые люди и преданы ей. Но и она не желала оставаться в стороне. Ей просто необходимо было заняться чем-то, кроме тупого разглядывания присланных цветов.
      Меньше чем через час после прибытия Фэйф в больницу ее палата была заставлена корзинами цветов от друзей и знакомых, которые, узнав о несчастье, буквально скупили весь запас местного цветочного магазинчика, чтобы поддержать Фэйф. Розы, маргаритки, тюльпаны, нарциссы, гвоздики, хризантемы. Яркие вспышки красных, розовых, желтых и белых лепестков на фоне зеленых листьев завораживали взгляд. Фэйф любовалась великолепием букетов, вдыхая аромат цветов, и на ее глаза наворачивались слезы благодарности – друзья так переживали за нее!
      Внимание Фэйф привлек шум в коридоре, а секундой позже Моника вкатила в палату передвижной столик с обедом. Закончив с едой, не в силах больше бороться с усталостью и напряжением, Фэйф погрузилась в тяжелый сон.
      Ей снились прежние времена, еще до того, как она решила войти в большой и жестокий мир и устроиться на работу в «Канзас-Сити Стар». Тогда они с отцом вместе работали в «Реджистер». Да, они были отличной, слаженной командой, отец и дочь, Джо и Фэйф Хиллман. Жизнь была полна и прекрасна.
      Фэйф счастливо улыбнулась во сне.
      Затем появился почтальон. На нем была ковбойская шляпа, и он называл себя Далтон Макшейн. Она знала, что это не настоящее его имя, но каждый раз, когда ковбой приносил почту, она позволяла ему целовать себя. А однажды он принес посылку для ее отца.
      – Не открывай ее, папочка! – закричала Фэйф, а слова застряли у нее в горле, и язык не слушался.
      В ответ отец рассмеялся, достал перочинный нож и разрезал коричневую оберточную бумагу на посылке.
      – Давай разобьем ее о стену и посмотрим, что получится, – с улыбкой предложил он.
      – Нет! – закричала Фэйф. – Нет, только не это!
      Отец засмеялся еще громче и швырнул коробку о стену. Раздался страшный грохот. Яркая вспышка ослепила Фэйф. Из ее груди вырвался крик. Она кричала и кричала и не могла остановиться…
      – Фэйф, проснитесь!
      Перед глазами Фэйф вспыхнуло желтое пламя. Ее горло как будто пронзила тысяча мельчайших острых иголок. Не хватало воздуха, она задыхалась. Жизнь покидала ее измученное тело…
      Фэйф открыла глаза и непонимающе уставилась на цветы, выделявшиеся яркими пятнами в сгущавшихся сумерках. Где она?
      Еще один взрыв сотряс ночную тишину. Фэйф захлестнул ужас. Но…
      – Фэйф?
      Она закричала.
      – Это всего лишь я, – раздался возле нее глубокий низкий голос.
      Фэйф зажмурилась и прижала руки к груди, хватая ртом воздух. От еще одного сильного удара грома задребезжали окна.
      Гром. Не взрыв, не бомба, а обыкновенная гроза, принесенная северным ветром. По стеклу забарабанили первые капли дождя, несущего долгожданную влагу опаленной земле. Она в больнице, потому что кто-то подослал ей бомбу, едва не убившую ее, а спокойный и уверенный голос принадлежит Далтону Макшейну. Настоящему Далтону Макшейну.
      Настоящий. Как мало настоящего было у нее в жизни за последние полгода. Фэйф нашла в темноте руку Далтона и судорожно сжала ее, боясь снова погрузиться в наполненное кошмарами забытье.
      – Мисс Хиллман, вам плохо?
      – Со мной все в порядке, – дрожащими губами прошептала Фэйф.
      «Ну да, – подумал Далтон, невольно морщась – так сильно сжимали пальцы Фэйф его ладонь. – Она белее полотна, ее бьет нервная дрожь, и эта женщина, которую он считал слабой и хрупкой, находит в себе силы утверждать, что она в порядке!»
      Уже долгое время в Далтоне происходила внутренняя борьба. Ему не следовало вновь приходить в больницу. После того как Фэйф отвезли в стационар, он вернулся в город, заплатил за номер в «Космополитен-отеле» – ему дали комнату, выходящую окнами во внутренний двор, где стекла после взрыва остались целыми.
      В номере он побрился и принял душ – на его плечах до сих пор горела кожа от струи горячей воды, по неосторожности включенной им на полную мощность.
      Приведя себя в порядок, он пообедал в закусочной «У пастушка», заказав бифштекс. За едой Далтон пытался забыть о недавнем взрыве и отогнать от себя воспоминания, воскрешенные им. Ему хотелось вернуться в отель, рухнуть на кровать и забыться сном по крайней мере на неделю.
      В закусочную зашел Чарли Маккомис и направился прямиком к нему. Далтон вздохнул – его мечта развеялась как дым.
      – Почему вы не сказали мне, что были техасским рейнджером? – без предисловий спросил он, усаживаясь напротив Далтона, допивавшего кофе.
      Далтон резко поставил чашку на стол.
      – Это было давно.
      – Да, я знаю. – Зубочистка во рту у Чарли переместилась в другой уголок. – Но я слышал еще кое-что.
      Далтон выжидательно замолчал, рассудив, что Маккомис в любом случае выложит то, с чем явился сюда. Ему не пришлось долго ждать.
      – Я знаю о том, что случилось с вашей женой четыре года назад.
      Боль все еще терзала Далтона при упоминании Эми, но с некоторых пор он стал замечать, что она перестала быть невыносимо острой. Ее жало словно притупилось, и приступы отчаяния посещали Далтона не так часто, как прежде.
      – Вы хорошо осведомлены, шеф, – ответил он, чувствуя одновременно страх и облегчение от того, что страдает не так сильно, как последние четыре года, прокручивая перед глазами картину гибели жены.
      – Вы мне нравитесь, Макшейн, но должен сказать, что несчастный случай с Фэйф Хиллман наводит на мысль, случайно ли это совпадение. – Маккомис прищелкнул языком. – Все это выглядит очень подозрительно: женщина, будучи замужем за Далтоном Макшейном, погибает при взрыве, а четыре года спустя другая женщина, так или иначе связанная с человеком по имени Далтон Макшейн, чуть не отправляется на тот свет при таких же обстоятельствах. Фэйф знает?
      – Знает что?
      Сцепив руки, Маккомис так наклонился вперед, что едва не лег грудью на стол. Зубочистка, казалось, намертво приклеилась к его верхней губе.
      – Фэйф знает, что в Техасе нет другого человека с таким именем?
      «Интересно, как далеко зайдет шеф полиции в своих предположениях», – подумал Далтон.
      – Вам придется спросить об этом у нее самой, – ответил он, копируя позу Маккомиса.
      Несколько секунд Чарли пристально разглядывал его, затем медленно кивнул.
      – Еще я слышал, что за взрыв вашего дома в Остине так никого и не привлекли к ответственности.
      – Это так.
      Далтон знал, кто был виновен, но не нашел ни одного доказательства. Сенатор от Техаса Ричард Кроуфорд до сих пор гуляет на свободе, в то время как Эми… Далтон сжал кулаки. Когда-нибудь подонок заплатит за все свои преступления, не только за Эми, но и за погубленные жизни и судьбы других людей. Далтон будет искать доказательства его вины до последнего, и будь он проклят, если не добьется своего. День расплаты за грехи обязательно настанет для лживого сенатора.
      – Никого не привлекли к ответственности, – еще раз повторил Далтон, пытаясь на время погасить свою ненависть к Кроуфорду.
      – Что, черт возьми, происходит, Макшейн? Я знал с той минуты, как вы появились в городе, что у нас будут неприятности, – с чувством произнес Маккомис.
      На щеках Далтона заходили желваки.
      – Вы хотите сказать, что я имею какое-то отношение к…
      – Нет, успокойтесь. Я этого не говорил, – Чарли быстро отвел взгляд, его белокожее лицо залила густая краска. – Хотя меня посещала такая мысль, не буду отрицать. Но мой источник уверяет меня, что вы ни при чем.
      – Вы так доверяете этому источнику? – с усмешкой спросил Далтон.
      – Всем сердцем.
      Искренность и теплота в голосе шефа полиции заставили Далтона задуматься. Затем он резко поднял голову, озаренный догадкой.
      – Маккомис. Брайан Маккомис!
      Чарли довольно ухмыльнулся.
      – Мой отец.
      Далтон расслабился. Если бы ему пришлось доверить кому-то свою жизнь, он хотел бы, чтобы этим человеком был Брайан Маккомис – легендарный Техасский Рейнджер, посвятивший службе в полиции тридцать два года и пользующийся заслуженной любовью своих учеников. Что и говорить, он был очень польщен его лестным отзывом о себе.
      – Он сказал, что вам можно доверять, и предложил любыми средствами задержать вас в городе и уговорить принять участие в этом деле, так как, по его словам, лучше вас никто с ним не справится.
      Далтона захлестнула горячая волна благодарности к своему наставнику. Похвала была ему приятна, но тем не менее он отрицательно покачал головой:
      – Ценю его доверие, но за прошедшие годы я потерял квалификацию. К тому же, как я сказал, бомба, отправленная по почте, – дело федеральной полиции.
      – А кто поручится, что убийца снова на захочет добраться до Фэйф? Черт возьми, теперь я начинаю задумываться о причинах смерти ее отца. Слишком много несчастных случаев для одной семьи за такой короткий срок.
      – Я тоже думал об этом, – признался Далтон.
      – Так вы согласны?
      – А что я должен делать? – Далтон вновь покачал головой. – Люди из ФБР не захотят воспользоваться моей помощью.
      – Они – нет, но Фэйф… возможно она тоже не захочет, но я не хотел бы, чтобы она оставалась одна до выяснения всех обстоятельств. А в нашем участке нет лишних полицейских, чтобы везде сопровождать ее.
      – Вы предлагаете мне стать ее телохранителем? – уточнил Далтон.
      – Да.
      У Далтона екнуло сердце, так же как тогда, когда он узнал подробности гибели отца Фэйф Хиллман. Предложение Маккомиса его не удивило – подобная мысль приходила в голову и ему.
      – Она не подпустит меня ближе, чем на двадцать футов.
      – На время она смирится с вашим присутствием. В конце концов, вы спасли ей жизнь, а Фэйф не забывает подобных вещей.
      Далтон облокотился на стол и чуть подался вперед.
      – Честно говоря, я сомневался, что сегодняшний взрыв каким-то образом связан с тем, что произошел четыре года назад.
      – Честно говоря, – эхом откликнулся Маккомис, – я думаю, вы правы. Но отсутствие какой бы то ни было связи между ними не упрощает дела. Мне не дают покоя мысли о шальной пуле, взявшейся неизвестно откуда и поразившей Джо Хиллмана точно в голову. А потом, по странному стечению обстоятельств, редакция его газеты взлетает на воздух полгода спустя.
      Несмотря на логичные доводы шефа полиции и интуицию, убеждавшую Далтона в правоте Маккомиса, он все же не желал вмешиваться.
      – Я давно вышел из игры, – повторил он. – Я потерял форму.
      – Лучше вы с потерянной формой, чем какой-нибудь любитель-самоучка. Если бы я смог заручиться поддержкой профессионала! Вы нужны нам, Макшейн. Вы нужны Фэйф.
      – У нее есть родственники? Кто-нибудь, на чью помощь она может рассчитывать?
      – Она была в семье единственным ребенком. В трехлетнем возрасте потеряла мать. Ее дед умер в прошлом году в Канзасе. Я никогда не слышал, чтобы у нее были двоюродные братья или сестры. У нее никого нет, Макшейн. Вы должны помочь ей.
      С этими словами Маккомис поднялся и вышел, оставив Далтона в одиночестве.
      Далтон задумался. Он не должен был Фэйф ровным счетом ничего. Он мог вскочить на «Харлей» и уехать из города или вернуться в отель и хорошенько выспаться – а сон был необходим, так как Далтон два дня провел на ногах.
      Но ему никак не удавалось стереть из памяти бледное потерянное лицо Фэйф, когда медсестра увозила ее на каталке в палату, где ей предстояло провести ночь.
      Расплатившись с официантом, Далтон вышел на улицу. Его не покидала тревога за Фэйф. В конце концов он перестал бороться с собой. В этом деле слишком много совпадений, а он не верил в них, особенно в те, в которых замешано его имя. И бомбы.
      Он вернулся в отель, сложил немногочисленные вещи в дорожную сумку и расплатился за номер.
      В больницу Далтон приехал за несколько минут до начала грозы.
      Конечно, Чарли Маккомис добросовестно сделает свое дело, так же как и агенты ФБР. Но раз Брайан Маккомис считает, что ему лучше остаться и помочь, и раз шеф полиции почти признал, что не в состоянии защитить Фэйф Хиллман…
      Было уже больше восьми. Незаметно проскользнув в палату Фэйф, он увидел, что вся комната заставлена цветами, а та, кому они предназначались, мирно спит. Потом начался ее кошмар…
      Теперь она смотрела на него невидящим взглядом, белая как мел, с покрытым бисеринками пота лицом.
      – Что вы здесь делаете? – Ее голос прервался.
      Хороший вопрос. Ее пальцы, впившиеся в его руку, слабели с каждой минутой.
      – Каждому человеку надо где-то быть, – неопределенно ответил Далтон.
      Звук его низкого спокойного голоса прогнал прочь кошмарные видения Фэйф. Ей захотелось спросить, почему его голос обладает такой чудодейственной силой, но она вовремя одернула себя.
      – С-спасибо.
      Фэйф разозлилась на себя, не в силах унять бьющую ее нервную дрожь. Нужно отпустить его руку. Лучше бы он ушел и не видел ее в таком виде, дрожащую и… Едва она подумала «испуганную», как поняла, что это неправда. Рядом с ним ей совсем не было страшно. Сон растаял, от его ладони исходило тепло, и на самом деле ей больше всего на свете хотелось никогда не выпускать его руку из своей.
      Фэйф чуть ослабила хватку пальцев, и Далтон тут же освободил свою руку, как будто только и ждал подходящего момента. Фэйф смутилась, вспомнив, как вцепилась в него. Но он не ушел, только сел на стул, стоявший в углу палаты.
      – Что вы делаете? – прошептала Фэйф, натягивая на подбородок смятую простыню.
      – Сижу.
      «Что за глупые вопросы задаю?» – подумала Фэйф.
      – Зачем?
      – А вы можете снова поспать.
      – Зачем? – тупо повторила Фэйф.
      – Потому что сон вам необходим.
      – Что вам здесь нужно, Макшейн?
      – Вас часто мучают ночные кошмары, мисс Хиллман? – ответил вопросом на вопрос Далтон.
      Фэйф резко вздохнула. Ему не следовало напоминать ей о недавнем ужасе. Память о взрыве была так же свежа, как стоявшие повсюду цветы.
      За дверью послышался скрип туфель по линолеуму, и в палату вошла медсестра, которую Фэйф никогда не видела.
      – Вы не спите? У вас скверные шутки, мисс Хиллман. Что это вы просыпаетесь ни с того ни с сего посреди ночи?
      Фэйф бросила взгляд на стенные часы.
      – Но еще только десять вечера.
      – Вы проспали всего пару часов, а затем начали дико кричать. Кто вы?
      От удивления Фэйф заморгала.
      – Прошу прощения? – переспросила она, решив, что что-то не расслышала.
      Медсестра усмехнулась.
      – Мне нужно выяснить, знаете ли вы, кто вы такая, где находитесь и можете ли сообщить любые сведения о себе, чтобы я дала заключение о состоянии вашей психики.
      – Моей… что? – Фэйф сжала ладонями виски. – Разве я похожа на ненормальную. Меня зовут Фэйф Хиллман, я в больнице, потому что мой офис взорвался. А почему я не знаю вас?
      – Сандра Картер, к вашим услугам.
      Сестра помогла Фэйф лечь удобнее, обмотала ее правую руку выше локтя жгутом для измерения давления и начала энергично сжимать танометр.
      – Я приехала в Ту Оукс всего три недели назад, – сказала она. – Мы никогда не встречались. Как вы себя чувствуете?
      – Как будто меня переехал грузовик. Огромный. Восемнадцатиколесный. Причем дважды.
      Сестра сочувственно улыбнулась.
      – У вас что-нибудь болит?
      – Да нет, – отозвалась Фэйф. – Только немного ломит тело и саднит горло.
      – А как голова?
      – В порядке.
      Медсестра закончила измерять давление, повернулась, чтобы уйти, и только тут заметила сидящего в углу Далтона.
      – О, вы все еще здесь. Откровенно говоря, я этому рада. – Она направилась к двери. – Подонок, пославший бомбу по почте, способен на что угодно. Хорошо, что есть кому присмотреть за ней.
      Когда за Сандрой закрылась дверь, Фэйф тяжело вздохнула.
      – В этом городе ничего не утаишь.
      – Трудно утаить бомбу, особенно когда она взорвалась.
      Фэйф повернула на подушке голову и взглянула на него.
      – Наверное, вы правы. Почему вы здесь, Макшейн? В качестве кого? Моего ангела-хранителя?
      – Вы хотите, чтобы я ушел?
      Фэйф молча уставилась в потолок. Наоборот, она не хотела его ухода, но это было безумством. Он совершенно посторонний человек, который к тому же унизил ее сегодня днем, оказавшись не тем Далтоном Макшейном, которому она посылала письмо. Она не желала иметь с ним ничего общего. Но каждый раз, закрыв глаза, Фэйф видела перед собой картину взрыва, и ей становилось страшно. Больше всего сейчас она боялась одиночества, а его присутствие подбадривало ее и внушало чувство безопасности.
      – Я этого не говорила, – наконец сказала она.
      Последовало долгое молчание.
      Единственным звуком, раздававшимся в палате, было едва слышное гудение ночной лампы над изголовьем ее кровати.
      – Я не люблю совпадения, – тихо произнес он.
      – Вы имеете в виду того, кто использовал ваше имя?
      – Да, это одно из них.
      – Есть еще другие?
      Далтон не знал, что ответить. Женщина, лежавшая перед ним, уже достаточно натерпелась за день. Не стоило добавлять ей свои проблемы.
      – А разве одного недостаточно?
      Ее ответом был глубокий вздох. Фэйф отвернулась к окну и положила ладони на живот.
      Этот жест нежности к будущему малышу затронул какую-то струну в душе Далтона. А когда он увидел, что ребенок шевельнулся, так сильно, что это было заметно даже под простыней, у него вдруг защемило сердце.
      Эми тоже могла бы гладить свой раздавшийся живот, чтобы малыш чувствовал, что его любят и ждут. Ребенок Далтона так же толкал бы Эми ножкой. Она тоже делала этот же жест, хотя ее живот еще не округлился и под одеждой был почти не заметен, вдруг с тоской вспомнил Далтон. Его жена не успела почувствовать движение новой жизни внутри себя. Но когда она клала ладони на еще плоский живот, на ее лице появлялась блаженная улыбка, подобная той, что он видел сейчас на лице Фэйф.
      В его душе всколыхнулись прежние чувства. Они причиняли боль, напоминая о потере. Он вспомнил, как страстно Эми хотела ребенка; вспомнил радость и ликование в ее глазах, когда она узнала, что он решил уйти из рейнджеров, потому что его опасная работа пугала ее. Эми хотела дать ребенку уверенность, что его отец всегда будет с ним. Он вспомнил их ссоры в последние недели, ее угрозы уйти от него, если он не оставит свою работу. Он никогда не узнает, действительно ли она поступила бы так, как грозилась.
      Далтон устало закрыл глаза. Его затопило раскаяние, смешанное с чувством вины. Он не слушал ее. Эми погибла из-за его глупого, слепого упрямства, а их малыш даже не получил возможности появиться на свет.
      Едва Далтон сомкнул веки, как перед ним предстала картина их взрывающегося дома и разлетающиеся во все стороны обломки. Обломки его счастья.
      Усилием воли Далтон очнулся. Ни к чему воскрешать страшные воспоминания. В воображении он прокручивал эту сцену тысячи раз в течение трех лет после взрыва, но за последний год боль немного поутихла. Он превратился в существо, лишенное чувств и эмоций, и это его вполне устраивало. Сегодняшний взрыв словно повернул время вспять.
      Чтобы прогнать образы прошлого, Далтон сосредоточился на разглядывании тонких пальцев Фэйф, нервно двигающихся на обтянутом простыней животе.
      В глубине его души, помимо отчаяния и боли, появилась и стала расти странная решимость. Да, он не сумел спасти Эми и их ребенка, и прошлое нельзя исправить. Но… Если он будет охранять Фэйф Хиллман и ее малыша от подстерегающей их опасности, кто знает, может, он снова сможет спокойно спать по ночам и смотреться в зеркало без приступов ненависти к себе. Может, он отчасти искупит вину перед Эми…
      «Это глупо, Макшейн, – сказал он себе. – Твою вину нельзя искупить. Эми и ребенка не вернуть».
      Но это не означало, что он не может позаботиться о безопасности другой женщины и чужого малыша.
      Стремление защитить Фэйф удивило его, хотя… Разве он не принял это решение еще днем, после разговора с Маккомисом?
      Теперь же его решимость окрепла. Он будет охранять эту женщину, прилагая все усилия, пока опасность, нависшая над ней, не исчезнет.
      «Хочешь откупиться, Макшейн?» – с сарказмом спросил внутренний голос.
      Да, как бы это ни называлось.
      «Хочешь таким образом вернуть Эми?»
      Нет, ничто не вернет ему жену. Эми стала частью прошлого, а Фэйф Хиллман и ее ребенок заслуживают будущего. Нравится ему возвращение из добровольного затворничества в реальный мир или нет, но он обязан дать им шанс выжить.

      К утру дождь стих.
      Далтон со стаканом кофе сидел в холле больницы, пока доктор Хинтон осматривал Фэйф Хиллман в ее палате.
      В приемном покое появился Чарли Маккомис.
      – Как она? – спросил он, не здороваясь.
      – Врач сейчас осматривает ее.
      – Вы провели здесь ночь?
      – Разве вы в этом сомневались? – вопросом на вопрос ответил Далтон.
      Маккомис усмехнулся.
      – Честно говоря, нет. Отец сказал, что у вас очень развито чувство ответственности.
      – Да, это так, – ответил Далтон. – Думаю, именно из-за чувства ответственности я ушел из рейнджеров.
      Чарли пожал плечами и бросил монетку в кофейный автомат.
      – Полагаю, у вас были на то свои причины. Так вы присмотрите за Фэйф?
      Пальцы Далтона крепко стиснули стаканчик.
      – Если не принимать во внимание лестное мнение обо мне вашего отца, вы совершенно меня не знаете и тем не менее предлагаете охранять одного из ваших друзей. Кто-нибудь говорил вам, что вы слишком доверчивы?
      – Все и постоянно, – искренне ответил Чарли.
      – Ну а она – нет. – Рукой с чашкой Далтон показал на дверь, за которой находилась Фэйф.
      – То есть?
      – То есть каждый раз, просыпаясь среди ночи и видя меня у кровати, она просила меня уйти.
      Она действительно просила его об этом, и тем разительней был для Далтона контраст с ее поведением во время грозы, когда она очнулась от кошмара и прильнула к его руке, не отпуская от себя ни на шаг. С другой стороны, вполне понятно, что она не желает видеть постороннего мужчину у своей постели.
      … Пока он смотрел на ее руки, покоящиеся на животе, Фэйф заснула. Каждые два часа в течение ночи в палату заходила медсестра, будила ее, спрашивала ее имя и возраст – Фэйф, кстати, выглядела значительно моложе своих тридцати двух лет – и текущий год. Эти повторяющиеся допросы должны были убедить врачей, что с ее психикой все в норме.
      Далтон выпил еще глоток бодрящего напитка.
      Он с трудом сдержал улыбку, вспомнив, как с каждым пробуждением Фэйф становилась все свирепей, и к четырем часам утра поклялась, что убьет следующего, кто разбудит ее. Слова, которыми она сопроводила свои угрозы, развеселили Далтона. Он засмеялся.
      – Вы еще здесь? – спросила она сонно. – Почему вы не ушли, Макшейн?
      Далтон заключил, что первый страх прошел и она чувствует себя сильнее и явно не хочет, чтобы к ней приставляли няньку, наблюдающую за каждым ее шагом…
      – Я поговорю с ней, – заявил Чарли. – Я не хочу, чтобы она оставалась одна, пока мы не разберемся с этим делом.
      Далтон изучающе посмотрел на него. Исполняющий обязанности шефа полиции Чарли Маккомис был похож на повзрослевшего Хауди Дуди с зубочисткой во рту. Но после общения с ним становилось ясно, что он не безвольная кукла в чьих-то руках. Просто он еще молод и, очевидно, не готов к ответственности, неожиданно свалившейся на его плечи из-за отставки бывшего шефа полиции.
      Чарли готов был последовать совету своего отца. Если бы ему удалось убедить Далтона стать телохранителем Фэйф, тяжелый камень свалился бы с его души. Однако это не означало, что сама Фэйф согласится с его доводами.
      – Возможно, у нее другое мнение на этот счет, – предостерег Далтон Чарли.
      – Не беспокойтесь. – Зубочистка полетела на пол, освобождая место для кофе. – Фэйф – разумная женщина.
      – Ты хочешь, чтобы я…
      От удивления Фэйф чуть не поперхнулась.
      – Ну же, Фэйф…
      – Не нукай мне, Чарли Маккомис. Я всегда побеждала тебя в армреслинге.
      – Только потому, что была старше, – широко улыбнулся Чарли.
      Фэйф скорчила гримасу.
      – Возраст здесь ни при чем. Физически ты был сильнее меня. А я использовала свои мозги.
      – Ну да, а еще ты строила мне глазки, чтобы отвлечь внимание и обезоружить.
      – Я использовала мозги, – упрямо повторила Фэйф. – А теперь выйди, пожалуйста, я хочу одеться и уйти домой.
      Со скрещенными на груди руками Чарли слегка наклонил голову и шутливо поклонился. Но улыбка сошла с его лица.
      Фэйф знала Чарли всю его жизнь, хотя для Ту Оукс, где все знали друг друга всю жизнь, это было обычным делом. Когда ему было двенадцать, а ей на шесть лет больше, Чарли воспылал к ней страстной мальчишеской любовью, конечно, без взаимности. А их отцы каждый сезон вместе охотились на оленей.
      Старшая сестра Чарли была лучшей школьной подругой Фэйф. Она вышла замуж и переехала в Сент-Льюис, когда они только начали учебу в колледже, и расставание с подругой едва не разбило Фэйф сердце. Фэйф часто задумывалась, не замужество ли Дианы подтолкнуло ее к помолвке с человеком, которого она не любила. К счастью, эта помолвка была обречена, и свадьбы за ней не последовало.
      Несмотря на все перипетии жизни, Фэйф и Чарли остались друзьями и хорошо знали друг друга. По выражению лица Чарли Фэйф поняла, что он не на шутку встревожен.
      – Что случилось, Чарли? – спросила она. Его волнение передалось и ей.
      Он глубоко вздохнул, затем посмотрел ей прямо в глаза.
      – Как ты себя чувствуешь?
      – Ты меня уже спрашивал об этом. Я чувствую себя прекрасно и готова отправиться домой. А теперь скажи мне, в чем дело. – По коже у нее пробежал холодок. – Неужели вы нашли человека, пославшего мне бомбу?
      – Нет. Мы оповестили почтовое ведомство и ФБР. Полагаю, их агенты приедут сюда через день-два.
      – Тогда в чем же дело? – настаивала Фэйф.
      Чарли отвел взгляд, не решаясь встретиться с ней глазами.
      – Я должен спросить тебя… Я обещаю, что твои слова не выйдут за пределы этой комнаты, но… – Он запнулся.
      Фэйф напряглась в ожидании продолжения. Ее снедало беспокойство.
      – Ну же, Чарли, выкладывай все.
      – Черт возьми, Фэйф, это нелегко. – Уголки его рта опустились, а брови сошлись на переносице.
      – Я понимаю, что причиняю тебе боль, но я должен… В общем, ты знаешь, что Далтон Макшейн, которого ты встретила вчера – единственный в штате человек с таким именем?
      Фэйф не изменилась в лице. Усилием воли она заставила себя оставаться бесстрастной. Но густой румянец, появившийся на щеках, она сдержать не смогла. Фэйф отвела взгляд.
      – Это он тебе так сказал?
      – Нет, – Чарли неловко шаркнул ногой по линолеуму. – Я… э-э… навел справки.
      Фэйф сглотнула, и горло тут же отозвалось острой болью. Ее виски словно сжало железным обручем.
      Чарли и еще полгорода знали имя человека, познакомившегося с ней полгода назад. Все они умели считать, так что имя Далтона Макшейна тесно связывали с ее теперешним состоянием.
      Разве жители Ту Оукс, в жизни которых так мало развлечений, не будут с удовольствием перемалывать сенсационную новость, что бывший любовник Фэйф Хиллман скрывался под чужим именем? Без сомнения, так и произойдет, как только имя ее спасителя станет известно. И скорее всего ей самой придется обнародовать его в газете.
      – Что еще вы узнали о нем? – быстро спросила Фэйф.
      – Он был техасским рейнджером.
      – Я это знаю.
      Чарли удивленно присвистнул.
      – А чего ты ожидал? – накинулась на него Фэйф. – Когда вчера он пришел ко мне и заявил, что его зовут Далтон Макшейн, я потребовала доказательств. Он предоставил мне свои документы, в том числе и полицейское удостоверение.
      – А… Понятно.
      – Твой отец знает его? – поинтересовалась Фэйф.
      – Да, и высоко его ценит.
      Слова Чарли многое сказали Фэйф. В Техасе не было никого, кто бы не восхищался Брайаном Маккомисом, хоть раз встретившись с ним, кроме, пожалуй, преступников, к которым он был беспощаден. И раз мистер Маккомис так отзывается о Макшейне, значит, он действительно стоящий человек.
      – Думаю, тебе следует знать… – и Чарли снова замолчал. – Подожди-ка. – Он резко повернулся и плотно закрыл дверь палаты.
      У Фэйф екнуло сердце. Не в привычке Чарли было соблюдать секретность. Сам он был как раскрытая книга, и все вокруг знали, что ему не нравится новая должность, полученная два месяца назад. И несомненно, взрыв в ее офисе не способствовал изменению его отношения к повышению в должности. Чарли прекрасно проявлял себя в коллективе, в команде, но первый признавал, что в лидеры не годится.
      Когда Чарли повернулся к Фэйф, его лицо было мрачным и на нем лежала печать тревоги.
      – В этом взрыве слишком много совпадений, – начал он. – Возможно, ты все еще в опасности, а у меня нет людей, чтобы защитить тебя. А Далтон Макшейн как раз подходит для этой роли.
      Фэйф испуганно посмотрела на него.
      – Ты думаешь, убийца на этом не остановится.
      – Если б я это знал, Фэйф. Я места себе не нахожу, но не могу ничего предпринять. Но мне кажется странным, что тебя пытались убить вскоре после гибели твоего отца.
      У Фэйф внутри все оборвалось.
      – Ты считаешь, что смерть отца не была случайной?
      – Честно?
      Фэйф мрачно кивнула.
      – Я не знаю. Но я не хочу рисковать и твоей жизнью. Тебе нужен телохранитель, им может стать Макшейн. Если не веришь мне, позвони моему отцу. Именно он посоветовал убедить Макшейна охранять тебя.
      Фэйф инстинктивно захотелось возразить, но она сдержалась. Хватит с нее чужого вмешательства в свою жизнь. Она не желала мириться с постоянным присутствием постороннего ей человека. И смерть ее отца от шальной пули была несчастным случаем. Такое встречается сплошь и рядом в сельской местности, когда охотники или браконьеры отправляются за добычей.
      Но раз Чарли считает, что ей нужен телохранитель…
      Ее охватила дрожь. Если Брайан Маккомис полагает, что в роли телохранителя должен выступать Далтон Макшейн, ей следует подчиниться его решению. Тем не менее ей вовсе не улыбалась мысль, что каждое ее движение будет контролироваться.
      – Чарли, я не уверена, что…
      – Я уверен. Все решено, Фэйф.
      – А он? Сомневаюсь, что ему очень хочется караулить беременную женщину, бросив свои дела…
      Чарли пожали плечами.
      – Он согласен.
      – Ты уже спрашивал его?
      – Ну, в некотором роде – да.
      – Что происходит? Вы собрались «У пастушка» и решили, что я не в состоянии позаботиться о себе сама? Вы что, думаете, раз я забеременела, у меня отшибло мозги? – возмутилась Фэйф.
      – Ну перестань, Фэйф, – защищался Чарли.
      – Ладно, забудь об этом, – быстро произнесла Фэйф.
      Даже самой себе она не желала признаться, что ее слова слишком близки к истине. Конечно, забеременев, она не поглупела, но причиной беременности послужила ее опрометчивость. Теперь же, несмотря на презрение к отцу ребенка, она любила и ждала своего малыша и должна была позаботиться о его безопасности.
      – Хорошо, Чарли, я сделаю, как ты хочешь. Но я должна выпускать газету и отстроить офис редакции. Я не желаю, чтобы Далтон Макшейн мне мешал.
      Однако Далтон Макшейн имел на этот счет собственное мнение. Когда Чарли позвал его в палату, он встал перед ней с видом человека, не потерпящего любых возражений.
      – Вы должны будете соблюдать определенные правила, – спокойно, но веско сказал он.
      Он казался Фэйф уверенным и угрожающим, не физически, а морально подавляющим сопротивление себе. Но, несмотря на это, одно его присутствие обеспечивало ей чувство защищенности и успокаивало тревогу, поселившуюся в ее душе. В то же время рядом с ним она чувствовала себя скованно и неловко. Ощущение раздражало и пугало ее, и ей не хотелось думать, чем оно вызвано.
      – Уж вы-то, конечно, их соблюдаете, – грубовато заметила она.
      Далтон оставил ее слова без внимания. На ее месте он бы также возмущался и упирался, отказываясь от телохранителя. Но все же Далтон был немало удивлен тем, что она так быстро смирилась с его предполагаемым постоянным присутствием поблизости. Возможно, она более напугана – или умна, – чем он думал.
      – Правило номер один, – начал он. – Вы никуда – никуда – не выходите без меня.
      – Это может оказаться интересным, – с сарказмом заметила Фэйф.
      – Что? – переспросил, не поняв, Далтон, тем самым проглотив наживку.
      Ее глаза на миг зажглись насмешкой, однако она сумела придать лицу невинное выражение.
      – Вы, как видно, никогда не проводили много времени с беременной женщиной. Мы не только едим за двоих, но и в два раза чаще справляем свои естественные потребности. Значит, каждый раз, когда мне понадобится в туалет, вы будете стоять рядом и держать меня за руку?
      Далтон усмехнулся.
      – Это зависит от многих причин. В вашем туалете и ванной комнате нет дверей, выходящих во двор?
      Чарли с облегчением засмеялся.
      – Думаю, вы неплохо поладите.
      Далтон и Фэйф покосились на него.
      – Правило номер два: вы не должны никому открывать входную дверь, что бы ни случилось, – продолжил Далтон. – Правило номер три: выходя из комнаты, вы сообщаете мне, в какую именно часть дома направляетесь и как долго вас не будет. Если же в назначенное время вы не возвращаетесь, я иду вас искать. Правило номер четыре: если я говорю вам что-то сделать, вы подчиняетесь мгновенно и безоговорочно, не задавая вопросов.
      Фэйф сладко улыбнулась ему, но ее глаза метали молнии.
      – Не думаю, что ближайшее знакомство с вами придется мне по душе, – произнесла она ровным тоном, не соответствовавшим смыслу ее слов.
      Далтон пристально посмотрел на нее. В ее огромных карих глазах за показной смелостью и бравадой притаился страх. Фэйф не была такой упрямой, какой хотела казаться, и это обрадовало Далтона. Но, возможно, позднее, когда страх уменьшится, она великолепно сыграет роль «железной» леди.
      – Вы можете быть свободны. Приятного путешествия домой, мистер Макшейн. Я не нуждаюсь в ваших услугах. А теперь, если позволите, я хотела бы одеться, чтобы выйти, наконец, отсюда.
      – Ну уж нет, – вмешался Чарли. – Ты же согласилась на телохранителя.
      – Я не соглашусь, чтобы со мной обращались, как с ребенком, – возразила Фэйф.
      – Я понимаю, что вас смущает, – миролюбиво сказал Далтон. – Однако отказ от защиты в подобных обстоятельствах выглядит более чем по-детски.
      Фэйф покраснела до корней волос. Он был прав, как бы неприятно ни было признать это. Она хотела, чтобы именно он охранял ее, но злилась на себя за это глупое желание. Фэйф отказывалась поддаваться обаянию его серых глаз, то стальных, то словно подернутых легкой дымкой. Она не хотела чувствовать, как почва уплывает у нее из-под ног, стоит ему появиться поблизости. Она отказывалась признать, что его присутствие ей необходимо, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но правда, в которой она не призналась бы никому, кроме себя самой, была такова: кто-то послал ей бомбу, едва не убившую ее, и она смертельно боялась.
      А рядом с Далтоном Макшейном страх отступал и она возвращалась к нормальной жизни. И пожалуй, его влияние на ее чувства было страшнее всего.
      – Правила предназначены для обеспечения вашей безопасности, – примирительно сказал Далтон.
      И Фэйф уступила.
      – Хорошо, хорошо, не буду спорить. Я хочу как можно быстрее оказаться дома.
      Лицо Чарли просветлело.
      – Значит, договорились.
      – Думаю, да, – подтвердил Далтон.
      – Прекрасно, – Чарли похлопал его по плечу. – Добро пожаловать в полицейский департамент Ту Оукс, Макшейн, отныне вы состоите на оплачиваемой службе.
      «Интересно, – подумала Фэйф, – почему на лице Далтона появилось удивленное выражение?»
      Чарли повез Фэйф домой на полицейской машине. По дороге она попросила заехать на площадь посмотреть на руины офиса. Маккомис решительно отказался.
      – Тебе нечего там делать. Заходить в здание опасно. Уцелевшая часть потолка может обвалиться в любой момент.
      Фэйф приложила пальцы к вискам, чтобы унять приступ головной боли, теперь болело не только горло.
      – Понимаю, но я должна увидеть его собственными глазами, – упрямо сказала она.
      – Это зрелище не из приятных. Я не разрешу тебе заходить туда, пока офис – вернее, то, что от него осталось, – не осмотрит ФБР. Ты забыла взрыв в Оклахома-Сити?
      – Я даже не выйду из машины.
      – Ты и не смогла бы, если бы захотела, – стоял на своем Чарли. – Мостовая возле здания редакции усыпана битым стеклом, а твои туфли на тонкой подошве.
      Фэйф не знала, какие еще можно привести доводы, но не собиралась отступать.
      – Эту площадь построили наши деды. Мой дед основал «Реджистер» в этом здании в 1912 году. Я должна увидеть.
      – Фэйф, не думаю…
      – Отвези меня туда, Чарли, и покончим с этим.
      Недовольно бормоча себе под нос, Чарли сдался.
      Несмотря на обещание только взглянуть из окошка, Фэйф вышла бы из машины, но Чарли не лгал. Осколки стекла, большие и помельче, лежали повсюду – на тротуаре, на мостовой, на зеленых газонах. Беглым взглядом Фэйф окинула площадь. Взрывной волной были выбиты окна во всех зданиях, стоявших поблизости от офиса. Фэйф вдруг пожалела, что не поддалась на уговоры Чарли и заставила его привезти ее сюда.
      Джордж Льюис, троюродный брат Чарли, стоял в оцеплении возле черной дыры, бывшей некогда входной дверью в редакцию. Его серо-черная форма сливалась с обгоревшими стенами здания, в котором она провела лучшие часы жизни.
      – Значит, – ей пришлось проглотить тугой комок, прежде чем продолжить фразу, – значит, вот во что превратилась редакция…
      – Да… Мы никого не впускаем внутрь, пока не проведем расследование совместно с ФБР.
      Фэйф знала, что ей предстоит страшное зрелище, и пыталась подготовиться к нему. Она намеренно рисовала в воображении картину разрушенной редакции, считая, что таким образом сгладит шок от увиденного. Однако никакое воображение не могло сравниться с видом искореженной входной двери, вышвырнутой взрывом на улицу. Одним концом она касалась искривленного ствола одного из двух дубов, давших название их городу. Она даже не могла представить, какую почувствует дурноту, заглянув в черные проемы, бывшие некогда окнами ее кабинета.
      Фэйф стало плохо. Она поспешно отвернулась. Но она знала, что картина, представшая перед нею – искореженная мебель, перевернутый и словно выпотрошенный шкаф, валяющиеся всюду огромные куски штукатурки, порванные электрические провода, – эта картина будет преследовать ее всю жизнь. Ведь Фэйф могла постичь та же участь, и если бы не Далтон…
      Чарли без труда догадался, что пора увозить Фэйф отсюда. Не сказав ни слова, он включил зажигание, сделал запрещенный разворот посреди Мэйн-стрит и направился в сторону ее дома.
      – Днем мы с Джорджем привезем твою машину, хорошо?
      Фэйф не ответила.
      Далтон ехал за патрульной машиной на «Харлее». Ради Фэйф и, возможно, ради себя он хотел, чтобы Чарли повез ее прямо домой. Ей не следовало видеть последствия взрыва, и когда они наконец-то уехали с Мэйн-стрит, он испытал огромное облегчение.
      Дом Фэйф Хиллман был симпатичным двухэтажным белым строением с зеленой отделкой. Единственный дом в маленьком тупичке, он находился на окраине города, на отшибе. По углам здания росли высокие вечнозеленые кусты, окруженные клумбами крупных ярких цветов и изумрудными бархатными лужайками. «Наверное, на полив расходовалось немалое количество воды», – подумал Далтон. Остальная земля была потрескавшаяся, иссушенная палящим техасским солнцем.
      Крытое крыльцо было полутемным и прохладным. Но на западной стороне дома желающие могли сполна насладиться ярким светом весеннего дня.
      Посыпанная гравием подъездная дорожка вела к гаражу, пристроенному к южной стене дома. Растительность была очень скудной, что с позиции наблюдения за окружающей местностью вполне устраивало. Любой приближающийся к дому будет замечен издали. В невысокой траве могли спрятаться разве что кролики, человеку же укрыться было негде.
      В двухстах ярдах к северу, востоку и западу от дома начинались городские улицы с расположенными на значительном расстоянии друг от друга домами. В полумиле к югу виднелись заросли ив и раскидистых дубов, вероятно, окаймлявших небольшую речку.
      «Интересно, – подумал Далтон, – не оттуда ли была пущена пуля, ставшая роковой для Джо Хиллмана?»
      Далтон припарковал «Харлей» на газоне за домом и вернулся к крыльцу в тот момент, когда Фэйф и Чарли выходили из патрульной машины. Встретив настороженный взгляд хозяйки дома, он спросил себя, какого черта согласился охранять ее, но, подумав, рассудил, что уже принял решение и будет придерживаться его до конца. Если он справится со своей задачей, ее ребенок получит шанс появиться на свет.
      Письмо Фэйф, заставившее его сорваться с места и приехать сюда, пробило брешь в стене, которой он отгородился от внешнего мира. Взрыв, прогремевший в ее офисе, разрушил ее до основания. Далтон не был уверен, что ему нравится возвращение в реальную жизнь, но деваться теперь было некуда – он должен выполнить возложенные на него обязательства.
      Далтон протянул руку.
      – Дайте мне ключи и подождите здесь, пока я осмотрю дом.
      Фэйф открыла было рот, чтобы возразить против его командного тона, но когда до нее дошел смысл его слов, у нее екнуло сердце. Несмотря на теплый южный ветер, ее зазнобило. Затем все в ней запротестовало.
      – Вы же не думаете, что кто-то… Они послали бомбу в мой офис, зачем же подкладывать ее еще и в мой дом?
      – Для большей вероятности. – Далтон щелкнул пальцами, пресекая дальнейшие споры. – Дайте мне ключи.
      – Но…
      – Как хотите, – прервал он заупрямившуюся Фэйф. – Я войду в дом без них.
      Далтон повернулся и зашагал к задней двери.
      – Подождите. – Фэйф приложила руку ко лбу – голова просто разламывалась от боли. – У меня их нет. Они остались в редакции.
      С дрожащими от напряжения коленями она подошла к гаражу и достала из-под камня запасной комплект. Передавая ключи Далтону, Фэйф коснулась его ладони – твердой, шершавой и теплой. Прикосновение обожгло ее. Фэйф быстро убрала руку и, взглянув на Далтона, поняла, что и он испытал то же самое.
      Он резко развернулся и направился к задней двери. Далтон уже вставил ключ в замок, когда Фэйф собралась с силами и заговорила.
      – Макшейн! – устало позвала она.
      Его рука замерла. Он обратил к ней бесстрастное лицо.
      – Да?
      В ее памяти быстро пронеслась картина взрыва. Фэйф вздрогнула и закрыла глаза.
      – Будьте осторожны.
      Открыв дверь дома и оставшись невредимым, Далтон посчитал это добрым предзнаменованием. На самом деле он не думал, что убийца подложит бомбу и в ее дом, но и исключать такую возможность не следовало.
      Осматривая дом, Далтон отметил, что он не очень уютен. Первый этаж занимали залитая солнечным светом кухня, со вкусом обставленная гостиная, традиционная столовая, маленькая ванная и комната, служившая одновременно кабинетом и библиотекой. Наверху размещались четыре спальни и еще одна ванная.
      Множество окон, сверкающие чистотой комнаты, солидная старинная мебель. Только в комнате, где, по всей видимости, убили отца Фэйф, был проведен ремонт и заменено все от ковра и мебели до краски на стенах. Такими же новыми, не успевшими выгореть шторами были плотно занавешены окна, так что в гостиную не проникал ни один лучик света.
      Далтон проверил все шкафы, ящики, окна, засунул руку под раковину. Ничто не осталось без его внимания. В ходе осмотра он выяснил, что Фэйф часто берет работу на дом, что она выбросила или послала нуждающимся одежду отца, недавно покрасила стены в детской комнате для будущего ребенка и что она любит шелковое белье. Без последней детали, впрочем, он вполне мог обойтись.
      Куда бы Далтон ни пошел, его обволакивал нежный аромат лимонного мыла и розовых лепестков, напоминая о том, что он слишком много времени провел на лодке дяди, вдыхая лишь запах креветок. Что ж, может, возвращение в реальный мир не будет таким болезненным, как он предполагал.
      – Почему он так долго? – Фэйф не находила себе места от беспокойства. – Он находится в доме уже целую вечность.
      – Только двадцать минут, – успокоил ее Чарли. – Ему нужно полностью осмотреть дом.
      Двадцать минут показались Фэйф бесконечностью. С ним все в порядке? А с домом? Наверное, рассудила она, тишина в доме должна послужить хорошим знаком.
      Фэйф боялась закрыть глаза, так как ее постоянно преследовало воспоминание о взрыве. Что, если бомба взорвется, когда Далтон откроет дверцу шкафа? А вдруг она в холодильнике? Или в кладовке? Если бомба все же в доме, она может быть где угодно.
      Испуганная собственными мыслями, Фэйф попыталась сконцентрироваться на проблемах подготовки к печати следующего выпуска газеты. Дэвиду придется воспользоваться домашним компьютером, а потом принести ей дискету. Еще одной головной болью были объявления. Нужно заплатить наборщику за их новое размещение и распечатку, а времени катастрофически мало.
      Решать деловые проблемы было, по крайней мере, легче, чем ежесекундно бояться, что эти серые глаза, то холодные, как металл, то неистовые, как штормовое море, закроются навеки из-за взрыва бомбы в ее доме. Бомбы, предназначенной для нее.
      Почему он взялся за это дело? Почему готов подвергнуться смертельному риску ради совершенно чужой ему женщины?
      Когда пятнадцать минут спустя Далтон вышел из задней двери, небрежно засунув руки в карманы, как будто отправляясь на воскресную прогулку, Фэйф от облегчения чуть не расцеловала его. А еще ей неудержимо хотелось броситься к нему и защитить от любой опасности, и самой почувствовать себя защищенной, снова испытать то странное ощущение, затаенную угрозу, тайное замирание сердца, которое она отказывалась назвать. Странное, необъяснимое чувство.
      – Все в порядке? – спросил Чарли. Он был так же рад возвращению Далтона живым и невредимым, как и Фэйф.
      Далтон взглянул на Фэйф.
      – Относительно.
      Фэйф оттолкнулась от машины и подалась вперед. Ее нервы были напряжены до предела.
      – Что? Что вы нашли?
      Далтон медленно сошел со ступенек и остановился перед ней.
      – Как вы относитесь к змеям?
      Фэйф облегченно облокотилась на дверцу машины.
      – Вы нашли Гарольда.
      Далтон удивленно моргнул. Затем рассмеялся, откинув назад голову.
      Какой это был смех! Глубокий, заразительный. Тяжелая сталь серых глаз превратилась в легкую дымку. В уголках глаз образовались задорные морщинки, скулы поднялись, обнажились ровные белые зубы – и десять лет жизни вмиг исчезли с его лица.
      – Гарольд? – сквозь смех спросил он. – Вы даже дали ему имя?
      Фэйф тоже улыбнулась.
      – Многие называют как-то своих любимцев. Где вы его нашли?
      – Вообще-то, – он наконец совладал с собой, – я нашел только это. – Далтон достал из кармана похожую на чулок змеиную кожу.
      – Ах, это, – улыбка Фэйф стала еще шире. – Я положила его кожу, оставшуюся после линьки, в кладовку, чтобы отпугивать мышей. Гарольд живет на улице. Я никогда не пускаю его в дом.
      Чарли по просьбе Фэйф внес в дом два горшка с цветами, листья на которых поникли и явно требовали тщательного ухода. Затем он уехал с обещанием позже пригнать ее машину и привезти временные водительские права для нее – старые уничтожил взрыв.
      Фэйф закрыла за ним заднюю дверь, находящуюся на кухне, и повернулась к Далтону.
      – Скажите мне, Далтон Макшейн… – Она вздернула подбородок. Фэйф до сих пор производила на него впечатление независимой и незащищенной одновременно, и ему это не нравилось. – Чем вы занимались с тех пор, как оставили службу в полиции? Что заставило вас взяться за эту работу? И сколько времени вы собираетесь оставаться в моем доме?
      Он расставил ноги, словно для ответа на ее вопросы должен был обрести устойчивость. В ее кухне, залитой солнцем, он занимал слишком много места. Его размеры подавляли Фэйф.
      – Я останусь здесь сколько потребуется, – веско сказал он, – независимо от моего отношения к делу. Теперь моя очередь спрашивать. Что вы до сих пор делаете на ногах?
      Фэйф нахмурилась.
      – Я? Стою здесь.
      – Я отчетливо слышал, как доктор Хинтон выписал вас с тем условием, что ближайшие два дня вы проведете в постели.
      Фэйф сузила глаза и поджала губы. После долгой паузы она произнесла:
      – Странно. Я предполагала, что вы телохранитель, а получается, вы моя нянька?
      – Не угадали. Я беспокоюсь вовсе не потому, что работаю, как вы выразились, нянькой. Если вам станет плохо от того, что вы не выполняете предписания врача, я вынужден буду везти вас в больницу. А мотоцикл не слишком подходящее для вас средство передвижения.
      Фэйф возвела глаза к потолку.
      – Во-первых, я не собираюсь падать в обморок. Во-вторых, если так и случится, то доставка меня в больницу не входит в ваши обязанности. В-третьих, доктор Хинтон сказал, чтобы я поменьше ходила пару дней. Он ничего не говорил о пребывании в постели.
      – Вот и перестаньте ходить и стоять.
      – На сколько, вы сказали, вы собираетесь остаться? – вернулась она к интересующему ее вопросу.

      Фэйф намеревалась в точности последовать совету доктора Хинтона и не подниматься на ноги пару дней. Она должна позаботиться о ребенке.
      Вообще-то она не думала о беременности. В марте, поняв, что означает болезненно набухшая грудь и приступы утренней тошноты, она почувствовала одновременно опустошенность и ярость на себя и на весь мир. Теперь, узнав, что отец ее будущего ребенка использовал чужое имя, она не отказалась бы посмотреть на него, подвешенного за… Картина, нарисованная буйной фантазией, рассмешила ее. Это ничтожество заслуживает худшего. Может, он женат, а может – нет. Возможно, его имя действительно Далтон, или фамилия – Макшейн, хотя это маловероятно. Он все равно обманул ее.
      Конечно, признала Фэйф, она тоже использовала его, но после смерти отца она была практически неспособна мыслить здраво, а этот чертов ковбой – как-там-его-зовут – воспользовался ее уязвимостью. Фэйф до сих пор не могла понять, зачем ему понадобилось заводить с ней роман. Может быть, захотелось развлечься, а может, как все неуверенные в себе мужчины, он коллекционировал победы над женщинами. Впрочем, каковы бы ни были его мотивы, теперь они уже потеряли всякое значение.
      Не имея возможности расправиться с ним по своему усмотрению, Фэйф удовлетворилась, представив, как бьет коварного возлюбленного в солнечное сплетение.
      Но ее отношение к обманувшему ее мужчине не отражалось на ребенке. Ведь малыш не виноват в грехах отца. Месяц за месяцем чувствуя, как внутри нее растет и развивается новая жизнь, Фэйф пришла к выводу, что этот еще не родившийся крошечный комочек плоти – ее единственный шанс создать семью. Фэйф фатально не везло в выборе мужчин, и она сомневалась, что когда-нибудь найдет достойного спутника жизни. Так что, хотя Фэйф ненавидела и презирала своего голубоглазого ковбоя, она с нетерпением ждала появления на свет ребенка.
      Ради него она готова была пролежать в постели хоть целую неделю. Но сначала нужно принять душ и поесть. Почувствовав сильный голод, Фэйф открыла холодильник. Нет, она сначала поест, а потом пойдет в ванную.
      Фэйф привыкла к одиночеству в собственном доме. Поэтому, когда хлопнула дверь, ведущая во двор, у нее чуть не остановилось сердце. От страха и неожиданности Фэйф отскочила назад и случайно задела дверцу холодильника, захлопнувшуюся с такой силой, что подскочила хлебница, стоявшая наверху.
      Весь дверной проем заполнил собой Далтон Макшейн с дорожной сумкой в одной руке и мотоциклетным шлемом – в другой.
      – Вы все еще на ногах? – требовательно спросил он. – Чем вы тут занимаетесь?
      Немного придя в себя от испуга, Фэйф прижала руку к груди.
      – Рожаю.
      Его рука разжалась, и сумка полетела на пол.
      – Что?
      Для ее натянутых нервов это было уж слишком. Взглянув на его растерянное лицо, она истерически расхохоталась. От сотрясавшего ее смеха Фэйф пришлось придерживать живот руками.
      Далтон недоуменно уставился на нее. Шок и испуг на его лице сменились досадой, когда он понял, что она его разыграла. Тем временем у Фэйф от хохота на глазах выступили слезы. Далтон неодобрительно покачал головой.
      – Вот. – Он усадил Фэйф на табуретку возле обеденного стола. – Успокойтесь, пока вам не стало плохо от смеха.
      Все еще смеясь и поддерживая живот рукой, Фэйф начала глубоко дышать, чтобы успокоиться.
      – Простите. У вас было такое лицо… – Она снова зашлась в приступе смеха. Прошла минута, прежде чем она смогла заговорить спокойно. – Неужели вы подумали…
      – Да, конечно, это очень смешно, – с упреком сказал Далтон. Безудержный хохот Фэйф перешел в сдавленное хихиканье. – Знаете, таким образом можно довести мужчину до инфаркта.
      Смахнув слезинки, Фэйф заинтригованно взглянула на него. Она не ожидала увидеть на его обычно мрачном и самоуверенном лице досаду и разочарование. Но сейчас Далтон выглядел именно раздосадованным, а его серебристо-серые глаза посмеивались над собственным испугом. Он оценил юмор ситуации, с удовольствием отметила Фэйф.
      – По крайней мере теперь вы хотя бы сели.
      – Это верно, – Фэйф усмехнулась. – Но отсюда мне не достать до холодильника.
      Носком ботинка Далтон отодвинул от порога сумку и закрыл кухонную дверь, а затем положил на сумку шлем.
      – А что вам понадобилось в холодильнике?
      – Еда. – Фэйф тяжело поднялась и обошла Далтона. – Никогда не становитесь между беременной женщиной и ее едой.
      – Вы снова на ногах, – предостерегающе сказал он.
      – Отдохните, Макшейн.
      – Это вы отдохните. – Он взял Фэйф за плечи и мягко подтолкнул назад, пока она не наткнулась на табуретку. Фэйф и не подозревала, что огромные и сильные руки могут оказаться такими нежными.
      Далтон отступил на шаг и принял свою обычную позу, за день их знакомства ставшую такой привычной для Фэйф: широко расставленные ноги и лежащие на бедрах руки.
      – Возможно, для вас это лишь забавная штука, но я очень надеюсь, что вы не доведете себя до преждевременных родов.
      Фэйф вздохнула.
      – Давайте закроем эту тему. Вы здесь, чтобы беспокоиться о моей безопасности, а не о моем здоровье. Я действительно собираюсь лечь отдохнуть, но сначала мне нужно поесть и принять душ.
      – Прекрасно. Идите в ванную, а я тем временем что-нибудь приготовлю.
      Фэйф выпрямилась на табуретке.
      – Вы?
      – Вас что-то не устраивает?
      – Нет… в общем-то, нет.
      – Вот и отлично.
      Далтон рванул на себя дверцу холодильника. Фэйф мысленно поблагодарила Бога за крепкие петли на дверце. Однако хлебнице опять не поздоровилось.
      – Что вы будете есть?
      Фэйф задумчиво поднялась. Ее розыгрыш немного разрядил атмосферу напряженности между ними, но все же следует быть благоразумной и сохранять дистанцию, чтобы не поддаться возникшей симпатии к этому мужчине. Ей не нужен еще один печальный опыт в сердечных делах.
      – Мне все равно, – бросила она, направляясь к двери. – Найдите что-нибудь и полейте горчицей.
      Далтон закончил распаковывать вещи, поставил сумку в стенной шкаф и изучающе оглядел комнату. Ему было необходимо чем-то занять себя, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей.
      Фэйф предложила Далтону выбрать любую из незанятых комнат. Будучи уверенным в том, что она не одобрит, если он займет бывшую комнату ее отца, и не желая быть далеко от нее, Далтон выбрал комнату напротив спальни Фэйф. Это был лучший выбор с точки зрения безопасности. Если понадобится, ночью он быстро подоспеет на помощь.
      Комната была маленькая, чистая, обставленная самым необходимым – двуспальная кровать, комод, ночной столик и платяной шкаф из светлого соснового дерева. Голые стены и почти не истертый серый ковер наводили на мысль, что в этой комнате давно никто не жил. Двустворчатое окно выходило на лужайку перед домом.
      Фэйф отдыхала в спальне. Она не хотела, чтобы он беспокоился о ее здоровье, но он ничего не мог с собой поделать. Поездка из больницы домой, душ и еда – он приготовил ей сандвич с ростбифом – совершенно утомили ее. Далтон откровенно обрадовался, когда она уступила его уговорам и отправилась в постель. Его до сих пор преследовало воспоминание о том, как эта хрупкая женщина лежала без сознания в горящем офисе.
      Кроме того, ему следовало избавиться и от других воспоминаний – например, о том, как она похорошела и какой стала юной, хохоча до слез и придерживая живот руками. Как она устроила целое представление из ленча. Закрыв глаза, Фэйф откровенно наслаждалась вкусом обыкновенного сандвича с мясом и горчицей, как будто это была божественная амброзия. Увидев, как она нечаянно испачкалась горчицей, он поймал себя на мысли, что ему хочется самому вытереть ее щеки. Слава Богу, он вовремя спохватился и сдержал себя. Далтон не хотел прикасаться к ней, наслаждаться ее смехом, испытывать к ней симпатию. Она – его работа, только и всего. «Работа, которая тебе не нужна. Тогда какого черта ты за нее взялся?» – раздался насмешливый внутренний голос.
      Бомба. Он здесь из-за бомбы и еще из-за так называемой шальной пули, прилетевшей через боковое окно. Он здесь потому, что Брайан Маккомис считает, что его присутствие необходимо, и потому, что Фэйф Хиллман и ее ребенок заслуживают шанса выжить. Вот почему он здесь, а вовсе не из-за воображаемого влечения к женщине, которую он знал неполные сутки.
      Пока Фэйф спала, Далтон сам принял душ и проверил пристроенный к дому гараж. Час спустя Чарли и еще один полицейский, очень похожий на Маккомиса, доставили машину Фэйф, временное водительское удостоверение на ее имя и внушительных размеров кастрюлю, завернутую в толстое махровое полотенце. Вспомнив, с какой жадностью Фэйф поглощала сандвич, Далтон подумал, что основательная еда будет как нельзя кстати.
      – Передайте Фэйф, что это от сестер Снид, – Чарли протянул Далтону кастрюлю. – Это Джордж Льюис, – представил он своего напарника. – Мой троюродный брат со стороны матери.
      – Это вы будете охранять Фэйф? – спросил Джордж.
      – Да.
      – Дядя Брайан говорил, что вы хороший парень.
      «Интересно, что я должен ответить на подобное заявление?» – подумал Далтон.
      – Это так? – настаивал Джордж.
      – Перестань, парень, – пойдем. – Чарли слегка подтолкнул брата. – У тебя много работы в участке.
      Джордж недовольно покосился на брата, но покорно последовал за ним.
      – Лучше бы вам быть хорошим, – все-таки не утерпел и, обернувшись, сказал он. – У Фэйф в городе много друзей.
      – Джордж, – прошипел Чарли.
      «Фэйф, видимо, пользуется в городке всеобщей любовью», – подумал Далтон, возвращаясь в дом. Он не знал, смеяться ли ему над заявлением мальчишки в полицейской форме, или разбежаться и удариться головой о стену в наказание за то, что позволил вовлечь себя в это дело.
      Фэйф уже проснулась. Он обнаружил ее в кабинете на первом этаже. В одной ее руке была телефонная трубка, а пальцы другой летали над компьютерной клавиатурой.
      Через ее плечо Далтон видел, что делается на экране. Стоя на пороге кабинета, он смог прочитать набранный большими буквами заголовок: «БОМБА РАЗРУШИЛА РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ».
      – Прекрасно, Дэвид, – сказала Фэйф в трубку. – Я понимаю, что у нас больше нет лаборатории с нужными фотохимикатами. Понимаю и то, что если бы ее у нас вообще не было, мы бы сохранили, по крайней мере, часть офиса. – Она перестала печатать и наклонилась вперед, массируя поясницу. – Позвони завтра в школу. Может, у них есть то, что нам нужно. Если нет, тебе придется съездить в Амарилло. Мы не можем напечатать статью о взрыве без фотографий. Хорошо. Да, дай мне знать. Нет, отчетом о собрании совета займусь я. Мы поменяемся местами. Ну хорошо, пока. – Она повесила трубку.
      Даже не оборачиваясь, Фэйф почувствовала присутствие Далтона в кабинете. От него как будто исходила сверхъестественная энергия, которую Фэйф ощущала каждым нервом.
      Она заставила себя не отрывать взгляд от экрана монитора. Нет, она не повернется, не побежит к нему только потому, что каждый раз, закрывая глаза, видит перед собой взрывающуюся почтовую посылку. Ей не нужна его помощь только из-за того, что лишь рядом с ним она чувствует себя в безопасности. Она не станет менять свое отношение к нему только от того, что минуту назад слышала, как он смеялся во дворе с Чарли, и страстно хотела еще раз услышать его смех, глубокие хрипловатые нотки которого заставили и ее улыбнуться.
      Он лишь выполняет работу – охраняет ее, пока полиция расследует преступление. Далтон здесь совсем не для ее собственного удобства и удовольствия, да она и не хотела бы другого. Фэйф смутно чувствовала, что, если она узнает Далтона поближе, ей очень понравится общение с ним. Одного этого было достаточно, чтобы сохранять дистанцию. Ее интуиция в выборе мужчин никогда не срабатывала, и у нее просто не хватит сил пережить еще одну неудачу.
      Но, как обнаружила Фэйф, Далтон нравился ей не только как личность, как интересный в общении человек. Она начинала видеть в нем и привлекательного мужчину. Каждый раз, когда она останавливала взгляд на его широких плечах или плотно обтягивающих бедра джинсах, у нее перехватывало дыхание.
      Спустись на землю, моя дорогая, строго приказала себе Фэйф. Беременность вызвала гормональный всплеск в организме. Не будь ее, она никогда бы не позволила себе предаваться подобным мыслям.
      Придя в себя, Фэйф обрела способность думать здраво. Ей нужно держаться от него на расстоянии. Лучший способ добиться этого – углубиться в работу, а сейчас на ней висела подготовка нового выпуска «Реджистер» и написание статьи о взрыве. Взяв ручку и найдя чистую страницу в блокноте, она повернулась к Далтону на вращающемся стуле.
      – Где вы находились во время взрыва?
      Он скрестил руки на груди и оперся на дверной косяк.
      – Это для газеты?
      – Для первой полосы.
      – Если вы упомянете мое имя, вам придется объяснять, что я не тот Далтон Макшейн, который…
      Фэйф, скривив губы, продолжила за него:
      – Который появился в городе в январе и, скажем так, оставил свой след в моей жизни? – Она выпятила и без того выступающий живот.
      – Что-то в этом роде. Кстати, вы никогда не говорили мне, как он выглядит.
      – Разве это имеет значение?
      Далтон пожал плечами.
      – Не знаю. Но я бы хотел найти его и попросить в следующий раз выбирать для подобных дел другое имя. Было бы жаль когда-нибудь столкнуться с ним, даже не зная, что это он.
      Фэйф откинулась на спинку стула и вздохнула.
      – Я понимаю. Он около шести футов ростом, с рыжевато-каштановыми волосами, голубыми глазами и смуглой кожей. Затылок гладко выбрит, но спереди на лоб спускаются длинные пряди. И еще, насколько я знаю, он никуда не выходит без ковбойской шляпы. У него «Форд»-пикап.
      – Вы думаете, что он из Остина?
      – Так он говорил.
      – Вы уверены?
      – Вы что, собираетесь броситься на его поиски? – вскинула вверх брови Фэйф.
      – Я не люблю, когда под моим именем скрываются другие.
      – Особенно когда они в то же время делают женщину беременной, верно? – Нахмурившись, Фэйф положила блокнот на стол и начала писать.
      – Неизвестный приезжий был… Где, вы сказали, вы были, когда взорвалась бомба?
      – Я был наискосок от здания редакции, в холле «Космополитен-отеля».
      Фэйф с изумлением подняла глаза.
      – Я думала, мое письмо, по ошибке отправленное вам, было единственной причиной, приведшей вас в Ту Оукс.
      – Да, но я не хотел уезжать, не выяснив подробностей об этом другом Далтоне Макшейне. И я говорю это не для печати.
      Ее рука замерла над блокнотом. Она сосредоточенно перечитывала написанное, но слова вдруг превратились в непонятные иероглифы. Ее пронзила боль от ощущения, что ею снова воспользовались для каких-то своих целей.
      – Значит, именно поэтому вы решили стать моим телохранителем? Чтобы побольше узнать о нем?
      – Нет.
      Фэйф бросила на Далтона пристальный взгляд.
      – Тогда зачем?
      – Я думал, вы собирались написать статью вместо того, чтобы устраивать мне допрос.
      – А я думаю, что имею право знать, зачем вам понадобилось становиться моим телохранителем. Сколько Чарли платит вам?
      – Это дело мое и Чарли.
      – Ваша оплата – да, не спорю. Но ваша работа – это касается вас и меня, – Фэйф обладала прирожденной репортерской хваткой. – Я хочу знать, почему вы согласились охранять меня?
      Далтон пересек комнату и остановился у книжного шкафа, перебирая пальцами корешки кожаных переплетов, вынимая и ставя на место одну книгу за другой.
      – Я не люблю совпадений, – наконец сказал он.
      – И все?
      – Этого достаточно.
      – Вовсе нет.
      Далтон усмехнулся.
      – Может быть, беременные женщины – это моя слабость.
      – Тогда вам срочно нужно обратиться к психиатру. – Фэйф положила ладонь на круглый живот. – Женщина, выглядящая так, словно проглотила арбуз, не возбуждает страсти.
      Его взгляд остановился на ее растопыренных пальцах, покоящихся на «арбузе».
      – Не будьте столь категоричны. Вы бы очень удивились, узнав, что возбуждаете некоторых мужчин.
      Фэйф стало немного не по себе. У нее возникло странное ощущение, будто между ними промелькнула искра сексуального влечения.
      Это безумие. Опять разыгрались гормоны. Он же просто пошутил о некоторых представителях сильного пола, неравнодушных к беременным женщинам.
      – Смотрите на вещи реально, Макшейн. Даже без живота я вряд ли могу считаться роковой женщиной.
      Его брови приподнялись.
      – Напрашиваетесь на комплименты?
      – В следующий раз, когда я клюну на лесть мужчины, меня следует запереть в комнате с обитыми войлоком стенами, а ключи выкинуть в океан. – Она без всякой паузы перешла на деловой тон. – Итак, вы были поблизости, когда раздался взрыв. Как развивались события дальше?
      Далтон вновь пожал плечами.
      – Я понял, что вы все еще в офисе, и бросился туда.
      – Вы рисковали жизнью.
      Еще один неопределенный жест и никакого ответа.
      – Там было много людей, стоявших ближе к офису, знавших меня с детсада и, возможно, подозревавших, что я все еще там. Почему же один вы, совершенно посторонний человек, бросились мне на помощь?
      – Я не могу отвечать за поступки других людей.
      – Ну хорошо, я спрошу иначе. Почему именно вы бросились в горящее здание спасать незнакомую женщину?
      Он сузил глаза.
      – Потому что я должен был сделать это.
      – И все?
      – И все.
      Фэйф работала за компьютером допоздна, затем, коротко пожелав Далтону спокойной ночи, поднялась к себе. Далтон последовал ее примеру, рассудив, что она, вероятно, встанет рано и ему необходимо выспаться.
      Среди ночи он внезапно проснулся, решил обойти дом и нашел дверь ее спальни открытой. Комната была пуста. В темном доме он сразу заметил свет, горящий на кухне.
      Он действительно потерял квалификацию, раз не слышал, как Фэйф, которая ступала сейчас грузно, спустилась вниз. Дверь ее спальни скрипела, третья сверху и четвертая снизу ступеньки лестницы тоже.
      Злясь на себя, Далтон наспех натянул джинсы, спустился вниз и остановился на пороге кухни, облокотившись на дверной косяк.
      Спиной к нему Фэйф стояла у плиты, босиком, в тонкой хлопчатобумажной пижаме. Просторная, отделанная кружевом сорочка мягко облегала ее бедра и выступающий живот, а шорты едва достигали колен. Однажды, давно, он видел такую пижаму на своей сестре, когда ей было двенадцать лет. Но сестра не могла сравниться с Фэйф. В глазах Далтона беременность придавала ей особое очарование. Черт возьми, его кровь не должна вскипать пои виде ее босых ступней с ярко-розовым лаком на ногтях. Его дыхание не должно сбиваться, когда он чувствует в воздухе что-то мягкое и женственное и знает, что это ее запах. И его сердце не должно так бешено биться при виде ее длинных стройных ног.
      Проклятье, он слишком много времени провел на своей лодке. Его шутка о том, что некоторых мужчин возбуждают беременные женщины, вдруг перестала казаться глупой выдумкой, внезапно пришедшей на ум. До встречи с Фэйф Хиллман Далтон и не подозревал, что женщина, ждущая ребенка, может быть такой соблазнительной.
      Одной рукой открывая дверцу шкафчика над плитой, другой Фэйф поглаживала живот.
      – Знаю, золотце мое, знаю. Я тороплюсь, как могу. Не только ты проснулась голодной.
      Далтону нравилось, как она разговаривает с ребенком. Звук ее голоса, наполненного нежностью, превратил пожар, полыхавший в груди Далтона, во что-то более мягкое, что-то, растревожившее его душу. Это какое-то безумие. Он не допустит, чтобы кому-то удалось проникнуть в его душу и завладеть ею. Его сердце уже не способно любить.
      Доставая с полки коробку, Фэйф полуобернулась и тут краем глаза заметила Далтона. От неожиданности она вздрогнула и уронила коробку на пол.
      – Простите. Не хотел вас напугать.
      Фэйф судорожно прижала руку к груди, стараясь унять частое биение сердца. Немного успокоившись, она глубоко вздохнула.
      – Я чуть не умерла от страха.
      Фэйф покривила душой. Она была не столько испугана, сколько поражена красотой мышц на обнаженной груди Далтона, мощных бицепсов и натренированного торса. Его кожа была бронзовой от солнца, а мускулы – упругими и сильными от тяжелой работы.
      «Его грудь с рельефными мышцами похожа на стиральную доску», – неожиданно подумала Фэйф, пожирая глазами красивое мужское тело. Стиральные доски обычно вызывали в памяти боль в стертых до крови пальцах и старую лохань на ферме у бабушки в Канзасе.
      Созерцание этой «стиральной доски» рождало иные образы, которым не место в ее сознании. Черные завитки волос на его груди вызвали у Фэйф острое желание прикоснуться к ним. Ей захотелось дотронуться до его загорелой кожи, пройтись пальцами по упругим мускулам, обвить руками огромные бицепсы…
      «Уйми разбушевавшуюся фантазию!» – скомандовала себе Фэйф. Наверное, эти гормоны опять сыграли с ней злую шутку. Никогда раньше она так не реагировала на вид обнаженной мужской груди. Глубоко вздохнув, она попыталась избавиться от наваждения. Отведя взгляд от Далтона, Фэйф наконец смогла обрести контроль над собой.
      Не было причины относиться к Далтону Макшейну иначе, чем по-дружески. По крайней мере, дружбу с ним она могла себе позволить.
      – Что вы здесь делаете посреди ночи? – Она задала вопрос как раз вовремя: глупо было просто стоять и пялиться на него.
      – То же самое я хотел спросить у вас.
      – Я уже предупреждала вас, что ем за двоих.
      – Ребенок проголодался, да?
      Она улыбнулась, и у Далтона вновь перехватило дыхание. Улыбаясь, Фэйф словно бы излучала сияние. Он никогда не думал, что в глубине карих глаз может таиться столько огня.
      – Малыш и его мама умирают от голода. Хотите спагетти?
      – В три часа ночи?
      – А почему бы нет? – Фэйф хотела нагнуться, чтобы поднять коробку, но Далтон опередил ее.
      – Я сам. – В два шага он оказался возле нее и поднял коробку.
      – Спасибо. Поднимать вещи с пола уже не так легко, как раньше.
      Далтон встретил ее взгляд и улыбнулся.
      – Могу себе представить.
      Фэйф, словно загипнотизированная, смотрела на него. Сейчас его глаза посветлели, заискрились. У него была обаятельная улыбка. Эта улыбка творила странные, пугающие и одновременно забавные вещи внутри ее, и никакие силы разума не помогали взять верх над разбушевавшимися эмоциями. Сердце начало отстукивать какой-то дикий танец о ребра.
      Фэйф направилась к холодильнику.
      – Если… – Голос вдруг охрип и перестал ее слушаться. – Если хотите присоединиться ко мне, садитесь за стол. Я уже поставила воду для кофе, но приготовление спагетти займет около двадцати минут.
      Он придвинулся ближе.
      – Я могу помочь.
      – Нет, не надо. – Фэйф достала из холодильника готовый фарш и прошла мимо Далтона к плите. – Это нетрудно, к тому же я люблю хозяйничать на кухне. Я давно уже ни для кого не готовила.
      Господи, как эта фраза могла сорваться с ее языка!
      Но, судя по всему, Далтону ее слова не показались странными. Он удобно устроился за столом, вытянув длинные ноги в потертых джинсах. Было что-то интимное в этой ситуации – находиться в три часа ночи на кухне босиком, в короткой пижаме, вместе с полуодетым мужчиной. Эта интимность ей не нравилась.
      Наверное, ей следовало сбегать наверх и накинуть на себя халат, но она уже передвигалась медленнее и старалась лишний раз не подниматься по лестнице. К тому же она на седьмом месяце беременности. Конечно, он не подумает, что Фэйф ведет себя вызывающе, расхаживая перед ним в короткой пижаме.
      Вызывающе? Да это слово с ней просто несовместимо.
      Далтон не знал, какие мысли бродят в голове Фэйф, но, когда она наливала воду для спагетти и крошила фарш в кастрюлю с длинной ручкой, охватившее ее при его появлении напряжение исчезло, и движения стали раскованнее. Ее смущение заставляло и его чувствовать себя неловко. Но теперь, когда она успокоилась, он тоже расслабился.
      Сейчас, когда ее руки были заняты и обстановка немного разрядилась, было самое время получить ответы на интересующие его вопросы. Однако Далтон медлил, не решаясь нарушить внезапно возникшую атмосферу покоя и умиротворенности. Тишину нарушало лишь бульканье кипящей воды, шипение мяса в кастрюле и шум кофеварки. Наконец смесь запахов кофе и жарящегося мяса подавила исходящий от Фэйф аромат, будораживший Далтона. Это были знакомые аппетитные запахи, не заставляющие кровь быстрее струиться по жилам. Если он не будет смотреть на ее розовую сорочку, обрисовывающую изгибы округлой груди с просвечивающимися сквозь тонкую ткань темными сосками, то сможет бесстрастно задавать вопросы.
      Ему удалось не смотреть на Фэйф, пока она не села за стол и не начала есть. То, как эта женщина наслаждалась едой, было игрой против правил. Полностью сосредоточившись на трапезе, она ела медленно, с видом знатока вин смакующего отличное бордо. Когда она вдыхала острый аромат соуса, ее ноздри трепетали, а губы словно бы причмокивали в предвкушении скорого наслаждения. Далтон мучительно следил за каждым ее движением, не в силах отвести глаз. Его кровь вдруг запульсировала скачками, как у загнанной лошади.
      – М-м… – Фэйф открыла глаза и потянулась за вилкой.
      – Похоже, вы любите спагетти.
      Ее блаженная улыбка стала еще шире.
      – Я их обожаю. Последние два месяца я испытываю подобные чувства почти ко всему съедобному.
      Она подцепила вилкой спагетти, затем начала медленно есть, смакуя каждую новую порцию, очутившуюся у нее во рту.
      Далтону это напомнило какое-то священнодействие, но его оно странным образом возбуждало. Он тяжело сглотнул и заерзал на стуле.
      – Боже, разве это не восхитительно!
      Кончик ее языка прошелся по губам, подбирая капельки соуса и оставляя за собой блестящий влажный след.
      Злясь на то, что его тело выбрало этот момент, чтобы напомнить ему, как долго он был один, Далтон яростно вонзил вилку в спагетти, покрутил вокруг оси, пока на ней не образовался клубок мучных нитей, и отправил в рот.
      – Вам не нравится, – разочарованно протянула Фэйф.
      – Мне очень нравится, – чересчур резко сказал он, не в силах совладать с собой. Если она еще раз проделает этот фокус, он задохнется от желания.
      Следующую порцию она ела не просто медленно, а чувственно, полузакрыв глаза. Втягивая спагетти, Фэйф округляла, как для поцелуя, губы, отчего на щеках появились ямочки. Она прямо-таки мурлыкала от удовольствия!
      Фэйф повторяла пытку снова и снова, пока Далтон не почувствовал, что вот-вот взорвется.
      – Вы никогда не пробовали накручивать спагетти на вилку? – отрывисто спросил он.
      Глаза Фэйф широко раскрылись, и последние несколько дюймов полоски спагетти со свистящим звуком исчезли во рту. Ее удивление было неподдельным.
      – Конечно, я знаю, как это делается. – И она тут же продемонстрировала свое умение Далтону, негодуя, что он позволил себе усомниться в ее способностях.
      Его сердце забилось ровнее. Кажется, она образумилась и перестанет сводить его с ума.
      Но он сильно заблуждался. Фэйф стряхнула клубок спагетти с вилки и снова начала свои изощренные игры с едой. От вида блаженства, написанного на ее лице, Далтон готов был застонать. Он сжал вилку так, будто хотел согнуть ее пополам.
      – Я знаю, как правильно есть спагетти, – мечтательно проговорила Фэйф, проглотив очередную порцию. – Но так мне нравится больше. Медленнее. Когда я глотаю их вот так, – она снова продемонстрировала Далтону свой способ есть, от чего у него чуть не выскочило сердце из груди, – удовольствие длится дольше. Мне нравится растягивать удовольствие.
      Его джинсы, казалось, сейчас лопнут. Как выяснилось, с его мужскими реакциями все было в порядке.
      Боже милостивый, что за мысли посещают его? Она же на седьмом месяце беременности! Она носит ребенка от другого мужчины. Лучше взять себя в руки, пока он не сделал что-нибудь недопустимое.
      Но когда Фэйф вновь продолжила свою пытку, Далтон не выдержал.
      – Проклятье!
      Он перегнулся через стол и вилкой порезал спагетти на ее тарелке на мелкие кусочки. Фэйф пораженно уставилась на него.
      – Что вы делаете? Вы же испортили мои спа…
      Она осеклась и непонимающе уставилась на него. Что происходит? Его лицо пылало, в глазах горел огонь, разве что дым не шел из ноздрей. Приглядевшись внимательнее, Фэйф поняла, что пожар в его глазах был вызван не только гневом. О Господи!
      Она залилась пунцовой краской, только сейчас догадавшись, как это выглядело со стороны. Он, наверное, подумал, что она…
      – О Господи!
      – Вот именно, – буркнул Далтон, отводя глаза.
      – Я… простите… я не хотела…
      – Забудьте.
      Фэйф быстро доела. Удовольствие от еды пропало.
      Все оставшееся время, что они провели за столом, Далтон старался прийти в себя. Румянец на ее щеках подсказывал ему, что она смущена, вот только он не знал, оттого ли, что действительно не отдавала отчета в своих действиях, или от досады, что он не поддался на ее уловки.
      Однако Фэйф не была похожа на женщину, провоцирующую мужчин. Странно, какой неискушенной и чистой может выглядеть беременная женщина. Инстинкт подсказывал Далтону, что она даже не подозревала, какую опасную игру затеяла.
      А он? Он тоже хорош! Чуть не лишился рассудка при виде поглощающей спагетти беременной женщины! Он не настолько одичал, чтобы бросаться на первую попавшуюся особу противоположного пола, изнывая от страсти.
      «Но того, другого, давно уже нет, Макшейн», – напомнил он себе.
      Ну и что? Это не означает, что она захочет иметь дело с бывшим техасским рейнджером, занесенным в ее город по воле случая.
      За кофе Далтон почти с радостью прервал молчание и разрушил витавшую в воздухе несвоевременную интимность.
      – Расскажите о своем отце.
      Рука Фэйф с чашкой кофе замерла на полпути. Так и не донеся ее до губ, она поставила ее обратно на блюдце и опустила глаза.
      – Полагаю, вы не хотите услышать, каким он был замечательным и как его все любили.
      – Вы знаете, что я хочу услышать.
      – Как он погиб?
      – Да.
      Ее пальцы крепче обвили ручку чашки.
      – Я думала, Чарли рассказал вам.
      – Он рассказал о шальной пуле.
      Фэйф не ответила. Спустя полгода боль все еще жила в ней, жаля своим ядом.
      – Где были вы, когда он погиб? – не отставал Далтон.
      К горлу снова подступил комок дурноты.
      – На пути домой. Я ехала навестить его.
      – Вы жили не здесь?
      – Нет. – Она невидящим взглядом уставилась на капли соуса на пустой тарелке из-под спагетти. – Уже три года я жила в Канзас-Сити и работала в «Стар». В Ту Оукс я обычно приезжала на Рождество, поэтому очень удивилась, когда отец попросил меня приехать домой сразу после Нового года.
      – Почему вы удивились?
      – Потому что он знал о жестком графике моей работы. Обычно я подгадывала выходные под праздники, чтобы съездить домой. Но на этот раз отец сказал, что у него срочное и важное дело и добавил, что не может рассказать о нем по телефону.
      Фэйф медленно подняла голову, ее глаза расширились, озаренные догадкой.
      – Так вот оно что! Чарли прав. Папина смерть не была случайностью. Она как-то связала с делом, о котором он хотел поговорить со мной. Господи, почему я была такой слепой! Почему никто ничего не заподозрил!
      – Не делайте поспешных выводов, – предостерег ее Далтон, хотя сам уже не сомневался, что все обстоит именно так.
      – Но вы-то считаете, что между его смертью и недавним взрывом существует связь?
      – Я этого не говорил.
      – Но вы так думаете.
      – Почему вы так решили?
      Их обмен короткими репликами напоминал словесный поединок. Фэйф поднялась. Резкими движениями она принялась убирать со стола.
      – Не старайтесь щадить мои чувства. Он наткнулся на такую сенсацию, что не мог поделиться ею с Дэвидом, не мог доверить ее телефонной трубке, но ему нужно было с кем-нибудь посоветоваться, и поэтому он вызвал меня.
      Фэйф яростно мыла тарелки под тугой струей горячей воды.
      – Что случилось потом? – Далтону не хотелось растравлять ее рану, но ничего не оставалось – он обязан был выяснить все до конца.
      – В ту ночь, – мрачно сказала Фэйф, – он сидел на софе в гостиной, когда так называемая шальная пуля пролетела сквозь окно и попала ему прямо в голову. Странный несчастный случай, не правда ли? Полгода спустя его дочь получает по почте бомбу в том офисе, где он проработал всю жизнь. Как вы сказали, слишком много совпадений.
      Далтон отнес свою чашку в раковину. Вновь почувствовав аромат, исходивший от Фэйф, рождавший в нем самые смелые фантазии, он отпрянул.
      – Вы нашли то, ради чего, по вашему мнению, отец вызвал вас?
      Она покачала головой.
      – Я просмотрела его бумаги, но мне еще нужно было столько всего успеть… Получение страховки, организация похорон, допросы в полиции. Тогда я была не способна о чем-либо думать. Если бы не… мое состояние, я, скажем так, вряд ли упала бы в объятия первому встречному, выразившему мне сочувствие.
      – Вы именно тогда встретили другого Далтона Макшейна?
      – Ковбоя с широкими плечами и смазливой улыбкой? Да, тогда.
      – Как долго он пробыл в городе?
      – Пять дней.
      – Пять дней? Вы знали мужчину пять дней и легли с ним в постель?
      – Нет. – Фэйф вытерла руки о кухонное полотенце и посмотрела ему прямо в глаза. – Я знала его два дня и легла с ним в постель, – уточнила она.

      На следующее утро известие о взрыве в Ту Оукс потрясло Остин. О нем было рассказано в утреннем телевизионном блоке новостей. На экране репортер многословно рассуждал, была ли смертоносная посылка «визитной карточкой» неизвестного преступника, по вине которого уже было убито три и ранено двадцать три, а возможно, двадцать четыре человека в течение последних двадцати лет.
      Житель одного из домов Остина удовлетворенно потирал руки, слушая новости. Когда же диктор сообщил, что жертва взрыва – издательница «Ту Оукс уикли реджистер» – к счастью, пострадала незначительно, комнату наполнили проклятия. Бомба не достигла своей цели!
      Но почему?
      Если посылку открыла она, бомба должна была взорваться прямо у нее в руках. Детонатор был прикреплен к крышке коробки, а открыть ее снизу было невозможно. Он же все предусмотрел. План был хитро разработан и продуман до мельчайших деталей. Он отправил бомбу по почте, чтобы подозрение федеральных властей пало на неизвестного террориста, посылающего бомбы в разные уголки страны в течение восемнадцати лет. Что же тогда сорвалось, черт возьми?
      Он заставил себя успокоиться. Ее офис разрушен, значит, губительная для него информация уничтожена. Конечно, существует определенная доля риска, что она сохранилась, но, по крайней мере, поднявшаяся вокруг взрыва шумиха даст ему время обдумать свой следующий шаг.
 
      На следующий день Фэйф закончила редактирование и оформление первой полосы нового выпуска и послала окончательный вариант по модему на принтер в Амарилло. Дэвид, в свою очередь, должен был послать туда же записи опросов очевидцев. В конце концов ее помощнику пришлось ехать в Амарилло, чтобы напечатать фотографии места происшествия, так что Фэйф сможет их увидеть только в готовом выпуске. Конечно, ей хотелось бы самой отобрать лучшие снимки, но Дэвид заверил, что нашел трех людей, которым удалось заснять офис сразу после взрыва, так что фотографии должны получиться хорошими. Фэйф также слышала, что кто-то сделал снимок «неизвестного приезжего», выносящего ее из огня. На эту фотографию она бы охотно посмотрела.
      Далтон целый день был холоден и вежлив с ней, что было для обоих лучшим выходом из создавшегося положения. Даже сейчас при воспоминании о его горевших желанием глазах у нее начинали дрожать руки. Но не от страха.
      Совсем не от страха.
      Он быстро охладил свой пыл, и это к лучшему. Когда Далтон расспрашивал ее об обстоятельствах смерти отца, Фэйф читала на его лице сострадание, удивившее ее. А потом, узнав, что она легла в постель с едва знакомым мужчиной, он вдруг стал отчужденным и осуждающим.
      Черт его побери, если бы он понял, какой опустошенной, какой уязвимой она была, как ловко сыграл голубоглазый ковбой на ее горе, как отчаянно она нуждалась в чем-то – в чем угодно, – что заставило бы ее забыть свое возвращение домой, где ее уже никто не ждал. Забыть беспомощные и скорбящие лица судебных медиков, окружного прокурора и распростертое тело отца. Забыть забрызганные кровью ковер и диван, где он лежал. Капли крови остались даже на стене…
      – Проклятье!
      Она вытерла навернувшиеся на глаза слезы. Нужно перестать мучить и изводить себя. Прошло уже более полугода. Может быть, это опять всплеск эмоций, чему причиной беременность.
      Звонок в дверь отвлек Фэйф от грустных раздумий. Она встала из-за стола и пошла открывать. Из-за беременности ее походка стала неуклюжей и короткий халатик задирался при каждом шаге.
      Проходя мимо гостиной, Фэйф остановилась в удивлении: шторы были подняты. Солнечные лучи проникли в комнату и замерли яркими полосками на бледно-голубом ковре.
      Должно быть, Далтон раздвинул шторы. Она намеренно ни разу не сделала этого с того дня, как повесила их неделю спустя после смерти отца.
      Теперь, видя в окно дубовые и ивовые заросли, ничем не скрытые от глаз, Фэйф почувствовала себя совсем беспомощной перед лицом опасности.
      Она боялась проходить мимо открытого окна гостиной, потому что была уверена, что именно оттуда была пущена пуля, отнявшая жизнь у Джо Хиллмана.
      Фэйф одернула себя. Ее страх был беспричинным и глупым. Происшедшее с отцом – чистая случайность, одна из многих. Трагическая, роковая, но случайность.
      Если только, как утверждают Далтон и Чарли, эта случайность не была подстроена. По спине Фэйф пробежал холодок.
      Фэйф запретила себе возвращаться к этой мысли. Она не может провести всю оставшуюся жизнь в вечном страхе пройти мимо окна собственной гостиной. В любом случае, никакие шторы не спасут от пули.
      Глубоко вздохнув, она направилась к входной двери.
      – Что, черт возьми, вы делаете? – накинулся на нее появившийся из кухни Далтон.
      – Иду открывать… О, я забыла.
      В его глазах сверкнул огонь – леденящий стальной огонь.
      – Больше не забывайте.
      Снова позвонили.
      – Так вы откроете или нет? – не выдержала Фэйф.
      – Двое мужчин в костюмах, – проинформировал ее Далтон, посмотрев в глазок. – Скорее всего, ребята из ФБР. Вы в состоянии отвечать на их вопросы?
      Разозлившись, Фэйф приняла воинственную позу.
      – Раз вы знали, что должны прийти фэбээровцы, зачем поднимали столько шума из-за того, что я пошла открывать дверь?
      – Правило номер два…
      – Ладно, ладно. Я забыла. Открывайте, наконец!
      Судя по предъявленным удостоверениям, стоявшие на пороге мужчины в костюмах были действительно из ФБР. Агенты Миллер и Додсон, как они представились. Миллер имел приятную наружность: высокий, стройный, широкоплечий, с закрывающими лоб каштановыми волосами. Додсон был грузным бледным мужчиной на два дюйма ниже напарника. Его голову украшала густая черная шевелюра, а шеи, похоже, не было вовсе.
      Далтон назвал себя и пожал прибывшим руки.
      – Мы бы хотели задать мисс Хиллман несколько вопросов. – Миллер одарил Фэйф ослепительной улыбкой, в которой, однако, не было ни капли искренности.
      Вздохнув, Фэйф пригласила их зайти. Лучше побыстрее покончить с неприятным, но неизбежным разговором.
      Фэйф хотела было сесть на кресло в углу гостиной, но Далтон не слишком любезно подтолкнул ее к софе. От возмущения внутри у нее все вскипело, но, не желая выяснять отношения при посторонних, она неохотно села.
      Далтон не рискнул сесть рядом с Фэйф. Конечно, вчерашняя ночь была случайностью, но зачем испытывать судьбу? Он устроился на другом конце софы, оставив агентам кресло и стул с высокой спинкой.
      Сев, агент Миллер вынул из кармана пиджака маленький блокнот. Он перелистывал страницы, но взгляд его был прикован к длинным обнаженным ногам Фэйф.
      – Как я понял, вы были техасским рейнджером, Макшейн? – Миллер нехотя оторвал взгляд от рассматриваемого объекта. – Какое отношение вы имеете к случившемуся?
      Служа в полиции, Далтон никогда не сопротивлялся вмешательству федеральных властей в расследования, и не собирался делать этого сейчас. Наоборот, он с облегчением узнал, что дело о взрыве в Ту Оукс подходит под федеральную юрисдикцию, поскольку маленький провинциальный городок не имел нужных специалистов для самостоятельного расследования. Но ему еще не приходилось слышать, чтобы в слова «техасский рейнджер» было вложено столько пренебрежения. Ему захотелось швырнуть Миллеру в лицо увесистый комок техасской грязи.
      Кроме того, чисто профессионально он не одобрял то, что Миллер начал допрос с него, а не с Фэйф. И, черт возьми, он должен перестать пялиться на ее ноги!
      Далтон вдруг застыл. Неужели в нем заговорила ревность? Нет, не может быть. Что за нелепые мысли приходят в голову!
      Он все утро думал о происшедшем на кухне и в конец концов решил, что выдумал свое желание прикоснуться к ней, узнать ее. Так было проще и спокойнее заниматься делом – оберегать ее жизнь.
      Далтон удобно вытянул ноги под кофейным столиком, стоящим у софы.
      – Я нанят в качестве телохранителя мисс Хиллман, пока опасность, угрожающая ей, не будет устранена.
      – Наняты кем? – уточнил Додсон.
      – Простите, – решительно вмешалась Фэйф. – Мне кажется, вы пришли сюда расследовать обстоятельства взрыва, а не мотивы пребывания мистера Макшейна в моем доме.
      Улыбка Миллера, посланная Фэйф, показалась Далтону заискивающей.
      – Мы пытаемся уяснить обстановку, мэм.
      – Я объясню вам обстановку, – Фэйф скрестила руки на животе. – Что мы имеем? Неизвестный человек посылает мне бомбу по почте, но я чудом остаюсь жива. Другой человек, рискуя жизнью, выносит меня из горящего здания – он перед вами. – Фэйф кивнула в сторону Далтона. – Шеф местной полиции и бывший техасский рейнджер считают, что бомба, посланная в редакцию газеты вскоре после того, как ее бывший издатель – мой отец – был убит так называемой шальной пулей, – так вот, это совпадение слишком подозрительно. Поэтому они предложили мне защиту, пока преступник не будет пойман.
      Миллер приподнялся на стуле.
      – Допустим, мэм. Что вы можете сообщить нам о самой бомбе?
      Фэйф подробно описала посылку. Пока Миллер задавал вопросы, Додсон делал записи в блокноте.
      – Вы не запомнили какую-нибудь отличительную особенность посылки?
      – Обилие марок.
      Агенты обменялись многозначительными взглядами.
      – Да, – подтвердила Фэйф, угадав ход их мыслей. – Похожи на те марки, что использует неизвестный террорист. Вы занимаетесь его поисками?
      – Да, мэм. Ну а какой был почтовый штамп, вы случайно не помните? – подал голос Додсон.
      – Он был слишком расплывчатым.
      – Обратный адрес? – опять спросил Миллер.
      – Никакого.
      – Посылка пришла заказной или обычной почтой?
      – Обычной.
      – И лежала на столе в вашем кабинете?
      – Верно.
      – Как она попала туда? – уточнил Миллер.
      – Я сама положила ее туда. Я получила посылку от Сэма, нашего почтальона, и положила на стол вместе с остальной почтой.
      – Как долго посылка лежала на вашем столе?
      Фэйф на секунду задумалась.
      – Сэм принес почту около одиннадцати, так что посылка пролежала около пяти часов, прежде чем у меня нашлось время открыть ее.
      – Вы открыли ее?
      – Я начала, но мне помешали.
      – Кто или что?
      Фэйф замялась. Далтон ясно чувствовал охватившее ее напряжение даже на расстоянии, разделявшем их.
      – Я помешал мисс Хиллман заниматься посылкой, – пришел он ей на выручку.
      Миллер бросил на него быстрый взгляд, затем снова посмотрел на Фэйф.
      – Вам действительно помешал мистер Макшейн?
      Фэйф опустила глаза.
      – Да.
      – Каким образом? – вступил снова в разговор Додсон.
      – Он напугал меня. Я сидела спиной к двери и разрезала клейкую ленту, которой была заклеена посылка, когда он неожиданно вошел в кабинет.
      – Сколько вы успели разрезать к тому моменту? – уточнил Миллер.
      – Думаю, почти всю ленту.
      – Итак, вошел мистер Макшейн. Что случилось потом?
      – Я положила нож. Мы поговорили несколько минут.
      – Сколько минут?
      Фэйф пожала плечами.
      – Пять или шесть, не помню точно.
      – А потом?
      – Потом он ушел.
      – И?
      – Я постояла около минуты, вспоминая наш разговор с Далтоном, и чем больше я о нем думала, тем больше злилась, – вынуждена была она признаться.
      – Вы поссорились?
      – Нет.
      Фэйф выпрямилась на софе, не решаясь взглянуть на Далтона. Он нахмурился, видя ее попытку увильнуть от правды, но она не собиралась говорить больше, чем было необходимо для следствия.
      – Он рассказал мне об… одном человеке, на которого я была очень рассержена. Я схватила первую попавшуюся под руку вещь и швырнула о стену.
      – Вы всегда так поступаете с вещами? – уточнил Миллер.
      От возмущения Фэйф чуть не задохнулась.
      – Скажете еще слово таким тоном, и это войдет у меня в привычку.
      Миллер заморгал. Ей показалось, что он давится от смеха. Это еще больше разозлило ее, но она приказала себе успокоиться.
      – Это все из-за гормонов, агент Миллер.
      – Прошу прощения?
      – Выброс гормонов – настоящая проблема для беременной женщины. Ее настроение может резко меняться от веселья и радости до тоски и подавленности. Иногда случаются вспышки беспричинного гнева. Неустойчивая психика при беременности – научно доказанный факт. Полагаю, гормоны сыграли со мной злую шутку, я схватила посылку и швырнула ее. Дверь в фотолабораторию я оставила открытой, и бомба ударилась о нее. Наверное, взрыв не был бы таким сильным, если бы до этого я не работала с реактивами в лаборатории. Кондиционер сломался, поэтому в воздухе все еще находились пары легковоспламеняющихся химикатов. Вот, пожалуй, и все, что я помню. Очнулась я на носилках «скорой» с кислородной маской на лице.
      Миллер задал еще несколько вопросов, не содержащих ничего нового. Фэйф снова и снова повторяла все детали – за исключением разговора с Далтоном, – пока ее не охватило уныние и ощущение бесполезности предпринимаемых для поимки убийцы усилий.
      – Как мы поняли из слова шефа полиции Ту Оукс, недавно умер ваш отец, – сказал Миллер. – Не сомневаюсь, что вам неприятно ворошить прошлое, но мистер Маккомис, кажется, считает, что существует связь между смертью вашего отца и бомбой, посланной вам. Вы не расскажете нам об обстоятельствах смерти мистера Хиллмана, мэм?
      На плечи Фэйф словно легла непосильная ноша, но она слово в слово повторила им все, что раньше говорила Далтону, все, что, как ей казалось, могло помочь в расследовании. Затем повторила рассказ еще раз с самого начала. И еще раз. Ее нервы вот-вот готовы были лопнуть от напряжения.
      – Спасибо, вы нам очень помогли, – наконец произнес Миллер после потока уточняющих вопросов. – Надеюсь, вы не возражаете, если мы еще раз потревожим вас, если нам понадобятся дополнительные сведения?
      – Нет проблем, – ответила Фэйф. – А что теперь?
      – Мы продолжим расследование. Наш эксперт сейчас работает на месте взрыва. Предварительный отчет показал, что маленькая бомба, находившаяся в посылке, воспламенила химикаты в фотолаборатории, в результате чего взрывная сила возросла во много раз и была направлена на потолок и в глубину здания. Стены в основном поглотили взрывную волну, благодаря чему вам удалось отделаться легкими травмами. Получив окончательные результаты экспертизы, мы сможем сообщить подробности. А тем временем мы с Додсоном будем выполнять полученные инструкции.
      Далтон настороженно выпрямился.
      – Какие инструкции?
      – Мы не вправе обсуждать ведущееся расследование. Как бывший техасский рейнджер, вы должны знать это.
      Далтон стиснул зубы. Конечно, он знал все предписания и правила. Не следовало даже спрашивать. Но упоминание о дополнительных инструкциях вывело его из равновесия.
      – Но, по крайней мере, в одном мы можем вас успокоить, мисс Хиллман, – обратился Миллер к Фэйф.
      – Я слушаю.
      – Хотя в вашей семье произошло сразу два трагических события за короткий промежуток времени, вы можете спать спокойно и не бояться за свою жизнь, так как, по всей вероятности, эти случаи не связаны между собой.
      Фэйф явственно ощутила, как напрягся Далтон.
      – По всей вероятности?
      – Да, мэм. Как ни трагична смерть вашего отца, она не более чем несчастный случай. Ужасный и нелепый, но несчастный случай. Ничто не указывает на его связь со взрывом, в котором пострадали вы. Посылка с бомбой стоит в одном ряду с другими, рассылаемыми по всей стране уже много лет. Но, уверяю вас, этот неизвестный террорист не занимается стрельбой по окнам.
      – Агент Миллер хочет сказать, – добавил Додсон, – что вам больше не угрожает опасность. Террорист никогда не выбирает дважды одну и ту же жертву.
      – Вы имеете в виду Неизвестного? Вы думаете, что это сделал он?
      – Это вполне возможно.
      – Значит, Фэйф должна рисковать собой из-за ваших предположений? Вы пробыли в городе меньше часа и уже сделали вывод, что никакой опасности не существует?
      Глаза Миллера недовольно сузились.
      – Мы хорошо знаем свое дело, мистер Макшейн.
      – Вы опять начинаете говорить прежним тоном, – Фэйф поднялась с софы и пошла к двери. – Если у вас возникнут еще вопросы, джентльмены, я в кабинете. Вы будете держать меня в курсе событий?
      – Послушайте, мисс Хиллман, – Миллер тоже поднялся и убрал блокнот обратно в карман пиджака. – Мы просто хотим, чтобы вы не тряслись от страха за свою жизнь, когда вам угрожает не большая опасность, чем любому другому. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то извлекал выгоду из ваших страхов.
      Последнее он сказал, холодно глядя на Далтона. К удивлению Фэйф, он промолчал.
      – Благодарю за беспокойство. Я буду иметь это в виду.
      – Да, пожалуйста, – сказал Додсон. – Ради вашей пользы.
      Закрыв дверь за фэбээровцами, Фэйф повернулась к Далтону.
      – Почему вы позволили им так говорить о вас?
      Далтон лишь пожал плечами.
      – С их точки зрения, опасения вполне оправданы.
      Фэйф сквозь зубы пробормотала ругательство.
      – Держу пари, в своей газете вы не печатаете таких выражений, – усмехнулся Далтон.
      – Значит, вы поверили, что между смертью моего отца и покушением на меня нет связи?
      – А вы верите этому?
      Фэйф прислонилась к двери. Ее силы таяли с каждой минутой.
      – Нет, не верю, как, впрочем, и вы. Это дело рук не Неизвестного.
      – Не знаю, – сказал Далтон. – Кажется, выбор его жертв всегда каким-то образом связан с деревьями, помните?
      Фэйф подняла брови.
      – Да, одна из жертв жила на Осиновой аллее. Фамилия другого была Вуд. Потом от бомбы пострадал лесник из Сакраменто. Какое это имеет отношение… – Она запнулась и побледнела. Затем отрицательно покачала головой. – Нет, где тут смысл? Он послал мне бомбу, потому что в названии моей газеты фигурируют деревья? Если его выбор пал на Ту Оукс, почему тогда он не послал бомбу в мэрию, полицейский участок или в любое другое место, имеющее в названии Ту Оукс?
      Она выглядела такой хрупкой, прислонясь к двери, с поникшими плечами. Под глазами залегли темные круги, выдавая утомление.
      Далтон с трудом подавил желание обнять ее.
      – Неизвестный – это лишь одна версия. Вы устали, Фэйф. Почему бы вам не отдохнуть?
      Крупица за крупицей она собрала оставшиеся силы и выпрямилась.
      – А почему бы нам не просмотреть номера «Реджистер», выпущенные отцом перед смертью?
      – Это подождет, – отмахнулся Далтон. – Сначала вам нужно отдохнуть.
      – Не изображайте из себя заботливую няню, – огрызнулась Фэйф. – Я не инвалид.
      Не успев произнести эти слова, Фэйф тут же пожалела о них. Она вдруг ощутила смертельную усталость. Как раз в этот момент ребенок толкнул ее ножкой, напоминая, что о нем она должна думать в первую очередь.
      Фэйф направилась к лестнице.
      – Ладно, пойду прилягу.
      Далтон с удивлением смотрел вслед поднимающейся Фэйф, не понимая столь быстрой смены ее настроения.
 
      Ничего, совершенно ничего. Фэйф отложила очередную газету в растушую стопку на столе.
      – Конечно, нам было бы легче, знай мы, что именно нужно искать.
      Далтон тоже так считал, но не ответил. Слова застряли у него в горле, когда он наткнулся на имя Ричарда Кроуфорда в одном из номеров, посвященном празднованию Дня независимости в Ту Оукс. Его глаза налились ненавистью, когда он читал, как Кроуфорд гарцевал на лошади перед жителями Ту Оукс, открывал черепашьи бега для детей, принимал участие в проведении праздничного обеда и раздавал порции барбекю горожанам. Да Далтон скорее бы умер от голода, чем принял еду из рук этого мерзавца.
      Он надеялся, что Кроуфорд не приедет сюда в этом году – до Четвертого июля осталось всего несколько недель. Хотя скорее всего сенатор приедет, потому что он вырос в этом округе и любил изображать из себя местного героя. Может, к тому времени дело Фэйф будет улажено и он покинет Ту Оукс, потому что не сможет смотреть на человека, убившего его жену, и чувствовать свое бессилие отомстить.
      Далтон рывком сложил номер и положил в стопку просмотренных газет.
      – Здесь тоже ничего.
      В последних выпусках «Реджистер» они надеялись найти хоть что-нибудь, что навело бы их на след убийцы Джо Хиллмана. Начав с январских выпусков, Фэйф и Далтон просмотрели все номера за последние полгода. Искать в более ранних выпусках не имело смысла, но и в последних им не попалось ничего, что могло бы заставить кого-нибудь пойти на убийство.
      Но даже наткнувшись на что-то подозрительное, думал Далтон, они бы все равно не сумели связать это с убийством Джо Хиллмана и взрывом в редакции.
      Если только, вдруг пришло ему в голову, Фэйф, сама не зная о том, не напечатала что-нибудь, что испугало убийцу. Уже после смерти отца.
      Дьявол. Эта мысль показалась ему не лишенной смысла.
      – А какие материалы появились в газете после смерти вашего отца?
      – Номера, выпущенные начиная с января, в книжном шкафу, на третьей полке. – Фэйф посмотрела на часы. – Мы просмотрим их позже. – Она поправила неровную стопку газет на столе, затем потянулась к телефону и включила автоответчик. – Заседание городского совета начнется через полчаса.
      – То есть?
      – То есть мне нужно подняться и переодеться – не могу же я пойти в том, что на мне сейчас.
      – А зачем вообще туда ходить?
      – Мы всегда пишем отчет о заседании для газеты. Обычно этим занимается Дэвид, но сегодня он занят, и я его подменю.
      – У вас был тяжелый день. Вам лучше…
      – Если не хотите идти со мной, так и скажите.
      – Правило номер один…
      – Я никогда не выхожу без вас. Я помню. Так что пошевеливайтесь, Макшейн. Я буду готова через десять минут.
      – Судя по всему, вы не останетесь дома даже ради вашей безопасности.
      – Мой отец получил пулю в лоб именно здесь, – возразила Фэйф.
      Далтон не нашел что ответить.
      Через десять минут они вышли из дома.
      Ежемесячное заседание городского совета Ту Оукс стало для Далтона откровением. Ему никогда не приходилось видеть ничего подобного. Во многих отношениях городские собрания в провинции не отличались от заседаний советов крупных городов, разве что количество присутствующих было гораздо меньше. Но мэрия Ту Оукс была заполнена до отказа.
      Первым в повестке дня стоял вопрос о назначении нового шефа полиции. Чарли Маккомис сидел на последнем ряду и бубнил, что не хочет оставаться на этом посту.
      Но вскоре обсуждение взрыва в редакции «Реджистер» вытеснило остальные проблемы. Жители города тяжело переживали этот акт вандализма.
      – Что предпринимает ФБР? – спросил мужчина, которого Далтон видел за стойкой портье в «Космополитен-отеле».
      – Ведет расследование.
      Ответ Чарли вызвал недовольные смешки. «Интересно, – подумал Далтон, – догадывались ли люди, что на последнем ряду сидит агент ФБР и внимательно наблюдает за ходом собрания, чтобы потом доложить о нем начальству?» Далтон усмехнулся, представив лицо Миллера, когда он выслушает отчет фэбээровца.
      – Сколько же им нужно времени, чтобы найти мерзавца, чуть не убившего Фэйф и взорвавшего редакцию? – послышался другой голос.
      – В самом деле, сколько?
      – Это дело рук Неизвестного, да?
      Десять человек заговорили одновременно, причем каждый сообщал все, что знал о Неизвестном.
      – Уж лучше он, чем банда террористов, поджегших цистерну с дизельным топливом в Оклахома-Сити.
      – Да, тогда наш город просто взлетел бы на воздух.
      – Я слышал, ФБР обещало миллион долларов за поимку Неизвестного.
      Мэр постучал молоточком по столу, призывая горожан к тишине и порядку.
      – Сейчас мы должны обсудить проблему нехватки кадров в полиции. Давайте не будем отвлекаться.
      Однако по этому поводу было сказано немного, так как люди потеряли всякий интерес ко всему, что не касалось взрыва.
      Следующей темой обсуждения, вызвавшей горячие споры, был вопрос о том, стоит ли устанавливать светофор на Мэйн-стрит. Слушая выступавших, Далтон из последних сил сдерживал улыбку. Он взглянул на Фэйф, но она склонилась над блокнотом, и упавшие пряди волос заслонили ее лицо.
      – Нам нужен светофор, – взял слово высокий мужчина. – Движение на Мэйн-стрит стало слишком оживленным. Грузовики мчатся, не снижая скорости, да и подростки гоняют на родительских машинах. Надо поставить светофор, пока не случилось несчастье.
      – Мы не нуждаемся в светофоре только потому, что вы не можете заставить своего сына соблюдать дорожные правила и ездить медленнее, – выкрикнула солидная дама на первом ряду. – Не давайте своему Гарри машину, Мартин, и нам не придется тратить столько денег из казны на никому не нужный светофор.
      Далтон кашлянул, чтобы скрыть смех, рвавшийся наружу, и тут же получил от Фэйф пинок локтем в бок.
      – Тише, – прошептала она. – Это очень серьезная тема.
      Но когда она подняла лицо, ее глаза смеялись.
      Постановили, что из-за нехватки денег со светофором придется подождать, и развернулась дискуссия по поводу празднования приближающегося Дня независимости. Фэйф делала записи, но, поскольку она состояла в организационном комитете, ей часто приходилось отвечать на вопросы.
      Фэйф, несомненно, любили и уважали в городе. Когда она высказывала свое мнение, люди внимательно ее слушали. Когда она вызывала добровольцев, поднимались десятки рук. Стоило ей нахмуриться, шум в зале прекращался. Удивительно, какое влияние эта маленькая хрупкая женщина имела в Ту Оукс.
      – Собрание организационного комитета состоится завтра вечером, – объявила Фэйф. – Нам все еще нужны помощники в подготовке праздника, так что прошу желающих приходить к семи часам в зал для собраний Первой баптистской церкви.
      Далтон сидел рядом с Фэйф на откидном стуле в конце ряда. По окончании собрания Фэйф замешкалась, убирая блокнот в сумочку. Перед ними остановились три седые леди, которых Далтон запомнил, – это они выходили из «Линкольна», остановившегося напротив парикмахерской в день его приезда в Ту Оукс.
      – Фэйф, дорогая, мы не ожидали увидеть тебя здесь сегодня, – сказала одна из дам в голубом спортивном костюме и ярко-розовых кроссовках. Ее участие казалось искренним, но испытующий взгляд сверлил Далтона.
      – Ты в порядке? – спросила вторая, также переводя взгляд с Далтона на Фэйф и обратно.
      – Да, спасибо, Виола. Венита, Верна, рада вас видеть.
      Они поболтали несколько минут, причем Далтон оказался под обстрелом трех пар глаз. Наконец одна из женщин – Далтон не смог запомнить, кого как зовут, – подбоченившись, недовольно сказала:
      – Ну, что, мы так и будем стоять, или ты все же познакомишь нас со своим симпатичным спутником?
      – Виола, как ты бесцеремонна, – упрекнула ее леди в голубом костюме.
      Фэйф выдавила из себя смешок, горячо молясь, чтобы пол разверзся у ее ног, прежде чем ей придется назвать его имя. Весь город уже знал, какой дурой она оказалась, и многие, в том числе и сестры Снид, помнили, как зовут человека, с которым она «проводила время». Теперь же перед ними стоял еще один мужчина с таким же именем.
      Господи, ну хоть бы в полу открылся маленький люк, в который можно провалиться!
      Далтон внимательно наблюдал за Фэйф. Его взгляд словно говорил: «Я читаю все твои мысли, как открытую книгу».
      Не успела Фэйф открыть рот, как Далтон взял инициативу в свои руки.
      – Далтон Макшейн, к вашим услугам, – вежливо представился он и с улыбкой поклонился любопытным старушкам.
      Фэйф замерла, ожидая их реакции. Виола – та, что в вишневом костюме, – пожала руку Далтону.
      – Очень приятно. Вы сказали, Далтон Макшейн?
      – Да, мэм.
      – Но… Разве это не…
      – Фэйф, – повернулась к ней Верна, – два человека по имени Далтон Макшейн – это, знаешь ли…
      Фэйф приготовилась к худшему. Сейчас он скажет, что тот, другой, не настоящий Далтон Макшейн, и сестры Снид разнесут эту новость по всему городу. Они не были злобными сплетницами, просто не знали, что значит хранить секреты. Итак, всем станет известно…
      – Забавное совпадение, не правда ли? – сказал Далтон.
      – Чего только не бывает на свете, – согласилась Верна.
      Глаза Виолы стали подозрительными.
      – А вы встречались с тем Макшейном?
      – Нет, мэм.
      – Вы не родственник этому мерзавцу, надеюсь? – допытывалась она.
      – Я и сам никогда не слышал о существовании еще одного Далтона Макшейна, пока не встретил Фэйф.
      От облегчения Фэйф почувствовала слабость в коленях. Она не знала, почему Далтон не рассказал им правду, да и ей, честно говоря, было все равно. «Главное, – с благодарностью подумала Фэйф, – ее имя не будут снова трепать на каждом углу в связи с историей полугодовой давности».
      – Я догадалась! – Верна захлопала в ладоши. – Это вы спасли Фэйф!
      – Неужели? – спросила Виола, не дав ему ответить.
      – Да, мэм. – Скулы Далтона покрылись легким румянцем.
      Фэйф изумленно посмотрела на него – он покраснел!
      Венита – в костюме лимонного цвета – пронзила Далтона рентгеновским взглядом.
      – Вы женаты?
      – Венита! Как тебе не стыдно! – воскликнула Верна.
      – Стыдно, стыдно, – передразнила ее Венита. – Учитывая…
      – Нет, мэм, – поспешно сказал Далтон. – А теперь давайте познакомимся. Я вам представился, а вы…
      – О! – Фэйф вспомнила о приличиях, надо сказать, поздновато.
      – Простите. Далтон, это Виола Снид, ее сестра Венита, и их сестра Верна.
      – Ты сказала, что хорошо себя чувствуешь, – наставительно произнесла Виола. – А круги под твоими глазами говорят об обратном.
      – Ви, как бестактно с твоей стороны, – зашипела на нее Верна. – Мама всегда говорила, что ты тактична, как слон. – Извиняющимся тоном Венита попыталась загладить оплошность сестры:
      – Ви имела в виду, дорогая…
      – Не надо истолковывать мои слова, – оборвала Вениту Ви, хмурясь на Верну. – Я также в состоянии извиниться, если это нужно. Но Фэйф знает, что я от всего сердца желаю ей добра. Если у тебя проблемы со сном, попробуй теплое молоко на ночь.
      Фэйф сморщила нос.
      – Знаю, – строго продолжала Виола. – На вкус оно как речная пена. Но оно помогает, милочка. И не пытайся положить туда шоколад. Кофеин тебе вреден.
      Фэйф кивнула.
      – Никакого шоколада в речной пене. Поняла.
      – Сестры, – раздался низкий голос позади женщин, – если мы не поторопимся, нам не хватит мест «У пастушка», и вы пропустите все свежие сплетни.
      – Мы идем, Винсент.
      Ви придвинулась к Далтону и понизила голос:
      – Проклятье любой женщины – это младшие братцы.
      Далтон еле сдержал смех – младшему братцу было уже за семьдесят.
      Венита, Верна, Виола?
      Пока Фэйф выруливала с парковочной площадки, Далтон пытался устроиться поудобнее в ее малолитражке. Он рассмеялся.
      – И еще младший братец Винсент? А это они прислали тебе огромную кастрюлю с едой?
      – Они.
      – Я думал, Чарли имел в виду монахинь, когда сказал, что это от сестер.
      Фэйф хихикнула.
      – Определение «старые девы» подходит к ним лучше. Их отец был одним из первых бурильщиков скважин, когда нефть еще только-только нашли в этих местах. А еще они тайно продавали персиковый бренди из своих подвалов во время сухого закона.
      Машину снова наполнил смех Далтона.
      Сзади раздался гудок. Фэйф взглянула в боковое зеркальце и уступила дорогу обгонявшему их «Форду».
      – Далтон.
      – Да?
      – Спасибо.
      – За что?
      – За то, что не выставили меня на всеобщее посмешище и не сказали, что в природе не существует другого Далтона Макшейна.
      Далтон пожал плечами.
      – Я считаю, что это не касается никого, кроме вас.
      Фэйф опять почувствовала комок в горле. Горло начало пощипывать. Наверное, из-за беременности ее эмоции опять бьют через край. Нет, у нее нет причин для слез, и она не станет реветь, как школьница.
      Боже, как ей хотелось разрыдаться! Два дня. Фэйф знала мужчину, выдававшего себя за Далтона Макшейна, два дня, прежде чем лечь с ним в постель.
      Далтон держался от Фэйф на расстоянии, постоянно напоминая себе, что она – всего лишь объект его внимания. Во время службы в полиции Далтону доводилось охранять нуждающихся в защите важных свидетелей и даже преступников. И профессионализм не позволял ему сближаться с охраняемыми им людьми.
      Для Далтона не имело значения, что Фэйф вступила в близость с едва знакомым мужчиной. Он мог вспомнить случаи, когда ему хотелось сорвать с женщины одежду после первого взгляда на нее. Взять хотя бы ночь, когда Фэйф ела спагетти. Он чуть не сошел с ума…
      Это было лишь физическое влечение, по крайней мере для него. Но он был уверен, что для Фэйф человек, появившийся в ее жизни прошлой зимой и выдававший себя за Далтона Макшейна, что-то значил. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые легко пускаются в любовные авантюры. Она не стала бы сближаться с почти незнакомым мужчиной без особых на то причин.
      Фэйф только что вернулась домой и узнала о гибели отца. Она была потрясена случившимся. Ее состоянием сполна воспользовался этот подонок, предоставив ей возможность выплакаться у него на плече, а потом оказавшись в ее постели.
      Подобные мысли обуревали Далтона, когда он пересекал темную гостиную вслед за Фэйф, чьи ночные походы на кухню, похоже, стали привычкой.
      В кухне зажегся свет. С тех пор как он обосновался у нее в доме, Фэйф каждую ночь просыпалась от голода. Сегодняшняя ночь тоже не была исключением. Лучше бы она спала спокойно до утра. Возможно, тогда и его не посещали бы нелепые мысли.
      Далтон прислонился к открытой двери и молча наблюдал за перемещениями Фэйф по кухне в своей забавной, милой, сексапильной пижаме. Сексапильна! Женщина на седьмом месяце беременности?! Да. Сексапильна и желанна. Нет, нужно перестать думать об этом. Думая так о Фэйф, Далтон ощущал себя ничуть не лучше подонка, соблазнившего ее.
      Далтон не мог разобраться, на кого больше злится. На себя за то, что находит ее привлекательной, несмотря на внутренний запрет; на мужчину, скрывавшегося под его именем и соблазнившего ее, воспользовавшись ее горем; или на Фэйф, позволившую так обойтись с собой.
      – Два дня?
      Он не осознавал, что рассуждает вслух, пока Фэйф вдруг стремительно не обернулась и не вскрикнула, как будто в нее выстрелили. Соусница, которую она держала в руках, резко звякнула о плиту.
      – Черт, перестаньте бесшумно подкрадываться! Как-нибудь давайте знать о своем появлении, – выдохнула она. – Вы напугали меня до смерти.
      Далтон окинул ее задумчивым взглядом.
      – Вы знали мужчину два дня и легли с ним в постель?
      Фэйф вдруг почувствовала, что больше не выдержит. Все тщательно скрываемые чувства разом выплеснулись наружу. И тут она сделала то, чего Далтон не ожидал – горько разрыдалась.
      У Далтона защемило сердце. Единственное, чего он не мог вынести – это слез женщины. И их причиной был он и его длинный язык! Он чувствовал себя полным негодяем.
      – Фэйф, простите, мне очень жаль.
      Фэйф с трудом уняла рыдания. Она больше не плакала, только прерывисто дышала, да губы ее чуть подрагивали.
      – Не лгите.
      – Я не лгу. Я не хотел довести вас до слез.
      – Тогда чего вы добивались, говоря так? Вы думаете, я не задавала себе этот вопрос тысячи раз за последние полгода? Думаете, я не знаю, как невообразимо была глупа?
      – Вы не были глупы, – возразил он. – Вы… вы были не в себе… потрясены и очень уязвимы.
      Фэйф вздохнула. Нахмурив брови, она повертела в руках соусницу, отставила ее в сторону, налила в кружку холодного молока и поставила в микроволновую печь.
      – Я была глупой. Я должна была понять, что он слишком хорош, чтобы быть правдой.
      Далтон заставил себя промолчать. Ей не понравился бы сексуальный подтекст слов, пришедших ему на ум. Он достал из холодильника банку газированной воды и сел за стол, ожидая продолжения.
      – Я не имею в виду секс, – мрачно сказала она, угадав его мысли. – В этом он не был так уж хорош.
      Далтон поперхнулся.
      – Впрочем, как и я, – тихо добавила Фэйф.
      От удивления Далтон часто заморгал. Что можно было ответить на подобное откровенное признание? Должно быть, он ослышался.
      Фэйф молчала, пока не достала из микроволновки кружку с нагревшимся молоком и не присоединилась к Далтону.
      Когда она заговорила, ее голос походил на шелест ветра.
      – Он был единственным в городе человеком, который при виде меня не разражался слезами и соболезнованиями. Скорее всего, это и толкнуло меня в его объятия.
      – Как это понимать? Ведь умер ваш отец. Почему горевать должен был кто-то еще?
      – Большинство жителей этого округа родились и прожили всю жизнь здесь. Мой отец тоже из их числа. – Фэйф подняла глаза на Далтона. – Вы когда-нибудь жили в маленьком городке?
      – Нет, я родился и вырос в Далласе.
      – В Ту Оукс все по-другому. – Она сделала глоток из кружки и поморщилась. – Здесь все друг друга знают. У отца… было много друзей. Его все любили, и были так же потрясены его смертью, как и я, и поэтому каждый раз, видя меня, они…
      – Понимаю. Вы были напоминанием о случившемся несчастье.
      – Да, – Фэйф отпила еще молока. – А он – как бы его ни звали – был единственным, кого мне не нужно было утешать.
      – Мне кажется, что утешать должны были вас, а не наоборот.
      Фэйф грустно улыбнулась.
      – О, они утешали меня. Но и сами нуждались в утешении. Я потеряла отца, они – хорошего друга.
      – Все, кроме…
      – Да. Все, кроме Как-Его-Там-Зовут. – Она откинулась на стуле и положила руку на живот. – Самое худшее – это ребенок. Как я объясню ему, что не знаю, как зовут его отца?
      На мгновение Далтон подумал, что Фэйф считает самым худшим беременность. Он уже собрался возразить ей, потому что видел, с какой нежностью она гладит свой живот, и слышал, как любовно разговаривает с ребенком, но потом с облегчением понял, что ее мучает неизвестность.
      Далтон тихо засмеялся, глядя, каких усилий стоит Фэйф не выплюнуть молоко.
      – Противно на вкус?
      – Ужасно. – Она приподняла кружку в шутливом тосте. – За речную пену.
      – Ночные походы на кухню обычны для вас?
      Ее губы тронула улыбка.
      – С тех пор, как мир взорвался передо мной.
      – Вы имеете в виду бомбу?
      Фэйф сосредоточенно уставилась в кружку, словно надеясь найти там ответы на все вопросы.
      – Мне каждую ночь снится, что это отец собирается открыть посылку, а я кричу и умоляю его не делать этого. Но он смеется и говорит, что собирается швырнуть ее о стену. Думаю, психиатр сказал бы…
      – …что это нормальное последствие перенесенного шока, – перебил Далтон.
      Его самого часто мучили кошмары по ночам.
      – Молоко помогает?
      – Навевает ли оно сон? Нет.
      – Честно говоря, когда я услышал ваши шаги на лестнице, я подумал, что вы снова будете готовить.
      Далтон готов был откусить себе язык. Воображение мгновенно заполнили образы Фэйф, втягивающей в себя спагетти, соломинку за соломинкой, закрыв глаза от удовольствия. Кончиком языка слизывая соус с губ. Вспомнилось желание испачкать ее пряным соусом и слизнуть его самому.
      Образы. Ничего больше. Однако воздух в кухне, казалось, стал горячее.
      Фэйф вспыхнула, но не отвела взгляд. Когда она заговорила, ее голос был одновременно хрипловатым, как будто она задыхалась, и нежным, как атласные простыни в жаркую летнюю ночь.
      – Вы голодны, Макшейн?
      У Далтона перехватило дыхание. Он никогда так явственно не ощущал близость женщины, каждой клеткой тела, каждым нервом. Ее темно-каштановые волосы были растрепаны после сна, как будто до них дотрагивались руки мужчины. Далтон хотел, чтобы то были его руки. Бледная шелковистая кожа вызывала желание прикоснуться к ней, вдохнуть ее запах.
      Его удерживала неуверенность в глазах Фэйф. В чем она не уверена? В том, что он хочет ее? Она должна была догадаться об этом. В том, хочет ли его она? Вот в чем была проблема. Далтон сомневался, что его влечение взаимно, и не хотел усложнять их отношения.
      Он покачал головой.
      – Нет, спасибо.
      Уняв дрожь в руках, Фэйф залпом допила остатки молока.
      – Если проголодались, готовьте себе сами.
      Далтон уловил в ее словах скрытый смысл.
      – И вы не обязаны вставать посреди ночи лишь потому, что это делаю я.
      Далтон пожал плечами. Напряжение исчезло. Может, все это ей показалось? И огонь в его глазах был лишь игрой света?
      – Я выполняю свою работу, только и всего.
      Выбросив пустую банку из-под воды в мусорное ведро, Далтон последовал за ней в гостиную.
      – Чем вы собираетесь заняться?
      – Я два дня не слушала новостей. Спать мне не хочется, так что я посмотрю «Горячие новости» и узнаю, что творится в мире. Это часть моей работы.
      Проверив, что окна плотно зашторены – Далтон всегда делал это после захода солнца, – он сел на противоположный конец софы. Достаточно близко, чтобы дразнить Фэйф своим присутствием, но недостаточно, чтобы дотронуться до нее.
      Будь она благоразумной, она бы встала и ушла. Будь он благоразумен, имей он хоть малейшее представление о пожаре, зажегшемся в ее крови, причиной которого был он, он бы убежал, куда глаза глядят.
      – Вам не стоит оставаться со мной.
      Ей действительно было нужно побыть одной и собраться с мыслями, спокойно подумать.
      – Это моя работа.
      Его работа… Больно осознавать, что он связан с ней только работой, за которую ему платят деньги, но Фэйф нуждалась в этом напоминании. Что такого было в ней, что заставляло желать большего, чем окружающие люди могли ей дать? Он ее телохранитель, и все. Между ними нет ничего личного, и никогда не будет. Он лишь еще один мужчина, появившийся в ее жизни.
      Так почему тогда ее взгляд то и дело останавливался на его губах? Почему она без конца представляла, что почувствует, прикоснувшись к ним?
      Влечение к этому человеку пугало, смущало и будоражило ее, напоминая прогулку по натянутому над пропастью канату.
      Фэйф заставила себя сосредоточиться на происходящем на экране. После блока финансовых новостей начался репортаж о наводнении в Луизиане.
      Работа. Ей необходимо полностью погрузиться в работу, чтобы не думать о нем.
      Фэйф поглубже уселась на софе и положила ноги на кофейный столик. Она с радостью отметила, что веки стали тяжелыми и начали слипаться.
      – Настоящее преступление.
      – Что именно?
      – Вся эта вода. Взгляните на экран. Тонны воды залили целые города, принося миллионные или даже миллиардные убытки, разрушили жилье, погубили урожай. А мы сидим тут в Техасе и довольствуемся несколькими каплями дождя в год.
      – Но ведь только вчера закончился сильный ливень. По радио синоптики обещают грозу в ближайшие дни.
      Фэйф отмахнулась от его возражений.
      – Это все, что нам достанется. Потом мы не увидим дождя неделями, а то и месяцами. Тогда как Луизиана будет затоплена. Они захлебнутся водой. Кто-то должен придумать способ откачивать лишнюю воду сюда, где она действительно нужна.
      Голос ее был совсем сонным, глаза слипались. Далтон хотел было предложить отвести ее в постель, но запнулся. Он даже подумать не мог о Фэйф в постели одновременно.
      – Пиршество или голод. Глупо, правда?
      Далтон кашлянул.
      – Что?
      – Глупо.
      Фэйф говорила все медленнее.
      – Один человек имеет слишком много, а другой прозябает в нищете. Должен быть способ переправить излишки туда, где без них погибают люди и природа.
      Далтон не удержался и взглянул на ее раздавшееся тело.
      – Ну, вам-то не стоит переживать из-за отсутствия пышных форм.
      Она засмеялась низким грудным смехом, проведя ладонью по животу.
      – За это нужно благодарить ребенка. Раньше я была плоской как доска. Худышка, как говорил мой жених. Худышка.
      – Жених? Вы помолвлены?
      Сон все сильнее наваливался на нее, голова Фэйф тяжело откинулась на спинку софы. Слова она произносила все более и более раздельно.
      – Бы-ла… В далеком… прошлом. Еще одна… моя неудача.
      – А ваши неудачи случались часто?
      – М-м… что касается мужчин… то всегда.
      Прежде чем Далтон сообразил, что она собирается сделать, Фэйф приподнялась и положила голову ему на плечо. Он не знал, что заставило его мгновенно напрячься – ощущение от прикосновения ее тела или аромат, исходивший от ее кожи и волос.
      – Расслабься, Макшейн. – Фэйф зевнула и погладила его по бедру.
      Однако своим прикосновением она добилась обратного эффекта. Каждое нервное окончание, казалось, устремилось к тому месту, где покоилась ее ладонь, чтобы обострить его чувства.
      – Я не имею на тебя никаких видов, – пробормотала она. – Я отпугиваю мужчин и перестала бороться с этим. Я просто хочу отдохнуть. Всего минутку или две.
      Через несколько секунд ее дыхание стало ровнее и глубже – Фэйф заснула. Что же такое, черт возьми, было в выпитом ею молоке! И от какого наркотика кружилась его голова и изнывало от желания тело?
      Это безумие. Он не имеет права переступать границу в их отношениях. В конце концов, он же профессионал, а профессионал никогда не теряет голову. Черт, да он даже не хотел становиться телохранителем Фэйф. И причина влечения к ней крылась в его долгом одиночестве.
      Но когда Далтон отнес Фэйф наверх и, спящую, положил на постель, он стоял возле кровати и любовался ею дольше, чем позволяло благоразумие.
      Потом он поспешил уйти.

      Когда на следующее утро Фэйф разбудило яркое солнце, она поняла, что проспала. Солнечные лучи не достигали ее кровати раньше десяти, а она собиралась встать рано, чтобы написать отчет о собрании городского совета, найти Дэвида и расспросить его, как движутся поиски нового помещения для редакции, заняться покупкой новой мебели, компьютеров, необходимого оборудования. Так много нужно было сделать!
      Только нежась под душем, Фэйф вдруг осознала, что не помнит, как поднялась в спальню прошлой ночью. Последнее, что она запомнила, – это уютная мягкость софы и… О, нет! Ее последнее воспоминание – это как она прислонилась к Далтону, ощущая исходившие от него тепло и силу. В памяти осталась упругость его мышц, внезапно охватившее его напряжение при ее замечании, что она не собирается соблазнить его. А потом она провалилась в темноту.
      О, черт!
      К тому времени, когда Фэйф вымылась и спустилась на кухню, она была до такой степени смущена, что ей казалось, что даже кости горят от стыда.
      Едва переступив порог кухни, Фэйф забыла о своем смущении. Возле открытой двери во двор, боком к ней, стоял Далтон и смотрел на улицу. Обычно уверенно расправленные, сейчас его плечи были опущены, руки буквально висели по бокам. На лице были написаны такие мука и тоска, что у Фэйф заныло сердце.
      – Далтон! Далтон, что случилось?
      Он знал, что она здесь, но не мог взять себя в руки и поздороваться. Он пытался стереть из памяти собственное изображение на первой странице свежего выпуска «Реджистер», лежавшего на кухонном столе. Глубоко вздохнув, он повернулся к Фэйф.
      – О, Господи! – Увидев газету, она побелела как мел. – Боже мой!
      Дрожащими руками Фэйф взяла газету. Она стала похожа на привидение. Далтон бросился к ней и усадил на стул, мельком снова взглянув на фотографию, потрясшую Фэйф. Она не видела того, что видел он.
      Фэйф впервые увидела собственными глазами, что произошло. Черно-белое фото было на редкость выразительно.
      Для Далтона же это был взгляд на себя со стороны. Из окон горящего здания вырывалось пламя. Густой серый дым заполнил всю площадь. Повсюду куски разбитого стекла отражали огонь. А в центре, как позирующий камере герой приключенческого фильма, стоял мужчина с почерневшим от дыма лицом, держа на руках обмякшее тело женщины.
      Фотография вернула его в прошлое, напоминая, какой хрупкой была Фэйф, каким безжизненным казалось ее тело в его руках, как он боялся, что не успеет спасти ее и ребенка.
      Внутри себя она носила чудо зарождения новой жизни, а он отчаянно молился, чтобы это чудо не погибло.
 
      Фэйф видела нечто совершенно иное. Она видела мужчину с лицом, полным мрачной решимости не позволить таким мелочам, как бомба или пожар, стоять у него на пути. Перед ней был человек, рисковавший жизнью ради нее.
      О поступке Далтона ей рассказали еще в тот злополучный день, едва она пришла в себя после обморока. Но сейчас она увидела, как все произошло на самом деле. Увидела сажу на его лице, прожженную тенниску, сильно и одновременно бережно сжимавшие ее руки, боль и страх в его глазах. Страх за нее. За нее.
      – Далтон…
      Фэйф подняла глаза. Подбор нужных слов был ее профессией, но сейчас ничего подходящего не приходило на ум. Она даже не смогла бы назвать чувства, переполнявшие ее, так их было много. Благодарность, внезапно нахлынувший ужас, когда она поняла, как близка была к смерти. Она бы неминуемо погибла, если бы не он. И еще у нее возникло страстное, неудержимое желание прикоснуться к нему, ощутить тепло его рук наяву, в полном сознании.
      – Далтон, – снова позвала она. Повинуясь порыву, она потянулась к нему.
      Не нужно было ничего говорить. Он все понял без слов. Им овладело такое же желание обнять ее, прижать к себе, только на миг, на короткий миг, чтобы защитить от опасности, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, что на этот раз злодейка-смерть просчиталась.
      Как хорошо. Слишком хорошо, чтобы отпустить ее. Она была теплой, мягкой, живой… Ее близость словно вдыхала жизнь в него. Далтон давно уже не испытывал подобных ощущений. Внезапная перемена от леденящего холода, в который он сам себя заточил, к живительному теплу ее рук, запаху солнца, источаемому ее волосами, причиняла боль. Эта женщина до основания разрушила тщательно воздвигнутые стены, отгородившие его от всех, и впустила тепло и жизнь в его мир. Как пронзают занемевшую руку тысячи иголочек, когда кровь снова наполняет сосуды, так возвращение к жизни бывает мучительным. Боль была намного сильнее, чем забвение и бесчувствие, окружавшие его столько лет.
      И когда Далтон понял, что больше не выдержит этой близости, что ощущения, испытанные им, оказались слишком сильными, он вдруг почувствовал слабый толчок в животе Фэйф, плотно прижатому к нему, и инстинктивно ослабил объятия, боясь навредить ребенку. Казалось, его кожа отслоилась на дюйм, не в силах оторваться от Фэйф.
      Перемена была столь острой, что Фэйф чуть не разрыдалась. Сначала была необходимость прижаться к нему, потом, когда Далтон обнял ее, она почувствовала себя уютно и комфортно.
      Что она делает? Она не нуждается в жалости и поддержке ни от него, ни от другого мужчины. В последний раз, когда ей захотелось этого…
      Но Далтон не пытался использовать ее. Это она вымолила у него крупицу нежности, а он просто не смог ей в этом отказать.
      По тому, как Далтон мгновенно отстранился от нее, Фэйф поняла, что он почувствовал толчок ребенка.
      Ей вдруг остро захотелось разделить счастье от сознания, что в ней растет маленькая жизнь, с кем-то особенным. Кто же может быть лучше, чем человек, спасший ее и ребенка от гибели?
      Не думая о последствиях, она прильнула к Далтону и положила его ладонь на свой живот. Потом, смутившись от собственной смелости, робко подняла глаза:
      – Она хочет поблагодарить за то, что ты спас нас, вынес из огня.
      Инстинктивно Далтон чуть было не отдернул руку. Но не смог. Он уже видел, как она гладит свой живот, слышал, ее разговор с ребенком, видел, как шевелится маленький человечек. Теперь он мог сам почувствовать биение новой жизни. Ему захотелось убедиться, что малыш жив, цел и невредим.
      – Она? – переспросил Далтон, держа ладонь на животе Фэйф. В ожидании он затаил дыхание. – Ты уверена, что будет девочка?
      Лицо Фэйф озарилось улыбкой.
      – Мне это сказали сестры Снид.
      Ожидание, ожидание. Боязнь вздохнуть, чтобы не пропустить малейшее движение крошечного человечка.
      – Сестры?
      – Венита, Виола и Верна. Они сказали, что родится девочка, потому что живот у меня немного опущен.
      Его взгляд опустился вниз. Он держал руку на ее животе так, как будто был настоящим отцом ребенка. Это пугало его, но недолго. «Ну, давай, давай, малышка, шевелись для меня. Только один разок, ладно?»
      И малышка откликнулась. Далтон почувствовал легкое движение под ладонью. Слабый толчок.
      – Я чувствую!
      Затем еще одно, более резкое, круговое движение. В его душе все перевернулось. Голос дрогнул. Он не мог думать ни о чем, кроме этого маленького комочка, общающегося с ним через живот мамы.
      – Спасибо, – раздался тихий голос Фэйф.
      Далтон быстро взглянул на нее.
      – За что? Это я… должен благодарить тебя за то, что позволила мне… ты понимаешь.
      – Нет, – возразила Фэйф. Внутри ее поднялось что-то радостное и теплое, что невозможно передать словами. – Спасибо тебе за то, что разделил со мной мое ожидание. Я не думала, что захочу этого. Но теперь знаю, что мне это было необходимо. Спасибо.
      В Далтоне вдруг заговорила злость на Фэйф за ребенка. Он поспешно убрал ладонь с живота, боясь, что ребенку передастся его ненависть.
      – Ты не должна была делить нечто особенное и глубоко личное с чужим человеком. Это отец ребенка должен был быть на моем месте и радоваться с тобой. Если бы я добрался до этого ничтожества…
      – Он не ничтожество, Далтон.
      – Как ты можешь так говорить? Он использовал тебя.
      – Возможно. Скорее всего ты прав. – Фэйф отвернулась, сдерживая подступившие к горлу рыдания. Ну зачем Далтон все испортил? Без его нежных рук, обнимающих ее, она чувствовала себя одинокой.
      Эта мысль ожесточила ее и высушила готовые пролиться слезы. Ей не нужны ни объятья Далтона, ни его наставления.
      – Да, он использовал тебя, – настаивал Далтон. – Неужели ты еще сомневаешься в этом?
      – Он использовал меня не больше, чем я его, но тебе не стоит беспокоиться на мой счет. Прошлой ночью я сказала, что не имею на тебя никаких видов, и могу повторить эти слова сейчас.
      – Дьявол, Фэйф, я никогда не считал по-другому.
      Она невесело засмеялась и посмотрела ему прямо в глаза.
      – Разумеется, нет. Ни один мужчина не ожидает подобного от женщины, похожей на бегемота.
      Он усмехнулся.
      – Возможно, он не ожидает этого, но если он нормальный парень, ему наверняка доставит удовольствие, если его попытается соблазнить такая женщина, как ты.
      – Прекрати, Макшейн, – нарочито беспечно сказала Фэйф, скрывая боль, причиненную его словами. – Только не говори мне, что приходишь в восторг при виде толстух, ходящих вперевалку.
      – Зачем ты это делаешь?
      – Делаю что?
      – Зачем так принижаешь себя? Бог наделил тебя исключительным обаянием, и беременность только подчеркивает его.
      – Да, конечно, – горько отозвалась она. – И поэтому ты так борешься с собой, чтобы ненароком не прикоснуться ко мне.
      – Я только что прикасался к тебе, – возразил Далтон, не желая соглашаться со справедливостью ее слов.
      – Потому что я попросила тебя об этом, как о милостыне.
      Далтон развел руками.
      – Сдаюсь. Наверное, я схожу с ума, пытаясь… Неважно. Ты страшна как смертный грех, и ни один мужчина в здравом уме не обратит на тебя внимания. Так лучше?
      – Точнее, – процедила Фэйф, отвернувшись.
      Он схватил ее за плечо и развернул к себе.
      – Но это чудовищная ложь.
      Притянув к себе и не давая возможности вырваться, Далтон поцеловал ее.
      Все в Фэйф замерло. Дыхание, пульс, даже ребенок затих, словно осознавая важность момента.
      Его губы были такими мягкими, самыми мягкими на свете. Ее губы дрожали от подступивших рыданий. На миг она испугалась, что сейчас все испортит, расплакавшись, но слез не было. Вместо них где-то глубоко внутри запульсировало сладкое горячее желание и начало медленно разливаться по телу, настолько медленно, что Фэйф даже не осознавала, что с ней творится, пока не стала его легкой добычей.
      Инстинкт подсказал Далтону, что причиной ее трепета был не страх и не отвращение. Она хотела его. Он ощущал вкус желания на ее губах, чувствовал страсть в ее руках, обвивающих его шею. Она была сладкой, манящей и вся словно горела в огне, сжигавшем его самого.
      «Ошибка», – прозвучал в его сознании суровый голос.
      Эти ласки и поцелуи были ошибкой. Она заставила его хотеть того, без чего он обходился много лет. Бог дал ему шанс иметь семью, но он не дорожил своими близкими до тех пор, пока не потерял их. Теперь же ему не нужна другая женщина. Даже та, которую он держал в объятиях.
      «Лжец».
      Да, это была ложь. Он хотел ее так сильно, что едва не застонал, заставив себя отстраниться от нее, чтобы не совершить самый безумный поступок в своей жизни. Он боялся, что позднее у него не хватит мужества отказаться от сладости ее губ, нежности ее ласк. Он боялся, что позднее утонет в омуте ее глаз и потеряет душу.
      В Далтоне включился механизм самозащиты, подсказывающий, что единственный способ уберечь себя – перейти в наступление.
      – Больше не проси меня об этом.
      Удивленная внезапной переменой и еще больше – его словами, Фэйф отпрянула. Ее глаза зажглись гневом.
      – В этот раз я не просила тебя.
      – Разве?
      Она вспыхнула.
      – Нет.
      – Отлично. Значит, этого больше не повторится.
      – Испугался, Макшейн?
      – Я? Чего я должен испугаться?
      – Не знаю. Может, тебе понравилось целовать меня, и это тебя беспокоит.
      Ее колкость достигла цели. Далтон круто повернулся и вышел, оставив Фэйф в одиночестве.
      Что промелькнуло на его лице? Смущение? Растерянность? Не может быть!

      Готовя завтрак, Фэйф улыбалась. Она заставила Далтона Макшейна смутиться. Довольная, что произвела такой эффект на человека, от природы отнюдь не стеснительного, она принялась за наспех пожаренную яичницу.
      Ему нравилось целовать ее, в этом она не сомневалась.
      Но ей их поцелуй не просто нравился, он чуть не свел ее с ума. Это плохо. Совсем плохо. Самоуверенная улыбка исчезла с ее лица. Одно дело испытывать к Далтону симпатию и благодарность за то, что спас ее жизнь. Но поддаваться его обаянию, мечтать о его ласках – это недопустимо.
      Мужчины почему-то не задерживались в ее жизни. Наверное, что-то в Фэйф отпугивало их, и они уходили в поисках других женщин. С нее довольно разочарований. Она больше не станет связываться с мужчиной, особенно с тем, который скоро покинет ее. Они, конечно, могут стать друзьями, но и только.
      Принятое решение ранило сильнее, чем должно было, но Фэйф твердо решила следовать ему.
      Покончив с завтраком, она застала Далтона в кабинете за просмотром прошлых номеров «Реджистер».
      – Нашел что-нибудь?
      Не глядя на нее, он покачал головой.
      – Далтон, я… Мы можем поговорить?
      – О чем? – Он упорно избегал смотреть на нее.
      – Послушай, мне жаль, что так вышло.
      – Что вышло? – спросил он газету.
      Фэйф не выдержала.
      – Может, ты отложишь газету и все-таки посмотришь на меня?
      Далтон неохотно выполнил ее просьбу. Он вел себя как идиот. Это он должен был извиниться. Тщательно сложив газету и аккуратно положив ее на стопку остальных, выровняв, чтобы не выступали края, он наконец поднял голову.
      – Тебе не за что извиняться передо мной.
      Фэйф опустила глаза и, собравшись с духом, вновь посмотрела на него.
      – Нет, есть за что. Я должна была сдержаться… В общем, когда ребенок зашевелился… и после… – Она села на стул с мягкой обивкой, стоявший у стола. – Мы можем просто забыть обо всем и быть… ну, я не знаю… друзьями?
      Далтон сомневался, что ее идея удачна, но предложить ничего другого не мог.
      – Прекрасно. Знаешь, я тоже должен попросить у тебя прощения. И если хочешь, мы можем просто поддерживать приятельские отношения, только и всего.
      – Нет. Давай лучше будем хорошими друзьями.
      Слишком больно напоминать себе, что она чуть не повторила недавнюю ошибку, поэтому Фэйф поспешила перевести разговор на другое.
      – Черт, я даже не выяснила, кто сделал эту фотографию с тобой на первом плане.
      – Счет за проявку пришел на имя некой Дженни Мартин.
      – Ты шутишь?!
      Далтон удивленно посмотрел на нее, не понимая внезапного восторга Фэйф.
      – Нет.
      Фэйф уже вылетела из комнаты. Секундой позже она вернулась, держа в руках газету и широко улыбаясь.
      – Маленькая Дженни становится знаменитой.
      – Маленькая Дженни? – переспросил он, все еще не понимая причину ее бурной радости.
      Фэйф оторвалась от созерцания и торжествующе посмотрела на Далтона.
      – Наша местная королева скейтборда. На день рождения ей подарили фотоаппарат, и теперь она всюду преследует Дэвида и умоляет научить ее профессионально фотографировать.
      Внезапно краска схлынула с ее лица.
      – В чем дело? – Далтон напрягся. Его взгляд машинально устремился к ее руке, лежащей на животе. – Что случилось?
      – Она была там, – прошептала Фэйф, медленно опускаясь на стул. – Она была в офисе редакции. Я забыла. Она забежала узнать, нет ли Дэвида, и похвалилась новым фотоаппаратом. Господи Боже мой, ты, наверное, видел ее, когда шел ко мне?
      – Ты говоришь о девочке на роликах?
      – Ее могло убить! Боже, ей всего десять лет, и она могла погибнуть!
      «Видимо, это правда, что беременные женщины так впечатлительны, – подумал Далтон. – Минуту назад она была в восторге от какого-то пустяка, сейчас готова упасть в обморок от одних воспоминаний».
      Далтон быстро обогнул стол и опустился на колени перед Фэйф.
      – Фэйф. – Он взял ее руки в свои. Они были холодны как лед и дрожали. – Фэйф, с девочкой все в порядке. Ее не было там, когда произошел взрыв.
      В глазах Фэйф поселился ужас. Она была близка к истерике.
      – Она могла погибнуть только потому, что зашла ко мне…
      – Нет, – резко сказал он. – Ее могло убить, потому что какой-то подонок послал тебе по почте бомбу. Ты не виновата в этом.
      – Если он не послал ее из-за чего-то, что я написала в газете. Что, если…
      – Никаких «что, если», Фэйф. – Далтон сжал ее ледяные пальцы. – Ты не виновата. Не виновата.
      – Но…
      – Разве ты напечатала статью о том, как сделать бомбу? Убеждала читателей послать ее тебе? Нет, черт возьми, ты не несешь ответственности за чужие преступления.
      Губы Фэйф задрожали, глаза стали влажными.
      – Она могла погибнуть.
      – Но она жива. Ее имя даже не упоминалось в числе пострадавших. Она стояла напротив твоего офиса и делала снимки. Это ты едва не погибла. Ты и твой ребенок. – Его ладонь мягко легла на живот Фэйф. – И я безумно рад, что вы живы и здоровы.
      Шуршание автомобильных шин по гравиевой дорожке перед домом возвестило о чьем-то появлении. Далтон неохотно выпустил руки Фэйф. Они отодвинулись друг от друга, как два подростка, застигнутые за чем-то недозволенным.
      Раздался стук в заднюю дверь.
      Далтон открыл Чарли – приехавшим оказался он, пока Фэйф сидела в кабинете и собиралась с силами. Когда она вошла на кухню, мужчины сидели за столом и пили кофе.
      – Привет, дорогая, – ласково обратился к ней Чарли. – Как дела?
      – Отлично, спасибо. – Она старательно избегала взгляда Далтона. – У тебя есть какие-нибудь новости?
      Чарли сделал большой глоток кофе, поставил кружку на стол и окинул по очереди обоих долгим взглядом.
      – Да. О еще одной бомбе.
      У Фэйф подкосились ноги. Она тяжело опустилась на стул.
      – В городе?
      – Нет, нет. Извини. Не хотел так тебя напугать. На этот раз в Омахе. Не знаю подробностей, кроме того, что это очередная почтовая бомба. ФБР пока молчит, но, как мне кажется, они подозревают, что это дело рук Неизвестного, а та бомба, посланная тебе, – от его подражателя.
      Далтон резко подался вперед.
      – Почему они так думают?
      Чарли нахмурился и пожевал зубочистку.
      – Не могу утверждать, что они думают именно так, скорее это мои предположения.
      Далтон кивнул в знак понимания. Чарли продолжал развивать свои мысли, подкрепляя их случайно услышанными обрывками разговора, внезапным молчанием при его появлении в кабинете, выделенном полицейским управлением Ту Оукс для агентов ФБР, и тому подобным мелочам, подмеченным им. Фэйф больше наблюдала за лицом Далтона, чем за ходом рассуждений Чарли.
      Она сразу поняла, что он скучает по прежней работе. Фэйф не знала, почему и как давно он ушел из полиции, но по блеску в глазах, по появившемуся в лице нетерпению она поняла, что ему не хватает службы в рядах техасских рейнджеров.
      Он не упоминал, чем занимался после ухода из полиции. Фэйф могла лишь предполагать, что его занятия не были связаны со служением закону. Но сейчас она впервые увидела в его глазах тоску по работе, которая, видимо, была смыслом его жизни в прошлом, неизвестном ей. Что ж, она понимала, что значит тосковать по работе.
      С востока надвигались громады тяжелых серых облаков, похожих на комки грязной ваты. Приближалась очередная гроза.
      – Жалюзи.
      – Что? – переспросил Далтон.
      Фэйф поспешно отошла от окна гостиной, у которой стояла, наблюдая за отъездом Чарли.
      – Я подумала, что с жалюзи на окне в комнате было бы достаточно света, и в то же время я не чувствовала бы себя такой… выставленной напоказ.
      Далтон знал, что она хотела сказать «уязвимой». Он давно заметил ее привычку не подходить к окну гостиной. И он прекрасно понимал причину этой боязни.
      – Хорошая мысль. А почему ты их не купишь?
      – Я выбросила последний каталог. Придется ждать следующего или ехать в Амарилло.
      Далтон промолчал. Он раньше не задумывался о множестве неудобств жизни в маленьком провинциальном городке. Конечно, невозможность купить жалюзи ближе, чем за восемьдесят миль отсюда было лишь одним из многих. Далтон вспомнил видеопрокат на Мэйн-стрит, но в городе не было ни одного кинотеатра. Вчера он просмотрел телефонную книгу и нашел телефоны трех автозаправок и двух магазинов оружия, но ни одной книжной лавки; не было также универсального торгового центра, фотомастерской или круглосуточной закусочной. Ни специалистов по поджогам, ни экспертов по взрывам, ни служебных собак.
      Но было в Ту Оукс нечто, что всегда бросалось в глаза Далтону, когда он попадал в городки, подобные этому. Здесь жили трудолюбивые честные люди, искренне заботящиеся друг о друге и связывающие свои судьбы с судьбой родного края.
      Ему понравилось бы жить в таком городе.
      – Что ты думаешь о том, что сказал Чарли? – Голос Фэйф вывел его из раздумий.
      – Возможно, ФБР, как обычно, знает больше, чем говорит. Логичнее было бы предположить, что второй взрыв, последовавший сразу за первым, – это работа подражателя. Но раз ФБР подозревает обратное, значит, у них есть для этого основания. Они располагают какими-то сведениями про первую бомбу, – предположил он.
      – У тебя есть на этот счет догадки?
      Далтон мрачно усмехнулся.
      – Множество.
      – А именно?
      – Большинство бомб Неизвестного – настоящие произведения искусства.
      Фэйф не могла скрыть своего недоумения.
      – Да, звучит нелепо, но это правда. А вот твоя бомба…
      – Покорно благодарю, но я не претендую на авторство.
      – Извини. Бомба, посланная тебе, – поправился Далтон. – В общем, мне кажется, взрыв в редакции обставлен не так артистично. Не так тщательно продуман.
      Она поежилась и ставшим уже привычным жестом обхватила руками живот.
      – Ты как будто говоришь о швейцарских часах.
      – Что я могу поделать? Мерзавец большой специалист в этом деле и явно гордится своей работой.
      – Что ж, это утешает. Было бы ужасно сознавать, что на меня покушался халтурщик и кустарь, – с сарказмом заметила Фэйф.
 
      Фэйф и Далтон вышли из дома на заседание организационного комитета пораньше, так как Фэйф, проверив в календарике, обнаружила, что уже четыре недели не позволяла себе ничего из своих любимых лакомств, которые, к сожалению, на время беременности были ей противопоказаны из-за их высокой калорийности. Но иногда она позволяла себе небольшие отступления от правил и решила, что наступил именно такой день, когда можно совершить маленький набег на закусочную «Дэйри Куин».
      Затормозив в последнюю секунду, Фэйф проскочила между пикапом и школьным автобусом, полным детей, выключила двигатель и, как всегда, оставила ключи в замке зажигания.
      – Ты идешь? – через плечо бросила она Далтону.
      Немного ошарашенный ее манерой езды, Далтон аккуратно вытащил ключи и последовал за ней к окошку заказов, расположенному сбоку от главного входа в кафе. Он еще не видел ее такой воодушевленной.
      – Что тебя так радует?
      – Слушай, и узнаешь!
      Она повернулась к подошедшему подростку-официанту.
      – Мне, пожалуйста, двойной лук кольцами, большой чили-дог с перцем, соусом и горчицей, без лука, и еще двойную порцию шоколадного напитка.
      – О'кей, мисс Хиллман. Хотите немного побаловать карапуза?
      – Вот именно.
      Сияющая Фэйф отошла от окошка, чтобы и Далтон мог сделать заказ.
      – В чем все-таки дело? – спросил Далтон, когда они уселись за белый столик под раскидистыми ветвями орехового дерева напротив кафе.
      Перед ними поставили заказанные блюда. Фэйф начала методично обмакивать хрустящие золотистые кольца лука в кетчуп, выдавленный на краешек картонной тарелочки, на которой лежал чили-дог. Она положила кольцо лука в рот и блаженно улыбнулась.
      Далтон мысленно выругался. Похоже, она опять собиралась продемонстрировать свое умение есть, наслаждаясь каждым кусочком. Невыразимое удовольствие на ее лице было бы более уместным в спальне во время занятий сексом, а не за столиком кафе, где полным-полно людей. От возникших в сознании образов у него участилось дыхание.
      – А в чем дело? – спросила Фэйф, облизав губы.
      Его взгляд тут же остановился на ее губах, блестящих от соуса. Он не сразу вспомнил, о чем спрашивала Фэйф.
      – Ты похожа на ребенка у рождественской елки. Что так будоражит тебя?
      Он знал, что будоражило его – она. И никакие доводы рассудка не действовали на него.
      – Вот, – Фэйф приподняла чили-дог. – Вот что меня будоражит. На протяжении всей беременности я должна быть очень воздержана в еде. Но раз в месяц…
      Далтон прищурился.
      – Ты шутишь?
      – Я никогда не шучу о еде.
      – И тебя приводит в детский восторг вид обыкновенного хот-дога?
      – Ты ничего не понимаешь в жизни, Макшейн, – обиженно надула губы Фэйф.
      – Ладно, тогда объясни мне, зачем заказывать двойной лук кольцами, а потом просить, чтобы из хот-дога вынули лук?
      – Во-первых, это не просто хот-дог. Это большой чили-дог с перцем. Во-вторых, я предпочитаю лук, порезанный кольцами. Я, можно сказать, фанатка такого лука.
      – Ты сумасшедшая, вот ты кто.
      Фэйф открыла было рот, чтобы возразить, но гудок автомобиля заставил ее обернуться. К кафе плавно подкатил «Линкольн» Снидов. Сидящий за рулем Винсент отпихивал руку Виолы с клаксона.
      Фэйф засмеялась и замахала почтенному семейству.
      Три леди и их брат вышли из машины с величественной грацией и направились к столику, за которым расположились Фэйф и Далтон.
      – Я вижу, – обратилась Верна к Фэйф, – что теплое молоко сотворило чудо.
      Уловив насмешку в глазах Далтона, Фэйф вспыхнула и отвела взгляд.
      – Да, да. – Венита дружески похлопала Фэйф по плечу – сестрица права: сегодня ты выглядишь свежей и отдохнувшей.
      – М-м… Спасибо. – Фэйф нервно скомкала бумажную салфетку.
      – Дэвид уже говорил вам, что мы ищем новое помещение для редакции?
      – Да, дорогая. – Виола переглянулась с сестрами и сочувственно посмотрела на Фэйф. – Мы постараемся тебе помочь. Не отчаивайся. Мы не дадим пропасть нашей любимой газете.
      – Я знаю. Спасибо вам.
      Верна наклонилась к Фэйф и сказала громким шепотом:
      – Я вижу, твой… друг все еще с тобой?
      Фэйф сжала губы, а Далтон широко улыбнулся сестрам Снид.
      – Разве я не говорила? – неохотно произнесла Фэйф. – Он выполняет задание полиции. Далтон – мой телохранитель на время расследования.
      – Телохранитель? – У Верны возбужденно заблестели глаза. – Как… интригующе. Хорошенько охраняйте ее, молодой человек. Мы очень дорожим нашей Фэйф.
      – Да, мэм, – самым что ни на есть серьезным тоном ответил Далтон. – Я приложу все усилия.
      – Надеюсь. – Верна пригрозила ему пальцем, как учительница непослушному ученику. Затем старушка повернулась к Фэйф. – Мы уже составили план праздничных мероприятий. Четвертого июля в парке будет все, что душе угодно, развлечения на любой вкус. Винсент такая душка – он начертил план на ватмане. Мы прихватили его с собой и покажем на заседании комитета.
      – Да, если сейчас поторопимся и успеем поужинать, – вставила Венита, – иначе мы опоздаем.
      – Пошли, сестры, – скомандовал Винсент. – Надеюсь, мой двойной чизбургер уже поджаривается.
      Сестры обменялись взглядами. Далтону показалось, что они готовы дать ему пинка. Когда они направились за братом к окошку заказов, Виола процедила сквозь зубы:
      – Эти несносные младшие братья…
      Далтон засмеялся, провожая взглядом удаляющуюся процессию.
      – Как я понял, они тоже состоят в организационном комитете.
      Фэйф сосредоточенно заталкивала выпавший на тарелку стручок перца обратно в чили-дог.
      – Да. Ви отвечает за волейбольный матч. Венита организует черепашьи бега для детей, а Верна с удовольствием проведет аттракцион «Победи мэра», потому что так и не простила ему того, то он учился не в Техасском, а в Оклахомском университете.
      Заседание комитета было очень оживленным. Обсуждались мельчайшие детали проведения праздника. Собравшиеся напоминали генералов, разрабатывавших стратегию военной кампании.
      В течение совещания Далтон оставался поодаль и наблюдал за входящими и выходящими людьми. В то же время он не выпускал из поля зрения Фэйф.
      Фэйф чувствовала его взгляд и ловила себя на мысли, что то и дело ищет его глазами. Ее пугала потребность все время чувствовать его присутствие. Это не было желанием ощущать себя в безопасности. Это было просто желание.
      – Фэйф, дорогая, – прикоснулась к ее руке Верна. – Ты хорошо себя чувствуешь?
      – Конечно.
      – У тебя нет жара? Правда, Ви, она горит?
      Фэйф издала нервный смешок и поклялась больше не смотреть на Далтона.
      – Ты права, Верна, – откликнулась сердобольная Ви.
      – Это все от солнца, – пробормотала Фэйф, не желая признаваться даже самой себе, в чем истинная причина ее состояния.
      – Ну, если ты так считаешь…
      – Не стоит беспокоиться.
      Виола притащила огромную коробку с длинными разноцветными лентами.
      – Смотрите, идет наша охотница на мужчин.
      – Ви, как тебе не стыдно! – покачала головой Венита, но не удержалась от усмешки. – Однако точно подмечено.
      – Я заполучила еще трех мужчин для парада, – едва появившись на пороге, заявила «охотница».
      – Сюзетт, дорогая, как это чудесно, – улыбнулась ей Верна. – Как это тебе удалось?
      – Интересно, что – и с кем – ей пришлось сделать для этого, – пробормотала Барбара Джин, хозяйка салона красоты.
      – Барбара Джин, ты злющая, как сиамская кошка.
      – Я знаю. Мяу.
      – Ты так же знаешь, что все мужчины младше пятидесяти всегда приглашаются на парад. Малышке Сюзи нужно было только попросить. Никто не откажется от участия в параде.
      – Ей не нужно было просить. Сюзи просто любит мужчин, вот и все. Я выведаю, каким способом она их «просила», и расскажу вам в следующую среду на очередном заседании.
      – Надеюсь, у тебя это получится.
      – Венита, как не стыдно!
      – Нечего меня стыдить. Тебе ведь тоже не терпится узнать, как и всем нам.
      – У девочки просто развито чувство гражданского долга.
      – Вероятно, это гражданский долг заставляет ее не пропускать мимо себя ни одного мужчину.
      – Ну и что, она правильно делает, – для пущей важности Венита кивнула головой.
      – Что?!
      – Жизнь слишком коротка. Никто не знает этого лучше нас, да, сестрички? Я хочу сказать, если маленькая Сюзи обожает всякое Божье создание в брюках, она должна и дальше продолжать наслаждаться жизнью, пока не превратится в сморщенную сушеную грушу, как я, например.
      – Венита, – запротестовала Фэйф. – Вы вовсе не похожи на сморщенную грушу. И никто из вас не похож.
      – Нет, так и есть. Мы перезрелые старые девы, за исключением разве что Виолы.
      – Что это значит? – потребовала объяснений Ви.
      – Ты единственная из нас была помолвлена, дорогуша. И никогда не рассказывала, что произошло той ночью, когда ты вернулась домой только на рассвете.
      На лице Виолы появилась мечтательная улыбка.
      – Какая была ночь!
      – Расскажи, – прошептала Верна. Улыбка Виолы стала хитрой.
      – Ну уж нет. Мне больше по душе и дальше держать вас в неведении. – Она пристально посмотрела на Фэйф. – В одном Верна права. Жизнь слишком коротка. Ты слышишь меня, милочка? Она проходит как одно мгновение. Если ты упустишь этого красавца – твоего телохранителя, – значит, ты спятила. Он бесподобен! Да с таким мужчиной…
      – Ви! – Фэйф залилась жгучим румянцем.
      – Знаешь пословицу: бойкая птичка получает свое, а та, что колеблется, теряет все.
      Как иллюстрация к словам Виолы к ним подошла Сюзетт Сверинген, «охотница на мужчин».
      – Привет, Сюзетт.
      – Привет всем. Фэйф, ты великолепно выглядишь! Честно говоря, на твоем месте я бы не вставала с постели по крайней мере месяц.
      – Не сомневаюсь, – с ангельской улыбкой сказала Барбара Джин. Глаза ее при этом лукаво сверкнули.
      – О! – Внимание Сюзетт привлекло что-то за спиной Фэйф. – Это он, да?
      Фэйф обернулась и увидела Далтона, помогающего распаковывать коробку с посудой жене священника. Во рту у Фэйф пересохло.
      – Кто? – Она притворилась, что не поняла вопроса.
      – Твой телохранитель. Герой, спасший тебя. Бог ты мой! – Сюзетт внимательно посмотрела на Фэйф. – Я видела, как он въехал в город на своем сексуальном «Харлее». Он твой?
      – Что? – Фэйф чуть не поперхнулась.
      – Ну, вы не… О! – Ее взгляд остановился на выпирающем животе Фэйф. Сюзетт счастливо улыбнулась. – Какая же я дура! Ну конечно же, вы не любовники! Значит, он свободен, ведь так?
      Фэйф хотела было возразить, но передумала. Если ей стало дурно, едва она представила Сюзетт, вонзающую в Далтона свои коготки в порыве страсти, это ее проблемы. Если при мысли о близости Далтона и белокурой очаровательной Сюзетт на глаза ее навернулись слезы, это чистая глупость.
      «У меня нет на него никаких прав», – строго сказала она себе.
      Сюзетт довольно что-то проворковала, взбила кудри, полюбовалась на ярко-красный лак на ногтях и прямой наводкой устремилась – иначе не назовешь – через зал прямо к ничего не подозревающему Далтону.
      – Как я уже сказала, – раздался над ухом Фэйф надтреснутый голос, – та, что колеблется, теряет все. Жизнь слишком коротка. Нужно уметь наслаждаться ею. Твой телохранитель слишком хорош для малышки Сюзи.
      – Далтон уже большой мальчик. – Фэйф попыталась отвести от него взгляд, но не смогла. – Он сам решит, что ему нужно.
      Далтон помог жене священника открыть еще одну коробку с посудой и, обернувшись, увидел направляющуюся к нему длинноногую блондинку с хищным блеском в глазах. Таких коротких и обтягивающих шорт, что были на ней, он не видел со времен учебы в старших классах школы.
      Удушливый запах гардений настиг его прежде, чем его обладательница. Блондинка представилась подругой Фэйф Сюзетт Сверинген и добавила, что считает его самым смелым и сексуальным мужчиной в мире.
      Пока Далтон подыскивал подходящие слова, чтобы ответить на подобное заявление, она сказала, что должна поблагодарить его за спасение малышки Фэйф, бесцеремонно обвила его шею и впилась в губы таким неистовым поцелуем, словно хотела высосать из него душу.
      Ошеломленный, Далтон попытался стряхнуть с себя настойчивую блондинку, но она обняла его еще крепче, пресекая все попытки вырваться. И он решил, что будет выглядеть дураком, если упустит момент, что стоит попробовать, и ответил на ее поцелуй.
      Две секунды спустя он знал правду.
      Далтон постоянно твердил себе, что его влечение к Фэйф – это результат долгого воздержания. Сколько времени он не был в постели с женщиной? Год? Два? Если его проблемой было лишь воздержание, то эта секс-бомба, повисшая на нем, должна была завести его с пол-оборота.
      Но он не чувствовал ничего, кроме растущего отвращения и тоски по другим губам, более мягким. По нежным рукам, по тяжелому, круглому животу, внутри которого иногда шевелился маленький человечек. О, черт!
      Далтон снова попытался высвободиться из цепких рук Сюзетт, обвивших его шею, но она вцепилась в него мертвой хваткой собственницы. Ему потребовалась минута, чтобы наконец оторвать от себя эту пиявку – другое сравнение не приходило ему в голову.
      Далтон быстро отступил от Сюзетт и окинул взглядом зал. Глупо было надеяться, что Фэйф ничего не заметила.
      Конечно же, она видела все. Выражение боли в ее глазах отозвалось ответной болью в его сердце.
      Фэйф пыталась успокоиться, но не могла. Было невыносимо видеть, как он целуется с другой женщиной. Она понимала, что не должна так себя изводить, ведь Далтон не ее собственность и волен делать все, что хочет. Но, Господи, как ей было больно!

      Он прикасался к ней. Его сильные руки с огрубевшей кожей были неожиданно нежными. От их ласк ее словно пронзали электрические искры. Указательным пальцем он провел по обнаженной коже возле декольте ее платья, дразня и возбуждая ее.
      Его глаза, эти стальные глаза, превратились в загадочно-серебристые. Он наклонился ближе, его губы коснулись ее губ. Его поцелуй был точно таким, каким она его запомнила, но было в нем еще что-то. Эротичное, обволакивающее, пряное. От его поцелуя, как от наркотика, реальность ушла из ее сознания, оставляя лишь чувства и желания.
      Приятная боль внизу живота усилилась. Внутри нее росла пустота, которую мог заполнить только Далтон. Только он, и никто другой.
      Он расстегнул «молнию» платья у нее на спине, и оно бесшумно упало на пол. Его и ее дыхание участилось, сливаясь в едином ритме.
      – Как ты красива, – прошептал он. – Господи, как ты красива!
      От его ласк Фэйф ощутила себя действительно самой красивой, самой желанной на свете.
      Ее пальцы расстегнули последние пуговицы на его рубашке и скользнули к волосам на его груди.
      Как сильно было ее желание!
      Когда его ладони легли на ее грудь, она застонала.
      – Да, да…
      Ее охватила волна быстро сменявшихся ощущений. Далтон покрывал горячими поцелуями ее шею, ключицы, грудь. Фэйф снова протяжно застонала.
      – Пожалуйста…
      – Да, любимая.
      Его губы сомкнулись вокруг ее соска, а рука проскользнула между бедер. Фэйф показалось, что она расплавляется, тает от накала чувств.
      Внезапно она почувствовала прикосновение к пылающей коже влажных сбившихся простыней. Она вновь и вновь шептала его имя, умоляя повторить ласку.
      Потянувшись к Далтону, Фэйф наткнулась… на подушку?
      Она проснулась вся в поту, дрожа от неутоленного желания.
      Сон был таким реальным! Она задыхалась от пустоты и боли. Фэйф свернулась клубочком, чтобы забыться сном, но облегчение никак не приходило.
      Перед ее закрытыми глазами вновь проносились обрывки сна. Еще немного, и она закричит…
      Фэйф снова открыла глаза, уставившись в ночную тьму.
      Это был лишь сон. Она не была красивой женщиной в черном платье без бретелек. Во сне его рука ласкала ее плоский живот.
      А у нее фигура разжиревшего кита!
      О, Боже!
      Душ. Вот что ей нужно. Ледяной душ.
      Далтон не мог уснуть. Перед его глазами все еще стояло лицо Фэйф, полное боли, когда она увидела вцепившуюся в него блондинку. Он напрасно все время повторял себе, что выражение страдания в ее глазах ему почудилось. Он и не подозревал, что Фэйф способна проникнуть глубоко в его душу. Его страшила ее власть над ним. Он больше не хотел оказаться во власти женщины. Никогда!
      Далтон старался не думать о том, что бы почувствовал, если бы на месте этой вульгарной блондинки, надушенной дешевыми духами, оказалась Фэйф. Но не мог отделаться от этих мыслей. Улыбалась бы она или была бы серьезной? Единственно, в чем он не сомневался, что Фэйф не стала бы пользоваться подобными духами.
      Едва представив себе Фэйф, целующую его, Далтон почувствовал разгорающийся в теле огонь. Он выругался. Скорее бы кончилась вся эта кутерьма и он смог бы вернуться к своей ловле креветок. Хотя Далтон хорошо понимал, что возврата к прежней жизни уже не будет.
      «Если она не хочет меня, тогда почему ее так уязвило то, что меня целовала другая?»
      Этот вопрос преследовал, мучил, дразнил его, не давал покоя, однако ответа он не находил.
      У него разыгралось воображение. Когда он отцепил от себя наглую блондинку и подошел к Фэйф, она вела себя так, будто ничего не произошло. Может, он действительно выдумал тот ее взгляд, потому что Фэйф стала его наваждением, и он уже не способен отличать выдумку от реальности?
      Придя домой, он первым делом принял душ, чтобы смыть с себя запах гардений, и почистил зубы, чтобы избавиться от вкуса жадных губ, от которого его тошнило. Когда Далтон вышел из ванной, дверь спальни Фэйф уже была плотно закрыта.
      Лежа в темноте, он вдруг услышал, как ее дверь со скрипом отворилась. Далтон остался лежать в кровати, прислушиваясь. Она проголодалась, или это еще один ночной поход в ванную или туалет?
      На этот раз в ванную.
      Он расслабился и взглянул на часы. Была только полночь. Слишком рано для путешествия на кухню. Слава Богу! Его сердце не выдержало бы еще одного чувственного испытания, в которое эта женщина превращает обычный прием пищи. Правительство должно принять закон, запрещающий женщинам так есть. Он медленно сходит с ума, день за днем наблюдая за жизнью Фэйф, за ее привычками, от которых у него закипает кровь.
      По трубам зажурчала вода: Фэйф открыла кран. Вместо того чтобы вскоре прекратиться, журчание все продолжалось. Прошла пара минут, прежде чем он осознал, что все еще слышит плеск воды.
      Душ в полночь? После двухчасового сна? Что-то странное. Обычно Фэйф принимала душ по утрам.
      У Далтона тревожно сжалось сердце. Что-то случилось?
      «Успокойся, – приказал он себе. – Если бы с Фэйф или ребенком было что-то не так, она не стала бы принимать душ. Разумеется, не стала бы.
      Через секунду Далтон уже бежал к ванной, застегивая на ходу джинсы.
      – Фэйф? – Он постучал в дверь ванной. – Фэйф, ты в порядке?
      Ответа не последовало. Может, она не слышит его из-за шума воды? Он постучал еще раз. И снова никакого ответа.
      Он рывком распахнул дверь. В лицо ударила струя холодного воздуха. Не пара, а холодного, пронизывающего воздуха.
      Полупрозрачная занавеска была задернута, он видел лишь очертания неподвижной фигуры за ней.
      – Фэйф!
      Фэйф стояла под ледяным душем, и ждала, когда вода остудит жар в ее теле, огонь в крови. Но все, чего она добилась, – покрытая мурашками кожа. Закрывая глаза, она видела Далтона, капли пота на его обнаженной груди, сильные руки, ласкающие ее. Ощущение было настолько реальным, что ей хотелось кричать от удовольствия.
      Но в действительности ее окружала лишь пустота и неутоленное желание.
      Фэйф тупо уставилась на струйки воды, сбегавшие по кафельной плитке из-под головки душа. Потом маленькие ручейки вливались в бурную реку, пенящуюся у ее ног, и исчезали в стоке.
      Господи, как холодно! Но лишь снаружи, жар внутри ее не утихал по-прежнему. Фэйф застонала. Теперь у нее появились и звуковые галлюцинации. Ей показалось, что она слышит его голос, произносящий ее имя.
      Когда занавеска вдруг скользнула в сторону, она вздрогнула и инстинктивно прижала руки к животу.
      – Что случилось?
      Возле ванны стоял Далтон, одной рукой держась за занавеску. На нем были лишь натянутые впопыхах джинсы. «Молния» была застегнута, но пуговица – нет. Фэйф вдруг подумала, что, будь он в своей кожаной куртке или полуодетый, как сейчас, Далтон излучал волны мужественности и сексуальности. Почему она не заметила этого раньше?
      Фэйф сотрясала крупная дрожь. Она лишь стояла и смотрела на него, чувствуя, как огонь в крови разгорается все сильнее.
      Далтона охватила паника. Она не двигалась, не говорила, просто стояла в ванне, обнаженная, дрожа под ледяными струями воды, ее кожу покрывали мурашки, и странно смотрела на него, не отрываясь.
      Далтон выключил воду. Кран с горячей водой даже не был отвернут.
      – Что случилось?
      Он схватил с вешалки полотенце, накинул ей на плечи, вытащил ее из ванны и поставил перед собой.
      – Скажи хоть что-нибудь! Не молчи! Схватив еще одно полотенце, он обернул им ее мокрые волосы, с которых стекали капли воды. Потом он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза.
      – Ты же простудишься. Как ты могла забыть включить горячую воду?
      Почувствовав тепло его руки на своей щеке, Фэйф очнулась.
      – Я не забывала.
      Далтон начал мягко растирать ее плечи полотенцем, чтобы помочь согреться.
      – Конечно же, забыла. Кран с горячей водой был закрыт.
      Даже сквозь толстое махровое полотенце его прикосновение пронизало ее тело горячими волнами.
      – Я сделала это специально. – Фэйф схватила свободно болтавшиеся концы полотенца и плотно запахнула их. Она сбросила его руку с плеча. – Не надо.
      Не обращая внимания на ее сопротивление, Далтон продолжил растирать ее.
      – Тебе плохо?
      – Прекрати. – Ее голос сорвался. Она отпрянула от него. – Оставь меня. Со мной все в порядке.
      – Фэйф! – Приподняв ее подбородок, он заставил Фэйф посмотреть на него. – Поговори со мной. Скажи, почему ты стоишь под ледяным душем посреди ночи.
      Стоя между ней и дверью в маленькой ванной, он полностью загораживал путь к выходу. От близости его тела каждый нерв Фэйф затрепетал. Она изнывала от желания прикоснуться к нему и никогда не отпускать от себя.
      – Фэйф!
      – Дай мне пройти.
      Преграждая дорогу, он Случайно прикоснулся к ней, и кожа в том месте, где он дотронулся до нее, сразу же запылала, словно от ожога.
      – Ответь мне. В чем дело? Почему ты принимаешь ледяной душ? – настойчиво требовал Далтон.
      Боясь, что сорвется, пытаясь сохранить остатки самоконтроля, она оттолкнула его.
      – А зачем люди обычно принимают холодный душ?
      Далтон тихо засмеялся и слегка встряхнул ее.
      – Ну, перестань.
      Разозлившись на предательство собственного тела, на Далтона за то, что так легко покорил ее своим обаянием, своими длинными черными волосами, к которым она жаждала прикоснуться, она с вызовом посмотрела на него. Полотенце упало с ее головы.
      – Ты думаешь, если я беременна, то не испытываю никаких чувств? Ты думаешь, я не могу хотеть и нуждаться в том, чего хотят и в чем нуждаются другие женщины?
      Далтон молча смотрел на нее, пораженный ее словами. Теперь он мог точно сказать, что было в ее глазах. Голод. Желание. Страсть. И внезапно почувствовал, что откликается на ее страсть сильнее, чем когда-либо прежде.
      Сегодня его уже обнимала и целовала другая женщина, и он не чувствовал тогда ничего, кроме отвращения.
      Но стоило Фэйф взглянуть на него, и он уже готов взорваться.
      – Прекрати, – прошипела она.
      – Прекратить что? – Он все еще удерживал ее, не давая выйти из ванной.
      – Прекрати смотреть на меня так, будто я стала событием дня. Я же не сказала, что хочу тебя, не так ли?
      – Разве? А что бы ты сказала, если б я признался, что едва сдерживаю желание?
      – Не издевайся надо мной, Далтон, и дай мне пройти, – потребовала она, словно не замечая его слов. – Я не стройная красивая блондинка, но и не лишенная гордости женщина, готовая просить у тебя милостыню.
      – Не говори так, черт тебя подери! – воскликнул Далтон. – Я говорил, что хочу, и если ты не…
      Он сильно сжал ее плечи.
      – Никакими словами нельзя выразить то, что мы испытываем друг к другу, и ты это знаешь.
      – Ты не можешь знать, чего я хочу, – слабо продолжала сопротивляться Фэйф.
      – Я точно знаю, чего ты хочешь, потому что этого же хочу я.
      Ее сердце забилось быстрее. Она читала правду в его глазах, горящих страстью. Нет, это не могло быть явью.
      – Далтон, я…
      Он прервал ее, сделав то, о чем она мечтала всю ночь. Он поцеловал ее, перестав себя сдерживать, открыв ей свои чувства.
      Ее губы были мягкими, искушающими. Их языки сплелись в вечном, как сама жизнь, любовном танце. Далтону показалось, что его сердце сейчас остановится, не выдержав накала чувств. Застонав, он оторвался от губ Фэйф, и глубоко вздохнул.
      Если бы он не удержал ее, Фэйф не устояла бы на ногах. Его поцелуй словно лишил ее последних сил.
      – Я не хочу твоей жалости, – выдохнула она. – Мне не нужно твое сочувствие.
      – Жалость? Сочувствие? – Он непонимающе смотрел на нее. – Неужели ты думаешь, я испытываю к тебе жалость?
      Не в силах встретиться с ним взглядом, безумно желая еще раз почувствовать его губы на своих, боясь, что сейчас начнет умолять его о поцелуе, захваченная потоком противоречивых чувств, боровшихся в ее душе, Фэйф забыла о страсти в его глазах и вспомнила о Сюзетт.
      – Зачем же еще ты так беспокоишься обо мне?
      – Беспокоюсь? – Он резко схватил ее ладонь и прижал к «молнии» джинсов. – Вот мое беспокойство. Это тебе нужно жалеть меня.
      Полотенце соскочило, обнажив ее плечо. От вида нежной кожи и от ощущения ее руки, крепко прижатой к его паху, он чуть не застонал.
      – Ты держишь меня в таком состоянии так долго, что я удивляюсь, что все еще могу ходить.
      Каждый ее мускул напрягся. Джинсовая ткань туго обтягивала его твердую напряженную плоть, которая, казалось, вот-вот прорвет брюки. Ее пальцы вдруг ожили, начали двигаться, словно сами по себе, без участия ее воли. Она ласкала его, повинуясь желаниям своего тела, выключившим сознание и разум.
      Далтон резко выдохнул и придвинулся ближе. Застонав, Фэйф закрыла глаза и продолжила ласку.
      Далтон совсем потерял голову. Нет, ей не нужен еще один временный партнер на ночь, на две, на неделю. Ей не нужен мужчина с прошлым, которое не дает ему спокойно спать ночами. Но сейчас ей нужен именно он.
      – Я не могу ничего обещать, – вырвалось у него.
      Фэйф открыла глаза. Уголки ее рта поползли вверх, а пальцы быстрее заскользили по джинсам. Далтон застонал. Фэйф улыбнулась.
      – По-моему, ты только что сделал это.
      Улыбаясь в ответ, Далтон прижался лбом к ее лбу и дал ей почувствовать, что она с ним творит.
      – Это я могу тебе пообещать, но…
      – Мы оба знаем, что ты здесь выполняешь работу. Когда работа закончится, ты уедешь. Я и не жду никаких обещаний.
      – Но ты их заслуживаешь. Ты… ты должна хотеть их.
      Она отдернула руку.
      – Что я должна, так это пойти в постель, и я сделаю это, как только ты отпустишь меня.
      – Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
      – Да… Нет… О Господи, не знаю, что со мной. Я не могу. Я не делаю таких вещей. У меня такое чувство, что я – это не я…
      Далтон отчетливо вспомнил ее фокусы с едой, доводящие его до умопомешательства, прикосновения, невинные и случайные на первый взгляд, ее руку на своем бедре, ее голову на его плече… Вспомнил, как она клала его ладонь на свой живот, чтобы он почувствовал движение ребенка, вспомнил вкус ее поцелуя.
      Маленькие, незначительные детали. На самом ли деле это так? Или же она изобрела новый способ поставить мужчину на колени, сделать своим рабом, свести с ума?
      – Я не делаю подобных вещей, – повторила Фэйф.
      – Разве?
      Она смертельно побледнела. Ее карие глаза наполнились жгучей болью.
      – Прости, – ему захотелось обнять, успокоить ее.
      – Нет. – Она попыталась отвернуться, но он удержал ее. – Ты прав, я делала это прежде. А после я неделями не могла взглянуть на себя в зеркало без отвращения.
      – Поверь, мне знакомо это чувство.
      – Сомневаюсь, – резко ответила она.
      – В любом случае, это не одно и то же.
      Она подняла голову.
      – Да?
      – Ну конечно, – Далтон криво усмехнулся. – Ведь мы знакомы уже четыре дня.
      Она стала еще бледней.
      – Прости. Это была шутка, Фэйф. Неудачная шутка. Я ничего плохого не имел в виду. Я просто хотел сказать, что между нами происходит нечто совершенно другое. Тебе не нужно чье-то плечо, чтобы выплакаться на нем, как тогда. Я не предлагаю тебе сочувствие или способ забыть о случившемся.
      – Ты ошибаешься. Это то же самое. После взрыва я была страшно напугана и чувствовала себя в безопасности, только когда ты был рядом. Тогда я использовала его, чтобы забыться. Теперь я использовала тебя, чтобы избавиться от страха. В чем разница?
      – Ты говоришь мужчине, что с ним чувствуешь себя в безопасности, и думаешь, что он сможет отпустить тебя после таких слов?
      – Разве ты не видишь? Я повторяю одни и те же ошибки! – Она почти кричала.
      «Отпусти ее!» – твердил ему разум. Она ошиблась насчет того, что между ними происходит, но он будет полным идиотом, если откроет ей истину. Нельзя позволять их отношениям зайти слишком далеко, ради себя и ради нее. Эта уверенность жила глубоко внутри. Он должен справиться с захлестнувшим его желанием, справиться со своей страстью.
      Но с удивлением Далтон услышал собственный голос:
      – А с ним ты испытывала что-то похожее?
      Она изумленно взглянула на него и покраснела.
      Далтон понимал, что сам отрезает себе пути к отступлению, но уже не мог остановиться.
      – Твое сердце так же выскакивало из груди, когда он дотрагивался до тебя. У тебя так же подкашивались ноги?
      Красные пятна на ее щеках стали пунцовыми, но она не отвела взгляд.
      – Да. Я испытывала с ним все это, и даже больше.
      – Ты лжешь. – Он читал ложь в ее глазах.
      – Чего ты хочешь от меня? – взорвалась она. – Нет, я не чувствовала ничего подобного. Это… это пугает.
      – Ты говорила, что со мной чувствуешь себя защищенной.
      – Защищенной и испуганной одновременно.
      От ее признания кровь бросилась ему в голову.
      – Фэйф…
      – Нет! Мне очень жаль. Это безумие. Я не хочу совершать то, о чем потом пожалею. Дай мне пройти, Далтон.
      – Я не держу тебя.
      Он уже убрал свою руку минутой раньше, и теперь ничто не удерживало Фэйф.
      – Будь ты проклят!
      Она оттолкнула его, и, прижав полотенце к груди, бросилась из ванной.
      За один миг в мозгу Далтона пронеслось все, что произошло между ними. Он проклинал себя. Ему следовало отпустить ее в первый раз, когда она попросила об этом. Нет, ему следовало не выходить из своей комнаты и оставить ее принимать душ в одиночестве.
      Он не должен врываться в ее жизнь. Она совершенно не знала его, не знала, каким черствым, эгоистичным, бесчувственным подонком он был, что он отправил на смерть женщину, любившую его, а после ушел от ответственности за ее гибель. Она не знала, что, в отличие от нее, он до сих пор не может смотреться в зеркало без отвращения и ненависти к себе.
      Поддавшись безумному порыву и оказавшись с ней в постели, он никогда бы не простил себе этого. Это поставило бы его ниже того подонка, чьего ребенка она носила.
      Ведь потом, как и тот, другой, он уйдет. Он не хотел становиться еще одной причиной, по которой Фэйф снова не сможет смотреться в зеркало.
      Он поступил правильно, дав ей уйти. Это к лучшему. Для них обоих. Он не хотел терять свою душу только потому, что ей было достаточно одного взгляда, чтобы заставить его изнывать от желания, лишь потому, что она могла его рассмешить, лишь потому, что он восхищался ею и уважал ее. Он не хотел возвращаться к нормальной жизни лишь из-за Фэйф, ее ребенка, ее городка, из-за всего, что так нравилось ему, как ничто и никогда прежде. Лишь потому, что она смогла разрушить стены забвения, которыми он себя окружил, и внушила любовь к жизни, прекрасной и мучительной, лишь потому, что при мысли о расставании с ней в его сердце словно вонзался нож.
      Далтон догнал ее в трех шагах от ее спальни.
      Он даже не дотрагивался до нее, но Фэйф напряженно застыла на пороге. Она чувствовала его горячее дыхание и еле сдерживалась, чтобы не броситься к нему, не спрятать лицо у него на груди.
      – Я твой телохранитель. – Его голос был жестким, слова давались ему с трудом. – Мой долг – охранять тебя. Если ты испытываешь ко мне какие-то чувства, я не должен этого замечать и отвечать тебе взаимностью.
      Сердце Фэйф готово было вырваться из груди. Перед ней была темная спальня, весь дом был погружен в темноту, и только свет из незакрытой ванной играл бликами на полу коридора.
      – Это правда?
      – Что я хочу тебя? Ты смеешься надо мной?
      – Далтон, я выгляжу, как надутый шар.
      – Ты выглядишь, как женщина, носящая под сердцем чудо зарождения новой жизни. Наверное, твоя беременность должна остановить меня. Наверное, я не должен хотеть тебя. Бог знает, сколько раз я сам повторял это себе. Но при одном взгляде на тебя я горю, как грешник в аду, леди. Но я не хочу, чтобы утром ты раскаивалась. Я не вынесу этого.
      – Я тоже не могу ничего тебе обещать. Я не знаю, что буду чувствовать утром. Но сейчас, – она медленно повернулась к нему, – сейчас я знаю, чего я хочу.
      – Скажи мне.
      Страх, неуверенность, смущение не смогли потушить пламя в ее крови. Оно было ярким, ненасытным, всепоглощающим.
      – Я хочу заняться с тобой любовью.

      Фэйф потеряла ощущение пространства и времени и очнулась, только оказавшись возле собственной кровати, в сумраке спальни. Перед ней стоял Далтон, чей мощный силуэт вырисовывался в тусклом свете, проникавшем из незакрытой ванной.
      Во рту у нее вдруг пересохло, как знойным летом в пустыне. На ней было лишь влажное полотенце, она стояла у своей постели с мужчиной, чьих ласк страстно желала. Фэйф показалось, что она не выдержит этого ожидания.
      Наконец он прикоснулся к ней, кончиками пальцев мягко проведя по ключицам. Фэйф поняла, что не сможет повернуть все обратно, и не сделала бы этого, даже если бы могла. Он прикасался к ней так, как будто впервые увидел женщину. И его рука дрожала. В этот момент к ней пришло сознание, что она не просто хочет насладиться его телом, что она бесконечно влюблена. Эта мысль возникла в ее сознании, завладела сердцем, как солнце, всходящее над горизонтом в своем сверкающем великолепии.
      Она влюблена в Далтона.
      Его имя, как вздох сорвавшееся с ее губ, пронизало его поры и проникло глубоко в душу. Здесь ее запах чувствовался сильнее. Он исходил от смятых простыней, выделяющихся бледным манящим пятном в темноте, и обволакивал его.
      Но сначала ему захотелось успокоить Фэйф, сделать так, чтобы исчезла напряженность в ее теле, настороженность в ее глазах. Потом, когда страх и неуверенность пройдут, он зажжет в ее крови огонь, такой же сильный, как тот, что пожирал его самого.
      Рассудок заставил Далтона сказать:
      – Ты можешь передумать. Еще не поздно остановиться.
      Нежная рука, прижавшаяся к его груди, была тверда как скала:
      – Нет, – прошептала Фэйф, шагнув навстречу ему, – уже слишком поздно.
      Далтон рванулся к ней и нашел ее губы.
      Господи, какие сладкие. Целуя ее, он ощутил на губах вкус душистого мыла. Он держал в объятиях необыкновенную женщину, способную свести его с ума, будоражившую его, рождавшую в нем подлинную страсть. Далтон прижал ее крепче, стремясь еще ближе почувствовать ее тело. Преградой было полотенце, но лишь на миг. Одно движение его пальцев – и оно оказалось на полу.
      Прижав к себе обнаженную Фэйф, Далтон почувствовав ее упругую, налившуюся грудь с напряженными сосками. И живот, в котором теплилась человеческая жизнь, был не таким большим, как ему казалось раньше. Когда руки Фэйф обвили его плечи, он почувствовал, что обрел свою вторую половинку, о существовании которой не догадывался.
      Что-то перевернулось в его душе. Он никогда уже не будет прежним. И Далтон благодарил Бога за это чудо.
      Вдруг Далтон отстранился и отступил на шаг. В темноте он видел лишь ее силуэт и влажно мерцавшие глаза.
      – Я хочу видеть тебя. – Его рука потянулась к лампе на ночном столике.
      – Нет. – Она испуганно удержала его руку: – Пожалуйста, не надо.
      Беременность никого не красит, и Фэйф боялась, что его оттолкнет вид ее обнаженного тела. Она ошибалась, но Далтон понимал ее страх.
      – Хорошо, – легко уступил он.
      Пока он не станет настаивать. У него будет время полюбоваться ею утром.
      – Я… – Рука Фэйф опустилась на живот. – Я не знаю, как это происходит, когда…
      – Из-за него? – Далтон тоже положил руку на живот. Он был твердым и тяжелым.
      От его нежного прикосновения на глаза Фэйф навернулись слезы.
      – Из-за нее, – поправила она. – Она… ей вряд ли понравится, если ее потревожат.
      Далтон улыбнулся и слегка сжал пальцы.
      – Мы не будет тревожить ее. – Его улыбка вдруг исчезла. – Ведь если мы будем осторожны, мы не повредим ей, да?
      Фэйф чуть не расплакалась от такого проявления заботы. Совладав с собой, она покачала головой.
      – Далтон, ты не должен так заботиться обо мне.
      – Мне кажется, ради тебя я готов перевернуть мир. Но сейчас мне хочется не этого.
      – А чего? – Она замолчала и облизнула губы кончиком языка. – Чего тебе хочется?
      Его глаза встретили ее взгляд в темноте.
      – Любить тебя.
      Ее охватила слабость. Она приникла к Далтону, чтобы не упасть.
      – Да, Далтон, да…
      Он легко обнял ее. Далтон не хотел торопиться. У них впереди вся ночь, и они проведут ее, наслаждаясь друг другом.
      Он зарылся лицом в ее волосы, все еще влажные после душа.
      – Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю твой запах?
      Фэйф засмеялась.
      – Нет.
      – Тогда говорю это сейчас. Он свежий, как ветер, мягкий, женственный.
      Он осыпал поцелуями ее лицо и шею.
      – Ты сладкая, как грех.
      Он коснулся ее губ, вбирая в себя их вкус. Она обвила его руками, снедаемая страстью.
      От ее неистовых поцелуев Далтон забыл обо всем. Но ему было все равно. Все, что он мог сейчас, – отнести ее в постель, пока они не начнут заниматься любовью прямо на полу.
      В следующий момент Фэйф поняла, что лежит на кровати. Теперь ничто не мешало ему ласкать ее. Ее руки, изящные и нежные, ее длинные ноги сводили его с ума. Когда его рука легла на ее бедро, Фэйф тихо застонала, и он заглушил этот стон поцелуем.
      Он взял в ладонь ее грудь, и у Фэйф перехватило дыхание.
      Далтон слышал, что во время беременности женская грудь становится очень чувствительной, и поэтому ласкал Фэйф очень осторожно, а его губы скользили по ее шее, по ямочке между ключицами, пока, наконец, не сомкнулись вокруг соска.
      Для Фэйф ласки Далтона стали настоящим откровением. Движения его языка посылали мощные импульсы в каждую клеточку ее тела, наполняя удовольствием. Он взял ее с собой в невероятное путешествие в мир наслаждения, где открывались все тайны ее тела. Может быть, ей опять снится сон? Фэйф сжала плечо Далтона – он не растаял, не исчез. Он с ней, живой, настоящий. На этот раз все было наяву.
      Его кожа была горячей, гладкой и влажной. Под ее тонким покровом перекатывались упругие мускулы. Ее пальцы гладили его грудь и не могли остановиться. Когда Фэйф сильным движением обхватила его широкую грудь, Далтон застонал от удовольствия, и она сразу же почувствовала себя искушенной и желанной. Когда он прижал ее к себе и прошептал ее имя, Фэйф почувствовала себя красивой и значимой для него. В его ласках страсть и нетерпение смешались с нежностью.
      Потом его рука проскользнула между ее бедер, совсем как в ее недавнем сне.
      Ее прерывистое дыхание и впившиеся в его плечи пальцы доводили его до безумия. Ее запах, сильный, дразнящий, влекущий, превращал его в неуправляемое, снедаемое страстью животное.
      Но он не должен был терять голову, чтобы не навредить ребенку.
      – Далтон, прошу тебя, не останавливайся.
      От этой тихой мольбы он вновь чуть было не потерял контроль над собой. Пока не стало слишком поздно, он перекатился на спину и посадил Фэйф на себя.
      Он взял в ладони ее грудь, поглаживая соски большими пальцами. Фэйф почувствовала, что его руки дрожат.
      – Я хочу тебя, – хрипло прошептал он. Фэйф взглянула на его распростертое под ней тело. Сознание полной власти над этим красивым сильным мужчиной привело ее в восторг. Она положила руки ему на грудь, и ее пальцы начали медленно опускаться вниз, по ребрам, по плоскому животу, пока наконец не достигли места, где ощущения были наиболее остры.
      – Тебе нравится?
      Тяжелое прерывистое дыхание Далтона было для нее лучшей музыкой.
      – Еще немного, и я взорвусь, – прошептал он.
      Фэйф захлестнула волна желания. Она должна… она должна почувствовать его внутри себя или умереть.
      Поддерживая Фэйф за бедра, Далтон помог ей приподняться и медленно, дюйм за дюймом, впустить его в свою горячую глубину. Он стиснул зубы, удерживая себя, чтобы не войти в нее полностью.
      Фэйф застонала, и Далтон замер, испугавшись, что причинил ей боль. Но затем она начала двигаться, и все его мысли испарились. Он не мог больше думать, не мог больше сдерживать себя. Все, на что он был способен в эту минуту, – это отдаться ощущениям и чувствам, завладевшим им целиком.
      Он не мог больше ждать. Своими движениями и ласками Фэйф медленно убивала его. Он умрет, прежде чем она позволит ему снова проникнуть глубоко в нее, туда, где было его место.
      Внезапно Фэйф сама начала двигаться во все убыстряющемся темпе, и ее возглас, полный страсти, словно подхлестнул его.
      Далтон перестал себя сдерживать и вместе с ней достиг вершины наслаждения.
      Первое, что увидела Фэйф, проснувшись утром, – серые глаза Далтона, настороженно изучающие ее. В их глубине она прочла неуверенность. Эта неуверенность развеяла смущение, охватившее ее при воспоминании о прошедшей ночи. Фэйф погладила его заросшую щетиной щеку и улыбнулась.
      – Привет.
      Далтон облегченно вздохнул. Он проснулся больше часа назад и смотрел на спящую Фэйф, воскрешая в памяти ощущения от ее прикосновений и ласк. Он был уверен, что, проснувшись, Фэйф раскается в своем решении, принятом накануне. Ее улыбка убедила его в обратном и вселила надежду.
      – Доброе утро.
      Он нежно поцеловал Фэйф, смакуя вкус ее губ, наслаждаясь прикосновением ее пальцев, играющих его волосами. Однажды посреди ночи она уснула вот так, запустив пальцы в его шевелюру, отчего Далтона пронзила сладкая боль.
      Затем один из них проснулся – он так и не вспомнил, кто именно, – и их снова поглотил огонь страсти, и все повторилось сначала.
      Скользя губами по лбу и щеке Фэйф, Далтон подумал, что его способен завести лишь один поцелуй этой женщины.
      – Ты сводишь меня с ума, – прошептал он, прижавшись к ее губам.
      Глаза Фэйф засияли.
      – Думаю, мне это нравится.
      Ребенок выбрал этот момент, чтобы напомнить о себе, толкнувшись изнутри. Далтон почувствовал его движение, потому что живот Фэйф был крепко прижат к нему.
      – Привет, там, внизу, – засмеялся он, гладя живот. Тут же последовали еще два толчка. – Ты сегодня проявляешь активность.
      – Это напоминание о том, что пришло время завтрака. – Фэйф взглянула на часы. Был уже почти полдень. – Давно пришло. Неудивительно, что я голодна.
      – Здорово, – Далтон чмокнул кончик ее носа. – Я буду смотреть, как ты ешь.
      Фэйф удивленно посмотрела на него.
      – Неужели это так интересно?
      Далтон хитро усмехнулся.
      – Ты даже не представляешь.
      Утренний душ Фэйф был намного приятнее ночного. При одном воспоминании о ледяной воде она содрогнулась и включила горячую воду на полную мощность, пока ванную не заполнил пар.
      Затем она подумала о том, что случилось после ее холодного душа, и ей захотелось заполнить паром весь дом.
      В груди защемило. Она влюбилась в него, в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
      Она безоглядно влюбилась. Но их ждет скорая разлука.
      В самом деле, зачем ему оставаться в Ту Оукс? Разве захочет мужчина остаться с женщиной, носящей ребенка от другого? От того, чьего имени она даже не знала.
      «Прекрати изводить себя!» Она подставила лицо под струю воды, чтобы смыть слезы. Прошлая ночь была самой прекрасной в ее жизни, а она хочет все испортить мыслями о завтрашнем дне. Ви была права. Жизнь слишком коротка. Если Далтон уедет через день или неделю, она не будет пытаться удержать его. Она презирала женщин, унижающих подобными сценами себя и любимого, умоляющих хоть о капле нежности. Ей не нужна капля. Она хочет либо все, либо ничего.
      Она примет каждый оставшийся им день таким, каков он будет, и поблагодарит Бога за отпущенное им с Далтоном время. И она сделает это с улыбкой на лице.
      Далтон жарил на кухне бекон, когда услышал, как наверху Фэйф выключила воду. В наступившей тишине он вдруг понял, что насвистывает. Такого не случалось с ним уже давно. Далтон нахмурился.
      Значит, его привязанность к ней настолько глубока, что заставляет даже вернуться к прежним, давно забытым привычкам. Если ФБР не закончит расследование как можно скорее, для него будет уже поздно. Он не сможет вырвать Фэйф из сердца. Но однажды, когда Фэйф перестанет нуждаться в телохранителе, ему придется уйти.
      Странно, но за последние четыре года Далтон ни разу не подумал о возвращении на службу в полицию. Сейчас же его охватило желание провести расследование самому. Он может выследить подонка, пославшего Фэйф бомбу. Он хотел выяснить правду о смерти ее отца. Он хотел убедиться в том, что ей никто больше не причинит вреда, что она сможет спокойно издавать свою газету и растить ребенка.
      Да, он стремился принять участие в расследовании, но в то же время не доверил бы никому заботу о ее безопасности. Так что вместо того чтобы разыскивать преступника, он останется там, где ему велел быть долг. И если он окажется достаточно умным, и если понадобится, быстрым, то, возможно, сумеет сохранить ей жизнь.
      Но, заглядывая в будущее, Далтон видел там лишь черную бездну, в которую превратится его жизнь без нее.
      Он ничего ей не обещал. Она говорила, что не ждет никаких обещаний, и наверное, была искренна, но сам-то он отчаянно хотел услышать их от нее.
      «Совсем плохо дело, парень. Ты здесь временно, привыкай к этому».
      Он мог бы смириться с этим, если бы ночью Фэйф не была такой страстной с ним, если бы не опаляла его пламенем своего чувства. Если бы он не ощущал все острее с каждой минутой, что она становится бесконечно дорога ему, что он все сильнее влюбляется в нее.
      Мысленное признание потрясло его. Он едва мог собраться с силами и поздороваться с ней, когда она минутой позже вошла на кухню.
      Ее улыбка была безмятежной, но глаза упорно избегали его.
      – Пахнет чудесно. Я ужасно проголодалась. Не верится, что уже так поздно. Хорошо, что сегодня у меня свободный день, – говорила она как-то чересчур оживленно. – Я налью кофе. Думаю, мы…
      – Фэйф, – остановил Далтон ее словоизлияния.
      Ее рука, потянувшаяся за кофейником, замерла в воздухе, а потом бессильно опустилась на стол.
      – Посмотри на меня, – тихо попросил он. Она выдавила из себя улыбку и посмотрела на него.
      Его глаза потемнели от тревоги.
      – Ты жалеешь о том, что между нами было?
      – Нет! – с чувством ответила Фэйф. Неважно, что случится завтра, но она никогда не раскается в прошедшей ночи. – Ни на минуту.
      Когда Далтон раскрыл объятия, Фэйф шагнула к нему и спрятала лицо у него на груди.
      – Я ни о чем не жалею. Не сомневайся в этом.
      Далтон обнял ее крепче, упиваясь этой счастливой минутой и чувствуя, что таких мгновений осталось немного. Пока они вместе, он отдаст ей все, что она захочет взять, и примет то, что она подарит ему.
      Дым, заполнивший кухню, и запах подгоревшего мяса заставили их разжать объятия.
      – Ну? – спросил он. К нему вернулась обычная уверенность.
      – Так ты говоришь, что любишь поджаренный бекон с очень румяной корочкой?
      Их смех над сгоревшим беконом прозвучал немного натянуто, но ни один ничего не сказал. Они мало говорили во время завтрака. Еда для каждого из них становилась все более безвкусной, а напряжение постепенно росло.
      Наконец Далтон заговорил:
      – Ты сказала, что не будешь работать сегодня. У тебя есть какие-то другие планы?
      Фэйф дожевала последний кусочек тоста и стряхнула крошки с рук.
      – Я знакомлю Дэвида со своими редакторскими обязанностями. Он займет мое место, когда… когда родится ребенок.
      Когда ее ребенок родится, с горечью подумал Далтон, его здесь уже не будет. Если ФБР не сможет найти связь между смертью Джо Хиллмана и бомбой за три оставшиеся до рождения ребенка месяца, то, вероятно, эти два случая не более чем совпадения.
      – Чуть не забыл. Он звонил, пока ты была в ванной.
      – Кто, Дэвид?
      – Он просил передать, что Роза, Маргарет и сестры Снид нашли временное помещение для редакции.
      – Серьезно? Где?
      – Он сказал, что сегодня при встрече все объяснит. Мы договорились на половину шестого напротив суда.
      – А он точно не сказал, где это помещение? – Фэйф одолевало любопытство.
      – Нет. Он сказал, что сам покажет тебе.
      Фэйф задумалась.
      – Интересно. Я хорошо знаю каждое здание на площади. Только три помещения в них свободны, но я не думаю, что какое-то из них сдается.
      – Потерпи немного. Дэвид все расскажет тебе, когда мы придем на площадь.
      – Тогда пошли. Далтон, я хочу тебя кое о чем попросить.
      – О чем?
      – Отвези меня туда на «Харлее».
      Удивленный, Далтон нахмурился.
      – Зачем?
      – Я никогда не ездила на таких мотоциклах.
      Боясь не выдержать и уступить мольбе в ее глазах, Далтон отрицательно покачал головой.
      – Беременным женщинам не стоит разъезжать на мотоциклах. Это слишком опасно. Я не хочу подвергать риску тебя или ребенка.
      – Мы же проедем всего несколько кварталов, к площади. И улицы здесь совсем тихие, – умоляюще смотрела на него Фэйф.
      – У меня только один шлем, – озарило вдруг Далтона. – Чарли нас оштрафует за нарушение правил.
      – Не оштрафует, – озорно улыбнулась она. – Кроме того, я могу сбегать попросить шлем у мальчишек на углу.
      – Нет, – резко ответил он. – Я не повезу тебя на мотоцикле. Я должен защищать тебя, а не подвергать твою жизнь опасности.
      – Далтон, – просительно протянула она, взмахнув ресницами. – Ну пожалуйста.
      – Нет, и не проси. Это окончательно и бесповоротно.
      – А если ты проиграешь мне в армреслинге?
      Далтон заморгал.
      – Что?.. Никогда!
 
      – Куда мне ставить ноги?
      – Сюда… и сюда. Держи ноги на этой скобе и подальше от глушителя. Когда работает мотор, он сильно нагревается. Ты знаешь, что твоя затея безумна?
      – Ты просто злишься на то, что я победила тебя в армреслинге, – миролюбиво сказала Фэйф.
      – Ты не победила. Ты обманула меня.
      – Нет, все было честно, – возразила Фэйф.
      – Обманула. Нет таких правил, чтобы целовать противника во время матча. – Он занес ногу и уселся в седло «Харлея». – Надеюсь, что не пожалею об этом, но… Забирайся. – Далтон протянул руку, чтобы помочь Фэйф взобраться на мотоцикл. – Теперь держись за меня крепче.
      Фэйф обхватила его руками. Далтон вздрогнул от тесного контакта их тел и приподнялся в седле.
      – Готова?
      Когда он снова уселся, Фэйф плотно сцепила руки на его талии.
      Далтон повернул ключ в замке зажигания, и шестьсот двадцать восемь фунтов металла вдруг ожили под ней.
      – Держись крепче, – через плечо бросил Далтон.
      Но в этом не было необходимости, так как Далтон не собирался ехать быстрее двадцати миль в час, а единственный поворот по дороге был у знака остановки на углу.
      Фэйф ожидала рева мотора, свиста ветра в ушах и разочаровалась было в поездке, но потом поняла, что Далтон боялся за нее, и ее затопила волна необыкновенной нежности. Один крутой поворот, даже на маленькой скорости – и она могла повредить ребенку.
      Но даже на маленькой скорости это было захватывающее путешествие. Мощная машина полностью подчинялась Далтону, словно была продолжением его тела. Ветер не свистел в ушах, как она надеялась, но Фэйф прижималась к широкой мускулистой спине Далтона и наслаждалась его близостью. Внезапно она порадовалась, что он отказывался ехать быстрее. Тогда бы их путешествие было слишком коротким.
      Далтон припарковал «Харлей» на площади возле здания суда и помог Фэйф слезть с мотоцикла. Фэйф намеренно не смотрела в сторону разрушенного офиса, видневшегося в полуквартале отсюда. Она не хотела портить прекрасный день ужасным зрелищем.
      – Вот видишь, – торжественно заявила она, снимая шлем. – Мы приехали, целы и невредимы.
      – Не знаю, как ты, но я чувствую себя так, словно преодолел сто миль по пересеченной местности. Нам очень повезло. Могло случиться все что угодно.
      – Но ведь ничего не случилось. – Она провела рукой по волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди.
      – Нам под колеса могла выскочить собака, – не мог успокоиться он.
      – Далтон…
      – Или ребенок на велосипеде… Все что угодно.
      Фэйф опустила глаза и прильнула к его руке. Внезапно ей стало стыдно за свою глупую выходку. Она прижала руку туда, где в бешеном ритме билось его сердце. Никогда в жизни он не признался бы, что причиной его волнения было не столько беспокойство, сколько ощущение ее близости.
      – Но Далтон, – проворковала она тоном, более уместным в постели, чем посреди улицы. – Ты такой хороший мотоциклист, у тебя такая замечательная машина, что я уверена, что ты справился бы с любой трудностью.
      Он усмехнулся.
      – Ты слегка преувеличиваешь, не находишь?
      Фэйф взглянула на него, прищурившись.
      – Разве?
      – Продолжай держать руки у меня на груди, и я забуду, что мы посреди людной улицы, и поцелую тебя так, что ты забудешь, кто ты и где находишься.
      Вздохнув с сожалением, Фэйф отстранилась и улыбнулась.
      – Обещания, обещания…
      – Ты дразнишь меня?
      – Нет, – сказала она, отступая еще дальше и вытянув руки, не давая ему приблизиться. – Я просто пошутила. Далтон, люди смотрят. Я дорожу своей репутацией. Дал…
      Фэйф не успела договорить, потому что он рванулся к ней. Звонко рассмеявшись, она ловко увернулась от его широко расставленных рук.
      Идя к месту встречи с Дэвидом, они смеялись и держались за руки. Фэйф уже давно не чувствовала себя такой счастливой и беззаботной. Особенно после того настроения, в котором она пребывала сегодня утром. Перемена была разительной. «Грустные раздумья – лишь пустая трата времени», – решила она.
      Ждавший их за углом Дэвид удивленно смотрел на Фэйф.
      – Привет, Дэвид. Что случилось?
      Его взгляд переместился с ее улыбающегося лица на их сплетенные руки.
      Он покачал головой и улыбнулся.
      – Ничего. – Его улыбка стала еще шире. Он протянул руку Далтону. – Вы Макшейн. Я видел вас тогда в больнице. И еще на первой полосе газеты. Вы настоящий герой. Я восхищаюсь вами.
      – Спасибо. – Далтон крепко пожал протянутую руку.
      – Что ты нашел для нас? – нетерпеливо спросила Фэйф.
      – Не знаю, о чем ты думаешь, но…
      – Не тяни, давай рассказывай.
      – Ну ладно, пошли. – И легкой пружинистой походкой он пошел перед ними к противоположной стороне площади.
      – Единственное свободное помещение там – это старая библиотека, – по дороге прокомментировала Фэйф, вспомнив, как гордились жители Ту Оукс, когда несколько месяцев назад состоялось торжественное открытие нового, более просторного здания городской библиотеки, в то время как в других городах Техаса библиотеки приходили в упадок и за ненадобностью закрывались.
      – Я думала, что та фирма из Амарилло продала это помещение.
      – Видимо, нет.
      Фэйф нахмурилась. Насколько она помнила, в старой библиотеке было достаточно места, чтобы разместить редакцию газеты, но там давно протекал потолок, канализация и отопление работали с перебоями, а стены нуждались в покраске. У города никогда не находилось средств для проведения капитального ремонта.
      Возможно, тогда помещение обойдется дешевле. Это, конечно, обрадует страховую компанию, но перспектива работы в таких неподходящих условиях ее совсем не привлекала.
      Фэйф сама устыдилась своих мыслей. Ей еще повезло, что нашлось хоть какое-то место для их редакции. Еще больше ей повезло, что она осталась жива после взрыва. Остается осадить мэрию с требованием денег на капитальный ремонт, мрачно усмехнулась она, и их положение будет вполне сносным.
      Кто-то с внутренней стороны закрыл окна бывшей библиотеки белой бумагой. Дэвид отворил перед ними дверь, и когда Фэйф шагнула внутрь, повсюду вспыхнул свет, и громкие крики: Сюрприз! – сотрясли стекла.
      – Что…
      Перед ней стояли десятки людей с улыбками на лицах. Ее вдруг ослепила вспышка. Когда туман перед глазами прояснился, она увидела Дженни Мартин с фотоаппаратом в руках, Крийга, ее агента по рекламе, Розали, отвечавшую за распространение «Реджистер», бухгалтера Маргарет и еще множество знакомых с детства лиц. Все были в смешных широкополых шляпах, украшенных яркими лентами, подозрительно похожих на те, что Фэйф видела в руках Виолы на собрании организационного комитета.
      Сестры Снид, как всегда одетые в яркие костюмы, тоже были здесь, торжественно приветствуя ее. От стены отделился Чарли с бокалом для пунша в руках. Мэр и еще как минимум полгорода собрались здесь, улыбаясь и поздравляя ее, как гордые родители, чей ребенок впервые добился успеха.
      Но не только эти люди, пришедшие ей на помощь, поразили Фэйф. Она с изумлением оглядывалась по сторонам.
      Помещение было полностью отремонтировано, меблировано и оборудовано для работы. Шкафы, столы, компьютеры, принтеры, сканер, факс – все было новым и сверкающим. И кругом море цветов.
      Фэйф закрыла глаза.
      – Что это значит? – прошептала она, переполняемая эмоциями.
      – Дэвид? – Фэйф обернулась к своему помощнику, стоявшему рядом с Далтоном возле двери и расплывшемуся в улыбке до ушей. – Дэвид, неужели я не сплю? А если это сон, то, пожалуйста, не буди меня.
      Дэвид окинул широким жестом окружавшее их великолепие.
      – Добро пожаловать во временный офис «Ту Оукс уикли реджистер». Надеюсь, ты не слишком огорчишься, но страховка уже получена, так что, когда старое здание отстроят, боюсь, что вся эта мебель и оборудование – в общем, все это останется у нас.
      – Ты хочешь сказать, что все уже сделано? И нам не надо тратить уйму времени на ремонт и закупку мебели и всего остального? Это…
      От радости у Фэйф на глаза навернулись слезы.
      Дэвид просиял.
      – Завтра установят телефон, и мы сможем приступить к работе.
      – Поздравляем, Фэйф! – Мэр протянул ей бокал с пуншем. – Твои друзья подняли на ноги весь город и половину Амарилло, чтобы устроить этот маленький сюрприз.
      – Все нам помогали, Фэйф, – сказала Маргарет. – Мы хотим, чтобы ты знала, как мы рады, что у нас есть ты!
      Ее друзья потратили столько сил ради нее! Старую библиотеку невозможно было узнать. Свежая краска на стенах, побеленный потолок, новый ковер, мебель, современная техника полностью преобразили ее. Фэйф была растрогана до глубины души.
      – Ну, скажи что-нибудь, – раздался голос Чарли среди толпы.
      – Я… я даже не знаю… С-спасибо.
      – Только не вздумай расплакаться, – предупредила Виола, – если ты заплачешь, то и Винсент не выдержит. Сама знаешь, каким он стал сентиментальным. Его нос покраснеет, и нам будет стыдно за него. Неприлично появляться в обществе с красным носом.

      Перемены… Далтон, чувствовал, как меняется его отношение к жизни. Как идет переоценка сложившихся понятий. Долгие годы он относился к себе как к рациональному, жесткому человеку, лишенному романтизма и сентиментальности. Затем, после смерти Эми, для него перестало иметь значение собственное мнение и мнение других. Его все перестало волновать, словно душа и тело погрузились в спячку.
      Но сейчас он постепенно возвращался к жизни. Он ощущал необходимость заботиться о ком-то. Заботиться об этой необыкновенной женщине, посланной ему Богом, о ее не родившемся еще ребенке. Его не оставляли равнодушным ее друзья, ее работа, ее городок. Но прежде всего его волновала эта женщина.
      Со временем он понял, что глубоко любит Фэйф. Далтон считал, что после Эми не сможет полюбить – Эми была его женой, женщиной, выбранной им на всю жизнь. Сейчас, оглядываясь на прошлое, Далтон понимал, что, возможно, они расстались бы, если бы он отказался бросить работу ради семьи. Но он искренно любил Эми.
      Теперь он любит Фэйф. Слово осталось прежним, как не меняется оно уже тысячи лет. Но его чувство к Фэйф было совершенно непохожим на прежнюю влюбленность. Может быть, потому, что он стал взрослее.
      Теперь его любовь, казалось, жила глубоко в сердце и затрагивала те струны души, которые раньше молчали.
      Далтон задумчиво смотрел в окошко микроволновой печки, наблюдая, как смешно подпрыгивает бумажный пакетик со взрывающимися в нем зернами кукурузы. Ему пора рассказать Фэйф об Эми. Но за неделю, прошедшую с той ночи, когда они с Фэйф стали близки, он никак не мог найти подходящего момента. Ей бы тоже показалось роковым то, что он потерял во взрыве женщину и ребенка, и вот судьба привела его еще к одному взрыву и еще к одной женщине, готовящейся стать матерью.
      А, черт! Нельзя их сравнивать. Между событиями, как и между женщинами, сыгравшими важную роль в его жизни, не было ничего общего.
      Раздался свисток таймера, но Далтон так и остался сидеть, погруженный в свои мысли.
      Когда безопасность Фэйф не будет вызывать сомнений, надобность в его услугах исчезнет.
      Далтон достал пакет из печки и высыпал попкорн в большую миску.
      Конечно, ФБР мало продвинулось в расследовании. Им удалось лишь установить неидентичность бомбы, взорвавшей офис Фэйф, с теми, что посылал Неизвестный. По мнению ФБР, террорист, покушавшийся на Фэйф, был весьма неопытным подражателем.
      Но все еще не обнаружилось никакой связи между взрывом в редакции и смертью ее отца. В течение прошедшей недели Далтон и Фэйф проштудировали все выпуски «Реджистер» за последние полгода. Они не нашли никаких заголовков, фотографий, статей, которые могли быть связаны с обоими преступлениями. Абсолютно ничего. Хроника происшествий вообще отсутствовала – в городе не совершалось серьезных преступлений со времени судов Линча над угонщиками скота, которые были настоящим бичом Техаса в начале века.
      Далтон взял из кладовки две большие бумажные салфетки и присоединился к Фэйф в гостиной.
      Фэйф смотрела записанный на видео последний выпуск новостей, пропущенный ею. Далтон протянул ей салфетку, поставил миску между ними и откинулся на подушку софы, чтобы удобнее было смотреть – не на экран, а на Фэйф.
      Одной рукой держа пульт, другой она взяла пригоршню попкорна, не отрываясь от экрана. Могло показаться, что она не заметила его присутствия, но Далтон знал, что это не так. По тому, как напряглось ее тело, Далтон понял, что она так же взбудоражена его присутствием, как и он сам. Ей пришлось смотреть новости в записи только потому, что они провели большую часть дня в постели. Она благодарила Далтона за то, что он такой заботливый телохранитель и так хорошо оберегает каждую частичку ее тела.
      Для федеральных властей не было причин волноваться за безопасность Фэйф – кроме, может быть, той, что при одной мысли о двух, казалось бы, не связанных случаях – гибели Джо Хиллмана и покушении на его дочь, – у Далтона возникало плохое предчувствие. Какой-то внутренний голос твердил, что здесь кроется что-то неладное. Чарли и Брайан Маккомисы могли поклясться, что чувствуют то же самое.
      Однако не было ни одной нити, могущей привести к человеку, убившему отца Фэйф. А все время агентов ФБР, присланных в Ту Оукс, занимало расследование взрыва в редакции.
      Проклятье! Далтон даже начал подозревать в убийстве человека, использовавшего его имя при знакомстве с Фэйф, но он тут же одергивал себя, ведь у него не было к тому никаких оснований. Скорее всего о себе заявляла ревность к мужчине, ставшему отцом ребенка Фэйф.
      Глядя на Фэйф, Далтон продолжал сосредоточенно размышлять. Он как-то спросил Фэйф о нем. Мужчина, называвшийся Далтоном Макшейном, вновь появился в Ту Оукс где-то в апреле. Он попросил у Фэйф прощения за то, что не сказал о существовании жены, и поинтересовался, как идут ее дела после смерти отца. Фэйф с присущей ей прямотой и честностью рассказала о своей беременности. Не ожидая от него никаких обязательств, она считала, что он вправе узнать о будущем отцовстве.
      После этого его и след простыл. Больше Фэйф не общалась с ним, если не считать посланного им чека на ее имя.
      Человек в здравом уме не мог послать женщине чек на две тысячи долларов, а потом тем же путем отправить ей бомбу. Если он собирался убить ее, зачем было посылать деньги, причем довольно приличную сумму?
      Нет, тут что-то не сходится.
      Но Далтону хотелось знать, что это был за человек и почему он воспользовался его именем. Что ж, он обязательно постарается выследить подонка, когда работа здесь завершится. У него нет причин оставаться в Ту Оукс.
      «Кроме той, что я люблю ее».
      У Далтона защемило сердце.
      Господи, почему он должен покинуть ее? Ему уже не хотелось возвращаться на лодку дяди, к одинокому существованию, и, Бог свидетель, никаких планов на будущее у него нет. Смутное желание вернуться в полицию было лишь желанием, и ничем больше.
      Дьявол! У него появилась дельная идея. Он мог бы вернуться на службу прямо здесь, в Ту Оукс. Место шефа полиции все еще вакантно, а опыта и квалификации у него достаточно.
      Открывшаяся возможность окрылила его. Ему вдруг захотелось всего сразу – жену, работу, дом, в котором рождается детский смех. Фэйф. Больше всего на свете он хотел, чтобы Фэйф была с ним. Всегда.
      А как она отнесется к этому? Хочет ли она прожить с ним жизнь бок о бок.
      Далтон потянулся к ней.
      – Фэйф…
      – Черт! Не могу в это поверить… – В ее голосе слышались одновременно растерянность и недоверие.
      Фэйф отдается работе целиком, так же как еде или… сексу. Сердце Далтона захлестнула нежность. Он прибережет свои вопросы и предложения до тех пор, пока ее внимание не будет полностью принадлежать ему. Например, до сегодняшней ночи, в постели.
      – Чему ты не можешь поверить? – мягко спросил он.
      – Это не может быть он!
      Нацелившись дистанционным пультом в экран, как для выстрела, она перемотала пленку назад и нажала на паузу. Изображение замерло. На кадре, судя по всему, была показана парковочная площадка перед большим продовольственным складом.
      Стоянка была заполнена людьми. Ковбойские шляпы так и мелькали в толпе.
      Фэйф напряженно замерла, не отрывая глаз от экрана.
      – Это он… – выдохнула Фэйф и снова застыла.
      – Кто? – не сразу догадался Далтон, хотя только что думал об этом человеке.
      – Он.
      Фэйф наклонилась вперед, чтобы Далтон не видел, как сильно дрожали ее руки. Спина и плечи стали вдруг деревянными.
      – Этот мерзавец. Как-Там-Его.
      Далтон напрягся.
      – Ты хочешь сказать…
      – Да. Тот, кто назывался тобой.
      Честно говоря, она думала, что никогда больше его не увидит, и не испытывала ни малейшего желания встретиться с ним снова. И вдруг он появился прямо в ее доме, пусть даже не он сам, а лишь его телевизионное изображение. «Господи, ну почему именно сейчас!» – мысленно простонала она. Она не хотела, чтобы он вновь врывался в ее жизнь. Он ушел. Так почему он не исчез навсегда?
      Фэйф не хотела очередного напоминания о своей непростительной глупости. Она хотела продолжения сказки, которой стала ее жизнь за последнюю неделю. Она хотела быть с Далтоном. Глупо, но она даже начала представлять себе, что это его ребенка она носит, что он будет с ней, когда малыш родится и когда начнет делать первые неуклюжие шаги, когда принесет первую двойку из школы и когда закончит колледж. «Далтон, Далтон, не оставляй меня!» – кричало ее сердце, разрываясь от боли.
      – Где? – властно спросил Далтон. – Который?
      – Вон он, возле входной двери, пьет колу.
      Далтон пристально всмотрелся в экран, но изображение было нечетким.
      – Как ты могла его узнать?
      Он хорошо различал лишь привычный красно-белый стаканчик из-под колы. «Только бы она ошиблась!» Странно, но сейчас ему не хотелось, чтобы она указала именно на этого человека.
      – Вон он!
      Фэйф немного перемотала пленку назад и включила кнопку воспроизведения. Ясно разглядев его, Далтон, шокированный, замер.
      – Сукин сын! – Неосознанно он дотронулся до шрама на щеке.
      Лишь спустя мгновение Фэйф поняла, что и Далтон узнал этого человека. Пришла ее очередь удивляться.
      – Ты знаешь его?
      – Джек, ты, сукин сын, откуда ты взялся? – процедил он сквозь зубы. – Где проходит это собрание? Перемотай-ка назад.
      – Кто он? – спросила Фэйф, неуверенная, что хочет знать правду.
      Далтон повернулся к ней. Его лицо исказила ярость, а глаза приобрели уже знакомый ей стальной оттенок.
      – Его зовут Джек Брукс. Это брат моей жены.
      Сердце Фэйф остановилось. Оно просто… перестало биться.
      – Ты женат…
      В душе у Далтона все перевернулось, когда он увидел побледневшее лицо Фэйф.
      – Нет. – Он потянулся, чтобы обнять ее, но она отпрянула. – Прости, что раньше не сказал этого. Я был женат. Эми умерла четыре года назад.
      Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем сердце Фэйф снова забилось. Был женат. Эми… Слова прочно засели у нее в голове. От облегчения она почувствовала слабость. Фэйф перемотала пленку на начало сюжета. Почему Далтон не рассказывал ей о жене?
      С первых минут репортажа Далтон начал тихо цедить проклятья. Вопросы замерли у Фэйф на губах. Она внимательно следила за происходящим на экране.
      На складе, выбранном, чтобы напомнить избирателям о своем ковбойском происхождении, сенатор Ричард Кроуфорд стоял на кузове грузовика и разъяснял собравшимся детали нового сельскохозяйственного законопроекта, предложенного им в сенате.
      Далтон стиснул зубы и заставил себя сосредоточиться на репортаже, хотя ему очень хотелось разнести телевизор в клочья, если бы это помогло добраться до изображенных в нем людей. Когда сюжет закончился, он мгновенно, одним прыжком оказался у телефона, стоявшего на столике возле софы.
      – Какой номер у Чарли?
      – Может быть, ты расскажешь мне, в чем дело?
      – Я расскажу тебе все, но сначала дай мне номер Чарли.
      Фэйф продиктовала ему номер, и Далтон тут же набрал его.
      – Чарли, это Макшейн. Мне нужно поговорить с твоим отцом.
      – Прямо сейчас? – раздалось в трубке.
      – Чем скорее, тем лучше.
      – Что случилось? – все-таки не утерпел Чарли.
      – Мне нужна информация. Я расскажу тебе позже, сейчас некогда объяснять. Пожалуйста, дай мне его номер.
      Минутой позже Далтон дозвонился до Брайана Маккомиса. После краткого приветствия наставника – впервые за четыре года он дал о себе знать – Далтон перешел к делу:
      – Мне нужны данные из архива. Все, что у вас есть на Джека Брукса, на кого он работает, с кем связан.
      – Подожди минутку. Джек Брукс? Это не?..
      – Да, именно он. Брат Эми. Он появился в Ту Оукс сразу после смерти Джо Хиллмана.
      – Под твоим именем?
      – Ты знаешь об этом?
      – Чарли кое-что рассказал мне об этой странной истории.
      – Тут другое. Я выяснил, что другим Далтоном Макшейном был Джек, потому что Фэйф узнала его, увидев по телевизору в выпуске новостей. Он стоял возле погрузочного дока продовольственного склада, где Кроуфорд проводил пресс-конференцию.
      Слово, вырвавшееся у Брайана, Фэйф никогда бы не напечатала в газете.
      – Именно так думаю и я, – мрачно ответил Далтон. – Я чувствую, что запахло жареным, Брайан. Сколько понадобится времени для компьютерных поисков?
      – Я сам займусь ими прямо сейчас, – пообещал Маккомис-старший.
      – Позвони мне по телефону Фэйф, как только что-нибудь найдешь.
      – Дай мне пару часов.
      Далтон поблагодарил его и повесил трубку.
      – Что происходит, Далтон? Мне тоже хочется во многом разобраться, – напомнила о себе Фэйф.
      Далтон глубоко вдохнул, чтобы унять гнев, готовый выплеснуться наружу. Одно имя Кроуфорда, произнесенное вслух, вызвало у него дикое желание крушить все подряд. Но Фэйф заслуживала объяснений.
      – Только одно условие. Все, что я расскажу тебе, – не для печати. Согласна?
      Заинтригованная, Фэйф кивнула.
      – Когда я служил в техасских рейнджерах, сенатор от нашего штата Ричард Кроуфорд подозревался во множестве грязных махинаций – от ввоза наркотиков через нелегально приезжающих в страну иностранцев и вплоть до убийств.
      – Кроуфорд? – недоверчиво переспросила Фэйф. – Это невозможно. Я знаю его. Он бесхребетное существо. Для серьезных преступлений нужно иметь сильный характер.
      – Характера у него достаточно, – сухо возразил Далтон. – Мы подозревали, что он стоит за несколькими убийствами, связанными с наркотиками, но ничего не могли доказать. Расследование вел я, и он знал это. Должно быть, я оказался ближе к его изобличению, чем сам предполагал. И он решил меня убрать.
      – Уб… – Фэйф изменилась в лице – Убить тебя?
      Далтон хмуро встретил ее взгляд.
      – Он подложил бомбу в мой дом.
      – О Господи!
      Далтон отвернулся и невидящим взглядом уставился на застывшее изображение Джека на экране.
      – Кроуфорд все рассчитал. Он точно знал, когда я буду дома один. Его мишенью был я.
      – Что случилось?
      – Он не принял во внимание утренние недомогания Эми, связанные с ее беременностью.
      Фэйф зажала рот рукой, чтобы не закричать.
      – К тому времени она уже должна была быть на работе, но в то утро осталась в постели. Она обожала сухое печенье, и оно было единственным подходящим для нее завтраком в тот период. Так что я поехал в булочную. Я успел выехать из ворот дома и оглянулся как раз в тот момент, когда дом взорвался.
      Фэйф лежала одна в постели, перебирая в памяти рассказ Далтона. Правда ясно и отчетливо предстала перед ней.
      Он рассказал ей, как сильно его жена ненавидела его работу, как настойчиво просила, чтобы он ушел из полиции, – особенно когда узнала про беременность, и каким черствым он был, не прислушиваясь к ней.
      – Я больше ничего не умел, – говорил он Фэйф. – Мои дед и отец тоже были техасскими рейнджерами, желание служить в полиции было у меня в крови, или я так считал.
      Далтон обвинял себя в смерти жены и своего будущего ребенка. Понимал ли он, что оставить любимую работу его заставило чувство вины, а не злость за отстранение от ведения расследования, как он сказал Фэйф? Наверное, понимал, даже если не признавал этого, так же как осознавал, что именно чувство вины заставило его провести четыре года в добровольном изгнании, занимаясь ловлей креветок в Корпус-Кристи.
      Фэйф понимала, почему он обвинял себя, но все же это приводило ее в ярость. В еще большую ярость она пришла, узнав, что брат погибшей жены Далтона тоже обвиняет его в смерти своей сестры.
      Теперь оставалось выяснить, была ли связь между бомбой, убившей Эми Макшейн, и взрывом в Ту Оукс. Зачем Джек Брукс приезжал сюда? Просто по делам ранчо, как он сказал ей? Было ли его решение назваться Далтоном Макшейном только жестокой шуткой? Как смерть ее отца и бомба, посланная ей, были связаны – если такая связь существовала – с Джеком Бруксом? Приведет ли эта ниточка к Кроуфорду?
      Далтон внизу снова просматривал прошлые номера «Реджистер» в ожидании звонка от Брайана Маккомиса. Фэйф не давал уснуть еще один вопрос: была ли она для Далтона заменой погибшей жены, ждущей ребенка – его ребенка? Было ли напоминание о жене причиной, по которой он не лег с ней в постель впервые за эту неделю?
      Она многое бы отдала, только бы это было не так.
      Но, в отличие от тех случаев, когда всплеск гормонов доводил ее до слез, сейчас слез не было. Вопросы, волновавшие ее, были слишком серьезными, слишком болезненными, слишком важными, чтобы облегчить душу и немного поплакать. Фэйф начала думать о вещах не менее страшных, но отдаленных от нее временем – о гибели отца, о бомбе, взорвавшейся в офисе. Она до сих пор не могла понять, почему не нашла ни следа той сенсации, которая стоила ее отцу жизни. Фэйф наводила справки у Дэвида, но он не имел понятия, о чем она говорит. Она просмотрела все что могла. Если бы отец оставил в офисе дискеты с информацией, Фэйф непременно обнаружила бы их. Она искала везде. Везде.
      Телефон зазвонил, и после первого же звонка Далтон снял трубку. Заперев свою боль в дальний уголок сердца, Фэйф встала и накинула халат. Сейчас не время предаваться чувствам. Ей нужно знать, что сообщил Брайан Маккомис Далтону.
      Далтон сидел за ее письменным столом и делал записи в блокноте, прижав трубку к плечу. Он открывал рот только для проклятий, остальное время слушал и записывал. Фэйф заглянула через его плечо, но не разобралась в странной стенографии записей.
      – Не важно, насколько законно его дело. За ним тоже стоит Кроуфорд. И зачем через четыре года Джеку понадобилось использовать мое имя?
      Он послушал своего собеседника и сделал еще несколько записей.
      – Ты можешь связаться с ФБР? Я встречался с их агентами по расследованию взрыва здесь, но они смотрят на меня свысока и не станут слушать. Они думают, что я наживаюсь на Фэйф, запугивая ее и убеждая, что ей нужен телохранитель. Пусть они… – Он замолк, приложив руку к виску, глубоко вздохнул и затем продолжил: – Пусть они сравнят бомбу, посланную Фэйф, с той, что была подложена в мой дом. Прошло много времени, но я подозреваю, что он замешан в обоих взрывах.
      Все поплыло у Фэйф перед глазами. Колени подкосились, и она прислонилась к столу, чтобы не упасть.
      Когда Далтон повесил трубку, он увидел Фэйф и тихо выругался.
      – Ты, как мне кажется, должна быть в постели.
      Он встал и усадил ее на стул.
      – Я не могла уснуть. Расскажи мне все, что удалось узнать, Далтон.
      Далтон на миг закрыл лицо руками, словно собираясь с мыслями. Когда он поднял голову, руки устало опустились.
      – Джек управляет продовольственным складом в Остине. Там Кроуфорд проводил пресс-конференцию. Складом владеет корпорация из Сан-Антонио, которой владеет холдинговая компания в Хьюстоне, которой владеет…
      – Ближе к делу, – поморщилась Фэйф, которой было все равно, кто чем владеет.
      – …компания в Браунсвилле, одним из владельцев которой является не кто иной, как сенатор от штата Техас Ричард Кроуфорд.
      – Но это ничего не доказывает.
      – Нет, но связывает Джека с Кроуфордом.
      – Лишь косвенно. Зачем Джеку иметь дело с человеком, убившим его сестру?
      – Он не знал, что я подозреваю Кроуфорда. У меня не было доказательств. Дьявол, когда же мы узнаем, что именно нашел твой отец!
      – Ты считаешь, что Кроуфорд, которого мой отец знал всю жизнь, имеет отношение к его смерти?
      – Послушай, мне жаль, если Кроуфорд – друг…
      – Я этого не говорила. Но он умеет хорошо притворяться. В конце концов, как говорил мой отец, он, независимо от характера и человеческой сущности – непревзойденный политик.
      – Джек Брукс хорошо знал его?
      – Думаю, так же, как любой другой. Кроуфорд вырос в нашем округе. Он даже… – Фэйф запнулась.
      – Что, Фэйф?
      – Он как-то приходил на рождественскую вечеринку в редакцию «Реджистер», – медленно произнесла она. – Он был изрядно навеселе. Помню, он упал, выходя из машины, и выронил свой карманный компьютер. Я никогда не видела его таким пьяным.
      Далтон начал мерить шагами комнату.
      – Может, твой отец случайно узнал что-нибудь губительное для Кроуфорда, и он убил его, чтобы заставить замолчать, а потом подослал Джека, чтобы выяснить, что знаешь ты? – предположил он.
      Фэйф уняла подступившую к горлу дурноту и попыталась сосредоточиться. Она раскопала много сенсационных историй в Канзас-Сити для «Стар». «Отбрось все эмоции и представь, что готовишь еще один репортаж», – приказала она себе.
      Ей стало немного легче. Она расправила плечи.
      – Джек интересовался делами газеты. Он приходил пару раз в редакцию. Но имя Кроуфорда никог… Нет, упоминалось, – неожиданно вспомнила она.
      – Каким образом? – резко спросил Далтон.
      – Помню, Джек сказал, что слышал в закусочной «У пастушка», что Кроуфорд как-то был в городе. Сказал, что ему приятно узнать, что сенатор посетил наш офис.
      – Что еще?
      – Это все.
      – Что ты ответила, когда он упомянул Кроуфорда?
      Фэйф на минуту задумалась. Затем покачала головой.
      – Не помню, чтобы я что-то говорила. – Она усмехнулась. – Кажется, я подумала, что с его стороны очень мило изображать такой восторг по поводу пребывания сенатора в нашей редакции.
      – Поверь мне, – мрачно сказал Далтон, снова дотронувшись до шрама на щеке. – Джек может быть каким угодно, но только не милым.
      – Это он оставил тебе этот шрам? – тихо спросила она.
      Не желая тревожить ее лишними мрачными подробностями, Далтон засунул руки в карманы и отвернулся.
      – Неважно. Нам нужно выяснить, что узнал твой отец. О какой сенсации он собирался рассказать тебе?
      – Может, бомба была послана, чтобы уничтожить информацию, которую папа мог оставить, – Фэйф нахмурилась. – Нет, не имеет смысла. Зачем тогда было столько ждать? Кроме того, они не могли знать наверняка, что порочащие его сведения находятся в редакции, если только не обыскали дом.
      – Сколько времени прошло со смерти твоего отца до того момента, как его нашли?
      – «Просто думай об этом отстранение, как о еще одном репортаже, тогда все станет намного легче», – напомнила себе Фэйф.
      – По результатам вскрытия смерть наступила между десятью часами вечера и полночью. Около полудня следующего дня Дэвид пришел проверить, дома ли он, не понимая, почему отец не появился в редакции.
      – Времени было достаточно, чтобы перевернуть весь дом, – мрачно заметил Далтон.
      – Если дом был обыскан, то очень осторожно. Я никогда не замечала, что какая-нибудь вещь лежит не на своем месте.
      – Кроуфорд не нанимает любителей. Он пользуется услугами профессионалов уже давно.
      Фэйф скорчила гримасу.
      – Кем, в таком случае, был Джек? Профессиональным жиголо?
      – Джек – профессиональный осел.
      Фэйф опустила глаза.
      – Прости, – мрачно сказал Далтон. – Понимаю, он, возможно, еще небезразличен тебе.
      Фэйф испытала острое желание чем-нибудь увесистым запустить ему в голову.
      – Даже не знаю, Далтон, кто из вас больший осел? Единственное, что я хочу от Джека Брукса – его группу крови и перечень наследственных болезней, если таковые имеются. Для ребенка.
      Для ребенка… Далтон запрокинул голову, уставившись в потолок. Ребенка, зачатого Джеком. Мысль о Джеке, ласкающем Фэйф, обнимающем, целующем ее, была невыносима. Жестокая ирония судьбы – если бы Эми была жива, ребенок Фэйф был бы племянницей или племянником Далтона.
      – У него нулевая группа крови, резус-фактор отрицательный, – сухо сказал он, не глядя на нее. – Как и у Эми. Его дед по материнской линии умер от рака толстой кишки. У отца избыточный вес и высокое давление, но ничего серьезного. По крайней мере, не было ничего серьезного в последний раз, когда я слышал о нем.
      – Прекрати, – не выдержала Фэйф. Каждое сказанное им слово причиняло боль. Она не была готова слушать о семье его погибшей жены. Возможно, никогда не будет готова. – Об этом поговорим… позже. Итак, если дом был обыскан после того, как папу застрелили – и редакция тоже, – можем ли мы предположить, что они не нашли предмета поисков? Или что они нашли его раньше, а потом убили отца, чтобы заставить замолчать навсегда?
      – Ни одна из версий не объясняет взрыва. Зачем им было ждать все это время? Если мы правы и твой отец действительно нашел что-то опасное для Кроуфорда, то, чтобы посылка с бомбой была оправдана, Кроуфорд должен подозревать, что ты недавно наткнулась на какую-то информацию, опасную для него. Что возвращает нас к исходной точке. Черт! К газете.
      В глазах Далтона мелькнула догадка. Он кинулся к кипе газет на столе и принялся ее ворошить, пока не вытащил последний выпуск, опубликованный перед взрывом. Он нашел нужное место и начал читать вслух:
      «На этой неделе я случайно обнаружила в редакции дискеты, оставленные моим отцом. В каких только местах люди не прячут свои вещи! Мой отец, например, хранил непроявленные фотопленки в морозильнике. Допустим, так делают многие. Но что вы скажете о компьютерной дискете, обнаруженной на дне коробки с рождественскими игрушками?
      Как только мы закончим работу над этим выпуском, я выберу время и посмотрю, что на них записано, и, если найду что-нибудь интересное, обязательно сообщу нашим читателям»…
      Далтон внимательно посмотрел на Фэйф. Она подняла руку, останавливая готовый у него вырваться вопрос.
      – Забудь об этом. На дискете не было ничего интересного – только список подарков на Рождество.
      – Проклятье! – Расстроенный Далтон швырнул газету на стол. Опустив голову, он взъерошил пальцами длинные волосы. – Но ты так и не сообщила читателям, что было на дискете, верно?
      – Я планировала сделать это, но последние события заслонили эту тему, – ответила Фэйф, не очень понимая, что он имеет в виду.
      Далтон снова поднял газету.
      – Здесь должна быть какая-то связь, Фэйф. Человек с нечистой совестью мог подумать, что ты нашла совершенно другое.
      – Человек, который был здесь на Рождество… – От догадки, пришедшей ей в голову, Фэйф стало трудно дышать. – Человек, уронивший карманный компьютер на тротуар… Дьявол, почему я не вспомнила об этом раньше?
      – Не вспомнила чего?
      – Когда компьютер Кроуфорда упал, панель отделения для батареек отскочила. Я подняла ее вместе с дискетой, выпавшей из мини-компьютера.
      – Пожалуйста, сосредоточься, Фэйф. Важна каждая мелочь. И что ты с ней сделала?
      – Положила на стол отца вместе с отскочившей панелью. Вслед за мной отец внес компьютер, удостоверился, что он не поврежден и работает, вставил панель и отнес обратно к машине Кроуфорда. – Она с отвращением скривила губы. – Он был слишком пьян, чтобы понимать, что происходит.
      – А что произошло с дискетой?
      Фэйф нахмурилась.
      – Не знаю. Думаю, папа вставил ее туда, откуда она выпала.
      – Вот оно! Это должна быть та самая ниточка, которая приведет нас к разгадке.
      – Так где же она, черт возьми? – чуть не закричала Фэйф. – Мы прочесали весь дом и не заглядывали разве что под кухонную раковину.
      – Ты, может быть, нет, но я заглядывал туда в день твоего возвращения из больницы, когда искал бомбу.
      – Да это и неважно. Кто прячет дискету под кухонной раковиной? Кроме того, папа не любил бывать на кухне, предпочитая есть в гостиной. Он провел на кухне целый день лишь однажды, устраняя течь в трубе. Когда он закончи… – Фэйф прижала пальцы к внезапно задрожавшим губам. Ее всю трясло, как в лихорадке. – Закончив, он сказал, что… – Внезапно побледнев, она изменилась в лице. – Он попросил написать на его надгробии, что его частица похоронена под кухонной раковиной. Мы еще шутили над его словами. Далтон, мог он знать, в какой опасности находится? Мог он таким образом предупре…
      Далтон не дослушал ее и бросился на кухню.
      Она нашла его возле раковины, разгребающего коробки и бутылки с моющими средствами.
      – Ты говорил, что уже смотрел там.
      – Я искал бомбу, – ответил он, ощупывая каждый сантиметр трубы. – Бомба занимает больше места, чем…
      – Что там?
      – …чем пластиковый пакетик, заклеенный изолентой.
      Дискета содержала загадочные на взгляд непосвященного человека списки дат, каких-то сумм со множеством нулей – а также множество имен и названия местностей.
      – Что это означает? – Фэйф заглянула за плечо Далтона, сидевшего за ее компьютером.
      – Это может означать все что угодно, но я думаю, компьютерам техасских рейнджеров придется поработать.
      Еще один файл был добавлен отцом Фэйф, где он объяснял, что начал подозревать Кроуфорда в незаконных действиях после случайно услышанного разговора во время поездки в Амарилло перед Рождеством. Объяснял, как подменил дискеты на рождественской вечеринке в редакции «Реджистер», дав сенатору чистую, и спрятал ту, что выпала из его компьютера. Он бы сразу скопировал ее, но в кабинете было слишком много людей. Джо Хиллман намеревался сразу идти в полицию, но вместо этого решил выждать.
      В январе власти Техаса должны были принять законопроект, который принес бы большую выгоду экономике штата. Отец Фэйф долго боролся с совестью, но в конце концов рассудил, что сенатор никуда не денется, а без его голоса, бывшего решающим, закон бы не приняли. Поэтому он решил повременить с передачей ценной улики правосудию.
      Когда Далтон позвонил Брайану Маккомису, было уже три часа ночи.
      – Ты должен знать, – сказал он, – что одна из дат в списке, которым вы сейчас занимаетесь, – дата взрыва в моем доме.
      – Я выезжаю, – ответил Брайан. – Позвони Чарли и расскажи обо всем, что обнаружил. Я буду на месте через три часа.
      – Значит, это могут быть даты преступлений? – спросила Фэйф, когда Далтон повесил трубку, и махнула в сторону монитора.
      Далтон устало пожал плечами.
      – Почему бы и нет? Даты, имена, суммы. Таким образом он вел учет своих должников, отслеживал, кто из его наемников хорошо выполняет поручения, а кто не справляется. Возможно, для Кроуфорда это был не больше чем деловой календарь.
      – Но… почему он носил его в карманном компьютере? Зачем взял из машины на вечеринке?
      – Преступники, даже самые опытные, иногда совершают ошибки. Кроуфорд напился и потерял бдительность. Как те подростки во Флориде, которые записали на видео совершаемые ими акты вандализма и оставили кассету в школе. Или грабитель банка, воспользовавшийся собственной машиной и водительскими правами и взявший в заложника кассира прямо перед видеокамерами, детально зафиксировавшими состав преступления. Преступники часто считают себя умнее всех и верят в свою безнаказанность.

      Джек Брукс не был ленивым, просто, собираясь затратить на что-нибудь свою энергию, он хотел сначала удостовериться, что дело стоит его усилий.
      Он также не был лишен амбиций. Как и любой мужчина, он кое-чего добился в жизни. Например, мог себе позволить платить наличными за пару новых туфель, сшитых на заказ у известного мастера. А для этого ему нужны были деньги. Немалые деньги. Так что он время от времени выполнял кое-какую работу для своего друга сенатора.
      Ничего опасного. Джек не собирался рисковать своей головой даже ради пары сшитых вручную ковбойских сапог. И ничего противозаконного.
      Или, скажем так, ничего очень незаконного. Лишь небольшие отступления от закона здесь и там. Джек рассудил, что маленькие нарушения никому не принесут вреда и не лишат его права считать себя честным человеком.
      В любом случае, на серьезные правонарушения он не шел никогда. В последнее время он очень осторожно относился к поручениям Кроуфорда. Поездка по его приказу в Ту Оукс в прошлом январе все еще беспокоила его. Он до сих пор не понимал, что замышлял Кроуфорд, посылая его туда. Несмотря на его заверения в порочности Фэйф Хиллман, она была такой же интриганкой и шантажисткой, как и его мать, а все вокруг знали, что его мать добрейшее в мире создание. Фэйф оказалась очаровательной женщиной, пытавшейся наладить свою жизнь после трагической смерти отца.
      Мысли о ней тревожили его. Она так и не стала получать деньги по чеку, посланному им. Должно быть, она его возненавидела.
      Джеку было неприятно думать, что кто-то питает к нему подобные чувства, но он старался гнать от себя неприятные мысли.
      Уже целую неделю ему не удавалось спокойно посидеть и почитать газету или посмотреть телевизор. Кроуфорд приказал в лепешку разбиться, но навести блеск на складе для проведения пресс-конференции.
      Теперь все было позади. Он старался не зря, результат стоит затраченных усилий. Его склад показали по техасскому телевидению, а это приведет несомненно, к увеличению объема продаж. Каждый квартал Джек получал процент с прибыли, поэтому он был заинтересован в процветании дела.
      Настроение его немного поднялось от мыслей о деньгах. Довольно улыбаясь, Джек положил ноги на стол, поставил возле себя чашку кофе и сандвич и раскрыл газету. Он пил уже вторую чашку кофе, когда его внимание привлекла маленькая заметка на двенадцатой странице.
      «ФБР пришло к выводу, что взрыв, разрушивший на прошлой неделе редакцию местной газеты в маленьком техасском городке Ту Оукс, не был устроен Неизвестным. Федеральные власти полагают, что это работа его подражателя. Фэйф Хиллман, издательница и редактор «Ту Оукс уикли реджистер», которая легко пострадала во взрыве, не дала никаких комментариев по этому поводу».
      Кофе обожгло ему горло. В сердце Джека закрались смутные сомнения.
      Три часа спустя, когда старенький «Форд» Джека остановился напротив обгоревших развалин редакции газеты, ему стало страшно.
      Когда несколькими минутами спустя Джек позвонил в парадную дверь ее дома, невозможно было сказать, кто удивился больше – он или человек, открывший ему дверь. Первым опомнился Далтон.
      – Привет, Джек!
      Ударом правой руки он свалил его с ног.
      Осторожно прижимая руку к рассеченной брови, Джек поднялся и подхватил упавшую шляпу.
      – Ты что, Далтон, пытаешься отомстить мне за шрам, которым я тебя украсил? Черт, я думал, ты уже смирился с ним.
      – Ты прав, – зло сказал Далтон, глядя, как Джек вновь поднимается на крыльцо. – Это за то, что прикрывался моим именем для своих грязных делишек. А это за Фэйф!
      Он снова с размаху ударил его.
      – Спасибо, Далтон, но я могу говорить за себя. – За его спиной показалась Фэйф. – Может быть, зайдешь… Джек, ведь так тебя зовут?
      Когда Джек вошел в гостиную и Далтон закрыл за ним дверь, наступила зловещая тишина.
      – Значит, ты и вправду в порядке? – спросил Джек, неловко теребя шляпу. – Я… узнал о взрыве только сегодня.
      – Да, я в порядке.
      – Она чуть не погибла, – вмешался Далтон.
      – Мне нужно поговорить с тобой, Фэйф, – сказал Джек, оставляя замечание Далтона без внимания. – Наедине.
      – Если ты думаешь, что я оставлю тебя с ней одного, ты глубоко ошибаешься. – В голосе Далтона прозвучала глухая угроза. Он убеждал себя, что обязан заботиться о ее безопасности, однако в истинной причине своего нежелания уйти не хотел признаться даже себе.
      – Садись, Джек, – устало сказала Фэйф. – У меня нет секретов от Далтона.
      Фэйф опустилась в кресло-качалку у окна. Джек сел на софу. Далтон прислонился к двери, ведущей на кухню, засунул руки в карманы джинсов, подавляя искушение схватить Джека за горло.
      – Тебе придется кое-что объяснить, Джек, – процедил он.
      Джек стиснул зубы, не отводя взгляда от Фэйф.
      – Не встревай, Макшейн. Тебя это не касается.
      – Ты использовал мое имя для своих мерзких целей, и меня это не касается?
      – Прекратите, вы оба, – прикрикнула на мужчин Фэйф. – Зачем ты пришел, Джек? Я же сказала, что больше не хочу тебя видеть.
      Джек виновато опустил плечи.
      – Я знаю. Последнее время меня кое-что беспокоит. Теперь еще и этот взрыв… Послушай, я скажу тебе, что знаю о бомбе, ты сопоставишь мои предположения с тем, что уже известно, и мы вместе посмотрим, что можно сделать.
      Далтон медленно отошел от двери.
      – Ты знаешь, кто послал бомбу? – резко спросил он.
      – Нет, я лишь подозреваю, но мои подозрения кажутся мне бессмысленными. Поэтому я хочу поговорить с Фэйф, если ты не возражаешь. Фэйф, что ты знаешь о сенаторе Ричарде Кроуфорде?
      Напряжение, повисшее в воздухе, стало физически ощутимым.
      – Я знаю его всю свою жизнь, – осторожно выбирая слова, сказала Фэйф. – А какое он имеет отношение ко взрыву?
      – Я приехал сюда в январе по его поручению, – признался Джек.
      Сердце Фэйф забилось сильнее.
      – Объясни, – потребовала она.
      Джек откинулся на софе и закинул ногу на ногу.
      – Он уверял, что твой отец шантажировал его.
      – Мой отец… Да как он посмел говорить такое?
      – Если верить Кроуфорду, Джо Хиллман грозил, что напечатает в «Реджистер» порочащие его материалы, которые совершенно лживы. Он был очень расстроен известием о его смерти, так как уже не мог выяснить, что твой отец собирался напечатать. Он послал меня сюда и велел выяснить, что знаешь ты.
      «Оставь эмоции на потом, – приказала себе Фэйф. – Это обыкновенный репортаж, который ты потом поместишь в «Реджистер».
      – Ты работаешь на Кроуфорда?
      – Время от времени я выполняю его поручения. Он велел мне назваться чужим именем и любыми средствами выведать, что ты знаешь.
      – И ты в точности следовал его указаниям, верно?
      Джек густо покраснел, но его позднее раскаяние не смягчило Фэйф.
      – О чем ты доложил ему?
      – Что его подозрения беспочвенны. Кроуфорд уверял, будто никогда не встречал тебя, но слышал, что ты бессердечная эгоистка – в общем, пытался убедить меня в том, что, как я понял, оказалось ложью, когда я познакомился с тобой.
      – Переходи к делу, Джек, – одернула его Фэйф.
      – Вижу, ты очень изменилась – научилась быть жесткой, – усмехнулся он.
      – Да, я могу быть и такой.
      У Далтона защемило сердце, когда взгляд Джека остановился на животе Фэйф.
      – У тебя… ты… у тебя все в порядке? В последний раз, когда я приезжал, еще ничего не было видно, а сейчас… Тебе нужно что-нибудь для… ребенка? Я посылал тебе деньги. Ты получила их?
      От слов Джека о ребенке Далтону кровь бросилась в голову. Он до боли сжал кулаки, чтобы не ударить его. Ссадины на костяшках пальцев от двух предыдущих ударов все еще ныли.
      – Я тебе говорила и повторяю, что мне от тебя ничего не нужно.
      – Я просто подумал, что деньги могут оказаться кстати…
      Фэйф вздохнула и откинулась в кресле. Впервые за время их разговора она немного расслабилась. Темные круги у нее под глазами тревожили Далтона. Она и так не спала прошлой ночью, а сейчас еще приходится выяснять отношения с Джеком, что стоит ей немалых усилий.
      – Я порвала твой чек и отправила обратно, – коротко произнесла она.
      – Отправила… Далтону Макшейну. – Джек мрачно усмехнулся. – Ты, наверное, был вне себя от удивления, Далтон.
      – Можно сказать и так. Твой чек пришел как нельзя кстати. Я приехал в Ту Оукс как раз ко времени взрыва. Я должен поблагодарить тебя за это, Джек? – глухо сказал Далтон. – Вообрази мое удивление. Женщина, носящая ребенка от человека, называющего себя Далтоном Макшейном, становится жертвой взрыва и должна неминуемо погибнуть… Звучит знакомо, да, Джек?
      Джек вскочил с софы.
      – Подожди минутку, черт тебя побери! Уж не думаешь ли ты, что я послал бомбу?
      – Нет, ты просто работаешь на человека, который это сделал. Человека, который послал обе бомбы.
      – Обе? Ты спятил, Далтон.
      – Последние годы ты так рьяно обвинял меня в том, что из-за меня погибла Эми. А ты никогда не задумывался, кто подложил ту бомбу в мой дом? Каково узнать, Джек, что ты прихвостень человека, убившего твою сестру?
      Лицо Джека совершенно слилось с белоснежной стеной позади него.
      – Я тебе не верю.
      – Придется поверить. Я вел дело Кроуфорда несколько месяцев, и он знал об этом. В то время это было единственное расследование, к которому я был причастен. Другой причины убивать меня не было.
      – Тогда объясни, Далтон, почему ты ушел из полиции после взрыва? Почему позволяешь ему до сих пор спокойно сидеть на жирной заднице и переводить деньги налогоплательщиков на свои счета?
      – Меня отстранили от расследования, – нехотя сказал Далтон.
      – Ну и что?
      – Что я должен был делать? Продолжать службу, как будто ничего не случилось? У нас не было доказательств его причастия ко взрыву. Дьявол, да я даже не подозревал, что наткнулся на что-то опасное для Кроуфорда. Он вышел сухим из воды, да я ничего не мог сделать. Поэтому и ушел.
      – Что ж, я-то смогу кое-что сделать. – Джек схватил шляпу. – Вот в чем разница между нами, Макшейн. Ты всегда был слишком законопослушным. А я умею преступить закон, если это способствует правосудию.
      – Джек, нет! – Фэйф вскочила с кресла и удержала его за руку, прежде чем он успел открыть дверь. – Ты не должен делать этого!
      – Почему же!
      – Мне жаль твою сестру, но убийство Кроуфорда не вернет ее.
      – Зато негодяй будет наказан.
      – Нет, до тех пор, пока я не выясню, убил ли он моего отца, – мрачно возразила Фэйф. – Тогда мы запрем Далтона в шкафу, я выберу дерево, на котором мы повесим Кроуфорда, и своими руками надену петлю на его шею. Но сначала нам нужно узнать правду о смерти моего отца.
      Брайан Маккомис был уже в Остине, когда Далтон позвонил ему и передал рассказ Джека.
      – Джек подтвердит свои слова под присягой?
      – Да, – подумав, ответил Далтон. – Он пообещал это. Удалось расшифровать дискету?
      – Мои ребята работают над ней, стараются увязать информацию на диске с преступлениями, приписываемыми Кроуфорду. Это займет время, но даже если удастся что-то найти, список не является доказательством.
      – Если бы и являлось, у нас нет нитей, ведущих к убийству Джо Хиллмана и взрыву в офисе Фэйф, – покачал головой Далтон.
      – ФБР может что-нибудь раскопать о взрыве, – без особой надежды в голосе сказал Брайан Маккомис.
      – Этому нет никаких гарантий.
      – Согласен. Ты говоришь так, будто что-то скрываешь. Ты ведь не собираешься натворить глупостей, Далтон?
      – Я просто рассуждаю вслух, и все.
      – Делай это в рамках закона, – напомнил Брайан.
      – Не беспокойся.
      – Я действительно беспокоюсь.
      – Знаю и ценю это. Ты удержал меня от совершения глупостей четыре года назад, а я еще не поблагодарил тебя.
      – Помню, ты тогда хотел размозжить мне голову за мое вмешательство, – усмехнулся Маккомис. – Я буду расценивать как благодарность, если ты не совершишь ничего необдуманного сейчас.
      – Обещаю.
      Повесив трубку и повернувшись к двери, Далтон увидел Джека.
      – Ты ведь уже пытался добраться до него, да? – спросил Джек, имея в виду Кроуфорда.
      – Не понимаю, о чем ты. Где Фэйф? – постарался перевести разговор на другое Далтон.
      Джек смерил его пристальным взглядом, затем опустил руку на спинку стула, стоявшего возле двери.
      – Она заснула. Первый раз вижу такое. Она задала мне вопрос, и не успел я ответить, как она уже отключилась. Скажи мне одну вещь, Далтон. Раз ты приехал в Ту Оукс к моменту взрыва, это было больше недели назад. Тогда что ты, черт тебя возьми, до сих пор делаешь здесь?
      – Не твое дело.
      – Я вот думаю над тем, что ты сказал раньше. Во взрыве погибла твоя беременная жена. Еще один взрыв кидает еще одну беременную женщину прямо тебе в объятия. – Джек криво усмехнулся. – Странно, правда? Вот почему ты не собираешься уезжать. Используешь Фэйф как замену Эми?
      Вспышка звериной ярости ослепила Далтона. Он двинулся на Джека, сжав кулаки.
      – Это правда?
      При звуке голоса Фэйф, стоявшей на пороге, Далтон замер. Гнев медленно оставил его.
      – Я думал, ты спишь.
      – Меня разбудили ваши голоса. Ты не ответил, Далтон. Я для тебя замена Эми?
      – Как ты можешь спрашивать? – Его голос был таким же тихим, как и ее. – Как ты можешь спрашивать после всего, что между нами было?
      Наступила долгая тишина, в течение которой они изучающе, мучительно вглядывались друг в друга. В глазах обоих затаились страх и неуверенность.
      – Значит, все зашло так далеко? – нарушил молчание Джек. – Должен тебя предостеречь, Фэйф. Женщинам лучше держаться от него подальше. Его никогда не будет рядом, когда он будет нужен. А когда ты окажешься в смертельной опасности, он повернется к тебе спиной и оставит умирать.
      Сквозь пелену слез Фэйф видела, как глаза Далтона наполнились жгучей болью.
      – Ты не должен верить этому, – сказала она Далтону.
      – Разве?
      – Нет. – Фэйф порывисто схватила его за руку. – Это не ты позволил Эми умереть. Она была убита Ричардом Кроуфордом.
      В голосе Далтона звучала горечь.
      – Если бы я не стремился уличить его…
      – Тогда кто-то другой стремился бы к этому.
      – Но моя сестра была бы жива. – Глаза Джека горели ненавистью.
      – Откуда ты знаешь? – чуть не закричала Фэйф. – Ее могла сбить машина на улице. От случайностей никто не застрахован.
      – Но она умерла не под колесами автомобиля, – зло возразил Джек. – Она погибла при взрыве бомбы, потому что этот ублюдок не слушал ее. Она смертельно боялась и умоляла его уйти в отставку. Но разве будет слушать чьих-нибудь доводов горячий техасский рейнджер? Конечно, нет. Он не опустится до этого. За его упрямство Эми заплатила жизнью. Он убил ее, потому что не захотел ничем жертвовать ради семьи. Если ты свяжешься с ним, он и тебя убьет.
      – Убьет меня? Убьет?! – Охваченная яростью, Фэйф наступала на Джека, уперев руки в бока. – Да как ты смеешь? – прошипела она. – Как ты смеешь так говорить о человеке, который рисковал жизнью, чтобы спасти меня?
      Она схватила со стола последний номер «Реджистер» с фотографией Далтона и сунула его в лицо Джеку.
      – Разве этот человек похож на эгоиста, не желающего ничем жертвовать ради другого? Похож? Отвечай!
      Глаза Джека расширились, едва он разглядел на снимке Далтона, выносящего Фэйф из огня.
      – Иисус Мария…
      – Если ты еще хоть раз…
      – Фэйф, не надо, – остановил ее Далтон. – Может, Кроуфорд и подложил бомбу в мой дом, но Джек прав. Я был упрям и не слушал ее. Я должен был…
      – Прекрати, – оборвала его Фэйф. – Разве ты пошел к Кроуфорду и предложил ему подложить бомбу в твой дом? – Она повторяла слова, ранее сказанные ей Далтоном о Дженни. – Ты, может быть, подсказал ему время, когда Эми будет дома одна?
      – Спасибо за твою снисходительность, Фэйф, но это бесполезно. Не сравнивай это с Дженни.
      – Не знаю, о чем, черт возьми, вы говорите, – вставил Джек. – Но если ты пытаешься убедить кого-то, что Эми умерла не по вине Далтона, то лучше оставь эту затею, потому что он виноват. Он и никто другой.
      – Заткнись, – Фэйф захотелось ударить его. – Я не знала Эми, но думаю, она любила вас обоих. Разве ты можешь допустить на минуту, что она хотела бы, чтобы ее муж терзался чувством вины, а ее брат обвинял ее мужа? Думаю, она бы хотела, чтобы человек, виновный в ее смерти – Ричард Кроуфорд, – ответил за все свои преступления.
      Глаза Джека сузились.
      – Ты тратишь много сил, защищая его. Уж не влюбилась ли ты?
      Его вопрос иссушил гнев Фэйф. Она почувствовала смертельную усталость и опустошенность.
      – Да. – Она посмотрела на Далтона, но не смогла понять, что выражало его лицо – боль, удивление, страх? – Да, я влюбилась в него.
      Сердце Далтона внезапно остановилось, превратившись в тяжелый обломок гранитной скалы. Потом забилось со скоростью заведенного на полные обороты мотора «Харлея». Правда была в ее глазах, на ее губах, в ее голосе. Он ничего не хотел так сильно, как прижать ее к себе и никогда не отпускать. Но она заслуживала лучшего, чем провести жизнь с человеком, в чьем сердце живут призраки прошлого, чья душа отравлена виной и несбывшимися надеждами. Она достойна того, чтобы мужчина принадлежал ей полностью.
      Далтон страстно хотел быть этим мужчиной, но боялся доставить боль этой удивительной женщине, с которой свела его судьба. Уйдя из полиции и начав самостоятельно выслеживать Кроуфорда, он потерял часть своей души. Оставив попытки наказать его и предоставив это другим, Далтон потерял уважение к себе.
      Пока Кроуфорд разгуливает на свободе, пока Далтон уклоняется от выполнения долга, который возложен только на него, он не сможет уважать себя.
      Но он может вернуться в полицию и довести начатое до конца. Брайан поможет ему снова стать рейнджером. Хотя Далтон настолько потерял форму, что сомневался, пройдет ли он необходимые испытания. Кроме того, возвращение в полицию не гарантирует поимку Кроуфорда, раскрытие убийства Джо Хиллмана или причин взрыва в офисе Фэйф. А Фэйф имеет право знать, кто в ответе за эти преступления. Она должна быть уверена, что человек, разбивший ей жизнь, поплатится за свои злодеяния.
      Далтона охватило отчаяние. Перед ним стояла Фэйф, обнажившая свою душу. Он любил ее всем сердцем, но не мог сказать слов, которых она ждала, пока не разберется с прошлым, чтобы оно больше не омрачало их жизнь.
      Далтон взял телефонную книгу и начал листать.
      – Что ты собираешься делать? – спросила Фэйф.
      – Положить всему конец. Алло? Да, я хочу поговорить с сенатором. О, я уверен, он захочет со мной разговаривать. Передайте ему, что звонит Далтон Макшейн.
      – Далтон, ты спятил?
      – Привет, сенатор, – небрежно бросил Далтон.
      В телефонной трубке долго не было слышно ответа.
      – Макшейн? Это ведь ты, не так ли? Как улов креветок в этом году? – раздался наконец уверенный голос Ричарда Кроуфорда.
      – Рад, что ты продолжаешь интересоваться моими делами. Твоя забота мне льстит, ведь ты такой занятой человек. С креветками дела обстоят отлично, спасибо. Дик, хочу дать тебе один совет. Тебе нужно поаккуратнее обращаться со своими вещами.
      – Что ты имеешь в виду, Макшейн?
      – Дам тебе подсказку. Маленькая, плоская, черная вещица выпала из твоего карманного компьютера на тротуар перед редакцией «Ту Оукс уикли реджистер», когда ты приезжал туда на рождественскую вечеринку. Припоминаешь, Дик?
      Ричард Кроуфорд почувствовал, как из всех пор его кожи начал выступать липкий пот. Ладони стали влажными, по спине скатывались холодные струйки.
      – Не знаю, о чем ты. – Но голос в трубке, потерявший свою обычную уверенность, выдавал его.
      Далтон мрачно улыбнулся.
      – Странно. Джо Хиллман был очень любезен, проверил компьютер и вставил обратно выпавшую дискету. Но, как я слышал, та вечеринка была не первой за день. Тебе пора прекращать с пьянством.
      – Ты опять ломаешь комедию, Макшейн. У тебя не было на меня ничего четыре года назад, нет и сейчас.
      – Может, ты и прав, Дик. Конечно, единственный способ проверить, так ли это – показать дискету моим старым приятелям, техасским рейнджерам. Интересно, что выдаст их банк данных насчет этих списков дат, имен и названий местностей. Не говоря уже об отпечатках пальцев. Джо был очень осторожен с дискетой. Он хранил ее в пластиковом пакете, чтобы сохранить все улики.
      Последовала очередная пауза, еще более напряженная. Далтон не прерывал молчания. Пусть Кроуфорд почувствует, каково это быть в шкуре загнанного зверя.
      – Ты лжешь, – наконец не выдержал Кроуфорд. – Зря тратишь мое время, Макшейн. Я знаю тебя до мозга костей, коп в третьем поколении. Если бы у тебя что-то было против меня, ты бы давно уже отнес это своим дружкам из полиции.
      – Ты говоришь о техасских рейнджерах? О тех, кто повернулся ко мне спиной, кто угрожал обвинить меня в попытке убийства, когда я вышел на тебя? Я ничего не должен им, Кроуфорд. Да, я был копом, но теперь не желаю иметь ничего общего с полицией. Но ловить этих поганых креветок мне тоже надоело, Дик. И еще надоело всю жизнь бороться за каждый доллар. Если тебе нужна дискета, приди и возьми ее. И принеси деньги, Дик. Много денег. Я действительно ненавижу заполнять анкеты по трудоустройству. Если ты принесешь достаточно денег, мне не придется больше этого делать, а ты получишь то, что принадлежит тебе. И каждый из нас будет доволен. Я в доме Хиллмана в Ту Оукс. Если ты не приедешь через пять часов, я предложу дискету более выгодному покупателю.
      Не дав Кроуфорду опомниться, Далтон повесил трубку.
      Джек присвистнул.
      – Ну и заварил ты кашу, парень. Ты что, хочешь убить его, как только он переступит порог дома?
      – Не строй из себя большего идиота, чем ты есть, Джек, – одернул его Далтон.
      Далтон снова набрал телефонный номер, на этот раз номер Чарли.

      – Я никуда не поеду, – Фэйф скрестила руки на груди, переводя взгляд с Далтона на Чарли и Джека.
      – Фэйф, будь разумной, – терпеливо уговаривал ее Далтон. – Кроуфорд – убийца. Тебе небезопасно здесь оставаться.
      – А тебе безопасно?
      – Я знаю, что делаю. Пожалуйста, просто сядь в машину и позволь Чарли отвезти тебя к Снидам. Ты побудешь у них, пока все не закончится.
      – Давай условимся так – я останусь наверху в своей комнате. – Фэйф, казалось, начала сдавать свои позиции.
      – Не верь ей, – предупредил Чарли. Далтон криво улыбнулся.
      – В этом – не буду. Ты уезжаешь, Фэйф. И хватит об этом.
      – Ты не можешь меня заставить!
      – Разве?
      Он схватил Фэйф и поднял на руки. Она вскрикнула от неожиданности, но не стала вырываться, понимая, что сопротивление бессмысленно.
      – Заводи машину, Чарли. Когда приедете к Снидам, скажи им, чтобы присмотрели за Фэйф. Она должна оставаться у них, пока один из нас не приедет за ней.
      «Кроуфорд – убийца… Небезопасно… Один из нас…» В сердце Фэйф закрался страх. Вдруг случится что-то непоправимое?
      – Ты, Далтон. – Она что есть силы вцепилась в его рукав. – Ты сам приедешь за мной. Обещай.
      – Хорошо, – мягко сказал Далтон. Его глаза светились нежностью. – Я приеду за тобой, как только на Кроуфорда наденут наручники.
      Чарли распахнул дверь, и Далтон вынес Фэйф на руках и подождал, пока Маккомис-младший сядет в машину и заведет двигатель.
      – Хочу, чтобы ты знала, – тихо сказал он Фэйф. – Я никогда не видел в тебе замену Эми.
      Дрожащими пальцами Фэйф погладила его по щеке.
      – Знаю. Я всегда это знала.
      – Я надеялся на это. Ты будешь вести себя хорошо у Снидов?
      – Обещаю оставаться у них, пока все не закончится, если ты пообещаешь, что будешь осторожен.
      Ее взгляд молил о том же.
      – Я люблю тебя. – Он наклонил голову и страстно поцеловал ее, вложив в поцелуй всю силу своих чувств.
      Фэйф прильнула к нему, с болью в сердце понимая, что пора ехать. Текли драгоценные минуты. Чарли появился в ее доме только через час после звонка Далтона, еще час заняла проработка плана предстоящей встречи, так что сенатор Кроуфорд должен был появиться максимум через полчаса. А Чарли понадобится не меньше двадцати минут, чтобы отвезти Фэйф к Снидам и вернуться обратно.
      Еще одну минутку. Только одну. Она ответит на его поцелуй, лучше всяких слов сказав ему о своей любви.
      Когда дверца машины отворилась, Далтон осторожно посадил Фэйф на сиденье, не отрывая от нее взгляда.
      – Будь осторожен, – прошептала она прерывающимся голосом.
      Далтон погладил ее живот.
      – Ты тоже. Береги себя.
      Он отступил на шаг и захлопнул дверцу. Проводив взглядом удалявшуюся машину, Далтон обернулся. У двери дома стоял Джек, загораживая путь.
      – Это был жест собственника.
      – Заткнись! – Далтон плечом отодвинул его и вошел в дом.
      – В животе, который ты так нежно гладил, она носит моего ребенка.
      Далтон окинул взглядом сверкающую чистотой уютную кухню Фэйф. Было бы преступлением устроить здесь бардак, затеяв драку с Джеком. Он решил бороться словами, а не кулаками.
      – Знаешь пословицу, Джек: всякий может посеять семя, но не всякий вырастит урожай.
      – Это бесит тебя, правда? То, что я…
      У Джека остановилось дыхание, когда Далтон схватил его за горло и резко прижал к холодильнику.
      – Еще одно слово, – угрожающе сказал он, – и я переломаю тебе все кости. Ты использовал ее, причинил боль, лгал, а после сбежал, как последняя тварь, оставив ее одну, беременную. Еще раз произнесешь ее имя, и я вырву твой гадкий язык.
      Подержав Джека в таком положении еще пару секунд, чтобы до него дошел смысл произнесенных им слов, Далтон отпустил его и ушел.
      Не угроза Далтона заставила Джека замолчать, но мысленное признание, что если Фэйф и Далтон останутся вместе, то мысли о ребенке не будут лежать тяжким грузом на его совести. Его тревожило сознание, что Фэйф придется воспитывать ребенка одной Конечно, она не согласится принять его помощь, да Джек и не собирался предлагать ничего, кроме посылаемых время от времени небольших сумм. Он просто не был способен стать хорошим отцом и не хотел им быть.
      Так что теперь ему больше не придется беспокоиться о ребенке, растущем без отца. А когда они схватят Кроуфорда, его сестра, наверное, сможет покоиться в мире.
      И если в глубине души Джек признавал, что несправедливо со стороны женщины, выйдя замуж за человека и зная об опасностях, с которыми связана его работа, через пару лет после свадьбы начать требовать, чтобы он изменил себя и свой образ жизни, как это делала Эми с Далтоном, то он не собирался ни с кем делиться своим мнением. Не имело смысла предаваться философствованиям в его возрасте.
      Дом Снидов находился в семи милях к западу от Ту Оукс, на принадлежащих их семье обширных землях. В течение века семья распродала большую часть земли, но сохранила последние две тысячи акров, окружавших дом, – достаточно места, как говаривал покойный Вернон Снид, отец сестер и Винсента, для содержания нескольких голов. И при этом он имел в виду вовсе не скот, хотя Сниды все еще держали небольшое стадо. Вернон имел в виду нефтяные скважины. Сейчас их было гораздо меньше, чем раньше, да и те, что остались, давали не так много нефти, как в прежние времена. Но выгодные капиталовложения в течение многих лет позволяли последнему поколению Снидов безбедно существовать.
      Когда за окном сгустились сумерки, электрический свет люстры заиграл бликами на полированной мебели и старинном хрустале в гостиной Снидов. Фэйф, не находя себе места от беспокойства, мерила шагами персидский ковер. Мысли ее были далеко, они остались с теми, кто находился сейчас в ее доме.
      Ее захлестнуло предчувствие беды. Вдруг Далтон пострадает в перестрелке? Ведь Кроуфорд ни перед чем не остановится, раз он загнан в угол. Вдруг что-то в их тщательно продуманном плане поимки сенатора сорвется? Она только что обрела Далтона, неужели ей придется потерять его навсегда. И она ничем не может помочь, ей остается лишь сидеть и ждать!
      – Моя дорогая, присядь и отдохни. Да и на ковре скоро появится проплешина…
      Фэйф послушно остановилась возле окна. Внизу мерцал огромный, наполненный водой бассейн, но ее внимание было устремлено к длинной подъездной аллее перед домом, которая выходила на шоссе. А шоссе вело к городу…
      – Извините, – пробормотала она. – Я, пожалуй, пойду, подышу воздухом. Не возражаете, если я покатаюсь на старых качелях у крыльца? Такая чудесная ночь.
      – Конечно, нет, – Верна ободряюще похлопала Фэйф по плечу. – Составить тебе компанию?
      Фэйф выдавила из себя улыбку.
      – Вообще-то, – сказала она, молясь, чтобы сестры Снид и Винсент простили ее за то, что она собиралась сделать, – если не возражаете, я бы хотела немного побыть одна.
      – Ты уверена, что не хочешь рассказать нам, что произошло? – спросила Венита в третий раз за полчаса.
      – Если бы я могла! Мне очень жаль. Позже я расскажу вам все, но не сейчас…
      – Все в порядке, дорогая. Иди, покачайся. И не забудь взять лимонад.
      – Спасибо.
      На крыльце Фэйф поставила стакан с лимонадом на плетеный столик, но даже не взглянула в сторону качелей. Ее взгляд был прикован к «Линкольну», припаркованному на тускло освещенной аллее. В замке зажигания поблескивали ключи…
      Фэйф собиралась стать угонщицей.
 
      – Твои люди на месте?
      – На месте. Они получили приказ не выпускать его из виду, – ответил Чарли Далтону.
      Далтон опустил штору и отошел от окна.
      – Ты объяснил им, что Кроуфорд не станет разъезжать по городу в собственной машине? Он может легко проскочить мимо них в темноте. Он позаботится, чтобы о его пребывании здесь не узнала ни одна живая душа. Так что пусть будут настороже.
      – Он придет, чтобы убить тебя, – сказал Джек.
      – Не питай напрасных надежд, – отрезал Далтон, проверяя портативный диктофон, позаимствованный у Фэйф, и маскируя его букетом цветов на кофейном столике.
      – Эй, перестань! – запротестовал Джек. – Зачем мне желать твоей смерти? Я не меньше тебя хочу, чтобы этого мерзавца поймали.
      Искренность в его голосе заставила Далтона внимательно взглянуть на Джека.
      Чарли барабанил по столу костяшками пальцев. Далтон уже давно проверил свой револьвер и сунул его в задний карман брюк под одетую навыпуск тенниску.
      Всех троих охватило напряженное ожидание.
      – Ты уверен в своем плане? – в который раз спросил Чарли Маккомис.
      – Да, – мрачно ответил Далтон.
      – Ты уверен, что заставишь его разговориться?
      – Вести допросы преступников когда-то было моей профессией.
      – Когда все будет кончено, Макшейн, я хочу предложить тебе занять место постоянного шефа полиции Ту Оукс, которое до сих пор вакантно.
      Далтон удивленно поднял бровь.
      – Честно говоря, я уже задумывался над такой возможностью.
      – Я подумал, что ты, возможно, будешь искать подходящий предлог, чтобы остаться здесь.
      – Если я соглашусь, мне не придется все время жевать зубочистку? – усмехнулся Далтон.
      – А что ты имеешь против них? – насупился Чарли.
      Скрип ступенек парадного крыльца не дал им договорить. Быстрым жестом Далтон приказал Джеку и Чарли скрыться. Согласно разработанному плану, для исключения возможности побега Кроуфорда, Далтон должен был прикрывать парадную дверь. Чарли блокировал выход из кухни, а Джека, всегда возившего в бардачке машины пистолет двадцать второго калибра, который оказался сейчас очень кстати, Далтон поставил в столовой. Наверху и в кабинете не было дверей на улицу, так что все очевидные выходы были перекрыты.
      Направившись к двери, Далтон на ходу включил диктофон. Пора.
      Кроуфорд был не в своем обычном сшитом на заказ костюме, кричащем показной роскошью, а в спортивных брюках и бейсболке. Яркая ветровка с надписью «Техасские рейнджеры» – название бейсбольной команды, а не особого подразделения полиции, – сказала Далтону не только о том, что сенатор по достоинству оценил иронию ситуации. В такую теплую ночь свободная ветровка могла означать только одно – под ней сенатор прятал оружие. Далтон слегка удивился, что он не начал пальбу прямо с порога. Но Кроуфорд был осторожен и хитер как лис. Сначала ему нужно было заполучить дискету и выяснить, как много знает Далтон.
      – Привет, Дик! – Далтон взглянул на потрепанную дорожную сумку в руках сенатора. – Зная о твоем пристрастии к бомбам, я, пожалуй, попрошу тебя раскрыть сумку собственными руками.
      Кроуфорд тихо прикрыл за собой дверь в гостиную.
      – Будь уверен, ты получишь то, что тебе причитается.
      Далтон усмехнулся.
      – Мне не нравится твой тон. Похоже на угрозу, Дик.
      – Можешь перестать звать меня Диком. Ты хочешь разозлить меня, но твой метод не срабатывает. Покажи дискету, которая, по твоим словам, принадлежит мне.
      Далтон и Чарли решили, что разговаривать с Кроуфордом лучше всего в гостиной, поэтому они перенесли компьютер Фэйф сюда и поставили на стол возле кресла.
      – Она здесь. – Далтон указал на компьютер. – Уже вставлена. Запускай программу и покрывайся потом от страха, сенатор.
      Кроуфорд ухмыльнулся, набрал на клавиатуре нужную комбинацию букв и цифр и запустил дискету.
      – Я смотрю, Джо Хиллман добавил еще один файл.
      Далтон наблюдал, как Кроуфорд перешел в новый файл. Однако, читая его, он оставался бесстрастным.
      – Чепуха, – небрежно бросил он, выпрямившись. – У старины Джо Хиллмана была буйная фантазия.
      – Значит, ты пытаешься меня убедить, что старина Джо сфабриковал обвинение против тебя?
      – Он выдумал не все, – пожал плечами сенатор. – Когда я приехал на вечеринку, я уже немного перебрал. Я действительно уронил на асфальт свой карманный компьютер, но никогда не видел этой дискеты.
      – Значит, ты не будешь возражать, если я отдам ее полиции, Дик?
      – Я должен поверить, что ты до сих пор не отнес ее? Или что ты не сделал десятки копий с дискеты?
      – Если бы ты так думал, то сейчас был бы уже в Бразилии.
      – Слушай, Макшейн. Человеку в моем положении постоянно приходится иметь дело со всякими сплетнями, слухами… Я у всех на виду, да мне лучше сразу нарисовать на спине мишень. Люди – особенно журналисты – всегда придумывают сплетни о политиках. Чем грязнее ложь, тем лучше она расходится и тем быстрее принимается на веру. Не знаю, какую цель преследовал Хиллман. Может быть, «Реджистер» терпела убытки и нуждалась в увеличении числа подписчиков, что лучше привлечет читателей, чем обливание грязью сенатора, выросшего в этом округе и всем хорошо известного. Ладно, я возьму дискету. Не потому, что она содержит правду. Просто у меня нет времени доказывать, что все здесь ложь.
      Далтон прищурился.
      – Должен признать, язык у тебя хорошо подвешен, Дик. Не зная тебя, я охотно поверил бы твоим сладким речам.
      – Ты можешь верить мне, Макшейн. У меня нет причин лгать.
      – Кроме той, что из-за этой дискеты погиб Джо Хиллман.
      – Он погиб от шальной пули.
      – После его смерти ты нанял человека, чтобы выяснить, что знает его дочь.
      – Я знаю эту девочку с пеленок.
      – Это выставляет тебя в еще более отвратительном свете, Дик. Это ты надоумил его назваться моим именем, или Джек сам до этого дошел? Ты удивлен? Думал, я не знаю про Джека?
      Кроуфорд вздохнул, всем своим видом показывая, что ему опротивел этот разговор.
      – Я не знаю никакого Джека.
      – Неужели? – Из столовой неожиданно появился Джек. – Ваши слова ранят мое сердце, сенатор.
      Страх, исказивший лицо Кроуфорда в первую секунду, быстро сменился яростью.
      – Что ты наделал, Джек? Почему ты здесь?
      Джек мрачно взглянул на него.
      – Кто, я? Я только выполнял ваши приказания, босс.
      Кроуфорд глухо зарычал.
      – Не паникуй, сенатор, – Далтон хотел выжать из него признание в убийстве Джо Хиллмана. Когда он добьется своего, Кроуфорду будет нечего терять. Ставки будут сделаны.
      – Нанять никчемного болвана, чтобы соблазнить женщину, – это еще цветочки. О ком ты действительно должен волноваться, так это о снайпере, застрелившем Джо Хиллмана.
      – Ты перегибаешь палку, Макшейн. Мое терпение не безгранично! – Сенатор Кроуфорд попытался сохранить свое лицо.
      – Он был не так осторожен, как следовало, Дик. Может, я уже и не рейнджер, но мои одряхлевшие мозги получили в Ту Оукс хорошую пищу для размышлений.
      – То есть?
      – Я нашел улику, Дик. Улику, которая, окажись она в руках полиции, приведет прямо к убийце.
      – Что это за улика? – Голос Кроуфорда неожиданно сорвался. Далтон усмехнулся.
      – В чем дело? Ты нервничаешь, Дик?
      – Перестань валять дурака, Макшейн. Мы оба знаем, что улика – это еще не доказательство. Если Джо и был убит профессионалом, а не шальной пулей, то, думаю, этот предполагаемый снайпер уже давно за пределами страны, возможно, в Рио, вне досягаемости полиции.
      – Возможно, – согласился Далтон. – Но ты зря забываешь, Дик, что я больше не служу закону. И раз, благодаря тебе, все, что у меня осталось от прежней жизни – это крупная страховка за взорванный дом, то я могу устроить себе каникулы в Рио, как ты считаешь? Хотя, возможно, убийца и не в Рио. Возможно, он здесь.
      – О чем ты? – Голос Кроуфорда дрожал, его нервы были на пределе.
      Далтон улыбнулся.
      – В Техасе, Дик. Здесь, в Техасе.
      Кроуфорда прошиб холодный пот.
      – Перестань молоть ерунду, Макшейн. Я достаточно уже наслушался сегодня. У тебя против меня ничего нет.
      – Вот дискета.
      – Отлично.
      Кроуфорд раскрыл сумку.
      – Вот деньги.
      – Этого недостаточно.
      – Откуда ты знаешь, ведь ты их не считал!
      Далтон покачал головой.
      – Я хочу кое-что от тебя услышать.
      – А именно?
      – Что это ты убил Джо Хиллмана.
      – Какого черта я должен говорить это?
      – Да хватит тебе, Кроуфорд, я ведь никогда не смогу доказать твою вину. Просто хочу знать для себя. Улика, которую я нашел, была в тысяче ярдов отсюда. Отличный выстрел. Человек, способный сделать такой выстрел, да еще ночью, должен иметь прекрасную подготовку.
      – Я никого не нанимал убивать Джо. Зачем мне нанимать кого-то для убийства собственного друга?
      – Значит, ты расправился с ним лично, Дик? Так надо понимать твои слова? В армии ты прошел прекрасную подготовку, не так ли? Только не подумай, что я хвалю тебя.
      – Все, игры закончились, Макшейн.
      Кроуфорд вытащил дискету из компьютера.
      Далтон шагнул к журнальному столику у лестницы.
      – Кстати, об улике. Я разве не сказал, что это стреляная гильза? – Он вытащил из кармана гильзу в прозрачном пластиковом пакете. – Интересно, остались ли на ней отпечатки пальцев? И чьих?
      – Ах ты, сукин сын!
      Как при замедленной съемке Далтон увидел, как кровь схлынула с лица сенатора, прочитал ужас и отчаяние в его глазах. Рука Кроуфорда потянулась под ветровку. Никелированный пистолет тридцать восьмого калибра, направленный на Макшейна, появился в его руке как раз в тот момент, когда Далтон достал собственное оружие.
      Далтону показалось, что он сошел с ума, когда позади раздался голос, от которого у него кровь застыла в венах. Крик Фэйф: «Далтон, осторожно! – прозвучал для него оглушительнее любого выстрела.
      Кроуфорд тоже услышал ее. Он инстинктивно перевел пистолет на голос и нажал на курок.
      Далтон выстрелил одновременно с Кроуфордом и бросился к Фэйф, сбив ее с ног и накрыв своим телом.
      Сдавленный стон перешел в хрип. Раздался еще один выстрел.
      Далтон поднял голову, пытаясь оценить ситуацию. В другом углу гостиной, распростершись на ковре, лежали Джек и Кроуфорд.
      Чарли стоял на коленях возле Джека. Одной рукой пытаясь наложить жгут и остановить кровь, хлеставшую из раны на груди Джека, другой Чарли достал рацию.
      – Срочно пришлите «скорую» на улицу Санрайз, 347. Сейчас же!!! Черт возьми, он умирает!
      Фэйф уперлась руками в грудь Далтона.
      – Дай мне встать.
      – Ты в порядке?
      – Думаю, да. Дай мне встать.
      Ему хотелось наорать на нее, хорошенько встряхнуть, потребовать объяснений. Но вместо этого он лишь помог ей подняться.
      Кроуфорд, по всей видимости, был мертв. Судя по ране, Джек был на волосок от смерти. Фэйф опустилась на колени возле него. Далтон встал рядом.
      – Что случилось? – спросил он. Джек с трудом открыл глаза.
      – Фэйф…
      – Я здесь, Джек. – Фэйф взяла его руки в свои. – Лежи спокойно, «скорая» уже едет.
      – Подонок… хотел… убить тебя…
      Пальцы Далтона крепче стиснули ее плечо.
      – Но ты спас меня, – мягко сказала Фэйф, чувствуя, как рука Джека становится все более безжизненной.
      Джек перевел взгляд, в котором на глазах меркла жизнь, на Далтона.
      – Хорошо, что вы вместе… – Он закрыл глаза и перевел дыхание. – Оставайся с ней… – выдохнул он, вновь открывая глаза. – Из тебя получится лучший отец… чем из меня. Береги их обоих…
      – Джек? – Фэйф сильнее сжала его руку, уже не реагировавшую на ее прикосновение. – Джек!

      Фэйф сидела на софе, совершенно подавленная и опустошенная. Ее дом снова посетила смерть. Смерть Джека, ставшего отцом ее ребенка, и Кроуфорда, собственноручно убившего ее отца и чуть было не убившего ее саму. Не укладывалось в голове, что Кроуфорд лично спланировал и осуществил убийство человека, другом которого назывался. Однако Фэйф видела жестокую правду в глазах Кроуфорда за секунду до рокового выстрела, стоившего сенатору жизни.
      Вокруг нее суетились какие-то люди. Полицейские фотографировали место происшествия, эксперты осматривали тела погибших. Приехал окружной следователь. Наверное, маленький Ту Оукс за всю свою историю не видел такого количества полицейских, прибывших на место двойного убийства. Дэвид тоже был здесь. Собрались соседи, привлеченные звуками выстрелов и воем полицейских сирен. Все пытались увести ее из гостиной, но Фэйф упорно отказывалась, не желая терять Далтона из виду. Она пережила такой ужас, когда увидела пистолет, направленный на него, что не хотела больше спускать с него глаз.
      Время словно остановилось для Фэйф. Казалось, она просидела на софе много часов. Затем перед ней вдруг возник Далтон, опустился на колени и взял ее руки в свои.
      – Как ты? Я сильно прижал тебя к полу, когда сбил с ног? – участливо спросил он.
      Тепло его рук оживило Фэйф.
      – Я в порядке, правда.
      Его ладонь легла на ее живот.
      – А как ребенок?
      Фэйф вымученно улыбнулась.
      – Если этот ребенок не пострадал от бомбы, ему ничего не страшно. Что такое небольшая встряска?
      Как бы подтверждая правоту ее слов, в этот момент ребенок пошевелился.
      – Значит, с вами все хорошо?
      – Меня осмотрели врачи «скорой». Я нормально себя чувствую, Далтон.
      – Отлично. – Выражение его лица изменилось. – Потому что я собираюсь задать тебе хорошую трепку. Какого черты ты здесь делала? – Далтон сорвался и повысил голос.
      – Мешала правосудию, – услышав Далтона, крикнул Чарли из другого конца гостиной. – Мне бы следовало арестовать ее.
      Фэйф зажмурилась, готовясь отражать обвинения и упреки.
      – Прости, Далтон. Я знаю, что это было глупо.
      – И опасно.
      – Да, но я просто не могла оставаться в стороне. Я так боялась за тебя!
      – Я в жизни не был так напуган, как тогда, когда услышал за спиной твой голос и увидел тебя в холле. Как ты попала сюда? Если эти сумасшедшие леди привезли тебя…
      – Нет, нет. Я угнала их машину, – тихо призналась Фэйф, но ее слова услышал вездесущий Чарли.
      – Настоящая преступница, – процедил он.
      – Ну ладно, – Далтон стиснул зубы, но Фэйф знала, что сердится он не на Чарли. – Как, черт возьми, ты проникла в дом?
      Фэйф смахнула непрошеные слезинки.
      – Я залезла в окно. То, что над моим столом в кабинете.
      – Что?! – в один голос воскликнули Чарли и Далтон.
      – И ты не арестуешь меня еще и за незаконное вторжение, – выпалила она, глядя на Чарли, прежде чем он успел что-то сказать. – Это мой дом! – Она повернулась к Далтону. – А что теперь?
      – Теперь? – Он крепко обнял ее. – Мы снимем на ночь номер в мотеле, потому что мне кажется, что ни один из нас не сможет уснуть здесь.
      Фэйф перевела дыхание.
      – Значит… ты останешься со мной?
      – Если ты хочешь этого.
      – Если я хочу? Далтон, я люблю тебя! Чего же я могу хотеть другого?
      Далтон с нежностью посмотрел на Фэйф. Любовь сияла в ее глазах, озаряя внутренним светом. Он решился. Пришло время оставить позади прошлое и заглянуть в будущее.
      – Интересно… как бы ты отнеслась к мужу – шефу полиции?
      Ее брови удивленно взметнулись.
      – Что? – Когда до нее дошел смысл его слов, она радостно засмеялась. – Здесь в Ту Оукс? Правда? Ты хочешь согласиться на эту работу?
      – Все зависит только от тебя. – Его голова шла кругом, а сердце готово было выскочить из груди. – Шеф полиции был бы твоим постоянным телохранителем. Как тебе такая перспектива, Фэйф? Но шеф полиции – лицо в городе заметное. Ему нужна стабильность. Нужно пустить корни, завести семью и детей, как минимум одного… а лучше троих…
      Фэйф бросилась в его объятия.
      – Да! Да, да, да! Мы оба, я и ребенок, будем просто счастливы!
      – Истинная женщина, – пробурчал Чарли. – Даже не дала ему договорить.
      Не разжимая объятий, Фэйф обернулась и с улыбкой воскликнула:
      – Заткнись, Чарли!
      – Лично я рад, что ты не дала мне договорить, – Далтон прижался лбом к ее лбу. – Я не был уверен, захочешь ли ты остаться со мной.
      – Не был уверен? – Фэйф взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы. – Как ты мог во мне сомневаться?
      Их губы встретились снова, но на этот раз поцелуй был долгим. Живительная сила ее любви растопила лед, сковывавший сердце Далтона, вернула ему вкус к жизни. Темнота, окружавшая его долгие годы, отступила перед силой ее чувства. Далтон Макшейн снова жил, снова любил. Его больше не преследовали призраки прошлого, горе и любовь, в памяти осталась лишь светлая печаль по ушедшим дням, которых не вернуть. Теперь он снова мог смело смотреть в будущее. Судьба благословила его счастьем, он не упустит его и бережно пронесет через всю свою жизнь.