Миссия Земля - Судьба страха

      Несмотря на эхо, отражающееся от стен моей снежной тюрьмы, я разобрался, с какой стороны находятся посадочные полосы. Но мне это было вовсе не нужно. Ничего не оставалось делать, как пойти на риск нарушения Кодекса и надеяться, что об этом никто не доложит куда следует. Я выбрал направление, достал бластик, снял его с предохранителя, прицелился и, закрыв глаза, нажал на спусковой механизм.
      Блоуш! Свууш!
      Ахнуло как из пушки.
      Я открыл глаза: передо мной лежала дорога шириной футов в двадцать и в тридцать ярдов длиной и вся залитая водой.
      Я не сомневался, что скоро сюда примчатся охранники и все остальные. Наверное, здесь так полыхнуло, что можно было увидеть на несколько миль в округе — даже в тумане.
      Я подождал.
      Ничего.
      Взлетело и приземлилось еще несколько самолетов.
      Очень, очень уж мне не хотелось расставаться с этой платформой. Не было полной уверенности в том, что пираты не передумали и не вернутся, чтобы захватить мое золото. А мой дробовик не произвел бы особого впечатления на супернепробиваемый корпус пиратского «прыгуна». Но, подождав и увидев, что реакции на мой выстрел не последовало ни от тех, ни от других, я принял единственное оставшееся мне решение. Я сошел с платформы в струи бегущей воды и прошлепал по сделанному мной проходу до конца.
      Ничего не видно и не слышно.
      Мне не хотелось пускать в ход еще один бластик. Чего доброго я мог бы снести здание, если бы таковое оказалось на той стороне оставшегося снежного барьера. Я решил быть осторожным. Пошарив в карманах, я извлек режущий лучевой пистолет волтарианской полиции. Хоть и мешали лыжные перчатки на руках, я ухитрился установить его на режим наименьшей интенсивности. Прицелившись, я нажал на спусковой крючок. Пришлось сперва приспособить руку к отдаче, после чего я начал резать оставшуюся стену снега. Некоторое время она стояла, рассеченная на аккуратные блоки, затем под воздействием скрытого в режущем луче тепла развалилась, превратившись в водянистую массу.
      Победа! Стена какого-то здания! Я опалил ее только слегка.
      Оглянувшись, я увидел в клубах тумана темный силуэт своей драгоценной платформы. Потом снова взглянул на стену, немного подумал и выбрал левое направление. С помощью режущего луча я проделал проход вдоль стены. Там оказалась большая дверь, а в ней — дверь маленькая.
      Я спрятал лучевой пистолет и, взяв в руки дробовик, открыл маленькую дверь.
      Какое-то учреждение. Несколько стоек. Мужчины в фуражках передают по цепочке какие-то свертки.
      Один поднял голову и посмотрел на меня без любопытства, этакий мясистый флегматик с красной, как свекла, рожей.
      — Я? — сказал он.
      — Шпрехен зи дойч? — спросил я.
      — Я, — сказал он.
      Ну а я не говорил по-немецки, поэтому толку тут не было никакого.
      — Парля итальяно? — с надеждой спросил я.
      — Наин, — отвечал он.
      — (…)! — выругался я. — Как же мне говорить с вами?
      — Пожалуй, — сказал он, обдумывая этот вопрос, — вы могли бы говорить вот так, как только что — по-английски.
      Слава богам! Он говорил по-английски!
      — Это грузовая таможня? — спросил я с надеждой.
      — Только для навалочного груза, — уточнил он. — Если вы пришли, чтобы освободить это оружие от пошлины, таможня пассажирского вокзала…
      — Ему пока еще ничего нельзя освободить от пошлины, — заявил чиновник, который был покрупнее, помясистей и еще более краснорожий, чем первый, подходя ко мне вперевалку. — Вам еще нужно сходить в иммиграционный отдел. Я пока еще не вижу у вас никаких документов. Иммиграционный отдел находится…
      — Это оружие я ношу в целях охраны при перевозке золота! — объяснил я им. — Оно совсем рядом, на улице.
      — Золото, — проговорил первый.
      — Золото! — проревел сотрудник покрупнее.
      — Ну что же, заносите его, — предложил первый.
      — Мне не справиться, — сказал я. — Там двенадцать с половиной тонн.
      — Подождите, подождите! — прокричал тот, что поздоровей. — Оставайтесь на месте! Не дышите, не шевелитесь. Мы все устроим!

Глава 8

      Восемь часов спустя я нес вооруженную охрану уже гораздо более драгоценного груза.
      В финансовых и родственных им делах обслуживание в Швейцарии поставлено на высокий уровень. Похоже, тут каждый имеет родственника или друга, у которого есть как раз то, что вам нужно. Они звонят куда надо. И, вероятно, их называют гномами, потому как работают они в любое время дня и ночи.
      Удивительное место. Погода у них, возможно, и холодна, а дома скучновато серы, но в целом я видел Швейцарию только в розовом свете.
      У начальника таможни был родственник, управлявший фирмой бронированных грузовиков; у того, в свою очередь, — братишка, заправлявший отделом золота в Цюрихской банковской корпорации; а у этого брата имелся кузен, работавший в банке пробирщиком. И никто из них не возражал, если его отрывали от оперы, любовницы или от жены и детей — неважно, в каком часу ночи, — чтобы ускорить мои дела.
      Просто чудо. Милейшие люди! Лучшие на планете.
      Всякий раз когда я шел в очередное по списку место, меня уже знали и ожидали.
      Головокружительная ночь. Порой с замечательными высотами. Золото, по курсу на тот вечер, стоило 855,19 доллара за унцию. Выверенное и пробированное его количество, когда отбросили маскировку из свинцовых чушек, составило 301 221 унцию, то есть в переводе на деньги 257 601 186,99 доллара.
      Но хорошие новости на этом не исчерпывались.
      Моя проблема состояла в том, что деньги у меня могли отнять, подпись мою подделать, и все эти трудные завоевания в любое время могли обратиться в ничто, стоило мне только сделать в будущем хоть один неверный шаг. Все это было улажено.
      Навар, при номинальных десяти процентах, на такую сумму составлял ежегодно 25 760 118,70 доллара. Уж одно это было больше того, что я мог бы истратить, удовлетворяя даже свои экстравагантные прихоти. И такую вот сделку заключил со мной банк. Я продал им золото за 515 сертификатов на полмиллиона долларов каждый плюс 18 527 долларов на карманные расходы. До обналички каждый сертификат должен был приносить мне десять процентов годовых. В будущем мне нужно было только передать один из сертификатов в соответствующий филиал Цюрихской банковской корпорации в любом городе, и мне должны были выплатить полмиллиона долларов США плюс проценты до указанной на сертификате даты. Они фактически являлись банковскими долговыми расписками на полмиллиона долларов с замысловатым названием «долговое обязательство банка, подлежащее оплате немедленно по предъявлении». Они были лучше, чем золото, более ценными из-за процентов и прятать их было гораздо легче.
      Банку эта сделка тоже была выгодна. Теперь он являлся владельцем моего золота и наверняка рассчитывал на прибыль гораздо больше моих десяти процентов. Им не нужно было расплачиваться за него сразу же. Да и вообще американские доллары в банках, как правило, фигурируют в виде цифр в бухгалтерских книгах, а не как платежные средства в кассах. Если бы я потребовал всю эту массу денег в настоящих банкнотах, я бы обобрал Цюрих почти до нитки и мне бы понадобился грузовик вместо этого небольшого дипломата, который теперь был надежно прикован к моему запястью.
      После банка мне нужно было посетить еще два места. Первое — Цюрихское агентство Амстердамской фирмы драгоценных и самоцветных камней. Им управлял двоюродный брат руководителя отдела драгоценных металлов Цюрихской банковской корпорации.
      — Мне нужен, — сказал я, — большой мешок самоцветов.
      Он нисколько не возмутился, что его в три часа ночи вытаскивают из постели ради такого пустяка, как самоцветы. Он даже позвонил мусорщику и спросил его, где у него хранятся бачки для отходов.
      За тысячу американских долларов я приобрел здоровенный мешок бракованных безделушек. Впервые узнал я тогда, что изумруды могут быть настолько дешевыми, что их продают фунтами, бриллианты такими синтетическими, что не годятся даже для украшения костюмов, а искусственные рубины такими скверными, что их даже в театрах не принимают. Но они сверкали и очень были нужны мне для моих планов.
      Руководитель отдела ссыпал камни в яркий мешок с названием конкурентной компании, я заплатил, и он довольный вернулся в постель, а я отправился в аэропорт.
      Те, кто обслуживал чартерные рейсы, без малейших возражений вытащили из постели первого и второго пилотов, а ангарщики беспрекословно вывели готовый к отлету «граммон галфстрим» на линию.
      И вот я летел в Стамбул с ценными сертификатами в дипломате, прицепленном к моему запястью, мешком самоцветов под ногами и глядел на Альпы, куда меня так и не сбросили, теперь нежно розовеющие на утренней зорьке. Под рукой стоял телефон. Я снял трубку и попросил срочно связать меня с моим таксистом в Афьоне. Слава богам, дела шли просто превосходно. Телефонная связь с Турцией оказалась просто идеальной.
      — Встречай меня в аэропорту в Стамбуле, — сказал я таксисту.
      — С каким рейсом? — спросил он
      — С моим, — отвечал я. — Думаешь, я бы снизошел до того, чтобы лететь обычным самолетом? С моим собственным рейсом, Ахмед. Теперь я владею всем (…) миром!

Глава 9

      Тот Грис, что сошел с самолета в стамбульском аэропорту Есилкой, был энергичным и полным оптимизма человеком.
      Иммиграционный отдел поставил мне печать на въезд в Турцию, даже не заметив, что Султан-бей не уезжал оттуда.
      Таможенники лишь взглянули на браслет на запястье моей руки и на цепочку, оставив без внимания мое оружие, и быстро оформили мне въезд в страну. Они-то меня как-никак уже знали.
      И вот, оказавшись в аэропорту, я увидел в цветастой толпе Деплора с планеты Модон, а иначе таксиста Ахмеда.
      — Во дела! — воскликнул он на гангстерском английском. — Вы как будто попробовали пятьдесят сортов вина, босс.
      — Залпом, — отрапортовал я. — Идем-идем, у нас много дел.
      Уж теперь-то кое-что должно измениться!
      Многие еще не знали, что для них наступают роковые денечки. На этот счет у меня уже имелись определенные планы.
      Мы пробились сквозь толпу, заполнившую аэропорт, к выходу, затем с большими усилиями преодолели семнадцатимильный отрезок пути, ведущий к городу. Минареты, каменным лесом возвышавшиеся на протяжении всего Золотого Рога, никогда не казались мне такими очаровательными. С ревом летя по дороге, наш автомобиль вскоре юркнул в брешь, проделанную в городской стене для машин, и стал кружить по извилистым узким и шумным улицам. Не обращая внимания на возмущенные протесты тех, кому казалось, что мы едва не задеваем их остроносой обуви, награждая необходимыми ударами тележки уличных торговцев и непрерывно сигналя в рожок, мы наконец подъехали к зданию Валютного банка и остановились.
      Я шагал по кафельному полу банка как победитель. Оттолкнув в сторону малозначительного чиновника, которому, видимо, хотелось справиться о моем деле, я важно вступил в кабинет Мудура Зенгина, заправилы крупнейшей цепи турецких банков.
      Толстый, безупречно чистый и наманикюренный, одетый в темно-серый европейский костюм в полоску, он поднял взгляд от инкрустированного жемчугом стола, чтоб увидеть того, кто ступает по его бесценному персидскому ковру. Он не привык принимать по делам посетителей, у которых на груди патронташи крест-накрест, а за плечами обрезы. А может, дело обстояло так, что он страдал близорукостью, и когда от удивления пенсне упало с его носа, банкир, завидя мою куртку из медвежьей шкуры, похоже, принял меня за медведя.
      — Аллах! — выдохнул он.
      Я щелкнул замками дипломата и, открыв его, сунул Зенгину под нос 515 гравированных сертификатов.
      — Я хотел сказать «О Аллах». Садитесь же, садитесь!
      Он нашел свое пенсне, протер стеклышки и нацепил его на нос. Но, чтобы увидеть деньги, в пенсне он явно не нуждался. Мудур Зенгин нуждался в них, только чтобы видеть людей. Он пригляделся ко мне, узнал:
      — Ага, вы, наверное, Султан-бей. Насколько я знаю, вы ведете свои дела с нашим филиалом в Афьоне. Из Цюрихской банковской корпорации мне сообщили, что вы направляетесь сюда, но мы не ожидали вас так скоро. Итак, что мы можем для вас сделать?
      — Мне нужно бронированное хранилище, — объяснил я, — в которое никто бы не мог проникнуть, кроме меня, — никто!
      Зажжужали зуммеры, выстроились охранники. Вскоре мы уже находились в отделе стальных сейфов.
      — Две комбинации цифр, — сказал Мудур Зенгин. — Новейшее изобретение. Одна ваша, другая наша. Приходите только вы один. Больше никто другой не имеет права расписаться на карточке. На ней должна быть ваша фотография, и охранники будут сверять ее с вашим лицом.
      Вскоре я оказался в маленьком личном отсеке с ящиком, в который положил ценные сертификаты и сверху — расписку о продаже золота. Затем, подумав, я забрал из ящика пять сертификатов, каждый ценностью в полмиллиона долларов. На душе кошки скребли, но все же я сделал это. Ведь их оставалось в ящике еще целых 510 штук.
      Я снова присоединился к Мудуру Зенгину. Он потирал руки. Я положил конец этому занятию, сунув в них сертификат и сказав:
      — Вот это я хочу превратить в наличные.
      — В наличные? — переспросил он и вдруг затолкал меня в свой кабинет, усадил в самое удобное кресло и сказал, что и слышать не хочет ни о каких разговорах, пока не принесут кофе на серебряном подносе. Все снова было как в Швейцарии, за тем лишь исключением, что там просили подать какао.
      Справившись, достаточно ли сладок мой кофе, вполне ли горяч, тепло ли мне самому и мягки ли мои подушки, он перешел к делу.
      — Вам бы лучше рассказать мне о своих банковских проблемах, Султан-бей. Я дружил с вашим отцом, великим героем революции. — То была традиционная ложь, ибо я сомневаюсь, что он встречался когда-нибудь с волтарианским таможенником. — Я смотрю на ваши проблемы как на свои собственные. Так что говорите, не стесняйтесь.
      Я рассказал ему о том, что задолжал кредитным компаниям, что должен расплатиться и постараться аннулировать их кредитные карточки. Зенгин пощелкал пальцами в сторону двери, и появился клерк в твидовом пальто и шляпе.
      — Вы, — сказал Мудур Зенгин, — нуждаетесь в профессиональном руководстве. Кредитные компании — вещь немного запутанная. Никогда бы не простил себе, если бы позволил вам допустить какой-нибудь ляпсус.
      Мы вышли из банка, сели в мое такси и принялись объезжать моих кредиторов. Первым стала американская кредитная компания «Гнет».
      — Аннулировать вашу карточку? — вскричал управляющий. — Ни за что на свете! А вдруг вы аннулируете нашу, а карточки других компаний оставите в силе! Это была бы дискриминация. Мы бы подали на вас в суд за попытку подрыва нашей репутации! Султан-бей, как высокопоставленный гражданин с неограниченным кредитом вы несете социально-экономическую ответственность за прочность мировых учреждений и должны их поддерживать! — Он так разошелся, что его охранники стали заглядывать в дверь, держа дубинки наготове на тот случай, если мы еще больше выведем его из себя.
      — Оставьте это дело мне, — тихонько попросил меня Зенгин.
      Он подошел к управляющему и, утешающе погладив его по плечу, зашептал ему что-то, после чего тот согласно кивнул и улыбнулся.
      — Пошли, — сказал Зенгин и поспешно вывел меня наружу.
      Мы отправились в клуб «Гони должок». Там произошло то же самое. Затем в «Мастер-Карп». Там то же. Поехали в стамбульское логовище компании «Прокрутка и отмывка», и все повторилось снова. Мы продолжали объезжать кредитные компании одну за другой — и всюду одно и то же. Наконец осталась последняя.
      — Что вы им такое говорите? — полюбопытствовал я.
      — Очень просто, — отвечал Зенгин. — Я говорю им, что открою вам в банке счет векселей к платежу. Вам не следует утруждать себя этими мелочами. Все, что вам нужно сделать, — это положить на свой счет в банке полмиллиона, и туда пойдут их счета, а банк их оплатит.
      Вам больше никогда не придется сталкиваться с ними.
      Замечательно! Как раз то, что мне и нужно. Больше никогда не видеть этих собак. А в душе я смеялся. У меня созрел план, согласно которому в будущем никогда, никогда, никогда не найдет применения ни одна кредитная карточка!
      Мы заехали в контору последней кредитной компании, «Соковыжималки». Здесь возникла загвоздка: их карточка находилась у графини Крэк. Если я ее аннулирую, она узнает об этом сразу же, как только попытается сделать новую покупку. На нее набросятся, будут осуждать. И тогда графиня заподозрит неладное, вобьет себе в голову, что ей нужно меня повесить. Позже я мог бы покончить с ней, когда Ломбар даст мне знать, что Хеллера разрешается убить, но мне совсем не улыбалась мысль о преждевременной встрече с графиней Крэк. Эту единственную карточку аннулировать я не мог.
      Конечно же, управляющий компании встретил нас ликующей улыбкой:
      — Ага! Султан-бей! Ваша наложница поддерживает традицию, достойную такого гражданина, как вы. Она покупает и покупает, и все в Нью-Йорке, и, несомненно, по международной телефонной линии WATS. Превосходно, Султан-бей, превосходно!
      Я взглянул на Мудура Зенгина. Он казался смущенным. Очевидно, этот новый вдруг выявившийся фактор не учитывался в планах банкира. Я тут же объяснил:
      — Видите ли, в банке для всех кредитных компаний заводится специальный счет для погашения задолженностей. Я уверен, что проблем не будет.
      — Ох уж и не знаю, — покачал головой управляющий «Соковыжималки». — Наша компания особая, она гордится своим индивидуализмом. Потому-то мы и выставляем такие большие штрафные неустойки в месяц. Собственно говоря, я как раз просматривал ваш банковский счет, когда секретарша увидела, как вы вылезаете из своего такси. Мы, конечно, знали, что вы прилетели из Цюриха на частном реактивном самолете и всего за двадцать одну с половиной минуты доехали до банка. Всего лишь через двадцать два часа на ваши кредитные счета, согласно новому закону о клиентах, пользующихся меньшими правами, будет распространяться статья об обычном стопроцентном месячном обложении. Так как, будете платить по этому счету, или нам лишить вас права выкупа закладной на виллу?
      Мне стало дурно.
      Мудур Зенгин поддержал меня, чтобы я не свалился на пол, говоря при этом:
      — Господин директор, я сейчас же выдам вам банковский чек на этот неоплаченный счет моего клиента.
      — Ну уж ладно, — согласился управляющий. — На сей раз мы акцептуем чек — в виде одолжения вам, — но постоянно мы этого делать не можем.
      — Должен же быть какой-то выход, — сказал Мудур Зенгин.
      — Да, конечно, он есть, — согласился управляющий «Соковыжималки». — Если вы отдаете нам во владение всего лишь один из сертификатов Цюрихской банковской корпорации — только как дополнительное обеспечение для нас и все-таки остающийся вашим, — мы твердо обещаем не брать с вас никаких штрафов и не лишать вас права выкупа закладной на виллу, если только в каком-нибудь квартале нарушение не превысит этой суммы.
      — Хорошая сделка, — шепнул мне Мудур Зенгин.
      Я вздохнул. Что мне еще оставалось делать? Я вытащил ценный сертификат и передал его управляющему.
      — Между прочим, — сказал он, — я уже все подготовил для подписания контракта. Вот здесь. Пожалуйста, подпишите.
      В контракте мелким шрифтом пояснялось, что сертификат станет их собственностью, если в конце какого-нибудь квартала у меня будет просрочен платеж. Но я этого не допущу. Я расписался. Мудур Зенгин выдал чек на банк и оплатил по текущему счету.
      — Теперь запомните, что в «Соковыжималке», — сказал управляющий, беря банковский сертификат и кладя его вместе с другими бумагами в сейф, — вы с этих пор должны лично оплачивать свои счета. Это одно из правил нашего хозяина, банка «Граббе-Манхэттен» в Нью-Йорке.
      Ого! Компания Роксентера! Неудивительно, что банком правили так умело!
      — Если наши клиенты, — продолжал управляющий, — ежемесячно приходят и пресмыкаются у дверей, только тогда можем мы гарантировать, что делается соответ ствующая работа по переустройству мира, что мы учим рабству и бережливости. И не забудьте наш девиз: «Покупайте, покупайте!»
      Я решил принять это за намек и поспешно удалился. Слава богам, включая Аллаха, что мне удалось сбросить со своей шеи кредитные компании.
      А впереди еще ждали перемены. И пусть боги помогут тем, кто изводил и мучил меня. Деньги — сила, а мщение сладко! Они еще пострадают, и куда больше, чем заставляли страдать меня. Они все, включая и Крэк, и Хеллера!

Часть ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Глава 1

      Оказавшись снова в своем кабинете, Мудур Зенгин снял пальто и шляпу, устроил меня в самом удобном кресле и зашагал взад и вперед по бесценному своему персидскому ковру, время от времени вскидывая руки и обращая взоры к Аллаху.
      — Теперь-то что не в порядке? — спросил я наконец с некоторой тревогой.
      — Преступность! — отвечал он, остановившись. — Разве вы не знаете, что за последние три месяца она возросла в три раза? Как только подумаю о вас, сыне моего старинного друга, как вы лежите у дороги с черепом, проломленным грабителями… — И он снова зашагал по ковру, то и дело вскидывая руки.
      — Я хорошо вооружен, — напомнил я ему, пристраивая поудобней на коленях свой обрез.
      — О Аллах, — сказал он, обратив глаза к потолку, — узри глупость и безрассудство молодежи, молодежи, не сознающей, что повсюду ее окружают нехорошие злые люди с коварными планами и намерениями, которым не может помешать просто-напросто пуля. — Он остановился, задумчиво взявшись рукой за подбородок. — Банковская охрана. Если я предоставлю ему всю свою банковскую охрану… Нет. Этим проблемы не решишь.
      — Может, вы все-таки расскажете мне, в чем дело? — не вытерпел я.
      — Деньги, — сказал он. — Сейчас вы будете просить у меня наличные. Нет-нет, не отпирайтесь. Вы собираетесь передать мне один из этих сертификатов и взамен потребовать полмиллиона долларов наличными.
      — Была у меня в голове такая идея, — честно признался я.
      — Ах, молодость, глупая молодость. Аллах, ты только послушай его! — Он остановился передо мной. — Вы отдаете себе отчет в том, что пятьсот тысяч долларов США превращаются в пятьдесят тысяч банкнот достоинством в тысячу турецких лир каждая? И в том, что для такого множества банкнот — заметьте: банкнот наивысшего достоинства — потребуется сундук вот такой величины! — И он показал своими толстыми руками, какой именно. — Это значит, что вам повсюду пришлось бы таскать за собой тачку, даже под дождем. И вы бы от этого устали и купили себе осла с тележкой. А ослы не-на-деж-ны! Я не могу допустить, чтобы сын друга моего детства, моего лучшего и самого близкого друга, бегал по холмам и долинам, гоняясь за ослом. Это же такое унижение! — Он снова заходил по ковру, молитвенно вскидывая руки.
      Я понял, что он имел в виду. Я бы выглядел довольно глупо, гоняясь за ослом день и ночь напролет. К тому же эти твари коварны: подпускают поближе, а потом лягаются.
      — Что же мне делать? — спросил я.
      — Я знал, что вы согласитесь, — сказал Мудур Зенгин. Он очень ловко вытащил у меня из кармана четыре сертификата, положил их на стол и сел. — Вот этот, — заявил он, — мы частично используем для открытия банковского счета для погашения задолженности по кредитным карточкам. А эти, — он поднял три других, — мы положим на ваш текущий счет. Так вот, я распоряжусь, чтобы афьонский филиал Валютного банка выдавал вам любую сумму в турецких лирах и в любое время. А еще вы можете подняться наверх к кассиру и предъявить аналогичное требование…
      — Постойте! — вскричал я. — Мне вовсе не нужен счет, когда деньги получают по выписанным чекам. Мою подпись могут подделать! И кто-нибудь может заявиться сюда под видом…
      — Нет-нет, что вы! — запротестовал он. — Выслушайте меня. Кассирам сообщат, что только вы можете брать деньги с текущего счета и ставить свою подпись на чеке и только я буду производить калькуляцию. И когда вы его исчерпаете, то сможете просто приехать в Стамбул и дать мне новый сертификат.
      О, я почуял тут что-то недоброе, как кошка чует большую и жирную мышь. Это, наверное, отразилось на моем лице.
      Уже сидя в кресле, Мудур Зенгин очень твердо взглянул на меня и совсем другим голосом с холодными интонациями банкира проговорил:
      — Швейцарцы дали вам только десять процентов в год. Я же могу предложить вам тридцать по краткосроч ным займам и даже больше.
      По-моему, я понимал, что происходит. Он хотел, чтобы я отдал ему весь свой сейф. Я открыл рот, собираясь возразить, но он поднял руку:
      — Они вполне могли бы вам дать от тринадцати до восемнадцати процентов. Но ничего. Ваша прибыль по швейцарским процентам составляет более двух миллионов долларов в месяц, поэтому оставьте все как есть. Главное, золото там в безопасности. Кредитным компаниям вы должны около трети миллиона долларов, которые я гарантировал выплатить, плюс чек, оплаченный мною «Соковыжималке». Мне не хочется даже делать вид, что я вмешиваюсь в отношения между вами и этой наложницей. Но мой вам совет: прекращайте пользоваться кредитными карточками, пусть она обращается за деньгами к вам. И оставьте на мое попечение остающиеся миллион семьсот тысяч долларов. Сомневаюсь, что в Афьоне вы могли бы истратить столько, сколько задумали. Но даже если ваши расходы дойдут до миллиона лир в неделю — это примерно десять тысяч долларов США, и я не представляю себе, как бы вы могли проматывать такую кучу денег, — мы можем распорядиться вашими долларами, остающимися в этих четырех сертификатах, таким образом, чтобы их становилось больше, а не меньше.
      — Действительно? — недоверчиво спросил я.
      — Я рад, что вы согласны, — сказал он. — Поступите, как я вам говорю, и вам вряд ли придется в этом году снова открывать свой банковский сейф. Как, впрочем, и в любом году, если, конечно, вам не придет в голову купить всю Турцию.
      Я хлопал глазами, ведь в банковском деле многое для меня оставалось загадкой. Зенгин нажал кнопку звонка.
      — Я попросил подготовить эти бумаги за время нашего отсутствия. Знал, что вы примете совет старого друга.
      Клерк принес их и с ними объемистый тюк, полный турецких банкнот по сто лир, а также очень тяжелый банковский мешок с монетами достоинством в один и два с половиной турецких фунта, и в пятьдесят, десять и пять курушей.
      — На турецкие деньги, — продолжал Зенгин, — все еще многое можно купить, если обходить стороной им портные товары. За последние два года инфляция стала отступать. Пачка турецких сигарет стоит сейчас десять лир, а чашка кофе — снова семь. Мне трудно себе представить, как вы могли бы избавиться от этого тюка и этого мешка за одну неделю, но все же вот, получайте, ваше первое недельное пособие, миллион турецких лир, то есть десять тысяч американских долларов. Теперь вы турецкий миллионер и, если пожелаете, будете оставаться таковым каждую неделю. Подпишите вот здесь. Этот парень все-таки не был мошенником. Он действительно помогал мне выкрутиться. Свою долю он, конечно, получит, но и я теперь разбогател как никогда.
      Я расписался.
      Выходя из кабинета с тяжелым тюком, бечевка которого врезалась мне в руку, и мешком турецких монет, вытягивающим руку из сустава, я чувствовал себя богаче Креза и Мидаса, вместе взятых. А богатый Грис, как это кое-кому скоро предстояло узнать, являлся Грисом чрезвычайно опасным.

Глава 2

      Бог ты мой, босс, — изумился таксист, — вы что, ограбили этот банк? — Он так и таращился от изумления, подсобляя мне и закидывая увесистый тюк с деньгами в такси.
      Мы тронулись, миновали почтовое отделение Буйюк, поплутали по объездной дороге и устремились вверх по крутому подъему к Большому базару. Через каждые пять ярдов таксист приговаривал: «Ну и ну!»
      Примерно после тридцать пятого «ну и ну» и многократных ударов такси о ручные тележки, после чего их владельцы яростно грозили нам вслед кулаками, я заметил, что мы движемся в южную сторону и что скоро нам придется взбираться на улицу Ткачей. Не говоря уж о том, что она недостаточно широка для такси, если мы намеревались вернуться в Афьон, нам бы вообще следовало ехать в противоположном направлении, чтобы перебраться через Босфор в азиатскую Турцию.
      — Эй! — окликнул я таксиста, заглушая вопли пешеходов. — Ты не туда едешь!
      Он нажал на тормоза и остановился. Да и, пожалуй, как раз вовремя. Такси заехало носом в корзинную лавку, и ее хозяйка барахталась в груде упавших корзин.
      — Ну и ну, — проговорил таксист. Он сидел как болван. Я хлопнул его по макушке. Он обернулся, протянул руку через спинку сиденья и попытался поднять лежавший у моих ног тюк с деньгами. — Ну и ну, — повторил он. — Это и правда ваше, офицер Грис?
      — Конечно, мое, — отвечал я. — И каждую неделю я могу получать столько же. А теперь давай-ка разворачивайся и поезжай домой! У меня есть дела, а дорога далека — двести восемьдесят одна миля.
      В окна машины стучали. Я решил это дело уладить. Опустив одно из окошек, я выставил наружу стволы обреза, направил их в небо и жахнул. Это не возымело желательного действия, наоборот, привлекло еще больше народу. Но моя «аппаратная» выучка крепко сидела во мне. Я сунул руку в мешок, вытащил полную пригоршню жалких турецких грошей и швырнул их над головами собравшихся, целясь как можно дальше.
      О чудо! Тут же вокруг образовалось достаточно свободного места, чтобы мы могли развернуться, пока людишки подбирали рассыпавшиеся куруши.
      Таксист умело воспользовался ситуацией, и вскоре мы уже ехали своей дорогой.
      — Машина! — возбужденно проговорил он. — Она там, в Бейоглу. Держитесь, я вас вмиг доставлю туда.
      Такси с ревом промчалось мимо Египетского базара, свернуло в основной поток на подходе к мосту и вскоре уже с грохотом неслось по мосту Галата, отделяющему Золотой Рог от Босфора.
      Проехав вереницу фабрик, изрыгающих дым, и покружив по каким-то сомнительным переулкам, мы наконец очутились в местечке, бывшем, возможно, когда-то поместьем, но теперь — gecekondu, что означает «заложенный ночью» и представляет собой поселок из самых захудалых лачуг, построенный на государственной земле с целью ее приобретения.