- Золотой клюв, какую весточку принесла? - прошептал он.
      Словно услышав его вопрос, невидимая пташка защебетала и выдала новую трель.
      - Покажись, золотой клюв, - нараспев попросил старик, - с какими вестями пожаловала? Чья душа прислала тебя?
      Почувствовав, что Абдуррахман наблюдает за стариком, его сосед тихо сказал:
      - Странный он, правда? Сколько дней ни слова не проронил, а тут с птицей разговорился.
      Седобородый как будто услышал его и обернулся. Абдуррахман увидел, какие у него по-детски чистые, прозрачные глаза, но сколько же в них таилось печали...
      Птица еще раз прощебетала за окном, затем послышалось шелестение крыл: она улетела.
      Старик бочком удалился на свои грязные тряпки, как будто застеснявшись, что привлек внимание к себе. Согнувшись, сел и опустил голову.
      Вечером Абдуррахман с кружкой кипятка перебрался в его уголок и предложил:
      - Выпейте. Вижу, вы совсем ничего не едите, не пьете. Так нельзя.
      Тот посмотрел на говорившего, как бы не понимая. Взял кружку и тут же поставил ее на пол.
      - Не знаю, живу ли я? - неожиданно прозвучал его голос, и Абдуррахман растерялся. Вопрос поставил его в тупик. И он молчал, не сводя глаз со старика.
      - Да, да... - повторил седобородый. - Каждый день я прошу Аллаха вразумить меня, потому что не знаю, на каком свете нахожусь. Я был моллой, и мои отец, дед и прадед тоже были моллами. Кому я мешал в своем горном селе? Когда пришла эта власть и сказала, что Бога нет, я ей не мешал в ее неверии. Почему она решила помешать мне в моей вере?
      Он устремил вопросительный взгляд на собеседника, и столько глубокой убежденности было в этом взгляде, что Абдуррахман поразился про себя его стойкости.
      - Ответь мне, - продолжал седобородый, - зачем эта власть пригнала войска в наши села, когда крестьяне не захотели объединяться в колхозы? Зачем брат стрелял в брата?
      Он замолк и, закрыв глаза, начал шептать слова молитвы. Абдуррахман ждал продолжения рассказа и уже знал, что оно будет страшным.
      - Потом было так... - наконец заговорил старик. - В этот день в мечети собралось немного народа. Люди тогда боялись выходить на улицу, потому что по всему району рыскали большевистские жандармы. Я находился в молельной комнате. Наступало время намаза. И тут во двор въехали несколько всадников и направили коней к бившему из-под земли источнику. Здесь они спешились и направились прямо ко мне... Как же они кричали! Требовали выдать бандитов, которых я будто бы прятал в мечети. Я предложил: "Обыскивайте! Здесь дом Бога, а не бандитский притон". И они начали везде шнырять, не снимая обуви, топали по коврам. Грозили расстрелять меня здесь же. И лучше бы расстреляли... Когда они ушли, прихватив с собой нескольких верующих, я понял - жизни не будет. В тот же вечер меня арестовали... И, уже сидя в подвале местного ГПУ, я узнал, что четверо моих сыновей расстреляны. В чем они были виноваты? В том, что я, их отец, молла? Зачем превратили в прах их юные тела? Пресекли жизнь в расцвете юных сил... Посмотри на меня - мне нет и пятидесяти, а я стал как восьмидесятилетний старик.
      Он всхлипнул и закашлялся, а потом кивнул в сторону парнишки, появившегося в камере вместе с ним: - Вот мой последний сын... Его арестовали позже, и теперь он со мной... Что нас ждет?
      Абдуррахман взглянул на парня, и недоброе предчувствие сжало его сердце. В сухих напряженных зрачках юноши читалась обреченность...
      В ту ночь он не сомкнул глаз, но, кажется, отец с сыном тоже не спали. Он слышал их шепот. О чем они переговаривались между собой? Прошло еще несколько дней, но молла больше не вступал ни в какое общение. Его похожий на тень сын неотлучно сидел подле отца.
      Наверное, за час до рассвета загремели запоры двери в камеру, где находился Абдуррахман. До сих пор ночные рейды тюремщиков обходили ее обитателей стороной. Теперь же сомнений не оставалось: пришли за кем-то из них. Надзиратели потоптались у входа, а затем один из них направился к группе узников, в которой находился Абдуррахман. Сердце его учащенно забилось, на лбу выступил холодный пот... Но надзиратель подошел к сыну моллы.
      - Встать, - скомандовал он, - выходи с вещами.
      Парнишка вскочил, еще не понимая происходящего, подхватил свой тощий узелок, оглянулся беспомощно на отца.
      Все понял молла. У него навсегда отнимали то последнее, ради чего он еще продолжал жить.
      - Нет... - выкрикнул он и бросился к ногам тюремщика, слезы текли по его впалым щекам, - не забирайте мальчика! Он совсем ребенок! Оставьте его, умоляю, прошу. Расстреляйте меня. Расстреляйте!..
      Подошли еще двое надзирателей, оттолкнули отца от сына. Худенькая спина парнишки исчезла в проеме двери. Она захлопнулась, громыхнул засов, шаги по коридору удалились...
      Молла в беспамятстве остался лежать на полу.
      "Золотой клюв" - мучительным воспоминанием прозвучало в ушах Абдуррахмана. - Какую весточку ты принесла? Чья душа прислала тебя?" Совсем скоро намаявшаяся душа отца соединится с душами его безвинно загубленных сыновей...
      В конце 1933 года Тюрьма неожиданно распахнула перед Абдуррахманом свои врата. Теперь он мог ехать в родную Арафсу, где не был долгих четыре года. Судьба давала ему небольшую передышку перед новым этапом тяжелых скитаний. Но он об этом, разумеется, не знал...
      ГЛАВА 10
      Злые всходы
      Не случайно древние называли историка "передатчиком времени" (translator temporis), ибо всякий, кто берется воссоздать прошлое перед современниками, становится не только его хранителем, но и организатором времени как условного исторического пространства.
      Память - и та, что является достоянием рода, и та, что запечатлена в документах и свидетельствах очевидцев, управляет временем, она перемещает воображение из одной эпохи в другую, из страны в страну, от человека к человеку. Разомкнутая История есть аналог разомкнутой Вселенной. Она открыта постоянно расширяющемуся и углубляющемуся познанию.
      Можно писать историю, исследуя военные сражения или перипетии борьбы за власть, а можно сосредоточиться на отдельных человеческих судьбах, в которых тоже проявляется время ничуть не менее мощно, чем в судьбах цивилизаций, народов и стран.
      В том повествовании, которое пишу я, жизни отдельных людей настолько неотделимы от событий глобального плана, что невольно приходится касаться истории народов и стран, общественных движений, деятельности духовных и государственных учреждений.
      Человек живет, трудится, влюбляется... Ему кажется - он независим, и все в этой жизни может устроить так, как захочет и сможет. Но поворачиваются где-то таинственные колесики, одно государство объявляет войну другому, встречаются несколько человек и создают партию, а духовное лицо вместо того, чтобы умиротворять, призывает к отмщению, и начинает литься кровь, человека захватывает волна событий, которых он не предвидел и не ждал, его несет, как щепку в открытое море, навстречу катастрофам, потерям, смертям...
      Время после переселения армян из Персии и Турции в Закавказье в конце 20-х годов XIX века аккумулирует в себе все более нарастающие противоречия как внутри Европы, так и отдельных европейских стран с царской Россией. В поле этих противоречий попадает Ближний Восток, где разыгрывается острое соперничество за влияние на Балканах и в Средиземноморье. А в фокусе этого противоборства оказывается Османская Империя, там различными державами начинает разыгрываться карта национально-освободительной борьбы населяющих ее народов.
      Сделаем небольшое отступление. Приоткроем занавес над некоторыми тайными ходами армянской дипломатии. Поверь, читатель, здесь не меньше интриг и лицемерия, чем в самых захватывающих романах Дюма. Знать все это очень важно для лучшего понимания в дальнейшем, как удавалось армянам, начиная с середины XIX века, оказывать влияние на политику великих держав, простраивать разветвленные контакты на мировом уровне. Феномен их дипломатии тем необычнее, что она осуществлялась не от имени государства - мы уже писали, когда армяне потеряли государственность, - а с поощрения и на деньги армянских привилегированных слоев или, как принято теперь говорить, армянской элиты. Первые шаги такой дипломатии начали осуществляться, в частности, персидскими армянами. В XVII веке "Армения" "планировалась" на территории Персии. Во всяком случае, претензии на "Турецкую Армению", тем более Закавказье, явно не выдвигались.
      Разумеется, армяне были не столь наивны, чтобы не понимать: они могли служить лишь материалом в разнообразных комбинациях международной дипломатии. Однако на пути достижения собственных целей готовы были заключать любые союзы и давать любые обещания, порою, даже враждующим между собой странам. Как будто бы внешне необъяснимая особая "любовь" к армянам, вспыхивающая попеременно то в одних, то в других влиятельных странах, объясняется достаточно прозаически: если какая-то сторона начинала проявлять особое рвение в защите "несчастного, гонимого племени", повторять армянские клише о спасении "цивилизации от варварства", значит, именно ее на данный момент армяне подключили в свой проект "Великой Армении".
      Это иллюзорное государство блуждало по географической карте, как пиратский "Летучий голландец" по океанским волнам, и там, где бросало якорь, сеяло смерть и разорение.
      Итак, в XVII веке примерялись к Персии. Заработала дипломатия, и вот уже Людовик XIV пытается косвенно утвердить интересы Франции на персидской территории через тамошних армян, а инструментом воплощения этого становится замысел обратить их в католичество. Для этого он прибегает к посредничеству миссионеров из Орденов капуцинов и иезуитов.
      Король Франции даже вступил в переписку по этому поводу с персидским шахом Аббасом. Короли польские, по настоянию римской курии, также принимали участие в подчинении армян римскому престолу. С помощью католицизма их хотели использовать в качестве орудия европейского влияния на Востоке, но и армяне шли навстречу данному замыслу, надеясь, в случае завоевательного успеха своих покровителей, получить автономный статус в Персии.
      В 1678 году в Европу оттуда едет делегация из трех армянских духовных и трех светских лиц. Один из ее членов - Ори - 12 лет состоял затем на службе во Франции и 4 года в Рейнском палатинате*, используя службу как средство для контактов с нужными в политическом отношении лицами. Это подтверждается, в частности, документом, где Ори объявляет германскому курфюрсту "про армянское желательное избавление от неверных". Данное заявление однозначно можно толковать, как стремление найти союзника, готового способствовать "освобождению армян от ига персиян". Персам в этом армянском плане предназначалась участь, которая позднее выпала на долю азербайджанцев и турок.
      ______________ * Палатинат (лат.) - область пфальцграфа, пфальцграфство. Пфальцграф - один из знатнейших сановников в каждом из германских княжеств, назначенный императором Оттоном I (912-973 г.г.) для управления королевскими имениями и отправления правосудия. Так сохранялось и впоследствии, практически вплоть до объединения Германии Бисмарком, первым рейхс-канцлером германской империи в 1871-1890 г.г.
      Курфюрст обнадежил армян в их "освобождении", что, как считают многие исследователи, объясняется его честолюбивым желанием возложить на себя корону Армении, созданной с его помощью. При этом в докладе Пфальцскому курфюрсту в 1699 году Ори предупреждает, разжигая в нем дух соперничества, что "не нужно говорить ни одного слова королю польскому, а также князю московскому о том, что идет подготовительная работа для освобождения армян, ибо как польский король, так и Великий князь московский в прошлом хотели завладеть Арменией". Чего-чего, а в способности продавать с выгодой армянам не откажешь! Поразительный документ! Говорится об "освобождении", но не сообщается, в каких пределах оно предполагается. В каких границах существует де-факто та "Армения", которой якобы в прошлом хотели завладеть польский и московский властители?
      Позже армянская дипломатия уповала уже на военные силы Петра I и Иоганна-Вильгельма. В эпоху Екатерины II армянами велись переговоры о создании своего государства с российским правительством, но для обеспечения его суверенитета они намеревались избрать арбитром германского императора.
      Новая фаза закулисных многоканальных армянских "дипломатических игр" началась после переселения персидских армян в границы Российской Империи в 1828 году и достигла своего политического оформления к середине века.
      Русско-турецкая война 1877-1878 годов закончилась тем, что русские войска подошли почти к стенам Константинополя, а Кавказская армия овладела Баязетом, Ардаганом, Карсом и вышла к Эрзеруму. 3 марта 1878 года был подписан Сан-Стефанский договор, а уже 27 марта английский премьер-министр Б.Дизраэли предложил своему правительству опубликовать специальный циркуляр, чтобы показать готовность Великобритании прибегнуть к оружию. Он считал необходимым оккупировать Кипр и Искендерун переброшенными из Индии войсками, чтобы нейтрализовать приобретения России. Английская эскадра отправилась в Мраморное море. В этой взрывоопасной ситуации Россия 30 мая 1878 года подписала в Лондоне секретное соглашение, где, в частности, она обязалась возвратить Турции Баязет и долину Алаша-керта, а проблемы так называемой "Западной Армении" теперь относились не только к России, но и к контролю Англии.
      Так, зреющее армянское националистическое движение получило возможность использовать в своих интересах сразу две империи. Ведь армяне, по их собственным утверждениям, в массовом порядке расселившись после 1828 года в Закавказье и называя эту территорию "Восточной Арменией", не оставили надежды на воссоединение с той частью Турции, которая, по их представлениям, являлась "Арменией Западной".
      Хитроумная сущность политики Б.Дизраэли на Берлинском конгрессе (13 июня - 13 июля 1878 г.) заключалась в том, что он публично преследовал цель "урегулировать дела турецкого султана", якобы стремился помочь ему укрепить свою власть в Турции, а с другой стороны - английский премьер-министр использовал "армянский сюжет" для борьбы против России. В результате этих маневров проблемы "Западной Армении" согласно ст.61 Берлинского договора попадали под контроль "европейских кабинетов", т.е. стали служить орудием в руках западноевропейских стран для вмешательства во внутренние дела Турции.
      Все эти, а также многие другие подспудные интриги западных держав между собой (например, Англии и Франции вокруг Египта) и с Россией по-своему интерпретировала группа активистов-армян, присутствовавшая на Берлинском конгрессе. Они поняли язык международной дипломатии как "язык железных ложек", а у нас, сказал глава этих активистов М.Хримян, "ложки были бумажные, оттого-то нам ничего не досталось..."
      Но еще Крымская кампания 1853-1856 годов была дипломатическим поединком стран, оспаривающих первенство на Азиатском Востоке. Англия, Франция и Сардинское королевство поддерживали тогда Турцию в интересах своих стран против завоевательной политики России, а царские генералы не брезговали пользоваться услугами армян во всех случаях, когда это было возможно, но, одновременно, все же боялись, что армянская "материалистичность" может быть для России опасной.
      Во времена Наполеона III в 1862 году авантюрист "князь Левон Лусиньян" ведет переговоры с Пальмерстоном и самим Наполеоном III об отторжении Киликии от Турции и об организации армянского государства. Эти переговоры сопровождались восстанием в Зейтуне, которое при посредничестве Франции заканчивается признанием армянами "верховенства" Порты, хотя до этого, с 1626 года, на основании фирмана султана Мурада III зейтунцы пользовались автономией внутри империи.
      А между тем различные армянские политические группировки продолжают вынашивать планы "освобождения" и активно вырабатывают методы достижения этой цели. "Объединенная Армения" - это территория Турции плюс земли, где проживают армяне в Закавказье, - вот какой видели теперь свою будущую страну теоретики "Великой Армении", о чем и писали открыто в выходящих в Тифлисе газетах "Порц" и "Мшак" в 70-х годах XIX века.
      Идеолог армянского национализма Гр.Арцруни в ряде передовиц во "Мшаке" призывал турецких армян восстать против Оттоманской Империи с целью добиться освобождения. Однако турецкие армяне и не думали о восстании. Значит, нужна "внешняя сила", толчок, -приходит к выводу Арцруни; по его мнению, для "защиты своих прав" необходимо "применять оружие и огонь". И, хотя другие армянские публицисты, например, из "Мегу Айастани" трезво возражали, что "восстание означало бы их гибель", точка зрения Арцруни возобладала среди армянских образованных слоев.
      Когда вспыхнуло болгарское восстание 1876 года, турецкое правительство обратилось за поддержкой ко всем подданным империи. Патриарх Нерсес разослал тогда послание к армянской нации, где писал, что "судьба связала армян с турками, и поэтому армяне не должны в дни войны и тяжелого испытания государства относиться к этому безразлично, а, наоборот, обязаны оказывать ему помощь". Он призвал армян вступать добровольцами в турецкую армию, ибо "защита Оттоманской Империи есть защита Армении".
      Однако это воззвание не нашло почвы среди армян. И вскоре после Берлинского конгресса армянские политические и общественные деятели резко поставили перед собой два вопроса как программу действий на будущее: 1) язык слез, дипломатическую деятельность, агитацию, пропаганду, создание и организацию общественного мнения в европейских странах и России в пользу армян, и 2) меч - организацию четников - вооруженное восстание, пока - в "Турецкой Армении".
      Пионерами выполнения этой программы стали закавказские и анатолийские армяне. И до наших дней, через сто лет, она дошла, как показали события, сопутствующие развалу СССР, в неизменном виде. Азербайджанский народ ощутил ее в своей судьбе четвертый раз за столетие.
      Самой организации у армян еще не было, но начали распространяться слухи, что в Тифлисе под руководством Гр. Арцруни создан Комитет борьбы за освобождение Армении и что армянские богачи субсидируют этот комитет. Особенно интенсивно эти слухи распространялись в Карабахе, куда прибыли миссионеры из "Турецкой Армении". Однако в Тифлисе все-таки образовался gолитический кружок молодежи "Южные номера", по названию гостиницы, где он собирался. Из этого кружка и выросла партия "Содружество армянских революционеров" - Дашнакцутюн. В работе первого их съезда, состоявшегося в Женеве в 1892 году, участвовало тридцать два человека. Устройство организации было разработано по всем правилам конспиративной борьбы: самоуправляющиеся комитеты и 2 бюро. Дисциплина - военная. Изменять программу и постановления общего собрания никто не имел права. Центральным печатным органом партии стала газета "Дрошак", где и была опубликована в 1894 году очень краткая программа Дашнакцутюна. А газета буквально в одном из первых же своих номеров напечатала следующее заявление: "Партия не может согласиться с теми, кто дипломатическим путем желает добиться своих целей... пусть знают армяне, что они ничего не получат, пока армянская земля не будет пропитана кровью..."
      Программу и составили так, что всем, кто мог стоять на пути "армянских революционеров", обещали кровь, кровь и только кровь... Это, по сути, была первая в истории официально заявленная программа террористической организации.
      Вот лишь некоторые ее положения:
      "Армянское революционное содружество для достижения своих целей с помощью восстания организует революционные группы...
      Организовать боевые группы и подготовить их как идеологически, так и практически.
      Подвергать террору представителей власти, изменников, предателей...
      Разработать каналы отправки людей и оружия..."
      Во главе партии стояли два Бюро. Одно находилось в Тифлисе, другое - в Иране. Большое количество членов партии было направлено в "Турецкую Армению", туда же организовали переброску оружия со складов, созданных в персидском Артпатакане, в Сурмалу, в Карее и Александрополе. В Тебризе активно работала оружейная мастерская. Партийные ячейки имелись в Константинополе, Трапезунде, Батуми, Тбилиси, Баку, Гяндже, Карабахе. Партийные комитеты функционировали на Балканах, в Египте, на Кипре, в Женеве, в Париже, в Марселе, а, начиная с 1896 года, также и в США.
      В 1893-1896 годах в Константинополе была создана крепкая подпольная организация под руководством Ованеса Юсуфяна, который "воспитал" целое поколение профессиональных террористов-убийц.
      Возникла огромная тайная сеть, охватившая не только Восток, но и Европу с Россией. Когда ныне в спекулятивных целях раздувается жупел "исламского терроризма", никто почему-то не вспоминает о деятельности Дашнакцутюна, для которого успех "партийной работы" только и определялся террором. Их "дело" это и было сеять смерть и разорение. Дашнаки не щадили и свой народ, провоцируя мирных крестьян и торговцев на обреченные на провал восстания. Они первыми стреляли в армянскую толпу и затем громче всех кричали о "зверствах мусульман", они первыми нападали на турецкую полицию и армию, возбуждая национальную рознь, дразня и озлобляя турецкие власти, вынуждая их втянуться в противостояние, чтобы впоследствии плакаться в Париже и Лондоне о якобы "геноциде армян". Дашнакцутюн держался на двух китах: на боевиках и на умело поставленной пропаганде. "Несчастных армян" защищали королева Виктория и герцог Вестминстерский, французский социалист Ж.Жорес... И все же "не жалобами, а восстанием можно обратить на себя внимание", - учил дашнаков профессор международного права из Франции Роллен-Жекмен.
      Константинополь, как столица Оттоманской Империи и полуевропейский город, являлся очень удобным местом для организации внешней пропаганды. Но даже и пропаганду дашнаки питали террором. Они создавали, по нынешней терминологии информационщиков, событие. Сначала один за другим были убиты все те армяне, которые занимали высокие посты при дворе султана и верно служили ему. Так, от дашнакских рук пали Максут Симон бей, руководитель разведки султана Арташек, руководитель жандармерии Адиси Тигран (где же угнетение армян в Турции? Какие ответственные посты занимали эти люди!), бывший епископ Мамбре Бенлян, хирург М.Тутунджиев (наверное, за то, что, выполняя клятву Гиппократа, лечил всех, а не только армян). Боевые группы дашнаков нападали на турецкие и курдские отряды, а в Хапасорской долине Ирана 24 июля 1897 года 253 боевика вырезали тысячный отряд курдов под руководством Шариф-Бека.
      Дашнаки говорили о себе: наша партия родилась из Дела, оформилась в Деле и остается партией Дела. Один из ее руководителей Ваган Навасардян в 1950 году в сборнике, посвященном 60-летию Дашнакцутюн, писал: "Еще не было Дашнакской партии, а дашнаки уже были". И кровавый след их, добавлю я от себя, тянется не одно столетие. Во всяком случае, мы, азербайджанцы, явственно видим его на растоптанных телах наших мучеников и жертв.
      Какова же была их самая первая крупная акция? Я углубился в документы...
      В январе 1896 года премьер-министр Великобритании лорд Солсбери, подозревая Россию в тайных контактах с Турцией, указал царскому правительству в одной из нот на необходимость вмешаться в положение дел в Османской Империи. Отвечая ему, российский министр иностранных дел Лобанов-Ростовский отметил, что положение дел в Турции стало улучшаться и нет необходимости во вмешательстве держав. Он считал введенные султаном реформы вполне достаточными для наведения порядка в стране.
      Уже в начале февраля 1896 года лорд Солсбери обратился с речью к одной из общественных организаций Англии, где он отказался от "вмешательства в дела армян не только в настоящем, но и в будущем".
      В течение весны и начала лета того же года в Османской Империи царило спокойствие. Успокоилась и европейская дипломатия. Но могло ли такое положение вещей устраивать армянских экстремистов?
      Район деревянных вилл на побережье Босфора был, да и ныне является одним из живописнейших уголков Стамбула. Меня привел сюда "след" Дашнакцутюна. Но как же мирно выглядели эти места сейчас: рев корабельных сирен, крики чаек, распевные возгласы мелких торговцев, которые сидели в лодках под Галатским мостом. Там продавались свежая рыба, ароматные персики... На нижнем ярусе моста - уютные магазины, кофейни. Где-то здесь, в этом районе группа дашнаков, в начале августа 1896 года собравшихся под видом обычного семейного праздника, разрабатывала последние детали неслыханной тогда по дерзости операции - захвата одного из самых крупных финансовых учреждений империи - Оттоманского банка, игравшего значительную роль в строительстве железных дорог и в промышленности.
      К захвату уже были готовы динамитные бомбы, множество оружия и боеприпасов. Руководителем операции стал Бабкен Сюни.
      Тихая теплая ночь над Стамбулом. А за закрытыми ставнями дома на Босфоре кипели преступные замыслы и страсти.
      - Солсбери струсил! Отказался поддержать митинг, который устраивал Гладстон в защиту турецких армян. Мы можем рассчитывать только на себя... говорит вихрастый худой человек, сверкая глазами.
      - С этим ясно, что попусту тратить слова, Бабкен, - тихо отвечает ему главарь стамбульской организации Ованес Юсуфян. - Все решено. Ты же знаешь, надо пролить кровь, и армяне смогут получить желаемое. Мир понимает только язык крови. Твой отряд начинает, а в это время в городе наши будут стрелять из окон. Мало захватить банк, нужно, чтобы в городе вспыхнули массовые беспорядки. Люди жиреют в покое и забывают о борьбе. Ты понял, Арташес? - он обращается к сидящему в стороне крепкому мужчине, одетому по-турецки, и продолжает:
      - В кварталах вдоль Золотого Рога, от дворца Долмабахче до Хаскей, от мыса Сарай-бурну и до дворца Айван, в Саматии, у Семибашенного замка и около Андрианопольских ворот - все должно гореть. Банк - это сигнал. Бросайте бомбы, нападайте на лавки, на полицию.
      Арташес кивает:
      - Люди расставлены в нужных местах. Они будут действовать молниеносно...
      - Да, да - перебивает его Юсуфян, - внезапность - залог успеха. Нападайте и отходите. А зверь начнет метаться, крушить все подряд... Ужас должен воцариться в Стамбуле. Только так мы раскачаем этих забывчивых англичан и этих предателей русских. Заставим их вспомнить о своих обязательствах перед армянами. Лжецы!..
      - Много погибнет армян в эти дни... - обронил один из присутствующих, совсем еще молодой человек, стараясь ни с кем не встретиться взглядом.
      Бабкен Сюни коршуном налетает на говорившего, на его лице, словно маска, волчий оскал:
      - Ты, защитник зажравшихся купцов и ленивых амбалов!.. Да если бы все они не держались за свои кошельки и семейный выводок, Армения давно бы возродилась! Слишком долго ты крутился возле Ванского епископа Богоса, от него, видать, заразился малодушием. А от малодушия знаешь, что лечит, знаешь? - глаза Бабкена хищно сузились. - Нож, нож, дорогой Вазген... И дашнакский нож навсегда излечил этого епископа от пораженчества...
      Молодой человек сидел, низко опустив голову.
      - Тише, тише! - властно останавливает Сюни Юсуфян. - Возьмешь Вазгена с собой на операцию, Бабкен. Молодежь надо закалять делом. В наших рядах разногласия и ссоры исключены. А сейчас я прочту вам одну из листовок, которые нужно будет разбросать в эти дни по городу и особенно - около посольств. В напряженном молчании Юсуфян читает:
      "Терпение подавленной нации имеет свои пределы. Еще раз злоба армянской нации скинет наложенные на нее цепи, и деяния, которые за сим последуют, лягут на ответственность не только Султана, но и представителей иностранных держав!.. ...Мы умрем! Мы это знаем. Но дух революции,пронизавший армянскую нацию до мозга костей, не перестанет угрожать трону Султана до тех пор, пока в живых останется хоть один армянин. Центральный Константинопольский комитет федерации армянских революционеров Дашнакцутюн".
      - За великую Армению! - произносят хором присутствующие, вставая.
      - Ни кровь, ни жертвы нас не остановят, - слышны отдельные голоса.
      - Так и будет! - торжественно завершает сходку Юсуфян.
      Прощаясь с Бабкеном, он слегка обнимает его за плечи и шепчет:
      - Будь осторожен. В банке все подготовлено. Вам удастся уйти... Мы поднимем послов.
      - Зря ты подсунул мне этого слезливого Вазгена, - мрачно бурчит тот в ответ.
      - Приказы не обсуждаются, - отрезает Юсуфян. - Вот и проверь его в деле. Поставь впереди.
      Все постепенно расходятся, растворяясь в ночи. Тишина в Стамбуле. Тишина...
      Почти одновременно в полдень 14 августа 1896 года прогремел взрыв динамитной бомбы около внушительного здания банка на Банкалар Джазеси в стамбульском районе Шишхана и оказались разбросанными по городу тысячи листовок. Дашнакские боевики начали свою масштабную операцию.
      Двадцать шесть человек, вооруженных револьверами и бомбами, во главе с Бабкеном Сюни ворвались в банк, расстреляв немногочисленную охрану, и взяли в заложники 150 находившихся там человек - служащих и посетителей. В это же время летели бомбы из окон и с крыш многих домов в Стамбуле. Дашнаки нападали также на полицейских и жандармов, провоцируя ответную агрессию. В течение нескольких часов город был буквально парализован страхом.
      В самом начале штурма банка Бабкен Сюни подорвался на бомбе, и руководство группой взяли на себя Грач и Армен Гаро. Заложников загнали в одно из помещений, а по периметру нижнего этажа здания и на окнах устроили баррикады и заграждения из мешков с серебряными монетами. Пока боевики закреплялись в банке, остальные участники операции раздали иностранным послам и отправили в канцелярию султана литографированные письма комитета Дашнакцутюн. Перечень требований был, в частности, таков:
      Назначение европейского Верховного комиссара по делам армян Османской Империи.
      Подчинение полиции европейскому командованию.
      Всеобщая амнистия.
      Создание европейской комиссии для наблюдения за выполнением указанных требований.
      Фактически предлагалось лишить государство всякой самостоятельности.
      Стянутые к банку, кроме полиции, армейские части пытались идти на штурм, но каждый раз их отбрасывал назад шквальный огонь боевиков. Улица около банка была усеяна трупами солдат. А в одном из районов Константинополя, Саматии, населенном в основном армянами, происходили ожесточенные вооруженные столкновения между дашнаками и подразделениями регулярной турецкой армии. Это была настоящая война. С армянской стороны были применены 154 самодельные гранаты, в боях наравне с мужчинами участвовали женщины.