Доктор N

Вот ограда Александровского сада... Странно, прежде не вспоминал, ибо соседствовало с радостью, что наконец-то свершилось, и он победителем едет в советизированный Азербайджан, а тут вдруг... вот так же, проходя мимо Александровского сада в мае двадцатого года перед отъездом в Баку, заслушался гигантского роста старца-слепца, который уставился незрячими глазами в никуда и бубнил,- слова его звучали заклятьем: что разверзлось время, кумачовые пятна (может, зрит?) - это кровь проступила из-под вещих камней Красной площади, что революция в России будет долгой и безумной, кровью зальётся русская земля! Старик, подумалось тогда, выжил из ума, жизнь налаживается, растет сын, в Азербайджане зачинается новая эра... - заглянуть в светлое будущее, мня себя пророком (?), который постиг и свободно оперирует всеми тремя ступенями познания: имагинацией, или воображением, инспирацией, или вдохновением, и интуицией,- был убежден, что у него развита.
      ... Длинный ряд железных прутьев, облезлые, некрашеные, стынут, крепко вбиты в землю, в просветах Кремль. Как всегда в эти сумерки, на улице безлюдно. Почерневшие холмики снега. Кто-то не спеша, смутно различимый, шел навстречу. Когда приблизились, тот вдруг убыстрил шаг и, резко выпятив грудь... это случилось так неожиданно, что Нариман не успел отойти, ударил его - за пальто будто был спрятан железный панцирь. Сердце у Наримана заходило, забилось и, не успел прийти в себя, кто-то сзади повис на нем. Нариман повернулся, чтобы сбросить тяжелую фигуру, а этот, невысокий, похож на... это ж Володя Маленький! Да, никаких сомнений, хотел вслух: Что ж ты так неуклюже?! Но сзади и спереди плотно прижали, тесно, воздуху! воздуху!.. Еще какая-то мысль или чувство, но что? Слышит голос, какой-то чужой, не его: Мне нечем дышать! - ловит воздух, вдруг такой холодный и сырой. - Да отпустите же! Эй, кто здесь? резануло и оборвалось внутри, его уже никто не держит, прислонился к ограде, сжал прутья, темно в глазах, дорогой Наджаф, скоро сойти в вечную могилу... жизненные зигзаги... какое-то непреодолимое слово, громоздкое, индифф... диффер... ррентно, это конец, фибры души... короткая вспышка и тьма. И никто не узнает, как.
      ГЛАВА КОНЕЧНАЯ, или ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ, а под занавес - о ХРОНОЛОГИИ, столь же определеннай, сколь и непредсказуемой, ибо жизнь не есть судьба.
      Сначала, как положено, составили акт. Почерк аккуратный, ровный, свободно-размашистый, фразы грамотно обкатаны, ничего лишнего, констатируется факт и точно проставлены знаки препинания, что:
      Двадцать пятого года девятнадцатого марта около половины девятого вечера в Кремлевскую больницу был доставлен на извозчике сиделкой амбулатории председатель Ц.И.К. С.С.С.Р. тов. Нариманов. При осмотре его мною, как дежурным врачом, оказалось, что у тов. Нариманова признаков жизни (дыхание, пульс, сердцебиение) обнаружить не удается, и применение возбуждающих сердечных средств подкожно никакого результата не произвело. Дежурный врач Кремлевской больницы А. Каплан (подпись, печать).
      И новый почерк, убористая запись делопроизводителя Кремлевской больницы - крепкая рука, удостоверяющая подпись, похож на предыдущий, и тем же почерком, что и Акт, подпись удостоверяющего, что записано со слов сиделки:
      Я, сиделка Кремлевской амбулатории Юлия Ивановна Литвин, проходя вечером сего девятнадцатого марта по тротуару у решетки Александровского сада по направлению от Троицких ворот до площади Революции, увидела прислонившего (пропущено ся, может, прислоненного?) к решетке и сильно кашляющего человека, которому, видимо, было дурно. Подойдя, чтобы оказать ему помощь, я узнала в нем тов. Нариманова, которого видала ранее в Кремлевской амбулатории. Узнав меня, он сказал: Везите меня скорее в больницу, у меня склероз, я умираю. Я переспросила: не хочет ли ехать домой? - он категорически распорядился везти в больницу в Кремль. Дорогой все время стонал, говорил, что ему плохо, и пока мы доехали до больницы, он уже скончался.- Впритык корявая подпись и убористое письмо, та же удостоверяющая деловая рука.
      Авель Енукидзе, секретарь ЦИК Союза ССР, став председателем Комиссии по организации похорон, составил, назначив своим заместителем Тер-Габриэляна, список, куда вошли Скрыпник, востоковед Павлович, Базилевич из Московского военного округа, Цивцивадзе, Циркуль, Тагиев из постоянного представительства Азербайджана, секретарь московских профсоюзов Павлов, секретарь Московского комитета партии Рютин... - утвердили порядок процессии похорон:
      перенесение тела в Колонный зал Дома союзов, доступ к телу, открытый круглые сутки до часа выноса, после чего гроб к месту погребения следует по маршруту: от Дома союзов через площадь Революции и проезд Исторического музея вдоль Кремлевской стены на Красную площадь к мавзолею.
      Приказ Реввоенсовета: точно в десять часов по московскому времени во всех гарнизонах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не полностью, а сокращенно: РККА, произвести салют артиллерийским выстрелом одной батареи, а в гарнизонах, где нет артиллерии, выдать тайну?! войсковым частям произвести ружейные залпы простыми патронами одним батальоном. В Москве и трех столицах Закавказья - Тифлисе, Баку и Эривани произвести шесть залпов с перерывом ровно в три четверти минуты, а в прочих гарнизонах - по три залпа с перерывом уже в две минуты. Передано также на места радиотелеграммой, приказ введен в действие по радио, что с первым залпом склоняются знамена, приспускаются флаги на пять минут, на то же время в правительственных учреждениях Москвы и по всему Союзу прекращается работа.- Подпись председателя Реввоенсовета Фрунзе (скоро сам - по стопам Нариманова).
      Весьма срочная телеграмма от Киргизского правительства, что представители автономных республик и областей РСФСР, а также Узбекистана и Туркмении считают желательным перевезти тело тов. Нариманова в Баку... А что Азербайджан? Молчит? Им там виднее,- и Авель Енукидзе, у кого скопились эти первичные бумаги, заново перечел их спустя три недели после похорон: перед тем как сдать на вечное хранение, и помнит, по ходу чтения сверлила мысль: Извозчик! О нем ни слова! Спросить! В первый раз не обратил внимания, ибо нелепая смерть, а потом закрутился с похоронами, и по новому прочтению возникли те же недоумения: подвез - и никаких следов! А ведь умер по дороге! И эти похожие почерки: того, кто пишет, и того, кто удостоверяет, и так много случайностей, резануло, что Каплан, что ж, бывают совпадения.
      Гюльсум-ханум... Когда ей сообщили... - нет, сказали не сразу, пожалели: Сердечный приступ, и она, оставив сына у соседей, помчалась в больницу. Не спешите, поедем на трамвае. Голос посыльной сестры ей не понравился: Он жив? Живой он? - спросила, и сердце заколотилось как никогда прежде.- Он не может умереть, оставив нас одних! - О чем она говорит? А та молчит. Почему она молчит?
      Все, что было потом,- было не с Гюльсум: её самой больше не было. Почему-то все время твердила: Нет, я категорически против вскрытия, успокаивали: будет так, как она хочет, не надо волноваться, у нее сын, должна думать о нем.
      Но как можно, чтоб без вскрытия? Акт патологоанатомического вскрытия тела товарища Нариманова (с указанием должности, семь точек проставить). Прозектор больницы профессор Могильницкий Б. Н., - Н с завитушками, такая фамилия, там, в начале пути, Победоносцев, здесь - Могильницкий, скобки жизни, - в присутствии коменданта Кремля Петерсона, наружный осмотр... правильного телосложения, внутренний осмотр, состояние диафрагмы... мягкие покровы головы, кости свода черепа... да-с, читать такое! - вещество мозга, размер сердца, всякие заумности: миомаляция сердечной мышцы, эмфизема легких... - в дело для хранения пошли и напечатанные на ремингтоне речи, произнесенные у могилы: короткое выступление самого Енукидзе, всего лишь фраза, но долго думал над нею: У могилы великого нашего вождя отдадим последний долг покойному председателю ЦИК, нет, полностью: Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик товарищу Нариману Нариманову, далее Калинин: Смерть, и именно для коммуниста, всегда явление случайное в процессе его энергичной работы, и Красная площадь в лице товарища Нариманова получает первую жертву от народов Востока. Когда-то Лобное место, Красная площадь превращается в место упокоения, место погребения вождей, уважения и почтения для всех народов. Отдадим последний долг и пожелаем, чтоб земля (покрытия булыжником) была покойному пухом. Француз Семар от Коминтернационала говорил на своём, перевода не было, Миха Цхакая от народов Закавказья, простужен, лишь фраза скорби, которую приносит товарищу Нариманову в его многотрудной, многотяжелой работе - пробудить угнетенные и отсталые народности.
      От ЦК РКП (б) - Каменев Лев Борисович: исключительное место, живая связь, своеобразный пройденный путь, отличный от путей, - вдумчивый перечень, - ленинградского металлиста, московского или иваново-вознесенского текстильщика, донецкого шахтера, совещания неоднократные под председательством Владимира Ильича в его кабинете, Владимир Ильич с особенной чуткостью прислушивался к тому, что говорил этот старый, испытанный боец, в чьих словах, иногда колебаниях, - это подчеркнуть, - а также предупреждениях слышался голос трудящихся. Да, задушен, - прозвучало как намёк, - припадком тяжелой болезни старый дозорный революции. И в который раз повторяется, что Нариманов, выходя из Кремля, пошел домой пешком и на Моховой улице, недалеко от здания Манежа... Вчера Сунятсен (слитное произношение), сегодня Нариманов, а завтра... - кто же завтра?
      Полоса такая похоронная, сплошные фатальные исходы: трех дней не пройдет - вспомнят о похоронах Нариманова, что в тот день и час, когда могила товарища Нариманова не была засыпана, суровая судьба готовила нам удар. Не успели мы разойтись с Красной площади - братского коммунистического кладбища,- как нам сообщили, что под Тифлисом на загоревшемся в воздухе аэроплане погибли три наших товарища, абсолютные партийцы Мясников (Мясникян), Атарбеков, Соломон Могилевский. Пролетев Тифлис, аэроплан юнкерс воспламенился и, не будучи в состоянии снизиться, упал, произошел взрыв. А перед тем один за другим из кабины выпали сначала двое, а потом третий... Вместе с ними погибли летчик и механик (скорее б март кончился!).
      Авель Енукидзе советовался с Кобой, помнит, тому не понравилось, как однажды Нариман пытался расшифровать его поздний псевдоним: Я немного знаю грузинский и даже древнегрузинский, в Гори учили. Джуга - это сталь, ну и потому Сталин... - почувствовал, что Коба недоволен, тут же о себе, и понял, что еще хуже: - Вот я, к примеру, у меня фамилия Нариманов, Нар - это мужественный, неутомимый, я б по-русски звучал, очевидно, как Мужествин, что ли?
      Авель, поминит, пошутил: А может, Неутомимов?
      - Я на похоронах выступать не буду,- сказал Коба Авелю.- Не могу лицемерить. А ты и Серго - это ваше дело, мы люди свободные, неволить никого нельзя.
      Так тебе и поверил! - подумал Авель.
      Когда Сталин узнал, что Серго был на траурном митинге и даже выступал, хотя вся церемония была заранее согласована и утверждена, изобразил удивление: Серго пошел? Беспринципный человек! Был и остался. Павлович? Такой же, как Серго, болтун, кумира себе сотворили в лице Нариманова!
      ...Все ушли, а они вдвоем с сыном, Гюльсум и Наджаф, у могилы стоят. Как жить дальше? Наджаф мал, не понимает, что произошло, но взяла с собой, чтоб запомнил. Вернутся домой и, будто кто вынул из ящика и положил на стол,- исписанные рукой Наримана листки. Письмо к сыну. Тут же, не снимая шубы, стала читать. Читает и плачет. Спрятать! Пока никто не увидел. Написать такое: и большевизма не будет!.. Сунула в сумку, потом в шкаф - под бельё. Ещё куда-то, затем новый переезд... Так спрячет, что и сама не найдет. А когда обнаружит снова, после гибели сына на войне... - но кому они теперь нужны, умерли все (и её самой нет).
      И, собирая со стола накопившиеся в связи с похоронами бумаги, Авель хотел сдать в архив и линованный тетрадный лист, на котором, готовясь к выступлению, набросал вехи жизни Наримана, хронологию его деяний, да забыл, срочный вызов к Кобе, и лист, сброшенный сквозняком под тумбу доставленного сюда из царских палат стола, был подхвачен новым дуновеньем и, качаясь, будто на крыльях, взлетел и спикировал в щелочку, оттуда в подпол, долго прятался там, в своем подполье...
      пока я, забредший в этот особняк, который давно снесен, не
      обнаружил листок, он разворачивался как свиток, обычная
      хронология, покрытая пылью, никакого труда сдуть её:
      1870-1925, даты рождения и смерти, а меж крайними датами,
      когда перевел гоголевского Ревизора (1892),
      сочинил историческую трагедию Надир-шах, маленький роман Бахадур
      и Сона (1896 и 1899);
      вступил в Российскую социал-демократическую партию с непременной
      детализацией, что речь о бакинском Гуммете (осень 1905);
      заключение в Метехский тюремный замок, группа бакинской
      интеллигенции посылает в мусульманскую фракцию при
      Государственной Думе петицию об освобождении знакомого бакинцам
      доктора Нариман-бека Нариманова, шесть месяцев в Метехском замке
      без предъявления каких-либо обвинений;
      ссылка в Астрахань, губернатор штрафует редактора тамошней газеты
      Бурхани-Таракки на двести рублей с заменой, в случае
      несостоятельности, тюремным заключением на два месяца - за
      помещение полной автобиографии ссыльного доктора;
      амнистия (все это с марта 1909 по июль 1913),
      недолгое конфликтное комиссарство в Бакинской коммуне с апреля по
      июнь 1918,
      красиво округленная мысль, что с участием Ленина + плюс добро
      Сталина + ходатайство Реввоенсовета 11-й Красной Армии во главе с
      Тухачевским, упомянутым вскользь, но чей призыв крылат: штыком
      осчастливить человечество, а в подмогу к штыку - ядовитые газы,
      чтоб выкурить из лесов белые партизанские банды, Политбюро
      удовлетворяет просьбу т. Нариманова, о срочном выезде в Баку
      следом за частями славной Красной армии, где Нариманов, будучи
      ещё в пути, уже избран первым председателем Ревкома Азербайджана
      (апрель 1920);
      и пока я читал, на листке проступали новые даты, после смерти,
      расшифровка была облегчена интуицией, искусно инкрустированной
      иррациональной изобретательностью, игровой импровизацией,
      имитирующей изгойство,
      1934, дважды подчеркнуто с учётом выстрела первого декабря:
      имеется в виду, что в ходе пересмотра роли фигур на доске
      шахматных кавказских баталий (атака! руби! ура! музыка!) имя
      Нариманова было внесено в чёрный забвенный список
      национал-уклонистов, враждебных большевизму, чей закат Нариманов
      предрекал (естественно, в силу исторической
      ограниченности) и потому подвергся посмертной репрессии.
      1956, восклицательный знак, тут особой проницательности не
      требуется: реабилитация.
      1970, знак вопроса, имеется в виду, что столетний юбилей
      Нариманова не отмечен, помешал юбилей вождя большого, и вовсе
      забыто за давностью лет, оно к лучшему! что некогда оба вождя
      гляделись рядом, мировой и восточный, их рисовали похожими, как
      братьев-близнецов, и народный ашуг, или ашыг, прижав к груди
      трехструнный саз, пел вдохновенно на хлопковом поле, чайной
      плантации, у нефтяной вышки на измазанном мазутом пятачке: К нам
      шагает с доброй вестью,
      к нам стремится издалека седовласого Востока Ленин
      Нариманов, вождь-учитель с ясным взором.
      1972, реплика ха-ха, курьёз с установкой в Баку памятника
      Нариманову: кто-то бдительный измерил, что памятник этот на
      несколько вершков выше памятника Миронычу, нельзя допустить, чтоб
      свой превысил нашего! это местнические амбиции, национализм! а
      громче всех кричали гянджинцы, де, мы - кировабадцы и не дадим
      Кирова в обиду! Решили укоротить, пожалев ноги Наримана, а тем
      более не за счёт головы, пьедестал, нарушилась пропорция,
      надстройка, собственно фигура, деформировала базис, - шифрованный
      стиль времен недавних, когда песнопенья в честь идолов.
      впрочем, памятника Миронычу уже нет: сняли голову с плечами и
      гигантской рукой, что была больше всей фигуры, и грабасто
      распростиралась над бухтой, владея небом и морем; долго торчали
      на пьедестале ноги-обрубки, пока их не убрали.
      1991, нескончаемые манифестации у памятника доктору N, который
      вздумал было, сколько их, докторов! лечить больное общество,
      страну, государство, и памятник вовсе не похож на оригинал
      реального Нариманова, выкрики:
      долой!
      предался чужим!
      призвал красные войска!
      раздарил земли, якшаясь с мстительными, которые
      пролили столько тюркской крови!
      дым ест глаза, толпа кричит, скандируя:
      убрать!
      снести!
      и цепью, накинутой на фигуру, сдавило шею... - лишь шевеленье
      губ, но кто слышит? нахмурилось чело:
      он вовсе не желал торчать тут, где свирепые ветры!
      и тягач, натужно ревя...
      1995, но дата подвижна, бег последней цифры достиг нуля,
      сменилась вся цепочка, обозначив новое тысячелетие, жизнь
      повествования Доктор N продлилась.
      впрочем, кто теперь читает романы, к тому же исторические, дабы
      уроки прошлого... - о Боже, эти банальности и тривиальности,
      вроде летящей птицы или струящегося света.
      О Всемогущий и Сокрытый от всех взоров, Всевидящий, Вычисляющий судьбы и Открывающий истину, Благородный и Терпеливый, прости палачам, хоть и ведали, что творили, ибо на то Твоя воля, Ты Сведущ и Мудр, и жертвы успокой, чтоб не страдали, - и тех, кто сам мог быть палачом, останься в живых, и тех, кто ни в чем не повинен.
      И, предлагая читателю во облечение
      КАТАЛОГ ИМЕН
      некоторые из тех, кто упомянут или чей дух присутствует в романе, каюсь в грехах, если по недомыслию или поддавшись безотчетному гневу, возвел на кого напраслину, запамятовав, что есть у них дети и свято родительское имя.
      Абашидзе Ламия, аджарка, знаменитая бакинская активистка женского движения из уплотненного большевиками углового дома миллионера Кардашбека.
      Авакян Багдасар расстрелян в числе бакинских комиссаров, не будучи им, оказался с вождями Коммуны в одном тюремном списке.
      Агамали-оглы славен лозунгом: Вы нам из Урсиета (России) революсия качай-качай, а мы вам из Баку нефть качай-качай.
      Азизбеков Мешадибек расстрелян как бакинский комиссар, 2-ой в символической четверке 26-ти, олицетворяющей дружбу народов: он тюрок, Шаумян армянин, Джапаридзе грузин Фиолетова русский.
      Айолло Гриша - бакинец, рисковый покерист, первая скрипка в оркестре Диктатуры Центрокаспия: власти, которая сменила Бакинскую коммуну. Сам себя вытащил из революционного болота за волосы, как выразился однажды в Лондоне, куда бежал и где умер, тоскуя по Баку.
      Алиев - тюрок, в совершенстве освоивший армянский язык, незаменимый в делах бакинской жандармерии для слежки за армянами, переводчик на русский устава боевой дружины партии Дашнакцутюн.
      Альтман, поэт, с эллином был эллин, с красными - красный, приветствовал большевиков в Баку, клялся в любви к Персии, грозился: Шах и мат дадим мы шаху! и далее: С каждым днем он ближе к краху.
      Амбарцумян из армянского клана купцов, полководцев, учёных при дворах османском, персидском, российском, советском, возглавлял Советскую власть в Нагорном Карабахе.
      Амиров Татевос, предводитель дашнакского отряда, включен за благородный порыв - заступился за брата-большевика! 26-ым в список бакинских комиссаров, расстрелян.
      Амирян Арсен казнён как большевик, чьи откровения в газете Бакинский рабочий - критиковал армянских националистов, авантюризм которых привёл к истреблению армян в Турции в 1915 году, вызывали гневную отповедь у его старшего брата Татевоса.
      Андраник, в скобках через дефис паша, или генерал турецкой армии. Шаумян обращался к нему как вождю армянского народа. В песне армянских части в Баку в дни мартовской бойни тюрок рефреном звучало двустишие со звучной рифмой йаша, живи! здравствуй! и паша: Живи, генерал, и здравствуй!
      Атабекян любил задавать Нариману вопросы любопытствующего о Коране, часто его цитируя: Сражайтесь на пути Аллаха (опустив: с теми, кто сражается с вами), убивайте их, где встретите, и изгоняйте их (снова опустив: оттуда, откуда они изгнали вас, и не преступайте).
      Аттила, король гуннов (V век), чьи войска доходили до Рима и Константинополя. Предводитель первой тюркской империи, из 16-ти, ещё были: Восточные и Западные Гунны, Гунны Белые, Голубые тюрки, империи Аварская, хазаров, Уйгурская, караханидов, казневидов, сельджуков, хорезмшахов, Золотая Орда, империи Тимура, Бабура, Оттоманская.
      Бабек - из славных, в утешение тюркам, имён борцов против иноземных, в данном случае - арабских захватчиков.
      Банин - лишь дуновенье имени, ассимилировавшаяся азербайджанка французской культуры, писательница, внучка бакинских миллионеров: по отцу Шамси Асадуллаева, по матери - Мусы Нагиева.
      Басин Меир расстрелян как бакинский комиссар, не будучи им.
      Берия Лаврентий, карьера которого началась в Баку: был заместителем председателя ЧК советизированного Азербайджана.
      Берг Эжен расстрелян как бакинский комиссар, не будучи им.
      Бичераховы Лазарь и Григорий, братья-разбойники, первый - храбрый казак, знаменитый персидскими рейдами в тыл врага; мечтали в неразберихе гражданской войны учредить на Северном Кавказе бичераховскую республику, или, на манер британцев, королевство.
      Богдановы Анатолий, Соломон, братья, расстреляны как бакинские комиссары, не будучи ими.
      Боева, сменившая имя Нина на Нинель, что читается с конца, за вычетом мягкого знака, как Ленин, слушательница Коммунистического университета, или Свердловки, однажды задала Сталину вопрос свободе дискуссий в партии, его генсекстве, и Сталин честно признался, что готовится к новой, седьмой по счету, отставке, но предчувствует, что снова откажут. И что тогда? - не унималась Боева. С удвоенной энергией возьмусь за дело,- ответил Сталин, не уточнив, какое?
      Борян Арменак расстрелян в числе бакинских комиссаров.
      Будённый из жизни конной, киса с усами, из позднего фольклора.
      Бухарин, любитель строго секретных каламбуров во время кровавых заседаний: Иным (кому?) голенище заменяет портфель.
      Валидов Заки, бывший коммунист, вдохновитель воинства: в прошлом басмачей, впоследствии - борцов с большевистским игом. Девиз его: Я не большевик и не меньшевик, я башкир. И моё, автора, сожаление что, будучи в Стамбуле, не встретился с ним, тогда живым (поди потом докажи КГБ, что ты не верблюд).
      Везиров Мир-Гасан расстрелянный бакинский комиссар из обширного клана деятельных карабахских Везировых.
      Велунц - покерист, склонный к эпатажу. С его запиской члена Президиума Диктатуры Центрокаспия начальнику бакинской тюрьмы, где содержались комиссары, Микоян освободил их и посадил на пароход Туркмен, отплывающий якобы в Астрахань.
      Володя Маленький, не искать аллюзий с иными, - из боевой дружины эсдеков, казнил в Баку тюркского литератора Мир Сеида.
      Вургун Самед: стихи коммунистического поэта из трагедии Вагиф любил декламировать боец азербайджанского легиона, за что и был арестован; Мамед Эмин убедил фашистское гестапо, что стихи националистические, в образе шаха выведен Сталин и тем спас земляка (ни слова о том, что поэт атаковал националиста Мамед Эмина: Эй, всякие там Расулзаде, трепещите! Ваши вражьи сердца изойдут кровью!
      Вышинский, тот самый, Андрей Ягуарьевич, гросспалач в картотеке знаменитых бакинцев-москвичей.
      Габышев Иван расстрелян в числе бакинских комиссаров.
      Гаджи, он же Тагиев Гаджи Зейналабдин, почетный гражданин Баку на все его времена, и не всякий гаджи - Гаджи.
      Гаджинский Мамед Гасан - оратор в демократическом парламенте, в ком погиб архитектор. Знаменит фразой, брошенной как председателем в разгар обсуждения парламентом большевистского ультиматума о сдаче власти, мол, Не та, так эта! дескать, какая нам разница, болтунам и интриганам, под чью дудку впреть: белых или красных?
      Гасан - юный милиционер в охране Нариманова, мой отец, умыкнул приглянувшуюся ему мою будущую маму, по её же воле... - ещё молод, но уже старше него его внук, названный в честь деда.
      Гитлер упомянут в связи с Мамед Эмином: фюрер пригласил его вести политическую работу среди земляков-тюрок национального легиона, Мамед Эмин поверил, что разгром большевистской России поможет восстановить независимость Азербайджана, и он победителем вернется в Баку. Поняв самообман, бежал от Гитлера, как некогда от Сталина.
      Григорьянц, из эксов: успешно похищал (со Сванидзе) бакинских миллионеров, требуя за них выкупа якобы для нужд большевиков (Муса Нагиев откупился ста тысячу рублями).
      Грин-Марше, шляпных дел мастер в Баку.
      Деникин, отвергаемо-почитаемая фигура, из чьей фамилии в лингвоигре образуются слова, созвучные его политическим целям: един (соответственно, неделим), а также инки, империя которых почитала триаду богов: Солнце, оно, как последняя на земле Российская империя, закатилось, Гром прогремел над красными и белыми, уничтожив и тех, и этих, а Луна, сокрывшись за тучами, так и не выглянула.
      Джапаридзе Алёша, расстрелянный бакинский комиссар, кому тщетно доверяли тюрки в дни мартовской их бойни.
      Джугашвили, см. Коба, кого не раз спасал в Баку от гибели Мамед Эмин, а однажды прятал в мечети, где тот притворился немым.
      Достоевский мечтал о о том, чтоб центром славянского мира стал Царьград, он же Константинополь, он же Стамбул.
      Дункан Айседора - организатор вечеров живых картин: в танце воплотить лозунги коммунизма.
      Елисавета Алексеевна, принцесса Баденская, мама будущего царя Александра II. В её честь древняя Гянджа была переименована в Елисаветполь; на короткое время город вернул былое имя, снова переименован - в Кировабад; ныне, думается, навсегда - Гянджа.
      Есенин Сергей, введенный в поэтическое заблуждение новой властью в Баку (Киров и К°), а еще точнее - самому хотелось поиграть в этот лирический обман: долго возили по Апшерону и привезли якобы в Персию, где и родились персидские мотивы.
      Жордания - лидер закавказского масштаба, изумлялся наивности Наримана, верившего в мировую революцию и скорое исчезновение на земле всех наций. Тщетно пытался в Париже возродить дружеское общение между эмигрантами-кавказцами.
      3евин Павел расстрелян как бакинский комиссар.
      Зиновьев Григорий вождь, учитель, спец по экспорту революции, Елизаветград был переименован в Зиновьевск; прозван ромовой бабой: дескать, тощий как жердь, стал после революции толстым, как ромовая баба. Автор неологизма ленинизм.
      Иванов Вячеслав заброшен в Баку, профессор учреждённого Азербайджанской Демокртической республикой Бакинского университета, жил с детьми в курительной комнате, пожертвованной профессорами университета, рядом анатомический музей со скелетами. Потрясение - шагающие верблюды. Размышлял о мусульманских шиитской мистерии Шахсей-Вахсей в память об убиенном имаме Гусейне, сопровождается самоистязанием участников траурного шествия. Вспоминал Петербург, где в башне, полукруглой мансарде над Таврическим садом, устраивали вечери Гафиза: Снова свет в таверне верных гафизитов... Сердца и уста, очи и уши мои - к вам устремились. Звучали стихи: Вина пряны, зурны сладки, рдяны складки пышных риз. Упои нас, кравчий томный! Друг, признание лови! И триклиний наш укромный станет вечерей любви...
      Нариманов помог с командировкой в Италию, куда уехал насовсем.
      Казбеги - грузинский писатель, имя героя которого Коба выбрал себе в псевдонимы Джугашвили-Сталин.
      Кабахидзе назвал Серго сталинским ишаком.
      Калинин - из четырех Председателей ЦИК СССР от РСФСР, став всесоюзным старостой, придавал указами видимую законность террору.
      Каменев - вождь, учитель. Любил, живя в Кремле, привечать Наримана, ценя в нём писательство. Друг Кобы, однажды, предоставляя слово Нариману на Политбюро, употребил высокие эпитеты, но, уловив недовольство друга, сказал: Не придавайте сказанному никакого значения.
      Кара Гейдар из воинствующих младокоммунистов, тиранья тень.
      Каталикос (армянский) Матевос II, избран в октябре 1909 г. волей народа и утверждён Его Императорским Величеством Николаем II, поддерживал во имя победы русского оружия тесные связи с депутатами армянской национальной Ассамблеи Турецкого парламента, провоцировал на вооружённые восстания внутри Турции.
      Кёроглу - эпический символ, миф, возбудитель словесной энергии, духа воображаемой борьбы и победы в моих земляках.
      Коба, см. Сталин: спас от расстрела Мамед Эмина, увёз в Москву, но тот, неблагодарный, бежал от спасителя за границу, учуяв в нём, как напишет впоследствии, тирана всех времен и народов.
      Коганов Марк расстрелян как бакинский комиссар, не будучи им.
      Колесникова - из бакинских комиссаров (ссарш?); дабы не вносить путаницу в умы трудящихся, улетучив пропагандистский эффект от гибели 26-ти бакинских комиссаров, партией решено было умолчать о ее комиссарстве: все комиссары расстреляны, ни слова о живых!
      Колчак - гремучая смесь кровей, на лике утонченный Восток, не языческий, а магометанский; в предках - половецкий хан Кончак, серб, принявший мусульманство, османский генерал, или трёхбунчужный паша, Колчак, сотник Казачьего войска, царский военачальник Калчак, воспетый Ломоносовым; а он сам Верховный правитель России, шёл грозно, чтоб воцариться в Москве, но не сумел переиграть судьбу. Пал в результате измены: свой же выдал красным, расстрелян.
      Конфуций, о ком вспоминали в Бакинском парламенте, включив в правительственную программу его мысль: Никогда не поступай в отношении других так, как не хочешь, чтоб они поступали по отношению к тебе; подобное высказывалось и ранее - Моисеем.
      Корганов расстрелян как главнокомандующий Бакинской Коммуны.
      Костандян Арам расстрелян как бакинский комиссар, не будучи им.
      Кручёных спасался от голода в Баку, где вспоминал поэтические забавы - как с Маяковским и Бурлюком в юбилей трехсотлетия Романовых выступили с манифестом Пощечина общественному мнению. Хлебников, слушая стихи, уснул, к чинаре прислонился: Дыр, бул, шил... - и тут Хлебников проснулся, ему булка почудилась, точнее - бублик, который во сне, как колесо, катился, и никак не поймать. Да,- заметил,- хорошо звучат, когда голоден. И окончание стихов: Убещур, Р, И, поэц.