Полукентавр-полубронтозавр, устрашенный такой агрессией, просто не успевал отмахиваться хвостом. Кровь у Матаро была зеленой; каждое ранение сопровождалось изумрудными сполохами. Даже Ку-рочкин, не предрасположенный к компьютерной наркомании, на несколько секунд был заворожен яркими красками боя двух нарисованных созданий. К счастью, Дмитрий Олегович довольно быстро сумел опомниться.
      - Эй, - сказал он гоблину. Ноль внимания. Курочкин понял, что игрок дозрел.
      - Эй, придурок, - громко произнес он уже над самым гоблинским ухом. Никакого эффекта. Дмитрий Олегович припомнил несколько ругательств, которые он считал сильными, и, немного сконфузясь, перечислил их вслух - по адресу игрока.
      Ни малейшей реакции.
      Весь дрожа от боевого азарта, гоблин продолжал трещать клавишами. Обе его руки были в непрерывном движении, и, если бы у него вдруг отросли еще две, - он использовал бы и их. Красные всполохи, зеленые вспышки под непрерывные компьютерные возгласы почти превратили экран в светофор, обезумевший в час "пик". Дмитрий Олегович мысленно прикинул, сколько времени здесь занимает один раунд, и понял, что часа на полтора-два игрока уже ничто постороннее не будет интересовать. Отныне вывести его из игры способны лишь две вещи - смерть и обесточка.
      Ни того ни другого Курочкин гоблину искренне не желал.
      Вытащив из кармана одну из пар наручников, оставленных страстной негритянкой, Дмитрий Олегович ненадолго задумался, как их лучше употребить. Самым правильным было бы просто сковать снаружи обе створки двери в комнату, однако наручники на створках - чересчур заметная вещь. Любой из трех остальных гоблинов, проходя мимо, может, пожалуй, заподозрить неладное раньше времени. Мол, кому это вдруг понадобилось сажать дверь на цепочку? не пахнет ли тут изменой? не намеревается ли дорогой гость дать деру?
      Курочкин еще немного попредставлял себя на месте охраны, а затем с тяжким вздохом опустился на корточки и после двух неудачных попыток защелкнул "браслеты" на ногах электронного наркомана. Теория теорией, но Дмитрий Олегович все же не исключал возможности, что после таких манипуляций гоблин придет в себя. Но игрок в "Смертельного комбата", похоже, просто не заметил даже таких явных покушений на свою свободу передвижения. Всеми органами чувств гоблин был там, по ту сторону экрана, на котором уже сверкал шипастыми доспехами Император.
      Щелк-щелк - как ненормальные, трещали клавиши.
      Под эти звуки щелчки замков наручников были вообще незаметны.
      Дмитрий Олегович распрямился, отошел подальше и оглядел свою работу. Издали наручники (то есть теперь - наножники) были почти не видны. Об их присутствии могло бы напомнить легкое звяканье цепочки, если бы эти звуки не заглушало тяжелое музыкальное лязганье из динамиков.
      "И вот вам результат - трое негритят", - мысленно продекламировал Курочкин, направляясь к выходу. Следующим пунктом повестки его дня была штанга. Дмитрий Олегович пока еще смутно представлял себе, как ему нейтрализовать следующего гоблина. "Там видно будет", самонадеянно решил Курочкин.
      - Счастливо поиграть, - в дверях произнес он, выходя.
      - Хо! - под треск клавиатуры откликнулся наркогоблин. Кажется, он вновь кого-то побеждал.
      14
      Одна фамилия была русская и короткая, другая иностранная и очень длинная. Обе фамилии как-то были связаны между собой и имели прямое отношение к поднятию тяжестей. Глядя на массивные чугунные блины, нанизанные на могучую железную ось, Дмитрий Олегович пытался припомнить хотя бы одну из фамилий. Для ведения спортивной беседы с гоблином-культуристом требовался самый минимум эрудиции, однако у Курочкина не находилось и этого жалкого минимума. При желании он мог бы сколько угодно распинаться о биохимических параметрах стероидов, но вот за пределами медицины он пробуксовывал. Житейские знания о спорте у кандидата медицинских наук Дмитрия Курочкина укладывались примерно в три слова - "Пенальти", "Уимблдон" и "Каспаров". Первая фамилия была определенно связана с футболом и означала что-то нехорошее, Каспаров был чемпионом по шахматам, а Уимблдон - англичанином и, кажется, знаменитым игроком в настольный теннис. По крайней мере, к тяжелой атлетике вся четверка не имела никаких касательств. Гоблин же - судя по мускулатуре - тяготел как раз таки к этому виду спорта... Черт, ну как же зовут этого атлета с короткой фамилией? У него еще однофамилец такой, генерал, депутат Думы. Он еще вроде бы в Молдавии командовал какой-то ударной армией...
      - Можете приступать, - тем временем сообщил гоблин-культурист и пнул носком белой кроссовки чугунный кругляш штанги. Ему, вероятно, было интересно посмотреть, как неспортивный на вид Сорок Восьмой будет сейчас тягать эту громадину. Признаться, самому Дмитрию Олеговичу тоже было бы любопытно взглянуть со стороны, как он станет принимать на грудь эти убийственные центнеры. А вот участвовать в мероприятии совсем даже не любопытно. Он же не чемпион мира по штанге...
      - Власов! - внезапно осенило Курочкина. Он вспомнил фамилию.
      Гоблин-культурист встрепенулся.
      - А? - с недоумением спросил он. - Я не понял...
      - Да нет, ничего, - печально проговорил в ответ Дмитрий Олегович. Самонадеянность его успела улетучиться. Только солдат из сказки умел варить кашу из топора. Ему же, Курочкину, едва ли удалось
      бы изготовить спортивный разговор из одной-единственной фамилии атлета, пусть даже и чемпиона мира. Идея уболтать здешнего культуриста и тем самым выиграть время все больше казалась нереальной. Мальчик-спальчик не смог бы вешать лапшу на уши великану: просто не дотянулся бы до великаньих ушей.
      - Можете приступать, - повторил гоблин и кивнул в сторону чугуннометаллического изделия. - Штангу я подготовил...
      Среди всех видов спорта киллер Сорок Восьмой более всего уважал именно этот, остальные только терпел. Желтая деревянная "шведская стенка" до потолка и кособокий велотренажер не производили впечатления очень солидных спортивных снарядов. Батут у самой "стенки" смотрелся чуть получше, однако тоже не слишком серьезно. А-а, была - не была. Все, что угодно, - лишь бы не штанга.
      - Сначала разминка, - деловито произнес Курочкин. Он снял ботинки и гордо прошествовал мимо гоблина и его орудия, аккурат к желтой деревянной стенке. Чувствовал себя Дмитрий Олегович не очень уверенно. Из множества чисто шведских изобретений разве что "шведская семья" представлялась ему выдумкой еще более нелепой, чем эти желтые перекладины. Курочкин на секунду вообразил, будто дома у него - целых две похожих Валентины, тут же припомнил черную интердевочку, вздрогнул и полез вверх по "стенке". Честно говоря, он слабо представлял себе, как здесь вообще можно разминаться. В далеком школьном детстве по такому вот деревянному снаряду лазали вверх-вниз Димины одноклассники. Сам Дима, освобожденный от физкультуры, взирал на это снизу с облегчением и легкой завистью.
      Теперь настал и его черед. Лучше поздно, чем штанга.
      Двигаясь вверх, Дмитрий Олегович мысленно прикинул, на сколько времени ему удастся растянуть свою фальшивую разминку. Путешествие в одну сторону займет, допустим, минуты две, столько же - в обратном направлении. Потом эту процедуру можно будет повторить. Потом он неторопливо перейдет к бесколесному велосипеду и так еще выиграет минут примерно...
      Тр-ракс! Человек предполагает, а "стенка" располагает. Вероятно, спортивный этот снаряд был рассчитан на человека полегче. Из тех, кто закусывает травкой-муравкой, а не налегает на тяжелую пищу из "Макдоналдса".
      Трр-ракс, трр-ракс!!
      Деревянная конструкция проявила себя самым подлым образом. Должно быть, шведы напутали и сложили свою "стенку" из одноименных спичек. Под натиском пяток Дмитрия Олеговича перекладины захрустели одна за другой и стали ломаться, как игрушечные. Вопреки всем расчетам, путь вниз занял у Курочкина какие-то доли секунды. "Летю-у-у!" - в панике подумал он, судорожно взмахивая руками. На лету он успел мысленно укорить всех скандинавов, всех террористов, всех спортсменов, а также все высокие потолки в домах старой постройки - и приготовиться к худшему.
      От худшего его спас батут..
      Вместо того чтобы треснуться головой о штангу или боком о бесколесный велосипед, Курочкин со всего размаху врезался в эластичную ткань и был в тот же миг мягко подброшен обратно в воздух.
      Вверх-вниз! Сначала страшно, потом непривычно, а затем даже приятно. Через мгновение Дмитрий Олегович усвоил, что он цел и невредим. Из всех существующих в мире спортивных снарядов он, пожалуй, выбрал бы этот и даже не отказался бы иметь его дома. Жаль, Валентина никогда в жизни не со
      гласится установить такую удобную штуку в столовой... Вверх-вниз! На третьем витке к Курочкину вернулось зрение, и он обнаружил неподалеку от своего батута физиономию гоблина-культуриста. Губы охранника шевелились, на физиономии было написано почтение.
      Вверх-вниз! Примерно между пятым и шестым витками у Дмитрия Олеговича восстановился слух, только в ушах еще немного звенело. Тут же выяснилось, что охранный гоблин повторяет слово "карате", пересыпая его различными междометиями. Про хлипкое шведское дерево он, по счастью, ничего не знал, а потому вполне искренне полагал Курочкина отважным бойцом с молниеносной пяткой. Типа того Шамсунга с компьютерной картинки.
      Дмитрий Олегович не стал разочаровывать гоблина. Состроив на лице гримасу, подобающую каратисту, он принялся руками гасить колебания батута. Звон в ушах тотчас сменился звяканьем.
      Гоблин-культурист удивленно вскинул голову. Курочкин понял: звенит не в ушах, но в карманах. Очень некстати! Ему сейчас только не хватало просыпать на пол оставшиеся наручники - и именно тогда, когда его озарил хороший план. Озарение произошло во время полета, между шестым "вниз" и седьмым "вверх". "Вот вам еще один плюс батута, - отметил про себя Дмитрий Олегович. - Кровь приливает к голове, стимулируется работа мысли. Почему же никто не додумался установить батуты в НИИ вместо глупого пинг-понга?" Курочкин решил про себя, что, как только выберется отсюда, первым делом подарит своему директору эту замечательную идею... Главное - выбраться без моральных потерь.
      С этими мыслями Дмитрий Олегович осуществил красивый соскок с батута на пол. То есть он планировал соскочить красиво и на пол. В действительности же Курочкин, раскорячившись, перелетел с одного спортивного снаряда на другой. На велотренажер. Ему еще повезло угодить прямо на сиденье, а не на раму. Поэтому он всего лишь ушиб себе копчик.
      "Ох!" - мысленно охнул Дмитрий Олегович и, стиснув зубы, принялся жать на педали. Пусть себе охранник думает, будто его прыжок на тренажер был специально рассчитан. У них, у каратистов, может, так принято. Раскурочил "шведскую стенку", покачался - и на велосипед.
      Должно быть, гоблин так и подумал.
      - А я штангу подготовил... - с обидой протянул он. - Тут у вас, в распорядке... - И гоблин зашуршал бумагой.
      Самое время было заняться штангой. Курочкин слез с тренажера и, стараясь, чтобы его не шатало, приблизился к железно-чугунной громадине. Нечего было и пытаться ее трогать. Единственное, на что Дмитрий Олегович был еще способен, - это приподнять какой-нибудь отдельный кругляш.
      - И сколько здесь? - капризно осведомился он, показывая мизинцем на штангу. - Килограмм сто пятьдесят?
      Курочкин надеялся на послушание и исполнительность охранника. Если он сейчас вдруг заартачится... Но гоблин чтил распорядок. Неведомый шэф неплохо вымуштровал свою гвардию - ей на беду.
      - Сто девяносто кэгэ, - отрапортовал он.
      - Неужели? - притворно удивился Курочкин. - А на вид не скажешь... - Мальчик-с-пальчик в его лице уже вз'ял на изготовку добрую порцию лапши, намереваясь ее в нужный момент накинуть, как лассо, на уши добросовестного великана. Мальчик-с-пальчик вовремя вспомнил признание гоблина про его предельные двести десять кило.
      Ни слова не говоря, гоблин-культурист лег на пол, с кряхтеньем передвинул штангу себе на грудь и - после недолгой паузы - отжал ее вверх. А затем осторожно опустил, в то же положение.
      - Ровно сто девяносто, - отдуваясь, объявил он.
      - Ну, прямо Власов, - подбодрил культуриста Дмитрий Олегович. Значит, и двести десять можно? - Он уже углядел нужные цифры на кругляшах.
      - Я же говорил... - откликнулся охранник.
      - Испытаем, - задумчивым тоном сказал Ку-рочкин и, поднатужившись, навесил на железный стержень две десятикилограммовые блямбы. Самым трудным делом было затянуть крепления, чтобы кругляши не отвалились. А ну-ка... - проговорил он.
      Вес "210" дался гоблину уже с большим трудом. Теперь он уже не кряхтел, а хрипел, и каждое новое положение штанги, похоже, требовало от него немалых усилий.
      - Двести... десять, - наконец, просипел он. - Можете... попробовать... согласно... распорядку...
      - Я-то двести двадцать буду пробовать, - залихватским голосом супермена объявил Курочкин, внутренне ужасаясь несуразности цифры. Мне-то этого будет мало... - Важно было поймать гоблина на "слабо". Качание мышц - такая же мания, как и другие. Раз человек сам себя изнуряет, глупо этим не воспользоваться.
      - Двести... двадцать? - тяжело дыша, переспросил гоблин. Как видно, он еще колебался.
      - Свободен, свободен... - нахально произнес Курочкин. - Кое-кому этот вес уже не под силу. Ну-ка, теперь я...
      Накачанный охранник решился.
      - Мне тоже... под силу... - сказал он вопреки собственному признанию часовой давности. Как будто за прошедший час он успел превзойти свой личный рекорд.
      - Испробуем, - словно бы еще раздумывая, произнес Дмитрий Олегович. А сам уже подкатывал к штанге новые кругляши. На всякий случай он навесил на ось не десять, но все двадцать новых килограммов. В крайнем случае, он всегда может сослаться на плохое знание арифметики...
      Однако гоблину-культуристу было уже не до арифметики. Бешено зарычав, он принял отяжелевшую штангу на грудь, страшно поднатужился. Лицо его сделалось малиновым, как у индейца Найта Вулфа в компьютерной игре. "Неужели поднимет? - подумал Курочкин. - Тогда я его недооценил..."
      Штанга приподнялась сантиметров на пять... и с грохотом упала на пол, едва не придавив кадык незадачливого чемпиона. Глаза гоблина медленно закатились: он стал жертвой собственной силы, проиграв соревнование с самим собой. Теперь он был в затяжном шоке. Дмитрий Олегович прислушался к хриплому дыханию охранника, пощупал пульс. Так и есть - человек перенапрягся; теперь ему приходить в себя не меньше часа. И еще минут двадцать - выползать из-под штанги. Вдобавок Курочкин приковал гоблина к его любимому спортивному снаряду: чтобы освободиться, штангу придется развинчивать. Еще минут десять.
      "Достаточно", - решил он. Второй негритенок из четверки был выведен из игры.
      - Отдыхай... Шварценеггер, - заботливо проговорил Курочкин. Наконец он вспомнил эту длинную иностранную фамилию.
      15
      Что знают об эпилепсии профессиональные медики? Если не считать этиологии, довольно много: больше о симптомах, значительно меньше - о лечении. Что знают об эпилепсии простые люди, с медициной никак не связанные? Иногда - ничего, кроме названия. Значительно чаще - кое-что про припадки и пену изо рта...
      "Вот из этого и будем исходить", - решил Курочкин. Едва ли среди оставшихся двух гоблинов затесался хоть один медик. И уж совсем невероятно, что среди них найдется знаток препарата "Элениум-Супер" со всеми его побочными последствиями: здешние гоблины не похожи на потребителей и тем паче - исследователей этого снадобья.
      Проходя по коридору, Дмитрий Олегович достал из кармана две таблетки, которые заранее позаимствовал в спальне и, поморщившись, проглотил обе. Возможно, в далекой теории данное лекарство и способно было успокоить чью-то нервную систему, однако на практике оно ее скорее расшатывало. "Супер" из названия существовал разве что в воображении производителей этого барахла в красивой упаковке; принявший пилюлю очень быстро начинал жалеть, что погнался за дешевизной и не купил нечто более проверенное. Мерзопакостный вкус был прелюдией, зато побочные эффекты - гвоздем этой мерзопакостной программы. Курочкину уже раз случилось испытать на себе действие этого снадобья, а затем он не поленился изучить и химизм всех процессов. Поэтому теперь он очень зримо представлял себе, как ни в чем не повинные большие молекулы под воздействием коагулянтов сбиваются в стаи, формируя в полости курочкинского рта белесый хлопьевидный осадок. Минут через пять осадок вспенится... "Брр!" - только и подумал Дмитрий Олегович, готовя свой организм к грядущим неприятностям. На протяжении последних пятнадцати лет Дмитрий Олегович Курочкин в своем НИИЭФе каждый рабочий день с девяти утра до пяти вечера боролся с подобными горе-препаратами... и вот теперь вынужден был брать один из них себе в союзники. Против чего
      боролся, на то и напоролся. Фармацевтический парадокс конца XX века.
      Курочкин нарочно замедлил шаги, чтобы появиться в Главной комнате точно по распорядку. Пунктуальный Сорок Восьмой отводил следующие двадцать пять минут телевизору и сборке оружия. Стало быть, оба оставшихся гоблина уже на месте: один при телевизоре, другой - при ящике с запчастями снайперской винтовки. Дмитрий Олегович почти не сомневался, что и у этих двух охранников тоже есть свои мании или привязанности. Толстый, например, - наверняка не дурак покушать (недаром ведь он так отшатывался от травяной диеты Сорок Восьмого!). Долговязый гоблин, очевидно, тоже любит что-нибудь необычное, рыбок или музыку... Будь у Курочкина время, он попробовал бы найти и к этим гоблинам такой же индивидуальный подход, что и к первым двум негритятам.
      Но времени уже не было.
      Оставалась лишь надежда на хороший эпилептический припадок. Когда Дмитрий Олегович открывал дверь в Главную комнату, его уже подташнивало. Нет-нет, рано. Чуть позже. Припадок произведет нужное впечатление на публику, если он начнется спонтанно. Стоит человек, разговаривает, улыбается, а затем вдруг - бац! Эффектно. Правда, в роли симулянта Курочкин сегодня выступал впервые в жизни и немного волновался. "Успокойся, дебютант, - посоветовал он сам себе. - Пока ты Сорок Восьмой и нанят для теракта, к тебе здесь относятся с пониманием. Все уже готовы к твоим странностям, оговоренным в распорядке. Никто не удивится, когда к странностям добавится еще одна. В качестве экспромта..."
      При виде Дмитрия Олеговича оба гоблина-охранника - толстый и долговязый - дисциплинированно поднялись с места. Курочкин оценил диспозицию. Все, как он и предполагал. Первый гоблин уже настраивает телеящик, второй с сиреневой бумажкой в руках исправно караулит оружейный набор. "Моя роль будет здесь сугубо прикладная, - подумал Дмитрий Олегович. - Отцы, значит, рубят, а я отвожу... Славно, что они ничего не рубят в эпилепсии..."
      - Сейчас у вас по расписанию двадцатипятиминутный... - начал было долговязый, шурша бумажкой с планом. Время "Ч" неуклонно приближалось, потому охранник уже был неулыбчив и очень деловит. Этого долговязого не так-то просто было бы поймать со штангой на "слабо" или приковать к "Смертельному комбату". Спасти положение могла бы только пена изо рта.
      - Я помню расписание, - сурово перебил Ку-рочкин, чувствуя, что фальшивый припадок вот-вот грянет. Ему не хотелось отходить далеко от двери и успеть, когда надо, воспользоваться замешательством публики. В том, что замешательство ему будет обеспечено, он не сомневался. Сорок Восьмой - ОЧЕНЬ дорогой гость здешних мест. Случись с ним что - в первую голову не поздоровится охране.
      Толстый гоблин профилактически постучал по корпусу телевизора, потом, орудуя дистанционным пультом, нашел-таки нужный канал, прибавил звук и с готовностью сообщил:
      - Прямой эфир, господин Сорок Восьмой. А затем добавил, по собственной инициативе:
      - Они уже на Ленинградском, господин Сорок Восьмой.
      Курочкин и сам увидел, как на телеэкране кавалькада машин торжественно движется по Ленинградскому проспекту. Как раз в ту минуту, когда охранник с пультом довел громкость до нужной кондиции, кавалькада замедлила ход. Невесть откуда взявшаяся толпа радостных зевак моментально обступила автомобили. Милиционеры с немалым трудом сдерживали особо активных жителей столицы. Прямой эфир заполнился возбужденными возгласами и прочим шумом городской толпы.
      - ...С большим интересом встречают москвичи... высокого гостя из ...диненных Штатов Америки, - пробился сквозь шум бодрый голос невидимого телекомментатора. - Со времен окончания... так называемой ...лодной войны... приезд официальной делегации... неизменно... вызывает... самый заинтересованный интерес...
      Сообразив, что он, кажется, переборщил по части интереса, комментатор на некоторое время заткнулся, - очевидно, подыскивая новые слова. Оператор тем временем показывал улыбчивого мистера Ламберта, уже созревшего для общения с простыми москвичами. К сожалению, аполитичные горожане, не обращая особого внимания на важную птицу из американского Белого дома, осаждали ту часть кортежа, где был сосредоточен весь цвет Голливуда.
      - ...Процесс взаимовлияния культур... - вновь ожил закадровый голос, - был всегда характерен... Роль кинематографа обеих наших стран... - Судя по энтузиазму в голосе комментатора, в двух машинах должны были находиться не только американские, но и наши кинозвезды. На паритетных, так сказать, началах. В действительности же из машин стал высовываться все тот же голливудский набор, который и приземлился в аэропорту. Увидев белокурого Брюса Боура, Курочкин решил: пора!
      Он был искренне рад, что знаменитые артисты не увидят его, Курочкина, художественной самодеятельности. А для этих двух зрителей сойдет.
      Дмитрий Олегович кашлянул, привлекая к себе внимание, и стал валиться на пол у самой двери. Настоящий эпилептик упал бы как подкошенный, однако этого Курочкин позволить себе не мог. Он не Брюс, у него нет дублеров и всего одна голова.
      - Ай! - крикнул он, еще не долетев до пола. - Ой! - выкрикнул он уже на полу. Второй вопль получился гораздо более убедительным, чем первый: при падении Дмитрий Олегович чувствительно ударился и без того ушибленным копчиком. "Ну, сволочи!" - мысленно обозвал он неизвестно кого, поскольку на этот раз падал по собственной инициативе...
      Как и предвидел Курочкин, охранники опешили. Внезапный приступ застал их врасплох. Толстяк, обронив пульт, бросился к упавшему Дмитрию Олеговичу, а долговязый беспомощно засуетился по комнате, зачем-то заглядывая в хрустящую сиреневую бумажку. Возможно, он надеялся отыскать в распорядке дня Сорок Восьмого ранее незамеченный пункт: "Приступ эпилепсии". Понятно, ничего подобного в плане не отыскалось.
      - Что?! - стал испуганно спрашивать толстый охранник, наклоняясь к Курочкину. - Что случилось?! Что нам делать?!
      Вместо ответа Дмитрий Олегович расслабился и дал волю томившейся во рту химии. Бурная пена, спровоцированная снадобьем "Эль-Эс", выплюнулась изо рта сама собой, по пути задев подвернувшегося толстяка. Со стороны лежачий фармацевт был, вероятно, похож на непослушный огнетушитель, который сначала бестолково бурчит, а потом окатывает пожарника.
      - Что с вами? - в конце концов опомнился и долговязый страж, склонился над Курочкиным и тоже был прицельно оплеван. Дмитрий Олегович даже сам не ожидал от себя таких хулиганских повадок. Но роль требовалось играть до упора.
      - Воды!.. - простонал Курочкин, разбрызгивая пену и сквозь полуприкрытые веки наблюдая, как оба гоблина с грехом пополам утирают свои физиономии. На самом деле вода при эпилептическом припадке не требовалась; нужно было только следить, чтобы пострадавший случайно не откусил себе язык. В случае чего Дмитрий Олегович уже готов был тяпнуть за палец любого из доброхотов, однако медицинские познания и впрямь оказались нулевыми. Получив приказ "Воды!", оба рванули с места, словно бегуны после стартового выстрела, столкнулись лбами в дверях, синхронно обматерили друг друга, вместе кое-как протиснулись в дверной проем и исчезли.
      Теперь нельзя было терять ни секунды.
      Мгновенно излечившись от своего недуга, Дмитрий Олегович вскочил с пола и на цыпочках метнулся вслед за сердобольной охраной. На бегу он прислушивался, откуда донесется шум открываемого крана - из кухни или из ванной? И там и там можно было добыть воду для больного. Стало быть, либо там, либо там гоблинов предстояло аккуратно запереть снаружи. Благо задвижки позволяли. Пока Дмитрий Олегович оставался для охранников киллером вне всяких подозрений, подобная операция сулила удачу в девяносто девяти случаев из ста. Едва ли кто-нибудь мог предполагать у Сорок Восьмого какие-либо злостные намерения: не для того ведь ему платили большие деньги и устраивали дополнительные развлечения...
      Шум воды раздался со стороны ванной. Отлично! В два прыжка (и откуда такая прыть?) Дмитрий Олегович доскочил до двери ванной комнаты и повернул задвижку. Незамысловатое деяние далось ему с трудом. Курочкину пришлось что есть сил налечь плечом и буквально вбить непослушную щеколду в паз. Лишь после этого он заметил источник своих неприятностей - краешек махрового полотенца, проникший в щель. Закрыть задвижку при наличии такого препятствия - это было настоящим подвигом. Правда, теперь и гоблины были законопачены на совесть.
      Сначала обитатели ванной ничего не заметили.
      Потом шум воды стих и начались удары в дверь, от робких до решительных. Здешние перегородки, однако, сделаны были на совесть.
      - Но-но! - негромко сказал Дмитрий Олегович, прислушиваясь к ударам.
      В ответ гоблины замолотили сильнее и закричали почему-то одинаковыми голосами. Или, может, один из охранников лишился дара речи и другой орал за двоих. Усмехнувшись про себя, Курочкин рукавом отер лицо, а затем с удовольствием произвел последнее арифметическое действие - вычел двух негритят из двух. Получилось ноль негритят.
      - Сидите тихо! - сквозь дверь призвал он пленников. - Вы оба под домашним арестом. До особого распоряжения...
      В дверь опять заколотили, но уже как-то не слишком уверенно. Возможно, пленные гоблины осознали безнадежность своих попыток. Или вдруг засомневались: а имеет ли права этот Сорок Восьмой и в самом деле посадить их под арест? А что, если в его договоре с Шефом есть на этот счет какой-нибудь секретный протокол? Вроде как у Молотова с Риббентропом?
      Дмитрий Олегович, подумав, признал свою догадку чересчур смелой, состроил гримасу излечившегося эпилептика и проследовал на кухню умываться. Горькая пена, изготовленная при помощи "Элениума-Супер", сделала свое полезное дело и теперь должна была быть побыстрее смыта с лица земли. Точнее, с лица Курочкина. Несмотря на хинную горечь во рту и ушибленный копчик, Дмитрий Олегович чувствовал себя триумфатором. Эдаким мифологическим героем (как же его звали?), укротившим целую четверку великанов (а их как звали? ну, неважно). Вот сейчас герой Курочкин до основания ликвидирует эту дурацкую пену, а затем...
      В тот же миг победные мысли триумфатора были вытеснены мыслями паническими. Если не сказать больше.
      Прямо из кухни навстречу Дмитрию Олеговичу двигался, как ни в чем не бывало, один из пленных гоблинов. А именно - самый толстый. На толстом лице застыло подозрительно-мрачное выражение. "Ты зачем меня запер?!" - словно бы спрашивало лицо. ' За его спиной вновь забарабанили в дверь ванной. Курочкин вздрогнул. Поскольку один и-тот же человек никак не мог находиться в двух местах одновременно, Дмитрий Олегович сделал безрадостный вывод: он поторопился с вычитанием. Парочка элементарно разделилась, чтобы добыть воду для больного сразу в двух источниках, и Курочкин доблестно перекрыл лишь один.
      - Э-э... - забормотал он. Нечего было и пытаться снова обмануть толстяка фальшивым припадком. Ну, почему же он, болван, сразу не заглянул на кухню? Победу праздновал! Мифологический, черт тебя, герой...
      Толстый охранник замедлил шаги и, глядя на Курочкина, покачал головой. К мрачной подозрительности на его физиономии прибавилась еще и решимость.
      - Нехорошо, - проговорил он. - Нарушаете. С этими словами гоблин сунул руку в карман.
      16
      "Все. Приехали!" - подумал про себя Курочкин.
      Дмитрию Олеговичу грех было бы жаловаться на
      своих родителей. Лет сорок тому назад они обеспе
      чили мальчику Диме пусть небогатое, но в целом вполне счастливое детство. Курочкина-бабушка сроду не трепала внука за вихры. Курочкинамама никогда не ставила сына в угол - тем более на колени и на горох. Курочкин-папа в жизни не отвешивал своему отпрыску ничего крепче родительской оплеухи (от которой было не больно, но только стыдно). И уж конечно, ни маме, ни папе, ни родной бабушке и в голову не приходило даже замахнуться на Диму каким-нибудь предметом, всерьез угрожающим здоровью. Вроде телескопической дубинки.
      Подобной той, что сейчас образовалась в руке у толстяка. "Ох!" подумал Дмитрий Олегович, медленно пятясь по коридору в сторону, противоположную кухне. Благодаря счастливому детству у него так и не выработалось иммунитета к подобным физическим средствам убеждения.
      - Hex-хорошо... - зловеще повторил толстый гоблин. Черная дубинка в руке щелкнула последним сочленением и окончательно превратилась в грозное оружие ближнего боя.
      - Ох! - вырвалось у Курочкина. Он сознавал, что, двигаясь на манер рака и со скоростью улитки, он все равно однажды упрется спиной в глухую стену. Велика квартира, а отступать некуда.
      - Видите ли, - осторожно сказал Дмитрий Олегович, - я как раз...
      - Вижу, - не дал ему договорить толстяк, сурово поигрывая дубинкой.
      Должно быть, в договоре Сорок Восьмого с Шефом на самом деле имелся некий полусекретный (не для гоблинов, однако) протокол. Что-нибудь насчет преждевременной попытки к бегству и крайней меры охраны в связи с этим. Курочкин мигом стал калифом на час, чье царствование скоропостижно завершилось по его же вине. Сейчас Дмитрий Олегович дорого бы
      дал за то, чтобы хоть глазком взглянуть на этот протокол. Вдруг нарушитель распорядка обязан подвергнуться экзекуции с последующим приковывани-ем к снайперской винтовке? Этого ему только не хватало.
      Курочкин мысленно измерил расстояние между собой и толстым гоблином и вновь рискнул пуститься в переговоры.