Начиная с семи лет, она каждое лето ездила вместе с приемным отцом на этюды. Сборы в дорогу давно считались Алкиной привилегией. Шура получил от Проценко деньги и отправился по магазинам покупать кое-какие мелочи: термосы, ножи, рыболовные принадлежности, карманные фонарики, Словом, десятки нужных вещей. - А ты Вася, обратился Проценко к Лелюху, - пойдешь со мной на склад получать продукты. С собой Проценко взял Лелюха лишь потому, что не знал, какое поручение ему можно дать. Но оказалось, что Васька совсем не бесполезен. Прочитав наряд, завскладом кивнул на груду мешков: - Пожалуйста. Подъезжайте и берите в любой момент. - Этот сахар я не приму, - вдруг выпалил Васька, успевший незаметно ощупать мешки. - Почему, Вася? - спросил обомлевший Проценко. - Сахар как сахар,
      - Не приму, - непреклонно стоял на своем Васька. - Тут половина пудры. В дорогу это не годится. И он еще сырой. - Подумаешь, товаровед! - обиженно огрызнулся завскладом. - Торгинспектор! "Сырой"! Тогда берите песок. Лелюх был неумолим. - Песок не годится, - заявил он. - Давайте пиленый, но без пудры. Настоящий. - Товарищ Проценко, - возмутился завскладом, - кто будет принимать сахар? - Будет принимать он, - к великой радости Лелюха, объявил Проценко да еще добавил обескураженному завскладом: - не могу вмешиваться. Он назначен ответственным за снабжение приказом начальника управления культуры. - Ладно, - уныло согласился завскладом. - Приготовлю пиленый в пачках... Проныра парень! Видать, ваш начальник знал, кого назначает. - По всей вероятности, - невозмутимо согласился Проценко, еле сдерживая душивший его смех. - Так он заедет, получит. При подборе круп Васька тоже проявил знание дела и настойчивость. Предстояло еще ехать на склад "Консервсбыта" и на мясокомбинат. - Вот что, Вася, - сказал Проценко, - на-ка вот тебе наряды и действуй один, а то у меня дела и без этого достаточно. - Хорошо, - солидно ответил Васька. - Можете не беспокоиться, меня не надуют. На мясокомбинате и в "Консервсбыте" посмеялись над таким представителем, но так как все документы были в порядке, предложили отбирать продукты. На следующий день принялись за укладку вещей в машины. Это оказалось не таким легким делом. Вещей было много. После долгих споров решили, что машина Ольги будет занята пассажирами, а на машину Жмуркина погрузят вещи. К концу дня все уложили. Первым приступил к исполнению Своих обязанностей в пути Сокол, посаженный охранять груз. Проценко не хотел было брать пса, но на этом горячо настаивали Ольга и Алла. Решетняк тоже считал, что Сокол может быть полезен. Первую службу он сослужил, охраняя вещи в машине. У всякого желающего заглянуть в нее сразу пропадала в этом охота, стоило увидеть массивную голову и большие остроконечные уши пса. Ночевать остались у Проценко. Так было удобнее: не придется никого ждать или разыскивать среди поздней ночи. В половине третьего Проценко всех разбудил. Заснувшие раньше других Ольга и Алла хорошо выспались. Без особого труда встал и Шурик. Зато с Лелюхом пришлось повозиться. Он так отбрыкивался своими толстыми, короткими ногами, что подходить к нему надо было с опаской. - Что за человек! - ругалась громко Алла. - Васька! Васька! И что ты за соня такой! Наконец Алла решила прибегнуть к хитрости. - Слышь, Вася, - совершенно серьезным тоном заговорила она, - мы поехали. Когда встанешь, покрепче запри дверь. Ключ пусть у вас будет. - Мм! - замычал Васька и сел на своем твердом походном ложе. - На меня приказ есть начальника управления культуры! - Ишь, - съехидничал Шура, - вспомнил! А то брыкается, как жеребенок. Чуть мне нос не разбил. - Нос, нос! - передразнил Лелюк. - Все равно такому боксеру, как ты, носа не уберечь. Грозила разразиться перепалка, но вошла Ольга, стряхивая с волос капли воды, и позвала всех умываться. Умывание не заняло много времени. - А теперь быстро завтракать, - распорядилась Ольга. Не привыкшие вставать среди ночи ребята, и даже такой любитель поесть, как Лелюх, отказались от еды. Только после категорического приказа Проценко сначала Лелюх, а потом и Шура с Аллой начали лениво жевать. Ну, а аппетит приходит, как известно, во время еды. - У вас не найдется немного вина? - спросил Жмуркин. - Вот верно! - неожиданно радостно поддержала Ракитина и быстро достала бутылку из буфета. Она налила три рюмки. - Позвольте вас поздравить, Ольга Константиновна, - смущенно обратился к ней Жмуркин, - у вас такая необычная свадьба. - Спасибо, - чокнулась с ним Ольга. - Необычная - значит, счастливая. Правда, Гриша? Проценко смутился и начал протирать очки, улыбаясь какой-то несвойственной ему блаженной улыбкой. - Оля! - бросилась к Ракитиной Алла. - За свадьбу и я хочу. Алке удалось завладеть бутылкой, но Ольга отобрала ее. Она достала из буфета другую бутылку и налила из нее ребятам вина. Попробовав, они убедились, что это обыкновенный вишневый сироп. Но никто не протестовал. Вино еще неизвестно каким окажется, а тут, по крайней мере, вкусно. Все трое могли чинно чокнуться за свадьбу и за успех экспедиции. - Чокаться все равно чем, - с апломбом заявил Васька. - А знаете, откуда произошел такой обычай? Дикари при встрече друг с другом терлись носами в знак дружбы. Чокаться то же самое. - Так давай мне сироп, - наивно предложил Шура, - а я тебе воды в рюмочку налью, и чокайся сколько хочешь. - Но-но-но! - погрозил пальцем Васька и поторопился осушить рюмку с пахучим сиропом. - Как это военные командуют... - заговорил Проценко, видя, что все поели: - По машинам! Весело гомоня, все двинулись к выходу. Алла не забыла захватить солидную порцию еды для Сокола. Около их машин стояла только что подъехавшая "Победа" Решетняка, который не утерпел, чтобы не приехать на проводы. Филипп Васильевич расцеловался с Проценко и Аллой, пожал руки Жмуркину и Ольге, дружески похлопал по плечу ребят. Сокол в это время успел позавтракать. Все начали рассаживаться по местам. - Садитесь рядом со мной, товарищ Лелюх, - обратился улыбающийся Жмуркин к Ваське. - Поедете на так называемом хозяйском месте. Мне одному скучно, а в той машине тесновато. Действительно, весь груз был уложен на заднем сиденье и место рядом с шофером оставалось свободным. В машине же Ольги, кроме людей, ехал еще и Сокол, которому полагалось быть все время вместе с хозяйкой. - Грицько, - вдруг попросил Решетняк, - дай мне ключ от твоей квартиры. Буду присматривать, а иногда, глядишь, и заночую. Если, конечно, доверяешь. - Чудак! - меланхолически отозвался Проценко и протянул ключ. "Доверяешь"! Сколько лет одним карманом жили! - Да, - задумчиво ответил Решетняк, - еще в до-колхозные времена. Помнишь, когда у Перебийноса батрачили. - Однако отдаваться воспоминаниям было не время, и Решетняк, спрятав ключ, заторопил: - Давай, давай, садись! Видишь, за тобой дело. Все уселись. Станичникам привет передай. ...Машины миновали еще темные, пустынные в этот час улицы города, проскочили мост через Кубань и вырвались на асфальтовый простор прямого, как стрела, шоссе. Идущая впереди "Победа" Ракитиной, шла на предельной скорости. В зеркало Ольга видела, что Жмуркин не отстает. Яркие лучи фар вырвали из темноты здания МТС, колхозных ферм, складов... Не сбавляя скорости, машины проносились по улицам станиц, густо заросших садами и акацией. Восход экспедиция встретила у подножия небольших лесистых гор. Эти горы были крайней западной оконечностью Главного Кавказского хребта. Дальше шла изборожденная лиманами, протоками и болотами плавней степная земля таманская. - Чего ты молчишь? - спросила Ольга сидевшего рядом Проценко. - Хоть бы рассказал о местах, куда мы едем. Я тут впервые, и ребятам интересно будет послушать. - Я боялся тебе мешать, - оправдывался Проценко, - а то еще перевернешь нас всех в канаву. - Ничуть не помешаешь, - уверила его Ольга. - Наоборот: будешь рассказывать - спать не захочу. - Западная оконечность Кавказа - Таманский полуостров, очень напоминает своим ландшафтом и климатом Крым, от которого его отделяет узенький Керченский пролив. Ежегодно на Тамань устремляются тысячи туристов. Они поднимаются на грязевые сопки, часть которых - действующие вулканы. Привлекают туристов и исторические памятники этой древней славянской земли. Еще в Х веке пришел сюда с дружиной киевский князь Святослав и создал свое удельное княжество Тмутараканское. В течение двухсот лет упоминается столица княжества, город Тмутаракань, в русских и иностранных летописях. Вспоминается Тмутараканское княжество и в русском эпосе "Слово о полку Игореве". Даже сейчас можно нередко услышать, что Таманский полуостров называют землей Тмутараканской. Наш путь совпадает с обычным путем туристов. - А вулканы мы увидим? - заинтересованно спросил Шура. - Обязательно, - пообещал художник. - Уж и вулканы! - презрительно хмыкнула Алка. - Одна грязь. - А в лермонтовские места мы попадем, Гриша? - спросила Ольга. - Непременно. Да тут что ни шаг, то историческое место, связанное либо с Лермонтовым, либо с Суворовым, либо с декабристами. Я вам все покажу, а сейчас, Олюшка, как подъедем к станице Туннельной, поворачивай вправо и гляди в оба. Действительно, Ольге стало не до разговоров. Бледная от волнения, она вцепилась в баранку и едва успевала сворачивать то вправо, то влево. На несколько километров тянулся крутой, зигзагообразный спуск. Узкая лента дороги, справа - отвесная каменная стена, слева - пропасть. Наконец спуск был окончен. Вытерев со лба выступивший пот, Ольга притормозила и оглянулась назад. Жмуркин летел по коварным извилинам полным ходом. Он оказался более опытным водителем, чем Ракитина. Миновав зеленую долину, засаженную виноградниками, машины въехали в город. - Смотрите, смотрите, море!!! - донесся восторженный крик Васьки. Высунувшись из машины, Лелюх показал рукой туда, где в просвете между пригорками виднелась исчерна-синяя водная гладь. Васька не мог оторвать от нее взгляда. Шура и Алла, хотя уже бывали на море, тоже прильнули к окнам. Вот и пляж. Могучий, многокилометровый разлив мелкого песка, нежного и бархатистого. Вперегонки все устремились к воде и долго плескались в ласковых теплых волнах. Купание возбудило аппетит. Васька на этот раз готов был забыть о завтраке, лишь бы купаться подольше. Но он помнил о своем "высоком назначении" и безропотно принялся за приготовление пищи. Все взялись ему помогать. - А я помогу по-другому, - сказал Жмуркин. Он сел за руль и уехал. Вернулся Жмуркин как раз тогда, когда все рассаживались вокруг "стола". - Анапские виноградники не менее знамениты, чем пляж, - весело возвестил он, и, раздвинув колбасу и сыр, положил между ними тяжелые гроздья винограда. После еды все снова купались и жарились на солнышке, растянувшись на золотистом песке. Но вот Проценко отдал распоряжение садиться в машины, и экспедиция снова отправилась в свой путь.
      КУБАНСКИЕ ДЖУНГЛИ
      Пыльная, хорошо накатанная дорога проходила по высокой дамбе. Справа и слева, насколько хватал глаз, колыхались и шумели камыши. В эти необъятные зеленые просторы лишь кое-где были вкраплены темно-синими пятнами небольшие озера, темнели коричневые островки суши. - Кубанские джунгли, - задумчиво произнес Жмуркин. - Да, - согласился Проценко, - непроходимые чащобы, пропасть зверья. Так же, как в джунглях, человеку здесь приходится отвоевывать у природы каждый клочок земли. Он попытался представить себе, как прятались в этих дебрях партизаны. Где-то на островках размещал свои базы Гудков. - Давайте сегодня же разобьемся по двое, по трое и пойдем на острова, предложил Жмуркин. Оказывается, это невозможно. Тот, кто плохо знает коварный нрав кубанских плавней и решится проникнуть в глубь камышовых зарослей, может найти в них свою смерть. Его засосут топи. Он может провалиться в замаскированные зеленой тиной глубокие омуты. Он может встретиться со свирепым кабаном или ловким, отчаянным камышовым котом - хаусом. Даже выросший в этих местах Проценко заявил, что не решится идти в плавни без хорошего проводника. Обогнув Витязьский лиман, один из крупнейших ли-манов в устье Кубани, машины въехали в стоящую на пригорке станицу. Это была родная станица Проценко и Решетняка. Навстречу попались двое парней. Оба в ярких руба-хах с бесконечным числом пуговиц, подпоясанные узень-кими поясками, украшенными серебряными с чернью пластинками. На головах у парней, несмотря на жару, - каракулевые казачьи шапки - кубанки. Два седобородых деда сидели на завалинке. На одном - выцветшая коричневая черкеска с костяными газырями, другой - в темно-синем пиджаке, из-под которого виднелась рубаха, украшенная множеством мелких пуговок. - Вот она, сердечная, Тамань - земля Тмутараканская, - растроганно произнес Проценко. - Давай, Олюша, вон к тому домику с флагом над крыльцом. Заедем в станичный совет, а тогда уже определимся по домам. Алка выскочила из машины почти на ходу. В этой станице она родилась. Здесь она проводила два предыдущих лета, и ей не терпелось поздороваться со своими станичными друзьями. - Тетя Лукерья! - крикнула она пожилой казачке, подошедшей к плетню посмотреть, кто приехал на таких больших и шикарных машинах. - Тетя Лукерья, здравствуйте! Петяшка где? - Ах, та же боже ж мий! - всплеснула руками дородная Лукерья и заторопилась к машине. - Здоро-венька була, девонька! Потянуло до дому? Здравствуй, Грицько! - кивнула она Проценко. - С товарищами приехал. Заходьте, заходьте. Передав своих спутников тетке Лукерье, Проценко пошел в станичный совет. Оказалось, что сюда звонил Решетняк и председатель совета уже выделил экспедиции двух проводников. Проценко хорошо знал их обоих. Это был Лаврентий Кулибаба, здоровенный плечистый казак с черной, чуть с проседью бородой, и щуплый вертлявый казачишка Христофор Ферапонтович Майборода, бывший партизан отряда Гудкова. Оба станичника - отменные охотники, знающие в плавнях каждую тропинку, каждый островок. Они как раз собирались на охоту по заданию краеведческого музея; для пополнения коллекции чучел надо было добыть несколько птиц и зверей. С охотниками должен был идти и сын тетки Лукерьи - Петяшка. Переночевав в станице, экспедиция ранним утром отправилась в плавни. По плохо накатанной дороге, с самыми замысловатыми зигзагами, подъехали к сплошной стене камыша. Дальше пути не было. - Машины можно оставить здесь, - распорядился молчаливый Кулибаба, - никто их не тронет. Петяшка, веди товарищей на Атаманский остров, а я пойду... Ничего не объясняя, он скрылся в камышах. - А куда ж тут идти? - с сомнением проговорил Лелюх. - Совершенно непроходимая трясина. - Не бойсь, - успокоил Майборода, - Петяшка - он проведет. Я тож могу провести, но Петяшка лучше. Петяшка уверенно шагнул вперед и скрылся в камышах. Вытянувшись цепочкой, за ним пошли остальные члены экспедиции. Алла вела на поводке Сокола. Они не переставали удивляться тому, как их юный проводник находит дорогу в плавнях, в причудливом лаби-ринте болот, маленьких пресных и соленых озер. Охоту начали с первых же шагов. Счет открыл Петяшка. Да какой счет: выстрелом, какому мог позавидовать любой снайпер, он сшиб изумительной красоты пурпурную цаплю. Через несколько минут дуплетом из обоих стволов выстрелил по стае уток Христофор Майборода. Две утки остались неподвижно лежать на воде. Третья, подранок, ударила несколько раз по водной глади крыльями и тоже затихла. Грохнул выстрел где-то вдалеке. - Лаврушка зверя подбил, - уверенно сказал Майборода. Он как выстрелит, так шкура есть. Вот я вам расскажу... Петяшка! Гляди! Гляди! Стреляй, милай! Прямо у них над головой, лениво помахивая крыльями, летел большой, тяжелый пеликан. Мальчик выстрелил по пеликану в упор, прямо в его широкую белую грудь. Больше под выстрел ничего не попадалось. Зато издалека, с той стороны, куда ушел Лаврентий Кулибаба, один за другим прогремели еще два выстрела. Камыши становились гуще, и продираться сквозь них было все труднее. Васька Лелюх совсем приуныл. Все брели по колено в воде. Неожиданно камыши расступились, и участники экспедиции оказались на берегу большого чистого озера, в центре которого возвышался круглый островок, поросший большими ивами и кустарником. - Вот и Атаманский, - объявил Петяшка. Он отыскал брод и провел своих спутников на остров. Под одной из плакучих ив сидел Лаврентий Кули-баба. У его ног лежал небольшой кабан. Перегоняя друг друга, все бросились к нему: рассматривали свирепую морду, щупали жесткую, как проволока, щетину, удивлялись страшным клыкам. - Вот это да! - воскликнула Ольга. - Хорош кабанчик, - поддержал Жмуркин. - Подсвинок-то? - довольно безразлично ответил Лаврентий. - Нет, худой. Вот к осени, тогда бы он жиру нагулял, а то сейчас бить зверя или птицу одно баловство. Подсвинок для стоящего охотника не добыча. У меня тут настоящая добыча есть. Он поднял с земли тужурку. Под ней лежал пушистый, величиной с большую собаку, зверь. Его шерсть, чуть подпорченная кровью, шелковистая на ощупь, была серо-бурого цвета. На ногах и шее - темные полосы. Острые уши украшены пушистыми кисточками. Четыре черные полосы тянутся от лба к затылку. Черные кольца на хвосте. - Болотная рысь!.. Это хаус!.. Камышовый кот!.. - Раздалось сразу несколько возгласов. Все щупали мускулистые лапы кота, пытались по хвосту и зубам определить его возраст, рассматривали место, куда попала пуля. Лаврентий был доволен. - Этих камышовых котов, или по-нашему хаусов, надо бить во всякое время, говорил он, - как и волка. Каждая такая гадюка за месяц столько яиц и птиц истребит, что человек и в год не съест. А сильный, дьявол! Как кукуруза поспевает, он на поля пробирается мышей ловить. Ну, бывает, собаки кота и прихватят. Так ведь уходит, дьявол. От целой своры отобьется и уходит. Самым сильным псам животы повспарывает, глаза выцарапает и уйдет. - А на людей нападает, дядя Лаврентий? - спросил Васька, на всякий случай отодвигаясь от мертвого кота. - На человека? Раненый кот нападает, а так - нет. Я только один случай знаю. Да и то не с хаусом, а с лесным котом. Такие у нас на Кубани в горных лесах водятся. Он немного поменьше камышового кота, но тоже страшный: когти и зубы, как у этого. Так вот, раз в лесу кот с ветки на спину охотника кинулся и вцепился ему в шапку. На спине у охотника был привязан убитый заяц, он, видно, и привлек голодного кота. - Ну, а охотник что? - Да чего охотник? Известно. Схватил кота да об землю и убил. - И сильно поранил его кот? - спросил Проценко. - Поранил? - переспросил Кулибаба. - А вот гляди. Он поднял кверху свою неподпоясанную рубаху. От шеи через всю спину к поясу шли полосы глубоких рубцов. - Кхе! Кхе! - захихикал Майборода. - Лаврушка потому и невзлюбил хаусов. Бить, говорит, надо этих зверюг во всякое время. - Не болтай! - насупился Лаврентий. - Сам знаешь, что от хаусов уткам погибель, а лесные коты, того и гляди, фазанов начисто переведут. - Он демонстративно отвернулся от Христофора Ферапонтовича и, обращаясь к Проценко, предложил: - Давайте свежевать добычу да полдничать. - Нет, мы сначала остров осмотрим. Решетняк говорил, что здесь, на Атаманском, отряд Гудкова около месяца был, а потом, когда отряд ушел, здесь была тайная база. Оружие, патроны хранили, - сказал Проценко. - Было, было, - подтвердил Майборода. В центре острова стояла старая, в несколько обхватов ива. В ее дупле хранились когда-то гранаты и патроны, а на вершине помещался наблюдательный пост. Разыскивали полусгнившие остатки свай, на которых стоял выстроенный партизанами склад для винтовок. Были тщательно обследованы дуплистые ивы, но нигде ничего похожего на тайник не обнаружили. - Надо рыть землю, - предложила Ольга. - А ты попробуй, милашка, покопай, - засмеялся Майборода. Не понимая, почему он смеется, Ольга несколько раз ковырнула ножом мягкую, податливую почву. Небольшая ямка сразу же наполнилась водой. Ольга перешла на другое место и снова попробовала копать - опять вода. Не оставалось сомнений в том, что на Атаманском - главной базе отряда Гудкова - никакого тайника нет, - Пойдем завтракать, - нарушил тягостное молчание Кулибаба, - да и о шкурах нужно позаботиться, а то пропадут. - Вы идите, а я еще поищу, - сказал Жмуркин и стал снова выстукивать стволы и копать землю. Возня с охотничьими трофеями немного развлекла участников экспедиции. Только Проценко, раздосадованный первой неудачей, был хмур и, отойдя в сторону, уселся на полусгнивший ствол поваленной бурей ивы. Он думал о том, что же делать дальше. Где искать? Ракитина и ребята обступили Кулибабу, который, ловко орудуя охотничьим ножом, снимал с кабана шкуру. В это время, бормоча что-то себе под нос, Христофор Ферапонтович заканчивал потрошить утку. - Ну-ка, хлопчики, эвон под ивой накопайте глины, - скомандовал он. Ребята повиновались. - А зачем глина? - поинтересовался Васька. - Утку жарить, - пожалуй, даже с некоторым удивлением ответил Петяшка: неужели, дескать, таких простых вещей не знаешь! По виду Васьки нетрудно было догадаться, что он ничего не понял, но спрашивать не стал, чтобы Петяшка не зазнался, Христофор Ферапонтович спустился к воде, тщательно промыл утку. Потом развел глину и, к удивлению Васьки, начал обмазывать ею чистенькую тушку птицы. - А разве так можно? - усомнился Васька. - А я думал, что так только индейцы жарят, Я читал... - В каких книжках? - заинтересовался Петяшка. - Эх, ты! - торжествовал на этот раз Васька. - Не знаешь! У Майн Рида, у Купера. Обмазанную глиной утку Майборода положил на землю, засыпал слоем сухой глины, а сверху развел костер. Лаврентий Кулибаба принес кусок грудинки, ничем не отличавшейся от домашней свинины. Майборода нарезал мясо кабана на небольшие куски, сложил их в котелок, крепко посолил, положил туда два стручка красного перца и повесил над костром. Лаврентий Кулибаба, Петяшка и вызвавшаяся им помогать Ольга сняли шкурки с хауса и птиц. Наконец Христофор Ферапонтович объявил, что полдник готов. Подошел Жмуркин. Подсел поближе Проценко. Сначала ели жаренку. Впрочем, ели не все. Ольга Ракитина, Жмуркин и Васька, никогда не пробовавшие кавказской пищи, взяв по ложке, долго отдувались, пили воду и второй раз лезть в котелок не отважились. - Ну и перец! - вытирал выступившие слезы Васька. - Словно горячий примус проглотил! К их счастью, утка была без перца, а то бы сидеть им голодными. - Пища богов! - зажмурился от удовольствия Васька, проглотив первый кусок охотничьего блюда. - Никогда не ел ничего вкуснее. Шкуры хауса, кабана и птиц были обработаны, свернуты в аккуратные трубки. В таком виде они бу-дут отравлены в город, а там препараторы превратят их в чучела для музея. Делать на Атаманском было нечего. - Ну, Грицько, - предложил Кулибаба, - пошли на другие острова. Их тут богато. До вечера на трех-четырех побываем, Проценко несколько минут молчал, задумчиво смотря куда-то вдаль. Потом он снял очки, обвел всех взглядом добрых близоруких глаз и неожиданно сказал: - Нет, дядя Лаврентий, мы больше никакие острова осматривать не будем. Надо отправляться в горы Скалистого хребта и искать там. Жмуркин недоверчиво хмыкнул. Проценко обернулся к нему. - Я все думал, почему записка адресована именно мне. И вот я догадался, о какой решетке идет речь. Решетка - это шифр. У меня дома хранится одно письмо, вернее записка Натальи Гудковой, которая написана этим шифром. - А ключ к шифру, - оживился Жмуркин, - ключ есть? - Есть и ключ. Следование экспедиции по намеченному маршруту прервалось.
      НОВАЯ ПРОПАЖА, НОВАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
      Проценко выдвинул ящик письменного стола, вытащил объемистую папку и начал перебирать лежащие в ней бумаги. Не найдя того, что искал, он просмотрел их снова. Затем стал перелистывать с лихорадочной поспешностью и снова торопливо выдвигать один за другим ящики стола. - Украли! - растерянно обведя взглядом обступивших его участников экспедиции, проговорил он. - Нет ни письма, ни ключа к шифру. Украли. - Кто мог украсть? - зло закричал Жмуркин. - Ищите. Вы сами куда-нибудь засунули! Некому красть. Ольга что было силы сжала руку Жмуркина выше локтя: - Нельзя так волноваться. Очевидно, украл бумаги тот самый Ванька Каин, который взял и "Трех мушкетеров". Жмуркин что-то пробормотал, извинился, нервно закурил. Проценко подошел к телефону и набрал номер Решетняка. - Филипп, - сбиваясь заговорил он, - у меня новое несчастье... Я нашел решетку. Ну, то есть не решетку, а ключ к решетке. Но у меня украли шифр. А ты, видимо, прав, искать надо в горах, а не на Тамани. Но как быть? - Откуда ты говоришь? - спокойно перебил его Решетняк. Узнав, что экспедиция в полном Составе вернулась обратно, Решетняк минуту помолчал, обдумывая что-то, а потом предложил: - Вот что: детей оставь дома, а вы все приезжайте ко мне. Тут на месте и решим, как быть дальше... - Вот всегда так - как до интересного дойдет, так нашего брата по шапке! сетовал Васька, после того как взрослые уехали. Алла и Шура разом, как по команде, вздохнули. - А там небось что-нибудь новое, - продолжал ворчать Лелюх, - события развиваются. Сам того не подозревая, Васька Лелюх на этот раз оказался провидцем. В подъезде краевого управления милиции Проценко и его спутников встретила с заранее приготовленными пропусками Анечка Колесникова. - Вас просили зайти в комнату двадцать четыре, к завхозу, - обратилась она к Жмуркину, - там нужно что-то с машиной уточнить. Перерегистрация знаков, что ли. Вы прямо сейчас зайдите. Как раз и Филипп Васильевич отлучился. Разыскав комнату двадцать четыре, Жмуркин без стука толкнул дверь. Особенно церемониться с завхозом он не собирался. За столом сидели Решетняк и какой-то майор. На диванчике около стены расположились два молодых человека в штатском. - Входите, - повелительно произнес Решетняк, а когда опешивший Жмуркин сделал несколько шагов вперед, насмешливо добавил: - Что-то вы робки стали, Коршун. Жмуркин отпрянул к двери, но только что сидевшие на диване молодые люди оказались уже позади него. Один из них сдавил запястье правой руки Жмуркина, а второй быстро и ловко выхватил плоский пистолет из заднего кармана его брюк. - Значит, Ваньку Каина из этого пистолета прикончили? - Я не понимаю вас, - пробормотал Жмуркин. - Кого вы называете Коршуном? Какое отношение ко мне имеет Ванька Каин? Решетняк в упор посмотрел на него и сказал: - Чтоб вы не думали, что я вас беру "на пушку", сюда приведут вашего друга, который рассказал уже все. Давайте, Потапов. Один из державших Жмуркина молодых людей выглянул в коридор и крикнул: - Введите арестованного! Жмуркин не отрываясь смотрел на дверь. Два конвоира пропустили впереди себя невысокого, плотного человека с коротко остриженными черными волосами, сильно тронутыми проседью. - Слягавил, Князь! - бросился к нему с поднятыми кулаками Жмуркин. Но Потапов успел схватить его за руки. - Поганый болтун! - в бешенстве заорал арестованный, и его глаза налились кровью. - Подвяжи язык! - Уведите, - кивнул Решетняк конвоирам на арестованного, которого Жмуркин назвал Князем. - Опростоволосились, Коршун. Думаю, больше вам запираться не к чему. Знакомьтесь - майор Сомов, Поведет следствие по вашему делу. Ничего больше не добавив, Решетняк вышел и направился к себе в кабинет. Подавленное настроение Проценко невольно передалось Ольге. Они сидели с убитым видом. Решетняк весело посмотрел на них и спросил: - Почему такое уныние? Не поднимая головы, Проценко глухо ответил. - Несчастье, Филипп. Этот мерзавец Ванька Каин, оказывается, украл вместе с "Тремя мушкетерами" одно письмо Натальи, а в нем... Решетняк не дал ему докончить: - Если ты говоришь о шифрованном письме и ключе к шифру, то их взял я, а не Ванька Каин. - То есть как? - изумился Проценко. - Сейчас, сейчас, - засмеялся подполковник. - Этакий нетерпеливый народ! Все по порядку расскажу. - Нужно подождать Жмуркина, - остановил его Проценко, - он больше всех переживал. - Пожалуй, Жмуркина ждать не стоит, - улыбнулся Решетняк, - я его только что арестовал. Кстати, и фамилия его не Жмуркин. - Как? За что? Не может быть! - Придется запастись терпением, - ответил Решетняк, - нам пока еще тоже не все ясно, но думаю, что уже сегодня многое прояснится. Я уверен, что вечером смогу вам кое-что рассказать. Приходите ко мне сюда в двадцать один ноль ноль. Сейчас же прошу извинить меня, дорогие друзья, надо принять участие в допросе Жмуркина и еще одного его приятеля...
      ТАЙНА "ТРЕХ МУШКЕТЕРОВ"
      В девять часов вечера Проценко и Ольга снова были в кабинете Решетняка. Филипп Васильевич представил им немолодого майора милиции: - Знакомьтесь - старший следователь Степан Степанович Сомов. Вот он нам и расскажет то, что ему известно о Жмуркине, об убийстве Ваньки Каина и о тайне "Трех мушкетеров". Майор Сомов опустился в кресло, подождал, пока рассядутся его слушатели, и начал неторопливый рассказ. ...Вскоре после окончания войны в один из исправительных трудовых лагерей на Урале поступил новый заключенный. Фамилия его была Коршунов, звали его Максим. Осужден он был сроком на пять лет за мошенничество. Попав в тюрьму, Коршунов не утратил своего веселого, общительного нрава. Он был дисциплинирован, хорошо работал, а по вечерам развлекал заключенных то пением, то забавными рассказами о своих мошеннических проделках, которыми начал заниматься чуть ли не с десятилетнего возраста. Но чаще всего в свободное время Максим рисовал на листке бумаги углем или карандашом портреты своих товарищей по заключению. Портреты эти в лагере имели большой успех. Многие удивлялись тому, как Коршунов - в лагере его звали "Коршун" - ловко и быстро добивается в рисунке портретного сходства. - Чего ж вы хотите, - улыбался он, слыша возгласы одобрения, - я ведь в художественном училище занимался. Как раз бы в конце сорок первого окончил, да война помешала. В этом лагере отбывал наказание заключенный по кличке "Князь". Утверждали, что он действительно происходит из семьи каких-то кавказских князей. С первых же дней пребывания в лагере Коршунов заметил, что уголовники боятся немолодого, неразговорчивого Князя и сносят от него любые притеснения. А он с ними не церемонился: отбирал передачи, заставлял вместо себя убирать барак, нередко, срывая зло, награждал оплеухами и пинками. Других заключенных, не уголовников, Князь открыто презирал и ни в какие сношения, с ними не входил. Тем удивительнее показалось всем, что этот злобный, скрытный человек начал водить дружбу с Максимом Коршуном. Князь явно ухаживал за Коршуном, открыто пытался приблизить его к себе. Он всячески старался почаще оставаться с Коршуном один на один и подолгу о чем-то с ним разговаривал. Юркие проныры-карманники однажды решили подслушать, о чем же ведутся эти оживленные беседы. Удивлению их не было предела: Князь интересовался картинами. Втихомолку лагерники много смеялись. Интерес матерого бандита к живописи удивлял и Коршунова, но в конце концов он решил, что у каждого человека может проснуться интерес к искусству, даже в самом преклонном возрасте. Князь же внимательно приглядывался к Коршунову, расспрашивал о "деле", за которое тот попал в лагерь. Наконец он понял, что Коршун для него "свой" и таиться перед ним нечего.