Матрос пробирался к фронту... Несколько месяцев назад после упорных боев под станицей Кущевской его, раненого, подобрали казачки. Он был без памяти. А когда очнулся, фронт уже продвинулся из степной Кубани в предгорья Кавказа. Казачки прятали его в заброшенных овечьих кошарах, на чердаках просторных станичных хат, лечили как могли простыми, но верными средствами народной медицины и в конце концов выходили. И вот уже месяц он пробирается к фронту. Он шел ночами, а днем отсиживался в стогах, хоронился в узких степных балках, прятался в плавнях, уходил в камыши. Кончились продукты, которыми его снабдили сердобольные казачки, и он шел полуголодный, боясь заходить в селения. Так было, пока он шел степью. Очутившись в горах, он повеселел. Из-за перевала доносился еле слышный непрерывный грохот артиллерийской стрельбы - значит, там был фронт. Он почти у цели. Теперь матрос шел прямо по горной дороге. Несколько раз он сталкивался со стариками адыгейцами - коренными жителями этих мест. Старики свято соблюдали древний обычай вежливости и ничем не выказывали своего удивления, встретившись с молодым здоровяком, одетым в армейскую стеганку, из-под которой виднелась полосатая матросская тельняшка. Адыгейцы охотно показывали горные тропы, которыми можно было пройти к фронту, предупреждали, в каких аулах можно напороться на гитлеровцев, снабжали жестким адыгейским сыром и табаком. Ночью он впервые увидел зарево фронта, а вскоре после рассвета чуть не попал в руки фашистов. С фронта шла на переформировку какая-то истрепанная в боях гитлеровская часть, Он увидел врагов совершенно неожиданно, столкнув-шись с ними почти нос к носу. Но то ли утомленные и испуганные солдаты его не заметили, то ли приняли за пастуха; во всяком случае, когда он нырнул в кусты, его никто не преследовал. Вскоре из своей засады он увидел поспешно идущего по дороге гитлеровского унтера, видимо догонявшего ушедших вперед товарищей. Немец сильно хромал. Матрос выскочил и с силой вонзил ему в грудь большой нож. Теперь у матроса был автомат с запасным магазином - парабеллум и две немецкие гранаты с длинными деревянными ручками. Не более как через час ему это оружие пригодилось. Он услышал стрельбу. Думая, что он достиг наконец фронта, матрос свернул с дороги и пошел на выстрелы, звучавшие откуда-то снизу. С высокого обрыва он увидел стреляющих. Это не был фронт. Около обломков самолета лежал за камнем летчик с пистолетом. Человек пять фашистских солдат в эсэсовских мундирах вели по нему огонь. Матрос находился как раз над ними. Поднявшись во весь рост, он одну за другой метнул гранаты. Еще не смолкло эхо разрывов, как он увидел, что воспользовавшийся помощью летчик бежит к нему. Пока к гитлеровцам подошла помощь, летчик и матрос были уже далеко. Матрос сел прямо на землю и оглянулся на бежавшего вслед за ним летчика. - Дивчина! - изумленно охнул он, - Вы из отряда Гудкова? - спросила она, опускаясь рядом. - Партизан? Он отрицательно покачал головой и в свою очередь спросил: - Что, подбили тебя? - Нет. Высоту набрала большую, а машина старая, да еще сегодня ночью ее изрешетили, вот она в воздухе и начала разваливаться. Так встретился матрос Алексей Сагайдачный с летчицей полка ночных бомбардировщиков Лебедевой, которую партизаны называли "Клава Белая". Клава рассказала о партизанском отряде Гудкова. Еще три часа назад он вел бой на поляне, находящейся совсем рядом. Матрос решил идти на соединение с Гудковым. Проходя поляну, место недавнего боя, они подобрали оружие убитых егерей. Наконец они встретились с партизанами. От всего отряда Гудкова остались в живых трое: Гудков, раненная в руку Наталья и его ординарец Ахмет. Плотное кольцо егерей окружало партизан. Уже более часа Гудков не отвечал на выстрелы. На троих у них была лишь обойма патронов в пистолете, оставленном Решетняком. Их берегли. Егеря, ободренные молчанием партизан, все сжимали и сжимали кольцо. За поимку "одержимого казака" была обещана большая награда и месячный отпуск в Германию. Поэтому они тоже не стреляли. Вдруг в тылу егерей началась стрельба. Горное эхо разнесло взрывы и выстрелы. Егеря дрогнули и побежали. Воспользовавшись моментом, Гудков прорвался и встретился с Клавой Белой и матросом. Теперь их стало пятеро. Хорошо зная, как плотен фронт на перевалах, Гудков не обольщался, что его будет легко перейти. Прежде всего надо было достать побольше оружия. Уходя от преследования егерей, они отдалились от места боя, где можно было собрать трофеи. Гудков решил организовать засаду. Он выбрал подходящее место: дорога проходила меж двух каменных скал. На одном из гребней спряталась Клава, на другом - Ахмет. Сам Гудков прошел вниз, чтобы преградить дорогу едущим или идущим автоматной очередью. На матроса была возложена задача закрыть путь для отступления. Если бы гитлеровцы появились не со стороны фронта, а с тыла, роли бы переменились: матрос преградил бы им путь, а Гудков не дал бы повернуть вспять. Наталья поднялась повыше на гору и вооружилась биноклем. Она должна была дать знать о приближении немцев. Вскоре подходящий случай представился. Со стороны фронта двигались две пароконные подводы. На передней лежал связанный человек и сидело несколько полицаев. На второй везли какой-то груз, укрытый брезентом. Вел ее один полицай. Все дело испортил матрос. Он погорячился и первым открыл стрельбу, тогда как было условлено, что это должен сделать Гудков. Сидящий на задней подводе полицай Мешком свалился на землю. Он был убит наповал. Рядом с ним билась в конвульсиях одна из лошадей. Едущие впереди, заслышав стрельбу, хлестнули по коням и пронеслись мимо сидящего в кустах Гудкова. Гудков пустил автоматную очередь, но было уже поздно. Рядом с какими-то аккуратно зашитыми тюками спал в обнимку с пулеметом мертвецки пьяный полицай, которого до сих пор партизаны не видели. Тут же были коробки с запасными пулеметными лентами. Это была удача: прибавилось еще два автомата, а главное - пулемет с большим количеством запасных патронов. Растолкав спящего полицая, Гудков строго спросил, какой груз они везут. По седой прядке волос полицай узнал "одержимого казака". Его приметы были разосланы во все комендатуры и отделения полиции. - Господин партизан, - залепетал он, мгновенно отрезвев, - я все скажу. Картины какие-то из музея везли. Вот можете взглянуть, сбоку лежат. Действительно, сбоку тюков были небрежно засунуты несколько картин и какая-то икона. - Не убивайте, господин партизан! - причитал полицай. - Я не виноват. Я все скажу. - Кого везли связанным на первой подводе? - не обращая никакого внимания на его вопли, строго спросил Гудков. - Партизана? - Нет, господин партизан. Я все скажу. Это не я - немцы. Эсэсовцы захватили в ауле. Какой-то старик вот эти картины вез в эвакуацию. Еще осенью. Да не успел через перевал. Прятался в ауле. А немцы вас ловили и на него натолкнулись. Нам только приказали картины и его в город увезти. А я не виноват. Честное благородное слово, не виноват! Не убивайте, господин партизан! - Честь! - крикнул в бешенстве Гудков. - Благородство! А ты, собака, о них помнил, когда Родину продавал? Вскинув пистолет, Гудков в упор выстрелил. Он мог отпустить гитлеровского солдата, но к предателям был беспощаден. - Николай, - обратилась к нему Наталья, - нужно унести картины. Они знали, какую огромную духовную и материальную ценность представляют собой картины, написанные великими художниками. Клава до ухода в армию была студенткой Московского университета. Много часов простаивала она перед шедеврами Третьяковской галереи, и одно упоминание имени Репина или Сурикова приводило ее в благоговейный трепет. Гудков повел людей в обход. Чтобы не обнаруживать себя, он усиленно избегал встреч с врагом, не заходил в попадавшиеся на пути хижины пастухов и хаты лесников. Он хотел темной ночью обрушиться на гитлеровцев и, воспользовавшись переполохом, прорваться на ту сторону. Только один раз им пришлось зайти в кошару пастухов. Рука Натальи гноилась, ее нужно было перевязать, а у них не было ни одного индивидуального пакета, ни одной чистой тряпки. Два дня нечего было есть. Кроме того, нужно было расспросить пастухов о горных тропах, о том, какие высоты в руках советских войск, какие у врага. Ночью они вошли в кошару старого адыгейца. Тот помог им: нашел бинт, накормил, дал сыру в дорогу; рассказал, что знал о фронте. Фронт был рядом. С поляны, где стояла кошара, был виден склон горы, изрытый окопами. Это были окопы советской морской пехоты, несколько месяцев сдерживавшей натиск отборных гитлеровских частей. Они обошли аул, спустились в узкое ущелье. Надо было подняться наверх. Там уже свои. Но в то время, когда они вошли в ущелье с одной стороны, с противоположной стороны в него входил батальон гитлеровцев, скрытно подтягивавшийся к фронту. Партизаны были обнаружены. Они стали с боем отходить. Гитлеровцы упорно прижимали их к каменным стенам Скалистого хребта. - Перед нами две задачи, - твердо сказал Гуд-коз, - спасти картины и подороже продать свою жизнь. - Подороже продать жизнь - это понятно, - ответил матрос. - Я за. Погибать - так с музыкой. Побольше с собой на небо гадов забрать. А вот картины-то придется бросить либо сжечь. - Нет, - отвечал Гудков, - нужно искать пещеру. В тех местах пещер вообще много, но две первые, на которые они натолкнулись, были малы и мелки. Зато третья, начинаясь узеньким горлом, переходила в большой подземный зал, а из него в недра горы шел каменный коридор. Оставив матроса и Клаву с пулеметом стеречь вход в пещеру, Гудков уложил обессиленную Наталью в подземном зале и отправился вместе с Ахметом осматривать коридор. Он был длиною около километра, и второго выхода у него не было. ; В пещере Гудков был как в крепости. До тех пор, пока у него были патроны, он мог держаться. Но после боя патронов осталось мало. Мало было и продовольствия, лишь несколько кусков сыра, что дал старик пастух. К тому же пещера была безводной. Днем гитлеровцы попытались пойти в атаку, но с большими потерями для себя откатились. Ночью Гудков и Клава поползли к текущему на другом конце поляны ручью за водой. У них была единственная фляжка. Ее удалось наполнить и принести в пещеру. Но дорогой ценой. Обнаружив у партизан движение, гитлеровцы открыли шквальный огонь, и Клава уже у самой пещеры была убита. Гудков принес тело девушки. Вырыв ножами могилу в одной из ниш пещеры, партизаны похоронили Клаву Белую. Они даже не знали ее фамилии. Теперь их осталось только четверо. Исследовав еще раз коридор, Гудков решил перетащить туда тюки с картинами. Рядом положили связку из трех гранат. Было решено, что тот, кто останется последним в живых, взорвет этими гранатами вход в коридор, где спрятаны картины. Возник вопрос, как сообщить о местонахождении картин так, чтобы поняли свои, но не догадались гитлеровцы. И вот тут-то Наталья вспомнила, как в юности они с Проценко шифровали переписку. В рюкзаке у Натальи лежала книга "Три мушкетера". На последнем листе Гудков написал письмо. Порвали карту, найденную в планшете Клавы, и в нескольких экземплярах скопировали письмо. Оно было понятно каждому, кто прочтет. Партизаны спрятали клад. Где спрятали, мог расшифровать только Проценко, которому просили сообщить об этом письме-завещании. Когда возник вопрос о шифрованном тексте, Гудков предложил сделать его на предварительно испорченной фляге. На непригодную флягу никто не польстится, а надпись, выцарапанная на металле, могла храниться годы. Снова Гудков выполз из пещеры. Он положил фляжку с шифрованным письмом на камень и сверху прикрыл подобранной каской. Потом записки с открытым текстом рассовал под камни, так же как и фляжку, Прикрыл касками с убитых гитлеровцев. Книгу "Три мушкетера" с письмом на обложке было решено спрятать около входа в пещеру. Без пищи, без воды, почти без патронов, они продержались еще трое суток. Потеряв надежду взять партизан измором, гитлеровцы и прибывшие им в помощь полицаи пошли на приступ. Гудков и его верный ординарец Ахмет были убиты почти одновременно. Боясь надолго оставить пулемет, матрос не мог их похоронить, как Клаву. Он оттащил их в подземный зал и укрыл бурками. Наталья застыла над телом мужа. Она была в полузабытьи и очнулась лишь тогда, когда до ее сознания донеслись горланящие голоса гитлеровцев. Пулемет молчал. Наталья бросилась к выходу из пещеры. Матрос был мертв. В пулемете же оставалось полленты патронов. Кое-как одной рукой Наталья повела огонь и отбила атаку. Она снова была ранена, но, когда кончилась пулеметная лента, сделала еще несколько выстрелов из маузера. Только когда в маузере остался один патрон, Наталья поползла в глубь пещеры. Идти она не могла. Она знала, что у нее есть время. Наталья чиркнула спичку и подожгла остатки карты Клавы, чтобы осветить пещеру. Взяв одну из картин, она собственной кровью вывела на обороте: "Патронов больше нет. Взрываю коридор". Подумав, дописала фразу, которую в нескольких местах писал еще сегодня утром убитый матрос: "Погибаю, но не сдаюсь". От заложенных Гудковым гранат шла веревка. Наталья потянула ее к себе. Грохот потряс пещеру. Случилось не так, как рассчитывал Гудков. При взрыве рухнуло не только устье коридора, где были спрятаны картины, но и обрушился вход в пещеру. Убитый матрос и пулемет были засыпаны. Картина, на которой только что кровью писала Наталья, и икона Рублева, очевидно, были вынесены взрывной волной на внешнюю сторону завала. Сама Наталья очнулась заживо погребенной в подземном зале пещеры. Отыскав в полной темноте тело мужа, она опустилась с ним рядом и в последний раз подняла маузер, в котором оставался единственный патрон.
      ...Наступило первое сентября. В школе уже все знали, как необычно провели прошедшее лето Шура Бабенко, Алла Гудкова и Васька Лелюх. Ждали их с нетерпением, а они, как нарочно, задержались. - Алла с Шурой сейчас придут, - успокаивала подруг какая-то рассудительная девочка с длинной косой, - ну, а Лелюх, наверное, еще не дозавтракал. Он и в первый день опоздает. Однако все трое пришли вместе. Лето сдружило их. В школьном дворе образовались три группки. Девочки обступили Аллу. Спортсмены утащили в сторону Шуру. А несколько человек остались с Лелюхом. Известный на всю школу задира и хулиган Юрка Северцев презрительно хмыкнул: - Подумаешь, Лелюх тоже вроде участвовал в поисках партизанского клада. Такой толстяк? Брехня. Васька осмотрел себя. Теперь он был совсем не толстый. И вдруг всегда трусливый Васька развернулся и со всей силы ударил Юрку Северцева, которого боялись почти все. Да так, что Юрка чуть не упал. В следующее мгновение Юрка выпрямился и оторопело уставился на Лелюха, Не дав ему опомниться, Васька ударил Северцева кулаком под ребра, и, к удовольствию собравшихся, Юрка, задира и драчун, бросился бежать. Лелюх его не преследовал. Он с достоинством подо-шел к Шуре. - Шурка, - степенно спросил он, - когда у вас занятия секции борьбы? В боксеры я не хочу. Лучше бороться.
      ...Вечером подполковник Решетняк заступил на дежурство. Как обычно, помощником был Потапов. Начало темнеть. Зазвонил телефон. - Дежурный по уголовному розыску, - проговорил Решетняк, поднимая трубку. - Пропажа в банке? Сейчас выезжаем. Последние слова он уже произносил стоя и нажимая пальцем на разноцветные кнопки сигналов, вызывающих к подъезду машины с оперативной группой и экспертами. ...Три одинаковые "Победы" промчались по оживленным вечерним улицам города. Возвращающиеся из школы друзья - Алла, Шура и Лелюх - увидели Решетняка и приветственно замахали ему руками. Подполковник их не заметил. Его мысли были поглощены новым делом.
      * Alma mater - дословно: "мать-кормилица". Так в старину называли свой университет студенты.