Совесть и должны были пробудить воспитатели. Ведь детишки-то рождались без сознательности, с одним только звериным «дай-дай». Вот и нужно было научить их дарить свой труд безвозмездно, удовольствие находить в одаривании.
Девочкам идея подарка давалась легче. Будущие матери самой природой были подготовлены к тому, чтобы дарить себя детям. Нормальную маму не надо убеждать на совесть заботиться о ребенке. Но встрепанным озорникам, отдаленным потомкам воителей-грабителей, «отнимать» казалось куда привлекательнее. Дарить они соглашались, но отнятое предварительно. И воспитателям приходилось терпеливо, настойчиво внушать:
— Вы, будущие мужчины, должны стать настоящими мужчинами — смелыми, сильными, стойкими, выносливыми. Все люди работают друг для друга, все дарят друг другу подарки. Но мужчины добывают их в самых труднодоступных местах, куда не под силу проникнуть усталым старикам, малым детям, пугливым нежным женщинам.
— Где же это труднодоступное?
Под землей, в жарких, тесных, грозящих обвалом шахтах.
На дне морском — в непроглядных, давящих, лаково-черных глубинах.
И в космосе.
Так что в большинстве мальчишки бредили космосом. Вот летит звездолет, летит год, два, десять лет. Непреклонный капитан у руля. У него выдержка, стойкость, находчивость. А впереди неведомая планета. Драконы, огненные змеи, великаны-гориллоиды стерегут лучший на свете подарок. Но капитан их разгоняет, грузит подарок на звездолет и снова летит на Землю год, два, десять лет, выносливый, стойкий, терпеливый, несокрушимый.
На самом деле самые ценные подарки добывались не на дальних планетах, а в лабораториях. Да и межзвездный транспорт вытеснил звездолеты с дальних трасс. Но все же путешествие с приключениями казалось подросткам привлекательнее. Почти все они хвалились: «Когда вырасту, подарю планету».
И от Льва воспитатель ждал такого же ответа. Тут он и мог бы возразить: «Как же ты подаришь новую планету, такой медлительный и незакаленный? Надо заняться спортом всерьез, чтобы опережать товарищей, а не отставать…»
— Я подарю элемент номер 200, - сказал Лев.
Вот и промелькнули километровые столбы за окошком. Четыре элемента насчитывали средневековые алхимики. Примерно 60 было известно, когда Менделеев навел в химии порядок, создав свою историческую таблицу. Известен был и номер 92 — уран, до середины XX века он замыкал ряды. Работы с атомной энергией удлинили список, в одной только Дубне подряд были синтезированы N104, N105, N106, N107… К тому времени, когда Лев пошел в школу, был уже создан N184. Много ли еще впереди? Какие? Неведомо! Простор для догадок!
— Откуда ты знаешь про элементы? — спросил наставник. Химию Лев должен был проходить только в следующем году.
— Я помню до скандия наизусть, — похвастался мальчик. — И переписал все остальные.
— Покажи.
Смущаясь и краснея, Лев принес тетрадку, где каллиграфическим почерком были выписаны названия всех элементов, открытых, а также и не открытых еще с их символами и свойствами, самыми фантастическими: трехцветный, радужный, оживляющий мертвых, полезный для шахматных чемпионов, разъедающий камни, склеивающий воздух. Всем этим расчудесным веществам были даны имена и символы — Lv — левий и Jn — януарий в честь первооткрывателя, Mv — мальвиний по имени его матери. Были тут московий, арбатий, смолении, садовий, а также и силий — Si по фамилии наставника.
Педагог был польщен, поскольку и он попал в ряд самых любимых вместе с матерью и московскими улицами, подумал, стоит ли поддерживать честолюбивую забаву, решил пока не развенчивать, лучше использовать, исподволь спуская мечтателя из воздушных замков на твердую почву. И принес мальчику несколько книжек — биографии великих ученых и педагогов. На примерах хотел показать, что великие открытия требуют великого труда. Одна из книг особенно увлекла Льва, запала в душу, он прочел ее дважды, трижды, десять раз, чуть ли не выучил наизусть, не только выучил, но и впитал и, став взрослым, цитировал ее постоянно.
Кроме того, наставник уговорил учителя химии зачислить Льва в кружок. Но Лев походил, походил и бросил. Не вдохновили его колбы, пробирки, хроматографы и спектроскопы, не увлекло повторение проделанных в прошлых веках опытов. И опять страдало самолюбие. Старшеклассники знали гораздо больше и с высокомерием четырнадцатилетних взрослых пренебрежительно поучали двенадцатилетнего мальчонку. Так что через месяц-другой наставник застал Льва за составлением новой таблицы — на этот раз списка открытых, исследованных и еще не обследованных звездных систем на сорок лет вперед. Была среди них и взрывчатая Лямбда. Особой проницательности Лев тут не проявил.
Космос изучался последовательно, а темп изучения диктовал МЗТ — межзвездный транспорт. И хотя МЗТ пересылал людей и грузы со сверхсветовой скоростью, сами приемные станции перемещались не быстрее света — примерно на световой год за год. Так что заранее было известно: если сегодня МЗТ дошел до 55-го светового года, в будущем году освоят 56-й, туда и прибудут астронавты. А какие звезды находятся на 56-м световом году? Загляни в справочник, прочти. Правда, планеты их неизвестны, можно их окрестить, назвать Львинией, Януарией, Мальвинией и так далее, населить львами, янусами двуликими, павлинами, мальвинами (а как они выглядят?), драконами жукоглазыми и так далее.
За таблицей неоткрытых планет последовала таблица скоростей.
Давлений.
Размеров — грандиозных и микроскопических.
Волн — длинных, коротких и ультракоротких.
Животных в порядке сложности.
В общем, по всем осям Жерома. И везде за пределы открытия, так, чтобы дать волю фантазии.
— Разбрасываешься ты очень, — сетовал наставник. — Выбрал бы одну какую-нибудь ось и держался бы за нее.
Укоры не помогли. Лев продолжал составлять свои таблицы, но прятал их от осуждающих взоров наставника. Зато, как ни странно, ученик повлиял на учителя. Тот задумался, не слишком ли много в школьной программе окончательных знаний, не надо ли подробнее объяснять школьникам, где наука остановилась, что предстоит открыть, над чем предстоит работать. Учитель написал статью о преподавании неоткрытого. Предложил главу о неоткрытом в учебник химии, а потом и целую серию «Энциклопедия неоткрытого для школьников». И в конце концов сам начал составлять такую энциклопедию, ради нее ушел из школы.
Работая, как-то не очень думал о парнишке, который натолкнул его на эту тему. Но все-таки вспомнил несколько лет спустя, когда писал предисловие. Потянулся к ручному видеофону, вызвал прежнюю школу, спросил номер ученика Январцева, если он учится еще.
Не очень знакомое, румяное и черноусое лицо появилось на экране.
— Как живешь, Лев? Помнишь меня? Вот захотелось узнать, какую же ось ты выбрал в итоге? Какие подарки решил делать людям?
— Буду филологом, учитель. Выбрал сравнительное языкознание.
— Вот тебе на! А я был уверен, что ты направишься в точные науки. Какие же подарки ищешь ты в языке?
— Всевозможные, учитель. Все на свете выражается словами, и у каждого народа свои оттенки — непереводимые идиомы. Вот я и хочу составить «Словарь непереводимого». Тонкости мышления, ускользнувшие от других народов, — разве это не подарок?
— Подарок, безусловно. — Бывший наставник был в сомнении. — Но мне кажется, это у тебя не последнее решение. Будут еще перемены.
Конечно, он оказался прав, этот опытный воспитатель. Льва ждали перемены.
И космос сыграл тут роль — беда планеты Той, спутника взрывчатой звезды. И Земля — земные достижения. И милая девушка по имени Винета.
Есть извечная, неизбежная и непреодолимая трудность у научно-фантастической литературы. Три типа читателей у нее. Для одних важнее всего слово «литература», для других — «фантастическая», для третьих все заслоняет «научно». Первые к фантазиям относятся с пренебрежением, с раздражением пропускают науку. Им нужна психология, желательно — психология чувства, лучше всего — тонкости любви. Дорогие товарищи, обещаю вам, что про любовь тоже будет в этом романе, хотя и не слишком много. Если вас интересует только любовь, лучше верните книгу в библиотеку.
Вторые, ценящие только фантазии и предпочтительно — с головокружительными приключениями, — пожалуй, и вы пропустите эту дополнительную главу. Невероятное начнется в главе восьмой. Если не терпится, сразу беритесь за восьмую, потом вернетесь, посмотрите все подряд.
Но имеется среди вас, читатели, и третья категория — самые придирчивые. Научная фантастика должна быть научной, утверждаете вы. Читая, на каждой странице допытываетесь, «научно это или ненаучно?». Какие ученые, в каком институте разрабатывают подобные темы? Где автор все это вычитал? И что такое оси Жерома? И какая такая книга определила жизненный путь Льва? Кто автор, как она называется, место и год издания, тираж, количество страниц, библиотечный шифр но возможности.
Только для этих въедливых читателей и дано настоящее дополнение.
Добавление к главе 4
Совсем коротко о книге, вдохновившей Льва. Это биография Менделеева, написанная Яккертом. Год издания, увы, 2027-й. Ни одного экземпляра нет пока даже в Ленинской библиотеке. Где автор читал ее? Видите ли, к нам в секцию фантастики такие книги доставляют по межвековому абонементу. Привозят на машине времени, вручают под расписку и отбирают сразу же, как просмотришь. Выписки не разрешают. Все на память. Естественно, делаешь ошибки, пересказывая, не без того.
Итак, биография! Дмитрия Ивановича Менделеева вы знаете все, представляете, что можно о нем рассказать. Что касается Яккерта, он физик, теоретик, наш современник, но пока еще никому не известный. Прославится в будущем столетии, уже после своей смерти; с учеными бывает такое. Когда его оценят, тогда издадут все его труды, научные и популярные работы, биографию Менделеева, в частности.
Поскольку Яккерт считал Жерома своим учителем, а Менделеева — предшественником Жерома, в книге о великом русском ученом рассказано и об осях Жерома. Что такое оси? Термин этот придумал Жером, создавая всеохватывающее описание природы. Ему все хотелось ориентировать человечество, показать, что уже открыто, до какого предела дошла наука и техника. Но в каком направлении шла? Вот и намечены были оси. Например, ось размеров. Допустим, исходная величина — человек — ноль отсчета. Кошка — в десять раз меньше по росту — первый порядок малости, Жук — в десять раз меньше кошки — второй порядок малости. Блоха — третий порядок, Амеба — четвертый порядок, и так далее по порядкам. Атомы на восьмом порядке, атомные ядра — на двенадцатом, электроны — на тринадцатом… И стоп! Глубже наука не пошла во времена Жерома. Даже рассуждала о неделимых квантах пространства — минимуме размеров.
Другой конец той же оси направлен в мир гигантского. Киты, горы, астероиды, планеты, солнца, галактики… Там пройден путь длиннее — двадцать семь порядков…
Какие оси были еще у Жерома? Ось времени, например: один конец в прошлом, другой — направлен в будущее. Ось временных промежутков — некое подобие оси размеров. Здесь тоже ничтожно малое — секунды и доли секунд, а также и громадное — годы, века, эпохи, эры, геологические периоды, миллиарды лет… Энергетические оси — скорость, температура, масса, энергосодержание. Захватывающе интересна сложная ось жизни — от вируса до человека и человечества. А дальше что?
Сам Жером насчитывал двенадцать осей, потом к ним прибавили еще двенадцать, потом еще сотни отростков. Согласились, что и осей бессчетное множество. Но все же были среди них основные — жеромовские, были и местные, коротенькие, например, ось химических элементов.
Почему же мальчика Льва Январцева так пленили эти оси?
Снова пересказываю мнение Б.Силина, наставника и биографа.
«Напрасно я допытывался у Льва, — пишет он, — с какой стати, начал он переписывать элементы. Мальчик не сумел объяснить. С трудом припомнил, что в какой-то популярной книжке вычитал, что у железа 26-й номер, а у меди — 29-й. Захотел узнать, какие номера у других веществ. Зачем? «Просто так, интересно». Не только дети, и взрослые не умеют объяснить, почему им нравятся танцы, шахматы или картины импрессионистов. Нравятся… и все!
Но мы, педагоги, обязаны задумываться.
Являются к нам в класс — и на Землю — толпы малолетних пришельцев, ничего не ведающих о природе и жизни, но требовательно и жадно любопытных. Мы вываливаем на них кучу фактов, мнений и наставлений, мы осыпаем их сведениями об атомах, звездах, моржах, плотниках, королях и капусте. Накидываем больше, чем можно вместить, и много больше, чем понадобится в жизни. Что-то оседает, но большая часть выветривается: в одно ухо входит, в другое выходит. Юные головы стихийно, подсознательно сортируют: «Это мне интересно, а это неинтересно».
Однако Январцева, сверхлюбопытного, желавшего знать ВСЕ, не устраивал сумбур разрозненных сведений. Он инстинктивно тянулся к порядку… И вдруг выясняется, что существует некий порядок. Все вещества перенумерованы: у железа N26, у меди N29… Многообразие мира укладывается в короткий перечень.
Лев находит этот перечень, переписывает. Мальчик доволен, даже горд, как средневековый монах, переписавший Евангелие. Вся божественная мудрость повторена его рукой. Добавить нечего.
Но в отличие от средневековых писцов, считавших доблестью смирение и самоограничение, наши послушники постоянно слышат: «Жизнь идет вперед, вперед, вперед. Открытия делаются, готовьтесь делать открытия, дарить новое, грандиозное, более грандиозное! Впереди больше, чем позади!»
Впереди больше, чем позади, и Январцев не может поставить точку на последнем элементе. Он хочет заглянуть за горизонт. Угадывать не умеет, придумывает.
А тут я подливаю масла в огонь. Я приношу ему Яккертову биографию Менделеева.
У Яккерта паренек выхватывает оси. Оси — маршруты науки, с указанием километража, пройденного в XIX, XX и XXI веках. А Менделеев рассказывает ему о закономерностях пути. Можно и угадывать, когда будет поворот и что откроется за поворотом. Лев нетерпеливо ждет повороты… Он заглядывает вперед, он торопит события.
Все мы пассажиры в Поезде Времени. Январцев из тех, кто стоит у окна. В дороге его интересует дорога».
5. ВИНЕТА
8-23 мая
Она опаздывала, вбежала за несколько секунд до лектора, когда уже некогда было подниматься к задним рядам, пробираться к незанятому месту. Засуетилась, смущаясь, что привлекает внимание, и кинулась к Льву: «Подвиньтесь, пожалуйста». Лев сидел в первом ряду, место занял заранее у прохода, так, чтобы в перерыве быстрее выйти к столу, прежде чем другие окружат лектора с вопросами. Делать нечего, пришлось потесниться. Девушка села на краешек скамейки, раскрыла сумочку; на Льва пахнуло тонким запахом жасмина. Порылась, ничего не нашла, спросила растерянно: «У вас нет лишней катушки?» Лев с осуждением оглянулся на бестолковую девчонку, явившуюся на важную лекцию без единой катушки, протянул ей нитки для магнитной записи. Девушка заправила нитку в магнитофон, что-то у нее не ладилось, она попросила помочь. Потом справилась у Льва, как называется лекция, не расслышала, переспросила.
— Разрешите, я вам в перерыве объясню, — сказал Лев в конце концов. — Лучше я выслушаю последовательно. Так я нить теряю.
Действительно, стоило слушать внимательно. Лектор говорил суховато, придерживаясь фактов, многочисленных и нелегких для запоминания. Речь шла о самом интересном для Льва — об идиоматике редких языков малочисленных народов горных стран. Своеобразная была идиоматика, а идиофонетика еще своеобразнее. Перекрикиваясь в горах, некоторые объяснялись пением, иные — свистом. Слова-свистки нельзя было записать буквами на бумаге, и слушатели дружно щелкали магнитофонами. У Льва накопилась куча вопросов, и в перерыве он поспешил на трибуну, просочился сквозь кольце самых любознательных, сумел завладеть вниманием лектора. Совсем забыл о своей беспокойной соседке. Уже к концу перерыва, оглянувшись, увидел, что она терпеливо ждет его на краю скамьи.
— Я не очень поняла начало, — сказала она робко.
Выяснилось, что девушка не поняла ничего. Но не от бестолковости. Просто она была новичком в лингвистике. Сама она училась на медицинском; языки горных народов понадобились ей, чтобы поискать забытые рецепты стародавней народной медицины, отвары из местных растений, гигиенические приемы. Особенно волновала ее легенда о затерянной в Тибете долине Шангри-Ла, где люди будто бы не умирают, если не выходят за перевалы. Сказка, конечно… но, может, было что-то особенное в воде или в микроклимате этой долины. В сущности, Винете нужен был язык, а не теория языка. И Лев, бывалый лингвист, вынужден был прочесть ей добавочную лекцию — введение в сегодняшнее введение. Но девушка понимала его, это чувствовалась по репликам. Ей приятно было объяснять. Всякому учителю приятно иметь дело с понятливой ученицей. К тому же она не скупилась на восторженные похвалы:
— Вы так четко формулируете. У вас очень ясный ум. Такое прозрачное мышление, четкое, просто чертежное!
— Такие запутанные противоречия. И как это вы разбираетесь?
— Без вас я ничего не поняла бы, ничегошеньки.
Вероятно, Лев действительно объяснял толково. Как-никак он был студентом третьего курса, в голове его сложилась система знаний; новые сведения укладывались в готовый каркас. Возможно, ум его в самом деле отличался особенной методичностью, если судить по детской склонности к составлению таблиц. Но девушка могла бы и не заметить этого при первом знакомстве.
— Большущее вам спасибо, — сказала она, прощаясь. — У меня сплошной туман был в голове, сейчас хоть что-то забрезжило. Можно, я на следующей лекции сяду рядом с вами?
Они условились, что Лев займет ей место, записали номера видеофонов и разошлись, довольные друг другом.
Со стороны может показаться, что Винета явно напросилась на знакомство. Впрочем, такое могли осуждать только в прошлых веках. В XXI веке вообще не считалось предосудительным, если девушка сама предлагала дружбу. Но у Винеты не было ни тени кокетства. Она была искренна, общительна и простодушна, по-товарищески простодушна. В записной книжке странички были исписаны вдоль и поперек, места не хватало для знакомых. Пожалуй, она тоже была универсалом: Лев — универсалом в мире книжных знаний, а она в сфере общения.
Винета увлекалась спортом — играла в баскетбол, плавала, прыгала с трамплина. Среди ее друзей было множество любителей спорта и мастеров, вплоть до великой Ани Фокиной — рекордсменки мира по прыжкам в высоту. Винета увлекалась и театром — старинным, неголографическим, с живыми людьми, играющими сквозное действие, водила знакомство с театралами и артистами. Девушка любила туристские полеты в горы, на озера и просто за облаками, на маршрутах обзавелась подругами, которых надо было опекать, поддерживать, обсуждать их прически и наряды, навещать в родильных домах, тетешкаться с их младенцами, поддерживать в дни сердечных невзгод. (Увы, сердечные невзгоды встречались даже в совершенном обществе будущего.) Неутомимая, неунывающая и неизменно жизнерадостная, Винета была всеобщей утешительницей; даже специальность выбрала утешительскую — собиралась стать медиком-гериатром. И это прибавило ей еще и друзей-пациентов, солидных и многословных пенсионеров, охотно рассказывавших молоденькой девушке о своих недугах и уверявших, что Винета лечит их куда лучше прославленных профессоров.
Спортсмены, театралы, подруги, больные, еще соученики. В алфавитной книжке Винеты Лев сначала занял очень скромное место. Записан был на букву Я, но не как личность — Январцев, а в строчке «Языки».
Но сам он воспринял новое знакомство как событие чрезвычайной важности. Воспитатели так и не смогли преодолеть его главного недостатка — самолюбивой замкнутости. Самолюбие обрекало его на одиночество. Расспрашивать товарищей он стеснялся: как это он обнародует свою беспомощность! В результате книжную мудрость Лев одолел, на людях же был молчалив и мрачен. Зная свой недостаток, дичился, избегал общества, в особенности — общества глазастых, острых на язык насмешниц. И насмешницы его избегали, называли медведем и букой. Он был застенчив, а его считали заносчивым. Не хотел ошибаться, видите ли. Как будто есть на свете люди, которые не ошибаются.
Однако Винета не ведала, что заговорила с букой. Для нее все было просто: села на свободное место, с расспросами обратилась к соседу, получила толковый ответ, условилась о встрече с толковым консультантом, взглянула на часы и помчалась на тренировку. Лев же был потрясен. Впервые в жизни ему назначили свидание. К свиданию надо было подготовиться, продумать как следует лекцию, чтобы не вызвать разочарования, оправдать комплимент насчет ясности ума. Для бедной девушки был заготовлен полный курс лингвистики. В голове у Льва сложился воображаемый сценарий: он разглагольствует, она внимает с блестящими глазами, приговаривая:
— Надо же! Какая глубокая мысль! Какое тонкое наблюдение! Как это вы все подмечаете!
А Винета не подозревала ни о чем. Тренировки, репетиции, практика в морге… Винета вообще забыла о второй лекции. Напрасно Лев отстаивал (как лев) место в первом ряду, всю шею вывернул, оглядываясь на входные двери. Место в конце концов пришлось уступить какой-то долговязой девице. И хотя она тоже забыла катушку, тоже рылась в сумочке, пропахшей духами (противнейшими), тоже спрашивала, нет ли лишней нитки, Лев катушку пожертвовал, но разговора не поддержал. Сердце его было занято. Конечно, он был обижен, раздражен, разочарован, возмущен, дал себе слово навсегда забыть легкомысленную, но тут же подумал, что девушка могла и заболеть, а конспект ей необходим. И доказал себе, что он должен, прямо-таки обязан связаться с девушкой по видеофону… и не откладывая, сразу же после лекции, в вестибюле набрал номер.
«Какая же она красивая!» — подумал Лев, когда смеющееся личико с лукавыми глазами появилось на экране.
И позже так повторялось. Живое лицо Винеты всякий раз поражало своей красотой. Должно быть, память не удерживала подвижной мимики Винеты, всегдашней готовности посочувствовать, порадоваться вместе, сердечного участия, оживлявшего черты. С другими девушками получалось иначе. На память они казались красивыми, а при встрече разочаровывали Льва.
Винета искренно обрадовалась звонку. Рассыпалась в благодарностях. Обругала себя «дурехой беспамятной». (Лев возмутился. Никак не хотел признать Винету дурехой.) Тут же заглянула в записную книжку, разыскала просвет между парикмахерской и анатомическим театром, пригласила Льва в гости:
— Приходите. У нас такой удобный столик в саду, прямо под моим окошком. Зубришь латынь в кустах сирени. Я так рада, мне ужасно повезло с вами. Я бы потратила три дня в читалке, все равно не разобралась бы.
После этого Лев полчаса сидел с глупо-блаженной улыбкой на лице, не сразу спохватился, что в саду-то надо будет не в глазки смотреть, а сегодняшнюю лекцию пересказывать, кинулся срочно расшифровывать магнитозапись. Исписал несколько страниц, вложил их зачем-то в пеструю обложку с букетом ромашек на ней, потом застеснялся и выбросил ее в урну по дороге. Решил, что консультант не должен дарить цветы, даже нарисованные, это намек на ухаживание, как бы использование служебного положения. И, краснея, волнуясь, страдая и блаженствуя, он пошел на свидание, неся конспект, словно букет роз.
Итак, Лев влюбился. Почему влюбился, нет необходимости объяснять. В Винету влюблялись все поголовно: спортивные мальчики, медицинские мальчики, театральные мальчики и даже галантные старички-пенсионеры с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Труднее понять, почему Винета влюбилась в Льва. У нее был такой выбор, право же, Лев был не самым блестящим из ее поклонников. Вероятно, Лев казался ей очень умным. На самом деле был не умнее, но сосредоточеннее. Спортсмены, театралы и медики не удивляли; Винета сама зарабатывала медали, декламировала и сдавала латынь. Но конструировать мысли не могла, вернее, смогла бы, но не успевала. Винету упрекали в несобранности, а она была прежде всего отзывчива — кидалась на помощь, не считая сил, не экономя времени. Сама она захлебывалась от дел, а Лев как-то успевал все. Это удивляло.
Принцип дополнительности действует не только в мире электронов, но и в любви. Противоположности сходятся. Природа стремится наделить новое поколение более богатым набором генов. Молодые люди ничего не знают про маневры природы, но сердцем помогают ей.
К счастью, предлог для встреч не иссяк. На одной из ближайших лекций лингвист сделал сенсационное сообщение о языках планеты Той. Юстус с гостями-тоитами еще не прибыл на Землю, только два дня назад станция МЗТ приняла первые записи киберлинкоса. Ничего еще не было систематизировано, продумано, но в науке XXI века полагалось и непосвященных знакомить с сырыми материалами. Не считалось необходимым, лелея престиж ученых, публиковать только проверенные выводы. Факты поступили, факты сообщались всем интересующимся, студентам в первую очередь. Пусть поломают головы, пусть сами подведут итог… Даже для развития мышления полезно.
Оказалось, что у тоитов любопытная фонетика, еще более оригинальная, чем у горных народов. Множество звуков, не произносимых для человеческой гортани. Сразу была создана комиссия, чтобы обсудить, как изображать их в земных алфавитах. Идиограмматика тоже была непривычна, отражая особенности тоитского мышления. У тоитов, например, было четыре множественных числа: двоичное «мы» — мы с тобой, родственное — мы с семьей, мы с друзьями, ораторское «мы» — все мы присутствующие, а также социальное — наш народ, наша страна, наша армия, все тоиты. Соответственно и четыре произношения было: для собеседника, для близких, для всех окружающих, для речей. Все это было изложено под кустами сирени… а также и многое, не имеющее отношения к делу, упоминались даже химические элементы львиний и мальвиний, планеты Львиния и Мальвиния с материками Арбат, Смолен и Дорогомил. Лев никому не рассказывал про детские забавы, но Винете хотелось поведать все. Она расспрашивала с таким участием, с таким сочувствием. Едва ли это был профессиональный медицинский подход, Винета любила людей, рвалась принять участие в их заботах.
Снова и снова приходится хвалить эту милую девушку. Почему же все-таки замкнутый, хмуроватый Лев пришелся ей по душе? Разглядела она его будущее? Если так, это делает честь ее человеческой проницательности. Но, возможно, Винета просто заразилась любовью. На почве языкознания встречи повторялись ежедневно; молодые люди сидели рядышком в весеннем саду, закипавшем яблоневой пеной. И Льва окружало этакое поле любовного напряжения. Конечно, девушка ощущала его, сама погружалась в волны радостного волнения. Отмечала и спад, когда Лев усилием воли заставлял себя думать о тоитских иероглифах. И видела, как, встретив ее внимательный взгляд, юноша сбивается я краснеет; при этом напряжение возникает снова, как бы ток включается. Ей даже нравилось играть с выключателем, врубать и вырубать любовный ток. Как же могла она не полюбить того, кто принес это счастливое волнение в ее суетливо-озабоченный, «захлопоченный» мир?
Сколько раз Лев перебирал в памяти эти весенние вечера!
А что было? Трогательные мелочи, пустяковинки, о которых посторонним и не расскажешь. Плечами пожмут, усмехнутся снисходительно.
Третий час утра, предрассветный сумрак. Половину ночи проговорили неведомо о чем. Серым кажется побледневшее лицо девушки, а глаза и губы черные. Такое утомленное лицо, такое непривычно грустное, и Льву так жалко девушку, хочется ее утешить, обнять, успокоить. «Эгоист, — корит он себя, — только о своем удовольствии думаю. Хоть и спортсменка, а все-таки сил меньше, чем у меня. Терпит, слушает, не гонит по своей доброте». И он самоотверженно прощается, а она еще удерживает его, спрашивает что-то структуральное, наверное, думает доставить ему приятное, проявляя интерес к науке.
Еще взгляд запомнился. Это уже в другой раз было, днем. Винета отлучилась, к видеофону ее позвали. Урок прервался на полуслове, и, чтобы время не терять. Лев начал перерисовывать в ее тетрадь тоитские иероглифы, очень сложные и красивые: цветом там обозначались оттенки речи. Лев не заметил как ученица вернулась. Услышал за спиной: «Лев-то, Лев-то старается». Юноша оглянулся и утонул в ее зрачках. Никогда не видел такого взора: бездонно-глубокого, ласково-теплого, нежного, ликующего. Еще сотню прилагательных можно добавить, все равно не опишешь. Лев почувствовал, что он любим. Потом уже, простившись и отойдя на добрый километр, рассудительно доказал себе, что ошибся, замечательная Винета не могла полюбить такого заурядного парня. Но, вспоминая ее взгляд, блаженно и глупо улыбался. И неуклюже пританцовывал в тени кустов. И головой мотал: кружилась от счастья.
Конечно, первый поцелуй запомнился. Нелепый был поцелуй, без объяснения. Винета весь вечер рассказывала о своих пациентах. Потом губы встретились. Потом он целовал ее пальцы, все подряд, а крохотный мизинчик дважды. Такой умилительный был мизинчик, такой беспомощный, игрушечный. И снова кружилась голова, когда возвращался.
На следующий день — первая размолвка. Сломя голову прибежал Лев на свидание. Сегодня он никак не мог заниматься лингвистикой, всего сорок минут было в его распоряжении. Очень спешил и жаждал рассказать, почему спешит. Но Винета сама опоздала.
У режиссера было творческое настроение, он так и этак перестраивал мизансцену. И хотя у Винеты роль была второстепенная, самая скромная (ей нелегко давалось сценическое искусство), но могла ли она уйти, нарушая ансамбль? Не подобало ей, второстепенной, перебивать вдохновение режиссера. И она прибежала запыхавшись, и тут же требовательно залился колокольчик квартирного видеофона: один из галантных стариков хотел рассказать про боли в пояснице. Винета сочувственно кивала и разводила руками за экраном, так, чтобы старик не видел. Ничего не поделаешь, у врачей своя дисциплина, больного поторапливать не полагается. Галантный и многословный старик съел добрую половину считанных минут Льва. И сразу же после него позвонила подруга, не та, которая сыграла свадьбу, другая, у этой любовь не ладилась. И поскольку у Винеты любовь ладилась, она считала своим долгом, как бы моральным выкупом за счастье, посочувствовать неудачнице.
