Вот куда ветер дует! - подумал Грибов. - Хотят, чтобы я поддержал "Нью-Кольерс".
      - Будем точны, - сказал он. - Мы требуем уничтожить бомбы, орудие убийства. А мирная атомная промышленность пусть развивается на здоровье. Уран нужен атомным электростанциям...
      Старик нахмурился:
      - Атомные электростанции нерентабельны у нас. Тепловые дешевле. Уран не может конкурировать с углем и нефтью. Но одиннадцать катастроф по двадцать зарядов на каждую - это надежный рынок. Ведь землетрясения будут всегда. Вероятно, вы и сами не отказались бы вложить свои сбережения в урановые акции. "
      Что за человек мой собеседник? - раздумывал Грибов. - Маклер, что ли? Или биржевой игрок? Так или иначе, нельзя давать ему никаких обещаний. Может, он спекулировать будет, опираясь на мои слова? Потеряет деньги, претензии предъявит..."
      - Сбережений у меня нет, - сказал он. - А труд я вкладываю в советское хозяйство. И надежно обеспечен советским хозяйством на всю жизнь. Пока работаю, получаю жалованье, не смогу работать, получу пенсию. Насчет ваших сбережений советы давать не рискую. Но учтите: в технике к цели ведут разные дороги, инженеры выбирают самую доступную. Но самая доступная - не всегда самая легкая, самая близкая и экономичная. Сейчас-то мы спешим, землетрясение держит нас за горло, нет времени выбирать и совершенствоваться. Знаете, как в хирургии: уж если гангрена началась, надо резать не откладывая. Вот мы и режем: ломаем кору, тратим уйму зарядов. Но хирургия - крайнее средство. Если время позволяет, надо думать о лечении, даже профилактике.
      - Но лечить все равно вы будете атомными бомбами?
      - Не обязательно, лучше не бомбами. Для профилактики требуется какой-то режим, подземная гигиена что ли. Мысль устремится в глубину, к воздействию на мантию. Скважины понадобятся, безусловно, бурение понадобится. Но взрыв - это грубое средство, бомбы - это кулак, кувалда. Кувалда неподходящий инструмент в медицине земной и подземной.
      - Следовательно, урана понадобится меньше, - мрачно проговорил старик. - А у нас развитая индустрия, заводы, десятки тысяч людей кормятся ураном. Все они будут разорены, их жены и дети обречены на голод. "
      Типичный довод капиталиста", - подумал Грибов. А вслух сказал не без раздражения:
      - Я представляю себе, что в старину, когда пирата вешали на рее, женушка его причитала: "Ах я бедная, горемычная! Кто накормит моих детушек?" А мне лично не жалко женщину, даже добросердечную и добродетельную, если ее кормит разбойник. Что касается рабочих, на них не сваливайте. Рабочий охотно станет за мирный конвейер.
      - Урановые электростанции нерентабельны у нас, - упрямо повторил старик. Тепловые дешевле.
      - Тут уж разбирайтесь сами, - пожал плечами Грибов, - у нас-то дело решается просто. - Единое хозяйство, единый план. Там, где выгоднее атомные станции, мы строим атомные; где выгоднее угольные, строим угольные. Есть государство, оно регулирует.
      Мрачно улыбаясь, старик раздавил сигару в пепельнице.
      - Мы живем в свободной стране и никому не разрешаем регулировать наши дела, - сказал он.
      Вскоре после этого он начал прощаться. Грибов проводил его до машины, просил не обижаться на откровенность. Шел проливной дождь. Широкую и приземистую машину гостя само небо обмывало, как из шланга. Машина рванула с места, желтым светом осветила дождевые струи и тут же растворилась в них. Затем желтые пятна показались снова, к гаражу подрулил потрепанный автомобиль Мэтью.
      - Ну и погодка! - проворчал Мэтью, отряхивая воду на крыльце. - В низинах целые озера, мне два раза заливало глушитель. Слушай, чья это машина выехала отсюда?
      - Какой-то родственник Йилда. Спроси его.
      - Родственник? А мне показалось, что сам Джеллап. Машина клетчатая, как у него. Ладно, шут с ним. Ты не видел, где у Гемфри виски? Я мокрый как мышь. Побегу греться.
      Глава 6
      До катастрофы семь месяцев!!!
      Наш Мэт говорит: Будьте уверены, мы продырявим корку ВОВРЕМЯ!
      ...Школы и клиники вместо ракет, вместо баз - лаборатории, война только с землетрясением, евангельский мир и благоволение! Все это выглядит как радужный сон... но приятно ли будет пробуждение? Мы накормим африканцев, азиатов, папуасов... и что потом? Будут ли СЫТЫЕ НЕГРЫ покупать наши телевизоры и холодильники? Нет, нет, НЕТ! Годы благоденствия миновали для американцев. Мирные заказы дали ВРЕМЕННУЮ отсрочку. Впереди ДЕПРЕССИЯ, ГОРЕ, БЕЗРАБОТИЦА!!! "
      Нью-кольерс"
      Секретное совещание миллиардеров во Флориде. Не допущен ни один человек, стоящий меньше пятисот миллионов.
      Из калифорнийских газет за май 19... года
      Как ни странно, Мэтью оказался прав. Клетчатая машина действительно принадлежала королю урана, а белозубый старик, с которым весь вечер спорил Грибов, и был самим королем.
      Впрочем, даже Йилд не знал об этом в точности, только подозревал, кто был его гостем. Свидание подстроил Джереми Буш, муж двоюродной тетки Йилда, владелец маленького завода точных приборов, старинный друг короля и постоянный партнер его за шахматным столиком.
      Усевшись в машину, владыка урана согнал с лица приветливую улыбку. "Гони!" - прохрипел он негру-шоферу. Шины зашипели на бетоне, вздымая вихри грязных брызг. Дождь, казалось, еще усилился, струи лились по белым и черным клеткам. Дворники торопливо кланялись направо и налево, но труды их были бесполезны. Впереди виднелись только расплывчатые желтые пятна - фары встречных машин. Джеллап закрыл глаза, он не любил расплывчатости.
      Ясности ради он и поехал сам знакомиться с Грибовым, не хотел полагаться на слухи. На бирже-то положение было благоприятное, урановые шли вверх, предполагалось, что борьба с землетрясением увеличит спрос. А Грибов понимал будущее иначе: снижение спроса на уран и полный контроль правительства. Значит, президент будет распоряжаться: "Эй, Феллер, уменьшай добычу нефти, мы переходим на уран. Эй, Джеллап, снижай добычу урана, мы переходим на гелиостанции!" Да это же рабство, настоящее рабство! Король будет не королем, а каким-то служащим, управляющим при своих заводах. А завтра ему скажут: "Закрывай рудники, ломай заводы, уран не требуется вообще".
      Нет, он не отдаст урана, своей силы, своей славы!
      Ведь это его открытие - уран (так он считал в душе).
      Он был совсем молодым тогда и порядочным ветрогоном притом. Сыну миллионера доступны все наслаждения: путешествия, яхта, спортивный самолет, игра, женщины, попойки... И вдруг катастрофа. Японские самолеты бомбят Пирл-Харбор, захватывают Филиппины и Сингапур, а у отца все состояние в Азии: филиппинский сахар, малайский каучук, нефть Борнео... Кредит подорван, состояние рассыпалось... и отец пускает себе пулю в висок. А Джеллап-сын в один прекрасный день просыпается не баловнем судьбы, а сыном банкрота... Как хочешь зарабатывай!
      Кое-что ему осталось, впрочем. Так, жалкие крохи - несколько миллионов. Никто в него не верил, даже родная мать. Яхтсмен, летчик-любитель, сосунок! Разве котенок выживет там, где тигр обломал зубы. Сжав кулачки, сосунок кинулся в биржевую свалку. Ему намяли бока, из трех миллионов он потерял полтора в одну неделю. И понял при этом, что опоздал к обеду. Война вздувала акции - шли вверх стальные, нефтяные, авиационные, алюминий, радио... электро... Но у стали, нефти, алюминия уже были свои владыки, они не собирались уступать место сосунку. Джеллап-сын терял доллары и мужество. Но тут пришло спасение. Кто-то из собутыльников проговорился, что в Чикагском университете складываются целые штабеля из урана. И будто бы с этими штабелями возятся знаменитые физики, сам Эйнштейн причастен.
      Джеллап понял тогда: это его последний шанс, его судьба. Ва-банк, он поставил на уран все. Когда спохватились другие воротилы, у урана уже был свой хозяин - Джон Джеллап-младший. Он мог выложить три козырные карты - три "к" Конго, Колорадо, Канаду. И старые короли потеснились, допустили его в круг избранных, диктующих волю.
      Он стал господином Ураном, королем Ураном Первым. Уран дал ему деньги, славу, влияние, могущество. Отдать уран? Ни за что! Согласиться, чтобы правительство регулировало добычу?
      Ни за что!
      С умилением вспоминает он годы своего величия - эпоху холодной войны. Вот это было времечко: сам создаешь спрос, сам выполняешь заказы! Газеты сеяли страх, трусы позволяли голосовать за кредиты, кредиты доставались Джеллапу, он оплачивал панические статьи, газеты сеяли страх... Добивался он войны? Может быть, и нет. Сам себе он говорил, что гонка вооружений выгоднее войны. А все-таки мечтал попробовать... помериться силами... нажать кнопку из-за Вьетнама или из-за Кубы...
      Но мир устал от нервотрепки. Человечество потребовало разоружения ("Жалкие людишки!" - думает Джеллап), не взирая на короля урана, презирая его интересы. Королевство потеряло влияние, король перестал сам себе создавать спрос. Вот он даже бегает к каким-то инженерам, робко справляется о графике землетрясений, от капризов природы зависит его доход.
      Дело не только в деньгах. При желании он может уйти в отставку, все продать... и бедняком не сделается. Хватит до конца жизни на виллы, яхты, на любые прихоти. Но какой же король согласится стать бывшим королем? А сыновья, а толстощекие внучки и внуки? Значит, династии Джеллапов конец? Ну нет, он еще поборется, не предаст своих сероглазых наследников.
      Струятся-струятся потоки по стеклам. Кажется, что машина мчится под водой. "Гони, шофер, гони!" Старик наклонился вперед, впился сухими пальцами в спинку сиденья. Губы сжаты, пальцы сжаты, мысленно Джеллап уже душит противника. Предыдущую партию он проиграл: мир согласился на разоружение. Теперь нужен реванш. Пусть вооружение возобновится! Необходимо поссориться с русскими. Как это сделать? Как? Нельзя ли использовать этого бледнолицего геолога? Если он провалится со своим проектом, если землетрясение состоится, как же обозлятся калифорнийцы! Значит нужно, чтобы землетрясение состоялось... по вине Грибова. Игрок он слабый, ничего не понимает в комбинациях, шахматных... и политических. Надо его окружить своими людьми, от дела оттеснить, но все вершить от его имени... и на него же свалить вину за неудачу, за катастрофу. Вот это комбинация! Жертва фигуры - и партия выиграна. Конечно, разрушения будут велики, не обойдется без убитых. Но лес рубят - щепки летят. Можно отдать тысячу-другую жизней ради священной свободы... уранового треста. Пусть будет землетрясение!
      - Сюда! Сюда идите! - закричала совершенно раздетая женщина, увидав нас. Сюда! Здесь целых семеро зарыто!
      Матросы побежали на ее крик, надели на нее мужскую одежду, так как другой у них не было, и начали раскапывать указанное место. Раскидав все камни разрушенного маленького домика, женщина уже забыла свой дом и показала нам чужой... На нее страшно было смотреть: в мужском костюме, с распущенными волосами, она во все время работы стояла около и кричала без слов и даже без слез...
      ...Какой-то мужчина бежит по грудам развалин и кричит:
      - Нет больше Мессины! Нет больше моей семьи! Почему я не умер? А! Кто тут?
      Он увидал солдат, и подняв большой камень, бросился на них:
      - Вы еще не умерли?
      Он поднял камень над головой одного солдата, но другие схватили его за руки и силой увели на пароход. А там уже несколько кают были переполнены сумасшедшими...
      Рассказ очевидца. Землетрясение в Сицилии и Калабрии
      Можно отдать тысячу-другую жизней ради священной свободы... Пусть будет землетрясение!
      Глава 7
      До катастрофы полгода!
      Бурение в горячем прессе
      Все скважины прошли десятимильную глубину. Температура свыше ПЯТИСОТ градусов. Давление четыре тысячи атмосфер. Буры в горячем прессе.
      Двадцать четыре рекорда глубины в штате Калифорния!!!
      Можем ли мы довериться иностранцу?
      Трое ученых из Беркли нашли серьезные ошибки в проекте Грибова. Пробурить тридцатимильные скважины невозможно в ПРИНЦИПЕ!
      Мы не кролики для опытов!
      Временный выезд людей в соседние штаты обошелся бы в три раза дешевле, чем дорогостоящая игра с подземными силами.
      Из калифорнийских газет за июнь 19... года
      Как только температура в скважинах перевалила за четыреста градусов, один за другим начали отказывать приборы: глубинометры, наклонометры, автоматы наблюдения... все, что было связано с полупроводниками и слабыми токами. Не будь подземного просвечивания, бурить пришлось бы по старинке, вслепую. Но подземное просвечивание служило для предсказания землетрясений, оно показывало очаги в десятки километров шириной, а в забое были не километры, а дюймы. Можно представить себе, сколько изобретательности, терпения, выдумки, настойчивости потребовалось Грибову, чтобы ежедневно составлять карты подземной обстановки для всех двадцати четырех забоев.
      Грибов редко видел местные газеты, предпочитал выписывать советские. И он последним узнал, что имя его склоняется в речах сенаторов и в статьях обозревателей. "Можем ли мы довериться иностранцу? - вопрошали они. - Может ли белую женщину оперировать черный хирург и может ли Калифорнию оперировать красный хирург? Соответствует ли это чести, достоинству, приличию и традициям?"
      Потом противники Грибова стали назойливее. Они звонили по телефону среди ночи и кричали: "Красный, убирайся, пока цел!" Пришлось выключать телефон на ночь. Но из-за этого Грибов не узнал об аварии на скважине Йоло, не сумел вовремя приехать.
      Утром и вечером у дверей гостиницы топтались какие-то личности в шляпах, надвинутых на лоб. Они держали в руках самодельные плакатики и хором скандировали "Грибова на ви-се-ли-цу!" Грибов пожаловался своим соавторам, Йилд пожал плечами: "У нас свобода слова. Нельзя запретить людям высказывать свое мнение". А Мэтью с горечью махнул рукой: "Не ханжите, Йилд. У нас свобода купли. Таких типов покупают поденно или на два часа". В тот вечер Грибов возвращался в гостиницу пешком, хотел проветриться после целого дня расчетов. Квартала за два до гостиницы долговязый детина в кепочке раздавал фанерки с корявыми надписями. Фанерок оказалось в избытке. Долговязый бесцеремонно ухватил Грибова за рукав.
      - Эй, парень, хочешь заработать два доллара за вечер?
      Грибов помотал головой отрицательно.
      - Хорошо. Четыре доллара.
      - Некогда. Спешу, - отказался Грибов.
      - Шесть долларов, парень, и не торгуйся. Больше ты не стоишь со всеми потрохами. Работенка легкая. Погуляешь на свежем воздухе с этой штукой на плече.
      И только тут Грибов разобрал надпись на фанерке: "Лучше умереть, чем лечиться у красного. Америка не нуждается в чужаках".
      Придя в гостиницу, Грибов решительно начал складывать чемоданы. Он был потрясен до глубины души. Ведь он же хочет помочь людям. И в награду за помощь ему же плюют в лицо. Так он уедет, и сегодня же. Пусть спасают себя сами, пусть получают землетрясение, если им так хочется!
      А с другой стороны - почему уезжать? Почему он должен подчиняться каким-то хулиганам, мелким душонкам, продающимся по два доллара за вечер, из-за них бросать на произвол судьбы хороших людей, которым угрожает землетрясение. Грибов решил поговорить с Йилдом. Он хозяин, пусть наводит порядок.
      - Есть превосходный способ замазать рты крикунам, - сказал Йилд. - Ведь все упирается в предрассудки. Надо, чтобы глубинометрию возглавлял местный уроженец... формально. А работать он будет по вашим советам. Ничего не поделаешь. Мы, калифорнийцы, самолюбивый народ. Мы даже приезжих из других штатов не жалуем - с Востока или с Юга.
      Грибов согласился считаться с традициями и получил в помощники здешнего уроженца - флегматичного, вялого и мрачноватого толстяка по фамилии Тичер. Тичер, однако, оказался не только вялым, но еще упрямым и бестолковым. Он путал указания, а потом клятвенно уверял, что выполнял их слово в слово.
      И прогнать нельзя. Коренной уроженец! Самолюбие! Традиции!
      Грибову хотелось бы заявить во всеуслышание: "Господа американцы, речь идет о спасении вашей жизни. Вы меня пригласили для трудной операции, не толкайте под руку. Если делать дело, так делать. Традиции и предрассудки соблюдайте на свадьбах и похоронах, но только не в операционной. Тут дураки вредны и опасны, даже если они коренные уроженцы".
      Но некому было выслушать эту возмущенную речь. Тичер ее не понял бы, Йилд не согласился бы, Мэтью был слишком занят авариями. И Грибов произнес ее (начать бы с этого!) перед советским консулом, приехав в консульство продлевать визу.
      Консул, Степан Иванович Савчук, как раз собирался на какой-то прием. Грибова он принял во фраке, с крахмальной манишкой, с черным бантиком и остроугольным воротничком. Воротничок этот подпирал полное румяное и очень добродушное лицо с веснушками и голубыми глазами.
      Савчук начал слушать Грибова стоя, потом сел, отстегнул запонки и воротник, вытер потную шею.
      - А пожалуй, Александр Григорьевич, визы мы тебе продлевать не будем, сказал он неожиданно.
      Грибов, удивившись, прервал рассказ на полуслове.
      - Не малодушие ли это, Степан Иванович? Надо ли поддаваться крикунам, нанятым за два сребреника?
      Консул помолчал и ответил как будто некстати:
      - Не говорит ли в тебе самолюбие, товарищ Грибов?
      Грибов мысленно допросил себя с пристрастием, постарался взглянуть со стороны.
      - Самолюбие говорит, - сознался он. - Но не только самолюбие. Люди здесь приучены работать вполсилы, от звонка до звонка. Боюсь, провалят они без меня. Землетрясением рискуем.
      И опять консул как будто не ответил. У него мысли шли своим чередом.
      - Значит, дурака приставили? - переспросил он.
      - Удивительный тупица! И упрямый к тому же. Ну мое ли это дело местных дураков перевоспитывать?
      Консул вздохнул:
      - Умный ты человек, Александр Григорьевич, но сидит в тебе этакая ученая наивность: делишь людей на талантливых и бездарных, умных и глупых, и только. А я вот думаю: зачем к тебе дурака приставили? Умных людей в Америке не хватает? Найдутся - тут самодовольным быть не надо. Почему не хотят найти? Землетрясение им нужно? Едва ли. Что-то другое тут: идет мутная игра вокруг товарища Грибова, хотят замарать его честное имя. А зачем им это? Видимо, есть друзья, которые по холодной войне скучают, мечтают о горячей. Не только землетрясением рискуем. Вот и говорю: Не годится для мутной игры твоя светлая ученая голова. Поезжай, голубчик, домой, не будем продлевать визу. - И вдруг, улыбнувшись лукаво, добавил: - Наверное, ты жалеешь, про себя думаешь: "Разболтался зря, страху напустил, консула испугал". Не пугливые мы. Не я один и не сегодня все это передумал. Сигналы такие поступали. Вот в календаре у меня записано на завтра: "Пригласить А.Грибова". Стало быть, разговор состоялся.
      И он зачеркнул запись синим карандашом.
      Два дня спустя Джеллап сидел в гостиной Буша - нарядной по старомодному: с фарфоровыми безделушками, хрустальной люстрой, сервизными горками. Король урана размышлял над шахматами - кремовыми и медовыми.
      - Итак, вы хотите отдать мне фигуру, Джерри, - бормотал он. - Она стесняет вас, без нее игра свободнее. А что, если я не приму жертвы? Не приму. Пусть ваш Грибов останется на доске, бездействует, но отвечает! Будет отвечать, мы позаботимся.
      Недовольный проигрышем, Буш озабоченно морщил лоб:
      - Не понимаю, Джон, что вы имеете в виду: шахматы или политику?
      - То и другое, Джерри, то и другое.
      В тот же вечер на теплоходе Грибов услышал по радио знакомый голос. Выступал Йилд.
      - Наш гениальный друг покинул нас, но оставил свой замечательный проект. Мы будем придерживаться каждой буквы, как святого Евангелия. Мы будем руководствоваться...
      Грибова даже покоробило. "
      Только мертвых так расхваливают", - подумал он.
      Глава 8
      Пять месяцев до катастрофы!
      Успеем или не успеем?
      Тринадцатимильной глубины достигла только одна вспомогательная скважина Солано-бис, - так нам сообщили вчера в штабе Мэтью. - Остальные скважины проходят двенадцатую милю. Темп проходки снижается от недели к неделе... Так стоит ли...
      Наш МЭТ добрый малый, но он предвидел все, кроме НЕПРЕДВИДЕННЫХ трудностей.
      От П.Мэтью, главного инженера
      РАПОРТ
      Положение, сложившееся на объектах, нельзя назвать тревожным. Оно угрожающее, оно катастрофическое. Если в ближайшие две недели не будут найдены решительные меры...
      Из калифорнийских газет за июль 19... года
      Успеем или не успеем?
      До начала июля Мэтью был почти уверен в успехе. Расчет простой: за два месяца скважины углубились на десять миль. Продолжая бурить в том же темпе, можно было пройти оставшиеся двадцать миль к концу октября - началу ноября, то есть закончить бурение заблаговременно, за месяц до землетрясения.
      Так рассчитывал Мэтью. Но июль подвел его.
      Авария следовала за аварией. В Эльдорадо оборвались трубы. В Йосемите в течение недели два раза меняли долото. В Трэйси застыл жидкий металл, его проплавляли токами высокой частоты. В Секвойе встал насос. Все эти скважины топтались на одиннадцатой миле, когда по графику полагалось проходить уже тринадцатую.
      Мэтью метался со скважины на скважину, засучив рукава орудовал гаечным ключом и паяльником, ругался и показывал, урывками спал в машине, а проснувшись, узнавал, что на ближайшей скважине новая авария.
      Однажды он взялся за сводку. Странное дело: на одиннадцатой миле застряли и те скважины, где аварий не было. Мэтью обругал себя за те, что он работает руками и мало думает, и вызвал в Сакраменто всех инженеров сразу.
      Инженеры высыпали целый ворох жалоб: "Глубинометристы задерживают. После отъезда Грибова работаем вслепую", "Железная дорога задерживает. Опаздывают трубы". "Металл некондиционный, застывает в верхней части скважины". "Поставщики недобросовестные, надо расторгать договора".
      Так полагалось в Америке. Если поставщик плох, можно расторгнуть договор, подать в суд, и после долгого препирательства юристов судья определит сумму убытков. Хорошо, допустим, штат выиграет тяжбу и получит возмещение - триста или четыреста тысяч.
      А землетрясение-то состоится.
      Мэтью был в затруднении. Но тут пошли события, инженерными учебниками не предвиденные.
      Его пригласили самого на собрание "ветеранов" - заслуженных бурильщиков с Мохо-Айленда.
      Мэтью знал каждого ветерана в лицо, сам подбирал, сам обучал, растил, расставлял по всем скважинам. Но посоветоваться с рабочими ему и в голову не приходило. В Америке считалось, что рабочему наплевать, как идет дело, ему отдай деньги в субботу. А как заставить его поспеть к сроку, это забота инженеров.
      Но тут стоял вопрос о землетрясении в их собственном штате.
      Один из рабочих сказал: "Мэт, дело не чисто. Мой брат на трубопрокатном. У них полон двор труб, только не вывозят". Другой сказал: "А у меня зять сцепщик. Вагоны простаивают... а нам их не подают". "Саботируют", - сказал третий. И кто-то произнес крамольное слово "рабочий контроль".
      Мэтью раскричался даже: "Вы меня в политику не путайте. У нас свободная страна, каждый на своем заводе - хозяин. Законы менять не позволит никто, сами вы работайте лучше. А я подумаю о внутренних запасах. Есть у нас четыре вспомогательные скважины: Солано, Солано-бис, Трэйси, Мерсед. Они могут и опоздать. Возьмем оттуда металл, возьмем новые насосы.
      - Разрешите работать хотя бы старым насосом, - сказал при этом Джек Торроу, самый молодой из "ветеранов", мастер со скважины Солано-бис.
      Мэтью накричал на рабочих, но дома вечером задумался. Контроль полезнее судебных исков. Рабочих контролеров, конечно, хозяева не допустят. Но ведь стройка коммунальная, на средства штата. Пусть контролеров пошлет губернатор, пусть контролеров пошлет сенат. А Мэтью предложит кандидатуры.
      И с тем он наутро поехал к губернатору.
      - Нет-нет, - сказал ему сонный обрюзгший старик в кресле с высокой резной спинкой. - Контроль - это против конституции. Мы свободная страна, у нас нельзя вмешиваться в дела хозяев. Если вы недовольны, подавайте в суд, взыскивайте протори.
      - Хорошо, мы взыщем. А землетрясение?
      Самое сильное землетрясение произошло южнее первого, 22 мая... Максимальная амплитуда колебаний почвы в Москве была более полутора миллиметров, при расстоянии до эпицентра около 14500 км. Энергия, породившая такие колебания, была в сотни раз больше, чем при ашхабадском землетрясении в 1948г.
      Были разрушены крупные города Вальдивия и Пуэрто-Монт... значительные изменения рельефа как на суше, так и в океане, на склоне Атакамской впадины... Волны (цунами) распространились по всему Тихому океану. В Японии и на Гавайских островах эти волны имели высоту около 10 м...
      ...25 мая в 12 ч. опять произошло сильное землетрясение. Оно было еще южнее. В результате существенно изменился рельеф о-ва Чилоэ. По соседству с ним в проливе возникали и исчезали небольшие острова. Претерпел тяжелые разрушения город Анкуд.
      ...6 июня... довольно сильное землетрясение потрясло южную часть Чили провинцию Веллингтон и побережье Магелланова пролива. Разрушения имели место вплоть до Огненной Земли. Таким образом, эпицентры сильных землетрясений систематически перемещались на юг.
      В итоге чилийских землетрясений начали действовать 14 вулканов. Произошли многочисленные оползни и обвалы в горах. Пострадало более половины провинций Чили, погибло не менее 10000 человек и более двух миллионов осталось без крова...
      Е.Саваренский. "Чилийские землетрясения"
      - Нет-нет, - сказал губернатор. - Беззакония я не допущу. Никакого контроля! Обращайтесь в суд.
      Мэтью решил времени на суд не терять. Прямо из губернаторского дворца он отправился на телеграф и послал президенту республики телеграмму в четыреста слов: "
      Положение, сложившееся на объектах, нельзя назвать тревожным. Оно угрожающее, трагическое, катастрофическое. Если в ближайшие две недели не будет найден выход..."
      Сам Мэтью предлагал в телеграмме два выхода: либо разрешить контроль, либо организовать поставки из-за границы, но только срочно... "Через две недели будет поздно", - писал он. Прошел день, два... Президент не отвечал. То ли раздумывал, то ли советовался. А может быть, телеграмму скрыли от него. И такое могло быть.
      Тогда Мэтью передал свой рапорт в газеты для опубликования.
      А через несколько дней к нему пришел худощавый смуглый человек с черными жесткими усиками. Мэтью отлично помнил его - тот специалист, который порочил технику Мохо-Айленда, утверждал, что на Мохо не сумеют пробурить такие глубокие скважины.
      - Надеюсь, вы не питаете зла ко мне, - сказал он с простодушной наглостью. - Я сам восхищаюсь вами, но вынужден был отзываться неуважительно. Ничего не поделаешь, интересы фирмы. Зато сейчас от имени фирмы я с искренним удовольствием предлагаю вам помощь. Передавайте нам подряд. "Тексас ойл" обеспечит вас трубами, металлом, насосами, приборами, долотами, любой техникой в неограниченном количестве.
      Мэтью пытливо глядел в глаза собеседнику. Можно ли довериться? Если и эти подведут, время будет упущено безвозвратно.
      Представитель "Тексас ойл" понял паузу по-своему:
      - Вы хотите контроль? Пожалуйста, присылайте контролеров. Мы не боимся контроля, мы собираемся честно вас снабжать. Тексас выручит Калифорнию. Без Тексаса рекорды не удаются. Мы - первые бурильщики мира, калифорнийцы вторые. Для "Тексас ойл" возможно невозможное. Видите, я честен с вами. Мы даже не гонимся за большой прибылью. Нам дорог престиж. - И добавил доверительным шепотом: - Вы же взрослый человек, понимаете игру интересов. Ваши поставщики боятся Джеллапа, а нам на него наплевать. Он - уран, мы нефть. Он даже мешает нам. Мы отлично проживем без урана.
      Мэтью подумал, что все это цинично, но правдоподобно.
      - Хорошо, когда вы развернете поставки?
      - Через месяц после заключения договора.
      - Поздно.
      - Через три недели. Надо же перестроить производство...
      - Я подумаю...
      Оставшись один, Мэтью потребовал сводку. Успеем или не успеем? Через три недели будет середина августа. Останется три с половиной месяца на двадцать миль. Мало. Допустим, нажмем, наберем больше рабочих, постараемся... Управимся в обрез. Все равно не годится. Взрывать нельзя в последнюю минуту, можно вызвать землетрясение, вместо того чтоб предупредить.
      И тут Мэтью заметил странную цифру в рапортах. Все скважины топтались около одиннадцатой мили, а Солано-бис, вспомогательная, та, у которой отобрали насос, уже перевалила за тринадцать.
      Ошибка в рапорте? Нет, и в предыдущем сходные цифры.
      Мэтью доверял своим глазам больше, чем телефону. Он сел в машину и покатил в Солано.
      Федеральное шоссе из Сакраменто. Ответвление. Новая дорога по дамбе через болотистую низину. И вот он въезжает на грохочущий деревянный настил. Под сваями рябь мелководного залива. Солано-бис - одна из тех скважин, которую пришлось вести из соседнего округа наклонно. Земли для нее не нашлось, пришлось бурить с воды.
      У ворот свайного селения Мэтью увидел стройную фигуру Джека Торроу.
      - Ну-ка, иди сюда на расправу. Держи ответ: как дошел до тринадцатой мили?
      Джек густо покраснел, как будто сделал что-нибудь нехорошее.
      - Извините, мистер Мэтью, я обманул вас немножко. Вы велели сдать новый насос, а я не сказал, что с новым у нас не ладилось, старый лучше работал.
      - Почему старый лучше?
      - Я тоже все спрашивал, почему лучше. И сейчас: пустили его в ход - опять лучше. Я думаю, мистер Мэтью, суть в том, что он работает неравномерно.
      Джек замолчал, полагая, что все объяснено.
      - Что-то загадками говоришь. Не возьму я в толк, при чем тут неравномерность.
      - Ну, работает неровно, не держит заданное давление. То выше, то ниже. А когда давление ниже, порода плавится в забое.
      Мэтью так и замер с открытым ртом. Вот это находка! Как же они не догадались - три автора проекта? Действительно, три ума хорошо, а четыре лучше.
      Дело в том, что в Солано-бис температура в забое была уже выше тысячи градусов - выше точки плавления базальта. Базальт, однако, не плавился, потому что давление не позволяло. Но как только расшатанный насос понижал давление, порода текла, даже вскипала иногда, и буровая колонна погружалась сама собой, от собственной тяжести.