Только внесу одну, довольно обычную для фантастики перестановку: пришельцы — это мы. Люди! Люди будущего, могучие и доброжелательные. Это они прибыли на другую планету, а там война… скажем, на уровне 1914 года — империалистическая, с обеих сторон несправедливая, война за передел колоний.
Следовательно, герои — люди будущего.
В третий раз повторяю: они могучи и добры. Доброта у них от могущества, естественная, не жертвенная, не ущемляющая себя, не вымученная и не навязанная муштровкой. Они добры, потому что у них есть все… по потребности. Необходимое дается через три минуты, а особенное, редкостное — немного погодя. Дается… незачем биться, добиваться.
Они добры от избытка сил, от жажды и привычки к деятельности. У них принято стараться помочь, опекать детей, больных, старых, заботиться о женщинах. Даже здороваясь, не здоровья желают, спрашивают «Надо ли помочь?»
Теперь подберем героев. Люди будущего, но какие именно? Конкретности требует литература.
Помощь истекающей кровью планете я не хотел бы поручать профессионалам — этакой межзвездной пожарной команде, натренированной и умелой. Да и едва ли будут на Земле эти астропожарники. Похоже на то, что цивилизации и в звездном мире редки и уж совсем редкостны живущие в кратковременном периоде (каких-нибудь пять тысячелетий) крупных войн. Да и вообще неинтересно писать о специалистах, действующих по инструкции. Этакая беллетризация пожарного устава! Ни проб, ни ошибок, ни сомнений, ни оплошностей. Нет уж, предпочитаю неопытных героев, пусть ищут и размышляют у читателя на глазах.
Откуда же неопытные в космосе? Допустим, это туристы. Могут же в наше время мальчишки забраться в неизвестную пещеру, извлечь оттуда кувшины с кумранскими рукописями. А в те далекие времена туристы забредут на неведомую планету. Звезд на небе предостаточно: в одной только нашей Галактике сто миллиардов — по 20 штук на каждого жителя Земли. Сто миллиардов экспедиций не снарядишь, стало быть, предоставляется возможность желающим: «Выбирайте себе звездочку по каталогу. Хотите АВС 123456, хотите — XYZ 987654».
Нужно, конечно, чтобы уже была создана возможность посетить любую звездочку без особого труда… как в пещеру залезть.
Итак, туристы. Не дети, совершеннолетние… но и не слишком старые, сверхопытные. Допустим, школьники-старшеклассники. Еще лучше — окончившие школу. Восемнадцать — возраст любви, для литературы оптимальный. Ребята сдали экзамены, получили аттестат, празднуют вступление в самостоятельную жизнь, отмечают его… рейдом к звездам.
Четверо их — одна девушка, трое юношей.
Была еще одна девушка, но отказалась. Самый нужный для нее не склонен был ехать, а без него праздник не в праздник. Та отказалась, а свободная, еще не выбравшая, выбирающая, охотно отправилась в путь с тремя, даже не очень знакомыми юношами. Конечно, каждого из них она примеряла подсознательно: годится ли в мужья?
Вы морщитесь? «Фу, пошлость какая! Девушка будущего перебирает женихов. А где же подлинная любовь? И это люди будущего?»
Товарищи, только не надо бояться слов! Конечно, любовь будет. И сердцу не станут приказывать. Девушки будут чистосердечно, с полнейшей искренностью, без всяких меркантильных расчетов, свободно выбирать по сердцу отца своих детей. Разве это маловажное дело: выбирать отца своих детей. Разве уместно в таком деле легкомыслие, минутное увлечение? Семь раз надо отмерить, проверить… свое собственное сердце. Право же, очень ответственную задачу решают шушукающиеся девушки, разборчивые невесты.
Пусть же привередничает наша героиня. Пусть присматривается внимательнее. Это хорошо, что у нее трое на примете. Девушка должна иметь выбор! Как назовем мы единственную нашу героиню? Если не возражаете, Женей — Евгенией. Этимологически: Евгения — хорошего рода, с хорошим наследием (генами), хорошая родительница. По созвучию Женя — жена, жизнь дающая. Не случайно сходно звучат в русском языке слова «жизнь — жена — жито». Жизнь от хлеба, жизнь от жены. Нет претензий, если сознание женственной жены занято любовью, подсознание же озабочено наследственностью: какому ребенку даст она жизнь?
Пусть его отец будет здоровым, крепким, сильным, мужественным и отважным, надежным защитником жене и детям.
Но ребенку нужна не только хорошая наследственность и даже не только защита. Заботы нужны. Пусть его отец будет добрым, заботливым, хлопотливым домоседом, терпеливым, трудолюбивым, умелым мастером на все руки!
А в мире будущего, где окончательно стерлась грань между физическим и умственным трудом, каждому гражданину нужна способность к умственной работе. Так пусть же его отец будет умным, знающим, талантливым! Пусть талант передаст по наследству, а знания и опыт словами!
Собственно, в этом рассуждении уже намечены три героя — сильный, добрый, умный. Назовем их по первым буквам: Селим, Дмитрий, Устин.
Максималисты спрашивают: «А разве нельзя сделать Селима и заботливым, и добрым, и умным заодно?»
Можно. К тому и будет стремиться воспитание. Но ведь люди, даже и в далеком будущем, детей своих будут рожать, а не штамповать. И каждому ребенку родители передадут свои задатки, нестандартные способности и наклонности. Вообще для развития общества нужны разные люди. Пусть и у нас будут неодинаковые: трое смелых, добрых, умных, но Селим — самый смелый, Дмитрий — самый добрый… Пусть!
Предыстория человечества — до коммунизма — знала еще одно «пусть!». Пусть у отца будет положение — социально-экономическая сила! И это четвертое «пусть!» было самым весомым. Недаром о прекрасных принцах мечтали девушки при феодализме и о прекрасных миллионерах — при капитализме. Но поскольку мы забираемся в отдаленное будущее, там это «пусть!» даже и не всплывает. Трое парней, обеспеченных по потребности, Женя сама обеспечена. Принц-миллионер не требуется.
Трое юношей вокруг одной девушки. Все стараются привлечь ее внимание, показать себя с лучшей стороны. Разве предосудительно?
Можно, конечно, и на жалость бить, но я как-то не уважал этой манеры ухаживания. И героев своих не хочу наделять ею.
Мужественный Селим собирается стать космонавтом. Он смел, на опасность выходит первым, старается заслонить девушку, немножко бахвалится своим безрассудством. Прямолинеен, резковат, чуточку топорен. Грубоватая напористость кажется ему отличительным достоинством мужчины.
Дмитрий намерен сделаться конструктором, любит мастерить хитрые приспособления из автоматических блоков. Три раза в день преподносит Жене игрушки собственного изготовления. Придумывает, чем одарить, как устроить, как угостить. Но заслуги свои не выпячивает. Играет роль доброго домового.
Устин увлечен историей. Не влюблен в романтическое прошлое, не вздыхает об ушедшей героике. История для него трамплин. Он хочет понимать логику человеческого развития. Не считает, что «понять это простить». Кто придумал это бездумное изречение? Придерживается более новой истины: «Если хочешь менять, надо понять». Он тоже неравнодушен к Жене, но не торопится соперничать, да и не может: не такой напористо-смелый, как Селим, не такой хлопотливо-умелый, как Дмитрий. Но надеется, что девушка сама оценит его.
Возможно, и оценит. Девушки будущего очень самостоятельный народ. Могут подойти и объявить громогласно: «Я хочу, чтобы ты был отцом моего ребенка». И не придут в отчаяние от тактичного отказа. В наше время мужчины не вешаются же, если им говорят «нет».
Впрочем, иногда и вешаются.
Смонтировав эту любовную пирамиду (тетраэдр, если быть точным), я несколько засомневался. Уместна ли история выбирающей девушки в данной теме. Ведь, в сущности, сюжетная роль Жени состоит в том, чтобы, увидев льющуюся кровь, воскликнуть в ужасе: «Ребята, что они делают! Они же с ума сошли: калечат друг друга, понятия не имея о регенерации. Как растащить их, мальчики, придумайте скорее!»
Но ведь после этого мальчикам надо придумывать и хочется, чтобы это были живые люди, а не ЭВМ № 1, № 2 и № 3. Пусть останется как есть.
Итак, Жене полагается выбирать. И в Бюро Космического Туризма спутники ей предоставляют право выбирать планету. Она называет наугад СДУ-181818 — инициалы «мальчиков» и их возраст, Есть такая планета в каталоге? Есть, оказывается, и никто не побывал на ней. Отправляйтесь, посмотрите.
Четверо отправляются. Смотрят. И видят — война!
«Что же делать, мальчики, придумайте скорей!»
3. ТЕХНИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ
Некогда в нашей фантастике уважались технические идеи. Можно было писать романы о голубом угле — энергии ветра, или же о синем угле — энергии прилива, вести страстный спор, который цвет лучше — синий или голубой. Ныне же в фантастике у нас господствуют поборники высокой нравственности, с презрением относящиеся к технике. Выписываю из очередного под руками оказавшегося предисловия похвалу: «Писатель видит интересность фантастики не в нагромождении техницизмов, сочинений экзотической терминологии, этакой «роботизации» прозы. Нет, человек, человеческие страсти — вот что главенствует и составляет главную ценность… И лучше работы мирового научно-фантастического потока идут в этом русле…»
И я бы в угоду критикам с удовольствием держался главного русла мирового потока. Человеческие страсти! Да где же больше страстей, чем не на войне? И тем не менее все-таки не обойтись без презренных техницизмов, ибо герои мои — не боги.
Бог, как известно, всемогущ. Это звучит внушительно, не очень понятно, а для чтения — скучновато. Всемогущий может все, для него не существует проблем. Мир создать? Пожалуйста. Вызвать войну, голод и мор? В одно мгновение. Прекратить войну? Раз, и прекратил. Прекратил, и читать не о чем.
Пришельцы не всемогущи наверняка, в том числе пришельцы с Земли — наши герои. Они находятся на техническом уровне XX… XXII… XXV… XXX века… или же по Кардашову — на I, II, III энергетических уровнях, что означает: распоряжаются энергией всей планеты, всего Солнца, всей Галактики.
А от этого зависит, что именно могут придумать «мальчики».
Итак, волей-неволей, глава, посвященная оборудованию.
Сколько энергии?
Выше говорилось: чтобы долететь до звезды на субсветовой фотонной ракете, надо затратить два кило энергии на кило живого веса и еще два кило на возвращение. Тонна энергии на четверых героев, десятки тонн на кабину, аппаратуру, инструменты, припасы. Десятки тонн энергии в распоряжении моих героев, как бы миллионы атомных боеголовок. Так и условимся. Энергетический уровень номер I.
Правда, расчет этот очень приблизительный. Поскольку герои летят к какой-то отдаленной звезде, за десятки, сотни или тысячи световых лет, явно отправляют их не на пресловутой фотонной ракете, слишком уж тихоходной для межзвездных полетов. Вероятно, используется «телепортаж» — способ, бытующий только в фантастике. Телепортаж — некое подобие радио. Принято говорить, что по радио передается музыка, на самом деле не передается, а копируется. На радиостанции звуковые волны переписываются на электромагнитные, те уже распространяются в эфире, а в приемнике у вас дома воспринимаются. И возбуждаются звуковые волны в воздухе вашей комнаты, из местного материала изготовляется копия звуков. Такое чудо ежедневно происходит в комнатах современных людей. Телепортаж — подобие этого чуда, только записываются и передаются не звуковые волны, а предметы, тела, человеческие тела в том числе. На передающей станции каждое, атом за атомом, переписывается на некие волны, явно сверхсветовые; со светом не получится, и скорость мала, и мало волн в секунду. Где-то у другой звезды волны эти превращаются в атомы. Человек передается по радио.
Наука совершенно серьезно обсуждала эту возможность. Норберт Винер отметил, что едва ли телепортаж возможен, очень уж велика необходимая информация. Но он имел в виду волны, знакомые физике, подобные световым. Мы имеем право применить неведомые… быстрее света. Насколько быстрее? В два раза, в сто или в тысячу раз? Нужно договориться, ибо от скорости зависит продолжительность самой передачи… а также и связи. Допустим, не сутки и не год, две недели туда, две недели обратно. Для сюжета это имеет значение.
Допустили, договорились, условились! В фантастике неизбежен этот договор с читателем. Автор предлагает условия, но в дальнейшем обязан придерживаться их, соблюдать неукоснительно. Условились, что перемещение с Земли к чужой звезде продолжается две недели. Мог быть и другой срок, но будем придерживаться условия. Условились, что в распоряжении героев тонны энергии. Могло быть и другое количество — в сотни раз больше или в сотни раз меньше. Ведь при телепортаже передается не тело человека, а информация о строении тела. Но хотя телепортаж еще не существует, он уже имеет несколько вариантов, здесь неуместно перечислять их. Я выбрал тот, где человек весь целиком превращается в сигналы — в информацию. Не записывается буквами, а становится буквами, потом монтируется заново из этих букв. Так условились, будем придерживаться такого условия.
Если же можно передавать и копировать человека, стало быть, и любой предмет возможно скопировать, был бы образец или же лента с записью. Поэтому герои мои не берут с собой бесконечные банки с припасами, а только ленты: одна лента — жаркое, другая — теплая шапка, третья — лучевой пистолет. И могут заготовить по ней сколько угодно пистолетов.
Некогда я целый роман написал об этих чудесах. Сейчас важно одно: любые вещи герои могут изготовить, если у них есть образчик.
Далее, проблема контакта. Высадиться на планету они способны, для этого нужно совсем мало энергии — миллиграммы из имеющихся в их распоряжении тонн. Но, вероятно, им не рекомендуется, даже не разрешается вступать в контакт самостоятельно. Однако оборудование для наблюдения имеется наверняка: киноавтоматы, фоноавтоматы… ну и приставка для автоматического анализа языка и перевода.
Перевод необходим. Иначе герои не поймут, как же реагируют воюющие на все их усилия.
И, наконец, проблема безопасности. Не только от пуль и снарядов, героев нужно оградить от космического обстрела: от лучей, хромосферных вспышек тамошнего солнца, от радиоактивных и всяческих потоков частиц. Фантастика рекомендует защитное поле. Какое именно? Некое, этакое: поле, отражающее все лучи, все частицы, все пули и все снаряды, вплоть до бронебойных. Выглядеть оно будет как зеркало на освещенной стороне, а на противоположной — как глухой черный силуэт.
Ну и все. Оборудование перечислено, технические условия даны. Можно приступать к решению задачи.
4. РЕШЕНИЕ
С точки зрения землян, людей будущего, творится нечто нелепое. Такой тяжкий труд — вырастить человека, сберечь его, воспитать, обучить! А тут, изощряясь в выдумках, «собратья по разуму» стараются друг друга искалечить.
Срочно надо прекратить эту бессмыслицу! Срочно! Минута промедления — четыре трупа (беру статистику Первой мировой войны), сутки промедления — шесть тысяч в братской могиле. И сколько еще изувеченных, безруких, безногих, слепых, контуженых! И сколько рыдающих вдов, голодных сирот!
Герои не имеют права медлить. Что тут ждать, наблюдать, регистрировать? Вернуться на Землю за наставлениями? На это время нужно, туда и обратно месяц, как мы условились. Промедление не подобно смерти, оно чревато смертями, смертельно для четверых каждую минуту; за месяц 180 тысяч трупов.
— Мальчики, придумайте же что-нибудь!
Призвать к миру — первое, что приходит в голову. Составить этакое воззвание, огласить его громогласно.
Жак Тибо, герой «Семьи Тибо», хотел сделать подобное. У него-то репродукторов не было, он листовки хотел разбросать с самолета. Самолет его разбился… да если бы и не разбился, разве листовки переубеждают сразу? Мы-то знаем, что войны затевают не солдаты, а жадные монополисты, алчущие новые рынки или сырье. Но солдаты Первой мировой войны этого не знали… и прозревали медлительно. Три года понадобилось русским, чтобы воткнуть штык в землю. А у прочих терпения хватило еще на полтора года, так и не дозрели. Объясняли им правду. Не слушали, не услышали. Говорят, что слово — слишком слабый раздражитель. Лучше кнут или пряник.
Добросердечным потомкам нашим, конечно, кнут не придет в голову. О прянике подумают в первую очередь.
Устин вспомнит, что разные бывали в истории войны, не только империалистические, но и грабительские походы… за рабами, за новыми подданными, за их землями, за их богатствами, за золотом, за стадами даже. И в те походы воины шли с охотой, рассчитывали на долю добычи. Иногда даже получали долю… в бессовестной истории бывало всякое. Но, нахапав чужого добра, грабители теряли вкус к риску, переходили к защите награбленного. Правда, не сразу это получалось. Железные когорты Александра Македонского запросились домой через восемь лет, дойдя от Греции до Индии. Там уже заявили: «Хватит, наполнили мешки добром. Весь мир не хотим завоевывать». Татаро-монголам хватило пыла на полвека, а арабам на целый век. За это время они добрались от Мекки до Франции.
И сами французы, спустя тысячу лет, ограбив Москву, потянулись с обозами к дому. Это потом уже их отход превратился в паническое бегство. Турки же целых три века покоряли Африку и Восточную Европу, только после этого, приустав, предались восточной неге.
Но согласятся ли гуманные гуманоиды (и даже негуманоиды) сидеть на орбите сложа руки и бесстрастно наблюдать триста, сто, пятьдесят, даже восемь лет смертоубийства?
Я бы вмешался на их месте.
Каким же пряником выманить солдат из окопов? Осыпать золотом? Аппаратура корабля позволяет изготовлять сколько угодно монет. Был бы образчик.
Ничего это не даст, только обесценит деньги. Не купишь ничего.
Завалить окопы вещами — хрусталем, серьгами, кольцами, шубами? Что еще в цене на той воюющей планете?
Все равно, то, что сегодня в цене, обесценится от изобилия.
Притом жадность не имеет границ. Еще, еще, еще давай! Земных грабителей — турков, татар, арабов, французов охлаждал отпор. Когда дадут по лбу, начинали задумываться; так ли романтично махать саблей? Могут и на тебя замахнуться. Не лучше ли умерить аппетит, пока не поздно?
А здесь умерять не надо. С неба сыплется.
Еще, еще, еще!
Ну, завалишь окопы золотом и брильянтами, обесценишь золото и брильянты. Будут воевать за дома, за земли. Гектары-то не наготовишь, участки не насыплешь.
Во всяком случае, это не в возможностях юных туристов.
По лбу дать? Можно бы с техникой будущего. Но не хотят никого убивать гуманисты будущих веков.
Обезоружить?
Читал я недавно американский фантастический роман, где заговоршики, решившие предотвратить войну, издалека, некими лучами взрывают атомные бомбы на складах. И бомбы взрываются. И гибнут города, где они хранятся. «Пусть миллион жертв, но во имя спасения человечества», — рассуждают заговорщики. В общем, им удается устрашить Пентагон. Но в финальной главе главный герой выносит на руках одну из пожертвованного миллиона — маленькую девочку, обожженную очередным пожаром. Стоило ли? Можно ли такое было взять на свою совесть?
Не возьмут на свою совесть тысячи жертв Женя и три ее друга.
Как же обезоружить не убивая? Надо бы, чтобы бомбы не взрывались.
Я не знаю, как сделать, чтобы не взрывались бомбы, снаряды и патроны. Но надо полагать, за три-четыре века ученые до этого додумаются. Допустим, непробиваемое защитное поле заодно гасит горение и детонацию. Бойки бьют по капсюлю, а порох только шипит. Патроны лениво вываливаются из дула, снаряды застревают в стволе.
Но ведь войны начались еще до пороха. Всего сто лет назад солдатам долбили: «Пуля дура, а штык молодец».
Ах, ружья не стреляют? В атаку, ребята! Штыком коли, прикладом бей!
Не применить ли корродирующий газ какой-нибудь? Пусть железо тает, рассыпается ржавыми комочками.
Дубинками станут лупить, за горло хватать.
Главная беда: ведь в 1914 году ревнители войны сидели-то не в окопах. Они из тыла убеждали солдат сражаться бескорыстно — за царя или за демократию, за свободу или за веру — православную, католическую, магометанскую…
Веру, может быть, использовать?
Спроектировать на облака стереопортрет — этакого бородача с нимбом или в чалме — запустить магнитную ленту, пусть гремит над всеми фронтами:
— Люди, одумайтесь, куда вы стреляете? Здесь же люди!
Пусть падут ниц, подавленные, пристыженные!
Пожалуй, солдаты падут, потому что им домой охота. Но падут ли императоры и банкиры? Они-то от пуль далеко, небесные голоса их не испугают и не очень понравятся. Император прикажет генералам, генералы призовут офицеров, велят разъяснить, что голос с неба не глас божий, а штучки вражеской пропаганды. Конечно, и церковь поддержит императора. Для церкви безмолвный бог удобнее. А говорящий это же бедствие, безработица для толкователей воли божьей. Если бог Дает указания самолично, к чему же его служители?
Иллюзия! Лживый бог! Козни дьявола!
И впрямь ведь козни. Не дьявола, но пришельцев.
К тому же изъян в их замысле. Хорошо, если все солдаты послушаются голоса. А если некоторые не поверят. И поднимутся все же в атаку со штыками наперевес? Тогда надо поддержать божественный авторитет, покарать ослушников, испепелить их, что ли?
Но пришельцы, мои герои, категорически не хотят испепелять никого.
Долго придется им размышлять. Я сам долго раздумывал за них, в конце концов остановился на девятой казни из «Книги Исхода».
Конечно, «Книги Исхода» вы не знаете, имеете право на это. Но, возможно, читали Томаса Манна «Иосиф и его братья», это уже полагается культурному человеку. Так вот, размножившиеся потомки Иосифа и братьев, если верить Библии, стали рабами в земле египетской, и Ягве, их национальный бог, наконец раскачался им помочь. Хотя позже его называли всемогущим, но, очевидно, даже вообразить себе всемогущество авторы мифов не сумели. Вместо того чтобы взять всех своих приверженцев в охапку и мгновенно перенести их в Землю Обетованную (чего бы проще?) с чадами, домочадцами, женами, волами и ослами, Ягве долго и упорно запугивал фараона. Сначала он поручил своему пророку превращать жезлы в змей. Но, оказывается, жрецы фараона и сами умели делать такой фокус. Тогда Ягве стал творить всякие напасти: насылать жаб, москитов, чесотку, чуму… всего десять бедствий. Фараон, однако, упрямился, поскольку жабы, москиты и чесотка мучили не его, а подданных; подданными же он привык жертвовать в интересах трона.
Уступил лишь тогда, когда разозлившийся бог перебил всех первенцев: старших ослят, старших верблюжат, старших щенят, старших детей… и наследника престола тоже.
А почему, кстати, справедливый бог перебил всех первенцев у подданных? Ведь они же не отвечали за упрямство фараона.
Нет, конечно, я не посоветую милым моим героям заниматься детоубийством. Я предложу им остановиться на предпоследней, девятой казни — на тьме египетской.
Не знаю, каким способом Ягве окутывал тьмой долину Нила. Возможно, имеется в виду затмение… но затмения продолжаются минуты три, а не трое суток. Впрочем, легенду могли и приукрасить в назидание потомству.
Тьма — это внушительно. Пусть мои герои, используя свое защитное поле, поставят заслон против их солнца. Утро приходит, не светает; вечер приходит, нет звезд. Черно, как в погребе. Попробуй повоюй.
Думал я и о том, чтобы поставить защитное поле вдоль линии фронта. Но это технически сложнее. Планета вращается, линия фронта извилистая и без жертв не обойдешься: кого-то непроницаемый заслон придавит, кого-то разрежет, какие-то части окажутся на чужой стороне, их окружат, уничтожат. Нет уж, удобнее манипулировать в космической пустоте. Ставь заслон над всей планетой!
Да будет тьма!
Основательная, непроглядная, густейшая!
На всей планете ночь — сутки, вторые, третьи…
Воевать практически невозможно. На уровне 1914 года с освещением было бедновато. И даже если бы генералы заупрямились, продолжали артиллерийские обстрелы вслепую, не обязательно же ограничиться трехдневной тьмой. Можно растянуть ночь на неделю, на недели. А там и похолодает, снежинки завьются, посевы начнут вымерзать, застынут реки, моря оденутся ледяной коркой.
Долго ли планета продержится на собственном тепле? Это подсчитать можно. Мы на Земле знаем — укороченный осенний день за три месяца превращает лето в зиму. А там не укороченный — нулевой.
Пусть будет тьма!
5. СЮЖЕТНАЯ ТАБЛИЦА
Мой недруг, ставший другом (редкостное превращение, чаще бывает наоборот), написал некогда в пародии, что я сочиняю романы в таблицах. По-видимому, так оно и есть. Вот и сейчас, ничего не поделаешь, сама собой складывается таблица: четыре героя, шесть предложений (листовки, пряники, голос с неба, взрывающееся оружие, нестреляющее оружие, тьма). Герои на одной оси, по другой — предложения, итого 24 клетки в таблице, в клетках роль каждого, кто внес идею, кто возражал, кто выполнял. Конечно, не все предложения осуществлялись, некоторые браковались на корню.
Представляю себе, что Селим все время рвался действовать. Особенно пришлась ему по душе операция «Пряники». Ради нее надо было спуститься на планету, добыть образчики ценных вещей: деньги, цветные камни, меха, расписную посуду (незаметность, ловкость, риск!). Затем, наготовив копии, раскидывать их по окопам. Все активные действия, и результат виден сразу. Вообще делать подарки приятно, вы не согласны со мной?
Представляю, что добрый Дима будет мало вносить предложений, но сразу же думать о выполнении. Ему понравится, безусловно, операция «Голос с неба». Она технически занимательна: создать экран, спроектировать на него изображение, мало-мальски отвечающее верованиям воюющих, голос сделать внятный и убедительный.
Что же касается Устина, видимо, ему, как знатоку истории, придется быть скептиком. И Женя будет сердиться на него, потому что легче всего сказать «ничего не выйдет». Станет сердиться, потому что предлагать будет в основном она (Селим склонен активно действовать, Дима — готовить оборудование), ее идеи будет развенчивать Устин. Но опасения его, основанные на знании уроков прошлого, увы, оправдаются, Женя не сможет не признать правоту скептика. Ну, естественно, и операцию «Тьма» предложит Устин, припомнит читанное в «Мифах народов мира».
Как обычно, в замысле и в повествовании пропорции противоположные. Сказанное здесь на одной предыдущей страничке в окончательном тексте займет почти всю площадь. Там будут долгие споры: «она сказала, он сказал, она усмехнулась, он нахмурился…» Там слова и описания, здесь — объяснения и обстоятельнейшие: почему именно он нахмурился, когда она усмехнулась, почему она сказала именно так, а не иначе, почему не наоборот. Здесь решение, а там действия. Сколько увлекательных страниц, сколько глав целых займут опасные приключения Селима при добыче ювелирных изделий того мира, его усердные попытки завалить окопы жемчугами и алмазами… и старания Дмитрия понять восклицания солдат и горькое разочарование: «Не подействовало, дерутся!»
6. И ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕ СЛЕДУЕТ!
«Да будет тьма!»
Такой ударной фразой собирался я закончить рассказ.
Тьма, страх, холод, смятение, сражаться невозможно, обе стороны капитулируют, отзываются войска. Мир!
Чего и добивались герои.
Однако среди читателей всегда есть неуемные. Сначала они торопятся узнать, чем кончилось, а потом вздыхают, почему так быстро перевернута последняя страничка. «А дальше что? — вопрошают они. — Автор не написал продолжения?»
Неуемные читательницы спрашивают, была ли свадьба… если не свадьба, то объяснение в любви хотя бы? И кого выбрала Женя, кого она полюбила? Девочки, но зачем же торопиться? Жене самой только восемнадцать, друзьям ее по восемнадцати, не рано ли им жениться? Личинки еще не оформились в имаго, расти им и расти. К тому же так хорошо они взаимодействовали: Женя требовала, Устин обдумывал, Дима обеспечивал, Селим рвался действовать. Право же, жалко разрубать эту слаженную четверку, двоим дарить счастье, двух выгонять за дверь, разочарованных, обиженных.
Если уж вам так хочется выбирать, выбирайте сами по своему вкусу. В этом замысле для меня женитьба не самое главное. Главное — смертоубийство прекратить. И потому: Да будет тьма!
— А дальше что? — настаивают неуемные.
И в самом деле, нельзя не согласиться, сам я не раз писал, что самое богатое месторождение тем в эпилоге. Напрашивается продолжение и здесь.
Обе стороны капитулировали. На каких условиях?
Просто прекратили стрельбу!
Прекратили? Сразу ли? Добром ли? Свергать не пришлось ли?
Правителей воюющих стран надо еще придумать, каждого в отдельности.
Легче всего вообразить их по аналогии с Землей. Выше условились: ситуация на той чужой планете примерно такая, как у нас в 1914 году. Вот и попробуем представить, как поведут себя, оказавшись во тьме кромешной, воинственный Вильгельм, усы пиками, дряхлый Франц-Иосиф австрийский, наш Николай II, английский парламент с невыразительным пятым Георгом, королем, который царствует, но не правит, и Французская республика с шумными, громогласными и мимолетными кабинетами министров.
Допустим, престарелый Франц-Иосиф склонился бы сразу, Вильгельм долго хорохорился бы, Николай молился бы и постился, царица захотела бы советоваться с Распутиным, а парламентарии спорили бы и друг друга обвиняли бы в измене и предательстве…
Любопытный складывается вариант. Не было такого в истории, а описать бы занятно. Что было бы, если бы пришельцы устроили тьму в августе четырнадцатого, еще до мазурских болот и «чуда на Марне»?
Но вернемся на чужую планету.
Сдались, стрельбу прекратили. Тамошние англичане выжидательно молчат на своем острове, надеются еще перехитрить небесных пришельцев, а тамошний Вильгельм, дисциплинированный германец, запрашивает инструкцию, на каких условиях заключать мир. При этом торгуется, все твердит, что Германия была ущемлена, ужас, как обижена и демобилизацию оттягивает, уверяет, что транспорт не справляется, притом же надо устроить бедных солдатиков, разместить их в казармах с удобствами.
Какие там казармы? Домой! Домой!
А солдаты в шинелях серых, в мундирах голубых, болотно-зеленых и ржавых, и матери их, отцы, невесты и жены взывают, воздевая руки к небу:
