Клим натянул на голову капроновую маскировочную маску и намазал ее гуталином. Обмотав себя веревкой, он подсоединил шланг к штуцеру баллона и проверил вентиль. Фторотан зловеще зашипел.

Свое оружие Алик сунул в штанину. Швабра мешала ходить, но зато ее почти не было видно. Он выдавил из тюбика остатки гуталина и размазал по лицу. Мамины колготки Потрошилов натянул сверху. В спецоперациях у тайного агента 108-го отделения милиции был свой почерк. Завершив приготовления, оба глотнули из фляжки. Два раза. И помногу.

Вечер плавно переходил в ночь. Фонари на улице не горели. В полной темноте две загадочные тени освободителей ползли к подъезду. На плечах у большого призрака ниндзя лежал баллон, превращая его силуэт в букву «Т». Вторая тень ковыляла, припадая на негнущуюся правую ногу

До второго этажа они дошли вместе. Возле двери шестьдесят четвертой квартиры группа остановилась. Потрошилов вынул швабру из штанов. Клим посмотрел в грязное окошко между лестничными пролетами, пытаясь определить, куда выходят окна из логова преступников.

Неожиданно сверху раздались шаркающие шаги и дружное сопение на два голоса. По лестнице спускалась старушка с пожилым мопсом на руках. Похоже, вид двух мужчин в колготках и гуталине их не обрадовал. Старушка встала как вкопанная и начала креститься. Мопс заскулил, обильно пуская слюну.

Алик и Распутин тоже застыли. Подходящих слов к неожиданной встрече не находилось. К бабушке явно подбирался пресловутый кондратий, собираясь обнять крепко и навсегда. Мопс, за компанию с хозяйкой, тоже обморочно закатил глаза. Все четверо стояли и рассматривали друг друга в полной тишине.

Через одну минуту и семнадцать секунд Климу созерцание сопящей парочки надоело. Баллон был тяжелым. Время шло впустую. Старушка мешала благому делу освобождения хомяка.

— Ам! — сказал он тихо, чтебы никого не испугать.

Не вышло. Бабушка вдруг очнулась, взвыла дурным голосом:

— Антихри-ист!!! — и стартовала.

Она пронеслась мимо опешившего Потрошилова, громко лязгая вставной челюстью. Брызги собачьей слюны обдали Алика щедрым веером. Топот и вопль сотрясли подъезд по самую крышу. Но гражданская позиция жильцов была тверда, как курс рубля. Ни одна дверь не открылась, и никто не выглянул на шум. Тактичность давно пришла на смену любопытству советского образца. От нее было намного меньше неприятностей.

Мопс вырвался из ослабевших рук ровесницы нэпа и вылетел из подъезда элегантней афганской борзой. Двор огласил истошный вой. Старушка выла громче. Но мопс — жалобней. Они, не сговариваясь, повернули к ближайшей церкви. Создавалось впечатление, что маршрут был для них привычен.

За дверью шестьдесят четвертой квартиры послышались голоса. Альберт Степанович замер, с ужасом ожидая предсмертного писка Ватсона. Но голоса стихли. На лестнице восстановился покой заурядного вечера рабочих буден.

Распутин шепнул:

— Начало операции — в двадцать три десять.

После чего рванул по лестнице вверх. Алик пристроил швабру под дверную ручку шестьдесят четвертой квартиры и укрепил ее между перил, подперев ногой. Теперь из преступного гнезда можно было уйти только через окно.

В квартире Рыжова громке кричал телевизор.

Напротив полированного гроба со стеклянным окошком в мир красивой лжи и грязной полуправды сидели Артур Александрович Кнабаух с Чегеварой. В прихожей Коля-Коля работал над собой перед зеркалом. Оттуда неслось энергичное сопение. Для перекрытия которого и понадобилась вся акустическая мощь пожилого «Горизонта».

Хомяк по имени Доктор Ватсон томился в литровой банке на столе. Его третий день кормили «Кити-Кэтом». От сухих, неаппетитных комочков заложнику снились кошмары про крышу и кастрацию. Он спал в стеклянной тюрьме, демонстративно повернувшись к врагу толстеньким задом.

Во время рекламных пауз Чегевара встряхивал банку. Ему не верилось, что за мохнатую крысу кто-нибудь отвалит кучу денег. Но Кнабаух в этом не сомневался. А ошибался он редко.

Внутри голубого экрана чудил телеведущий ток-шоу «Про окна». Шоу состояло из болтовни, посвященной ужасу коммунальных квартир. Участники передачи несусветно врали на всю страну. Неумело и неартистично.

— За мною постоянно наблюдают из окна! — заявил с экрана субъект в ораижевом галстуке.

— Идиот! — вальяжно прокомментировал Кнабаух.

— Зачем? — картинно удивился ведущий.

— Чтобы отравить прямо в квартире! — Субъект ненатурально вздрогнул.

— Во, лажа! — восторженно влез в искусство Чегевара.

Клим Распутин высоты не боялся. Он вообще ни черта не боялся. Особенно придурков, ворующих хомяков у сотрудников милиции. Риск будоражил ему кровь. Предстоял экстремальный спуск с крыши, проникновение в бандитский притон и операция по освобождению заложника. Короче говоря, такая жизнь Климу нравилась.

Он обмотал прочнейший нейлоновый трос вокруг трубы и обвязался им по всем канонам альпинизма. Баллон с фторотаном висел у него за спиной, неприятно холодя копчик. До начала операции оставалось двадцать минут. Экстремал взглянул вниз с высоты пятого этажа. Кричать было нельзя. Поэтому он негромко шепнул, начиная спуск:

— Банзай!

Занавески шестьдесят четвертой квартиры изнутри озарял голубоватый телевизионный свет. Приглушенно бубнил комментатор, поясняя доверчивым зрителям, что в стране все же есть кое-какой футбол. Окно было приоткрыто, словно приглашая к началу боевых действий прилипшего к стене Распутина.

Ровно в двадцать три десять операция началась. Клим сунул шланг от баллона в узкую щель и открыл вентиль. Послышалось тихое шипение. Занавеска чуть колыхнулась. И все. Никто не подошел к окну поинтересоваться, что происходит. Никто не закричал в панике. А самое главное — не запищал Доктор Ватсон в руках безжалостных убийц.

— И чем же вас травят? — сочувственно спросил ведущий ток-шоу «Про окна».

— Думаю, газом Би-Зет, — сфальшивил субъект в оранжевом галстуке, рванув на груди зеленую рубашку, — запускают в квартиру и ждут, когда я потеряю сознание.

— Какой идиот им пишет сценарии? — иронично усмехнулся Кнабаух, развалившись на диване.

Чегевара сидел на рыжовском тамтаме прямой связи с вуду. Игорь Николаевич на полном серьезе просил барабан не беспокоить. Якобы тот воплощает наяву чужие страхи. Но борец за права и свободы в детские страшилки не верил.

— Ага! — завопил он, перекрикивая телевизор. — Голая дурь! Кто ж ему в хату будет газы дуть?!

Тамтам издал глухую тревожную дробь под суетливыми пятками оратора.

Распутин просунул руку в комнату и, отодвинув занавеску, пощелкал пальцами. Реакции не последовало. Он сбросил опустевший баллон на землю. Оконные створки распахнулись почти беззвучно. Клим встал на подоконник, потом, набрав полную грудь воздуха, спрыгнул внутрь, готовясь к встрече с матерыми уголовниками. В случае необходимости он собирался драться насмерть.

У телевизора мирно посапывала пожилая супружеская пара. На похитителей, подробно описанных Аликом, они никак не походили. Клим досадливо поморщился. С адресом, похоже, вышла ошибка. На всякий случай он бегло осмотрел квартиру, периодически высовывая голову в окно, чтобы хлебнуть свежего воздуха. Ватсон отсутствовал напрочь. При всем уважении к дедуктивному таланту Алика Клим начал склоняться к мысли, что его здесь никогда и не было.

В последнюю очередь Распутин заглянул на кухню. Среднестатистический домашний очаг из четырех конфорок, стол и холодильник идеально соответствовали облику хозяев. В крошках на полу и плохо закрытом мусорном ведре тоже ничего криминального не просматривалось. Клим уже готов был покинуть квартиру вместе с чувством вины за вторжение в чужую жизнь. И тут сквозняк колыхнул занавеску, на мгновение открыв угол клетки, стоящей на подоконнике.

Кислород в больших легких хирурга внезапно закончился. Перед глазами поплыли красные круги. Ему пришлось срочно прекратить поиск, устремившись к открытому окну. Он вывалился на улицу по пояс, глубоко вдыхая свежий воздух. В голове крутился калейдоскоп страшных картин. Мохнатый друг сидел в проволочной клетке, как в тюрьме. Его морили голодом и истязали.

Краем глаза Клим посмотрел на пенсионеров. Судя по виду, они не носили ботинок сорок второго — сорок третьего размера. И вряд ли вламывались в чужие квартиры, чтобы похитить хомяка. Здесь крылась какая-то ошибка. Последний раз наполнив легкие, Клим рванулся на кухню. Отодвинув занавеску, он сзамиранием сердца уставился на клетку. У блюдца с водой, задрав лапки кверху, лежала канарейка.

Охваченный смутными подозрениями Распутин выхватил из нагрудного кармана фотографию Доктора Ватсона и сравнил, потея от предчувствия ошибки. Канарейка была катастрофически не похожа на хомяка. Операция провалилась. Клим огорченно зарычал. Оставалось только уйти, не оставив следов. Заботливо закрыв окно, чтобы спящих пенсионеров не обглодали налетевшие комары, он на цыпочках выбрался в коридор и трижды постучал во входную дверь.

— Итак, дамы и господа! — ведущий ток-шоу воссиял солнцем глобальных откровений. — Сейчас мы узнаем, кто желает зла нашему герою! А главное, зачем!

— Меня хотят захватить спецслужбы, — таинственно заявил «герой», — сначала усыпить, потом ворваться в дом…

— У людей фантастический провал мироощущений, — брезгливо скривился Кнабаух.

— Точно! — поддакнул Чегевара. — Совсем обалдели! Вот у спецслужб других занятий нет! Прям так и врываются в квартиры!

Тамтам отозвался на его возмущение еле слышным рокотом.

Альберт Степанович Потрошилов волновался. С двадцати трех часов десяти минут он сидел верхом на швабре, преграждая путь из притона. Колени отважного сыщика предательски тряслись. Гуталин нестерпимо вонял, стекая по капрону, сердце тревожно барабанило по ребрам. В подъезде стояла зловещая тишина. Жильцы мирно завершали уходящий день в теплых постелях.

Из квартиры шестьдесят четыре не доносилось ни звука. Алик приник к замочной скважине. С тем же успехом можно было просто закрыть глаза. От увиденной темноты лишь разыгралось воображение. Он вскочил и заметался по лестничной клетке взад-вперед, переживая за Ватсона и Клима. Каждый раз, поворачиваясь спиной к преступному логову, Алик вздрагивал. Дверь напротив шестьдесят четвертой квартиры бросалась в глаза и не давала ему покоя. Если уж в этом подъезде и жили преступники, способные на похищение, то их логово должно было выглядеть именно так. Вокруг замка был нарисован череп. Вокруг глазка, — огромные веки с ресницами. А звонок окружал рисунок распахнутой пасти с каплями крови на острых зубах.

Какое-то забытое воспоминание крутилось в водовороте памяти, никак не всплывая на поверхность. Логика с интуицией подсказывали Алику, что здесь что-то нечисто. Решение загадки готовилось вот-вот вынырнуть из подсознания.

Троекратный стук прервал полет мысли сквозь темноту неведения в полушаге от разгадки. Потрошилов убрал швабру. На площадку выскочил задыхающийся Клим с сонными глазами.

— Глухо! — яростно шепнул он, не дожидаясь вопросов. — Не угадали!

Алик замер, чувствуя себя опустошенным. Дедукция подвела сыщика. Он провалился как профессионал и упустил шанс спасти друга. Крах был полным. Потрошилов стоял, опустив голову, и отрешенно изучал загаженную лестничную клетку, словно на грязном полу могло лежать решение его проблем. Клим вежливо матюкнулея, мягко, по-дружески, намекая на провал. Альберт Степанович не среагировал, продолжая смотреть вниз.

Распутин протянул руку, собираясь дотронуться до его плеча. Но промахнулся. Сыщик резко присел на корточки, уставившись на коврик перед шестьдесят шестой квартирой. Из-под маминых колготок выступили крупные капли пота. Следы на лестничной площадке как две капли воды походили на оставленные в его квартире. Те же ботинки фабрики «Пролетарская победа № 2» со стоптанными каблуками. Те же модельные туфли сорок второго размера. А сбоку от двери непонятные отпечатки, будто кто-то долго прыгал на месте.

— Он здесь! — уверенно сказал Алик, обводя каждый отпечаток пальцем. Клим недоверчиво покачал головой. Но в глазах Потрошилова горел фанатичный огонь уверенности в собственной правоте.

— Они украли газету у соседей! — убежденно прошептал Алик. — Все сходится!

Против такого убойного аргумента возразить было нечего. Клим достал из-за пазухи фляжку с коньяком. Перед вторым этапом операции следовало простимулировать способность к импровизации. Фторотан закончился. Теперь спасать Доктора Ватсона предстояло безо всякого плана. Они сделали по большому глотку, приподняв колготки, и шумно выдохнули.

Клим вернул маску на место. Испачканный гуталином палец с коротко подстриженным ногтем на секунду задержался над кнопкой звонка. Оскаленная пасть, казалось, еще чуть приоткрылась. Палец как-то сам по себе промазал и, согнувшись, легко постучал костяшкой по косяку.

Изнутри раздалось хорошо слышимое в тишине подъезда пыхтение. Оно стало громче, приближаясь к двери. Клим махнул рукой Альберту Степановичу, показывая, чтобы тот спрятался. Алик воинственно перехватил швабру и вжался спиной в стену. Замок щелкнул. Дверь приоткрылась. Прямо перед Распутиным возникла ритмично качающаяся голова. Она глубоко дышала носом, резко выдыхая.

— Хомяк здесь? — яростным шепотом спросил Клим.

Пыхтение участилось. Голова закачалась быстрее, утвердительно двигаясь сверху вниз. Распутин посмотрел поверх своеобразного маятника с ушами. Остальная часть тела, облаченная в красную майку и спортивные трусы, дрыгала на месте. Почему-то вид незнакомцев в чулках, воняющих гуталином на всю лестницу, обитателя квартиры номер шестьдесят шесть не удивил и не испугал.

Клим молча потянул дверь на себя, выражая неприкрытое желание войти.

— Николай, кто там? — послышался ленивый голос из глубины квартиры.

Вслед за головой на лестничной клетке показалось туловище. Длинные мускулистые руки были прижаты к подбородку. Ноги безостановочно сокращались, подбрасывая хозяина вверх, Алик уставился на обувь странного человека. Последние сомнения отпали. Это был один из участников похищения.

— Ринги-ринги? — сказал тот с вопросительной интонацией.

Вместо ответа Альберт Степанович со всего размаху опустил черенок от швабры ему на затылок. Раздался глухой костяной звук. Прыжки прекратились. Руки упали вниз, открывая лицо. Клим сграбастал падающее тело и запустил им в глубину прихожей. Эхо грохота от столкновения с вешалкой пошло гулять по лестнице,

Распутин ворвался следом за живым метательным снарядом. Квартиру шестьдесят шесть огласил леденящий душу вопль:

— Банза-а-й!И

В комнате рухнул шкаф с банками. Раздались сочные шлепки, похожие на звуки из индийских кинофильмов, и треск ломающегося дерева. Словно Клим держал слово, закапывая негодяев под паркет.

Альберт Степанович смело проник в чуть не захлопнувшуюся дверь. Под развалинами вешалки на одном колене стоял Коля-Коля. Он пытался выбраться из нокаута до счета десять. Его губы вышептывали:

— Восемь. Девять…

— Аут! — подсказал Алик.

Швабра взметнулась вверх и, вопреки законам честной игры, добила противника по макушке.

Клим, разрушив мебель и голову Артура Александровича Кнабауха, взялся за Чегевару. Тот, схлопотав по уху, отлетел к батарее. Над ним глыбой навис разъяренный Распутин в камуфлированном комбинезоне и маске. Из-под колготок раздался страшный рык:

— Где хомяк! Говори, а то глаз вырву!!!

— Значит, вас хотят захватить спецслужбы? — издевательски переспросил ведущий в телевизоре.

— Вот именно! — ответил тип в оранжевом галстуке.

Чегевара обмяк под глухое журчание. Безвольное тело выскользнуло из крепких рук хирурга и осело у батареи парового отопления. От него пошли волны туалетного аромата. Клим принюхался. Запах был резким, знакомым и неприятным.

— Тьфу! — брезгливо сплюнул хирург, подхватывая с пола барабан.

Жажда мщения заставила его с размаху надеть ритуальный атрибут на голову злобного похитителя хомяков. Тамтам прямой связи с вуду с треском лопнул, пришедшись Чегеваре как раз впору. Разве что немного прижало уши. Но не это беспокоило борца за права человека. Обтянутый кожей корпус плотно закрыл рот. Палец Чегевары настойчиво тыкался в бок тамтама. Проковырять дырку не удавалось, и тишину разгромленной квартиры оживлял безостановочный жалобный вой.

Распутин развернулся в темноте малогабаритной квартиры. С грохотом упал стул. Рухнула тумбочка с книгами. Доктор Ватсон в литровой банке пискнул от ужаса. Клим развернулся и, увидев его, радостно завопил:

— Живой, дружище!

Он бережно извлек хомяка из плена и вышел в прихожую. Алик принял дрожащего Доктора Ватсона из рук друга. Хомяк, объевшийся за три дня «Кити-Кэтом», попытался радостно мяукнуть. Вместо этого получился жалобный писк. Щеки Ватсона от умиления разъехались к ушам. Альберт Степанович всхлипнул сквозь плотно сжатые зубы.

— Все, все. Не переживай. Никто тебя больше не обидит.

Клим понимающе хмыкнул:

— Мы в ответе за тех, кого приручили?

— А как же! — сверкнул глазами Алик.

— Ладно, уходим. Я на крышу, снять веревки. Встречаемся у забора, на той стороне улицы.

Рыжов с якутами добрались до дома номер шесть в момент кульминации освобождения. Первым делом было решено спрятаться и присмотреться. Наблюдательный пункт расположился в зарослях черемухи. Сократ и Диоген чуть присыпали шамана листвой. Под кустами неважно пахло. Зато подъезд, в котором должен был находиться старший брат, просматривался в мельчайших подробностях. Не успели они замаскироваться, как из приоткрытого окна второго этажа раздался грохот и сочные шлепки ударов.

— Может, нужна помощь? — спросил Сократ.

— Наверняка, — усмехнулся Диоген, — тем, кто его обидел!

Шум стих.

— Пойдем посмотрим? — неуверенно шепнул Рыжов, машинально шевеля пальцами.

Следовало прощупать энергетический континуум. Но на память не приходило ничего, кроме приворота чужого мужа. Руки сами поднялись к лицу, причудливо скрестившись. Из подъезда немедленно вышел Потрошилов. Якуты ошарашенно замерли, демонстрируя восхищение. Алик, держа на ладони хомяка, устремился к парфюмерной фабрике «Красный демократ».

Едва он скрылся за углом, Рыжов выскочил из кустов. Все-таки это была его квартира. Неудивительно, что Игоря Николаевича интересовало произошедшее внутри. Якуты после недолгого раздумья рванулись следом. Все равно шаман мог вызвать тойона в любое время. И у него были советы на все случаи жизни. Без шамана им было никак.

В квартире царил разгром. Тела Кнабауха и Коли-Коли валялись в беспорядке. Чегевара, имевший большой опыт получения ударов по голове, сидел у батареи и улыбался. От указательного пальца, засунутого в рот, улыбка выходила довольно ироничной. Рядом валялся порванный тамтам.

— Цунами, — растерянно сказал Рыжов, с жалостью обозревая растоптанные останки сушеных лягушек и разбитые банки с заспиртованными змеями.

— Тойон! — многозначительно поправил его Диоген. — Интересно, за что он их?

— Хомяка они у него сперли, — удивил якутов экстрасенс, — вот и получили.

— Однако, надо «скорую», — заметил Сокцат, — а то те двое шибко плохие.

Через три часа приехала машина с красным крестом на боку и злыми дядьками внутри. К тому времени Коля-Коля немного пришел в себя и, лежа на поломанной вешалке, приступил к тренировке глухой защиты. Его увезли в родной дурдом имени Скворцова-Степанова. Вместе с улыбающимся Чегеварой и зажатыми в кулаках справками о душевной болезни.

Артур Александрович Кнабаух отправился в больницу Всех Святых. Он пребывал в бессознательном состоянии. Поэтому уехал без сожаления, философски постанывая. Неудача блестяще задуманного плана его уже не тревожила. Как и проблемы неоглобализма. А также нестабильность в калмыцко-уругвайском альянсе. Ну и еще несколько миллионов проблем. Аристократически бледное лицо украшали багровые следы распутинского гнева.

Когда все разъехались, Игорь Николаевич Рыжов еще немного посидел на руинах своей обители. Ему было жаль сушеных лягушек и заспиртованных змей. И в то же время, хотелось чего-то большего, чем одинокое затворничество в малогабаритной келье. Знания мага и экстрасенса просились в люди. Он вздохнул напоследок, без особого сожаления, и ушел в якуты.

Альберт Степанович держал Ватсона в трясущихся потных ладонях. Жалость брызгала из глаз сыщика, как вода из скульптуры «Писающий мальчик». Шерсть друга была перепачкана, из правого уха торчали опилки. Альберту показалось, что он похудел.

Ватсон поднял тяжелую от защечных мешков голову и с обидой посмотрел Потрошилову в глаза.

— Мяу, — негромко пропищал он и затих.

Из кустов вынырнул Распутин, обмотанный веревками, с пустым баллоном на плече.

— Клим! Что с ним?! — Альберт Степанович потряс в руках маленькое тельце, как дети трясут копилку. Потом приложил к нему ухо. Хомяк издавал какой-то странный шум.

Распутин прислушался и поставил диагноз:

— Спит он.

— Спит?! Он странно дышит! И раньше он никогда не разговаривал!

— Нормально дышит. Храпит. Как мужчина!

— Клим! Мы должны показать его врачу. Возможно, террористы его пытали!

Распутин с интересом посмотрел на друга, потом на хомяка:

— Думаешь?

— Да. И боюсь, его могли изнасиловать. Ритуально. Ты видел их квартиру?!

— Надеюсь, до этого не дошло, — успокоил Клим. — Но если хочешь, можем показать его нашим невропатологам. Я договорюсь. Все равно баллон в больницу тащить.

Альберт с благодарностью посмотрел на друга. Ватсон тоже открыл один глаз. Последнее время он не доверял никому. Даже этому большому человеку.

На неврологии пили тихо. Дежурная смена отмечала уход начальника отделения из семьи. В восьмой раз. Без вещей. Из воспитательных соображений. Одним словом — по пьяни. Стук в ординаторскую раздался во время произнесения очередного тоста. Оратора прервали. Старший ординатор успел произнести:

— Все бабы… — и резким движением убрал бутылку и стакан под стол.

— Можно? — В дверь пролезла голова Распутина.

— Только осторожно, — отозвался из кресла начальник отделения.

— Можно Сашку за ляжку, — мило пошутил старший ординатор.

— Ага, — добавил фельдшер-стажер.

— Мужики, друга моего не посмотрите? Его какие-то отморозки два дня у себя держали. Теперь он глаза не открывает и дышит странно. Похоже на сотрясение.

Старший ординатор снова извлек на свет бутылку и приготовился закончить прерванный тост.

— «Мужики», Клим Васильевич, — это у вас на хирургии. А у нас — доктора, и мы заняты. Друга своего через приемный покой оформите, тогда и посмотрим.

От такой радушной встречи у Распутина потемнело в глазах. Он легонько толкнул дверь, и та с размаху ударилась ручкой в стену. На пол посыпались крупные куски штукатурки. Клим шагнул внутрь и набрал в легкие воздуха:

— Заняты вы? Друга моего смотреть не хотите? Доктора?! Да вы хоть раз кровь на своем халате видели?! Мужики на хирургии?! Потому что — работяги! Потому что пашут с утра до ночи. Это вам не молотками в воздухе махать и таблетки бабкам выписывать. За бабки. Сколько вы человек за свою жизнь вылечили? А я по десять в неделю здоровыми выписываю. Напридумывали себе умных слов и сидят — сопли пузырями, на ногах фигушки. А чуть что не так — к нейросам? [22] На стол? К мужикам? А ну доставайте молотки и настраивайте фокус! Алик! Заноси!

Альберт Степанович внес Ватсона, держа его перед собой на ладонях. Он остановился посреди ординаторской и посмотрел вокруг.

— Вы?! — в один голос воскликнули невропатологи.

— Я, —честно признался Алик.

— Куда же вы тогда пропали? — Начальник отделения вскочил с кресла и попытался пожать Альберту руку. Не получилось. Там лежал Доктор Ватсон и незаметно следил за происходящим одним глазом.

— Дела, — скромно потупился Альберт Степанович.

— Клим Васильевич? — старший ординатор погрозил Распутину пальцем. — Что же вы от нас такое сокровище скрываете? Мы же не знали, кому нужна помощь! Хирургу! Доктору! Коллеге! Специалисту такого класса мы всегда готовы прийти на помощь. У нас до сих пор о нем по отделению легенды ходят. Вывих коленного сустава! Двумя пальцами! Без анестезии! И сразу скрылся, скромняга. Что у вас случилось, коллега?

Распутин стоял, наклонив голову набок. Как удивленный бультерьер, которому очень хотелось перегрызть кошке хребет, а она внезапно оказалось собакой. Тем временем Альберт положил свою драгоценную ношу на стол и отошел в сторону.

— Крыса, — глубокомысленно изрек начальник отделения.

— Морская свинка, — поправил его старший ординатор.

— Хомяк, — поставил точку фельдшер.

— Да, — подтвердил Альберт.

— Уроды, — прошептал Распутин.

— Спит, — предположил начальник и посмотрел на коллег.

— Или…— с сомнением промычал ординатор и потянул из кармана молоток.

— Может, не надо? — засомневался фельдшер, сравнивая размеры Ватсона и молотка. — Потом убирать…

— Надо! — дал добро начальник отделения. — Пусть некоторые и сомневаются в важности рефлексогенных зон. — Он презрительно посмотрел на Распутина. — Я не вижу других способов уточнить диагноз. Действуйте, доктор.

Старший ординатор поднес молоток к носу Ватсона. Альберт зажмурился, Распутин гордо отвернулся и уставился в окно. Фельдшер потянулся за тряпкой. Молоток двинулся вверх, на замах. И в это время Ватсон открыл оба глаза.

— Мяу!!! — внезапно пронеслось комнате.

Диагностическое орудие неврологии устремилось вниз, явно собираясь размазать объект исследования вместе с рефлексами. Хомяк в ужасе зашипел, оттолкнулся от стола и завис над ним на расстоянии полуметра. Он сделал в воздухе несколько разминочных движений лапами, набирая скорость, а потом с резвостью молодой кошки рванул к выходу.

Через сорок минут Доктор Ватсон был обнаружен в подвале, где застрял между трубами центрального отопления, пригрелся и уснул, продолжая двигать нижней челюстью. Приход в сознание хомяка было решено отметить на нейтральной территории. Общим собранием постановили идти к терапевтам. Они все равно ничего не лечат, а значит, и делать им нечего, кроме как пить горькую в компании настоящих докторов.