В розовой пене встретим даль мы, Нас испугает медный лев. Что нам пригрезится в ночь у пальмы, Как опьянят нас соки дерев?
      Праздником будут те недели, Что проведем на корабле ... Ты ли не опытен в пьяном деле, Вечно румяный, мэтр Раблэ?
      Грузный, как бочки вин токайских, Мудрость свою прикрой плащом, Ты будешь пугалом дев китайских, Бедра обвив зеленым плющом.
      Будь капитаном. Просим! Просим! Вместо весла вручаем жердь... Только в Китае мы якорь бросим, Хоть на пути и встретим смерть!
      87. ЗАВЕЩАНИЕ
      Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей, мертвой земле.
      Пусть высоко на розовой влаге Вечереющих горных озер Молодые и строгие маги Кипарисовый сложат костер
      И покорно, склоняясь, положат На него мой закутанный труп, Чтоб смотрел я с последнего ложа С затаенной усмешкою губ.
      И когда заревое чуть тронет Темным золотом мраморный мол, Пусть задумчивый факел уронит Благовонье пылающих смол.
      И свирель тишину опечалит, И серебряный гонг заревет, В час, когда задрожит и отчалит Огневеющий траурный плот.
      Словно демон в лесу волхвований, Снова вспыхнет мое бытие, От мучительных красных лобзаний Зашевелится тело мое.
      И пока к пустоте или раю Необорный не бросит меня, Я еще один раз отпылаю Упоительной жизнью огня.
      88. ОЗЕРА
      Я счастье разбил с торжеством святотатца, И нет ни тоски, ни укора, Но каждою ночью так ясно мне снятся Большие, ночные озера.
      На траурно-черных волнах ненюфары, Как думы мои, молчаливы, И будят забытые, грустные чары Серебряно-белые ивы.
      Луна освещает изгибы дороги, И видит пустынное поле, Как я задыхаюсь в тяжелой тревоге И пальцы ломаю до боли.
      Я вспомню, и что-то должно появиться, Как в сумрачной драме развязка: Печальная девушка, белая птица Иль странная, нежная сказка.
      И новое солнце заблещет в тумане, И будут стрекозами тени, И гордые лебеди древних сказаний На белые выйдут ступени.
      Но мне не припомнить. Я, слабый, -бескрыл Смотрю на ночные озера И слышу, как волны лепечут без силы Слова рокового укора.
      Проснусь, и как прежде уверены губы, Далеко и чуждо ночное, И так по-земному прекрасны и грубы Минуты труда и покоя.
      89. СВИДАНИЕ
      Сегодня ты придешь ко мне, Сегодня я пойму, Зачем так странно при луне Остаться одному.
      Ты остановишься, бледна, И тихо сбросишь плащ. Не так ли полная луна Встает из темных чащ?
      И, околдованный луной, Окованный тобой, Я буду счастлив тишиной И мраком, и судьбой.
      Так зверь безрадостных лесов, Почуявший весну, Внимает шороху часов И смотрит на луну,
      И тихо крадется в овраг Будить ночные сны, И согласует легкий шаг С движением луны.
      Как он, и я хочу молчать, Тоскуя и любя, С тревогой древнею встречать Мою луну, тебя.
      Проходит миг, ты не со мной, И снова день и мрак, Но, обожженная луной, Душа хранит твой знак.
      Соединяющий тела Их разлучает вновь, Но, как луна, всегда светла Полночная любовь.
      90.
      Ты помнишь дворец великанов, В бассейне серебряных рыб, Аллеи высоких платанов И башни из каменных глыб?
      Как конь золотистый у башен, Играя, вставая на дыбы, И белый чепрак был украшен Узорами тонкой резьбы?
      Ты помнишь, у облачных впадин С тобою нашли мы карниз, Где звезды, как горсть виноградин, Стремительно падали вниз?
      Теперь, о скажи, не бледнея, Теперь мы с тобою не те, Быть может, сильней и смелее, Но только чужие мечте.
      У нас, как точеные, руки, Красивы у нас имена, Но мертвой, томительной скуке Душа навсегда отдана.
      И мы до сих пор не забыли, Хоть нам и дано забывать, То время, когда мы любили, Когда мы умели летать.
      91. СТАРИНА
      Вот парк с пустынными опушками Где сонных трав печальна зыбь, Где поздно вечером с лягушками Перекликаться любит выпь.
      Вот дом, старинный и некрашеный, В нем словно плавает туман; В нем залы гулкие .украшены Изображением пейзан.
      Мне суждено одну тоску нести, Где дед раскладывал пасьянс Ы где влюблялись тетки в юности И танцевали контредасн.
      И сердце мучится бездомное, Что им владеет лишь одна Такая скучная и темная, Незолотая старина.
      ... Теперь бы кручи необорные, Снега серебряных вершин, Да тучи сизые и черные Над гулким грохотом лавин!
      92.
      Он поклялся в строгом храме Перед статуей Мадонны, Что он будет верен даме, Той, чьи взоры непреклонны.
      И забыл о тайном браке, Всюду ласки расточая, Ночью был зарезан в драке И пришел к преддверьям рая.
      "Ты ль в Моем не клялся храме, Прозвучала речь Мадонны, Что ты будешь верен даме, Той, чьи взоры непреклонны
      Отойди, не эти жатвы Собирает Царь Небесный. Кто нарушил слово клятвы, Гибнет, Богу неизвестный".
      Но, печальный и упрямый, Он припал к ногам Мадонны: "Я нигде не встретил дамы, Той, чьи взоры непреклонны".
      93. ВОРОТА РАЯ
      Не семью печатями алмазными В Божий рай замкнулся вечный вход, Он не манит блеском и соблазнами, И его не ведает народ.
      Это дверь в стене, давно заброшенной, Камни, мох, и больше ничего, Возле - нищий, словно гость непрошенный, И ключи у пояса его.
      Мимо едут рыцари и латники, Трубный вой, бряцанье серебра, И никто не взглянет на привратника, Светлого апостола Петра.
      Все мечтают: "Там, у Гроба Божия, Двери рая вскроются для нас, На горе Фаворе, у подножия, Прозвенит обетованный час".
      Так проходит медленное чудище, Завывая, трубит звонкий рог, И апостол Петр в дырявом рубище, Словно нищий, бледен и убог.
      94. ЗАВОДИ
      Н. В. Анненской
      Солнце скрылось на западе За полями обетованными, И стали тихие заводи Синими и благоуханными.
      Сонно дрогнул камыш, Пролетела летучая мышь, Рыба плеснулаеь в омуте... ... И направились к дому те, У кого есть дом С голубыми ставнями, С креслами давними И круглым чайным столом.
      Я один остался на воздухе Смотреть на сонную заводь, Где днем так отрадно плавать, А вечером плакать, Потому что я люблю Тебя, Господи.
      95. КЕНГУРУ
      Утро девушки
      Сон меня сегодня не разнежил, Я проснулась рано поутру И пошла, вдыхая воздух свежий, Посмотреть ручного кенгуру.
      Он срывал пучки смолистых игол, Глупый, для чего-то их жевал, И смешно, смешно ко мне запрыгал, И еще смешнее закричал.
      У него так неуклюжи ласи Но и я люблю ласкать его, Чтоб его коричневые глазки Мигом осветило торжество.
      А потом, охвачена истомой, Я мечтать уселась на скамью; Что ж нейдет он, дальний, незнакомый, Тот один, которого люблю!
      Мысли так отчетливо ложатся, Словно тени листьев поутру. Я хочу к кому-нибудь ласкаться, Как ко мне ласкался кенгуру.
      96. МАЭСТРО
      Н.Л. Сверчкову
      В красном фраке с галунами, Надушенный, встал маэстро, Он рассыпал перед нами Звуки легкие оркестра.
      Звуки мчались и кричали, Как виденья, как гиганты, И метались в гулкой зале, И роняли бриллианты.
      К золотым сбегали рыбкам, Что плескались там, в бассейне, И по девичьим улыбкам Плыли тише и лилейней.
      Созидали башни храмам Голубеющего рая И ласкали плечи дамам, Улыбаясь и играя.
      А потом с веселой дрожью, Закружившись вкруг оркестра, Тихо падали к подножью Надушенного маэстро.
      97. ДОН-ЖУАН
      Моя мечта надменна и проста: Схватить весло, поставить ногу в стремя И обмануть медлительное время, Всегда лобзая новые уста;
      А в старости принять завет Христа, Потупить взор, посыпать пеплом темя И взять на грудь спасающее бремя Тяжелого железного креста!
      И лишь когда средь оргии победной Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный, Испуганный в тиши своих путей,
      Я вспоминаю, что, ненужный атом, . Я не имел от женщины детей И никогда не звал мужчину братом..
      98. ПОПУГАЙ
      Я - попугай с Антильских островов, Но я живу в квадратной келье маг" Вокруг - реторты, глобусы, бумага, И кашель старика, и бой часов.
      Пусть в час заклятий, в вихре голосов И в блеске глаз, мерцающих как шпага, Ерошат крылья ужас и отвага И я сражаюсь с призраками сов...
      Пусть! Но едва под этот свод унылый Войдет гадать о картах иль о милой Распутник в раззолоченном плаще,
      Мне грезится корабль в тиши залива, Я вспоминаю солнце... и вотще Стремлюсь забыть, что тайна некрасива.
      99. ЧИТАТЕЛЬ КНИГ
      Читатель книг, и я хотел найти Мой тихий рай в покорности сознанья, Я их любил, те странные пути, Где нет надежд и нет воспоминанья.
      Неутомимо плыть ручьями строк, В проливы глав вступать нетерпеливо И наблюдать, как пенится поток, И слушать гул идущего прилива!
      Но вечером... О, как она страшна, Ночная тень за шкафом, за киотом, И маятник, недвижный как луна, Что светит над мерцающим болотом!
      100.
      У меня не живут цветы, Красотой их на миг я обманут, Постоят день, другой, и завянут, У меня не живут цветы.
      Да и птицы здесь не живут, Только хохлятся скорбно и глухо, А на утро - комочек из пуха... Даже птицы здесь не живут.
      Только книги в восемь рядов, Молчаливые, грузные томы, Сторожат вековые истомы, Словно зубы в восемь рядов.
      Мне продавший их букинист, Помню, был и горбатым, и нищим... ... Торговал за проклятым кладбищем Мне продавший их букинист.
      101. ЭТО БЫЛО НЕ РАЗ
      Это было не раз, это будет не раз В нашей битве глухой и упорной: Как всегда, от меня ты теперь отреклась, Завтра, знаю, вернешься покорной.
      Но зато не дивись, мой враждующий друг, Враг мой, схваченный темной любовью, Если стоны любви будут стонами мук, Поцелуи - окрашены кровью.
      102. МОЛИТВА
      Солнце свирепое, солнце грозящее, Бога, в пространствах идущего, Лицо сумасшедшее,
      Солнце, сожги настоящее Во имя грядущего, Но помилуй прошедшее!
      103.
      Рощи пальм и заросли алоэ, Серебристо-матовый ручей, Небо, бесконечно-голубое, Небо, золотое от лучей.
      И чего еще ты хочешь, сердце? Разве счастье - сказка или ложь? Для чего ж соблазнам иноверца Ты себя покорно отдаешь?
      Разве снова хочешь ты отравы, Хочешь биться в огненном бреду, Разве ты не властно жить, как травы В этом упоительном саду?
      104. ВЕЧЕР
      Еще один ненужный день, Великолепный и ненужный! Приди, ласкающая тень, И душу смутную одень Своею ризою жемчужной.
      И ты пришла... ты гонишь прочь Зловещих птиц - мои печали. 0, повелительница ночь, Никто не в силах превозмочь Победный шаг твоих сандалий!
      От звезд слетает тишина, Блестит луна - твое запястье, И мне во сне опять дана Обетованная страна Давно оплаканное счастье.
      105 - 108. БЕАТРИЧЕ
      I
      Музы, рыдать перестаньте, Грусть вашу в песнях излейте, Спойте мне песню о Данте Или сыграйте на флейте.
      - Дальше, докучные фавны, Музыки нет в вашем кличе! Знаете ль вы, что недавно Бросила рай Беатриче,
      Странная белая роза В тихой вечерней прохладе... Что это? Снова угроза Или мольба о пощаде?
      Жил беспокойный художник. В мире лукавых обличий Грешник, развратник, безбожник, Но он любил Беатриче.
      Тайные думы поэта В сердце его прихотливом Стали потоками света, Стали шумящим приливом.
      Музы, в сонете-брильянте Странную тайну Отметьте, Спойте мне песню о Данте И Габриеле Россетти.
      II
      В моих садах - цветы, в твоих - печаль. Приди ко мне, прекрасною печалью Заворожи, как дымчатой вуалью, Моих садов мучительную даль.
      Ты - лепесток иранских белых роз, Войди сюда, в сады моих томлений, Чтоб не было порывистых движений, Чтоб музыка была пластичных поз,
      Чтоб пронеслось с уступа на уступ Задумчивое имя Беатриче И чтоб не хор мэнад, а хор девичий Пел красоту твоих печальных губ.
      III
      Пощади, не довольно ли жалящей боли, Темной пытки отчаянья, пытки стыда! Я оставил соблазн роковых своеволий, Усмиренный, покорный, я твой навсегда.
      Слишком долго мы были затеряны в безднах, Волны-звери, подняв свой мерцающий горб, Нас крутили и били в объятьях железных И бросали на скалы, где пряталась скорбь.
      Но теперь, словно белые кони от битвы, Улетают клочки грозовых облаков. Если хочешь, мы выйдем для общей молитвы На хрустящий песок золотых островов.
      IV
      Я не буду тебя проклинать, Я печален печалью разлуки, Но хочу и теперь целовать Я твои уводящие руки.
      Все свершилось, о чем я мечтал Еще мальчиком странно-влюбленным, Я увидел блестящий кинжал В этих милых руках обнаженным.
      Ты подаришь мне смертную дрожь, А не бледную дрожь сладострастья, И меня навсегда уведешь К островам совершенного счастья.
      109 - 111. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
      I. У берега
      Сердце - улей, полный сотами, Золотыми, несравненными! Я борюсь с водоворотами И клокочущими пенами.
      Я трирему. с грудью острою В буре бешеной измучаю, Но домчусь к родному острову С грозовою сизой тучею.
      Я войду в дома просторные, Сердце встречами обрадую И забуду годы черные, Проведенные с Палладою.
      Так! Но кто, подобный коршуну, Над моей душою носится, Словно манит к року горшему, С новой кручи в бездну броситься?
      В корабле раскрылись трещины, Море взрыто ураганами, Берега, что мне обещаны, Исчезают за туманами.
      -И шепчу я, робко слушая Вой над водною пустынею: "Нет, союза не нарушу я С необорною богинею".
      II. Избиение женихов
      Только над городом месяц двурогий Остро прорезал вечернюю мглу, Встал Одиссей на высоком пороге, В грудь Антиноя он бросил стрелу.
      Чаша упала из рук Антиноя, Очи окутал кровавый туман, Легкая дрожь... и не стало героя, Лучшего юноши греческих стран.
      Схвачены ужасом, встали другие, Робко хватаясь за щит и за меч. Тщетно! Уверены стрелы стальные, Злобно-насмешлива царская речь:
      "Что же, князья знаменитой Итаки, Что не спешите вы встретить царя, Жертвенной кровью священные знаки Запечатлеть у его алтаря?
      Вы истребляли под грохот тимпанов Все, что мне было богами дано, Тучных быков, круторогих баранов, С кипрских холмов золотое вино.
      Льстивые речи шептать Пенелопе, Ночью ласкать похотливых рабынь Слаще, чем биться под музыку копий, Плавать над ужасом водных пустынь!
      Что обо мне говорить вы могли бы? - Он никогда не вернется домой, Труп его съели безглазые рыбы В самой бездонной пучине морской.
      Как? Вы хотите платить за обиды? Ваши дворцы предлагаете мне? Я бы не принял и всей Атлантиды, Всех городов, погребенных на дне!
      Звонко поют окрыленные стрелы, Мерно блестит угрожающий меч, Все вы, князья, и трусливый и смелый, Белою грудой готовитесь лечь.
      Вот Евримах, низкорослый и тучный, Бледен... бледнее он мраморных стен, В ужасе бьется, как овод докучный, Юною девой захваченный в плен.
      Вот Антином... разъяренные взгляды .. Сам он громаден и грузен, как слон, Был бы он первым героем Эллады, Если бы с нами отплыл в Илион.
      Падают, падают тигры и лани И никогда не поднимутся вновь. Что это? Брошены красные ткани, Или, дымясь, растекается кровь?
      Ну, собирайся со мною в дорогу, Юноша светлый, мой сын Телемах! Надо служить беспощадному богу, Богу Тревоги на черных путях.
      Снова полюбим влекущую даль мы И золотой от луны горизонт, Снова увидим священные пальмы И опененный, клокочущий Понт.
      Пусть незапятнано ложе царицы, Грешные к ней прикасались мечты. Чайки белей и невинней зарницы Темной и страшной ее красоты".
      III. Одиссей у Лаэрта
      Еще один старинный долг, Мой рок, еще один священный! Я не убийца, я не волк, Я чести сторож неизменный.
      Лица морщинистого черт В уме не стерли вихри жизни. Тебя приветствую, Лаэрт, В твоей задумчивой отчизне.
      Смотрю: украсили сады Холмов утесистые скаты. Какие спелые плоды, Как сладок запах свежей мяты!
      Я слезы кротости пролью, Я сердце к счастью приневолю, Я земно кланяюсь ручью, И бедной хижине, и полю.
      И сладко мне, и больно мне Сидеть с тобой на козьей шкуре, Я верю - боги в тишине, А не в смятеньи и не в буре.
      Но что мне розовых харит Неисчислимые услады?! Над морем встал алмазный щит Богини воинов, Паллады.
      Старик, спеша отсюда прочь, Последний раз тебя целую И снова ринусь грудью в ночь Увидеть бездну грозовую.
      Но в час, как Зевсовой рукой Мой черный жребий будет вынут, Когда предсмертною тоской Я буду навзничь опрокинут,
      Припомню я не день войны, Не праздник в пламени и дыме, Не ласки знойные жены, Увы, делимые с другими,
      Тебя, твой миртовый венец, Глаза, безоблачнее неба, И с нежным именем "отец" Сойду в обители Эреба,
      112 - 115. КАПИТАНЫ
      На полярных морях и на южных, По изгибам зеленых зыбей, Меж базальтовых скал и жемчужных Шелестят паруса кораблей.
      Быстрокрылых ведут капитаны, Открыватели новых земель, Для кого не страшны ураганы, Кто изведал мальстремы и мель,
      Чья не пылью затерянных хартий, Солью моря пропитана грудь, Кто иглой на разорванной карте Отмечает свой дерзостный путь
      И, взойдя на трепещущий мостик, Вспоминает покинутый порт, Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт,
      Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так что сыпется золото с кружев, С розоватых брабантских манжет.
      Пусть безумствует море и хлещет, Гребни волн поднялись в небеса, Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса.
      Разве трусам даны эти руки, Этот острый, уверенный взгляд Что умеет на вражьи фелуки Неожиданно бросить фрегат,
      Меткой пулей, острогой железной 0 Настигать исполинских китов И приметить в ночи многозвездной Охранительный свет маяков?
      II
      Вы все, паладины Зеленого Храма, Над пасмурным морем следившие румб, Гонзальво и Кук, Лаперуз и де-Гама, Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
      Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий, Синдбад-Мореход и могучий Улисс, 0 ваших победах гремят в дифирамбе Седые валы, набегая на мыс!
      А вы, королевские псы, флибустьеры, Хранившие золото в темном порту, Скитальцы .арабы, искатели веры И первые люди на первом плоту!
      И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет, Кому опостылели страны отцов, Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет, Внимая заветам седых мудрецов!
      Как странно, как сладко входить в ваши грезы, Заветные ваши шептать имена, И вдруг догадаться, какие наркозы Когда-то рождала для вас глубина!
      И кажется - в мире, как прежде, есть страны, Куда не ступала людская нога, Где в солнечных рощах живут великаны И светят в прозрачной воде жемчуга.
      С деревьев стекают душистые смолы, Узорные листья лепечут; "Скорей, Здесь реют червонного золота пчелы, Здесь розы краснее, чем пурпур царей!"
      И карлики с птицами спорят за гнезда, И нежен у девушек профиль лица... Как будто не все пересчитаны звезды, Как будто наш мир не открыт до конца!
      III
      Только глянет сквозь утесы Королевский старый форт, Как веселые матросы Поспешат в знакомый порт.
      Там, хватив в таверне сидру, 0 Речь ведет болтливый дед, Что сразить морскую гидру Может черный арбалет.
      Темнокожие мулатки И гадают, и поют, И несется запах сладкий От готовящихся блюд.
      А в заплеванных тавернах От заката до утра Мечут ряд колод неверных Завитые шулера.
      Хорошо по докам порта И слоняться, и лежать, И с солдатами из форта Ночью драки затевать.
      Иль у знатных иностранок Дерзко выклянчить два су, Продавать им обезьянок С медным обручем в носу.
      А потом бледнеть от злости Амулет зажать в полу, Вы проигрывая в кости На затоптанном полу.
      Но смолкает зов дурмана, Пьяных слов бессвязный лет, Только рупор капитана Их к отплытью призовет.
      IV
      Но в мире есть иные области, Луной мучительной томимы. Для высшей силы, высшей доблести Они навек недостижимы.
      Там волны с блесками и всплесками Непрекращаемого танца, И там летит скачками резкими Корабль Летучего Голландца.
      Ни риф, ни мель ему не встретятся, Но, знак печали и несчастий, Огни святого Эльма светятся, Усеяв борт его и снасти.
      Сам капитан, скользя над бездною, За шляпу держится рукою, Окровавленной, но железною, В штурвал вцепляется - другою.
      Как смерть, бледны его товарищи, У всех одна и та же дума. Так смотрят трупы на пожарище, Невыразимо и угрюмо.
      И если в час прозрачный, утренний Пловцы в морях его встречали, Их вечно мучил голос внутренний Слепым предвестием печали.
      Ватаге буйной и воинственной Так много сложено историй, Но всех страшней и всех таинственней Для смелых пенителей моря
      О том, что где-то есть окраина Туда, за тропик Козерога! Где капитана с ликом Каина Легла ужасная дорога.
      116. СОН АДАМА
      От плясок и песен усталый Адам. Заснул, неразумный, у Древа Познанья. Над ним ослепительных звезд трепетанья, Лиловые тени скользят по лугам,
      И дух его сонный летит над лугами, Внезапно настигнут зловещими снами.
      Он видит пылающий ангельский меч, Что жалит нещадно его и подругу И гонит из рая в суровую вьюгу, Где нечем прикрыть им ни бедер, ни плеч... Как звери, должны они строить жилище, Пращой и дубиной искать себе пищи.
      Обитель труда и болезней... Но здесь Впервые постиг он с подругой единство. Подруге - блаженство и боль материнства, И заступ - ему, чтобы вскапывать весь. Служеньем Иному прекрасны и грубы, Нахмурены брови и стиснуты губы.
      Вот новые люди... Очерчен их рот, Их взоры не блещут, и смех их случаен. За вепрями сильный охотится Каин, И Авель сбирает маслины и мед, Но воле не служат они патриаршей: Пал младший, и в ужасе кроется старший.
      И многое видит смущенный Адам: Он тонет душою в распутстве и неге, Он ищет спасенья в надежном ковчеге И строится снова, суров и упрям, Медлительный пахарь, и воин, и всадник ... Но Бог охраняет его виноградник.
      На бурный поток наложил он узду, Бессонною мыслью постиг равновесье, Как ястреб врезается он в поднебесье, У косной земли отнимает руду.
      Покорны и тихи, хранят ему книги Напевы поэтов и тайны религий.
      И в ночь волхвований на пышные мхи К нему для объятий нисходят сильфиды, К услугам его, отомщать за обиды И звездные духи, и духи стихий, И к солнечным скалам из грозной пучины Влекут его челн голубые дельфины.
      Он любит забавы опасной игры Искать в океанах безвестные страны, Ступать безрассудно на волчьи поляны И видеть равнину с высокой горы, Где с узких тропинок срываются козы И душные, красные клонятся розы.
      Он любит и скрежет стального резца, Дробящего глыбистый мрамор для статуй, И девственный холод зари розоватой, И нежный овал молодого лица, Когда на холсте под ударами кисти Ложатся они и светлей, и лучистей.
      Устанет и к небу возводит свой взор, Слепой и кощунственный взор человека: Там, Богом раскинут от века до века, Мерцает над ним многозвездный шатер. Святыми ночами, спокойный и строгий, Он клонит колена и грезит о Боге.
      Он новые мысли, как светлых гостей, Всегда ожидает из розовой дали, А с ними, как новые звезды, печали Еще неизведанных дум и страстей,
      Провалы в мечтаньях и ужас в искусстве, Чтоб сердце болело от тяжких предчувствий.
      И кроткая Ева, игрушка богов, Когда-то ребенок, когда-то зарница, Теперь для него молодая тигрица, В зловещем мерцаньи ее жемчугов, Предвестница бури, и крови, и страсти, И радостей злобных, и хмурых несчастий.
      Так золото манит и радует взгляд, Но в золоте темные силы таятся, Они управляют рукой святотатца И в братские кубки вливают свой яд, Не в силах насытить, смеются и мучат" И стонам и крикам неистовым учат.
      Он борется с нею. Коварный, как змей, Ее он опутал сетями соблазна. Вот Ева - блудница, лепечет бессвязно, Вот Ева - святая, с печалью очей, То лунная дева, то дева земная, Но вечно и всюду чужая, чужая.
      И он, наконец, беспредельно устал, Устал и смеяться и плакать без цели; Как лебеди, стаи веков пролетели, Играли и пели, он их не слыхал; Спокойный и строгий, на мраморных скалах, Он молится Смерти, богине усталых:
      "Узнай, Благодатная, волю мою: На степи земные, на море земное, На скорбное сердце мое заревое Пролей смертоносную влагу свою.
      Довольно бороться с безумьем и страхом. Рожденный из праха, да буду я прахом!"
      И, медленно рея багровым хвостом, Помчалась к земле голубая комета.. И страшно Адаму, и больно от света, И рвет ему мозг нескончаемый гром. Вот огненный смерч перед ним закрутился, Он дрогнул и крикнул... и вдруг пробудили
      Направо - сверкает и пенится Тигр, Налево - зеленые воды Евфрата, Долина серебряным блеском объята, Тенистые отмели манят для игр, И Ева кричит из весеннего сада: "Ты спал и проснулся... Я рада, я рада!"