14

Лейтенант Марков позвонил через полчаса. — Все будет так, как вы просили. На нужном месте не будет никого до десяти часов. Остальное выполняю.

— Желаю удачи! — сказал Аввакум, опуская трубку. Захватив с собой вчерашнюю монтерскую сумку, он вышел на улицу.

Вечер выдался теплый, дул легкий ветерок. Улицы сияли огнями.

Найдя нужный дом, он огляделся по сторонам и быстро скользнул через двустворчатую дверь в подъезд. Там не было никого. Он поднялся по лестнице на площадку второго этажа. Внизу сработал автоматический выключатель, и свет погас; Аввакум нажал на кнопку. На коричневой двери блестела бронзовая дощечка: «СВЕТОЗАР ПОДГОРОВ».

Замок системы «Ялле» Аввакум знал как свои пять пальцев, ему не понадобилось рыться в сумке. Вынув из кармана пиджака универсальную отмычку, он тут же отпер дверь.

Освещая себе путь синим светом электрического фонаря, он прошел через отделанный красным деревом вестибюль с продолговатыми зеркалами на стенах и оказался в просторной гостиной-ротонде с мраморным полом и лепным потолком. Посреди журчал маленький фонтанчик, в бассейне, выложенном разноцветной плиткой, резвились золотые рыбки. Из гостиной три двери, прикрытые красными плюшевыми портьерами, вели в комнаты.

Аввакум открыл наудачу одну из дверей и улыбнулся: с первой же попытки он попал в кабинет Подгорова. В комнате было немного мебели: роскошный письменный стол красного дерева в стиле барокко, высокое кресло с изогнутой спинкой и две картины в легких, изящных рамах. Аввакум поднял фонарик: тут были цветные репродукции с картин Ренуара «Цветы в бронзовой вазе» и «После купания». Больше в комнате ничего не было. Единственный ящик стола был не заперт, в нем валялись пустяковые предметы — несколько карандашей, чистый блокнот и пузырек зеленых чернил для авторучки.

Аввакум отвернул ковер — паркет всюду был одинаково гладок. Простукал стены — никаких признаков пустот. Он почувствовал, как кровь стучит в висках, — неудачный поиск не даст ответа на очень важный вопрос.

Он снова направил фонарик на картины. «Цветы в бронзовой вазе» висели на стене ровно, как по нивелиру. Но картина «После купания» была чуть сдвинута вправо и нагая девушка неестественно клонилась набок. Аввакум пододвинул к стене стул и, застелив сиденье носовым платком, бережно снял картину с крючка. Подложки за репродукцией не было, да и гвоздики, прикреплявшие ее к раме, очевидно, никогда не вынимались. Они были забиты до отказа, а на головках не было следов клещей.

И все же картину трогали, и притом недавно. Светозар Подгоров, человек педантичный, вряд ли оставил бы у себя над головой криво висящую картину. Аввакум поднес фонарик к самой стене и отдернул руку, будто укололся. Так вот в чем была хитрость! Крючок оказался срезанной головкой тонкого ключа. Повернув его, Аввакум потянул крючок на себя и из стены откинулся небольшой железный ящичек. Он так идеально вписывался в углубление в стене, что на зеленых обоях не виднелось ни щелки. «Но с помощью лупы я все-таки обнаружил бы его», — подумал Аввакум.

В ящичке лежала книга в переплете, а на ней фотография. Он взглянул на снимок, нахмурился и положил его в бумажник. Визит без приглашения завершился весьма удачно. Но зачем была спрятана в тайник эта книга? Аввакум открыл ее и прочитал заглавие: Иван Вазов, «Под игом». Издание было из последних, без автографа и не представляло библиографической редкости. Такая книга была и в библиотеке Аввакума.

Покачав озадаченно головой, он стал быстро листать страницы, следя за цифрами. Когда он перевернул тридцать пятую страницу, по губам его скользнула тихая, торжествующая улыбка. Рядом с колонцифрой 35 были приписаны два нуля, а под ними небрежным почерком нацарапано слово: «Вазови». Конечно, это ключ шифра!

Положив книгу на место, он оставил все как было.

Около девяти он вышел на улицу. Наскоро подкрепившись в первом попавшемся ресторанчике, Аввакум в десять был уже у себя дома. Собрав кое-какие вещи в чемодан, он погасил свет и, не раздеваясь, прилег на кушетку.

Сквозь охватившую его дремоту он услышал резкий звонок телефона.

— Инспектор выехал из города на своей машине десять минут назад, — сообщил лейтенант Марков с торжественными и тревожными нотками в голосе. — Полным ходом движется к Пазарджику!

— Хорошо, — сказал Аввакум, зевая, — Даже очень хорошо. Схватив чемодан, Аввакум тихо выскользнул на улицу. Близилась полночь. Аввакум поглядел на небо — звезды скрылись за облаками.

Впереди вспыхнули и погасли фары. Навстречу мчался автомобиль.

Первое радиосообщение настигло его за Ихтиманом. В наушниках раздались какие-то странные резкие звуки; точки и тире запищали, как отчаянный вопль о помощи, затем все сразу стихло и в мембранах трижды, с краткими паузами, прозвучали кодовые позывные.

Аввакум сбавил скорость и остановил машину у обочины. При тусклом свете верхней лампочки он открыл передатчик, настроился на волну и передал в эфир: «Прием». Вскоре последовало сообщение: «Синяя „волга“ только что вышла со станции Белове. По указанию полковника за вами движется приданная вам вездеходная машина ГАЗ-69А. Водитель вам знаком». Аввакум отстучал: «Понял. Благодарю», — нажал на стартер и понесся дальше по асфальтированному шоссе.

Каждые пятнадцать минут его регулярно извещали о маршруте синей «волги». Прокопии Недялков ехал со средней скоростью семьдесят километров в час, и Аввакуму ничего не стоило сократить расстояние между ними, но он остерегался чрезмерного сближения. Заподозрив недоброе, инспектор, конечно, постарался бы пропустить Аввакума вперед.

Проехав Звыничево, Аввакум снова свернул на обочину, выключил мотор и открын дверцу, прислушался Ветерок тихо шумел в листве невидимых в темноте деревьев. Аввакум с насаждением закурил сигарету и посмотрел на часы. Был третий час ночи.

Захлопнув дверцу, он поднял стекла и. установив связь с управлением запросил последние сведения о синей «волге» Ему ответили, что машина десять минут назад, выехала из Пизарджчка и движется к Пловдиву.

— Записывайте, — продиктовал Аввакум — Во-первых: наш приятель поедет через Кричим к Девину. Прикажите останавливать его на каждом противоящурном кордоне и тщательно дезинфицировать и его самого и машину. Неплохо будет подстроить ему прокол шины или какое-нибудь другое «случайное» препятствие, чтобы задержать на час-два и не допустить в Тешел ранее восьми часов утра… Записали?.. Второе: немедленно свяжитесь со Смолянским управлением и передайте, чтобы дорогу Тешел-Триград и окрестности Триграда поставили под усиленное наблюдение. Опишите приметы инспектора и к утру поднимите на ноги местные партийные организации. Записали?.. Третье: немедленно установить негласное наблюдение за подозрительными лицами в Триграде, а особенно за Ракипом Колибаровым. Точка… Как только инспектор свернет к Девину, немедленно известите меня. Буду на приеме возле Пазарджика. Постараюсь в Доспате догнать синюю «волгу»… Конец.

Лоб и руки у него вспотели. Открыв дверцу, он перевел дух. Когда он закуривал, мощный луч желтого света осветил машину. В нескольких шагах слева из темноты вдруг ярко выступило раскидистое дерево с позлащенными листьями. «Как в сказке», — улыбнулся Аввакум и почувствовал, что его неудержимо клонит ко сну.

Скрипнули тормоза, желтый свет погас. Исчезло и дерево; запахло нагретым машинным маслом и бензином.

— Здравия желаем! — услышал Аввакум, как сквозь плотную завесу, знакомый мужской голос.

«Непременно надо передохнуть», — подумал Аввакум и спросил:

— Хорошо ли переключаются скорости?

— Отчего бы нет — еще как! — рассмеялся шофер.

— Ты поедешь в моей машине, а я пересяду на «газик», — сказал Аввакум.

Шофер стоял возле машины и молчал.

— Садись рядом, — сказал Аввакум. — Вот тебе наушники. Так. Теперь ты похож на заправского летчика. Впрочем, мы с тобой второй раз меняемся рулями… Ты помнишь?

Аввакум прислонился лбом к холодному стеклу дверцы и прикрыл глаза. И сразу же погрузился в какой-то мрачный, бездонный колодец: вокруг клочьями плыл сизо-белый туман, как тот, что в непогоду чалмой окутывал голое темя Карабаира. Откуда ни возьмись, перед глазами мелькнуло румяное лицо Марко Крумова из Илчовой корчмы. Все это было так нелепо, что Аввакум даже зажмурился. Причем тут Марко Крумов?.. Момчиловский корчмарь исчез, и на его месте возникло яркое освещенное дерево с золотящейся листвой. «Как в сказке, — подумал Аввакум. — Если дерево напоминает мне сказку, значит, я не сплю!» Ему захотелось снова опуститься в мрачный колодец с туманами, но в голове вдруг засел навязчивый вопрос: «А почему ты непременно хочешь заснуть?» Аввакум не привык оставлять вопросы без ответа, но в эту минуту ему не хотелось отвечать ни на какие вопросы. «Поболтаю-ка лучше с шофером», — решил он и полез в карман за сигаретами.

— Товарищ капитан, — легонько подталкивая Аввакума локтем, сказал вдруг шофер. — Вызывают!

Из Софии сообщали:

«Синяя „волга“ только что выехала из Кричима. Приняты меры, чтобы не допустить ее в Тешел ранее восьми. Ваши распоряжения переданы. Свяжитесь в Триграде с лейтенантом Георгиевым».

«Следую через Пештеру в Доспат. — передал Аввакум. — Пусть лейтенант Георгиев ждет меня в Тешеле у моста».

Аввакум не бывал в Триграде, но из рассказов Анастасия знал, что ущелье заканчивается у моста.

Время близилось к трем часам ночи.

Аввакум, взяв с собой передатчик, пересел на «газик», а шоферу наказал следовать за собой, предупредив, что от Доспата до Борина проселок сильно разъезжен грузовиками, а местами совершенно разбит. Пожелав ему счастливого пути. Аввакум включил зажигание и дал газ. Мотор взревел, задыхаясь, потом заработал ровно, и машина помчалась по шоссе. Красный свет стоп-сигнала быстро растаял в чернильном мраке ночи.

15

На второй же день после вспышки эпизоотии ящура в пограничном районе Смолянское окружное управление направило в Триград лейтенанта Георгиева. Он прибыл туда с двумя помощниками и мулом, навьюченным полосатыми мешками и другими геодезическими инструментами. В сельсовете он предъявил свои документы, и через полчаса все триградцы уже знали, что в село прибыли геодезисты делать план будущей сельской плошали. Помощники Георгиева расположились в школе, а начальник, как положено по чину, устроился в кабинете председателя общинного совета. Там ему поставили топчан, принесли тюфяк, одеяла, и начальник почувствовал себя как дома.

Этот грузный, рано облысевший, коренастый мужчина с влажными желтоватыми глазами и толстыми губами держался особняком. К делу своему относился по пословице. «Работа не волк — в лес не убежит», спал допоздна, а проснувшись, потягивал через соломинку холодную сливовицу из расписной баклажки и, усевшись на подоконник председательского кабинета, заигрывал с сельскими молодухами и весело хохотал на все село. Раз или два в день он выходил к своим помощникам, важно прищурясь, глядел в нивелир, бранил их и заставлял вытаскивать колышки и переставлять на несколько сантиметров в сторону. Затем, хмуро поглядывая на посеревшее от зноя небо, лениво обходил несколько раз площадь и скрывался в тени председательского навеса.

Триградцы невзлюбили его, очевидно, из-за шуточек, которые он щедро отпускал по адресу молодых женщин. Один только Ракип Колибаров подружился с ним — несколько —раз приносил ему свежую рыбу, а однажды прислал с женой горшок овечьего кислою молока.

Так выглядел «начальник» днем. Но поздно вечером, после ужина, этот неповоротливый человек преображался: он становился проворным, как рысь, — перескакивал через наборы, пробирался вдоль плетней и устраивал в укромных местах встречи то с секретарем парторганизации, то с председателем кооператива, то с офицерами пограничной заставы Но, несмотря на все ухищрения, разведка не принесла ценных сведений.

Двадцать второго августа около семи часов утра на лугу, прозванном «Джуклево гумно», видели жену Ракипа Колибарова — она пасла там телку. В это же время там слонялся Ахмед Парутев, племянник бригадира животноводов Халила Бумбова, якобы выслеживая у Даудовой кошары кабаний выводок Женщина подогнала телку к кошаре — заброшенной, полусгнившей хижине, где ее поджидал Ракип. Пошептавшись о чем-то в кустах за хижиной, они разошлись. Ракип пошел по дороге, ведущей в Видлу, а жена его вернулась на Джуклево гумно. То же самое повторилось и двадцать шестого августа, но на этот раз Ракип пошел не в Видлу, а направился по тропинке через лес в деревню Кестен. Лейтенант хорошо помнил, что двадцать второго и двадцать шестого августа Ракип приносил ему свежую форель к ужину.

В остальные дни жена Ракипа выюняла телку на луга к востоку от села. Ахмед Парутев по-прежнему выходил на заре «поохотиться» возле Джуклева гумна. То была дикая, безлюдная местность, трава и папоротник поднимались там выше пояса.

В Тешел Аввакум прибыл на рассвете. Лейтенант Георгиев отвел его «газик» на постоялый двор, вскинул на плечо рацию и быстрым шагом пошел по мосту к проселку, ведущему на Триград. Пока они добирались до зарослей, где лейтенант спрятал свой мотоцикл, он рассказал Аввакуму все, что успел разузнать о Ракипе.

Аввакум с трудом передвигал ноги, глаза у него слезились. Он все время зевал и поеживался от холода.

— В прошлом году вы выглядели куда лучше, — озабоченно заметил лейтенант.

Аввакум кивнул головой.

— Отвести вас в мою резиденцию?

— Ведите меня прямо к Ахмеду Парутеву, — хмуро сказал Аввакум. В ущелье было мрачно, над пенящейся речкой стелился легкий туман. Чемодан привязали к багажнику, рацию Аввакум закинул за плечи, и мотоцикл затарахтел по неровной дороге. Подъезжая к селу, лейтенант повернул вправо и по ложбинам и полянам выехал на западную окраину. Домики здесь стояли в отдалении друг от друга, среди зеленеющих кустов и лесной поросли на месте старой вырубки. Лейтенант остановился перед низкой оградой из плитняка, толкнул ногой калитку и вошел в маленький дворик, где стоял приземистый домик с замшелой черепичной крышей и зарешеченными оконцами, стенами из плетня, обмазанного глиной. Аввакум закурил, вынул из портмоне две таблетки кофеина и поморщившись, проглотил. Небо затянуло тучами, собирался мелкий, затяжной дождь.

Лейтенант вернулся к калитке с красивым стройным парнем, мускулистым, тянущимся ввысь, как горный бук.

— Это Ахмед, — сказал он, кивая на парня, — ему можно довериться, как родному брату.

Аввакум протянул Ахмеду руку, и тот порывисто пожал ее.

— Ахмед, — вполголоса спросил Аввакум, — далеко ли отсюда до «Джуклева гумна»?

— Полчаса ходу через лес, — тихо ответил Ахмед. Аввакум поглядел за ограду.

— Кто здесь живет?

— Я один, — сказал Ахмед. — Это наш старый дом. Мы живем в селе возле общинного совета.

— Отнеси эти вещи в дом и хорошенько запри дверь, — приказал Аввакум.

Когда Ахмед ушел, Аввакум сказал лейтенанту:

— Передайте на заставу телефонограмму, чтобы усилили охрану полосы и спустили собак. Если кто-нибудь попадется на границе, шума не поднимать. Прекратить наблюдение за женой Ракипа. но с него не спускать глаз. Не чинить никаких препятствий инспектору, который приедет из Софии, но следить за каждым его шагом. Поднимите на ноги всех надежных людей и поручите самым смышленым парням следить за Ракипом и инспектором. Вы оставайтесь в сельсовете. Я буду поддерживать с вами связь через Ахмеда.

Дорога через притихший темный бор вывела Аввакума поистине на сказочную поляну. Вокруг темнели вековые сосны, вся она заросла высоченным папоротником, ежевикой и сочной травой. К югу поляна слегка приподнималась, и там, где снова вдавалась в лес, торчала обожженная молнией, сломанная пополам гигантская сосна. Почерневшая, без хвои, она напоминала вылезшего из преисподней мертвеца.

Аввакум не сводил глаз с этой сосны и молчал.

— Вот это и есть «Джуклево гумно», — прошептал Ахмед Было тихо, ни одна былинка не шелохнулась в этот утренний час.

— Если мы не опоздали, то все в порядке, — тихо заметил Аввакум. Дав знак Ахмеду стоять на месте, он пошел в обход поляны начав от обгорелой сосны.

Пограничная полоса проходила южнее поляны, и было естественно полагать, что агент из-за границы выходит на поляну с юга.

Аввакум ни минуты не сомневался в том, что Светозар Подгорев сообщается со своими иностранными хозяевами только через связных. После провала Бояна Ичеренского радиопеленгаторные посты не засекли ни одной тайной передачи в этом районе. Следовательно, местная агентура, поддерживая связь со своими заграничными контрагентами, обходилась без помощи радио, пользуясь простейшим, «классическим» способом — связным. О том же говорил и найденный в тайнике Подгорова код шифра. Два нуля, приписанные к колонцифре 35, и слово «Ваэови» раскрывали упрощенный шифр, составленный либо на основе текста «Под игом», либо путем определенной замены букв. Подобные упрощенные шифровые системы не применяются в радиопередачах. Если координаты передатчика и частота волн засечены, то быстрая расшифровка радиограммы ведет к неминуемому провалу, как это было с Ичеренским. Найденный в тайнике Подгорова ключ шифра недвусмысленно свидетельствовал о письменном характере связи с заграницей. Третьим доказательством в пользу того же довода служил инспекторский пост Прокопия Недялкова. Помощник Подгорова, будучи инспектором, имел возможность разъезжать по всей стране, встречаться с кем и когда угодно, а значит, имел возможность получать и передавать любую информацию и документы. Зачем полагаться на рискованную радиосвязь, если есть такие удобные связные?

Отсюда Аввакум вполне логично сделал весьма важный вывод — Светозар Подгорев поддерживает письменную связь со своими заграничными хозяевами.

Из поездки Прокопия Недялкова в район Триграда следовал другой, не менее важный вывод, что его там ждет агент с какой-то передачей. Прокопий Недялков спешил приехать пораньше, к началу дня. Это значило, что передача уже доставлена накануне вечером или же ночью.

Надо было успеть перехватить эту передачу.

Стараясь ступать бесшумно, Аввакум вышел на южный край поляны и стал внимательно осматривать землю. Но земля была засыпана толстым, как тюфяк, многолетним слоем опавшей хвои. Следов не было видно, но Аввакум заметил, что местами хвоя придавлена, перепревшие иглы надломлены и свалялись. Опустившись на колени, он сантиметр за сантиметром продвигался вперед от следа к следу.

Так он подошел к обгоревшей сосне.

Даже неопытный глаз заметил бы, что хвоя вокруг ствола плотно утоптана. Аввакум несколько секунд стоял, оглядывая подножие и ствол сосны. Не было никаких вмятин ни под ногами, ни на стволе. Вдруг Аввакум улыбнулся: на обгорелой верхушке дерева, валявшейся рядом с торчащим остатком ствола, меж засохших ветвей выделялся своим оттенком более гладкий участок коры. Очевидно, к этому месту прикасались руки. Обхватив верхушку дерева обеими руками, Аввакум сдвинул ее в сторону.

Меж корней обнажилось небольшое углубление, присыпанное хвоей, но в нем ничего не было. Аввакум закусил губу — было ясно, что кто-то успел опередить его.

Теперь этот «кто-то» спешит в Тешел к Прокопию Недялкову. А быть может, они уже встретились и синяя «волга» мчится обратно в Софию. Возможно и третье: Прокопий Недялков спокойно завтракает в какой-нибудь корчме, а его посыльный направляется в Девин и следы его теряются.

Аввакум горько усмехнулся — счастье, видимо, изменило ему: «Груши опоздал на полчаса, и Наполеон проиграл битву при Ватерлоо», — вспомнил он, как обычно в такие минуты, но ему было не до смеха.

Сидя на поваленной верхушке дерева и глядя машинально на углубление меж корневищ, Аввакум обратил внимание на лежащую рядом почерневшую сосновую шишку. Конечно, шишка не с неба свалилась.

Кровь снова застучала у него в висках. Разумеется, шишка положена как условный знак, у которого могут быть только два значения: либо «я взял», либо «ищи».

Аввакум погрузил руку в хвою почти до запястья и вытащил сложенный пополам листок, отбежал в кусты и. бросившись на землю меж деревьев, положил его перед собой, затем вынул записную книжку и карандаш. Как он и предвидел, перед ним оказался образец примитивного шифра с заменой букв. Вспомнив ключевое слово «Вазови» с тридцать пятой страницы спрятанного в стене экземпляра «Под игом», он моментально набросал на листке ключевую схему:

Колонки из двух цифр гласили:

«Почуяли опасность», — усмехнулся про себя Аввакум. Теперь перед ним возникла новая задача, которая кроется за словом «Пловдив». Вырвав еще страничку из записной книжки, он, глядя на схему, зашифровал цифровыми колонками такое сообщение:

Сложив листок так, чтобы он не отличался от прежнего, он бережно спрятал его в углублении под обгорелой верхушкой сосны.

Седьмой час был на исходе. С помрачневшего неба посыпал мелкий Дождь. Аввакум еще раз обогнул поляну и подошел к Ахмеду.

— Ахмед, — сказал он, глядя парню в глаза, — сможешь ли ты сделать одно очень важное дело?

Парень усмехнулся и пожал плечами.

— Спрячься где-нибудь поблизости, но так, чтоб и птицы не заметили тебя. Не спускай глаз с обгоревшей сосны. Меня очень интересует, придет ли кто-нибудь сюда и будет ли шарить под сосной.

— Только и всего?

— Только и всего, — ответил Аввакум.

— И если придет, не трогать его? — озадаченно спросил Ахмед, берясь за рукоятку кинжала.

— Он не должен заметить ни твоей тени, ни дыхания. Не должен видеть и следов. Ты понял меня, Ахмед? — строго спросил Аввакум.