Он должен делать свое дело, не вызывая ни малейшего подозрения у часовых.
      Три года назад с ним произошло забавное приключение, из которого ему лишь чудом удалось выйти живым и невредимым. Произошло это недалеко от Архангельска, у того места, где река Северная Двина впадает в Белое море. В силу определенных обстоятельств у них сильно возрос интерес к этому заливу, поэтому туда был послан 07. К назначенному пункту его доставили на подводной лодке, а потом ночью, уже на маленькой моторке, он добрался до устья реки.
      На рассвете 07 принялся за дело - направлял камеру то туда, то сюда и до того увлекся, что незаметно для себя ушел слишком далеко. Места оказались очень живописными, вокруг было безлюдно и тихо, все предрасполагало к отдыху. Он прилег на траву и, опершись на локти, стал глядеть на противоположный берег. Вдруг у него перед глазами вынырнула из тени и заскользила по воде большая черная лодка; двигалась она тихо-тихо, как во сне. Лодка остановилась почти против него, и сидевший в ней человек, размахнувшись, забросил удочку. 07 прильнул к земле - трава в этом месте была высокая, заметить его было трудно - и приставил к глазам бинокль: в лодке сидел красивый молодой человек с чуть вздернутым носом и подстриженными усиками, на голове у него - военная фуражка, на плечи накинута шинель, а на коленях автомат. Наверное, какой-нибудь лейтенант-пограничник решил после ночного дежурства немного побыть на воздухе, порыбачить. Пускай себе рыбачит! Трава, слава богу, тут высокая, можно и подождать.
      Вскоре лейтенант повернулся к нему спиной, прикрепил у кормы удочку к какому-то выступу, положил на дно лодки шинель и лег - за высоким бортом лодки
      его не было видно. "То ли парень действительно завалился спать на дне лодки, то ли делает вид, что спит, надеясь обмануть меня, одно из двух. Если второе, значит, он за мной следит сквозь какую-нибудь щель в лодке и дожидается, пока я встану, чтоб своим автоматом превратить меня в решето",подумал 07. И поскольку ему была отвратительна сама мысль, что его могут превратить в решето, он предпочел и дальше смирно лежать в траве и терпеливо ждать в надежде, что судьба ему улыбнется. И уже несколько минут спустя он смог убедиться, что старый опыт не подвел его и в этот раз: лейтенант поднялся, и, заняв прежнее положение, молча и неподвижно уставился в противоположный берег - старался не шевелиться, чтоб не спугнуть рыбу - пускай клюет.
      "А не наблюдает ли он за мной и за этим местом с помощью какого-нибудь зеркала?" - подумал 07. У него богатый опыт, и он не позволит, чтобы его так просто обвели вокруг пальца. Терпение!
      Но на сей раз терпение чуть было не отправило его па тот свет. Спас его инстинкт, кровь его далекого предка, жившего десять, а то и все пятьдесят тысяч лет назад. Она текла в его жилах, по-прежнему обладая способностью предчувствовать и бить тревогу.
      07 вдруг обернулся, взглянул через плечо и если не
      вскрикнул, то только потому, что внезапный ужас клещами сдавил ему горло. Появись в этот момент за его
      спиной тигр, он бы так не оторопел.
      В двадцати шагах от него со стороны леса стоял
      красавчик-лейтенант с усиками, тот самый, который в
      это же время продолжал сидеть в лодке перед ним и
      неподвижно наблюдать за поплавком. Он сидел в лодке
      и в то же время торчал вот тут, на берегу, у него за
      спиной. Все это могло бы показаться невероятным,
      можно было подумать, что это галлюцинация, расшалились нервы, если бы лейтенант не крикнул что-то вроде
      "руки вверх" и угрожающе не направил автомат прямо
      ему в лицо. Вот тут-то богатый житейский опыт далекого предка, жившего десять или пятнадцать тысяч лет
      назад - все равно,- снова пришел ему на помощь. И
      еще его удивительная ловкость, какой в тех местах
      славился черный медведь.
      07 свернулся в клубок, точно змея, на которую наступили ногой, и, дважды перекувырнувшись, плюхнулся в воду, а в эти мгновения автоматные очереди вспарывали место, где он лежал.
      Спасла его излучина реки, начинавшаяся шагах в тридцати вниз по течению. Держась почти исключительно под водой, он доплыл до берега, кинулся в кусты и, словно преследуемый тигром, стремглав помчался к тому месту, куда его толкал слепой инстинкт. Отыскав свою маленькую лодку, он, запыхавшийся, кинулся в нее, завел мотор и через несколько минут исчез, скрылся за зелеными гребнями морских волн. А его добыча - снимки вместе с камерой - достались тому. Но стоит ли об этом вспоминать - он спас свою шкуру, она для него всего дороже. Две автоматные очереди, и он мог бы превратиться в решето.
      Уже потом, находясь в подводной лодке, он сообразил: ведь этот подкравшийся к нему лейтенант был в плавках, в одних только плавках!.. Вот, оказывается, в чем дело! Обращенное к нему спиной чучело в накинутой на плечи шинели и в фуражке молча и неподвижно следит за поплавком, а лейтенант в экипировке для подводного плавания, с автоматом в чехле спускается под воду, выплывает чуть поодаль от него и, достигнув берега, появляется у него в тылу! Просто, но хитро придумано. Ох уж эти советские пограничники! Чтобы познакомиться с подобным трюком, постичь такую уловку, стоило рискнуть своей шкурой, и не один раз.
      Теперь у 07 есть свой надувной двойник, сделанный из тонкой прорезиненной ткани - он хранится в кармане пиджака. Ампула со сжатым воздухом надувает его в течение нескольких секунд.
      Вот что потребуется, чтобы околпачить тех, что стерегут на флангах! Вера Белчева будет обнимать надувной манекен. Умрешь со смеху!
      Он до такой степени воодушевился, что обнял за талию и привлек к себе горничную, которая вошла подлить в вазу воды; если хочешь, чтобы цветы дольше сохраняли свежесть, приходится добавлять в вазу воду. Девушка сперва особенно не удивилась-продолжала держать в руке пустой кувшин, не роняла его на пол. Затем рука его скользнула к коленному изгибу, за
      держалась секунду-другую на прохладной коже, потом снова поползла, но уже вверх, к бедру. Кто сказал, что глаже мрамора нет ничего на свете?
      Этот живой мрамор был куда приятнее, в нем угадывались мускулы, он чувствовал ладонью, как они подрагивали, ощущал в них биение жизни. Скажи, пожалуйста, у этой девушки в белом фартучке бедра спортсменки! Поскольку он лежал в шезлонге, лица девушки ему не было видно, но в этом не было особой нужды. Он привлек ее еще ближе, от этого пьянящего деревца у него кружилась голова, тугие янтарные грозди были так близко!
      Но тут пустой кувшин, холоднее всякого льда, ударил его в грудь. - Он это ощутил хорошо, потому что грудь была голая, кожа под солнцем стала горячей. Какой лед! Это что, грубая шутка? Как знать! Может, и шутка, но девушка сбежала, выпорхнула из комнаты. Никаких янтарных гроздей. Одно лишь ощущение жажды на губах и ничего больше.
      Варна, 12-19 июля 196... г.
      Аввакум уходил из дому редко. Он подолгу расхаживал взад-вперед по своей комнате и без конца курил. Потом выходил на веранду, облокачивался на перила и смотрел на море, на бегущие из-за горизонта волны. А может, и вовсе ни на что не смотрел.
      Когда ему надоедало, он спускался на берег, раздевался и залезал в воду. В первые секунды он, казалось, не испытывал от этого никакого удовольствия. Даже морщился. Но он шаг за шагом удалялся от берега, пока вода не доходила ему до плеч. Могучая сила слегка покачивала его, пробовала в шутку свалить с ног, словно львица львенка - аккуратно, бережно, ведь это же игра. Страшные когти втянуты, стальные мышцы расслаблены, мягки. Игра! Но вот он делает еще один шаг, последний - и тут игре приходит конец. Вдруг перед ним разверзается огромная, бездонная пасть, готовая его поглотить, лишить неба, запрятать в безмерную и мрачную пучину. Однако в это мгновение в нем пробуждается сила - он делает взмах одной рукой, затем другой, один за другим уверенно наносит
      удары по этой алчной пасти, которая норовит лишить его неба, отнять у его глаз свет.
      И наступал праздник. Всякий раз, когда воля его должна была противостоять силе, хотя бы равной его собственной, наступал праздник. Ум, знания, мускульная энергия, управляемые инстинкты были теми отлично обученными многоопытными дивизиями, которые его воля бросала в бой. В двух-трех милях от берега море, когда оно было спокойно, противопоставляло ему силу, равную его собственной; борьба велась на равных условиях, и потому наступал праздник.
      Под конец силы его начинали иссякать, а морю все было нипочем. Побежденный, он отступал, но мир заключал на почетных условиях - знал, когда начинать отступление, чтобы не выглядеть жалким.
      Дважды на протяжении дня капитан Марков докладывал ему о положении дел на академической вилле, о передвижении профессора Трофимова по Варне и ее окрестностям, а он брал все заслуживающее внимания на заметку. Вечером Аввакум связывался с полковником Василевым, и они обменивались несколькими словами относительно поведения 07. Продолжая "бездействовать", 07 встречался с Белчевой, до полуночи катался с ней вдоль берега на лодке, "случайно" взятой напрокат у "случайного" лодочника.
      Однажды Аввакум сказал Василеву:
      - А почему бы нам не оборудовать несколько "случайных" лодок? Я бы на вашем месте обязательно сделал это. Представьте себе на минуту, что 07 "клюнет" на эту приманку. Тогда мы получим представление о диалоге, который они ведут в лодке.
      На следующий день Василев сообщил ему по радио:
      "Зря старались! Запись с двадцати одного тридцати до двадцати двух сорока пяти. Он все время говорил об островах Таити и Самоа, об их флоре и обычаях местного населения. Ничего особенного, ни одной настораживающей фразы. Так я и предполагал".
      Аввакум ответил:
      "Запись чудесная, текст наводит на серьезные размышления. 07 пронюхал про оборудование. Его рассуждения о Таити и Самоа - камуфляж. Не спуская глаз следите за его лодочными прогулками, усильте наблюдение!"
      Василев обиделся:
      "Почему вы так беспокоитесь, ведь 07 - моя задача! Вы, пожалуйста, заботьтесь о профессоре и вилле".
      В последующие дни все шло своим чередом.
      Придя домой, Аввакум садился читать либо рисовал фасады домов: тех, что были рядом с ним,- с натуры, а тех, мимо которых проходил,- по памяти, зарисовывал детали оград. Подозвав Маркова, он спрашивал:
      - Это откуда?
      Если ответ был верным -он угощал его конфетами, а если нет - делал строгое лицо и с видом учителя, недовольного своим учеником, отправлял его "искать"...
      Карандашные наброски и этюды были "арифметикой", но подчас он задавал и "алгебраические" задачи - на наблюдательность.
      Он уходил к себе в комнату и через минуту снова появлялся:
      - Марков, что изменилось в моей одежде? Считаю
      до десяти.
      - Вы вложили в карман пиджака белый плато
      чек,-отвечал Марков в интервале между пятью и.
      шестью.
      Аввакум кивком головы указывал на коробку с конфетами.
      - Прошу!
      Марков с удовольствием угощался, но сам Аввакум не притрагивался к конфетам -к сладостям он был. равнодушен. Затем он снова уходил к себе и опять появлялся.
      - Марков, что изменилось в моей внешности? Считаю до пяти.
      Он считал до пяти, потом начинал счет заново - давал ученику возможность явиться на "переэкзаменовку".
      Вконец смущенный, Марков молчал.
      Аввакум вздыхал с горестным видом.
      - Ну-ка, взгляни сюда,- указывал он на плато
      чек.- Прежде он был сложен прямо и находился в горизонтальном положении, а сейчас над изгибом выглядывают два уголка... Ведь это же так бросается в глава, разве можно не заметить?..
      Порой, когда его одолевала скука из-за этой "сидячей" жизни, он забирался в область "высшей математики" наблюдательности.
      - Марков, какую новую особенность ты замечаешь
      в моей одежде? - спрашивал он.- Можешь смотреть
      сколько угодно, регламента я не устанавливаю.
      По истечении нескольких минут Марков растерянно разводил руками. У бедняги был такой несчастный вид: он явно рисковал попасть во "второгодники".
      - В конце концов я могу рассердиться,- говорил
      Аввакум, хотя голос его оставался все таким же мягким и спокойным. Последнее время ты становишься
      все более рассеянным, друг мой, уж не Наталья ли
      Николаева этому причина?
      Марков покраснел. До сих пор с секретарем профессора Трофимова он обменялся лишь несколькими словами, притом по совсем незначительному поводу. Однако покраснел он до корней волос.
      - Не знаю, как далеко заведут тебя твои авантюры!- качая головой, корил его Аввакум.- Любовь слепа!- Он указал на свой галстук, желтый в синий горох:- Будь добр, погляди на этот узел! Забудь на ми
      нуту небесные глаза Наташи, вынь их из своей души и
      подумай: ты когда-нибудь видел, чтобы я подобным образом завязывал галстук? Делал такой огромный, широкий узел? Едва-едва затянутый и как будто впопыхах,
      без зеркала? Ты никогда в жизни не видел у меня та
      кого безобразного узла, и то, что характерные для меня
      привычка, манера, стиль, если угодно, внезапно нарушены, должно было сразу произвести на тебя должное
      впечатление! Эти вещи куда важнее платочка в карма
      не пиджака. Сунут его туда, и он себе лежит, нет нужды переворачивать его так и этак, а галстук каждый
      день завязывается заново, и если узел получился не
      сколько необычный, то это обязательно что-то говорит
      о настроении человека, о его душевном состоянии. Видишь, дорогой мой, какая это важная деталь!
      - Вполне согласен,- примирительно ответил Мар
      ков. И, все еще не простив Аввакуму его намека относительно Наташи, заметил: - Но я не завидую вашей
      будущей жене! Уж слишком много вы видите и пони
      маете!
      - Те, что видят и понимают слишком много, обычно
      до конца своей жизни остаются одинокими! - мрачно сказал Аввакум.
      Сам того не желая, Марков задел его самое больное
      место.
      Варна, 19 июля 196... г.
      Гром ударил, как говорится, средь ясного неба. Симпозиум закончил работу. В своем заключительном выступлении Константин Трофимов предсказал квантовой электронике великое будущее: "Она превратит труд в удовольствие,сказал он,- даст возможность проникнуть человеку в тайны первоматерии, превратить мысль в луч, для которого не будет границ, для которого созвездия, например, станут такими же доступными и близкими, как, скажем, ближайшая автобусная остановка". Ему долго аплодировали, казалось, зал вот-вот рухнет от оваций, а некоторые иностранные журналисты попросили, чтобы он сообщил что-нибудь конкретное об этом "луче". Профессор рассмеялся и посоветовал им не придавать значения слову - это просто символ, литературный образ. У него спросили, есть ли что-либо общее между тем "лучом", который он открыл, и тем, которому предсказывают... Но профессор не дал им договорить: - "Существует столько лучей,- сказал он,- что, если бы мы стали их перечислять и объяснять, что они собой представляют, едва ли удалось бы закончить до конца года". Затем он посоветовал им не бояться никаких лучей: "Лучи - лунные, солнечные, звездные - всегда были излюбленными образами поэтов, которые украшают ими свои стихи. Для человека луч стал символом красоты. В советской стране нет такого ученого, который дерзнул бы как-либо омрачить это всеобщее представление",- заверил он присутствующих. Ему снова бурно зааплодировали; на некоторых журналистов эти его слова произвели особенно благоприятное впечатление.
      Среди журналистов, восторженно аплодировавших Трофимову, был и 07.
      - Пожалейте ваши руки! - сказала ему по-французски Наталья Николаева и улыбнулась.
      Какая улыбка! Репинская "Дама в белом", сойдя с полотна, улыбалась ему. Потому что и Наталья Николаева была в белом платье и вся сияла.
      07 наклонился к ее уху:
      - За такие слова я бы не пожалел еще пары рук,- сказал он на превосходном русском языке.- Еще сто пар рук,- воодушевился он,- будь они у меня!
      - О! - покачала головой Наталья Николаева.- Спасибо за добрые чувства.
      Может, им хотелось обменяться еще несколькими словами, но в этот момент Станилов, коснувшись ее плеча, указал на профессора - тот уже торопился к выходу. За ним следовал Марков.
      Аввакум видел, как 07 схватил под руку Станилова и что-то ему шепнул, глядя вслед Наталье Николаевой. Станилов громко захохотал и фамильярно похлопал 07 по плечу.
      Машины, публика - все пришло в движение, и вскоре театральная площадь снова обрела будничный вид.
      - Товарищ майор!
      Кто-то сильно дернул Аввакума за плечо.
      Он раскрыл глаза и в ту же секунду, как зрачки его уловили взволнованное и испуганное лицо Маркова, он уже наполовину предугадал, что произошло. Вскочив с постели и начисто стряхнув с себя сон, Аввакум кинулся к стулу, где лежала его одежда.
      - Я только что звонил служителю,- докладывал
      Марков голосом, который был на грани паники, хотя
      еще "держался",- никакого ответа! Никакого ответа!
      Дежурный на площадке тоже молчит. Позвонил в домик
      садовника - гробовая тишина. Перерезаны провода.
      У Аввакума пол закачался под ногами. Грудь сковал невыносимый холод. Тряхнув головой, он глубоко вдохнул воздух.
      - Не хнычь, а исполняй все, что полагается по плану "А",- прикрикнул на него Аввакум.
      Но ему только показалось, что он крикнул, а на самом деле он сказал эти слова совершенно ровным голосом.
      Марков набрал на диске телефона две цифры и тотчас же связался с Окружным центром.
      План "А" предусматривал: немедленно оцепить
      квартал, где находилась академическая вилла, перекрыть все входы и выходы из города, передать сигнал тревоги в военно-морской центр и блокировать порт и береговую линию. Пока что прошло только две минуты. Аввакум завязывал галстук.
      Их джип с двумя сержантами в кузове - за рулем сидел Аввакум помчался к академической вилле. Было два часа ночи.
      Весь верхний этаж тонул во мраке, свет пробивался только сквозь продолговатое стекло входной двери. Как только джип со скрежетом уперся в асфальт у ворот виллы, тотчас же выбежал навстречу дежурный сержант. В стороне, шагах в десяти, невозмутимо стоял постовом милиционер.
      Ночь была тихая и теплая, мир казался спокойным, погрузившимся в кроткий, безмятежный сон.
      - Кто-нибудь выходил отсюда? - спросил Аввакум,
      выскочив из джипа.
      Марков с двумя сержантами направились к воротам.
      - Так точно,- ответил дежурный.- Минут двадцать
      назад выехал на машине профессор Станилов.
      "Да, да! - Аввакум взглянул на светящуюся продолговатую филенку в дверях: - Так оно и есть!" Он спросил:
      - Станилов был один? У Аввакума словно молоты стучали в висках.
      - Не могу знать! - ответил сержант.- Окна машины были закрыты занавесками. Может, и не один.
      Один из "садовников" спал. Час назад он спустился со второго этажа виллы и сдал дежурство. Пока он находился наверху, ничего особенного не заметил. Советский профессор со своей секретаршей и Станилов приехали чуть позже одиннадцати. Настроение у них было довольно веселое, служитель поднес им по рюмке коньяку, потом все разошлись по своим комнатам, и вскоре всюду погас свет.
      Выяснивший эти обстоятельства сержант заметил, что идущий от виллы телефонный провод в одном или двух метрах от домика садовника был перерезан.
      Остальные тем временем уже поднимались по витой мраморной лестнице на второй этаж. На площадке головой на ступенях лежало ничком безжизненное тело дежурного. Руки были раскинуты в стороны, как у чело
      века, внезапно свалившегося сверху. Под головой, на голубом бархате дорожки, темнела лужица крови.
      Аввакум кивнул Маркову - "смотри", осторожно переступил труп и подошел к двери буфетной. Дверь была закрыта. Он вынул носовой платок и осторожно через него нажал на бронзовую ручку.
      На полу, между буфетом и диваном, лежал навзничь "служитель". Рот у него был перекошен и набит чем-то. Из носа торчали комки ваты. Сержант, опустившись на колено, вынул изо рта его платок и ватные тампоны из носа. Платок пропитался кровью. От него, так же как от тампонов, исходил сильный запах хлороформа и еще какого-то терпкого наркотического вещества.
      - Немедленно в больницу,- распорядился Аввакум.- Может, в нем еще теплится жизнь.- А эти вещи,- он указал на платок и тампоны,- в химическую
      лабораторию на анализ!
      Теперь оставались две спальни.
      В той и в другой двери были распахнуты настежь, от сильного сквозняка шторы, словно живые, кидались в раскрытые окна.
      Разобранные постели были пусты. У них был такой вид, словно лежавшие на них Константин Трофимов и Наталья Николаева спокойно, безо всякой спешки, встали, отвернув одеяла, и принялись одеваться. А после того как оделись, тщательно уложили в чемоданы и сумки все свои вещи и ушли.
      Ни одна мелочь не была забыта.
      Спустились в апартамент Станилова.
      В его спальне царил невообразимый беспорядок. Будто здесь тореадор вел борьбу не на жизнь, а на смерть со взбесившимся быком.
      - Ничего не трогать,- приказал Аввакум и обернулся к Маркову: Свяжитесь с Окружным центром
      и попросите, чтобы прислали специалистов и все необходимое для обнаружения и снятия отпечатков пальцев.
      Наконец прямо из нижнего холла через внутренний вход вошли в гараж. Там, распростертый на полу, лицом вниз лежал часовой. Пиджак у его правой лопатки был обильно пропитан кровью.
      Почти следом за ними сюда же вбежал с группой сопровождавших его сотрудников полковник Василев. У него был вид осужденного, которому только что за
      читали не подлежащий обжалованию смертный приговор. На лбу - капельки пота, воротник рубахи расстегнут, галстук почти развязан. Блуждающий взгляд полон отчаяния.
      - Убит или исчез? - проговорил он сдавленным голосом и показал глазами наверх.
      - Исчез,- резко ответил Аввакум.
      Василев опустил голову и, помолчав немного, произнес:
      - А может, это все равно - убит он или исчез!
      - Видимо, так,- сказал Аввакум и, желчно усмехнувшись, добавил:-А вы меня без конца успокаивали:
      "07 постоянно у нас на виду, мы с него глаз не спускаем
      ни на минуту!" Где же он сейчас, 07?
      - Теперь только до нас дошло, что он воспользовался надувным манекеном,- тихо ответил Василев. Он облизал сухие от волнения губы.Накачав воздухом, усадил манекен рядом с Белчевой, а сам в легком водолазном костюме нырнул в воду.
      - И это все? - спросил Аввакум.
      - Мы вытащили на берег лодку,- почти шепотом
      произнес Василев.
      - С трупом Белчевой,- добавил Аввакум.- Не так
      ли?
      Василев кивнул утвердительно.
      - Ну конечно,- сказал Аввакум.- Он не дурак,
      чтобы оставлять после себя живого свидетеля!
      - Как он меня одурачил с этим манекеном! - Василев вздохнул. Он пододвинул к себе носком ботинка
      табурет.- Мне бы и в голову не пришло, что он вы
      кинет такую подлость! Так пойматься на крючок!..- с
      этими словами он опустился на табурет и повесил го
      лову.
      Аввакум распорядился тщательно обыскать комнату 07 в Доме журналистов, сопоставить отпечатки пальцев с теми, которые сняты на академической вилле, обследовать виллу, начиная с подвала и кончая чердаком, и непрерывно поддерживать связь с Окружным центром и береговой охраной.
      Затем, вскочив в джип, помчался к себе. Надо было уведомить о случившемся Софию и ждать распоряжений.
      Было двадцать минут третьего.
      Варна, 20 июля 196...
      Через полтора часа из Софии на специальном самолете прибыла группа специалистов и сотрудников отдела "Б" Комитета государственной безопасности.
      Дом, где жил Захов, был превращен во временный центр, где должны были сосредоточиваться и систематизироваться результаты работы различных оперативных групп.
      До восьми часов утра поступили такие сведения:
      Береговая охрана.
      Час сорок пять минут. Отдан приказ о блокировании порта, причалов и береговой линии к северу и к югу от Варны.
      Два часа. Отдан приказ о тщательном прочесывании территориальных вод в направлении северо-восток-восток, юго-восток-восток.
      Восемь часов. Ни одно судно не сделало ни малейшей попытки выйти в открытые воды. Прочесывание не дало никаких результатов. Отдан приказ о деблокировании; наблюдение продолжается.
      Окружной центр.
      Час сорок пять минут. Оцеплен район академической виллы. Проведены обыски. Вокруг города перекрыты все дороги, подвергается осмотру каждая выезжающая из города машина. Отдан приказ всем пригородным населенным пунктам о проверке прибывающих и транзитных машин. Отдан приказ об обследовании дорог в окрестностях Варны.
      Три часа. Обнаружен труп Методия Станилова. Он лежал в кювете с левой стороны шоссе, идущего в город Каварну, в семнадцати километрах ста метрах от Варны. Труп без ботинок, в одних носках, на левой щиколотке царапина. На челюсти у подбородка кровоподтек и отечность от сильного удара. Лицо с синеватым оттенком, зубы стиснуты, глаза остекленели. Труп был немедленно доставлен в Окружную больницу.
      Три часа тридцать минут. Оба дежуривших ночью сержанта утверждают, что видели, как машина профессора Методия Станилова 1) выехала из академической виллы; 2) повернула на шоссе, ведущее к городу Каварна. Оба категорически утверждают, что управлял машиной
      профессор Методий Станилов. Рядом с ним не было никого. На окнах кузова были задернуты занавески.
      Время то же. Подвергнут допросу Иван Белчев, брат убитой Веры Белчевой. По словам Белчева, сестра попросила его отвезти ее в лодке к набережной. С журналистом Репе Лефевром лично знаком не был, но подозревал, что сестра была с этим человеком в любовной связи. Однажды она намекнула ему на то, что Лефевр обещал устроить ее в Швейцарии корреспонденткой.
      Четыре часа. Установлено противоречие в показаниях Ивана Белчева и Николы Пеева, носильщика Транспортного управления. Никола Пеев, придя на пристань - это было около часа ночи,- увидел, что у причала моторных лодок околачивается Иван Белчев. Он его знал, потому что год назад жил в соседнем доме. А за полчаса до этого Иван Белчев утверждал в присутствии следователя, что вскоре после двенадцати он уже был в постели. Похоже, что в это время Белчев находился не в постели, а на пристани, как об этом говорит свидетель Пеев.
      Шесть часов. Поступила жалоба от гражданина Серафима Димитрова. С вечера он оставил у причала свою моторную лодку "Леда", а сегодня утром, придя туда, обнаружил, что "Леда" исчезла. Он сослался на свидетелей, которые видели, что он действительно оставлял у причала свою лодку.
      Всем портовым властям отдано по радио распоряжение вдоль всего побережья искать "Леду".
      Семь часов. Никаких следов автомобиля Методия Станилова и "Леды" пока не обнаружено.
      Окружная больница.
      Семь часов утра. Установлено, что Вера Белчева и Методий Станилов скончались от одного и того же молниеносно действующего яда. На левой ноге у обоих трупов обнаружены чуть выше щиколотки легкие царапины, нанесенные острым предметом. Яд попал в кровь обоих именно через эти царапины предмет, вызвавший царапины, был намазан загустевшим раствором упомянутого быстродействующего яда. В химическую лабораторию посланы пробы для определения яда.
      Установлено, что у Петра Стоянова, служителя академической виллы, вследствие сильного удара твердым предметом раздроблена нижняя челюсть. Он все еще находится в коматозном состоянии, вызванном чрезмерно
      большой дозой снотворного. У Фомы Лазарова, работника гаража академической виллы, пулевая рана под правой лопаткой. Пуля застряла в правом легком.
      Академическая вилла - оперативная группа.
      Телефонный провод во дворе перерезан.
      Обнаружены следы ног на половицах коридора, выходящего в гараж. Такие же следы замечены вдоль всей веранды; особенно много их у окон обеих спален.
      На наружных ручках дверей, ведущих в спальни, есть следы пальцев Рене Лефевра. Эти же следы вперемежку со следами пальцев Методия Станилова замечены на ручке двери, ведущей из холла в гараж. В спальне Методия Станилова обнаружено два пятна свернувшейся крови: одно на ковре, другое на спинке дивана. По данным экспертизы, кровь второго пятна сходна с кровью Станилова.
      Найдено золотое кольцо. Согласно свидетельским показаниям, это кольцо принадлежало Рене Лефевру. На внутренней стороне его выгравированы разные цифры, видимые только в лупу.
      На постели Натальи Николаевой недостает одной простыни.
      Окружной центр.
      Восемь часов. Примерно в двадцати километрах к северу от Золотых песков, справа от шоссе, идущего на Каварну, на берегу, почти у самой воды, найдена белая простыня с меткой академической виллы - "ВАН". Обнаружены только два вида следов: одни - довольно глубокие, другие - менее глубоки.
      В том же месте, на обрывистом берегу - следы автомобильных шин. Ввиду того что грунт в этом месте скальный, рисунок протектора установить не удалось.
      Через полчаса после того, как поступили эти сообщения, из Софии приехал генерал Н. Он казался усталым, лицо посерело, в глазах не было того привычного теплого огонька, который делал его лицо менее строгим, отечески озабоченным.
      Он тут же спросил об Аввакуме и, когда ему сказали, что час назад тот опять ушел на академическую виллу, нахмурил брови и сердито распорядился:
      - Передайте ему, чтобы немедленно возвращался!
      Закурив сигарету, он поручил дежурному приготовить кофе, побольше кофе, принести в гостиную стулья и вскоре созвал совещание. Присутствовали на нем ответственные работники Окружного центра, начальник береговой охраны, специалисты из Софии.
      Утро выдалось пасмурное, моросил мелкий дождь.
      Аввакум прибыл в половине десятого. Он был весь в грязи, как будто ползал по канавам.
      - От виллы сюда всего десять минут ходу,- сердито сказал генерал Н., глядя перед собой, и, помолчав, добавил: - Садись!
      Аввакум поблагодарил, но попросил разрешения пойти переодеться. Он заверил, что на это ему потребуется всего лишь несколько минут и что заодно он пробежит глазами последние донесения.