Глава 2

– Я не знаю, что делать. – Элен нервно заходила, из угла в угол. – Сначала мне казалось, что все будет просто и ясно, а что вышло? – Сжав кулак, она сильно ударила им по ладони другой руки. – Я просто не знаю.

Доктор Розен, глубоко вздохнув, взглянул на документы, разложенные на потрескавшейся столешнице. С улицы доносился приглушенный шум машин.За спиной доктора на сквозняке вздымались занавески. Сгустились сумерки: зимой ночь наступает рано.

Элен перестала ходить по комнате и посмотрела на доктора. Она впервые заметила, каким же старым он был на самом деле, под какой невероятной тяжестью гнулись его узкие плечи. Ей внезапно пришло в голову, что она не вправе была приходить к нему. Он и без того уже достаточно настрадался. Розен постарел на десять лет прямо у нее на глазах. Его черные с проседью волосы и борода стали совсем белыми, резко обозначились скулы, а жилки на висках дергались как в лихорадке.

Доктор Розен не мог вымолвить ни слова. Когда он посмотрел на нее, Элен заметила навернувшиеся ему на глаза слезы. Он снял очки, вытер пальцами слезы и, собравшись с силами, дрожащей рукой дотянулся до документов. Элен и предположить не могла, что Хеберле привезет ей такое. Видимо, дело решили двести тысяч немецких марок, переведенных ею на его счет в Кельнское отделение Дрезденского банка. Он честно отработал эти деньги.

В деле было несколько фотографий. Одна из них сделана совсем недавно с помощью телеобъектива: некий мужчина садится в «мерседес-бенц» последней модели. Несмотря на некоторую расплывчатость снимка, она сразу его узнала. Бесцветная кожа, обтянутый кожей череп, бескровные жесткие губы. Это он, тот самый альбинос. Карл фон Айдерфельд. Гот, кто приказал Шмидту прижигать Мари. Тот, которого она видела через дырку в дверце лифта, и который отдал приказ «наказать» маму.

Были и другие фотографии, более старые, с загнутыми уголками и обтрепавшимися краями. На всех трех был фон Айдерфельд в аккуратной черной форме с серебряными галунами. На одной из них он, как и другие нацисты, позировал перед камерой. На обороте снимка готическим шрифтом было выведено: «Слева направо: Геббельс, фон Айдерфельд, Геринг, Гитлер, Гиммлер». Фотография была датирована 1935 годом, и на ней фон Айдерфельд был совсем молодым. На втором фото он из открытой штабной машины наблюдал за шеренгой эсэсовцев. На третьей – вместе с двумя другими офицерами инспектировал взвод застывших по стойке «смирно» пехотинцев. Последняя фотография была сделана в 1945 году, и на ней он выглядел гораздо старше.

Одного взгляда на эти фотографии было достаточно, чтобы со дна души Элен всколыхнулась былая ярость. «Есть какая-то высшая справедливость в том, что другой немец с таким же именем раздобыл все эти свидетельства».

Но кроме фотографий, было еще многое другое. Хеберле отыскал девятнадцать различных документов, которые он со всей тщательностью перевел на французский язык. Большинство из них были нацистскими рапортами и официальными предписаниями, но среди них обнаружилась и копия военного билета Карла фон Айдерфельда. Элен внимательно изучила его. Карл Иорген фон Айдерфельд родился в 1915 году в городе Рюдесхайм-на-Рейне. Его отец был генералом кайзеровской армии, а мать – дочерью венского лавочника. В 1932 году Карл фон Айдерфельд вступил в СС. Почти сразу же организация была распущена Веймарским правительством. Через три месяца, когда организация была восстановлена в правах, Карл фон Айдерфельд вступил в нее снова. Начало заслуживало внимания. Гитлер, стремясь придать партии ауру респектабельности, набирал ее членов из аристократических семей, высшего духовенства и бывших генералов со славным боевым прошлым. У отца фон Айдерфельда, генерала в отставке, было такое прошлое, и ему удалось, используя свои связи, добиться, чтобы его сын быстро продвинулся в суровой иерархии этой армии, которая была построена согласно принципам ордена иезуитов. У Карла фон Айдерфельда было все, чтобы стремительно продвигаться по службе. Он считался выдающимся офицером и много раз награждался орденами и медалями. Правда, в 1944 году его карьера резко оборвалась, и он был переведен в Польшу в концентрационный лагерь в Белжеце. Этот перевод был наказанием за то, что он, несмотря на все имеющиеся в его распоряжении средства, не справился с простой задачей: не смог поймать двух из четверых французских детей, бежавших из Парижа, предварительно ранив у себя дома одного немецкого солдата и убив второго.

Элен закрыла глаза. Ей не надо было читать имена этих детей, но они невольно бросались ей в глаза.

Эдмонд Жано… Элен Жано. Было что-то непристойное в том, что они упоминались в этом омерзительном документе.

Короткая карьера фон Айдерфельда хорошо подтверждалась другими документами. Он был заместителем офицера связи между лагерем смерти и частными промышленниками. В деле были бланки заказов и прочая подписанная им корреспонденция, расписка в получении железнодорожного груза с кристаллами «циклона Б» от фирмы «И. Г. Фарбен», хвалебный отзыв о новой, быстродействующей печи для крематория от «Тон унд Зон» в Висбадене. Кристаллы использовались для умерщвления людей в газовых камерах, а печи – для сжигания их тел. Последний заказ на поставку «циклона Б» был подписан за три недели до освобождения Белжеца. И это было самым ужасным из всего содеянного, ибо, даже зная, что война проиграна, немцы не прекратили бессмысленных убийств. Почти повсюду колесо уничтожения крутилось вплоть до самого конца войны.

Доктор Розен судорожно вздохнул и отодвинул от себя документы. На глазах его снова появились слезы.

– Это пороховая бочка, – выдохнул он, наконец.

– Понятно, – прошептала Элен. – Но я даже не представляла, что все так обернется.

– Что ты собираешься делать? – спросил доктор Розен.

– Не знаю, – честно призналась она. – Надо все хорошенько обдумать. Я склонялась к тому, чтобы обратиться к израильским властям…

Доктор Розен удивленно поднял брови.

– И?..

– Боюсь, они не сумеют наказать его как следует. Скорее всего, затеют показательный процесс, поднимут на ноги всю прессу, и в худшем случае его повесят, посадят на электрический стул или расстреляют. Не думаю, что этого достаточно.

– А что, по-твоему, Достаточно?

Перегнувшись через стол, Элен схватила старика за руку и гневно сверкнула глазами.

– Я хочу, чтобы он страдал, – страстно прошептала она. – Хочу, чтобы жил в постоянном страхе. Он прекрасно спрятался. Из дома его привозят прямо в гараж офиса в Дюссельдорфе, оттуда он в личном лифте поднимается в пентхаус, в свой служебный кабинет. Его почти никто не видит. Он не разрешает себя фотографировать. Карл Херле рассказал мне, с какой проблемой столкнулся журналист «Шпигеля». Его не только не подпустили к фон Айдерфельду, но и строго предупредили. Он напуган, Симон, но я хочу напугать его еще больше. – Элен схватила лежавшую на столе пачку документов и в ярости потрясла ими. – Я хочу, чтобы он знал, что у меня есть вот это. Хочу, чтобы он перестал спать по ночам. Хочу, чтобы он терзался всю оставшуюся жизнь!

Доктор Розен подавил тяжелый вздох. Лицо его выражало глубокую печаль.

– Отправление правосудия – нелегкое дело, – произнес он, – а месть и того труднее. Все это ложится тяжелой ношей скорее на судью, чем на того, кого судят.

Элен понимающе кивнула. Он прав. Она уже прошла через это с Юбером. В последний раз, заставив де Леже присутствовать на заседании акционеров, она чувствовала себя куда отвратительнее, чем он. Юбер постоянно цеплялся и насмехался над ней, словно испытывая ее терпение.

Доктор Розен погладил ее по руке.

– Обдумай все хорошенько, – посоветовал он ласково. – Не бросайся в омут очертя голову.

– Я все обдумаю, – пообещала Элен. – Я подожду, пока утихнет мой гнев. Но когда-нибудь… когда-нибудь он мне за все заплатит!

Глава 3

Элен выглянула из окна, когда такси свернуло на тихий бульвар Майо. Перед домом графа под уличным фонарем стоял знакомый «роллс-ройс».

Обернувшись, она посмотрела через заднее стекло. Во всех окнах ярко горел свет. Значит, граф был в городе.

На какое-то мгновение она пожалела, что не подыскала Эдмонду квартиру в другом месте. Вся беда в том, что каждый раз, направляясь к брату на бульвар Мориса Барре, ей придется проезжать по бульвару Майо, так как эти короткие улицы были составными частями одной длинной, проходящей через Булонский лес. Правда, существовал еще объездной путь. Ладно, в следующий раз она попросит водителя такси сделать крюк и подъехать со стороны старого кладбища в Нейи.

Именно она решила, что квартира Эдмонда должна находиться на бульваре Мориса Барре, что вполне естественно. Малышка Элен будет жить через улицу от Жарден д'Аклимасьон, с его маленьким зоопарком, чудесным парком, прудами, Аншанте-ривьер и Булонским лесом. Изумительное место для ребенка! Где еще можно найти такое очаровательное слияние города, природы и фантазии? Она рассчитала – и небезосновательно, – что ее шансы встретиться с графом равны нулю. Он не относился к тому типу мужчин, которые праздно гуляют по Булонскому лесу. Если он не работал, то был или в Отеклоке, или в городском доме, или в ресторане с любовницей. Не учла она только одного: своих чувств, которые будет испытывать каждый раз, проезжая мимо его дома.

Такси остановилось у большого особняка, перестроенного в многоквартирный дом; Элен вылезла из машины и расплатилась с водителем. В вестибюле она поздоровалась с консьержкой, на лифте поднялась на третий этаж и постучала в деревянную, покрытую лаком дверь.

Через минуту послышался звук поворачиваемого ключа, и тяжелая дверь медленно открылась. Элен посмотрела вниз. Перед ней стояла малышка Элен, вся освещенная льющимся из квартиры светом. У Элен захватило дух. Глаза малютки стали еще больше и голубее, чем прежде, щечки порозовели, медно-рыжие волосы создавали над головой золотистый нимб. На ней было темно-синее платье с оборками – Элен подарила его ей на день рождения. Темно-синяя шерсть прекрасно сочеталась с кружевным воротником ручной работы.

Малышка Элен, демонстрируя тетушке хорошие манеры, присела в реверансе, как маленькая принцесса.

– Добрый день, тетя Элен, – пропела она.

– Здравствуй, малышка Элен, – улыбаясь, ответила тетя.

Внезапно ангельское личико девочки просияло, и все манеры вмиг улетучились. Раскинув руки, она бросилась к Элен и крепко обхватила ее за ноги.

– Тетя Элен! Я так рада, что ты пришла! – кричала она, прыгая от счастья. – Я так долго тебя ждала!

Свободной рукой Элен крепко прижала к себе племянницу и погладила ее по рыжим волосам. На ощупь они были совсем как пух. Глаза Элен затуманились. Наверное, и ее ребенок был бы точно таким же – нежным и хрупким…

В прихожую вышла Жанна, по привычке вытирая руки о фартук.

– Что-то ты нас совсем забыла, – упрекнула она. Элен виновато улыбнулась и протянула Жанне бутылку красного вина.

– Мир?

Увидев бутылку, Жанна сделала вид, что рассердилась, но не выдержала и рассмеялась.

– Мир, – ответила она, крепко поцеловав Элен в щеку. Каждый раз, когда они встречались, Элен чувствовала исходящие от Жанны любовь и тепло. Ими был пропитан каждый уголок этого дома.

Жанна потащила подругу в комнату, но Элен чуть задержалась – она присела и заглянула в глаза малышки.

– А это тебе, мадемуазель, – произнесла она торжественно и протянула племяннице принесенную с собой красивую коробку.

Глаза малышки Элен сделались еще больше; она едва сдерживала радость.

– Большое спасибо, тетя Элен, – с трудом соблюдая нормы этикета, поблагодарила она и, быстро чмокнув тетю в губы, с коробкой в руках побежала в гостиную.

– Смотри, избалуешь, – упрекнула Жанна.

– В ее возрасте можно, – грустно улыбнулась Элен. – Пусть у нее будет все то, чего не было у меня.

– Посмотрим, как ты запоешь, когда заимеешь собственных детей, – рассмеялась Жанна.

У Элен защемило в груди, и она быстро отвела взгляд.

В гостиной за большим письменным столом, уткнувшись носом в учебник по праву, сидел Эдмонд. Он улыбнулся белозубой улыбкой.

Дантист хорошо поработал, подумала Элен. Эдмонд, конечно, противился, но она не отступила до тех пор, пока он не поддался на ее уговоры. Тысяча – совсем небольшая плата за увечье: ружьем паршивого боша при отдаче Эдмонду выбило передние зубы еще в одиннадцать лет. Элен никак не могла привыкнуть к его щербатому рту, а вот теперь была довольна. Эдмонд за последнее время очень похорошел. Исчез тот голодный взгляд, который она видела в Сен-Назере.

Заложив страницу закладкой, Эдмонд захлопнул учебник и быстро пересек комнату.

– Как поживает моя маленькая француженка? – Он нежно обнял сестру.

– Прекрасно. Во всяком случае, занята по горло, – ответила Элен, не без восторга ощутив его надежные руки.

Она прекрасно помнила, каким он был сильным и заботливым в детстве. Она чувствовала себя в полной безопасности в его объятиях, и ничто в мире не страшило ее. Будет ли когда-нибудь в ее жизни мужчина, который сможет вызвать в ней такие же чувства? Она смущенно отстранилась и отступила назад.

– А… а ты? – неловко спросила она. – Как твоя учеба?

– Раз на раз не приходится, – ответил брат. Жанна подошла к мужу и в шутку шлепнула его по спине.

– Глупости, – проговорила она с гордостью. – Не верь ни единому слову. Мой Эдмонд – первый ученик в группе.

Элен обрадовалась. Эдмонд же покраснел и опустил глаза, поскольку стеснялся похвал.

– Быстро за стол! – скомандовала Жанна. – Сейчас я открою вино. Через несколько минут все будет готово.

Элен послушно подчинилась, стараясь не смотреть вокруг. Дело в том, что она здесь чувствовала себя фокусником, фокус – которого не удался. Она пыталась сотворить чудо, предлагая Жанне деньги на то, чтобы соответствующим образом обставить квартиру, но та наотрез отказалась. Жанна тратила деньги только на самое необходимое, к тому же со временем собиралась вернуть долг. Только комнатка малышки Элен в самом конце коридора стала исключением, – потому лишь, что тут Элен настояла на своем: племянница вырастет настоящей дамой, а значит, с детства должна приобретать хороший вкус и манеры. У нее должно быть все самое-самое. Элен проследила за тем, чтобы у девочки появилась кровать, достойная принцессы. Большая, мягкая, под шелковым балдахином, с горой атласных и кружевных подушек и сверкающим, белого шелка, покрывалом. Этот оазис роскоши дополняли миниатюрные французские стулья, которые она купила в антикварном магазине на левом берегу Сены, и небольшая люстра венецианского стекла. В одном из углов комнаты стоял предмет гордости малышки Элен: маленький туалетный столик, на котором выстроились в ряд желтые пульверизаторы с детской парфюмерией.

Сейчас Элен, улыбаясь, смотрела, как племянница, встав на колени, нетерпеливо развязывает бант из атласной ленты, что украшал коробку. Наконец она справилась и протянула ленту матери, которая только что вернулась из кухни. Та аккуратно сложила ленту в стол. Малышка Элен принялась разворачивать папиросную бумагу.

– Поосторожнее, – напомнила дочери Жанна. Как малютке ни хотелось разорвать бумагу и открыть коробку, чтобы, наконец, увидеть, что внутри, пришлось послушаться – расправить обертку на полу и аккуратно сложить: в хозяйстве, как и ленточка, пригодится.

И вот девочка, волнуясь, подняла глянцевую картонную крышку, затаив дыхание, развернула тонкую оберточную бумагу и непроизвольно вскрикнула от восторга.

В уютном гнездышке из картона, выстланном еще одним слоем тонкой бумаги, лежала кукла ее мечты. Вдоволь насмотревшись, малышка, наконец, взяла ее в руки. Это была одна из новых кукол, тех самых, у которых двигаются руки и ноги, чья пластиковая кожа смотрится как живая, а опушенные длинными ресницами глаза закрываются. Ее светлые прямые волосы можно было расчесывать и укладывать в прическу. Малышка Элен осторожно потрогала их ручками.

Но больше всего, судя по всему, ее ошеломил наряд куклы. Она была одета точь-в-точь как Элен – в бледно-розовый костюм от Одиль Жоли из шелка-сырца с маленькими аккуратными узелочками на поверхности, а на лацкане пиджака сверкала такая же маленькая брошка: золотой круг, инкрустированный бриллиантами, только в миниатюре.

Малышка Элен вскочила на ноги и прижала куклу к груди.

– О-о-ох! Мама! Посмотри, мама! – Она протянула куклу матери.

– Честное слово… – покачала головой Жанна. Рассмотрев брошку внимательнее, она нахмурилась и укоризненно взглянула на Элен. Бриллианты были настоящие, прекрасной огранки.

Элен пожала плечами и, чтобы избежать ненужных нравоучений по поводу того, что она портит ребенка, вскочила на ноги и принюхалась.

– Пахнет горелым! – закричала она. – Все сгорело! И это в то время, как я проголодалась.

Жанне оставалось только ретироваться на кухню. Элен посмотрела на племянницу, и они подмигнули друг другу.

– Я уже знаю, как назову ее, – заявила малышка Элен.

– Мне скажешь?

Девочка кивнула и подошла к тетушке.

– Только никому не говори, – выдохнула она. Элен пообещала. Девочка выжидающе посмотрела ей в глаза.

– Я знаю только одно имя, которое ей очень подойдет.

– Вот как? И что же это за имя?

– – Я назову ее в честь королевы. – Малютка Элен, встав на цыпочки и затаив дыхание, прошептала ей на ухо: – Антуанетта!

Элен окаменела. Девочка никоим образом не могла знать, что ее куклу тоже звали Антуанетта!

– Правда ведь, очень красивое имя? – спросила малышка Элен.

– Да… очень красивое, – с трудом выговорила Элен.

Глава 4

Уложив малютку спать, взрослые расположились в гостиной. Жанна занялась штопкой, а Эдмонд растопил камин. Элен же с удовольствием потягивала вино и наслаждалась теплой семейной атмосферой. Они вспоминали минувшие дни и обменивались последними новостями. Их разговор то и дело возвращался к журналу «Ле Мод».

– Никогда не забуду, как мы отмечали выход первого номера, – начала Элен. – Как ни странно, но все в этот вечер были в плохом настроении. Видимо, просто перетрудились. А я-то по этому случаю арендовала бальный зал в гостинице «Георг Пятый»! В общем, я не выдержала и ушла. Один Жак знал, где меня искать. В три часа утра он пришел в офис, а я брожу там такая несчастная и удивляюсь, куда подевались радость и вдохновение. – Элен улыбнулась своим воспоминаниям. – Никогда не забуду. Жак принес большой бумажный пакет, а в нем были бутылка шампанского «Дом Периньон» и два хрустальных бокала баккара. Мы сидели и пили шампанское до самого утра. Уже народ потянулся на работу. Тогда только мы и отправились домой. – Элен покачала головой и снова улыбнулась. – Бокалы до сих пор стоят на полке в моем кабинете.

Жанна на мгновение оторвалась от штопки.

– Ты по поводу «Ле Мод» выпуск один, номер один? – спросила она.

Элен смутилась:

– Ой, я и забыла, что уже рассказывала об этом. Ну, хватит обо мне. – Она решила сменить тему. – Расскажите, что новенького у вас.

Жанна вопросительно посмотрела на Эдмонда, и он в ответ кивнул.

– Ну? – удивилась Элен. – Что за проблемы на сей раз?

– Я снова беременна.

– Беременна! – Глаза Элен широко распахнулись, и лицо ее озарила широкая улыбка. – О, Жанна! – закричала она. – Это просто чудесно!

Она тотчас ринулась к Жанне и обняла ее.

– А меня? – шутливо упрекнул Эдмонд. – Разве отец не достоин того же?

Глава 5

В кабинет Элен влетела Любовь Черина. Следом за ней вошел Жак и тихо прикрыл за собой дверь.

Зажав плечом телефонную трубку, Элен сверяла с кем-то документы, лежавшие у нее на коленях. Она взглядом попросила их подождать. Царица вздохнула и стала нетерпеливо щелкать пальцами. Элен свернула разговор и повесила трубку. Сегодня Царица была с головы до ног одета во все черное. Этот черный цвет она называла татарским. На ней были черные бриджи, черные сапоги на высоких каблуках с серебряными отворотами, шерстяная черная туника, расшитая серебром и с огромным монашеским капюшоном. Она подобрала и очки в черной оправе в тон. Ходили слухи, что у нее полные ящики разноцветных очков под каждый ее туалет. Ее щеки, как и ногти, были гранатового цвета – два ярких пятна на морщинистой коже. Элен всегда казалось, что у Царицы дома собственная косметическая лаборатория, иначе, где еще она раздобывала все эти уже давно вышедшие из моды цвета? Мало того, Черина умудрялась преподносить их как последний писк моды. Глаза Царицы вспыхнули.

– Я думала, что ослепну! – воскликнула она. – В жизни больше не захочу никакого снега! И никогда больше моей ноги не будет в темной комнате! Красный цвет постоянно наводит на мысль, что ты находишься в комнате дешевой проститутки. – Она выразительно передернула плечами и плюхнулась на стул, драматически прикрыв глаза тыльной стороной руки.