Глава 8

Вечером на Вандомской площади бывало очень тихо, а уж при свете ночных фонарей она и вовсе дышала каким-то особым покоем, который создавал иллюзию начала восемнадцатого века, когда закончилось ее строительство. Покой, впрочем, объяснялся не только дорогими магазинами, или тем, что площадь с обеих сторон была отгорожена от остального мира красивыми зданиями с пилястрами, или потому, что из этого анклава было только два выхода – один на улицу Мира, другой на улицу Кастильоне. Особый покой придавал ей устойчивый запах денег. Казалось, он сочится из дверей и окон могущественного банка Ротшильда, рвется наружу из прочных сейфов, заполненных миллионами, золотом и драгоценностями. Подобно серебряному облачку, он висел и над домом № 15, вернее над отелем «Ритц». А почему бы и нет? Сюда приезжали богатые иностранцы, всегда имея карт-бланш при пересечении границ. Эти границы создавались ежеминутным оборотом миллионов, постоянным взлетом и падением власти.

Вылезая из такси, Элен улыбалась. Ее ноздри взволнованно трепетали, когда она пыталась определить источник этого неуловимого запаха. На земле было еще несколько мест с точно таким же приятным запахом: Палм-Бич, некоторые районы Нью-Йорка, Беверли-Хиллз, Цюрих и Французская Ривьера.

– Я постоянно мечтала о том, чтобы жить здесь, – сказала она, по-хозяйски оглядываясь по сторонам. – Только тогда я считала, что это не мое. Я принадлежала трущобам Монмартра.

– Ты прошла длинный путь, – сказал Жак.

Элен вздохнула и посмотрела на свои сделанные на заказ туфли.

– Знаешь, чем старше я становлюсь, тем отчетливее понимаю, что тут нельзя мерить километрами. Мерой, скорее, являются франки, доллары и марки. Монмартр совсем недалеко отсюда, почти сразу за Оперой. Здесь от силы три километра. В общем, совсем рядом… Я становлюсь сентиментальной, – добавила она, дотрагиваясь до руки Жака. – Идем, я хочу тебе кое-что показать.

Уже предвкушая, каково же будет его удивление, Элен, довольно улыбаясь, привела Жака к укрывшейся под аркой двери. Свет выхватил из темноты новую медную табличку. На ней было выгравировано:

Издательство Элен Жано.

ЛеМод.

Жак непонимающе посмотрел на свою спутницу и провел пальцем по гравировке.

– Что все это значит? – спросил он.

Элен тоже погладила табличку, холодная и безжизненная медь.

– Думаю, это можно назвать воплощением моей мечты, – ответила она. – Еще школьницей я грезила этим. – Она вынула из сумочки ключи и открыла дверь. – Через минуту я тебе все расскажу.

Включив свет, Элен закрыла дверь. Большие комнаты были пустыми и тихими. Какое-то время оба молча осматривались. Наконец Элен произнесла:

– Я только вчера подписала договор об аренде. Табличку повесили сегодня днем. Ты первый человек, которого я сюда привела.

– Весьма польщен, – смутился Жак. Они поднялись наверх.

– Здесь будет мой кабинет, – пояснила Элен. – Иди сюда.

Она распахнула одно из шести высоких окон. Жак встал с ней рядом.

Их взгляды скользнули по темным окнам домов напротив. Только отель «Ритц» сверкал огнями. Элен нагнулась и извлекла откуда-то бутылку «Шато Мутон-Ротшильд» и два стакана.

– Вино? – удивился Жак.

– Давай отметим, – сказала она, разливая вино по стаканам. – Я хотела купить шампанское, но холодильник пока не установлен.

Жак взял свой стакан.

– Ты пока так и не сказала, что мы празднуем. За что собираемся пить?

– За мой новый бизнес. Элен Жано теперь стала издателем. – Она смущенно засмеялась. – Вернее, скоро станет. После смерти Станислава оказалось, что я довольно молодая женщина, и у меня масса свободного времени. Должна же я что-то делать.

– Могла бы спокойно жить в свое удовольствие.

– Это не для меня. Я хочу заниматься делом. – Жак поднял стакан:

– Мои поздравления. – Он выпил. – А теперь расскажи подробно о своей издательской компании.

Элен стояла спиной к окну, опершись руками о подоконник.

– Ты знаешь «Эль», «Вог» и «Л'Офисьель», – начала она бодро, потом вдруг умолкла. – Так вот, я решила их обскакать.

Жаку показалось, что она шутит, но ее фиалковые глаза смотрели совершенно серьезно.

– Ты слишком самоуверенна, – осторожно заметил он.

– Вовсе нет. У меня есть деньги, чтобы вложить их в журнал. Сейчас главное – подобрать штат.

– Думаю, мне не помешает еще выпить. – Жак налил вина и залпом осушил стакан. Вино было теплым и мягким, как бархат.

– Я предлагаю тебе работу, Жак.

– У меня уже есть работа.

– Я знаю. Знаю и то, что ты чертовски талантливый фотограф.

– Я работаю на «Вог». Это предел мечтаний.

– Мой журнал будет лучше «Вог», – проговорила Элен так уверенно, что он на секунду лишился дара речи. – Пройдет год, и ты увидишь.

– Ты еще даже не приступила к изданию. Только через шесть, а то и восемь месяцев выйдет первый номер.

– Он выйдет через четыре месяца. Главное сейчас – штат. Мне надо нанять самых способных, помоги мне их найти.

– Где ты собираешься их искать?

– Просто «ограблю» известные французские издательства. Переманю к себе самых талантливых из «Вог», «Эль», «Л'Офисьель», «Мари Клер» и «Харперэ».

– С чего ты взяла, что тебе это удастся?

– Я предложу им хорошие деньги. Все с удовольствием идут на повышение. Плюс ко всему их собственное «я». Трудно отказаться от шанса участвовать в создании чего-то нового.

– Похоже, ты все продумала.

– Только так можно чего-то добиться. Чем быстрее мы возьмемся за дело, тем скорее выйдет наш журнал. Ну, что скажешь?

– О каких «хороших» деньгах идет речь? – осторожно осведомился Жак.

– А сколько ты сейчас зарабатываешь?

– Вот. – Жак вынул из кармана чек от «Конде Наст». – Получил только сегодня.

Элен посмотрела на сумму. Две тысячи восемьсот франков.

– А ты неплохо зарабатываешь, – заметила она.

– Сама же сказала, что я чертовски талантливый фотограф.

– Ладно. Я предлагаю тебе три тысячи пятьсот.

– Звучит заманчиво. – Немного подумав, он кивнул. – Завтра подаю заявление об уходе. Через две недели я в твоем распоряжении.

Элен хитро прищурилась.

– Даю четыре тысячи в месяц – и ты завтра же приступаешь к работе. Только никаких заказов на стороне. Не дай бог тебе разместить свои фотографии в «Вог» или «Л'Офисьель».

– Босс, – усмехнулся Жак, – считай, что дело сделано. – Он протянул Элен руку. – Куда приходить на работу? Сюда?

– Прямо сюда.

Элен снова оглядела пустую комнату. Скоро здесь все изменится. Толстый ковер на полу будет поглощать звук шагов, появится мебель. Ее стол будет стоять наискосок от окна. Таким образом, она при желании всегда сможет развернуть свое удобное кресло и смотреть на Вандомскую площадь. А вот кресла для посетителей – уже совсем другое дело: они должны быть настолько неудобными, чтобы у просителей возникало желание поскорее уйти. Она должна подобрать себе такую команду, чтобы у нее никто из них не вызывал и тени сомнения. Кабинет будет заставлен книжными шкафами, а единственным украшением на стенах станут обложки ее журнала «Ле Мод». Внезапно ее осенило: она будет каждый месяц менять эти обложки, с тем, чтобы на стенах висели только самые последние.

– Где это ты витаешь? – Жак, судя по всему, с нескрываемым удивлением наблюдал за ней.

– В будущем! – Элен смущенно улыбнулась. Невероятно! Мечта ее стала осуществляться! И все же ей чего-то не хватало. Почему-то нет бурной радости, восторга. Она должна бы быть на седьмом небе от счастья, но, увы… Единственное, чего она горячо желала, – это много и упорно работать, чтобы добиться успеха. Похоже, оптимистичное восприятие жизни и детские восторги покинули ее в тот самый момент, когда она стояла над разбитым телом Станислава в Кап-Ферра. В тот момент она как-то сразу повзрослела. Надо было строить жизнь по-новому.

Элен запыхалась от долгого подъема, но даже не замечала этого. Окна виллы были красными, словно внутри бушевал пожар. Элен тупо посмотрела на дом и только через какое-то время осознала, что это вовсе не огонь, а отблеск заката в окнах. Она осторожно взглянула на свои окровавленные руки.

– Он мертв, – прошептала она. – Мертв…

К ней быстро приблизился Юбер. Дико вращая глазами, положил руки ей на плечи.

– Я не хотел! – тихо сказал он. – Это несчастный случай! Поверь!..

Оттолкнув его, словно в забытьи, она направилась к дому. Не чуя под собой ног и не ощущая боли. Боль придет намного позже.

Юбер шел за ней следом.

– Может, ты ошибаешься? – говорил он. – Может, вызвать врача и он что-нибудь сделает? Поднимет его наверх и…

– Он мертв! Он упал на скалы! – Элен остановилась и посмотрела на кроваво-красный закат. По телу ее пробежала дрожь. – Как… как все ужасно! Он весь разбился, и повсюду кровь.

– Элен, пойди, приляг. Я сам обо всем позабочусь.

– Нет! – закричала Элен истеричным голосом. – Неужели тебе мало того, что ты сделал? Ты убил моего мужа!

– Пожалуйста, Элен… – Юбер шагнул к ней. Элен отшатнулась от него с животным страхом в глазах.

– Не приближайся ко мне! – заорала она и, сорвавшись с места, рванулась в дом.

Тяжело вздохнув, он ринулся за ней. В дверях на миг остановился, и лицо его побелело: Элен звонила по телефону.

Ворвавшись в гостиную, Юбер выхватил трубку из ее рук, с грохотом бросил ее на рычаг.

– Что ты делаешь? – спросил он свистящим шепотом.

– Звоню в полицию.

– И что ты им скажешь?

Элен с отвращением посмотрела на него и снова потянулась к телефону, но он не дал ей возможности снять трубку.

– Не говори им, – стал умолять он. – Прошу тебя. Я все для тебя сделаю. Я дам тебе все…

– Юбер, дай мне трубку, – решительно потребовала Элен.

– Прошу, выслушай меня! – Голос Юбера, обычно глубокий и низкий, сейчас был каким-то пронзительным и жалким. – Неужели ты думаешь, я хотел этого? Это был несчастный случай!

Элен презрительно прищурилась.

– Тебе сколько лет, Юбер?

– Двадцать пять, – ответил он. Элен грустно засмеялась:

– Двадцать пять! И ты стал драться с человеком, которому семьдесят два года! С пианистом, для которого самое главное в жизни – пальцы, абсолютно беззащитным. И ты столкнул его со скалы!

– Говорю же тебе, несчастный случай. – Юбер отвел взгляд. – Он сам споткнулся.

– Не верю, – упрямо повторила Элен.

– Хорошо, не верь! – с каким-то диким, звериным оскалом выпалил де Леже. – Да, я хотел убить его с того самого дня, как вы повстречались. Он был слишком стар для тебя! Чертовски стар и чертовски безобразен! Я рад, что убил его!

– Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? – с трудом выговаривая слова, спросила Элен.

– Само собой! – злобно огрызнулся Юбер. – Но если ты заявишь на меня в полицию, я буду все отрицать. Я скажу, что ты врешь! Он был хилым старикашкой, и даже женщина легко могла столкнуть его со скалы!

Элен всплеснула руками.

– Ушам своим не верю! Неужели ты способен на такое?

– Да, если ты будешь настаивать, что это сделал я. Я даже скажу, что видел, как это произошло. Он стоял у края скалы, любуясь закатом, а ты подошла и толкнула его. У тебя для этого были все основания. Ведь ты вышла за него замуж из-за денег.

– Да как ты смеешь!

– Давай… звони в полицию. – Юбер рассмеялся и направился к двери. На пороге он остановился и повернулся к Элен. – Давай, звони – и посмотрим, что у тебя выйдет.

Элен взглянула ему в глаза и увидела лишь черную душонку, всю пропитанную ядом. Голубая кровь оказалась гнилой. Если когда-то юный Юбер очаровал ее, то сейчас она испытывала к нему полное отвращение.

– Убирайся отсюда, – проговорила Элен. Де Леже молча вышел.

Она осторожно подняла трубку и дрожащими пальцами набрала номер полицейского участка. На том конце тотчас ответили.

Элен глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.

– Здесь произошел несчастный случай, – хрипло прошептала она. – Мой муж умер. Пожалуйста… приезжайте быстрей!

Ожидая полицию, Элен оглядела просторную светлую комнату. Взгляд ее упал на большой черный рояль у террасы, на котором играл Станислав. На нем лежала написанная от руки партитура. Полистав, она закрыла ее. На первой странице аккуратным почерком было выведено:

«Клитемнестра»

Опера Жана Батиста Люлли.

Переложение и аранжировка Станислава Ковальского.

А чуть ниже шли слова:

Джудит Гулд

Посвящается моей дорогой жене, которая вернула мне молодость.

Элен прочитала посвящение и прижала партитуру к груди. Глаза ее наполнились слезами. Только теперь она осознала всю горечь трагедии. Только теперь ощутила жуткую душевную боль.

Внезапно что-то щелкнуло. Вздрогнув, Элен прислушалась. Вскочив на ноги, осмотрела комнату. Ее взгляд упал на стол, стоявший поблизости, скользнул по бобинам магнитофона. Она с облегчением вздохнула: это был всего лишь магнитофон. А ей и в голову не приходило, что он все это время работал.

И вдруг ее осенило: магнитофон-то все время записывал! Сначала «Клитемнестру» Станислава, потом ее крики оборвали его работу, потом…

Это открытие ее как громом поразило; даже боль куда-то отступила. Значит, записана не только «Клитемнестра», но и признания Юбера! Теперь она с полным основанием может обвинить его в убийстве мужа, и тому есть доказательства. Станислав, оставив магнитофон включенным, поймал-таки своего убийцу.

Мозг Элен лихорадочно работал. С такой уликой она может легко упрятать Юбера за решетку. Но де Леже очень могущественны, у них связи, и неизвестно, Как далеко они простираются. Негодяй, скорее всего, отделается легким наказанием. Его могут просто пожурить и отпустить, ведь семья де Леже входит в десятку самых знатных и богатых людей Франции. Никто не осмелится посадить одного из них в тюрьму вместе с гангстерами, ворами и убийцами.

Элен вынула катушку из магнитофона. Такая легкая, а, сколько в ней веса! И неудивительно: пока запись у нее, она в любое время сможет наказать Юбера, сделать его жизнь невыносимой. На какой-то момент в душу Элен закралось сомнение: не это ли зовется шантажом? Кто она такая, чтобы вершить правосудие? И все же, плотно сжав губы, она решила: «Лучше я, чем никто».

Элен засунула катушку в коробку с надписью «Клитемнестра» и убрала ее в ящик бюро.

В это время приехала полиция.

Инспектор Рем застал ее сидящей на бежевой тахте, с лицом, белым как мел, и плотно сжатыми губами. Свет фонаря под пальмой в кадке бросал на ее лицо причудливые тени. «Красивая женщина», – отметил про себя инспектор, но, как и с большинством красивых женщин, горе как-то не вяжется с ней. Прослужив в полиции тридцать один год, инспектор Рем научился отличать настоящее горе от поддельного. Впрочем, горе само по себе еще ничего не доказывает. Он знал несколько хладнокровных женщин, которые потом горько раскаивались в том, что убили своих мужей.

– Инспектор… – Голос Элен сорвался, когда она начала рассказывать ему о несчастном случае.

Глава 9

Юбер, глядя на море, застыл у окна. Дул сильный ветер, вздымались волны. Он нетерпеливо топнул ногой. Когда же он, наконец, сможет отвезти ее в «Гранд-Отель»? Почему она не отвечает?

Наконец трубку сняли, и он услышал ее усталый голос.

– Элен? Это Юбер.

– Да, что ты хочешь?

– Как ты там?

Какое-то время она молчала, а потом проговорила сквозь зубы:

– Мой муж мертв, а меня допрашивала полиция. Сомневаюсь, что они мне поверили. Так как, по-твоему, я себя чувствую?

– А что ты им сказала? – полюбопытствовал убийца.

– Думаю, сейчас не время обсуждать это, – отрезала Элен и повесила трубку.

Юбер тупо посмотрел на трубку и скривился. Она не желает говорить с ним. Черт! Хуже всего, что она даже не обмолвилась о том, что говорила полиции. Если они начнут его допрашивать… Надо, чтобы их версии совпали.

Только тут Юбер осознал, что полиция за ним так и не пришла. По крайней мере, у нее хватило ума не упоминать его имя.

Для прессы тот день стал знаменательным. Как только разнеслась весть о смерти Станислава Ковальского, в Кап-Ферра слетелись журналисты. Конечно, в основном французы, но были и корреспонденты из Германии, Италии и Англии. Пианист Ковальский всегда был в центре внимания, и его смерть стала сенсацией.

Жак первым же рейсом вылетел в Ниццу. Там он нанял машину до уединенного «Гранд-Отель дю Кап-Ферра». Элен сняла номер, состоявший из двух смежных спален, каждая со своим отдельным выходом в коридор. По крайней мере, Жак сможет передвигаться, не опасаясь надоедливых журналистов.

Коридорный внес в номер его чемодан и вежливо поблагодарил за чаевые. Жак добродушно улыбнулся, но, как только дверь закрылась, лицо его стало серьезным.

– Элен? – тихо позвал он.

Дверь в соседнюю спальню тихо скрипнула, спустя мгновение Элен упала в его объятия. Он крепко прижал ее к себе.

– Спасибо, что приехал, – сказала она сдавленным голосом. – Я так благодарна тебе за это!

Наклонившись, он поцеловал ее в щеку. Боже, как она изменилась: лицо бледное, осунувшееся, глаза безжизненные. Он мог лишь попытаться успокоить ее, проговорив с ней до глубокой ночи. Наконец он посоветовал ей поспать и протянул спасительные пилюли.

Что было тому причиной – пилюли, общая усталость или эмоциональное потрясение, – но спала она беспробудно. Ее не разбудил даже телефонный звонок. Жаку пришлось трясти ее за плечо.

– Звонит инспектор, – он прикрыл трубку рукой, – как там его? Хочет прямо сейчас с тобой поговорить.

Элен со стоном потянулась.

– Удивительно, полицейские что, не спят, как все нормальные люди? Или они работают как заведенные?

Элен взглянула на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке. Половина двенадцатого. Она резко села. Неужели прошло целых пятнадцать часов? Элен тряхнула головой и взяла трубку.

– Мадам Ковальская? Это инспектор Рем. Надеюсь, не побеспокоил?

– Нет, вовсе нет, – соврала Элен. – Если мой голос звучит устало, так это из-за таблеток, которые мне прописали. Чем могу быть полезна? – Поймав вопросительный взгляд Жака, она беззвучно прошептала: – Кофе.

Жак кивнул и выскочил из комнаты.

– Слушаю вас, инспектор, – сказала она в трубку. – Пожалуйста, продолжайте.

– Возможно, вам станет легче, если вы узнаете, что к нам только что приходил свидетель этого несчастного случая.

Элен почувствовала внезапный озноб и натянула на себя простыню. Значит, кто-то видел, как дрались Станислав с Юбером, с тревогой подумала она. Может, кто-нибудь случайно смотрел в их сторону через бинокль? Или в это время мимо проплывал парусник, и кто-нибудь из команды заметил, как Ковальский сорвался? Всякое могло быть.

– Слушаю, – протянула она.

– Оказывается, что соседнюю виллу арендует некий Юбер де Леже.

Остатки сна мгновенно слетели с нее.

– Понятно, – произнесла она, стараясь не выдать голосом своего волнения.

– Месье де Леже в это время тоже любовался закатом в своем саду и видел, как ваш муж поскользнулся. Говорит, вы тотчас бросились к нему, пытаясь его спасти.

– К несчастью, я не успела.

– Но ведь вы пытались. – Инспектор помолчал. – Я звоню вам, чтобы сообщить, что вы можете в любое время уехать из Кап-Ферра. Дело закрыто.

Элен с трудом удалось подавить вздох облегчения.

– Спасибо, инспектор. А вы не знаете, почему этот человек не пришел сразу?

– Он сослался на то, что не хотел, чтобы его имя – а он из очень влиятельной семьи – трепали в газетах. Говорит, что только после долгих размышлений решил выполнить свой гражданский долг.

– Понятно, – сухо отозвалась Элен.

– Если вам понадобится помощь, буду рад служить вам, – сказал инспектор. – Мои ребята могут попытаться оградить вас от назойливых репортеров. Тело вашего мужа все еще в морге в Ницце. Может быть, распорядиться, чтобы его отправили пароходом в Париж?

– Будьте добры.

– Всегда к вашим услугам.

– Спасибо, инспектор. До свидания.

Элен осторожно положила трубку. В тишине нестерпимо громко затикал будильник. Она с раздражением запрятала его под подушку. Итак, Юберу удалось увернуться. Он вышел сухим из воды и даже за нее заступился. И наверняка считает, что она всю оставшуюся жизнь будет благодарна ему за это.

Элен мрачно усмехнулась. Он даже не подозревает, какую оказал ей услугу. Уж она позаботится о том, чтобы он понес примерное наказание.

Элен сняла трубку.

– Пожалуйста, подготовьте счет, – попросила она. – Я уезжаю. Зарезервируйте мне также два билета на ближайший рейс до Парижа.

В аэропорту, направляясь на посадку, они с Жаком прошли мимо газетного киоска. На прилавке веером были разложены газеты; внимание Элен привлекла одна из них. Внезапно лицо ее сделалось серым и она лишилась дара речи.

Жак вздрогнул. Это была одна из еженедельных скандальных газетенок. Бросались в глаза крупные красные буквы заголовка на всю полосу: «Несчастливый брак закончился на скалах». Какой-то папарацци сделал большую черно-белую фотографию Станислава, а рядом с ней красовалась фотография Элен, та самая, из журнала «Л'Офисьель», где она стояла с дымящимся пистолетом.

– Жак, это же твое фото, – выдавила она, стиснув зубы. – Уж не ты ли дал им разрешение использовать его?

– Нет, конечно. – Жак взглянул ей прямо в глаза. – «Ле Монд интернасьональ» частенько пользуется подобными трюками. Должно быть, они пиратским образом пересняли фото из «Л'Офисьель».

– Но она как-то… выпадает из контекста, – прошептала Элен.

– Брось. Здесь ни ты, ни я ничего не сможем сделать. Слишком уж влиятельные люди, чтобы с ними связываться. Они всегда выигрывают. Лучше постарайся забыть об этом. Пусть все затихнет само по себе. Даже не пытайся требовать опровержения.

Элен пришла в бешенство от такой несправедливости. Какая клевета! Неужели она совершенно бессильна? Внезапно ее осенило:

– Разве «Л'Офисьель» не может привлечь их к суду за плагиат?

– Но это обойдется им в целое состояние, и процесс продлится до бесконечности. На это уйдут годы, к тому же нет уверенности, что удастся выиграть дело. Послушайся моего совета, забудь.

– Да как же можно такое забыть? «Брак закончился на скалах»! Возмутительно!

– Слушай, займись лучше делом, – посоветовал ей Жак. – Поменьше появляйся на людях. Ничего не предпринимай, ни с кем об этом не говори. Через месяц никто и не вспомнит, кто ты такая и как выглядишь.

Но Жак ошибался. Репортеры постоянно будут охотиться за ней.

Станислав Ковальский был похоронен в тихом уголке кладбища Пер-Лашез в Париже, а точнее, на авеню Трансверсаль номер три, совсем недалеко от могилы Модильяни. Церемония была очень скромной. Кроме Элен и Жака, была только виконтесса де Севинье. Она все время подносила к носу кружевной платок; из-под черной вуали широкополой шляпы невидящим взором смотрели красные, опухшие от слез глаза.

У могилы отчужденно стояли также Ада и Герберт, дети Станислава. Никто из них не прилетел к нему из Нью-Йорка на свадьбу, но оба примчались на похороны. Элен попыталась заговорить с ними, но они сразу же дали ей понять, что не считают ее членом своей семьи. Даже виконтесса для них не более чем друг отца.