Отвар следовало остудить, прежде чем прикладывать его к обожженному телу Бена. Мэгги использовала это время, готовя специальный чай для того, чтобы облегчить боль и помочь Бену уснуть.
— Ты хорошо справился, — сказала она Коннору, вернувшись в спальню. Он встал с кресла, освобождая ей место. Туловище Бена было накрыто простыней, оставляя руки и большую часть обожженных ног открытыми для осмотра. Мэгги взяла губку, которой пользовался Коннор, и опустила ее в ведро с холодной водой. Тщательно промыла ожоги, стараясь не пропустить обрывки ниток, которые потом могли вызвать инфекцию. Несмотря на всю осторожность ее движений, Бен от ее прикосновений дергался и стонал.
— Дай ему немного чая из коры белой ивы, Коннор. Он в том голубом кувшине. — Она снова занялась промыванием ожогов. — Тебе повезло, Бен, — мягко произнесла Мэгги. — Ожоги не такие страшные, как описывал мне Патрик.
— Небось сказал, что я выглядел, как чертов огненный шар, — проворчал тот. От усилий, которые потребовались Бену, чтобы это сказать, приступ кашля потряс его тело, и он снова застонал от боли.
— Не разговаривай. Побереги силы, чтобы выпить то питье, которое даст тебе Коннор.
Коннор уловил в голосе жены властные нотки и увидел, что Бен повиновался. В течение следующей недели Коннор неоднократно слышал эти интонации и наблюдал, как под влиянием ее спокойной уверенности Бен поправлялся. Видел, как она сидела у постели Бена, утешая больного одним своим присутствием, держала его за здоровую руку, когда Бен не мог сдержать крика от боли. Меняла повязки, чистила и промывала успокаивающим, прохладным бальзамом обнаженные раны. Готовила бальзамы из чеснока против распространения инфекции и заваривала маковый и ивовый чаи. Иногда сидела рядом с ним одна. Иногда кормила грудью Мередит рядом с его постелью.
Она в любое время была рядом с Беном. Кормила его бульоном с ложки, когда он не мог еще справиться сам, читала ему вслух, качая на руках Мередит. Купала его, расчесывала и брила его широкое, морщинистое лицо.
Ночью она без сил падала на кровать в объятия Кон-нора. Он любил это время суток. Любил, когда она рядом, целиком принадлежит ему одному. Понимая, насколько редки эти мгновения, и полагая, что они так и останутся редкими, Коннор считал эти драгоценные мгновения и наслаждался каждым из них.
После того как Коннор увидел Мэгги у постели Бена, видел, как она лечит его своим умением и силой воли, ему стало ясно: его жене не место на ранчо «Дабл Эйч», она должна стать врачом.
— Дансер гордился бы тобой, — однажды сказал он ей, когда она готовилась лечь в постель. Коннор уже лежал на краю кровати, подложив локоть под голову. Взгляд его перебегал с жены на стоящую рядом колыбельку, в которой крепко спала его дочь, выставив крохотную попку. В восемь недель Мередит уже выросла из своей колыбельки. Они с Патриком мастерили для нее кроватку. Она еще стояла в сарае, где они ее прятали, чтобы сделать Мэгги сюрприз. Несчастье с Беном прибавило им работы по хозяйству и оставило меньше свободного времени для того, чтобы закончить кроватку.
Мэгги опустилась на колени перед колыбелькой, застегивая последнюю пуговицу на своей полотняной ночной сорочке. Дотронулась до макушки на пушистой головке Мередит. Волосики дочери были даже темнее, чем у Коннора. Она любовно погладила их, навивая кончики на палец.
— Я даже рада, что Дансера нет, — сказала она. — Ему, наверное, тяжело было бы видеть ожоги Бена. — Она медленно поднялась, потягиваясь и зевая. Рубашка туго натянулась у нее на груди. — Но я по нему скучаю. И мне было страшно, вдруг я что-то не так делаю.
Коннор поймал себя на том, что смотрит на грудь Мэгги. Сквозь тонкий хлопок четко вырисовывались ее полные груди. Тонкая талия и бедра силуэтом выделялись на фоне света от лампы за спиной. Болезнь Бена помешала не только доделать кроватку. Мэгги только оправилась после родов, когда произошло несчастье. И все эти недели получалось так, что то он чувствовал себя чересчур уставшим, то она.
Коннор Холидей не занимался любовью со своей женой с тех пор, как родился их ребенок. И его тело напомнило ему об этом самым естественным и элементарным образом.
Когда Мэгги забралась в постель, он перекатился на живот. Такая поза дала ему возможность не наброситься на нее сразу же.
— Мне кажется, ты почти все делаешь правильно, — охрипшим голосом произнес он.
Она улыбнулась:
— Правда? Мне нравится, что ты так говоришь. — Она потянулась к керосиновой лампе, но рука Коннора удержала ее за кисть.
— Сегодня не надо, — сказал он.
Мэгги обернулась и взглянула на него. Взгляд его глаз просто обжег ее.
— Я еще никогда не занимался с тобой любовью при свете, — произнес он. — На этот раз хочу видеть.
Мэгги хотела было ответить ему, что это неприлично, но дело было в том, что она сама считала это совершенно приличным. Наклонилась к нему поближе и прошептала:
— А что, если тебе не понравится то, что ты увидишь?
— Невозможно, — шепнул он в ответ.
Мэгги села и приподняла подол ночной сорочки. Одним рывком стянула ее с себя, и сорочка спланировала на пол позади нее.
Ему нравилось то, что он видел, очень даже нравилось. Мэгги одарила его смелым, почта вызывающим взглядом, в котором, как заподозрил Коннор, бравады было больше, чем храбрости. Он улыбнулся, ваял ее за руку и слегка сжал. Большим пальцем легонько провел по нежной коже внутри запястья. И ощутил сильное биение пульса.
От ее вздернутого подбородка взгляд его спустился пониже, вдоль шеи, к ямочке внизу и линии ключиц. Плечи Мэгги были отведены назад, линия груди явственно вырисовывалась. Под его взглядом по ее коже разлился розовый румянец. Соски приобрели оттенок темного коралла.
Взгляд Коннора скользнул ниже, по изгибу талии, плоскому животу и пышным бедрам. Он отпустил ее запястье, и его рука заскользила по обнаженному бедру до колена. Ладонь вбирала изгибы ее тела. Мэгги не шевелилась, но он чувствовал, как она дрожит.
— А ты не… — прошептала она. Его голос звучал еще более хрипло:
— Я — что?
— Ты не хочешь снять…
Поскольку она так и не смогла закончить предложение, Коннор пришел ей на помощь. Он приподнял простыню, прикрывавшую его нижнюю половину.
Глаза Мэгги слегка расширились. Он уже был раздет. И возбужден.
— Ты был так во мне уверен?
— Скажем, я надеялся.
Рассмеявшись, Мэгги отбросила одеяло и подвергла его такому же пристальному осмотру, каким он раньше воспламенил ее чувства. Окинула взглядом его широкие плечи, гладкую, выпуклую грудь, плоский живот. А затем изучающе посмотрела на его восставшую плоть.
— Ого! — тихо воскликнула она.
Коннор привлек ее к себе, затем перекатился и прижал Мэгги своим телом. Перенес вес на локти.
— Я приму это за комплимент.
— Правильно.
Затем его губы прильнули к ее губам. Он целовал ее глубоко, с жадностью. Она впустила его язык и сама проникла языком в его рот. Его колено раздвинуло ее ноги. Она приподняла бедра.
— Помоги мне, — приказал он.
Мэгги повиновалась. Ее ладонь сомкнулась вокруг его стержня, и он осторожно вошел в нее. Она уже была влажной. Их взгляды встретились и уже не расставались. Слившись воедино, они не двигались.
Зрачки ее зеленых глаз расширились, потемнели. Его глаза напоминали оникс. Дыхание их смешивались, горячее и сладкое.
Они снова слились в поцелуе, медленном и бесконечном. Языки их двигались в том ритме, в котором должны двигаться тела. Она обняла его бедрами, словно уложила в колыбель, прижимая к себе, сплетаясь с ним, не отпуская от себя. Потом поцелуй прервался. Губы Коннора скользнули по ее подбородку. Она дугой выгнула шею. Он приник ртом к ее горлу, словно пил с кожи. Дыхание у Мэгги перехватило, у нее вырвался сдавленный стон наслаждения.
Коннор начал двигаться. Его бедра поднимались опускались, сильно прижимаясь к ее телу. Руки Мэгги поднялись, ладони опустились на его плечи. Кончики пальцев еле ощутимо скользили по его коже. Она терлась о его тело, груди ее были плотно прижаты к его грудной клетке, соскам было приятно чувствовать жар и шероховатость его тела. Ноготь большого пальца прошелся вдоль его позвоночника, и Коннор содрогнулся, застонал и зарылся лицом в изгиб ее шеи. Мэгги улыбнулась.
Он слегка укусил ее. Улыбка исчезла. Она дотронулась до ямочек у основания его позвоночника. Он с силой вошел в нее. Ее рука прошлась по его спине. Пальцы вцепились в волосы на затылке. Он поднял голову и толкнул ее в нос кончиком своего носа. Поцеловал в щеку, потом в уютное местечко пониже уха, потом пушистые брови.
Мэгги изогнулась, плотно прижимаясь к нему. И на мгновение замерла в напряжении. Наслаждение растянулась, вытягивая ее в струнку, приподнимая в воздух.
Они начали двигаться одновременно, сначала медленно, подхватывая ритм, который продлил бы взаимное наслаждение. Сердце Коннора сжалось, когда волнение стало таким сильным, что грозило навсегда остановить дыхание в его теле. Он крепко прижимал ее к себе, окружая и защищая своим телом. Мэгги вскрикнула, повторяя его имя и содрогаясь, слившись с его телом. И его тело впитывало ее наслаждение, пока оно не стало его собственным. Он тихо застонал и прошептал ее имя, прижимаясь губами к ее коже.
Тела их горели и источали тепло. Им не хотелось шевелиться, и они не шевелились.
— Вот так мы начали, — сказала Мэгги, голос ее звучал хрипло и удивленно.
— Да.
Ей было приятно ощущать его тяжесть. Она закрыла глаза и просто прислушалась к ощущению его тела вокруг себя.
— Мне это нравится.
Коннор поцеловал уголок ее рта, затем соскользнул с нее и вытянулся рядом на боку. Облокотился на локоть и стал смотреть на Мэгги сверху. Ел глаза все еще оставались закрытыми, на губах играла слабая улыбка. Щеки пылали, губы слегка припухли от поцелуев. Кожа была гладкой — морщинка, иногда появлявшаяся между бровями, исчезла. Тени под глазами легли всего лишь от густых длинных ресниц.
Сердце Коннора снова сжалось; на этот раз его захлестнуло чувство любви к ней. На глаза навернулись слезы. Он замигал, прогоняя их обратно.
Кажется, Мэгги почувствовала. Она открыла глаза и спросила:
— В чем дело?
— Ни в чем.
Она лежала молча, наблюдая за ним, пристально глядя в его лицо. Потом протянула руку и приложила ладонь к его щеке. Его черные глаза больше не казались ни чужими, ни холодными. Она чувствовала, что тонет в них. Они одновременно обжигали и защищали ее, и Мэгги вовсе не казалось странным, что они могут и то, и другое. На мгновение ее коснулась его душа.
— Я люблю тебя, — прошептала она. Рука ее скользнула по его груди и упала между ними на матрац.
У Коннора перехватило горло. Он дотронулся до ее руки, взял пальцы в свои. Он ничего не сказал, да она и не ждала этого. Они лежали, объединенные молчанием.
Мэгги придвинулась поближе. Коннор подтянул повыше простыню и одеяло. Шевельнулся младенец, тихо пискнул, потом вздохнул и уснул, Коннор потянулся к лампе и задул пламя. Мэгги опустила голову на его плечо.
Пока они спали, снова пошел снег.
К утру тропы снова замело. На завтрак Мэгги подала оладьи. Патрик пробрался сквозь сугробы, доходившие ему до бедер, к курятнику и принес яйца. Масло пузырилось на железной сковородке, когда она поставила первую стопку оладий на стол. Коннор поддел на вилку сразу три штуки и только потом передал тарелку Патрику.
— Оставь немного Бену, — предупредил Коннор, когда Патрик смел большую часть к себе на тарелку.
— Я уже Бену отнесла, — сказала Мэгги. Снова повернулась к сковородке и выложила на нее еще пару ложек теста. Потом взглянула в окно. Ледяные цветы на стеклах медленно таяли. — Бак с Люком не смогут пробраться назад, да?
— Сегодня — нет, — ответил Патрик. — Возможно, и всю эту неделю.
— А Дансер?
Коннор покачал головой.
— Он прекрасно поживет в своей хижине, пока погода не переменится, — сказал Коннор, покачивая Мередит. Потом чуть-чуть подбросил ее, и она издала некий радостный звук, не совсем смех, но что-то такое, от чего все взрослые в комнате заулыбались.
Не вздумай ее накормить, — предостерегла Мэгги Коннора, который поддразнивал дочь поддетым на вилку оладушком.
— Не буду. — Вместо этого он положил вилку и окунул палец в горшочек с медом. Потом дал Мередит пососать кончик пальца, и она с жадностью впилась в него.
— Коннор взглянул на Мэгги, словно хотел сказать: ты имен но это чувствуешь? Она вспыхнула вместо ответа. Коннор рассмеялся.
Мередит и Патрик, каждый поглощенный своим завтраком, ничего не заметили.
Шли недели, Мэгги собирала в памяти краткие счастливые мгновения, милые ее сердцу: общий смех, улыбки, предназначенные только друг другу, и улыбки, предназначенные всем. Она видела Коннора с Мередит на коленях, который пристально следил за дочерью, а та пускала крохотные пузыри нежными губками. Головка дочери тонула в его большой ладони. Иногда он зарывался лицом в ее животик, осторожно дул или чмокал и посасывал, а Мередит улыбалась и гулькала.
Мэгги помнила, как они с Коннором поехали кататься на санках и он завернул ее во столько слоев одеял, что она выглядела бесформенной грудой. Ураган отвез их на длинных санях в лес, и они великолепно скатились с холма, пока не уткнулись в заснеженный берег. Солнце слепяще отражалось от снега и от волос Мэгги — пряди ее медных волос сияли на солнце. Коннор украдкой поцеловал Мэгги, когда она лепила снеговика.
— Твои волосы как огонь, — сказал он и поставил ее на ноги.
По вечерам они сидели у огня, накрывшись одним одеялом с Мередит. Говорили с ней, словно она могла понять. Мэгги советовалась с ней по поводу сада, который собиралась посадить. Коннор обсуждал ее первую лошадь. Однажды они обсуждали ее будущее, а она сморщила носик и скорчила гримаску, и они оба смеялись до слез.
— Она подозревает, что мы такие же, как Джей Мак, — сказала Мэгги, вытирая глаза. Но в глубине души Мэгги признавала, что Джон Маккензи Уорт был совершенно прав в отношении нее.
Она помнила и другое: Коннор и Патрик торжественно показывают кроватку для Мередит; Бен переселяется обратно в пристройку; битву в снежки, когда Коннор остался в одиночестве защищать их крепость, так как Мэгги одолел приступ смеха и она перестала ему помогать.
Мэгги помнила ночи, когда лежала рядом с ним, успокоенная его близостью, в укрытии из его рук, и он разговаривал с ней этим низким, мягким голосом.
В ту зиму она плела ковер из воспоминаний, живя каждым мгновением настоящего.
Денвер
Мэри Майкл Стоун и Мэри Рене Салливан сидели в разных концах дивана, будто парные подставки для книг. Берил Холидей сидела напротив. Когда Берил опускала глаза, поднося к губам чашку с чаем, сестры обменивались одинаковыми, полными отчаяния взглядами. Когда Берил снова поднимала взгляд, они расплывались в идеально любезной улыбке.
— Как мило, что вы с Раштоном пожелали навестить нас, пока гостите в Денвере, — произнесла Майкл. Майкл, как и ее сестра-близнец, очень хотела бы остаться в столовой с мужем. Там беседа вряд ли была столь утомительной и трудной. Несколько раз до нее доносился из той комнаты смех — Этан, Джаррет и Раштон рассказы вали друг другу байки.
— Раштон решил, что это наш долг, — ответила Берил.
Последовало неловкое молчание. Ренни попыталась прийти сестре на помощь.
— Я с радостью узнала о возможности познакомиться с вами, — сказала она. — Мы с Джарретом приехали в Денвер всего на неделю, потом направляемся в Нью-Йорк. Работали над проектом для Северо-Восточной железной дороги всю осень и большую часть зимы. Светло-голубые глаза Берил блеснули.
— Я не знала, что вы пробыли здесь так долго. На верное, мне казалось, что после того, как вы не получили землю ранчо «Дабл Эйч», вы вернулись домой.
— Мы были в Калифорнии, — ответила Ренни. — Но меня все еще интересует колея через «Дабл Эйч», только я ни минуты не сомневаюсь, что Коннор землю не продаст.
— Теперь, конечно, нет, — сказала Берил. Ее легкий смешок звучал резковато. — Когда он так дорого заплатил за нее.
— Вы имеете в виду его женитьбу? — спросила Рении, ощетиниваясь. — Коннор Холидей должен считать себя счастливчиком, получив согласие моей сестры.
У Майкл терпения было не больше, чем у Ренни, но зрелище разъяренной сестры помогло ей обуздать собственный гнев.
— Коннор и Мэгги были у меня вскоре после свадьбы. Они были совершенно счастливы. — Она не посмела взглянуть на Ренни, которая уже выслушала другую версию об этом визите. — Трудно сказать, кому в этой сделке повезло больше. Еще чаю?
Берил протянула чашку, и Майкл налила ей чаю.
— Вы поймете меня, если я предположу, что Мэгги.
Ренни приветливо улыбнулась:
— Уверена, что положение мачехи подсказывает вам подобное предположение. — Уголком глаза она заметила, что Майкл чуть не поперхнулась чаем. — В конце концов вы же предпочли ему его отца. — Ренни поднялась, поставила чашку на край столика и, извинившись, вышла.
Майкл охотно удавила бы сестру, но не стала извиняться за нее. Она подхватила беседу, словно ничего не произошло:
— Я слышала, как Раштон упомянул, что вы через два дня уезжаете в Квннз-Пойнт.
Щеки Берил покрылись яркими пятнами, потом побледнели, когда она овладела собой.
— Это правда. — Теперь, когда Ренни в комнате не было, ей стало легче говорить. На протяжении всего обеда она не могла забыть, что Ренни Салливан в ответе за то, что Коннор женился на Мэгги. Именно интерес Ренни к ранчо «Дабл Эйч», ее рассказы Джею Маку о Конноре в конце концов и привели к такому повороту событий. — Дороги уже должны были открыться. Готова поклясться, что вчера я видела цветущий нарцисс. Майкл заставила себя улыбнуться:
— Не удивлюсь, если Мэгги уже чувствует потребность в обществе. Мы с Этаном говорили о поездке. Нам бы очень хотелось осмотреть это ранчо. И, откровенно говоря, теперь, когда Мэгги так близко от нас, я скучаю по ней как никогда.
— «Дабл Эйч» очень красивое ранчо, — сказала Берил. — Но я уверена, Ренни вам об этом говорила.
Майкл снова ощутила в голосе Берил плохо скрываемую нелюбовь к сестре. Она постаралась говорить все тем же ровным голосом:
— Поскольку мы с Этаном не скоро выберемся, то хотела попросить вас с Раштоном об одолжении.
Берил поставила чашку на блюдце. Потрогала аметистовую сережку в правом ухе, склонив голову набок.
— Буду счастлива помочь, если смогу.
— Мэгги пришлось оставить тут часть своих вещей. У нас несколько ее сундуков, чемоданов и… — тут она рассмеялась, — сверток от матери, который пылится наверху в коридоре всю зиму. Этан обещает отнести его на чердак два или три раза в неделю с тех самых пор, как его принесли, но так ничего и не делает.
А теперь он почувствует отмщение за свою лень. — Она улыбнулась. — То есть, если вы с Раштоном за хотите взять с собой, часть вещей. Берил пыталась придумать достойный повод для отказа, слушая Майкл.
— Конечно, я все рассортирую. Не хочу обременять вас без нужды. Докторский саквояж придется взять. Мама не послала бы его, если бы не считала, что Мэгги он пригодится:
— Докторский саквояж? — спросила Берил, — Ваша сестра ведь не врач.
— Нет, — пожала плечами Майкл. Ей не хотелось делиться мечтами Мэгги с этой женщиной. — Собствен но, я вообще не знаю, для чего ей эта сумка. Я ее ни разу не открывала.
— Из черной кожи? — спросила Берил. Она показала руками размер, расставив их примерно на двадцать дюймов. — Примерно вот такой величины?
— Правильно. Точно такой, какой носил бы доктор.
— Когда-то у меня был подобный, — медленно и задумчиво произнесла Берил. Она вспомнила, что одолжила его Коннору и так больше никогда уже и не увидела. Она постаралась, чтобы волнение не отразилось в ее голосе. — Я в нем держала всякие мелочи для путешествий. Гребни, щетки, духи. Все такое, без чего нельзя обойтись.
— Может быть, в нем только это и есть, — заметила Майкл, но с сомнением. Мэгги сочла бы легкомысленным носить с собой подобные вещи. — Более вероятно, что в нем книги. Мэгги всегда читает. Я знаю, что в некоторых ее сундуках лежат книги. И намереваюсь сделать так, чтобы она их получила.
Берил книги не интересовали.
— Конечно, мы возьмем все, что вы пожелаете, — сказала она. — Раштон не станет возражать, я уверена.
Мэгги с Мередит на руках бросилась к входной двери и распахнула ее.
— Посмотрите! — взволнованно воскликнула она, указывая на южный конец долины. — Это Дансер!
Она крикнула Коннору, стоящему в корале. Увидела, как он посмотрел в ту сторону, куда она указывала, снял шляпу и замахал ею, приветствуя приближающегося старателя.
Мэгги сбежала по ступенькам и понеслась через двор. Пятна снега лежали у нее на дороге, словно клумбы с белыми лилиями, и она огибала их. Коннор вышел из кораля ей навстречу, взял у нее из рук Мередит и поднял повыше.
Дансер остановил коня прямо у приветствующего его трио, из конюшни прибежали Патрик и Бен, чтобы поздороваться.
— Вы все здорово смотритесь, — сказал Дансер, широко улыбаясь. Наклонился с седла и пощекотал Мередит под подбородком. — Не боишься старого дядюшку Дансера, а? Поглядите-ка на нее! — Он засмеялся своим кудахтающим смехом. — Она не боится этой уродливой физиономии. Ни капли не боится.
— Конечно, она не боится, — сказала Мэгги. — С чего бы ей бояться? Она знает, что вы се любите.
Дансер спешился.
— Я никогда не говорил, что люблю ее, — ворчливо произнес он. — Дурацкое утверждение. — Он немного попрыгал, отряхивая пыль с одежды и разминая кости. Сдвинул назад шляпу и внимательно оглядел Мэгги. — Вижу, с тобой ничего плохого не случилось.
Мэгги предположила, что более нежного приветствия трудно от него и ждать. Повинуясь порыву, она обняла Дансера и поцеловала его.
— Я без вас скучала, — шепнула она в его покореженное, покрытое шрамами ухо. — Мы все скучали. — Мэгги быстро отступила назад, пока он совсем не смутился. — Вижу, нога вас больше не беспокоит.
— Это точно. — Он пожал руку Патрику, потом пристально вгляделся в покрытые шрамами предплечья Бена, — Что, черт побери, с тобой случилось? — напрямик спросил он.
— Несчастный случаи в кузнице, — ответил Бен. Его толстая шея слегка покраснела, лицо приняло тот же кирпичный оттенок. Он меньше всего ожидал, что Дансер обратит внимание на его шрамы.
— И близко не так серьезно, как у меня, — заметил Дансер. — Мэгги о тебе заботилась?
— И днем, и ночью.
— Ей следует стать врачом, как она и хочет. — Он взял из рук Коннора Мередит. — На тот случай, если кого-то интересует мое мнение, — И он двинулся к дому, воркуя и беседуя с ребенком.
Улыбаясь, Мэгги взяла Коннора под руку и прижалась к нему:
— Хорошо, что он вернулся, правда? Я уж было подумала, что он не приедет.
Коннор махнул рукой Патрику, чтобы тот позаботился о лошади Дансера, и Бен пошел следом.
— А? — переспросил Коннор, осознав, что Мэгги ждет ответа на вопрос, который он прослушал.
— Что случилось? — спросила она, глядя на него снизу вверх. Его лицо вытянулось, челюсти были сжаты. В глазах застыло отсутствующее выражение.
— Ничего. — «Ей следует стать врачом», — думал он. Взглянул на нее сверху вниз, улыбнулся и легонько поцеловал в губы. — Ничего, — повторил он. — Хорошо, что Дансер вернулся, да?
Мэгги сделала вид, что не задавала ему тот же вопрос, притворилась, что ничего не произошло. Только покрепче прижала к себе его руку, на секунду ощутив отчаяние, словно он ускользал от нее.
— Да, — сказала она. — Я собираюсь испечь что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать его возвращение. Возможно, торт. Дансер обожает торт.
Рука Коннора скользнула в ее ладонь, пальцы их переплелись. Она приготовит торт, подумал он. Своими руками целительницы его жена будет готовить торт. Интересно, сможет ли он заставить ее покинуть долину, подумал Коннор, а затем спросил себя, сможет ли он отпустить ее.
Квинз-Пойнт
Пока Раштон следил за погрузкой вещей в фургон, Берил держалась в сторонке. Люк с Баком втащили наверх последний сундук и прислонились к стенке, чтобы перевести дух.
— Чертовски не повезло столкнуться тут с ними, — пробормотал Бак себе под нос.
— Раш-то еще ничего, — заметил Люк, — А вот она — та еще штучка. Держись от нее подальше, если не хочешь себе неприятностей.
— Я же говорю. Надо было уехать вчера.
— Вчера ты был занят, помнишь? — напомнил Люк. Поднял черную бровь и одарил Бака одной из своих редких полуулыбок. — Блондинка. С карими глазами. Примерно пяти футов росту.
— Не знаю, какой у нее рост, — ответил Бак, ухмыляясь. — Я ее стоящей так и не увидел.
Люк коротко и резко хохотнул и оттолкнулся от стенки фургона. Заметил черную сумку на деревянном тротуаре и нагнулся, чтобы ее взять:
— Пропустили одно место.
Берил шагнула вперед. Ее кожаные ботиночки легко простучали каблуками по тротуару, темно-коричневая юбка для верховой езды с разрезом заколыхалась вокруг ног.
— Не беспокойтесь о ней, — сказала она. — Я возьму ее с собой.
Люк отдал ей в руки саквояж. Отступил, освобождая проход, чтобы не столкнуться, и повернулся к Раштону:
— Мы готовы ехать, сэр. Оба фургона загружены. Хотите, чтобы мы с Баком правили каждый одним фургоном, или хотите сами править упряжкой?
Черные, как обсидиан, глаза Раштона слегка прищурились. Один из уголков рта приподнялся. В этот момент он стал очень похож на сына.
— Мне знакомо искусство править лошадьми, — ответил он.
Люк знал о конюшнях Раштона в Нью-Йорке. Коннор рассказывал ему о том, как отец подбирает запряжные пары.
— Прошу прощения, сэр, — вежливо сказал он, — но это не Центральный парк.
— А ты когда-нибудь бывал в Центральном парке? — спросил Раштон.
Люк немного сдвинул шляпу на затылок указательным пальцем, уступая Раштону в этом вопросе.
— Возьму на себя фургон с нашими припасами и заказами Мэгги, — сказал он, — если вы поведете тот, что с вашими сундуками и сумками.
Раштон кивнул:
— Берил? Хочешь ехать в фургоне? Она покачала головой:
— Поеду верхом на гнедой кобыле. По крайней мере для начала. — И выжидающе посмотрела на мужа, ожидая, что он ее подсадит.
— Подай мне ту сумку. Ты не выпускаешь ее из виду. Она лукаво улыбнулась и слегка вскинула голову, черные локоны взлетели и рассыпались по плечам.
— Леди не может обойтись без своих гребней, Раштон, даже в этой глуши.
Он рассмеялся, качая головой, и помог ей поставить ногу в стремя.
— Выглядишь прелестной, как всегда. Свежа, как маргаритка.
Берил сморщила носик. Выражение ее лица нельзя было назвать привлекательным.
— Я не маргаритка, — ответила она. — Маргаритки заурядны.
Она не расслышала тихого смешка Раштона, который отвернулся и дал знак остальным готовиться к отъезду. Берил пришпорила кобылу и поехала впереди всех. Она держала перед собой черную сумку и время от времени теребила замочек. Она смазала его, так что теперь он легко открывался, и время от времени она именно это и делала — потихоньку приоткрывала сумку и заглядывала внутрь. И иногда улыбалась.
Мэгги собирала весенние цветы, привязав Мередит у себя за спиной. Полянка в лесу на склоне холма была особенно богата ими. На залитой солнцем прогалине среди высокой травы и цветов было очень тепло и приятно. Мэгги сняла соломенную шляпку, бросила на землю и положила в тулью собранные цветы. Подняла лицо, подставив его солнечному свету.
— Ох, Мередит, вот славный денек выдался! Ты когда-нибудь видела такое небо?
Она сняла перевязь с ребенком, разостлала на траве и положила на нее девочку. Села рядом и погладила волосики дочки. В три с половиной месяца Мередит уже проявляла большую индивидуальность и заявляла о своих правах. Она попискивала от возбуждения, фыркала и гукала. Строила глазки отцу, когда тот подходил к ней. Била ручками по предметам, оказавшийся в пределах ее досягаемости, а зажав что-либо в крохотном кулачке, упорно держала.
Лежа на одеяле на солнышке, Мередит вертела головкой во все стороны, стараясь ничего не пропустить. Мэгги расстегнула блузку, поднесла Мередит к груди, и та принялась сосать.
— Вот чего ты искала в действительности, — произнесла она, пока Мередит деликатно глотала. Мэгги с любовью смотрела на нее, полная благоговения и удивленная тем, что может заботиться о таком хрупком существе.
Коннор наткнулся на них, пока они сидели так на освещенном солнцем месте. Легкий ветерок шевелил распущенные волосы Мэгги, а головка Мередит была прикрыта. Лицо Мэгги светилось безмятежным покоем. Тень улыбки играла на ее губах, когда она с любовью смотрела на дочь. Черные ресницы были опущены, лоб разгладился. Это был глубоко личный момент, и Коннор с уважением отнесся к нему, держась поодаль и удовлетворившись тем, что тоже по-своему принимает в нем участие.
Он так и не понял, что предупредило Мэгги о его присутствии. Ему казалось, что он не издал ни единого звука, не сделал ни единого движения, но вдруг осознал, что она смотрит в его сторону, а улыбка на ее лице теперь предназначена ему и зовет его.
Коннор вышел из-под прикрытия сосен на поляну. Длинные ноги быстро донесли его до Мэгги. Он нес большую ивовую корзинку, на сгибе локтя висело одеяло. Присев рядом с Мэгги на корточки, Коннор поцеловал ее, надолго прильнув к губам.
— А это за что? — спросила Мэгги, чувствуя, как быстро забилось сердце в груди.
Он тихо рассмеялся:
— А его должно быть за что-то определенное? Увидел прекрасную женщину, сидящую на солнышке, и мне захотелось ее поцеловать.
Мэгги склонила голову, услышав этот комплимент, он смутил ее. Она погладила грудь указательным пальцем, помогая Мередит высасывать молоко.
— Я говорю серьезно, Мэгги, — сказал Коннор, поднимая ее подбородок. — Ты прекрасна. — Ее улыбка, несомненно, была прекрасной. Ему всегда было ее мало.
Он бросил корзину и одеяло и снова поцеловал ее.
Мередит оттеснили от источника пищи, и она немедленно дала знать об этом родителям. Коннор ухмыльнулся и отодвинулся.
— Жадина, — сказал он. И снова поднес Мередит к соску Мэгги. — Сегодня ей не хочется делиться.