. И чаще всего он называл нас так, когда обдумывал единую для всех сестер кару.

— Единую кару?

— Ну понимаете, иногда кто-то из нас мог напроказничать и не сознаваться в этом. Джей Мак выстраивал всех по старшинству и ходил вдоль строя, обращаясь к маме, словно нас тут и не было. — Тон Мэри стал задумчивым, а лицо помрачнело, словно ей удалось заглянуть в неведомое сквозь волшебные очки.

Райдер, затаив дыхание, наблюдал, как удачно Мэри имитирует манеры Джона Маккензи Великолепного. Этот человек был одним из главных воротил отечественной индустрии. Он владел самыми оживленными и прибыльными линиями железных дорог и ходил в близких друзьях у президентов и генералов. Вряд ли к такой внушительной фигуре можно было относиться столь непочтительно, и все же Мэри нисколько не смутилась, приоткрыв перед незнакомцем завесу семейных отношений.

— Он бы сказал: «Мойра! Наши Мэри решились на одно из самых отвратительных преступлений. Из шкатулки на моем столе пропало целых две сигары. А поскольку в краже не признается ни одна Мэри, наказаны будут все вместе!» — Ей удалось весьма точно воспроизвести речь Джея Мака, но окажись при этом ее сестры — все в один голос бы заявили: «Это оттого, что у нее, как у старшей, было больше всех времени для тренировок». Мэри встряхнулась и заговорила своим собственным, звонким и мелодичным голосом:

— Его хватало еще на несколько минут, однако всякий раз он сдавался, понимая, что все равно не заставит нас сознаться. Каждая из нас становилась сильнее, чувствуя себя одной из «наших Мэри». И уж тем более мы предпочитали держаться заодно, если нам противостоял сам Джей Мак. — Она лукаво улыбнулась и добавила, сверкнув глазами:

— Бедненький папа! Он так ловко управлялся со всем на свете, но так и не научился управляться со своими пятью Мэри.

Райдер подумал, что только дурак не стал бы считаться с такой силой, как эти пять Мэри, — если хотя бы треть рассказов Уолкера про их семейку являются правдой.

— Почему вас всех назвали Мэри?

— Так захотела мама. — Мэри пригубила молоко. — Наверное, дань традиции. Понимаете, она ирландка. И, конечно, католичка. А Джей Мак — законченный пресвитерианин. Поэтому с нами, как с незаконнорожденными, возникала куча проблем, пока родители недавно не обручились. — И она взглянула на него, гадая, как много успел рассказать приятелю Уолкер. — Вы ведь знали об этом?

Райдер машинально кивнул. В данный момент его внимание почему-то привлекли молочные усы, оставшиеся на верхней губе Мэри. Эта беззаботная улыбка, странная медно-рыжая шевелюра, а вот теперь еще и нежные молочные полоски на губе сделали ее похожей на школьницу. Совершенно, кстати, невинную. Ему пришлось постараться сосредоточиться на этой подробности. Неловко прокашлявшись, он прикоснулся к своим губам:

— Молоко.

— Ох, — немного растерянно воскликнула Мэри, тут же поняв, в чем дело. Вытерев рот салфеткой, она спросила:

— Так лучше?

— Вы отлично справились, — ответил он. — Так, стало быть, вис всех зовут Мэри.

— Ну, в общем-то да, — вернулась она к теме беседы. — Но это не совсем точно. Меня обычно зовут Мэри. Реже — Мэри Френсис. А сестер — как правило Майкл, Ренни, Мегги и Скай. Им приходится слышать свое первое имя — Мэри, когда впереди маячат какие-нибудь неприятности, что случается на удивление часто.

— А кто стащил со стола сигары?

— Что? Ах, сигары!.. — Мэри надоело притворяться, что она занята едой. Перейдя к раковине, она выбросила остатки блинчиков в ведро. — Их стащила Майкл. Она просто обожала запах табачного дыма.

— И как же вас наказали?

Мэри обернулась к нему. Ее носик забавно сморщился.

— Мы курили, пока не позеленели, как хвойное дерево.

— И Майкл тоже?

— И Майкл тоже. Правда, она продержалась дольше всех нас — что, конечно же, уличило ее в глазах Джея Мака как самую отвратительную в мире преступницу — она вынуждена была признаться и покаяться. Джей Мак мог быть вполне уверен, что до конца жизни она не утащит больше ни одной сигары.

— Неужели?

— Насколько мне известно, так оно и случилось. — Мэри задумчиво покачала головой и сухо добавила:

— Майкл просто перешла на сигареты.

Райдер едва заметно улыбнулся, оценив иронию и юмор в словах Мэри. А девушка тем временем собрала с печи грязную посуду и, погрузив ее в раковину, начала мыть. Она не слышала его шагов и не подозревала о его приближении, пока он не опустил свою тарелку в мойку. От неожиданности Мэри чуть не подскочила. Но прежде чем она смогла что-либо сказать, Райдер отшатнулся прочь, словно это он, а не Мэри оказался напуганным.

— Не бойтесь, — заверил ее он. — Я вас не трону.

— Я и не боюсь. — В зеленых глазах ее светилось любопытство, а не страх. — И уж во всяком случае, я не стала бы скакать от испуга. Это получилось неожиданно — вот и все. Я не знала, что вы приблизились. И я совершенно не боюсь вас.

Райдер не спешил с ответом, прикидывая, насколько она правдива.

— Вы полагаете, что надежно защищены под этой шелухой?

Мэри недоуменно приподняла брови, впервые услышав, что о ее одежде отзываются как о «шелухе».

— Я полагаю, — холодно отчеканила она, — что вы не замышляете против меня ничего плохого. Ведь вы — друг Уолкера, не правда ли? Так с какой стати вам меня обижать?

— Вы не были столь уверены в этом там, у заводи.

— Там, у заводи… я не была уверена даже в том, что вы действительно знаете Уолкера. — Отвернувшись, Мэри продолжила мыть посуду. — Да, пожалуй, — тихо добавила она с какой-то болезненной прямотой, — в какой-то степени дело тут и в моей «шелухе».

«А вовсе не во мне», — подумалось Райдеру. Если она говорила искренне, то тут действительно ни при чем его бронзовая от загара кожа, черные волосы, а также кобура на бедре. Из заднего кармана джинсов он вытащил истрепанный грязный конверт, из которого осторожно достал два плотно исписанных листика, оказавшихся чуть менее затертыми, чем конверт. Райдер протянул их Мэри.

— Вам совсем ни к чему стараться что-то доказать, — возразила она.

— Возьмите.

Девушка стряхнула с рук воду, вытерла их о посудное полотенце и нерешительно взяла письмо:

— Это необязательно.

— Читайте же.

Мэри лишь раз в жизни довелось увидеть почерк Уолкера — это произошло на свадьбе у сестры, когда он подписывал брачный контракт. Она перевернула страницу и взглянула на подпись, тут же узнав характерное «У» с затейливыми завитушками. Убедившись, что письмо действительно составлено ее зятем, Мэри вернулась к началу и принялась читать.

Большая часть письма посвящалась Скай, их скоропалительной свадьбе и обстоятельствам, приведшим Уилкера в Гринвилль. Немногословные, но емкие описания родственников Скай вызвали у Мэри легкую улыбку. Уолкеру явно удалось их всех раскусить. В конце содержалось приглашение Райдеру навестить их со Скай в любое удобное для него время.

— Тогда Уолкер еще не знал о назначении в Китай, — заметила Мэри, возвращая письмо Райдеру. — Ему пришлось уехать почти сразу же.

— Он не мог знать и того, получу ли я это письмо, — ответил Райдер. — Меня не назовешь добросовестным корреспондентом.

— Да и приглашение выглядит слишком неопределенным.

— Вряд ли его это волновало.

— Знаю. Уолкер никогда не придавал значения условностям. Это не в его духе. — Пока Райдер складывал письмо, Мэри ясно разглядела надпись на конверте. — Неужели вы приехали из такой дали? — недоверчиво воскликнула ока. — Из самого форта Престон, из Аризоны?

— Это письмо я получил в форту Престон. А прибыл я из форта Апачи.

— И пересекли почти всю страну, не зная наверняка, дождется ли вас Уолкер?

— Нечего ехидничать по этому поводу, — грубовато возразил он. — Или, по-вашему, я похож на круглого дурака? Нет, на дурака он не походил совершенно.

— Совсем наоборот, — произнесла Мэри вслух.

Райдер не спеша свернул конверт и засунул его обратно в карман. В его голосе явственно прозвучали мрачные ноты:

— Я приехал, чтобы отдать последнюю дань уважения учителю, который недавно умер. Я опоздал на похороны, устроенные ему армией, но побеседовал с его вдовой и обрел душевный покой. Все остальное для меня не важно.

Мэри видела, что так оно и есть. Идеально правильные черты лица Райдера по-прежнему оставались непроницаемыми, однако в глубине его глаз ясно читалась скорбь.

— Он был преподавателем в Вестпойнте? — уточнила Мэри.

— Генерал Аугустус Сэмпсон Торн, — кивнул Райдер.

— По-моему, я его не знаю. — Наверняка генерал был человеком известным, но в далеких от Мэри кругах.

— Ветеран сражений при Шилоне и Манассасе, а также участник большинства западных кампаний против шайеннов. Ничего удивительного, — добавил он, видя, что Мэри продолжает отрицательно качать головой. — Он прославился по-настоящему, когда стал преподавателем.

— А что он преподавал?

— Математику.

— И вам нравился этот предмет? — В очередной раз ее обезоружила его способность преподносить сюрпризы.

— Чрезвычайно.

— Понимаю, — в полной растерянности пробормотала она.

— Не правда, — еле заметно улыбнулся Райдер. — Ничего вы не поняли.

Мэри тут же стало ясно, что Райдера это абсолютно не беспокоит, что говорило о его полном равнодушии и к остальным ее мнениям и суждениям. Пожалуй, так оно и должно быть. Ведь они — всего-навсего два случайно встретившихся незнакомца.

— Когда вы должны возвращаться в форт? — спросила она.

— Я не собираюсь возвращаться в форт Апачи. У меня новое назначение.

— Здесь, на востоке?

— Нет, — ответил он то ли с разочарованием, то ли с облегчением. — Меня ждут на юго-западе.

— Вы — кадровый военный?

— Более или менее. — Судя по всему Райдер был не очень-то высокого мнения о кадровых военных. — Я — разведчик.

Что-что, а смеяться Мэри Френсис Деннехи умела. Ее смех оглушал, словно взрыв петарды. Громкий и даже слегка грубоватый, он в то же время был необычайно живым и заразительным. Все лицо ее, обычно безмятежно-спокойное, приходило при этом в движение. Глаза щурились, нос морщился, крупный рот широко раскрывался, а щеки покрывались румянцем до самых корней волос. Родные обожали этот смех. Сестры в монастыре Призрения Малых Сих кое-как терпели. Мать-настоятельница не выносила. А епископ Колден молился, чтобы он, не дай Бог, не загремел во время его проповеди.

Райдер Маккей невозмутимо слушал его, отступив на шаг.

— Ох, — простонала сквозь слезы Мэри, — ох, я прошу прощения. Нет, не прошу. Не совсем прошу. Ох… — Она чувствовала, как в груди ее нарастает новый взрыв хохота, и попыталась его подавить, утирая слезы и содрогаясь так, словно на нее напала икота. — Но ведь вы сами понимаете, что это смешно, правда? Вы… армейский разведчик… заблудились на пути… на пути…

— К Уолкеру, — мрачно закончил он. — Было смешно, когда я понял это сам. И стало унизительно, когда поняли вы.

Смех мгновенно умолк.

— Ох, я вовсе не хотела… — Голос Мэри задрожал, когда она заметила, что глаза его вовсе не такие мрачные, какими были за миг до этого. Несомненно, он шутит. Утирая выступившие на глазах слезы, она продолжила:

— Я никому об этом не скажу.

— По-моему, ранее я уже условился с вами об этом, — напомнил он ей.

— Верно. — Девушка взяла было полотенце, но гость отобрал его у нее и принялся сам вытирать посуду.

Прислонившись к раковине, Мэри следила за ним, размышляя, каким это ветром его занесло в этот дом, почему он сбился с пути и что бы все это могло значить.

— На главном тракте везде есть указатели, — промолвила наконец она. — Усадьбу Уолкера очень легко отыскать.

— Там не было указателей, — возразил Райдер.

Мэри подумала, что это ложь, — указатель наверняка был. Однако это было важно только для нее, а вовсе не для Райдера Маккея.

Уже миновала полночь, когда Мэри выскользнула из дома и вновь направилась к пруду. На небе не было ни облачка. Сияние звезд и молодой луны слабо освещало узкую тропку, однако девушка и не подумала о том, чтобы прихватить с собой лампу. Она без труда бы нашла дорогу и в полной темноте.

Облаченная в одну лишь белоснежную сорочку, она, подобно призраку, пересекла зеленую лужайку, неслышно ступая по мягкой траве. Земля на склоне приятно холодила ступни, а в лесу ее ждал пружинистый ковер из осыпавшейся хвои. На берегу она застыла на мгновение, как делала это всегда. Как сделала это и сегодня утром. Это место являлось для нее святыней, здесь она обретала покой и новые силы и, попадая сюда, всякий раз благодарно молилась.

Стремительно спускаясь по каменной лестнице, Мэри распахнула ворот сорочки. Легкая ткань, колеблемая едва уловимым дуновением ветерка, приятно ласкала кожу. Перешагнув через упавшую наземь сорочку, девушка решительно прыгнула в воду.

Сидящий на противоположном берегу заводи Райдер Маккей ясно различил изящный изгиб белоснежного тела, почти беззвучно скользнувшего в чернильную толщу воды. Он твердил себе, что должен уйти, ведь Мэри так любит это место именно за его уединенность. А он уже второй раз вторгается сюда, и второй раз не находит в себе духу выдать свое присутствие. Райдер снова подумал, что надо уйти, но тут Мэри вынырнула и вскинула вверх гибкие руки. При виде этого зрелища на смену мыслям о том, что он должен делать, пришли мысли о том, что он станет делать.

Повернувшись на спину, Мэри легла на воду, поддерживая тело на поверхности едва заметными движениями ног. Вода оказалась намного теплее воздуха, и от этого кожа покрылась пупырышками, а соски набухли и затвердели. Стараясь согреться, девушка вновь нырнула и долго пробыла под водой, прежде чем снова выплыла на поверхность. Она могла различить собственное дыхание — легкое как облачко тумана… или сигаретного дыма.

Мэри улыбнулась. И что это ей приспичило рассказывать обо всем Райдеру Маккею? И болтать с ним весь день напролет? Убедившись, что Уолкера повидать невозможно, Райдер собрался было уйти сразу же после завтрака, однако Мэри настояла на том, чтобы он помог ей выполнить кое-какие работы по дому. Она видела, что гостя это нисколько не обижает — более того, он сам предложил ей выкрасить перила на крыльце после ленча. Об обеде они даже не говорили — вышло как-то само собой, что Райдер остался и на обед, а потом сидел с ней на крыльце, болтая обо всем на свете. Естественно, не ему, а Мэри полагалось знать расписание поездов, однако она почему-то не решилась напомнить гостю о том, что он пропустил последний поезд из Бейлиборо. Ни минуты не сомневаясь, что поступает верно, она предложила ему провести ночь в одной из пяти гостевых комнат, имевшихся в особняке.

Ей и в голову не могло прийти, что мысли о том, что Райдер находится совсем близко, в спальне, на другом конце коридора, не дадут ей заснуть. Мэри изнемогала от усталости, когда распрощалась с ним до утра, но, оказавшись у себя, принялась без конца ворочаться, гадая, удобно Райдеру в отведенной для него комнате или нет. Через полчаса она сдалась, поднялась с кровати и уселась на подоконник. Какое-то время она пыталась отвлечься чтением, однако звездное сияние за окном не давало ей сосредоточиться. Тропинка, ведущая к пруду, призывно темнела на серебрящейся от росы лужайке. И хотя Мэри просидела на окне еще добрых полтора часа, она знала, что лишь одно место может даровать ей покой.

Только на сей раз оно не будет столь безмятежным, как прежде, и дело тут не в Райдере Маккее. Это не его вторжение лишило Мэри сна. Мятеж разрастался в ней самой. И нигде в мире ей не суждено обрести покой, пока она не обретет его в собственной душе.

Мучительная тоска пронзила ее душу словно молния. Мэри казалось, что от этой неимоверной тяжести ей трудно дышать. Она по опыту знала, что не имеет смысла бороться с неодолимой тоской. Проще было подчиниться и переждать, и она нырнула поглубже, чтобы ласковая теплая вода смыла с лица горькие слезы.

Стараясь разглядеть Мэри, Райдер привстал. Девушка слишком долго находилась под водой. Райдер едва не бросился за ней, но тут она вынырнула и поплыла к берегу.

В неподвижном ночном воздухе он ясно слышал, как громко она дышит. До него не сразу дошло, что это не просто вздохи, а рыдания. Райдер повернулся, окончательно решившись уйти. Не следует вмешиваться — это дело ее и Господа. Он тут ни при чем. Ему тут нет места.

Но вместо этого Райдер обогнул пруд и остановился у распростертого на берегу тела. Протягивая ей рубашку, он произнес:

— Оденьтесь.

Видя, что ей самой не справиться, Райдер принялся помогать ей, после чего заключил девушку в объятия.