Глава 1

Июль 1884 года, долина Хадсона

Неподвижность сомкнулась над ним, как кокон. Он упивался ею, точно лист, пьющий солнечный свет — источник его существования в этом мире. Он слышал ровное биение собственного сердца и легкое, едва уловимое дыхание, но не уделял этим вещам особого внимания и позволял телу жить как бы самому по себе, в то время как душа наслаждалась завершенностью и незыблемостью бытия.

Человек сидел на краю камня, возвышавшегося над небольшой заводью. Его тело инстинктивно сохраняло такую позу, из которой при первых же признаках опасности смогло бы развернуться подобно пружине. Однако пока в том не было нужды. К тому же он умел наслаждаться ожиданием.

Вряд ли имело смысл задавать вопрос, чего именно он ждет. Нечто необъяснимое разбудило его интуицию и заставило застыть здесь, на голом куске камня. И он мог ждать так бесконечно, не раздражаясь и не проявляя нетерпения. Напротив, это несло некое предвкушение, словно прилетевший на крыльях ветра аромат цветов — неопределенный, но желанный. Чем дольше он ждал, тем сильнее становилось предчувствие чего-то чудесного. Всего, чего угодно. И с каждой секундой предчувствие становилось все более определенным.

Над водой клубился предрассветный туман. Вокруг заводи росли красные кедры, плакучие ивы и серебристые ели, но даже их густые кроны не могли заслонить сияния солнца. Воздух дрожал от горячих испарений, а поверхность воды ослепительно блестела. Он следил за тем, как множившиеся лучи пробуждающегося к жизни светила зажигают на водной глади все больше и больше ярких звезд, словно в омуте был заключен целый небосвод.

Эта мысль породила первое его движение — легкую усмешку уголком рта. Вряд ли постороннему наблюдателю пришло бы в голову принять эту гримасу за улыбку — и все же она отражала истинную радость, пусть даже угрюмую и тайную. Его нисколько не смущало, что подобным мыслям находится место в его мозгу, — в отличие от большинства окружающих. Ведь считается, что лирические отступления по поводу заключенного в омуте небосвода больше пристали поэту или философу, нежели разведчику, состоящему на службе в армии Соединенных Штатов.

Однако улыбка угасла почти мгновенно, уступив место прежней непроницаемости. Удивительно, но при этом лицо его не превратилось в холодную маску профессионала. Очертания губ не были ни упрямыми, ни мрачными, а идеально вылепленный подбородок не казался признаком заносчивости. Нет, источником непроницаемости черт его лица являлось исключительное спокойствие.

Сквозь рукав промасленного плаща он почувствовал прикосновение горячего светила. Оно поднималось все выше и выше, и вот уже горячие лучи легли на затылок. Мгновением позже они заиграли на его щеке и густых блестящих волосах. Он даже не подумал скинуть плащ или поправить волосы. Жара была не менее желанной, чем неподвижность и ожидание. На миг он поднял лицо навстречу солнцу и, зажмурив глаза, вдохнул его тепло.

Когда он снова распахнул веки, она была уже здесь. Ее слегка закрывали тонкие ветви берез, растущих на противоположном берегу заводи. Путь вниз был вымощен плоскими каменными плитами, образовавшими некое подобие неровной лестницы. Она стояла совершенно неподвижно, крепко сжимая в руках узел с одеждой. Торчавший из него лоскут был ее единственным одеянием.

Поначалу ему показалось, что она застыла так неподвижно потому, что увидела его. Однако уже в следующий миг он понял, что она своей позой совершенно не напоминает застывшую от неожиданности испуганную нимфу. Узел с одеждой не был выставлен вперед для защиты: она просто держала его в руках, не опасаясь за собственное достоинство. Его заворожила эта свободная, целомудренная поза — ясно, что о ней не могло быть и речи, если бы вдруг открылось его присутствие. Да, несомненно, ее неподвижность не имела к нему никакого отношения. Она не подозревала о его присутствии, и он был этому рад. Увы, он понимал, что правила приличия требуют от него иного поведения, и все же позволил на какое-то время взять верх эгоизму. Он объявится, но позже, не сейчас.

Очарование неподвижности исчезло уже в следующий миг, когда она отбросила в сторону одежду. Словно жирное пятно, лег на поверхность опаленного солнечным сиянием камня темный узел. Она явно не подумала об этом, как не подумала задержаться хотя бы на миг, чтобы расправить смявшееся от падения платье. Его даже слегка разочаровало такое безразличие. А через миг он уже не видел ничего, кроме нежной розовой кожи, изящного изгиба плеч и ярких бутонов сосков: не обращая внимания на каменную лестницу, она прыгнула в воду прямо с того места, где стояла, изящно изогнувшись при этом в воздухе и подняв целый фонтан сверкающих брызг.

Она не торопилась возвращаться на поверхность, и он внимательно следил за ее движением под водой. Стройное тело ее казалось не менее подвижным, чем окружавшая его стихия. Оно поражало своей легкостью и изяществом линий. Сдвинутые вместе ноги толкали тело вперед: их движения были ритмичными и возбуждающими. Вот ему показалось, что она должна выглянуть из воды в самом центре заводи, но вместо этого лишь сильнее заработала ногами, и над поверхностью мелькнули только нежные розовые ягодицы. На его лице промелькнула улыбка.

Вынырнув наконец, чтобы глотнуть воздуха, она оказалась прямо под его скалой. Когда она подняла глаза и увидела его, ему было не до смеха. Он так и сидел неподвижно на камнях, словно некая сказочная птица. Это впечатление усиливали распущенные по плечам волосы и спадавший широкими складками плащ. Прямая, несколько хищная линия носа подчеркивала пронзительность взгляда темно-серых глаз.

Он не издал ни звука, просто молча глядел на нее. Несмотря на заливший щеки румянец смущения, она не попыталась ринуться обратно в воду. Не в ее натуре было спасаться бегством, пусть даже вопреки собственному порыву. Она ответила на его взгляд с необычной прямотой и спокойствием.

Он подумал, какой яркий оттенок у ее зеленых глаз и как приятно в них смотреть — точно так же, как заглядывать под полог окружающего их леса. И не спешил прервать созерцание, приносящее столько удовольствия.

— Похоже, вам неведом стыд, — заметила она.

В других условиях или в другом окружении содержащаяся в ее словах кислота запросто разъела бы закаленное стекло. Однако незнакомец лишь улыбнулся в ответ.

— Это столь очевидно? — поинтересовался он.

Ответом ему был взгляд, способный уложить на месте тигра. Но и это его не проняло. Ей хватило здравого смысла оценить, что все преимущества на его стороне. Он стоял наверху, на твердой земле, и, что самое важное, был одетым. Попытки угрожать ему, бултыхаясь в воде, выглядели бы по меньшей мере глупо. Более того — весьма утомительно.

Он следил за тем, как неуверенно она пытается отыскать опору среди скользких камней. И уже приготовился подать руку. Однако ей и в голову не пришло выбираться из воды, служившей весьма надежным укрытием и поблескивавшей на плечах и нежной шее. Его глаза неторопливо скользили от ямки над ключицей к щеке, затем к уху — и задержались на шапке рыжих волос.

Если ее глаза привлекали к себе внимание, то шевелюра и вовсе поражала необычностью. И не столько своим огненным оттенком, сколько длиною. Безжалостно обстриженные чуть ли не под корень, волосы ее лишь повторяли форму головы и не позволяли даже мечтать о какой-то прическе. Плотно облепив череп, они слегка кучерявились и пушились на концах, быстро подсыхая под жарким утренним солнцем. У апачей женщины имеют обычай стричь волосы в знак траура. У него на языке вертелся вопрос: не потеряла ли она недавно кого-то из близких — брата или отца, к примеру? Но вовремя вспомнил, что едва ли Нью-Йоркцы придерживаются тех же традиций, что племена чихуахуа, кайова или мескалеро. Он невольно коснулся пятерней густых волос на своем затылке. Они были гораздо длиннее, чем у нее, и все же короче, чем он носил обычно. Ему пришлось их обрезать в знак скорби по погибшему другу, а также в порядке компромисса с нравами Нью-Йорка.

Чувствуя, что взгляд незнакомца прикован к ее волосам, она непроизвольно охнула и поправила прядь на виске так, чтобы та казалась длиннее. Этого простого жеста оказалось достаточно, чтобы заставить его отвести взгляд. Она гадала, что он сейчас думает по поводу ее необычной прически. Что она больна? Что пыталась избавиться от вшей? Что муж решил наказать ее за измену? При первой же мысли о том, что он, возможно, жалеет ее, она заносчиво вздернула подбородок.

— Вы не имеете права здесь находиться, — холодно заметила она. — Это частное владение.

— Я приглашен сюда, — спокойно возразил он.

— Кем именно?

— Владельцем.

— Это невозможно.

— Вы ведь не его жена, верно? — спросил он, небрежно пожав плечами. Очевидно, ему было наплевать, верит она ему или нет.

Она растерянно мигнула: что это ему пришло в голову считать ее чьей-то женой? Оглянувшись через плечо, она нашла глазами горку одежды, оставшейся на противоположном берегу заводи. Нет, по этим вещам он не мог ни о чем судить.

— Кого это «его»? — подозрительно прищурившись, спросила она.

— Уолкера Кейна.

— Но эта земля не принадлежит Уолкеру Кейну, — заметила она. — Усадьба Гринвилль расположена несколькими милями дальше по главному тракту.

Она завороженно наблюдала за тем, как слегка порозовели его щеки. Он был гладко выбрит, и румянец не могли скрыть ни усы, ни бакенбарды. Губы его скривились в саркастической усмешке.

— Пожалуй, мне не следует хвастаться этой историей перед Уолкером, — мрачно заметил он. — Или перед кем-то еще.

Прежде чем она успела поинтересоваться, что же его так забавляет, он выпрямился во весь рост и скинул плащ. Она была готова признать, что видит перед собой «отлично сложенного мужчину», как любила говаривать ее мать, но не это вызвало у нее легкое восклицание. Она ахнула при виде висевшей у него на бедре кобуры.

— А вы не здешний, правда? — Этот дерзкий вопрос мигом сдул с его лица ухмылку. — То есть я хочу сказать, что мужчины в Бейлиборо обычно не носят оружие.

— Оружие, — повторил он. — Револьвер. Короткоствольный «кольт» сорок пятого калибра. — С этими словами он расстегнул ремень кобуры и осторожно положил ее поверх плаща. Теребя пальцами пуговицы на рубашке, он добавил:

— Именно такой, какой носят грабители на Диком Западе.

Иронически вскинув бровь, незнакомец выжидал, примет ли она заключенный в его словах вызов. Однако ее больше удивило то, что он снял рубашку. Девушка вновь обрела дар речи, увидев, как его рука скользнула к застежке на брюках.

— Что это вы делаете?

— Собираюсь выкупаться, — не моргнув глазом, ответил он. А про себя подумал: «Хотел бы я знать, что из этого выйдет!» Ведь было ясно, что он не обладает и десятой долей ее навыков в плавании. В лучшем случае он покажется ей неуклюжим. А в худшем… В худшем попросту утонет.

В последний раз он входил в достаточно глубокий для плавания водоем в возрасте семи лет. Это было двадцать три года назад на берегах реки Огайо. В тот день он бултыхался до тех пор, пока отец не вытащил его из воды и не объяснил, что, раз научившись, человек навсегда запомнит, как надо плавать. Сейчас ему предстояло проверить правдивость этих слов. Честно говоря, он так плохо помнил отца, что порой сомневался, не подводит ли его память.

— Нет, вы этого не сделаете! — воскликнула девушка, словно и сама верила в то, что ее возглас его остановит.

Не удостоив ее ответом, он уселся на камень и начал снимать обувь. Покончив с нею, принялся за брюки. Казалось, пыль не только покрыла его одежду, но въелась во все поры тела. Желание смыть ее вот в этой самой заводи с каждым мгновением становилось все более жгучим. Выпрямившись снова перед тем, как скинуть нижнее белье, незнакомец обнаружил, что остался один. Девушка оттолкнулась от берега и поспешила отплыть на середину заводи. Сохраняя все то же непроницаемое выражение лица, он прыгнул в воду.

Его не было видно так долго, что девушка начала беспокоиться. Ей пришлось нырнуть и открыть глаза, но и это ничего не дало: ныряя, он поднял со дна огромное облако ила. Но вот она почувствовала, что незнакомец то ли нарочно, то ли случайно задел ее ногу, и поспешила выбраться на поверхность.

Он откинул со лба мокрые волосы, превратившиеся от солнца в непроницаемую иссиня-черную завесу. Девушка инстинктивно отшатнулась, чувствуя, что колебания воды вот-вот могут столкнуть их друг с другом.

— Мой отец говорил правду, — произнес он.

— О чем?

— Я не забыл.

Оставалось надеяться, что в отличие от девушки незнакомец знает, о чем говорит.

— По-моему, вам не следует здесь находиться. Я ведь уже сказала, что это частное владение.

Тут она заметила, что ему приходится тратить намного больше сил, нежели ей самой, чтобы оставаться на поверхности воды. Не хватало только, чтобы он вздумал тонуть. Или хотя бы вообразить, что тонет. Она понимала, что в любом случае не сможет остаться безучастной.

— Знаю. Но еще вы сказали, что это не владение Уол-кера, и я взял на себя смелость предположить, что вы — его жена. — Он смерил ее холодным взглядом. — Это правда?

Ей очень захотелось солгать. В конце концов, прежде чем стать женой Уолкера Кейна, Скай Деннехи частенько приходила купаться на этот самый пруд.

— Да, — ответила наконец она, — я не жена Уолкера.

— Хорошо, — задумчиво произнес незнакомец, не спуская глаз с ее лица.

Она удивилась, как можно умудриться вложить в единственное слово столько смысла. Оно показалось густым и бархатистым, словно глоток выдержанного бурбона из отцовского погреба. Его пронзительные серые глаза оставались все такими же ледяными, однако в их глубине таился не холод, а сдержанное пламя. Ее вдруг потянуло против собственной воли к этому незнакомцу. Испытанные при этом чувства ошеломили ее.

Отныне преимущества, заключающиеся в умении плавать, не играли никакой роли. И Мэри Френсис Деннехи показалось, что она вот-вот утонет в том самом мелком пруду, в котором проводила когда-то дни напролет.

— Мне нужно идти, — пробормотала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее сожалений или сомнений.

— Не сейчас.

Ничего не ответив, она поплыла туда, где лежала ее одежда. Он ловко схватил ее за локоть и развернул обратно. Она прильнула почти вплотную к его широкой груди. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не прижаться к нему всем телом.

— Я хочу уйти, — откровенно повторила она, на сей раз не скрывая своих смешанных чувств.

— Прошу. — Он демонстративно развел руки, отчего тут же погрузился в воду на несколько дюймов.

Она встревоженно следила за его действиями. И лишь убедившись в том, что ее помощь не потребуется, поплыла к каменной лестнице. Прежде чем вскарабкаться по ней, девушка оглянулась. Следившие за ней глаза определенно принадлежали самому беспощадному хищнику на земле.

— Отвернитесь, — велела она, — или нырните, пока я не вылезу.

— Раньше вы не были столь стеснительны.

— Я не знала, что вы здесь, и вам это известно.

— Виноват, — ответил он невозмутимым тоном.

Случись ему вновь оказаться в подобной ситуации, он поступил бы точно так же. Однако было ясно, что и она будет добиваться своего. Ему надоело расточать бесполезные угрозы, и Он погрузился под воду.

Досчитав до десяти, он вынырнул и увидел, что девушка уже успела надеть простую белую сорочку и усесться на согретый солнцем валун, обхватив руками колени. Тонкое полотно намокло и прилипло к телу — у нее не было времени вытереться насухо.

— Почему вы вынырнули ко мне лицом? — спросила она. — Ведь я могла все еще оставаться раздетой!

— Я надеялся, что вы поторопитесь. — Он понял, что, надев сорочку, девушка чувствует себя куда более уверенно. И не стал разочаровывать ее напоминанием, что из-за солнечного света от такой одежды мало проку. Если бы она сейчас встала, ее тело было бы видно даже лучше, чем под водой. — Дом, мимо которого я прошел по тракту, принадлежит вам?

— Нет, — честно ответила она.

— Вы здесь гостья?

«Это в родительском-то доме?.. Вряд ли».

— Нет, я не гостья.

— Значит, служанка?

— Нет, — повторила она, награждая его безмятежной улыбкой. — Правда, кое-кто из родни, так же как и вы, ошибался по этому поводу. — И прежде чем он успел придумать следующий вопрос, она поспешила задать свой:

— У вас какое-то дело к Уолкеру Кейну?

— Нет, я не по делу. Просто хотел освежить старую дружбу.

— У Уолкера Кейна полно врагов, — осторожно заметила девушка, не спуская с незнакомца глаз. — Откуда мне знать, что вы — не один из них?

— Ниоткуда.

Это было правдой. Тяжело вздохнув, она все же призналась:

— Уолкер Кейн — мой зять.

Густая темная бровь многозначительно поползла вверх.

— Стало быть, Мэри Шилер приходится вам…

— Сестрой.

— А вы… — он с прищуром всмотрелся в ее лицо, отчего у нее по спине вдруг побежали мурашки, — Мэри Майкл?

На ее лицо вернулась безмятежная улыбка.

— В Денвере, — ответила она, качнув головой.

Незнакомцу показалось, что вода в пруду остывает с катастрофической скоростью.

— Мэри Ренни?

— Прокладывает новый отрезок Северо-Восточной дороги где-то в Скалистых горах. — Теперь уже улыбкой сияли и изумрудные глаза.

— Мэри Маргарет?

Похоже, Уолкер позаботился о том, чтобы в подробностях описать своему другу все их семейство. Она одернула себя, понимая, что нельзя так откровенно потешаться над растерянностью незнакомца.

— Только что окончила женский медицинский колледж в Филадельфии и вернулась домой, в Колорадо.

— Понятно.

Она постаралась дать ему возможность скрыть недоумение, принявшись с преувеличенной тщательностью разглаживать складки своей сорочки.

— Значит, вы — Мэри Френсис, — наконец решил он.

— Верно. — Она не смогла сдержать веселой улыбки.

— Монахиня.

— Монахиня, — призналась она.

Удивительно, но ему снова удалось повернуть ситуацию в свою пользу. Ведь несмотря на то что она стояла на твердой земле и к тому же одетая, незнакомец все равно смотрел на нее сверху вниз.

— Похоже, вам неведом стыд, — произнес он и, развернувшись, поплыл к своему берегу.

Мэри Френсис буквально остолбенела. Прошло немало времени, прежде чем она нашла в себе силы пошевелиться. Ее рука потянулась к лежавшей на камнях одежде как раз в тот момент, когда незнакомец добрался до берега. Будучи уверенной, что в этот миг он не будет оглядываться в ее сторону, девушка решила одеться. Черная одежда изрядно помялась от небрежного обращения, и попытки расправить ее ни к чему не привели. Мэри застегнула тугой крахмальный воротник, а извлеченные из кармана четки повесила на пояс. Она не принесла с собой ни чепца, ни покрывала, и на фоне преувеличенно строгого одеяния ее рыжая шевелюра стала еще более заметной. Девушка торопливо провела по ней руками, стараясь выжать из волос последние капли влаги.

Незнакомец уже застегивал ремень кобуры, когда услыхал голос приближающейся к нему девушки. Он поднял на нее глаза и застыл на месте. Ибо даже глядя на строгое черное платье, он не мог подавить в себе мыслей о скрытых под ним розовых сосках. Девушка стояла перед ним спокойно, с ангельски-невинным видом, а ему нестерпимо хотелось поцеловать ее в нежные губы. Но вот она отступила на шаг, отчего тонкая ткань платья плотно облепила ее стройные ноги. И он тут же вспомнил, как плавно двигалось в воде нагое тело незнакомки.

— Вы слышите меня?

Не в силах отвести от нее глаз, он лишь молча качнул головой.

— Я приглашаю вас позавтракать. Если хотите, пойдемте в дом.

Он был не прочь поесть. Поезд из Вестпойнта приходил в Бейлиборо так рано, что еще ни в одном из салунов и не думали готовить завтрак. И он предпочел пройти пешком пять миль до Гринвилля, чем без толку околачиваться на пустой станции. Теперь он не только проголодался, но и устал.

— Нет, спасибо, — прозвучал его отказ. — Лучше я сразу отправлюсь к Уолкеру.

Она запросто могла бы ответить: «Как вам будет угодно». Господь свидетель, именно так она и собиралась поступить. Однако Мэри показалось, что лучше все же проявить щедрость сейчас, чем сожалеть потом о равнодушии.

— Уолкер и Скай вернулись в Китай, — сказала она. — Они уехали почти сразу после того, как поздравили Мегги с окончанием колледжа. И в усадьбе нет никого, кроме сторожа и его жены. — И девушка не спеша направилась по тропинке через лес к летнему особняку, не заботясь о том, следует ли за ней приятель Уолкера.

Незнакомец настиг ее с удивительной быстротой. Двигался он ловко и бесшумно. Ничего не сказав в ответ на решение последовать за ней, Мэри невольно провела рукой по длинным четкам.

— Меня зовут Маккей, — представился он. — Райдер Маккей.

— Я не слышала, чтобы при мне Уолкер упоминал ваше имя, — коротко кивнув, ответила Мэри, — но ведь мы с ним почти не общались. Очень жаль, что он уехал и не может принять вас сам.

— Вряд ли он стал бы думать так же, — возразил Райдер. — Ведь ему не терпелось вернуться в Китай.

— И моей сестре тоже. Скай любит воображать себя авантюристкой.

— Тогда она нашла себе подходящего мужа.

— Да, — откликнулась Мэри, искоса глянув на собеседника. — Пожалуй, вы правы. — И они замолкли на некоторое время, шагая в тени густых сосен, дубов и гикори.

Тропинка становилась все круче, и Мэри приподняла подол. Райдер увидел, что она идет босиком и ее не пугают осколки камня, лежащие на тропинке.

— Как вы оказались возле заводи? — поинтересовалась она, одолев подъем. Их взорам предстал летний особняк, возвышавшийся посреди лужайки, покрытой чудесными цветами. — Если вы решили, что Уолкер живет в этом доме, то почему не зашли?

— Было еще слишком рано. Я увидел, что все еще спят, и решил подождать.

— Но как вы нашли пруд?

— Я чуял воду.

— Чуяли?.. Но ведь…

Но Райдер резко дернул плечом, оборвав дальнейшие расспросы. Были вещи, которые он был не в состоянии объяснить, а Мэри — осознать. Возможно, ее удивило, отчего бы это ему не пойти прямо к реке — видимо, так получилось из-за особого запаха, исходящего от того места, которое она именовала прудом, а он — заводью.

Мэри послушно замолкла. К тому же они уже подошли к дому, гостеприимно сверкающему чистыми окнами. Возле заднего крыльца она задержалась, чтобы вытереть ноги о коврик и обуться в легкие кожаные шлепанцы. Подхватив корзинку со свежей малиной, она показала ее Райдеру и заметила:

— Я уже давно проснулась. Просто меня не было дома.

— Понятно, — ответил он, почему-то чувствуя себя неловко.

Мэри с большим трудом заставила себя не отводить взгляд.

— Я сожалею о том, что случилось возле пруда, — выпалила она торопливо, боясь передумать. — Надо было сказать вам с самого начала. Я понимаю, что тогда все было бы по-иному.

Глаза его блеснули.

— Так почему же вы молчали? — спросил он немного резко.

Мэри предпочла не отвечать. Ей вовсе не хотелось заниматься сейчас самокопанием — а иначе нельзя бы было ответить на его вопрос искренне.

Она молча провела Райдера на кухню. Та оказалась светлой и просторной. Посередине стоял прямоугольный деревянный стол. Кастрюли, сковородки и прочие принадлежности аккуратно висели на металлических крючьях, вбитых в стену на всю высоту от пола до потолка. Кто-то из сестер — Мэри уже и не припомнит, которая именно, — окрестил эту конструкцию кастрюльной люстрой.

— Как вы относитесь к блинчикам? — спросила она, снимая одну из чугунных сковородок.

Райдер согласно кивнул и осмотрелся, стараясь придумать для себя какое-нибудь занятие. Столь щедрое гостеприимство его смущало. Для Райдера Маккея подобный прием был непривычен. Его нечасто приглашали в чужие дома, да еще при таком необычном стечении обстоятельств.

— Да вы присаживайтесь, — предложила Мэри, махнув в сторону расставленных вокруг стола стульев. — Или вы предпочли бы позавтракать в столовой? Если хотите, подождите в гостиной, пока я накрою на стол.

— Нет, — заверил он, пододвигая один из стульев носком сапога. — Мне удобно и здесь. — «Даже более чем удобно», — промелькнуло у него в голове. Райдер ужасно стеснялся своих грязных сапог, пыльного, изжеванного платья и мокрых нечесаных волос.

— Можете повесить плащ на крюк за дверью, — предложила Мэри, заметив его смущение, и тут же поинтересовалась:

— У вас нет шляпы?

Райдер отрицательно качнул головой. Для него куда привычнее была простая повязка на лбу. Она и сейчас лежала в кармане его плаща — вот уже две недели, с тех пор как он выехал из форта Апачи. Подумав об этом, он невольно коснулся шеи. Ведь именно тогда он и обстриг свои волосы. Внезапно Райдер понял, что Мэри наблюдает за ним в замешательстве — он ведь до сих пор так и не снял плащ. Торопливо скинув его, Райдер снял также и пояс с кобурой. Хотя хозяйка и промолчала, он почувствовал испытанное ею облегчение.

Черная чугунная печка была чудовищным созданием, требовавшим не меньше заботы, нежели капризный ребенок. Однако на сей раз она соизволила разгореться с первой же попытки. Мэри поставила на огонь сковороду и положила на нее кусок масла. Пока сковорода грелась, девушка ловко замесила в миске тесто и поставила его перед Райдером.

— Займитесь тестом, а я почищу ягоды, — сказала она, протянув ему деревянную ложку.

Уставший от вынужденного безделья, Райдер охотно повиновался. Тесто было готово как раз тогда, когда сковорода достаточно разогрелась. Райдер подошел к плите и вылил в горячее масло первую порцию теста.

Мэри, перебиравшая в это время ягоды, через плечо следила за его действиями. Судя по всему, Райдер был слишком занят тестом и не обращал на нее внимания. Он явно не в первый раз стоял у плиты: двигался уверенно и ловко, а блинчики получались румяными и круглыми. Мэри поспешила покончить с ягодами. Чтобы они дали сок, их оставалось теперь лишь посыпать сахаром.

— Сварить вам кофе? — спросила она, подумав, что об этом надо было спросить с самого начала.

— А вы будете его пить?

— Нет. Я пью молоко.

— Молока вполне достаточно.

«И даже более чем достаточно», — вновь подумал Райдер, ибо не мог припомнить, когда в последний раз ему предлагали стакан холодного свежего молока. Наверное, тогда, когда он в последний раз плавал. Ловко подхватив очередной блинчик, он положил его на блюдо.

— Хотите, я сам его принесу? — предложил он. — Я видел, где оно стоит, на заднем крыльце.

Мэри не стала возражать, решив, что гость предлагает свою помощь по доброй воле. Она мигом накрыла на стол. И вот уже они уселись на углу стола и принялись разворачивать чистые салфетки. Райдер взялся было за вилку, но заметил, что Мэри низко опустила голову. Вилка осталась лежать на столе, и его рука безвольно упала на колено. Он подождал, пока Мэри шептала краткую молитву. Но вот она улыбнулась и вежливо кивнула:

— Угощайтесь!

До него не сразу дошел смысл приглашения. Райдер завороженно смотрел на ее губы, совершенно не соображая, что происходит. Но вот он моргнул и пришел в себя, тогда как хозяйка, наоборот, слегка оробела под его пронзительным взглядом. Райдер нехотя отвел глаза, взялся за вилку и приступил к еде.

Уголком глаза Мэри наблюдала за тем, как гость берет с блюда очередной блинчик, смазывает его маслом и сладким ягодным соком и отправляет в рот. Судя по отменному аппетиту, он успел изрядно проголодаться, однако правила хорошего тона не позволяли Мэри спрашивать его об этом.

— Как вы познакомились с Уолкером? — вежливо спросила она, положив себе парочку блинчиков.

— Мы учились вместе в Вестпойнте[1]. — Райдер обратил внимание на то, как удивленно застыла Мэри, услышав его ответ, и терпеливо пояснил:

— Я был на два года старше Уолкера, но начали мы одновременно. Он закончил курс, а я нет. Хотя, пожалуй, вы вряд ли ожидали чего-то подобного от такого, как я.

— По-моему, я вообще не вправе ничего ожидать от вас, мистер Маккей, — удивленно приподняв брови, сказала она. — Мы ведь едва знакомы.

Он молча продолжил завтрак.

Через некоторое время Мэри все же решилась спросить:

— Скажите, а что привело вас в Вестпойнт?

— Скажите, а что привело вас в монастырь? — резко спросил он вместо ответа.

В ответ на такую грубость Мэри сердито вздернула подбородок. Вряд ли требовались дополнительные пояснения насчет того, что она сунула нос не в свое дело.

— Послушайте, мэм, если ценой этого завтрака являются мои ответа на список ваших вопросов, то я предпочту остаться голодным. — Откинувшись на спинку стула, Райдер отодвинул от себя наполовину опустошенную тарелку и посмотрел на Мэри в ожидании ответа.

— Вы правы, — кивнула та, с удивлением обнаружив, что уже во второй раз за это утро извиняется перед едва знакомым чужеземцем. — Я невольно проявила излишнюю навязчивость. И завтрак, конечно, тут ни при чем. — Она пододвинула тарелку обратно. — Ешьте на здоровье. Обещаю больше вас не беспокоить.

Райдер охотно принял ее извинения и с аппетитом набросился на остатки блинчиков.

— Этот дом такой просторный, — заметил он, окинув взглядом кухню. — Вы живете здесь одна?

— Сейчас — одна. Джей Мак с мамой провели здесь почти весь июнь и вернутся не раньше следующего месяца. Они наняли в Бейлиборо слуг, чтобы те помогали мне присматривать за домом. Но при первой же возможности я отослала их обратно, так как не люблю посторонних в доме. — И она чуть слышно вздохнула. — Но вы, конечно, правы: с таким домом трудно управляться в одиночку. К тому же каждая комната в нем полна воспоминаний, и в особенности эта кухня. Временами я ловлю себя на том, что наяву слышу смех и болтовню наших Мэри. — И она с улыбкой вспомнила, какие баталии разгорались из-за того, кто будет перебирать ягоды, кто замешивать тесто, кто накрывать на стол, кто цедить парное молоко. — Почему-то нас всегда было так много, что на всех не хватало работы.

— Наши Мэри, — заинтригованно повторил он. — Вы сами так себя окрестили?

— Нет. — Ее улыбка стала шире. — Это отец. После того, как мы стали называть его Джей Мак[2]