Исповедница

      Когда Даркен Рал вычерчивал эти заклинания перед тем, как открыть одну из шкатулок, Ричард ничего не понял в их построении. Зедд говорил, что начертание этих заклинаний невероятно опасно, что даже одна неверно положенная линия, нарисованная определенным человеком, в определенных обстоятельствах и определенным способом, могла вызвать катастрофу. В тот момент все эти рисунки казались тайными орнаментами, составляющими некий сложный незнакомый язык.
      С тех пор Ричард многое узнал о магических узорах и эмблемах, придя к пониманию значения некоторых элементов - во многом так же, как раньше он учил древний Верхне-д'Харианский язык по отдельным словам. По мере углубления этого понимания он смог улавливать идеи, которые эти слова выражали.
      Примерно тем же путем он пришел к мысли, что заклинания, которые рисовал Даркен Рал, чтобы открыть шкатулки, тоже были частью танца со смертью.
      И это было не лишено смысла. Зедд как-то говорил ему, что сила Одена представляет собой саму силу жизни. Танец со смертью состоял, по сути, в сохранении жизни, а суть Одена сконцентрирована вокруг жизни и ограждении ее от бушующей Огненной цепи.
      Ричард снова окунул палец в красную краску, и поперек лба Джонрока легла изогнутая линия. Еще несколько линий - и возник символ сосредоточения силы. Он использовал понятные ему элементы, но сочетал их своеобразно, видоизменяя. Он не хотел, чтобы сестры, увидев рисунки, распознали их истинное значение. Хотя орнамент был составлен из знакомых элементов, в целом он был оригинален.
      Сгрудившиеся кругом люди склонились, зачарованные не только процессом, но и самим рисунком. Было в нем что-то от поэзии. Не понимая значения линий, они ощущали общность этих линий в выражении единой цели, несущих ключевую идею - именно то, чем они были - угрозу.
      - Знаешь, что мне это все напоминает? - произнес один из наблюдавших.
      - Что? - пробормотал Ричард, дорисовывая эмблему, означавшую мощный удар, пробивающий оборону противника.
      - Чем-то похоже на игру. Не знаю, почему, но эти линии напоминают некоторые атаки в Джа'Ла.
      Удивленный тем, что говоривший - такой же пленник - уловил такую существенную особенность, Ричард вопросительно взглянул на него.
      - Будучи конюхом, - начал тот объяснять, - приходится понимать лошадей, ежели хочешь их подковать. Лошадь ты не спросишь, что ее беспокоит, но, если присмотреться внимательнее, подмечаешь, например, как она двигается. Через какое-то время ты уже понимаешь, что значит этот язык жестов. Обращая внимание на такие детали, можно не опасаться, что лошадь неожиданно укусит или лягнет тебя.
      - Очень хорошо, - проговорил Ричард. - Собственно, это как раз и есть то, что я делаю. Я собираюсь каждому из вас дать своего рода изображение силы.
      - А откуда ты столько знаешь о знаках силы? - подозрительно спросил один из людей, Брюс. Он был солдатом Ордена в составе команды - из тех, что спали в собственных палатках и которых уязвляла необходимость подчиняться указаниям ключевого - непросвещенного язычника, которого заковывали в цепи на ночь, словно животное. - Люди здесь слишком уж много чести оказывают устаревшим поверьям о волшебстве и прочей ерунде, вместо того, чтобы обратиться на истинный путь, к Создателю, к своей ответственности и долгу по отношению к ближнему.
      Ричард пожал плечами. - Я имел в виду, это просто мое представление, моя идея знаков силы. Я и хочу нарисовать на каждом то, что, мне кажется, выглядит силой, вот и все.
      Брюс, казалось, не удовлетворился ответом. Он указал на лицо Джонрока. - А почему ты решил, что эти вот гнутые линии и прочее выглядит как знаки силы?
      - Да не знаю, - произнес Ричард, пытаясь каким-либо образом прекратить поток вопросов, не раскрывая ничего действительно важного, - просто такая форма мне кажется выражающей силу.
      - Это бессмыслица, - сказал Брюс. - Рисунки ничего не значат.
      Несколько солдат из команды наблюдали за Брюсом, ожидая ответа Ричарда, будто оценивая сопротивление их ключевого.
      Ричард улыбнулся. - Ну, если ты считаешь, Брюс, что рисунки ничего не значат, может, у тебя на лбу я нарисую ромашку?
      Все засмеялись - даже солдаты.
      Брюс, вдруг несколько растерявший свою самоуверенность, метая взгляды на своих хихикающих товарищей, прочистил горло.
      - Когда ты так это говоришь, я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. Пожалуй, я тоже не откажусь от твоих рисунков силы, - он ударил кулаком в грудь. - Хочу, чтобы другие меня боялись!
      Ричард кивнул. - Они и будут, если вы все сделаете так, как я говорю. Запомните, перед первой игрой другие команды наверняка увидят красную краску на наших лицах и сочтут это дурацкой выдумкой. Вы должны быть к этому готовы. Когда вы услышите их смех, пусть этот смех разбудит в вас ярость. Пусть эта ярость наполнит ваши сердца желанием затолкнуть им этот смех обратно в глотки.
      С первого нашего шага на поле команда противника, да и многие зрители, наверняка будут не просто смеяться, но и обзывать нас. Пусть. Нам того и надо. Пусть они нас недооценивают. И когда они будут смеяться над нами или обзывать нас - сохраните ту ярость, что почувствуете. Наполните ей свои сердца.
      Ричард по очереди посмотрел в глаза каждому. - Запомните, мы здесь ради победы на турнире. Мы здесь ради шанса сразиться с императорской командой. Только мы этого достойны. Те, кто будет смеяться над вами - бесполезное отребья игроков Джа'Ла. Мы должны смести их, чтобы добраться до команды императора. Люди в первых играх стоят на нашем пути. Они на нашем пути и они смеются над нами.
      - Ступив на поле, позвольте их насмешкам звенеть в ваших ушах. Напитайтесь ими, но храните молчание. Не дайте им увидеть ни одной вашей эмоции. Придержите эти эмоции до нужного момента.
      - Пусть они считают нас дураками. Пусть лучше тешат себя, считая нас легкой добычей, забыв о тактике. Пусть их оборона ослабнет.
      - В момент начала игры точно, согласованно выплесните свою ярость на тех, кто осыпал вас насмешками. Мы должны ударить их во всю силу. Мы должны их сокрушить. Мы должны сыграть эту игру так, как будто играем с императорской командой.
      - Мы не можем выиграть этот первый матч с перевесом в очко или два, как обычно. Этого недостаточно. Нас не устроит эта жалкая победа. Мы должны быть несгибаемы. Мы должны их подавить. Мы должны втоптать их в землю.
      - Мы должны побить их с перевесом минимум в десять очков.
      Люди пооткрывали рты. Брови удивленно поползли вверх. Такие победы случались только в детских играх. На этом же уровне еще никогда не слышали о команде, игравшей с перевесом больше чем в четыре-пять очков.
      - Каждый член проигравшей команды получает ударов плетью по числу проигранных очков, - сказал Ричард. - Я хочу, чтобы эта кровавая порка не сходила с языков всех остальных команд в лагере.
      С этого момента никто уже не будет смеяться. Вместо этого встреча с нами будет тревожить каждую команду. В тревоге людям свойственно совершать ошибки. Каждый раз, когда они будут допускать такую ошибку, мы с готовностью ударим. Не позволим им беспокоиться попусту. Воплотим в жизнь их худшие опасения. Пусть не зря будет каждая капля холодного пота без сна.
      Вторую команду мы побьем в двенадцать очков.
      И тогда следующая команда будет бояться нас еще больше».
      Ричард указал красным пальцем на солдат в команде. - Вы знаете эффективность такой тактики. Вы сокрушаете каждый город на своем пути, чтобы те, кому только предстоит быть завоеванными, тряслись от страха в ожидании. Ваша слава шла впереди вас, и они боялись одного вашего прибытия. Их страх позволял вам разгромить их еще легче.
      Солдаты заухмылялись. Теперь они воспринимали план Ричарда в понятных им образах.
      - Нам нужно, чтобы все остальные команды боялись команды с раскрашенными красным лицами, - Ричард сжал в кулак свободную руку. - И когда придет их очередь, мы сокрушим и их.
      В неожиданно наступившей тишине люди сжали кулаки по его примеру и ударили в грудь в клятве сделать именно так. Все они хотели победить, у каждого на это была своя причина.
      Но ни одна из этих причин ни в какое сравнение не шла с причиной Ричарда.
      Он надеялся никогда не играть с командой императора - надеялся, что его шанс представится ему гораздо раньше - но должен был быть готовым идти и так далеко, если потребуется. Он знал, что стоящий шанс мог и не представиться до тех пор. Так или иначе, он должен был гарантировать, что они дойдут до финального матча, когда у него было бы куда больше шансов.
      Наконец Ричард вернулся к Джонроку и быстро закончил рисунок на его мускулистых руках несколькими эмблемами, символизировавшими массивную тяжелую атаку.
      - Я следующий, ладно, Рубен? - спросил один.
      - А потом я, - вторил другой.
      - По одному, - ответил Ричард. Пока я работаю, надо продумать нашу стратегию. Я хочу, чтобы каждый точно знал свою роль в игре. Мы все должны четко знать план и следовать ему. Мы должны определить условные знаки. Я хочу, чтобы мы были готовы рвануться на противника в первое же мгновение. Хочу смести их, пока они не успели еще отсмеяться.
      Каждый по очереди усаживался на опрокинутое ведро, давая Ричарду разрисовать лицо. К каждому Ричард подходил, словно рисунок был вопросом жизни и смерти. В общем-то, так оно и было.
      Вся команда прониклась рассуждениями Ричарда. Серьезность воцарилась среди них, пока они молча сидели, наблюдая, как их ключевой изображает - и знал об этом лишь сам Ричард - самые смертоносные идеи, какие ему были известны. Даже не понимая языка этих символов, они осознавали значение того, что вершил Ричард. Они видели, что каждый из них выглядел устрашающе.
      Когда со всеми было покончено, Ричард понял, что это выглядит как практически полное собрание орнаментов, составляющих танец со смертью, перекликающееся с элементами шкатулок Одена.
      Остались лишь символы, которые он хранил для себя - опаснейшие удары танца - те самые, что разили саму душу противника.
      Один из солдат в команде предложил Ричарду отполированный кусок металла, чтобы он мог видеть себя, нанося знаки танца со смертью. Он окунул палец в красную краску, словно в кровь.
      Люди сосредоточенно внимали. Это был их боевой вожак, тот, за кем они следовали в Джа'Ла д'Ин. Таково было его новое лицо, которое им предстояло изучить и узнать.
      Завершающим штрихом Ричард нанес молнии Кон-Дар, символы силы, призванной Кэлен, когда они вдвоем пытались остановить попытку Даркена Рала открыть шкатулки Одена и она считала Ричарда погибшим. Это была сила возмездия.
      Мысли о Кэлен, о ее потерянных воспоминаниях, отобранной у нее личности, о Кэлен в плену у Джеганя и злобных убеждений Ордена, в памяти ее лицо со страшными кровоподтеками - все это поднимало в его крови бурю ярости.
      Кон-Дар означало «Кровавая Ярость».
      ???? Глава 10 Кэлен заботливо обнимала Джиллиан, когда они шли вслед за Джеганем. Свита императора прокладывала себе путь сквозь разросшийся лагерь, вызывая тихое благоговение у одних и приветственные крики у других. Некоторые скандировали имя Джеганя, когда он проходил мимо, громко одобряя то, как он руководит ими в борьбе за уничтожение сопротивления Имперскому Ордену, в то время как еще больше людей славили его как Джеганя Справедливого. То, что столько людей может смотреть на него - или на само Братство Ордена - как на воплощение справедливости, всегда повергало ее в уныние. Джиллиан время от времени поднимала на Кэлен взгляд доверчивых глаз цвета меди, благодаря ее за укрытие. Кэлен было немного стыдно за свою претензию на защиту - ведь она знала, что на самом деле ее возможности обеспечить девочке безопасность весьма ограничены. Хуже того, в конечном итоге Кэлен могла оказаться причиной всего вреда, причиненного Джиллиан. Нет. Она напомнила себе, что она не будет причиной этого вреда, если он будет причинен. Джегань как защитник порочных верований Братства Ордена и провозвестник несправедливой справедливости будет причиной. Извращенная вера Ордена оправдывала, в их глазах, любую несправедливость, служащую их целям. Кэлен не была ответственна - ни в части, ни в целом - за зло, сотворенное другими. Они должны были сами отвечать за свои действия. Она сказала себе, что она не должна позволять себе перекладывать вину с преступника на жертву. Одной из черт людей, насаждавших злые верования было то, что они всегда обвиняли жертву. Это была их игра, и она не позволит себе играть в нее. Но все же то, что Джиллиан вновь была испуганной пленницей этих дикарей, разбивало ей сердце. Эти люди из Старого Мира, готовые вредить невинным людям во имя высшего блага, были предателями самой концепции блага. Они не были способны искренне почувствовать душевную боль, потому что они не ценили добро; они отторгали его. Не стремление к ценностям, но, скорее, некая едкая зависть руководила их действиями. Единственной радостью Кэлен с того момента, как ее захватил Джегань, было то, что она смогла организовать побег для Джиллиан. Теперь даже это было потеряно. Пока они шли через лагерь, рука Джиллиан крепко обхватывала талию Кэлен, а ее пальцы сжимали рубашку Кэлен. Было очевидно, что как ее ни пугали зловещие солдаты вокруг, она была более испугана личной гвардией Джеганя. Люди вроде этих выследили ее. Ей довольно долго удавалось избегать их, но, как бы хорошо она ни знала заброшенные руины древнего города Каска, она все же была ребенком и не могла уйти от поиска, проводившегося столь опытными и целеустремленными людьми. Теперь, когда Джиллиан была пленницей в огромном лагере, Кэлен знала, что вряд ли она сможет помочь девочке снова вырваться из когтей солдат Ордена. Пока они шли через грязь и мусор, скопившиеся в беспорядке палатки, вагоны и груды доспехов и припасов, Кэлен подняла лицо Джиллиан и увидела, что, по крайней мере, порез перестал кровоточить. Одно из тех ворованных колец, что носил Джегань, оставило неровный разрез на щеке Джиллиан. Если бы это был единственный повод беспокоиться! Кэлен погладила девочку по голове в ответ на ее храбрую улыбку. Джегань испытал мимолетное удовольствие от того, что получил назад девочку, которая посмела сбежать от него - а также от того, что получил еще одно средство, чтобы пытать и контролировать Кэлен - но куда больше его интересовало то, что было найдено в раскопе. Кэлен казалось, что он знал больше о том, что там было захоронено, чем он показывал. Например, он не был так удивлен находкой, как она бы ожидала. Похоже, он воспринял ее как должное. Убедившись, что территория огорожена и очищена от регулярных солдат, он отдал офицерам строгий приказ немедленно доложить ему, как только они проломят каменные стены и проникнут внутрь того, что было погребено так глубоко под равниной Азрит. Как только он убедился, что все точно поняли, как вести себя в отношении находки и что все усердно работают в указанном направлении, его внимание сразу вернулось к первым играм турнира - он желал увидеть хотя бы часть из них. Ему хотелось оценить некоторых потенциальных соперников собственной команды. Кэлен и раньше была вынуждена посещать вместе с ним матчи Джа'ла. Она не стремилась идти на них снова - прежде всего потому, что возбуждение и жестокость игр ввергали его в яростное настроение, к которому примешивались дикие плотские желания. Этот человек итак был достаточно устрашающим, способным на немедленное и грубое насилие, но разгоряченный после дня игр Джа'ла он был еще более необузданным и импульсивным. В первый раз после возвращения с игр центром его извращенной страсти была Кэлен. Она боролась со своей паникой и, наконец, приняла, что он собирается сделать с ней то, что собирается сделать, и она не может сделать ничего, чтобы остановить это. Она была парализована ужасом от того, что оказалась под ним и подчинилась неизбежному. Она отвела взгляд от его распутных глаз и отпустила свой разум, отослала его в другое место, сказав себе, что она сбережет свою горячую ярость до нужного времени, до времени, когда эта ярость послужит какой-то цели. Но потом он остановился. - Я хочу, чтобы ты знала, кто ты, когда я сделаю это, - сказал он ей. Я хочу, чтобы ты знала, что я значу для тебя, когда я сделаю это. Я хочу, чтобы ты ненавидела это больше, чем ты ненавидела что-либо во всей своей жизни. - Но ты должна вспомнить, кто ты, ты должна знать все, чтобы это было настоящим насилием… а я хочу, чтобы это было худшее насилие из всех, которые ты можешь перенести, изнасилование, которое даст тебе ребенка, который будет него напоминанием для него, на которого он будет смотреть, как на монстра. Кэлен не знала, кем был «он». - Чтобы все было именно так, - сказал ей Джегань, - ты должна полностью сознавать, кто ты и все, что это будет значить для тебя, все, что это затронет, все, чему это навредит, все, что будет испоганено этим навеки. Мысль о том, насколько худшим насилием это для нее тогда будет, была для него важнее, чем удовлетворения своих сиюминутных желаний. Одно это показывало, насколько сильно этот человек жаждал мести и насколько важную роль она сыграла в возникновении этой жажды. Терпение было качеством, которое делало Джеганя еще более опасным. Да, он был импульсивен, но было бы ошибкой считать, что это сделало его безрассудным. Желая, чтобы она поняла высший смысл его действий, Джегань объяснил, что это было во многом схоже с тем, как он наказывал прогневавших его людей. Если бы он убивал таких людей, говорил он, они были бы мертвы и не могли бы страдать, но когда он заставлял их терпеть мучительную боль, они желали смерти, и он мог отказать в ней. Наблюдая их бесконечную пытку, он мог быть уверен в том, что они по-настоящему жалеют о своих преступлениях, мог быть уверен в том, что они испытывают нестерпимую скорбь обо всем, что было для них потеряно. Это, сказал он ей, было то, что он приготовил для нее: пытка сожалением и абсолютной потерей. Отсутствие у нее памяти сделало ее невосприимчивой к этим вещам, потому он подождет подходящего времени. Обуздав свои чувства во имя достижения больших целей, которое станет возможным, когда она, наконец, все вспомнит, он заполнил свою кровать другими пленными женщинами. Кэлен надеялась, что Джиллиан слишком юна для его вкусов. Но она знала, что он не побрезгует ей, если она сделает что-то, чтобы дать ему повод. Когда они двигались через толпу солдат, наблюдающих уже идущую игру, королевская стража расшвыривала с дороги всех людей, которые, с ее точки зрения, были слишком близки к императору. Несколько человек, которые двигались недостаточно охотно, получили удары локтем, почти проломившие им череп. Один пьяный здоровяк, пребывавший в мрачном расположении духа, не желал, чтобы его отталкивали, пусть даже ради императора, потому он решил не уступать приближавшимся королевским стражникам. Солдат застыл на месте, рыча и выкрикивая дерзкие угрозы, но был тут же выпотрошен быстрым косым движением изогнутого ножа. Этот инцидент не замедлил королевскую свиту ни на мгновение. Кэлен прикрыла глаза Джиллиан, чтобы она не видела внутренностей человека, вывалившихся им под ноги. Так как дождь прекратился, Кэлен сбросила капюшон. Низкие темные облака неслись по небу над равниной Азрита, внося свой вклад в удушающее чувство клетки. Толстые и плотные, эти облака не позволяли надеяться на то, что в первый день зимы у солнечного света будет хоть какой-то шанс. Казалось, что весь мир постепенно опускается в холодный, цепенящий нескончаемый сумрак. Когда они достигли края поля для игры в Джа'Ла, Кэлен поднялась на цыпочки и, глядя через плечи охранников, попыталась увидеть лица игроков - игра уже давно началась. Когда она осознала, что вытягивается, желая увидеть игру, она немедленно вернулась на место. Последним, чего бы ей хотелось, это чтобы Джегань спросил, откуда у нее взялся такой неожиданный интерес к Джа'Ла. В действительности ей была интересна не игра. Она хотела найти человека с серыми глазами, человека, который намеренно споткнулся и упал в грязь, чтобы спрятать свое лицо от Джеганя - или, может быть, от Сестры Улиции. Если дождь не пойдет снова, этому человеку скоро будет сложно оставаться с грязным лицом, что скрывало его личность. И даже если дождь и грязь никуда не исчезнут, Джегань быстро заподозрит неладное, если ключевой команды Коммандера Карга все время будет ходить с грязным лицом. И тогда грязь будет не прятать его, но, скорее, привлекать подозрения Джеганя. Кэлен волновалась из-за того, что случится потом. Многие из людей, наблюдающих за игрой, радостно вопили и выкрикивали поощрения, когда капитан одной из команд прорывался на территорию другой команды. Защитники бросались на него, чтобы помешать ему продвинуться дальше. Болельщики ревели, когда одни игроки валились друг на друга, в то время как другие боролись, защищая свою территорию. Джа'Ла была игрой, в которой люди бегали, уклонялись и бросались друг на друга, или блокировали, или преследовали человека с броцем - тяжелым, покрытым кожей мячом, чуть меньшим, чем человеческая голова - пытаясь захватить его, или атаковали с ним, или забивали им голы. Люди часто падали или их сбивали с ног. Валяясь на земле без рубашек, люди быстро становились скользкими не только от пота, но и от крови. Квадрат поля для игры в Джа'Ла был размечен линиями разметки. В каждом углу были ворота, по паре на каждую команду. Единственным человеком, который мог набирать очки и только в течение ограниченного временем раунда его команды, был ключевой, и даже он должен был делать это из особой части разметки на стороне поля противника. Из этой зоны броска, которая шла через все поле, он мог бросить броц в одну из корзин противника. Забросить мяч было непросто. Это был бросок с немалой дистанции, а ворота были невелики. Игроки противника могли блокировать бросок тяжелого броца, что делало задачу еще тяжелее. Они также могли выталкивать ключевого из зоны броска - или даже бить его по ногам - когда он пытался забросить мяч. Броц также мог служить чем-то наподобие оружия, чтобы сшибать с пути мешающих игроков. Команда капитана могла очистить зону перед воротами от игроков противника, или они могли защищать его от блокирующих, что позволило бы ему найти брешь перед одной из корзин и сделать бросок, или они могли разделиться и попробовать сделать и то, и другое. Каждая стратегия для каждой команды имела свои сильные и слабые стороны. А еще была линия далеко позади обычной зоны броска, откуда капитан также мог попытаться бросить. Если такой бросок попадал в цель, его команда набирала два очка вместо обычного одного, но броски с такой дистанции делались редко, потому что вероятность перехвата была намного выше, в то время как вероятность попадания была пренебрежимо мала. Такие попытки обычно делались только от отчаяния, например, как последняя попытка отстающей команда набрать очки прежде, чем истечет время. Если другая команда сбивала капитана с ног, то тогда и только тогда его полузащитникам было позволено подобрать брок и попытаться забросить его. Если попытка поразить цель оканчивалась неудачей и броц вылетал за границы поля, нападающая команда получала его обратно, но она получала его на своей половине поля. Оттуда они должны были начинать атаку заново. И время, отпущенное им на владение броцем, при этом убывало. В некоторых клетках поля на ключевого атакующей команды было запрещено нападать и отбирать у него мяч. Однако эти клетки легко могли превратиться в опасные острова, где он мог попасть в ловушку и откуда он бы уже не смог продвинуться. Он, однако, мог отдать брок полузащитнику, а вырвавшись на простор получить его обратно. На остальных клетках, а также в зоне броска, защищающаяся команда могла отнять или перехватить брок, мешая атакующей команде забросить его. Однако если защищающаяся команда захватывала брок, она не могла набирать очков, до поворота песочных часов, что означало ее очередь атаковать. Что она могла сделать, так это постараться удерживать его у себя так долго, как это возможно, чтобы лишить противника возможности забросить его в корзину. Атакующая команда должна была получить его обратно, чтобы набрать очки. Схватки за владения броцем могли оканчиваться кровью. Песочные часы отмеряли раунд каждой команды - возможность каждой стороны забросить брок в корзину. Если песочных часов не было, для измерения времени могли использоваться другие средства, например, ведро воды, в котором проделана дырка. Правила игры в некоторых случаях были довольно сложными, но в целом они были очень гибкими. Кэлен часто казалось, что не было никаких правил, кроме основного, что команда может набирать очки только в течение отведенного ей на владение броцем времени. Ограничение времени владения не позволяло одной из команд монополизировать владение броцем и придавало игре динамику. Это была быстрая утомительная игра, действие которой постоянно перемещалось с одного края поля на другой и которая не давала командам ни секунды отдыха. Так как забросить брок в корзину было очень сложно, команды редко набирали в течение игры больше трех-четырех очков. На этом уровне игры решающий разрыв в конечном счете обычно составлял одно-два очка. Предписанное количество оборотов песочных часов для каждой из сторон составляло официальное игровое время, но если по истечении этих оборотов счет был равный, игра продолжалась до тех пор, пока одна из команд не наберет еще одно очки, независимо от того, сколько еще оборотов песочных часов для этого потребуется. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.