Глава пятнадцатая Миссия «Алсос» во Франции

Несмотря на серьезную подготовку к возможному применению немцами радиоактивных веществ, мы должны были быть готовыми к успешному и быстрому продвижению союзных войск. Поэтому началось изучение возможности разведывательной деятельности, открывавшейся в этом случае.

Буш и я предложили новому начальнику армейской разведки Бисселу организовать новую группу, подобную той, которая столь успешно поработала в Италии. Однако наше предложение, попав в громоздкую машину генерального штаба, порождало одну бумагу за другой, не приводя ни к какому конкретному результату. Сначала я поддерживал разрабатываемый генеральным штабом план создания универсальной разведывательной организации для выполнения наших задач, однако, поскольку время шло, а ничего не предпринималось, я в конце марта 1944 г. попросил Биссела срочно поставить наш вопрос перед генералом Маршаллом. Уже на следующий день разведотдел армии внес на рассмотрение начальника генерального штаба проект, в котором говорилось: «Считать необходимым организовать в составе отдела военной разведки миссию по сбору научной информации, которая могла бы действовать на различных участках фронта. Научный персонал группы будет подобран генералом Гровсом и Бушем, а военный и административный — заместителем начальника штаба армейской разведки». 4 апреля генерал Макнарни от имени начальника генерального штаба утвердил этот проект.

Начальником группы снова был назначен полковник Паш. В качестве научного руководителя мы предложили Гоудсмита, талантливого физика-ядерщика, ранее не работавшего в системе Манхэттенского проекта. Для руководства миссией был образован совет, в который вошли начальник разведки военно-морского флота, начальник ОСРД, командующий службой снабжения армии и заместитель начальника штаба разведотдела армии. Этот совет занимался в основном неатомными вопросами.

Для обеспечения полной поддержки в своих действиях Паш был снабжен письмом военного министра к генералу Эйзенхауэру, в котором задачи миссии представлялись как крайне важные для военных усилий.

В середине мая Паш побывал в Лондоне, где он занимался подготовкой действий в Европе и формированием штаба группы. Благодаря письму военного министра он заручился поддержкой генерала Б. Смита, начальника разведки первой группы армий США бригадного генерала Сиберта, начальника разведки объединенных экспедиционных сил союзников бригадного генерала Беттса, а также Конрада и его подчиненных, которые были заблаговременно подготовлены к этому Калвертом. Взаимопонимание, которое установилось между этими организациями, способствовало блестящему успеху миссии «Алсос». Паш получил в свое распоряжение многочисленные каналы сбора и передачи информации. Кроме того, контакт с высшим военным руководством позволил обойти многие трудности, связанные с овладением источниками информации на освобождаемой территории дружественных стран.

В разгар подготовки Паш получил из Вашингтона приказ срочно расследовать одно неприятное дело, о котором сообщалось из Италии. Обнаружилось, что наши попытки вывезти некоторых итальянских ученых из находившегося в руках немцев Рима окончились неудачей. Хотя агент управления стратегических служб докладывал в свое время об установлении контакта с этими учеными, Пашу удалось выяснить, что ничего подобного на самом деле не было. К счастью, дело обошлось без серьезных последствий. Агенту было приказано немедленно покинуть Рим и никому не рассказывать об этой операции. Этого человека, естественно, мы никогда больше не использовали для своей работы.

Поездка Паша в Италию имела и свои положительные результаты. 4 июня 1944 г. Рим окончательно перешел в руки пятой американской армии. С присущей ему энергией и инициативой Паш немедленно выехал из Неаполя в Рим, чтобы гарантировать захват ранее намеченных источников.

Большинство людей, которыми интересовалась миссия «Алсос», работало в физической лаборатории Римского университета, которая не была еще занята союзниками. Однако на следующий день ему удалось захватить итальянский совет по научным исследованиям.

Срочные дела в Лондоне не позволяли Пашу оставаться в Италии, поэтому он, передав руководство итальянским отделением миссии сопровождавшему его сотруднику Бэйли, вернулся в Англию. Мы немедленно приняли меры для возрождения деятельности миссии в Италии. 17 июня туда был послан майор Хэм с заданием организовать Средиземноморское отделение миссии «Алсос». Я направил туда же майора Фэрмана и Дж. Джонсона, которые должны были оказать помощь в поисках нужной нам информации.

Они прибыли в Рим 19 июня и немедленно приступили к изучению добытых материалов. Они допросили известных итальянских физиков, работавших в Римском университете, — Вика, Амальди и Джордани, интересуясь характером выполнявшихся ими исследований. Ответы этих ученых подтвердили наше первоначальное мнение о том, что итальянские ученые вплоть до первой капитуляции Италии в июле 1943 г. практически не имели доступа в Германию, а с лета 1943 г. такая возможность совершенно отпала. Теоретические и прикладные работы в Италии были полностью дезорганизованы, а ученые были почти враждебно настроены к фашистскому правительству, по крайней мере со времени немецкой оккупации, последовавшей за первой капитуляцией Италии.

Вик и Амальди служили в итальянской армии до ее капитуляции в 1943 г. и с тех пор скрывались от властей. Во время войны они занимались теоретическими исследованиями в области разделения изотопов, физики нейтронов, инфракрасной техники и космических лучей. Никакими прямыми сведениями о немецких работах в области ядерного деления они не располагали, поскольку им не предлагали участвовать в немецких работах. Они утверждали, что им неизвестно, какую ценность может представлять тяжелая вода, и что они ничего не знают о возобновлении работы урановых шахт в Чехословакии.

Вик побывал в Германии в июне и июле 1942 г., где довольно много беседовал с некоторыми немецкими физиками. Он и Амальди показали нам свою переписку с разными немецкими учеными, и это принесло нам некоторую пользу. Их добровольная помощь позволила нам пополнить наши сведения о деятельности и местонахождении некоторых крайне интересовавших нас немецких ученых. Хотя, как впоследствии выяснилось в Германии, эти сведения не были во всем точными, они все равно стоили затраченных усилий.

Операции миссии «Алсос» на территории Германии и Франции принесли несравненно большее количество положительных данных, с лихвой окупивших все наши усилия. Помимо непосредственно интересовавших нас сведений миссия собрала ценнейшую информацию о других важных оборонных работах, таких, как разработка ракет с большим радиусом действия. Вообще армейская разведка интересовалась многими научными исследованиями, однако это особая тема, о которой здесь нельзя рассказать. Можно лишь добавить, что в то время научная разведка была плохо представлена во всех наших разведывательных учреждениях и поэтому координированная работа Отдела разведки армии, Манхэттенского проекта и ОСРД сыграла в этом отношении весьма важную роль.

Штат миссии постепенно увеличивался. К 26 июля в него входили три офицера по оперативной работе и одиннадцать ученых, в основном имевших воинские звания. Для увеличения эффективности работы Паш попросил придать ему еще несколько подразделений Си-Ай-Си (контрразведка США). После сложных переговоров эти люди были ему выделены. Гоудсмит со своей стороны настаивал на увеличении научного персонала миссии, необходимого для того, чтобы справиться со все увеличивающимся объемом сведений. Дополнительный штат научных сотрудников удалось получить при поддержке ОСРД, и к 31 августа группа выросла до 40 человек — 7 офицеров и 33 ученых.

В своих действиях в Европе, по крайней мере насколько это касалось наших интересов, сотрудники «Алсоса» имели полную и точную информацию об объектах своих поисков. Еще до высадки на побережье они имели подготовленный Калвертом список основных «целей» — фамилии разыскиваемых лиц, их места работы и жительства, размещение лабораторий, мастерских, складов и др.

Этот список начинался с фамилии Жолио-Кюри, известного французского ученого-атомника (впоследствии назначенного Верховным комиссаром Франции по атомной энергии) и его не менее знаменитой жены — Ирен Кюри.

9 августа 1944 г. передовой отряд миссии высадился во Франции и вошел в город Ренн. В ходе проверки лабораторий местного университета были обнаружены различные документы, содержащие информацию, полезную для дальнейших поисков.

Первые действия Паша во Франции были не очень эффективны. Присоединившись в обществе одного агента Си-Ай-Си к восьмому армейскому корпусу, он пытался проникнуть в летние дома Жолио-Кюри, Перрэна и Оже, расположенные вблизи Лакруэ. Хотя окружающая местность была сильно заминирована, 11 августа Битсону удалось найти путь к дому Перрэна. Войдя в него, он, однако, наглел его совершенно пустым и не смог извлечь никаких сведений. Пытаясь разыскать дом Жолио-Кюри, группа попала под огонь снайперов и была вынуждена стыдливо ретироваться. Когда на следующий день сопротивление противника было подавлено, дом был обыскан, но ничего полезного они в нем также не нашли.

Напряженная работа началась 23 августа. В этот день Паш, Калверт и два агента Си-Ай-Си присоединились к передовым частям 12-й армейской группировки, двигавшимся к Парижу. Узнав о том, что подход к городу с юга свободен, группа примкнула к 102-му механизированному полку, двигавшемуся в этом направлении. Однако, когда этот полк был задержан на шоссе вблизи Палезе, Паш с подчиненными двинулись напрямик и вышли в расположение второй французской бронетанковой дивизии, которой была предоставлена честь первой войти в столицу Франции.

24 августа сотрудники «Алсоса» нашли, наконец, расположенный в пригороде дом Жолио-Кюри. Слуги сказали им, что хозяин находится в городе, скорее всего, в своей лаборатории. Тогда сотрудники миссии позвонили в лабораторию по телефону и, не застав Жолио-Кюри, передали его помощнику, что они хотят встретиться с Жолио-Кюри в ближайшие дни.

24 августа миссия, обогнав войска, вошла в Париж, но была вынуждена часа полтора ждать генерала Леклерка с его бронетанковой дивизией. Триумфальное шествие вступающих войск возглавлял Леклерк, однако сразу же за первым танком зажатый в колонне ехал джип с первыми представителями американской армии — Пашем, Калвертом и двумя агентами. Когда огонь снайперов, предпочитавших незащищенный джип малоуязвимым танкам, стал раздражать группу Паша, она покинула колонну. Однако вскоре была вновь вынуждена возвратиться на свое место, так как ехать вне колонны было еще опасней. Ближе к вечеру им всем уже удалось покинуть колонну и добраться до лаборатории. Жолио-Кюри. На ступеньках университетского корпуса они встретили его и некоторых его сотрудников. Все они носили на рукавах повязки отрядов французского сопротивления. В этот вечер члены группы отпраздновали вместе с Жолио-Кюри освобождение Парижа, выпив бутылку шампанского, специально припрятанную им на этот случай. Вместо фруктов им пришлось довольствоваться американскими консервами из индивидуального солдатского пайка. В полной гармонии с академической обстановкой шампанское было разлито в мензурки.

Во время разговора с Жолио-Кюри были упомянуты фамилии двух его прежних коллег Ганса Халбана, австрийца по национальности, родившегося в Лейпциге, а затем ставшего французским гражданином, и Льва Коварски. Оба они покинули Францию в июне 1940 г. и работали в английском атомном центре в Канаде. Жолио-Кюри мгновенно сообразил, что между ними, Пашем и урановой проблемой есть какая-то связь. Паш и Калверт не задавали ему прямых вопросов. Тем не менее, в первый же час их разговора Жолио-Кюри сказал им то, что им так хотелось от него услышать. Он был убежден в крайне незначительных успехах, достигнутых немцами в работах по урану. Немцы, по его мнению, бесконечно далеки от создания атомной бомбы. Далее он рассказал, что отказался наотрез участвовать в военных исследованиях для немцев и запретил вести подобные работы в своих лабораториях. Однако после оккупации страны немецкими войсками он разрешил двум немецким ученым вести в его лаборатории исследования по ядерной физике, правда, чисто академического характера. Он добавил еще, что с этими немцами он часто беседовал и даже тайно по ночам проверял, чем они занимаются, держа их таким образом под постоянным наблюдением. Насколько это было правдой, нам установить не удалось.

Была достигнута договоренность о встрече Жолио-Кюри с Гоудсмитом в Париже, а уже 27 августа Калверт сопровождал его в Лондон. В Лондоне с Жолио-Кюри беседовал Майкл Перрин, заместитель директора английского проекта по атомной бомбе, и другие английские руководящие лица, а также Гоудсмит.

Вначале Жолио-Кюри, заявлявший о своем активном участии в движении сопротивления, очень охотно рассказывал о деятельности лаборатории, хотя его рассказ мало добавил к тому, что мы уже знали, он все-таки прояснил некоторые сомнительные моменты. Некоторые немецкие ученые, которыми мы интересовались, оказывается, время от времени пользовались циклотроном в его лаборатории в Коллеж де Франс. В их числе был Эрих Шуман, руководитель программы научных исследований вермахта, проводившихся под покровительством Управления боеприпасов, который во время войны состоял личным научным консультантом при фельдмаршале Кейтеле. Шуману первоначально было поручено руководство всеми работами по урану, впоследствии перешедшее в компетенцию Имперского совета по научным исследованиям. Другим гостем в лаборатории Жолио-Кюри был Курт Дибнер, являвшийся в 1939 г. правой рукой Шумана, а впоследствии занимавшийся работами по ядерной физике в Имперском совете. Лабораторию также посещал выдающийся специалист по экспериментальной ядерной физике Вальтер Боте из физической лаборатории Медицинского института кайзера Вильгельма. Несколько раз в Париж приезжал Абрагам Эссау, который до 1944 г. являлся представителем германского министерства образования по физике в Имперском совете по научным исследованиям. Эссау возглавлял Бюро стандартов этого министерства до января 1944 г., когда его заменил уполномоченный по ядерной физике Вальтер Герлах. Выдающийся немецкий специалист по циклотронам, работавший раньше с Лоуренсом, Вольфганг Гертнер также бывал у Жолио-Кюри. Среди прочих его посетителей были член Института кайзера Вильгельма Эрих Багге — специалист по разделению изотопов, и Вернер Маурер, экспериментатор-ядерщик.

Он соглашался на использование немцами циклотрона, утверждал Жолио-Кюри, только потому, что их исследования не имели военного значения. Они могли, конечно, ему обещать, что циклотрон не будет использоваться для оборонных исследований, однако никаких доказательств этому мы не имели. Наоборот, его последующее поведение поколебало нашу первоначальную уверенность в его искренности.

Боте, вероятно, был в какой-то степени старшим по отношению ко всем немецким ученым, посещавшим Париж. Он, вероятно, обращался с Жолио-Кюри довольно высокомерно, так как последний о нем отзывался особенно плохо. Жолио-Кюри между прочим выразил убеждение, что Боте знает многое о работах в США.

У нас были основания считать Жолио-Кюри достаточно компетентным, чтобы высказать такую оценку, так как нам было известно, что он поддерживал контакт с Халбаном и Коварски, связанными с Канадским советом по научным исследованиям по совместной с нами работе. Мы узнали, что Халбан писал своей матери в Швейцарию о том, что он в Канаде занимается тем же, чем занимался до войны. Эти сведения достигли Жолио-Кюри. По этим косвенным данным он мог составить достаточно полное представление о наших работах. Однако Жолио-Кюри всячески, хотя безуспешно, стремился оправдать свою осведомленность в этой области.

Беседы с ним укрепили нас в мнении, что немцы в создании атомного оружия продвинулись не так далеко, как мы вначале думали. Однако, поскольку Жолио-Кюри был очень уклончив в объяснениях своих отношений с другими лицами, мы не могли слишком доверять его заявлениям. Если верить ему, то его контакт с немецкими учеными был довольно слабым. Он говорил, что имеет лишь отдаленное представление о предпринятых немцами усилиях в области ядерного деления, и мы не имели оснований ему не верить.

Таким образом, «сыщики» из «Алсоса» опять не получили никакой подтверждающей информации о работах противника в области атомной энергии. В то же время было очевидно, что какая-то программа в этой области у немцев существовала, иначе им было бы ни к чему прибегать к использованию лаборатории Жолио-Кюри.

В середине сентября, когда Париж уже прочно находился в руках союзников, штаб миссии «Алсос» был переведен в Париж. К этому моменту американские третья и седьмая армии соединились, поэтому Средиземноморское отделение миссии стало возможным упразднить и усилить миссии во Франции и Нидерландах.

На этом этапе группа «Алсос» была подразделена на подгруппы, состоявшие из офицеров и агентов Си-Ай-Си и имевшие задачу захватить намеченные ранее важные объекты немедленно после их занятия войсками союзников. Хорошие отношения со штабами армейских группировок, заблаговременно установленные Пашем и Калвертом, обеспечили миссии любую необходимую поддержку со стороны полевых частей. И, конечно, не менее ценной была постоянная работа Калверта в Лондоне по снабжению миссии необходимыми для ее операций данными (фамилиями, адресами, сведениями об учреждениях). Задолго до момента вторжения во Францию мы уже начали получать эту вполне надежную информацию, добываемую ценой терпеливого изучения многих тысяч малосодержательных донесений.

Самая трудная задача Калверта состояла в том, чтобы выяснить, где Гитлер скрывает своих ученых-атомников. Ему, как и многим другим, было, конечно, известно, что до войны центром атомных исследований, не только немецких, но всей Европы, был Институт кайзера Вильгельма в Берлине. Именно там Отто Ган и Фриц Штрассман открыли деление урана. Этот институт был как бы фамильной вотчиной Макса Планка — патриарха физиков-атомников всего мира. Однако, когда начались налеты на Берлин, мы узнали как по данным аэрофотосъемки, так и через норвежское подполье, что работы с ураном были переведены в другое, более безопасное место, но куда точно — никто не знал. Наша разведка, до сих пор работавшая быстро и успешно, наткнулась на непреодолимое препятствие. Нужно было выяснить, куда переведена берлинская группа и чем она сейчас занимается.

Первая надежда появилась летом 1943 г. в форме такого донесения, что сначала никто на него и не обратил внимания. Это донесение исходило от одного нашего осведомителя в Швейцарии, чьи сведения всегда оценивались самым низким баллом с точки зрения их достоверности. Он сообщал английской разведке, что некий швейцарский ученый, подозреваемый в симпатиях к нацистам, принимает участие в работах по созданию взрывчатого вещества, в тысячу раз более мощного, чем тринитротолуол. Его опыты проводятся в условиях строжайшей тайны на одной заброшенной прядильной фабрике в немецком городе Бизингене. Поскольку разведка союзников получала ежедневно сотни подобных донесений и отчасти потому, что в этом донесении не упоминались характерные слова, такие, как уран, атомы, тяжелая вода, Калверт учел это донесение, но не обратил на него внимания.

Затем осенью 1943 г. американская цензура перехватила письмо одного военнопленного, который писал, что он работает в научной лаборатории. Письмо имело штемпель города Эхингена, расположенного в Шварцвальде, всего в пяти километрах к северу от Бизингена. В этот район Германии были переведены к тому времени многие секретные работы. Однако на основании этого столь же скудного донесения было трудно предположить, что германские атомные исследования ведутся в этой тихой, заброшенной местности.

Лишь весной 1944 г. Калверт получил первое достоверное сообщение. По каналам Управления стратегических служб из Берна поступило донесение: один швейцарский ученый упомянул о том, что Вернер Гейзенберг — крупнейший немецкий физик-атомник с международным именем — проживает вблизи Эхингена. Из других источников нам было известно, что Гейзенберг работает над урановой проблемой. Получив это донесение, Калверт понял, что он открыл, наконец, секретное местопребывание главных немецких специалистов по атомной энергии. С этого момента его группа начала лихорадочно изучать все, что было известно о районе Эхин-ген — Бизинген. Почти одновременно британская разведка получила от одного ив своих наиболее надежных агентов в Берлине сообщение, что в том же районе были замечены и другие известные немецкие ученые-атомники.

Очередной задачей Калверта было проникнуть в этот район. Для этого, прежде всего, был нужен человек, хорошо знакомый с этим районом. Английская разведка разыскала одного священника, проживающего в Англии, который до войны был викарием Бизингена. Он помог нам составить описание основных зданий в Бизингене и, в частности, тех, где размещалась прядильная фабрика. Одновременно Калверт направил очень способного агента Управления стратегических служб Моэ Берга, блестяще владевшего семью языками, в Швейцарию с заданием подготовить тайное проникновение в район Эхингена — Бизингена. Во время пребывания в Швейцарии Берг собрал ряд дополнительных сведений и под видом швейцарского студента присутствовал на лекции Гейзенберга, когда тому разрешили покинуть Германию для прочтения этой лекции. Услышав о намерении Калверта забросить Берга в интересовавший нас район, я немедленно запретил эту операцию, так как при провале этого агента немцам станут известны сведения, значительно более ценные чем те, которые мы сможем получить даже в самом благоприятном случае.

Вместо такой операции я предложил усилить агентурную работу в Швеции и Швейцарии, а также более настойчиво искать других военнопленных, побывавших недавно в подозрительном районе.

Начиная с июля, Калверт организовал непрерывное воздушное наблюдение и фотосъемку района Эхингена — Бизингена. В расчете на возможное попадание в руки врага пилотов самолетов-разведчиков никогда не информировали о предполагаемом характере целей. Вначале воздушная разведка не давала никаких плодов, но осенью 1944 г. изучение снимков окрестностей Бизингена вдруг обнаружило, что в его окрестностях с невероятной скоростью сооружаются концентрационные лагеря. Как из-под земли за две недели выросли многочисленные промышленные объекты, проложены железнодорожные пути, росли горы каких-то материалов, сооружались высоковольтные линии. Все указывало на то, что здесь ведется какое-то сверхсрочное строительство.

Специалисты по аэрофотосъемке, офицеры разведки и наши ученые и инженеры были совершенно сбиты с толку. Никто из них не мог объяснить это явление. Сведения, которыми мы располагали, говорили лишь о том, что этот район выбран немцами для размещения крупнейших специалистов-атомников. Единственно, в чем все были согласны — это в том, что происходит строительство, на имевшее себе равных прежде. Не являемся ли мы свидетелями строительства германского «Ок-Риджа» — было первой мыслью, пришедшей нам в голову. Если это предположение было справедливым, то все равно мы не могли немедленно разбомбить этот объект, ибо тогда немцы перебазировали бы его в другое, более укромное место и мы потеряли бы всякие следы. С другой стороны, мы не могли позволить этому строительству развиваться слишком быстрыми темпами, особенно, если учесть, что к этому времени стало известно о планах немцев перенести центр сопротивления в этот район Германии и превратить его в «крепость». К счастью, наши страхи рассеялись так же быстро, как и появились. По данным наших наблюдений, один из английских специалистов по нефти установил, что это всего-навсего строительство крекинг-завода для получения нефтепродуктов из сланцев.

Когда в сентябре группа «Алсос» вступила в Нидерланды и Бельгию, Паш одним из первых попал в Брюссель, где его интересовало все, что касается компании «Юнион миньер». Захватив документы, он быстро установил, что имевшиеся у нас сведения о судьбе бельгийских запасов урановой руды были правильными.

Много интересного о вывозе этой руды в Германию рассказал нам сотрудник этой компании Андре. До войны, когда «Юнион миньер» была основным поставщиком урана и радия на мировом рынке, некоторые немецкие компании закупали у нее урановую руду для обычных потребностей мирного времени. До июня 1940 г. количество ежемесячно приобретаемой урановой руды обычно не превышало тонны, как вдруг заказы некоторых немецких фирм резко возросли.