- Вам лучше не заходить сюда, тан, - поспешно сказал матрос. - Поверьте…       - Может, - насмешливо прогудел из-за плеча тана здоровенный моргвардеец, - тану вообще не стоило сходить на берег? А?
      Какой-нибудь сторонний наблюдатель, окажись он здесь и сейчас, наверняка бы дал утвердительный ответ на этот вопрос. Ибо новенькие, скрипящие при каждом шаге ботфорты из кожи василиска, - с квадратным, согласно последней столичной моде, носком и блестящей пряжкой, - а также темно-синие панталоны и обильно усыпанный кружевной пеной камзол куда уместнее выглядели бы на тенистых аллеях дворцового парка Эстрадивьяны, чем среди куч пепла и углей, когда-то бывших хижинами.
      И тел на красном песке, когда-то бывших людьми.
      Чтобы понять свою ошибку, наблюдателю потребовалось бы поднять взгляд чуть выше сапфировой броши на шейном банте - и попытаться заглянуть в глубь глаз, ничуть не уступающих по холодной твердости сапфиру…
      Большинству для подобной попытки приходилось наклоняться - голубоглазый щеголь едва доставал макушкой до плеча моргвардейца. И почти все предпринявшие подобную попытку весьма сильно сожалели об этом.
      Стоявший у входа в единственную уцелевшую хижину матрос исключением не стал.
      - Не думаю, - дождавшись пока матрос опустит взгляд, вполголоса произнес тан, - что я увижу внутри этой хижины нечто новое для себя.
      У этой хижины не было окна, а двое вошедших - и особенно остановившийся в проеме моргвардеец - почти полностью заслонили путь лучам закатного светила. Впрочем, оставшегося света вполне хватало…
      …хватало разглядеть, что лежащей поперек широкой доски девочке в каждую ладонь был почти по шляпку загнан большой корабельный гвоздь. И что лет ей было девять-десять, никак не больше.
      В хижине было очень тихо. Проклятье здешних берегов, желтобрюхие мухи, пока не добрались сюда, привлеченные обильной кровавой приманкой снаружи.
      Внешне маленький щеголь выглядел совершенно спокойным. Он смотрел очень внимательно. И прикрыл глаза лишь на миг, когда ему показалось, что лежащая перед ним девочка чем-то неуловимо похожа на…
      Но и этого единственного мига с лихвой хватило, чтобы загнанные вглубь воспоминания хлынули, словно вода из пробитой ядром дыры… или кровь. И крохотную хижину заполнили крики ярости и отчаянья, алый отблеск горящей усадьбы… на алых же, щедро напоенных в ту ночь клинках.
      Да, кровь, пожалуй, будет куда более верным сравнением - ее пролилось немало… тогда.
      Это наваждение длилось лишь краткий миг. Затем он вновь открыл глаза…
      Нет, ни малейшего сходства, устало подумал он. Просто… все мертвые чем-то схожи друг с другом. Особенно дети. Особенно темноволосые девочки.
      - Брат Агероко.
      - Тан Раскона?
      - Тан Диего. Просто тан Диего, сколько мне повторять вам это?
      - Полагаю, еще раз двести, никак не меньше, - задумчиво сказал монах. - Непросто выбить словами то, что было вколочено палкой. Но… вы хотели о чем-то спросить меня, тан?
      - Да, брат. Освежите мою память: какую кару Высокий Закон назначает за насилие и умерщвление невинной дщери?
      - Высокий Закон милосерден, - промолвил монах. - Что применительно к данному случаю означает: каре подлежит лишь более тяжкое преступление, сиречь насилие. Карой же заповедано сожжение на медленном огне. Приговоренного, раздетого донага, привязывают к вертелу, затем уличная блудница доводит мужское достоинство приговоренного до… потребного состояния. Лишь затем палач начинает разводить…
      - Я не просил напоминать мне в подробностях, - перебил монаха тан. - Их я спрошу у вас позже. Когда мы повстречаем тех, кто побывал в этой хижине… до нас.
      Брат Агероко вздохнул.
      - Когда повстречаем… или все же если, мой тан?
      - Когда, - твердо повторил его собеседник. - Если, конечно, Великий Огонь не призовет их к себе прежде… но я всем сердцем молю его, чтобы он продлил их дни до этой встречи!
      - Я присоединяю свой глас к вашей мольбе, мой тан, - склонил голову монах. - Надеюсь, Великий Огонь не останется глух к сынам истинной веры.
      - Что ж… - задумчиво произнес маленький щеголь. - Полагаю, брат, мы с вами уже осмотрели в этом поселке все… достойное внимания. К тому же, прилив кончается… время вернуться.
      - Вы как всегда правы, тан Раскона.
      - Тан Диего!
      - Да, тан Раскона, конечно же!
      И лишь отойдя на пять шагов, капитан коронного фрегата «Мститель», словно вспомнив что-то важное, обернулся к стоящему у хижины матросу.
- Я был прав, - задумчиво, глядя даже не на сжавшегося в страхе моряка, а куда-то мимо него, сказал он. - А ты ошибался. В этой хижине не было ничего нового… ведь у этих еретиков ужасно однообразная фантазия.
 

 
      Наряд тана был безупречен, а поступь тверда как скала - но редкие встречные прохожие шарахались в сторону, а то и вжимались в стенку.       Ибо твердая поступь маленького тана вела своего хозяина отнюдь не по прямой - тан Диего шел навстречу легкому вечернему бризу переменными галсами [1].
      Симптомы эти - немятая одежда, уверенный шаг и отсутствие различимого за пять ярдов винного аромата при наличии явных признаков опьянения - были преотлично ведомы горожанам. И означали, что благородный тан изволил выпить малую дозу - кружку-другую, не более - вина, однако вина не простого, а подогретого на огне с семенами «золотого ястреба». А что привидится человеку, глотнувшему отвар из семян, ведают, как известно, только Великий Огонь да горстка недовыловленных братьями-охотниками языческих шаманов в джунглях. Может - зеленая змея посреди улицы, а может - демон смерти на месте случайного прохожего.
      Любой же усомнившийся в истинности указанных симптомов легко мог развеять свои сомнения при помощи уличного воришки, который незаметно - как он полагал - крался за маленьким таном от самой стойки «Кривого Когтя».
      За угол тан Раскона повернул через фордевинд [2]и маневр этот вывел его точнехонько на середину поперечной улицы - навстречу приближающейся процессии.
      Процессия состояла из большой телеги, трех дюжин зевак, указанную телегу сопровождавших, десятка человек, во все ту же телегу запряженных, и шестерых стражников в нечищеных кирасах, трое из которых, взвалив пики на плечи, лениво шагали позади телеги, а трое оставшихся чуть менее лениво погоняли кнутами «коней». На самой же телеге имелись две деревянные клетки, в одной из которых, скрючившись в три погибели, сидел худой мужчина в не очень уместной под здешним солнцем черно-синей длиннополой одежде, а на прутья второй яростно бросался огромный черный дог. Еще на телеге наличествовали вязанки хвороста и брат-монах в багровой сутане.
      Криво усмехнувшись, тан Диего Раскона подумал, что только в его родном королевстве можно встретить избиваемых кнутом людей со столь счастливой улыбкой на лице. И мало какая улыбка сравнится с их по искренности - самое страшное позади, приговор Четверых оглашен, и осталось лишь доволочь телегу до столба на площади да сложить дрова вокруг того, чья участь должна будет послужить предостережением для слабых духом.
      Тан Диего Раскона подумал также, что «золотой ястреб» порой очень странно действует на загнанные в глубь мысли.
      Еще он подумал, что никогда не любил собак - а затем вскинул пистолет и выстрелил.
      Эхо выстрела, оставляя позади ошеломленную тишину, раскатисто прошумело вдоль улицы и сгинуло в узких щелях переулков.
      Монах, враз окрасившийся лицом под стать сутане, начал было открывать рот для гневного вопля… и так и остался стоять, похожий на рыбу с содранной чешуей. Взгляд его был прикован к правому боку тана, где выглядывала из кобуры белая с золотом рукоять второго пистолета. Служитель Вечного Огня не так уж сильно опасался простых пуль, но в джунглях имелось немало тварей, которые могли похвастать тем же… и потому в правых пистолетах здешних жителей обычно ждал своего мига отнюдь не обычный свинец.
      - Благодарю, - хрипло произнес скорчившийся в клетке человек. - Благодарю тебя.
      Тан Раскона отсалютовал ему дымящимся стволом.
      - Замолви за меня словечко в аду, еретик! - выкрикнул он, отходя в сторону.
      Первыми опомнились стражники - захлопали кнуты, отчаянно взвизгнул кто-то из угодивших под обратную отмашку зевак, и телега, надрывно скрипнув, рванула с места так, что монах, все еще продолжавший изображать рыбу на прилавке, не удержался на ногах и упал. Вязанки хвороста позволили ему остаться при этом на телеге, однако зрелище отчаянно дрыгающихся в воздухе ног святого брата, равно как и его же мужского достоинства исторгло из зевак вопли не хуже кнутов - разве что в чуть иной тональности. Вопли сопровождались свистом и улюлюканьем.
      Тан Диего проводил телегу взглядом, сплюнул, спрятал пистолет обратно в кобуру и зашагал дальше, по-прежнему старательно сообразуя свой путь с порывистым ветерком.
      Мы жжем еретиков, трум-трум, бормотал он. Одного из сотни, трум-трум. Чтобы не пришлось устраивать Ночи Кровавых Факелов, трум-трум. Чтобы брат не поднимал меч на брата, а сын на отца, трум-трум. Одна вера истинна для людей, трум-пум, и нельзя сеять зерно сомнения в незрелых умах, трум-пурум. Мы выбираем Меньшее Зло, трум-пурум - пусть в ночи горят колдуны, а не города, шурум-парам. Так учат святые братья, и они правы, трам-тарарам - но правда всегда горька на вкус!
      Ровно через шесть минут очередная смена курса привела Диего к дверям таверны «Попугай на порохе». Впрочем, в наступивших сумерках маленький тан вряд ли был способен хотя бы различить потемневшую от времени вывеску, не говоря уж о том, чтобы сложить буквы в слова, - зато вопли прыгавшего по краю прибитого над входом бочонка крупного какаду были отлично слышны в любое время суток.
      Раскона пнул дверь ногой, вошел внутрь и незамедлительно пожалел о своем поступке.
      Сизый дым, наполнявший таверну, пах вином, подгоревшим жиром, блевотиной, мочой, «сладкой травкой», потом и жареной рыбой. Чем совершенно точно не пахло в таверне, так это свежим воздухом.
      Звуковым же оформлением в «Попугае» служил невнятный гул, возникающий обычно в тех случаях и местах, когда три дюжины человек пытаются сообщить соседу по столу, что он, сосед, есть не более чем пьяная свинья.
      Гул, впрочем, оборвался сразу же, стоило лишь вошедшему вслед за маленьким таном порыву ветра чуть приподнять сизые клубы. Не так уж часто «Попугай на порохе» удостаивали своим посещением благородные господа в камзолах стоящих дороже, чем полная оснастка шлюпа.
      Ничуть не смутившись столь пристальным вниманием, Диего качнулся, выпрямился и, сосредоточенно вглядываясь в пол, начал продвигаться к стойке.
      Вряд ли ему удалось бы добраться до указанной цели самостоятельно, если бы с его пути вдруг не начали таинственным - явно не без помощи черной магии, как могло бы показаться стороннему наблюдателю - образом исчезать стулья, а порой и столы вместе с сидевшими за ними людьми. Столь же волшебным образом очистилось место перед стойкой, едва только Раскона приблизился к ней.