Я выпалила это на одном дыхании, чтобы он ненароком меня не перебил и отнесся ко мне со всей серьезностью. Мужчина приятной наружности взял у меня ключи и пошел к машине. Было почти десять. Через пару минут начиналось заседание редколлегии, на котором я должна была присутствовать.

— Какая лампочка не горит? — спокойно спросил мужчина.

— Сзади, — менее спокойно ответила я.

— Да, но заднего хода или стоп-сигнала?

И в такие моменты всегда, ну просто всегда, я впадаю в бешенство. Если бы я могла одновременно находиться сзади машины и за рулем, я бы знала! Но я не могу! Поэтому откуда мне знать какая?

— Одна из задних, — вежливо пояснила я. — Могу сесть и тронуться, а вы посмотрите, мне самой трудно сказать.

— А почему вы думаете, что не работает?

— Соседка сказала! — вздохнула я. — Подруга! Заботливая! Которая не желает мне смерти, она мне и подсказала! Вы можете починить?

Молодой человек приятной наружности сел в машину, отъехал к блестящим воротам и медленно дал задний ход. Включились оба красных и один белый сигналы. Уля была права.

Затем он подъехал ко мне и отдал ключи.

— Все в порядке, — сказал он, — ваша подруга ошиблась.

«Не ошиблась, болван! Это ты слепой! Вы здесь работает бог весть как и ставите под угрозу чужую жизнь! Немедленно возвращай деньги за машину! Фирма у вас еще та, сколько можно надувать клиентов?!»

Я открыла глаза.

— Горела одна лампочка, я сама видела, — с достоинством возразила я.

— У этой модели одна лампа заднего хода. То есть горят все. Всё в полном порядке. Всегда к вашим услугам.

Я вяло улыбнулась и быстро села в машину. Он смотрел мне вслед, и взгляд у него был неприятный.

В редакцию я заявилась после редколлегии. Сняла пальто в комнате у сослуживиц и побежала к секретарше. Мужественно сжав в руке текст, я бросила на ходу «Привет!» Яге и влетела в кабинет Главного. Первым, на кого я наткнулась, был Артур Любиш.

С паном Артуром Любишем я познакомилась неделю назад. Он выглянул из кабинета главного редактора с обворожительной улыбкой на устах — тогда, не сейчас — и протянул мне руку:

— Приятно познакомиться! — Он явно был в веселом расположении духа. — Я Артур Любиш. Пока — исполняющий обязанности.

— Я — к Главному!

Его настроение чуть было не передалось и мне.

— Его нет, он временно отсутствует. Я могу вам чем-то помочь?

Помочь мне может Тося: почистить картошку, например, чего она, к сожалению, не делает, потому что у нее выпускные экзамены в этом году.

К тому же исполняющий обязанности?

Главный вернулся — сейчас я увидела его за спиной Любиша, — и я приняла покаянный вид.

Пан Любиш и Главный смотрели на меня, и их взгляды не сулили мне ничего хорошего.

— Пани Юдита…

— Пробки… — промямлила я.

— Стояние в пробках следует закладывать во время, отводимое на дорогу. Мы все ездим, — сказал Артур Любиш.

И в общем-то он был прав. Я отдала текст и покинула кабинет.

Не представляю себе, как я сообщу Главному, что в два часа мне надо уйти с работы, чтобы успеть в школу к трем, потому что меня ждет племянник, который не может сам ехать на поезде, ибо еще маленький, хотя скоро будет выше меня. Годика через два или три.

Тося вернулась в восторге от Праги и от того, что у нас дома Петрек. Она сразу же утащила его к себе наверх. Ну и слава Богу, по крайней мере они не сидят в моей комнате у телевизора. Я спокойно смогу поработать. Мне надо подготовить два коротких текста (три тысячи знаков — пан Любиш считает по знакам) и один большой в январский номер. Письма пока подождут, Кама складывает их в стопку. Кажется, их уже девяносто два — тридцать новых и больше шестидесяти за предыдущие две недели. Главный был прав — я не управляюсь со всем. Восемь часов вечера, и люди, как правило, в это время отдыхают. Почему я работаю? На следующей неделе надо будет поговорить насчет отпуска на праздничные дни. Я должна настоять во что бы то ни стало, чтобы Главный дал мне отпуск. Несмотря на то что уезжает Кама, потому что у нее семья в Щецине.

А мы с Тосей на следующую среду уже записаны на собеседование по поводу визы, хотя дочь пока отказывается куда-либо ехать. Уже через месяц я увижу Голубого! Только этим и живу.

Половина десятого. Я внесла правку в тексты и совершенно забыла про Петруся! Дверь в комнату закрыта, я тихонько остановилась рядом. Слышался Тосин монотонный голос:

— И тогда Стась решил, что он должен спасти ее, и двинулся в сторону огня. Там он нашел одного мужчину, который дал ему хинин. И это спасло Нель, потому что она уже металась в горячке, а тот парень умер от гангрены. И Стась его похоронил. Но зато у Стася теперь было ружье и патроны, и он мог отправиться дальше на поиски белых людей. И хотя ему было всего четырнадцать лет, он вел себя мужественно. Завтра продолжение, спи.

Я отскочила от двери, Тося вышла, очень довольная собой.

— Жаль, что у меня нет сестер и братьев, — улыбнулась она мне.

— Не рассказывай ему в «В пустыне и в джунглях», он должен прочитать сам, — сказала я наперекор себе, потому что на самом деле гордилась тем, что Тося оказалась такой заботливой.

— Он не успеет. Завтра я ему дорасскажу, если заслужит.

Мне не хотелось напоминать, что у нее есть брат, единокровный прелестный малыш, которым ее снабдил папаша. Я вздохнула, потому что у Тоси в последнее время установились прекрасные отношения с отцом, и я должна честно сказать, что этот Йолин заметно изменился в лучшую сторону. Тося часто звонит ему, и он ей тоже, они о чем-то шепчутся, и сразу же, конечно, оказывается, что я хуже. У меня такое впечатление, что Тося рассказывает отцу о многих вещах, в которые не посвящает меня.

— Можно мне что-нибудь попить? — Малолетка в пижаме появился на кухне.

Именно так выглядит «пойти лечь спать». Он выпил два стакана сока, сказал: «Спокойной ночи», — и еще соизволил добавить, что на самом деле даже хочет прочитать, как четырнадцатилетний мальчик убивает львов. Он тоже хотел бы, хотя вся эта дурацкая любовная история кажется ему глупой, сам он никогда не женится и не понимает, зачем, собственно, Стась женился на глупенькой Нель. Под конец он заявил, что уже не маленький, и отправился спать.

— Тося, хочешь чаю? Посидим, поболтаем…

— Ой, ты чего, мама… Что-нибудь случилось?

— А что-то непременно должно случиться, если мне захотелось попить чаю с собственной дочерью? — натянуто улыбнулась я. — Ничего не случилось… Ты даже не рассказала, как там было в Праге…

— Ой, мама… Я же тебе сказала, что супер. Знаешь что? — оживилась Тося. — Папа сказал, что может как-нибудь на выходные взять меня в Прагу еще раз, чтобы спокойно походить… понимаешь, с классом сплошная суета, я ничего не помню… И что тебя он тоже может взять. Здорово было бы, правда?

— А что по этому поводу думает Йоля? — ядовито спросила я, потому что возможность насолить Йоле, к сожалению, вызвала у меня энтузиазм, ведь я далеко не ангел, — пусть знает, каково было мне.

— Ну… с Йолей… не слишком все хорошо. — Тося прислонилась к стене, ее взгляд блуждал где-то поверх моей головы. — Папа просил сохранить это в тайне, но, думаю, тебе я могу сказать… Они решили на некоторое время расстаться… То есть не окончательно, а чтобы проверить… Йоля уехала в Краков, к родителям… Знаешь, она вроде бы может продолжить там учебу на этих своих курсах… но отец, кажется, забил на всем болт…

— Тося! — Спохватившись, я резко снизила голос. Малолетка, наверное, подскочил в постели. — Что ты такое говоришь!

Кот Потом глянул на меня с буфета, ему не понравился мой тон. Затем снова засунул черную мордашку под хвост и смежил глаза.

— Нормально, — пожала плечами дочь. — Это жизнь. Люди сходятся, расходятся, потом снова сходятся… Папа со мной много говорит на эту тему, не то что ты…

Предстоящая поездка с отцом Тоси в Прагу, поездка, которой я Йоле совсем не насолю, уже перестала быть столь приятной. Гнусный у меня характер, вот что. Мне сделалось даже немножко жаль этого Йолиного, но я вовремя вспомнила, как он поступил со мной. Мужчины не очень сильно меняются — если попортили кровь первой жене, то и второй наверняка достанется. Но, учитывая, что он Тосин отец, я воздержалась от язвительного комментария.

— Не беспокойся, доченька, — сказала я. — Йоля еще молода, несомненно, воспринимает все чересчур эмоционально, а отец много работает. Вот увидишь, Йоля понежится у родителей и вернется. А как малыш?

— Ты так думаешь? — Тося пристально посмотрела на меня, а я не уловила, что было в ее взгляде, не поняла, утешила ли я свою дочь или огорчила, а потом она просияла: — Мелкий — просто чудо! Я видела его в последние выходные, Йоля приезжала! Он — прелесть, честное слово! Сказал мне: «Люлю Тосю»!

У меня слегка защемило на сердце. Если бы сложилась наша семейная жизнь, у нас наверняка были бы еще дети. Тося была такой сладкой, когда была крошкой! А теперь ее брат, но не мой ребенок, хотя и ребенок Тосиного отца, говорит ей «Люлю».

Мои читатели правы. В жизни нет справедливости, вот что! Тося отправилась к себе наверх, я долила в стакан с чаем кипятка, пошла к компьютеру и чуть было не грохнулась из-за Бориса. Всегда, ну просто всегда он лежит в проходе, особенно когда я несу что-нибудь горячее. А ведь есть еще сорок квадратных метров, по которым я не хожу. Например, под столом. Или у окна. Или возле тахты. Или в углу комнаты, где я редко бываю с горячими напитками, хотя там-то вполне подходящее место для лужи.

Я получила письмо от Голубого. Похоже, мне не стоит бояться женщин, от щедрых прелестей которых перепадает всему миру. Полдня я писала ответ, Петрусь заглядывал через плечо.

— Тетя, почему ты пишешь в «Ворде»?

Лист бумаги имеет то преимущество перед монитором, что его можно заслонить рукой, забиться с ним в угол и спокойно строчить послание своему любимому. А экран не прикроешь ладонью!

— Потому, — коротко объяснила я.

— А какая у тебя почта?

Я ответила какая, не слишком перегружая его эпитетами, он же еще ребенок, мой племянник.

— Нет, я спрашиваю — на каком портале?

Я ответила, потому что в виде исключения мне это было известно.

— Очень плохо, — пояснил Петрусь. — Я помогу тебе завести на лучшем. Быстрее проходит.

— Как-нибудь потом, — сдержанно заметила я и велела ему идти делать уроки.

— Тогда ты должна разрешить мне включить телевизор, — сказал Петрусь, окинув оценивающим взглядом мой компьютер.

— Ты собираешься делать уроки под телевизор? — фыркнула я.

Он протянул мне кассеты с фильмом «В пустыне и в джунглях».

— Должен же я сделать уроки, — вздохнул он.

Я выключила монитор и отправилась на кухню править текст. Решила не дискутировать с ним, не убеждать, что фильм отнюдь не то же самое, что книга. Зачем? Своего ребенка я уже вырастила, пусть этим занимаются его родители.

Позже зашли Кшись с Улей. Кшись попросил на время диагональную пилу, я вытащила ее из шкафчика под мойкой, Адам бы тоже ему одолжил. Кшись ушел, а Уля осталась у меня и взялась чистить орехи.

— Как там Адам? — спросила она как бы между прочим.

— Работает. Пишет, — также между прочим ответила я.

— Исе тот ее парень тоже писал, помнишь?

— Уля! — вздохнула я. — Исе тогда было четырнадцать лет. Адам — не парень Иси.

— Вот именно. Некоторые пишут, но не обо всем. Тот парень тоже не написал Исе, что попал в исправительную колонию.

— Что за инсинуации! По-твоему, Адам находится в исправительной колонии, а не в Штатах? — спросила я, хотя одним глазом поглядывала в текст и исправляла опечатки. Уля как заведенная колола орешки. Сейчас бросился на скорлупку и принялся гонять ее по всей кухне, подняв при этом безумный шум.

— Послушай, а может быть, тот новый мужчина — это твой муж?

— Какой новый мужчина? — удивилась я, но несильно и исправила «засранный» на «засланный». — Бывший муж? — уточнила я.

— Тот, про которого говорила гадалка! — напомнила Уля.

— Она говорила о новой женщине, — напомнила я, — а не о новом мужчине.

— Вот именно, — сказала Уля и пошла к себе. Хлопнула дверь, с топотом ввалилась Тося.

— Холодно! — поежилась она. — Есть хочу!

Я протянула ей грецкие орехи, почищенные Улей. Из комнаты донесся трубный рев слона.

— Что там происходит? — спросила Тося, открыла холодильник и возмутилась: — Почему нет ничего поесть?

Я встала.

— Петрусь делает уроки. — Я заглянула в холодильник. — Вот сыр, творог, йогурт, вчерашний крупяной суп, две котлеты — одну оставь на завтра для Петруся, — капуста.

— Нечего даже поесть, — снова вздохнула Тося. — Я худею. Нет никакой еды для худеющих. Никаких продуктов, в которых был бы ноль процентов.

— Алкоголя?

— Жирности, — пояснила моя дочь и отправилась к телевизору вместе с Петрусем делать уроки.

Когда в десять я вошла в гостиную, оба сидели за моим компьютером. Тося — бледная, а Петрусь — пунцовый.

— Что вы делаете?! — крикнула я, потому что не выношу, когда кто-то копается в моем компьютере.

— Я хотел вам сделать сюрприз, тетя, — промямлил раскрасневшийся малолетка, — и все стерлось…

Небо мне показалось с овчинку, хотя над головой был потолок.

— Что стерлось? — охнула я.

— Почтовый ящик, — выдохнул Петрусь. — Я хотел завести вам новый, на более надежном сервере, он работает быстрее, и у вас не будет проблем, и…

— Петрек, иди спать! — строго приказала я.

— Ну, тогда я пойду делать уроки, — сказал малолетка и поплелся в комнату.

Я сидела перед экраном и пыталась убедить компьютер, что он все-таки должен вернуть мне мою прежнюю почту. Но ничего не вышло.

— Мама, не было никаких новых сообщений, что ты так нервничаешь? — Тосе хотелось меня утешить.

Когда зазвонил телефон, я вскочила на ноги. Мое психическое состояние было ниже среднего.

— Привет, мама! — прокричала я в трубку.

— Как дела, дорогая? Как ты там?

— Превосходно, — не запнувшись, соврала я.

— Знаешь, с мальчиками всегда столько хлопот. Вот, например, твой брат… — Я вслушивалась в мамин голос и чувствовала себя счастливой от того, что я дома и сейчас лягу спать, что Тося на этот раз вернулась домой и не ночует у папочки, даже не позвонила ему, что завтра день открытых дверей в университете и что с малолеткой ничего не случилось… — Поэтому нужен глаз да глаз, — очнулась я на последних словах.

— Конечно, мама, все в порядке.

— У тебя какой-то странный голос, точно в порядке?

— Я устала, мы недавно вернулись домой, — ухитрилась я не соврать, но и не сказать всю правду.

— Тогда ложись спать, дорогая, не буду мешать, — попрощалась моя мама, а я поплелась в прихожую, повесила на крючок куртку племянника, брошенную на пол, и поставила ботинки в тумбочку.

Завтра придется вызвать кого-нибудь наладить компьютер. Какое счастье, что он не стер мою базу данных, — этого бы я не пережила! Вот уж действительно, с детьми каждую минуту находишься на волосок от смерти.

В одиннадцать малолетка высунулся из своей комнаты. Я как раз раздвигала диван.

— Тетя, я ложусь спать, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответила я. — Я тоже ложусь.

— Может, я приготовлю тебе ванну? — робко спросил он, а я поняла, что ему очень хочется сделать мне что-нибудь приятное, чтобы снять тот стресс, который я пережила по его вине.

Я только что закончила два телефонных разговора — один с Камой, которая мне доложила, что происходило на работе после моего ухода, и второй с Главным, которому я доложила, почему ушла раньше с работы. Я страшно каялась, малолетка, должно быть, услышал и сделал вывод, что он — главная причина всех моих неприятностей на службе и на собственной территории.

— Хорошо, милый, — сказала я, потому что самое важное в воспитании ребенка — не обижаться и дать ему возможность реабилитировать себя.

— Включить тебе массажный аппарат? Ты расслабишься, — предложил племянник, а я еще раз благословила день, когда у меня родилась идея почувствовать себя шикарной женщиной с пузырьками в ванне.

Я широко открыла дверь в сад, Борис подполз поближе к камину, коты радостно шмыгнули во двор, из ванной донеслись шум воды и урчание моего массажного коврика. Я налила себе рюмку коньяка и села в кресло. Однако этот день заканчивается приятно, я буду спать как убитая еще каких-то десять дней. Через десять дней вернется Агнешка, и малолетка будет ковыряться в их компьютере и стирать их файлы. Я подумала об этом с облегчением, хотя обожаю своего племянника. Но предпочитаю обожать на безопасном расстоянии.

— Тетя! — Петрек появился на пороге, а я аккуратно спрятала рюмку за кресло — зачем ребенку видеть, каким образом тетя лечит себе нервы? — Тетя, там набирается вода, а я пойду спать…

— Давай-ка живо! Спасибо! — сказала я и улыбнулась, а племяннику как будто кто-то снял горб. Он расправил плечи, подбежал и поцеловал меня в щеку.

Маленькому мужчине не так уж много нужно для счастья, жаль, что у них это проходит с годами. Я отпила глоток коньяка и включила телевизор. На экране некий господин посылал некой даме свою фотку из сортира — мол, ему нечем вытереть задницу. А прежде печальная дама, как только увидела этот снимок, немедленно поняла, что он ее бросил из-за отсутствия туалетной бумаги, а не из-за другой дамы, и, просияв от счастья, кинулась к нему с рулоном. Это была реклама телефона, который, оказывается, фотографирует. Какое счастье, что у меня нет сотового телефона, тем более такого, по которому какой-то тип может мне продемонстрировать свой грязный «антифэйс». Брр, как омерзительно! И тут я вспомнила, что в ванной набирается вода.

Когда я открыла дверь, оттуда выплыла волна белой пены с хвойным ароматом. Я бросилась к кранам, затем к розетке и выключила массажер. А затем, по щиколотку в воде, села и расплакалась.

Но откуда же малолетке знать, что не добавляют в ванну жидкость для купания, если работает гидромассажер?

Я собирала по квартире воду до полуночи. Моему полу катастрофически не везет. Его уже в третий раз за последние несколько недель до основания промывают.

Пол может этого не выдержать. Пена добралась до кухни и до комнаты, в которой сном праведника спал племянник. Единственная польза от случившегося состояла в том, что поубавилось коньяка в бутылке, потому что на трезвую голову я бы не смогла заниматься уборкой ночью. Да и пол в итоге блестит как никогда и благоухает хвоей. Я рухнула в постель в час ночи и мгновенно, как суслик, заснула. В три меня разбудил телефонный звонок. Я ничего не соображала.

— Ютка, что с тобой происходит? — услышала я в трубке голос моего Голубого.

— Который час? — невпопад спросила я, потому что еще не пора было вставать, ей-богу!

— Ютка, это я — Адам! — Далекое эхо неслось по проводам, и хотя некая часть моего «я» бодрствовала, но явно не та, которая отвечает за общение. Большая часть меня спала. — Что случилось?

— Ничего, — пробормотала я в трубку, — все в порядке. А как ты?

— Ты сделала визу? Вы приедете? — Адам удалялся в синюю даль. — Почему ты не пишешь?

— Не знаю… Понятия не имею… — Я должна куда-то ехать? Сегодня? Ночью?

— У тебя какой-то странный голос… У тебя точно все в порядке?

— Да… да, — прошептала я из последних сил. — Я стерла всю почту, завтра пошлю тебе емельку с работы…

— Как это — стерла? — допытывался Голубой, но у меня от усталости закрывались глаза, и, наверное, я переусердствовала с содержимым бутылки… — Нельзя все стереть!

К сожалению, можно. Если у тебя способный племянник, тогда все можно.

— Я напишу тебе завтра из редакции, — шепнула я в трубку.

— Целую тебя. — Мой любимый чмокнул меня перед сном.

— Я скучаю по тебе, — сказала я и повалилась на кровать, прямо возле Сейчаса, который примостился около подушки.

Почему именно в Америке другое время, не такое, как в Польше? Если разобраться, нет никаких оснований для такой разницы. Было бы гораздо лучше, если бы мы жили, как и прежде, на Земле, имеющей форму плоской тарелки, которую держат слоны, стоящие на панцирях черепах. Конечно, было бы лучше. Так нет, Копернику понадобилось открыть, что Земля круглая, и именно поэтому у меня ночь, когда у единственного в моей жизни любимого — день. Проснувшись утром, я не могла сообразить, почему телефонная трубка лежит на кровати в клубках шерсти Бориса, мне казалось, что звонил Адась, и до чего же было досадно, что я ничего из этого сна не помнила.