НЕ БУДУ СПАТЬ С ТЕЛЕВИЗОРОМ

Фронтовичка тетя Ганя приедет не только на праздники. Не далее как вчера она позвонила и сообщила, что прилетит раньше, потому что перед самыми праздниками нет мест в самолетах. Тося не преминула заметить, как замечательно, что тетя будет на ее восемнадцатилетии. Подозреваю, что дочь рассчитывает на какой-нибудь английский подарок ко дню рождения, плохо зная тамошние обычаи — в Англии подарок даже за пять фунтов вызывает неприятный трепет. Едва я избавилась от малолетки и только начала наслаждаться своей комнатой, удобной кроватью и отсутствием телевизора, мне снова грозит небольшая перестановка. Но на этот раз я подготовлюсь как следует. Прежде всего телевизор переедет в комнату тети, в дальний угол, между шкафом и окном, он вписался туда очень даже неплохо. Кресло и маленький столик на место комодика и письменного стола, письменный стол и компьютер — в большую комнату, на место телевизора. Комодик — в прихожую, а лежанку Бориса — делать нечего — придется из прихожей перенести на кухню под стол. Борис все равно ею не пользуется. Таким простым образом есть комната для меня, для тети, и у Тоси неизменно своя.

Тося, передвигая комод в прихожую, вздохнула: — Мамуль, он будет здесь мешать! Зачем ты отдала тете телевизор? Я бы могла взять его себе!

Я напомнила Тосе про выпускные экзамены, а телевизор — вещь, отмораживающая последние мозги (конечно, за исключением футбольных матчей), — не пойдет вместо нее на экзамен.

— Я бы смотрела Би-би-си, — заныла Тося.

— Ты этого никогда не делала, — съехидничала я.

— Ты думаешь, я смотрю только одни глупости. А по «Нейшнл джиогрэфик» и «Энимэл плэнет» мы смотрели с тобой столько хороших фильмов о животных… не забывай, что я сдаю биологию. Это мой учебный инструмент!

— Тетя обязательно пригласит тебя посмотреть передачу о зверях. — Мое воображение подсунуло мне красочную картину: ветхая старушка, тетя-фронтовичка, с чашечкой теплого слабого чая, разведенного молоком, наблюдает на экране жизнь муравьев и историю морских коньков, а я в это время спокойно сижу себе за компьютером.

— Но в праздники наверняка будут классные фильмы, — не унималась дочь.

— Вот именно, — посмеялась я в бороду, которой у меня, конечно, нет.

На этот раз мне выпадут праздники без механической пилы в Техасе, без серийных убийц под Рождество после двадцати двух ночи, без идиотских детективов, которые наше слаборазвитое государство получает бесплатно в одном пакете с «Шансом на жизнь» и с «Модой на деньги» или каким-либо другим умопомрачительным бесконечным сериалом, который в трех тысячах восьмистах девяноста сериях представляет нам короткую историю любви матери к ребенку, оказавшемуся приемным мужем директора дочери, рожденным случайно от отца неродившегося близнеца, спустившим все деньги в казино, впавшим в алкоголизм, а под конец выясняется, что это не он, а лишь двойник принцессы, найденной в Сарагоссе. И все жили долго и счастливо.

— Ты несправедлива, мама! — Тося обижена. — Разве ты не помнишь, как мы смотрели фильм о львах? Он был очень познавательный…

Я догадывалась, почему Тося напомнила мне о вчерашнем вечере,

Действительно, вчера я узнала из фильма о животных, какие опасности поджидают бедную львицу, у которой два маленьких львенка, если ее супруг погибнет и другой самец решит возглавить стаю. Так вот, несчастная вдова должна немедленно убежать вместе с малютками, поскольку новый властелин не прочь с ней порезвиться, но не позволит, чтобы гены соперника выжили. В течение часа бедная голодная мамаша, которой помогала тетя-львица, бежала с маленькими детенышами через всю саванну, без еды и без питья, прячась в скалах. Целый час по телевизору, а по сценарию три недели, она скрывалась то в одних скалах, то в других, оберегая детенышей от идущего за ними по пятам самца. Как-то раз ее тетка затравила антилопу, и наша львица погналась за добычей, потому что изнемогала от голода. И этот подлец тотчас растерзал ее детей и оставил их на скале. А мать целую ночь рыдала над палевыми тельцами львят, а утром отправилась обратно к убийце, чтобы стать его женой и плодить от него детей. Мы поплакали с Тосей, каждая в своем углу.

— Вот что значит отчим! — воскликнула моя дочь и ушла к себе наверх, звонить Якубу.

— Но не человечий, а львиный! — крикнула я ей вслед.

— Вот именно — нечеловечный! — парировала Тося.

Какое счастье, что мужчины не гоняются за не своими генами! Весь мир был бы полон несущихся куда-то мужиков и скрывающихся от них женщин с детьми. Кажется, каждый десятый отец не является биологическим родителем ребенка — и даже не знает об этом. Тосин является.

Не уверена я была только в одном: оказывает ли Эксик хорошее влияние на дочь?

Тетя-фронтовичка прилетает в пятницу, накануне Тосиного дня рождения. Агнешка обещала сделать салат из курицы, ананаса и персиков, я заказала торт, моя мама приготовит бифштекс (его заказала для себя Тося), они с отцом приедут вместе днем в субботу, малолетка и Гонората обещали украсить дом, чтобы непременно было так, как в американских фильмах, нечто вроде вечеринки-сюрприза. Тося пригласила Якуба, единственного не из семейного круга. Я деликатно намекнула ей о Шимоне, но дочь ответила, что он наверняка будет чувствовать себя неловко среди чужих людей. Шимон, впрочем, появился во вторник и не с пустыми руками, а с нарядным маленьким сверточком от Голубого для Тоси и крохотной коробочкой для меня на Рождество, потому что какой-то знакомый Адама как раз вернулся из Штатов.

Почему Адам мне об этом не написал? Должна ли я ревновать его к сыну — тот в курсе всех дел? Шимон оставил подарки, машину и вернулся на поезде.

Нет, я не могу ревновать его к взрослому сыну!

И не ревную.

Я решила — надо радоваться, что он помнит о нас.

— С сегодняшнего дня я у тебя уже не ребенок, а взрослый человек, — сказала мне Тося утром, после того как я обняла ее и расцеловала, не скрываю — это было так трогательно!

В конечном счете, не каждый день имеешь дома stricte [24] восемнадцатилетнюю дочь. Потом приехал Якуб, он будет развлекать Тосю до вечера, а я займусь подготовкой к приему. Тетя мирно спала, я села в машину и поехала в магазин. Что нужно тете-фронтовичке, которой восемьдесят лет? Наверное, чай, хороший, английский. «Липтон»? Бодрость в каждом глотке? Нет. Я купила три жестяные банки превосходного ароматизированного чая, много маленьких пакетиков молока, какое-то печенье в коробке, сдобное, потому что они там с чаем трескают печенье. И конечно, заварочный чайник — думаю, тетя захочет заварить чай по всем правилам. Говядину, потому что они там едят бифштексы. На этом мои познания об английской кухне закончились. Там пьют джин, но тетя скорее всего не пьет. Джин пригодится для гостей после первого тоста с шампанским. Решила купить настоящее шампанское — чего уж там, я и так экономлю, не отмечая Тосин день рождения в ресторане! Сыр. Ассорти из сыров перед тортом, извольте. Я хватала с полок те, что попадались под руку, откуда мне знать, какие они на вкус? К сыру — вино и виноград, гулять так гулять! У кассы я чуть не потеряла сознание. Села в машину, и вдруг мне стукнуло в голову, что тете обязательно захочется гренок с английским апельсиновым джемом, а тостера дома нет. Как, впрочем, и джема из апельсинов. Тостер я купила после минутного колебания. Разве моя тетя не заслужила тостер? В конце концов, ей восемьдесят лет и тридцать лет назад она привезла мне очень красивую куклу. Тетя уедет, а тостер останется.

Когда я вернулась домой, тетя уже была на ногах.

— Почему нет елки?

— Тетя, ведь до праздников еще более двух недель!

— В других домах уже стоят!

— Потому что в других домах праздники продолжаются круглый год. Там елку убирают накануне Пасхи, а ставят уже в октябре.

— А что, если на елку повесить пасхальных зайчиков и крашеные яйца? — включилась в разговор Тося с лестницы.

— А под елку поставить лампадку [25], — добавила я. — У нас получился бы полный набор всех самых важных праздников, включая День поминовения усопших.

— Вот именно, — сказала Тося и исчезла, а тетя помотала головой:

— У нас все уже давно достали елки и празднуют. Ну а здесь… Джуди, darling [26], имей в виду, я не хочу вам мешать, не обращай на меня никакого внимания, — поставила меня в известность тетя и достала из своего шикарного чемодана огромную продолговатую коробку. — Это для Тоси, спрячь куда-нибудь.

— Что это? — сорвалось у меня, что прозвучало некорректно, потому что предназначалось не мне.

— Увидишь, — улыбнулась тетя, вынула вторую коробку, намного меньше, и протянула мне: — А это тебе!

Это же надо, тостер! Самый настоящий английский тостер!

— У тебя наверняка нет, Джуди, а я, должна признаться, очень люблю греночки!

Я застыла с нерешительной миной, раздумывая: примут ли у меня обратно тостер, если я немедленно побегу в магазин?

— И заварочный чайник! — захохотала тетя-фронтовичка. — Вы здесь совсем не умеете заваривать чай!

Я очень обрадовалась. Тостер подарю маме или папе на Рождество, пока не решила — кому. Только что купленный чайник — Уле, он ей наверняка понравится. Как хорошо, что у меня уже есть кое-какие подарки к празднику!

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ С РОДНЫМИ

Вот уж не ожидала, что Тосин день рождения пройдет так мило. Дочь взвизгнула от радости, увидев музыкальный центр. Агнешка с Гжесиком приволокли ей граммофон — настоящий, старинный, купили на Портобелло и на себе привезли его из самой Англии. Я подумала даже, что он затмит музыкальный центр. Тося обожает всяческий раритет. Моя мама торжественно сняла с пальца кольцо с гранатами и вручила внучке, а мой отец украдкой всунул конверт, чтобы она купила что хочет. Тетя Ганя с чувством явного превосходства поглядывала на нас, когда Тося распаковывала ее подарок. Трубка!

— Baby, — с благоговением сказала тетя Ганя, — эта трубка, блаженной памяти твоего дяди, побывала в Сибири и вернулась на родину. — Глаза тетя подернулись влагой, а Тося с растерянным видом поцеловала ее.

Малолетка очень бурно меня поприветствовал и под шумок поцеловал в щеку, что с ним случается редко, а Гонората спросила, может ли Тося теперь спать с мужчинами. Хорошо, что Агнешка на нее шикнула, поэтому ни моя мама, ни мой папа не услышали, что Тосе теперь можно с мужчинами.

Мы все сели за стол, и хотя я боялась, что присутствие экс-муженька внесет натянутость в наше застолье, ничего подобного не было. Эксик отправился с Гжесем на кухню, чтобы пропустить по одной, и там мужчины ударились в воспоминания о былом. Они ведь учились вместе в институте, о чем я благополучно успела забыть, ибо механизм вытеснения, свойственный памяти, — вещь чрезвычайно полезная. Не знаю, как Эксик поведет машину, но я ему не жена, и меня это мало волнует. Адам никогда не пьет, если за рулем.

С хлопком полилось шампанское, мы подняли тост, Эксик из прихожей принес букет роз:

— Матери моей дочери по случаю столь знаменательной годовщины. — И чмокнул меня в руку и в щеку. Мне было очень даже приятно.

Не стоит упоминать, что прежде он никогда не дарил мне цветов, ни на Тосин день рождения, ни на мой собственный. Ну что же, в ходе эволюции мы все меняемся. Неплохо Йоля его вышколила. Мне это не удалось. Я ушла на кухню и начала старательно, одну за другой, подрезать розы.

Дорогая читательница!

Чтобы розы стояли дольше, необходимо сначала стебли подрезать, а потом раздробить у них концы. В некоторых старых книгах по домоводству предлагается следующее: срезанные цветы сразу же опустить в кипяток, но признаюсь — мне не хватило смелости опробовать этот способ. Надежнее всего, мне кажется, просто купить в цветочном магазине специальный препарат для этих цветов.

— Она по-прежнему отвечает на письма, — услышала я из комнаты слова моего отца. — Знаешь, ответы из серии: «Нет, ты не права, солдаты морской пехоты не маршируют по морю».

Мой отец с упоением беседовал со своим бывшим зятем. Они посмеивались надо мной. Ну и пусть. Я разделила цветы на две вазы, в одной они не помещались. Я, как и Тося, получила восемнадцать роз, что было очень мило. Я даже не услышала, как зазвонил телефон. Только настойчивый седьмой или восьмой позывной вывел меня из задумчивости.

— Тося, подойди! — крикнула я в сторону комнаты. Через секунду с трубкой ко мне подошла Тося.

— Это Адам.

Я была вне себя от радости. Два бокала шампанского подняли мне настроение, и в придачу звонил любимый, которому не надо было напоминать, что сегодня у Тоси день рождения, и который хочет со мной поговорить.

— Ютка?

— Адасик, как я скучаю по тебе! — Шампанское настолько меня расслабило, что не хотелось врать. — Напиши мне длинное письмо! Ты так ужасно редко пишешь, — жаловалась я, — мне так хочется, чтобы ты уже вернулся!

— Я тоже по тебе скучаю, я ведь пишу, — услышала я издалека, и это звучало как музыка. — Вы хорошо там празднуете?

— Тося пожелала в узком семейном кругу.

— Ее отец тоже пришел? Я на минуту растерялась.

— Да. Но…— Я не хотела ему объяснять, что это в порядке вещей, если разведенный отец присутствует на дне рождения своего ребенка, особенно на таком торжественном.

— Ютка, это замечательно! — сказал Адам, которого я обожаю. — Я боялся, что он не придет, Тося бы расстроилась… Я буду звонить, а ты обязательно пиши. Я очень скучаю. Почеши Бориса за ухом. Уже немного осталось. Я люблю тебя, — признался мужчина моей Жизни, и мы закончили разговор.

Мое сердце переполнялось от любви и счастья: он позвонил и в такой важный для меня день был со мной! Я вошла в комнату словно заново родившаяся. Какой чудесный вечер! Тося — с самыми близкими людьми, мне позвонил любимый, моя дочь вступает во взрослую жизнь, в то время как я еще молода. Дочь включила музыку, Эксик поднялся и до смешного церемонно пригласил меня на танец. Я встала и подумала: как много хорошего выпало на мою долю, например, когда-то этим хорошим был Эксик, и, несмотря на все, если бы не он, не было бы Тоси, а без Тоси я не могу представить свою жизнь.

А потом мы все сидели за столом и поедали бифштексы моей мамы и всяческие другие домашние изыски.

— Блаженной памяти… — начала тетя, а я ждала продолжения, которое, насколько я помню, звучит приблизительно так: «блаженной памяти мой муж, генерал-майор такой-то», — блаженной памяти мой Геня, герой двух войн, имел обыкновение говорить, что дети растут быстро, только разум — медленно, но ты, baby, уродилась в мою мать. — Тетушка подняла бокал с золотистой жидкостью. — А моя мать была незаурядной личностью.

— Тося, салфетки, — шепнула я дочери, потому что, естественно, я только сейчас заметила, что на столе чего-то не хватает. Тетя смерила меня взглядом, полным обиды. Услышала.

— Джуди, darling, моя мать, когда я ее спросила, для чего нужны салфетки, а это было…

— Двести лет назад, — прошептал малолетка. Я метнула на него испепеляющий взгляд, но тетушка, к счастью, погрузилась в воспоминания.

Однако я ошиблась, потому что тетя тут же грозно глянула на меня:

— Джуди, darling, я воспитывалась в те времена, когда старших не перебивали. Итак, когда я спросила свою мать, для чего нужны салфетки, она ответила, — тетушка понизила голос, — дамам они не нужны. Позволь мне сначала закончить, а потом ты займешься прозой жизни…

Я чувствовала себя так, будто мне было пятнадцать лет. Давненько меня никто не одергивал.

— …за здоровье моей матери, которую ты, Джуди, darling, не можешь помнить, а жаль.

Увы, я ничуть не жалела, что мне всего тридцать с хвостиком, правда, солидным, а не двести, но я послушно подняла свой бокал, хотя это был день рождения Тоси, а не тетушкиной матери. Я подала бутылку вина Гжесику, который взял на себя функции виночерпия, но этот Йолин галантно вскочил, перехватил бутылку и, обратившись ко мне, спросил:

— Ты позволишь, Юдита?

«Нет, не позволю, сиди, на чем сидел, ты здесь только гость, не хозяин! Не пытайся исполнять не свою роль! Обойдусь без тебя! Когда-то это было единственное, что от тебя требовалось, но ты мизинцем не шевелил, мне приходилось самой всех обхаживать, так что теперь не рисуйся!»

Я открыла глаза.

— Конечно же, она не против! — Тетя Ганя улыбнулась и подставила свой бокал.

— Пожалуйста, — ответила я спокойно. Адасик, почему тебя здесь нет?

Гжесик постучал вилкой по бокалу. Тося в восторге.

— Я как крестный отец хочу сказать, что в деталях помню тот день, когда на свет появилась Тося. Юдита заставила нас с Агнешкой купить фланелевые пеленки…

— Что такое фланелевые пеленки? Трехслойные? — спросила сообразительная, но все еще малолетняя племянница.

Моя мама, мой отец и все взрослые засмеялись.

— А этих пеленок нигде не было!

— Почему ты не купил памперсы? Искал какие-то особенные? — вмешался малолетка, закормленный рекламой о содержимом, которое либо молниеносно впитывается, либо свертывается в шарики, либо, если своевременно не убрано из-под попки, не позволяет малышам правильно развиваться, и они уже никогда в жизни не улыбнутся счастливой улыбкой и не захлопают в ладошки, как это делают при виде большой упаковки свежих замечательных памперсов…

— Деточка, — заговорила моя мама, обращаясь на этот раз не ко мне, — фланель — это такая мягкая ткань.

— Ткань? — скривилась малолетняя племянница. — Так ведь из ткани очень дорого, каждый день новые…

— Их стирали, — с умилением вспомнила я, а Тося сморщила носик:

— Мама, ну не за столом же!

— Вы мне дадите закончить или нет? — возмутился Гжесик. — Ну так вот, когда я уже выменял карточки на мыло за три месяца…

— Мои тоже, — вставила Агнешка, — я тебе отдала и свои!

— …на один дополнительный талон на бензин, а бензин на три карточки на водку, а их поменял на фланелевые пеленки и на место в очереди за стиральными машинами, Тосин отец, — Гжесик кивнул на Эксика, — я могу, наверное, теперь его выдать — сказал, что предпочел бы, чтобы ему подарили карточки на водку, потому что пеленки он купил на распродаже в Радоме…

— В Кельце, — поправил Тосин отец и улыбнулся мне.

— Или в Кельце. И я, пользуясь случаем, хочу попросить тебя вернуть мне ту водку, потому что на такое самопожертвование, как тогда, я никогда не был и уже не буду способен.

Я тоже улыбнулась Эксику, потому что вспомнила, что в то время тех пеленок оказалось у нас сто двадцать штук, и мы не знали, что с ними делать. Из нескольких я сшила потрясающую юбку и покрасила ее в черный цвет, кроме того, мы снабжали ими молодых родителей, а оставшиеся долго хранились на антресолях.

— Какие карточки? — заинтересовалась Тося. — Что, тогда водка и бензин были на халяву? По карточкам? А вы еще жаловались на социализм?

— Знаешь, что я тебе скажу, baby! — Тетя выпрямилась и подняла свой бокал, который мне показался полнее, чем прежде. — В Англии еще семь лет после войны были карточки, и Англия как-никак быстрее оправилась после войны, чем Польша. По талону можно было выкупить одну пару обуви в год, и больше не получишь, тем не менее сейчас Англия — мировая держава.

— Карточки — это что-то вроде документов, с которыми каждый шел в магазин и покупал то, что полагалось по норме, а нормы были невелики.

— А помнишь, — вмешалась моя мама и глянула на моего отца, — как мы стояли в магазине за мясом три часа?

— Я тебя только подменял, — буркнул отец.

— Да, но когда я была у прилавка, ты как раз подошел, — спокойно продолжала мама, — и продавщица дала нам какой-то тухлый кусок говядины…

— И ты сказала: «Вы не могли бы мне дать не такой зеленый?»

— А она сказала: «Если бы вы провисели, как он, с утра на крюке, вы бы тоже позеленели!»

Мой отец и моя мать улыбнулись друг другу, а тетя Ганя толкнула меня под столом.

— Джуди, — шепнула она мне, — из этой муки мы еще испечем каравай. — И залпом выпила бокал.

— А ты бы не покупала это мясо, — посоветовала малолетняя племянница. — И продавщицу бы уволили, если бы ты проявила ассертивность.

— Или она могла бы пойти в конкурирующую фирму, — добавил племянник.

В двенадцатом часу Гжесик повез домой своих малолеток. На обратном пути он должен был заехать на автозаправку за пивом. Мама и отец уехали домой на последней электричке. Отец вызвался быть ее провожатым, потому что мама боится ходить по ночам одна. Тося взяла наверх музыкальный центр, Эксик пытался его подключить. Перемыв быстро посуду, мы с Агнешкой сели на кухне, я открыла бутылку вина, тетя проскользнула из ванной в комнату, а Агнешка посмотрела на меня и сказала:

— А помнишь?

Я улыбнулась. Слово «помнишь» извлекает из лабиринтов памяти миллионы вещей, совершенно ненужных нам в повседневной жизни, но как только о них заговоришь, они обретают цвет, оживают, переливаются красками и пахнут. Кухня внезапно заполнилась людьми, которых мы помнили, и событиями давних лет. Нашими совместными поездками, когда этот Йолин был моим, нашими маленькими детьми: малышкой Тосей, потом малолетней племянницей, а затем Петрусем. Агнешка — свидетель моей жизни, не только нынешней, но и прошлой.

— Помнишь, как у нас сломалась машина в ту страшную зиму? — спросила Агнешка и тепло мне улыбнулась.

И я вернулась на Краковское Пшедместье [27]. Январь, пятнадцать лет назад… Вся Варшава скована морозом, снег, белым-бело и безупречно чисто, но их старенький «фиатик» окончательно сдох, они позвонили нам из какой-то телефонной будки, мы сели в машину, оставив Тосю с моими родителями. Пустые улицы, два часа ночи, снег, как у Диснея, щетки не успевали убирать его с замерзшего стекла. Мужья довольно долго возились с крюком, было так холодно, что мы с Агнешкой закрылись в машине, и нас все смешило до слез. Когда они все-таки прицепили буксировочный трос, оба автомобиля были похожи на японские снежные скульптуры.

Я с теперешним Йолиным села в машину, и мы медленно тронулись. Машина Гжесика тащилась за нами, и все время что-то неприятно постукивало.

— Постукивало? Разве это был стук? — Йолин уже давно стоял в дверях, я даже и не заметила. Он обнимал Тосю. — Не стук, а грохот…