- Может, вы и правы.
      - Поэтому я и подумал, что лучше мне позвонить вам домой, чтобы они не узнали об этом.
      - Ну давайте попробуем. Если я решу, что разговор следует прекратить, мы так и сделаем. - Судье было очень любопытно, как находящемуся в изоляции присяжному удалось раздобыть номер его домашнего телефона, но он решил пока что об этом не спрашивать.
      - Это касается Херреры. Думаю, он читает кое-что из того, что не значится в вашем списке разрешенных изданий.
      - Например?
      - Например, журнал "Магнат". Я вошел сегодня рано утром в столовую, он сидел там один и, увидев меня, попытался спрятать его. Это что, какой-то деловой журнал?
      - Да. - Харкин читал вчерашнюю колонку Баркера. Если Истер говорит правду - а почему, собственно, ему не верить? - то Херрера сегодня же будет отправлен домой. Чтение любого несанкционированного издания является основанием для отставки присяжного, а может, и для обвинения в неуважении к суду. Чтение же статьи Баркера во вчерашнем "Магнате" может стать причиной объявления суда несостоявшимся. - Вы думаете, что он с кем-то обсуждал ее?
      - Сомневаюсь. Как я уже сказал, он попытался скрыть от меня журнал. Это-то и вызвало у меня подозрение. Не думаю, что он с кем-нибудь обсуждал статью. Но я буду внимателен.
      - Хорошо, вы займитесь этим, а я первым делом вызову мистера Херреру сегодня утром и допрошу его. Может быть, мы обыщем его комнату.
      - Пожалуйста, не говорите ему, что доносчик - я. Я и так чувствую себя подлецом.
      - Хорошо, хорошо.
      - Если кто-то из присяжных прознает, что мы с вами разговариваем, мне перестанут верить.
      - Не беспокойтесь.
      - Я просто нервничаю, господин судья. Мы все устали и очень хотим домой.
      - Все уже почти кончено, Николас. Я тороплю адвокатов, как могу.
      - Я знаю. Простите, господин судья. Только сделайте так, чтобы никто не догадался, что я здесь играю роль стукача. Сам не верю, что делаю это.
      - Вы делаете все правильно, Николас. И я вас за это благодарю. Увидимся через несколько минут.
      На сей раз Харкин поцеловал жену весьма поспешно и уехал. По телефону из машины он позвонил шерифу, попросил его отправиться в мотель и ждать там дальнейших распоряжений. Затем он позвонил Лу Дэлл, что делал во время процесса почти каждый день, и спросил, продается ли в мотеле "Магнат". Нет, не продается. Следующий звонок он сделал своей секретарше и велел ей предупредить Рора и Кейбла, чтобы они оба ожидали его прибытия в его кабинете. Слушая новости по общенациональной радиостанции, он ломал голову над тем, как находящийся в изоляции присяжный мог раздобыть экземпляр делового журнала, который не так легко найти даже в уличных киосках Билокси.
      Когда Харкин вошел в свой кабинет, Pop и Кейбл уже ждали его там под присмотром секретарши. Харкин закрыл дверь, снял пиджак, сел и коротко изложил информацию о проступке Херреры, не раскрывая ее источника. Кейбл забеспокоился, так как, по всем наблюдениям, Херрера был преданным защите присяжным. Pop насторожился, поскольку потеря еще одного присяжного могла быть чревата объявлением суда несостоявшимся.
      Увидев, что расстроены оба адвоката, судья Харкин почувствовал себя намного лучше. Он послал секретаршу за мистером Херрерой, который пил энную чашку кофе без кофеина и болтал с Херманом, Склонившимся над своим брайлевским компьютером. Услышав, как Лу Дэлл выкликнула его, Фрэнк удивленно оглянулся и вышел вслед за ней. Охранник Уиллис проводил его по коридору, тянущемуся позади зала суда, до некой двери, в которую, прежде чем войти, почтительно постучал.
      В тесной комнате судья и адвокаты тепло приветствовали полковника и предложили ему сесть на стул, стоявший впритык к другому, на котором уже сидел секретарь суда со своей стенографической машинкой наготове.
      Судья Харкин объяснил, что имеет к полковнику несколько вопросов, на которые тому придется ответить под присягой, а адвокаты вдруг достали свои желтые судейские блокноты с грифами и приготовились записывать. Херрера вдруг почувствовал себя преступником.
      - Читали ли вы какие-нибудь печатные органы, не санкционированные мною? - спросил судья Харкин.
      - Насколько мне известно, нет, - искренне ответил Херрера.
      - Уточняю: читали ли вы деловой еженедельник "Магнат"?
      - С тех пор, как нахожусь в изоляции, - нет.
      - А обычно вы читаете этот журнал?
      - Раз, может быть, два раза в месяц.
      - Имеются ли в вашей комнате в мотеле какие-нибудь издания, мною не санкционированные?
      - Насколько я знаю, нет.
      - Согласны ли вы, чтобы вашу комнату обыскали? Фрэнк побагровел и передернул плечами.
      - О чем вы? - надменно спросил он.
      - У меня есть основания подозревать, что вы читали не санкционированные мною материалы и что происходило это в мотеле. Полагаю, немедленный обыск в вашем номере мог бы разрешить все сомнения.
      - Вы сомневаетесь в моей честности? - оскорбленно и сердито спросил Херрера. Для него вопросы чести имели особое значение. Беглый взгляд на остальных присутствующих убедил его в том, что они считали его виновным в некоем гнусном проступке.
      - Нет, мистер Херрера. Я просто убежден, что подобный обыск позволит нам спокойно вернуться к судебным заседаниям.
      В конце концов это был всего лишь номер в мотеле, а не его постоянное жилище, где находилось множество интимных вещей. И кроме всего прочего, Фрэнк знал наверняка, что в номере не было ничего предосудительного.
      - Что ж, тогда обыскивайте, - стиснув зубы, произнес он.
      - Благодарю вас.
      Уиллис вывел полковника в коридор, а судья позвонил шерифу в мотель. Администратор открыл дверь комнаты номер пятьдесят, и шериф с двумя охранниками аккуратно обыскали платяной шкаф, ящики стола и полки в ванной. Под кроватью они обнаружили стопку "Уолл-стрит джорнэл" и "Форбс", а также экземпляр вчерашнего "Магната". Шериф позвонил судье Харкину, доложил о своих находках и получил приказ немедленно доставить их в суд.
      Девять пятнадцать. В ложе присяжных никого. Фитч, сидя в заднем ряду, поверх развернутой газеты вперил свой взор в дверь, из которой обычно выходило жюри; он знал, что, когда оно наконец появится, присяжным номер семь скорее всего будет не Херрера, а Хенри By. By представлял собой умеренно приемлемую кандидатуру с точки зрения защиты, поскольку был азиатом, а азиаты не склонны расточительно рапоряжаться чужими деньгами, когда речь идет о возмещении ущерба по иску. Но в любом случае By не Херрера, о котором эксперты Фитча в один голос твердили как о своем человеке в жюри и который к тому же может повлиять на других при обсуждении.
      Если Марли с Николасом по собственной прихоти так легко расправились с Херрерой, кто может стать следующим? И если сделали они это единственно ради того, чтобы привлечь внимание Фитча, то они своего добились.
      Судья и адвокаты, не веря глазам своим, уставились на газеты и журналы, аккуратно разложенные на столе Харкина. Шериф под диктофон дал показания о том, где и при каких обстоятельствах они были обнаружены, и был отпущен.
      - Господа, у меня нет иного выбора, кроме как освободить мистера Херреру от обязанностей присяжного, - сказал Его честь.
      Адвокаты встретили его заявление полным молчанием. Херреру снова привели в кабинет и усадили на тот же стул.
      - Под стенограмму, - распорядился судья Харкин, обращаясь к секретарю. - Господин Херрера, в какой комнате вы проживаете сейчас в мотеле "Сиеста"?
      - В пятидесятой.
      - Эти предметы были найдены несколько минут назад под кроватью в комнате номер пятьдесят. - Харкин рукой указал на газеты и журналы. - Все издания свежие, большинство из них вышли уже после изоляции жюри.
      Херрера был ошеломлен.
      - Все, разумеется, мною запрещены на период изоляции, чтение некоторых из них в этот период может повлечь за собой официальное обвинение.
      - Они не мои, - медленно произнес Херрера, в нем закипала ярость.
      - Понимаю.
      - Кто-то мне их подложил.
      - Кто же мог это сделать?
      - Не знаю Вероятно, именно тот, кто дал вам наводку. Очень неглупо, подумал судья, но сейчас не время думать об этом. И Кейбл, и Pop смотрели на Харкина с немым вопросом: кто же дал наводку?
      - Факт есть факт, мистер Херрера, все это найдено в вашей комнате. По этой причине у меня нет иного выхода, кроме как освободить вас от обязанностей присяжного.
      Фрэнк к этому моменту взял себя в руки, и в его голове крутилось множество вопросов. Он уже было собрался бросить их в лицо Харкину, как вдруг осознал: это же свобода! После четырех недель занудных судебных заседаний и девяти ночей, проведенных в этой проклятой "Сиесте", он сможет выйти из здания суда и отправиться домой. Уже сегодня днем он будет играть в гольф.
      - Не думаю, что это справедливое решение, - без обычного металла в голосе возразил он, стараясь не испортить дела.
      - Мне очень жаль. Неуважительное отношение к решению суда - это вопрос, к которому я вернусь позднее, а пока нам нужно продолжать процесс.
      - Как скажете, судья, - ответил Фрэнк. Обед сегодня в ресторане "У Врейзела": свежие дары моря и карта вин. А завтра он увидит внука.
      - Охранник проводит вас в мотель, чтобы вы могли собрать вещи. Предупреждаю: вам запрещается что бы то ни было рассказывать кому бы то ни было, особенно представителям прессы. Запрет действует впредь до особого распоряжения. Ясно?
      - Да, сэр.
      Полковника проводили по черной лестнице и вывели из здания суда через черный ход, у которого его ждал шериф, чтобы быстренько в последний раз отвезти в мотель.
      - Я предлагаю объявить суд несостоявшимся, - заявил Кейбл, глядя на секретаря, - на том основании, что нынешнее жюри, вполне вероятно, испытывает недопустимое давление из-за появившейся вчера в "Магнате" статьи.
      - Отклоняется, - отрезал Харкин. - Что-нибудь еще? Адвокаты, покачав головами, встали.
      Одиннадцать присяжных и два дублера заняли свои места в ложе в самом начале одиннадцатого. Зал молча наблюдал за их выходом. Место Фрэнка во втором ряду слева осталось свободным, что немедленно заметили все. Судья Харкин торжественно приветствовал жюри и быстро перешел к делу. Он взял со стола вчерашний выпуск "Магната" и спросил, читал ли кто-нибудь этот журнал, видел или хотя бы слышал о том, что в нем напечатано? Добровольцев не нашлось.
      Тогда судья сказал:
      - По причинам, выясненным и запротоколированным во время совещания в кабинете судьи, присяжный номер семь, Фрэнк Херрера, освобожден от дальнейшего выполнения им своих обязанностей и будет впредь заменен следующим запасным, мистером Хенри By. - В этом месте Уиллис что-то сказал Хенри, после чего тот встал и, сделав четыре шага от своего складного стула, занял место номер семь, став официальным членом жюри и оставив в одиночестве единственного теперь дублера, Шайна Ройса.
      Исполненный желания поскорее приступить к делу, судья Харкин оставил наконец жюри в покое и сказал:
      - Мистер Кейбл, вызывайте вашего следующего свидетеля.
      Поверх края газеты, которую он чуть не уронил, Фитч с отвисшей челюстью ошеломленно смотрел на новую композицию в ложе присяжных. Его пугал уход Херреры, и он был встревожен, потому что, взмахнув своей дирижерской палочкой, крошка Марли действительно сделала то, что обещала. Фитч не мог заставить себя отвести взгляд от Истера, который, видимо, почувствовав это, слегка повернул голову и встретился с ним глазами. Секунд пять или шесть, показавшихся Фитчу вечностью, они пристально рассматривали друг друга с расстояния девяноста футов. Выражение лица Николаса было гордо-насмешливым, словно он говорил: "Видите, что я могу? Вы потрясены?" "Потрясен, - словно бы отвечал ему Фитч своим растерянным видом. - Ну и чего вы хотите?"
      Кейбл заявил двадцать два свидетеля, почти все они были обладателями почтенной приставки "доктор" к своим именам и пользовались авторитетом в научных кругах. В их рядах встречались и закаленные в предыдущих "табачных" баталиях ветераны, и язвительные авторы исследований, финансируемых Большим табаком, и мириады прочих рупоров Большой четверки, собранных для контратаки тех сил, наступление которых жюри на себе уже испытало.
      За последние два года все двадцать два имени стали известны Рору и его команде, так что сюрпризов не предвиделось.
      Все участники обвинения сошлись во мнении, что самый тяжелый удар с их стороны нанесет Лион Робилио, обвинив ответчика в том, что он намеренно искушает своей продукцией несовершеннолетних. Кейбл решил, что отвечать нужно в первую очередь именно на этот удар.
      - Защита вызывает доктора Дениз Маккуейд, - объявил он. Она появилась через боковую дверь, и весь зал, в котором преобладали мужчины средних лет, казалось, слегка оцепенел, когда, проходя перед судейским столом, она улыбнулась Его чести, ответившему ей нескрываемой улыбкой, а затем заняла свидетельское место. Доктор Маккуейд была красивой женщиной - высокой, стройной блондинкой в красном платье на несколько дюймов выше колен. Пышная копна волос была решительно забрана в огромный узел на затылке. С приличествующей обстоятельствам скромной миной она произнесла клятву и села, закинув ногу на ногу, - от этой картины многие не смогли отвести глаз. Женщина казалась слишком молодой и слишком хорошенькой, чтобы участвовать в подобной сваре.
      Когда она мягким движением придвинула к себе микрофон, шестеро мужчин в ложе жюри, особенно Джерри Фернандес и запасной Шайн Ройс, обратились в глаза и уши. Яркая помада. Длинные красные ногти.
      Однако те, кто принял ее за эдакую милую киску, быстро разочаровались. Резким голосом свидетельница подробно сообщила требуемую информацию о своем образовании, послужном списке и области научных интересов. Она оказалась психологом-бихевиористом, имела свой институт в Такоме, являлась автором четырех книг, опубликовала более трех дюжин статей, и Уэнделу Рору не оставалось ничего иного, как признать доктора Маккуейд квалифицированным экспертом.
      Она сразу же взяла быка за рога. Реклама - неотъемлемая часть нашей культуры. Предназначенная для одной группы или одного круга людей, она, естественно, не может быть сокрыта от слуха и зрения остальных, тех, для кого она специально не предназначена. Это неизбежно. Дети знакомятся с рекламой табачных изделий, поскольку читают газеты и журналы, видят рекламные щиты, неоновые надписи и картинки в витринах магазинов, но это вовсе не означает, что реклама направлена именно на них. Дети точно так же видят по телевизору ролики, в которых их любимые спортивные герои рекламируют, например, пиво. Разве из этого можно сделать вывод, что фирмы, производящие пиво, намеренно пытаются "заарканить" молодежь? Разумеется, нет. Они просто стремятся увеличить торговлю своим товаром. Дети лишь "попадаются на пути", и с этим ничего нельзя поделать, разве что вообще запретить всякую рекламу любых товаров, могущих оказаться вредными: сигарет, пива, вина, крепких напитков. А как быть с кофе, чаем и маслом? Можно ли считать, что реклама кредитных карточек способствует тому, чтобы люди больше тратили и меньше делали сбережений? Доктор Маккуейд настойчиво повторяла, что в обществе, где свобода слова является важнейшим правом каждого, к ограничениям на рекламу следует относиться очень осторожно.
      Реклама сигарет ничем не отличается от любой другой. Ее цель - вызвать у человека желание купить и использовать продукцию. Хорошая реклама стимулирует естественное желание немедленно купить то, что рекламируется. Неэффективная реклама такого желания не вызывает и обычно вскоре снимается. Доктор Маккуейд привела в качестве примера "Макдоналдс", компанию, которую она изучала специально. У нее под рукой доклад, который очень кстати иллюстрирует именно тот казус, который представлен сейчас присяжным. Трехлетний ребенок уже мурлычет, насвистывает или напевает все, что звучит в соответствующий период времени в рекламе "Макдоналдса". Первый поход в "Макдоналдс" становится для него событием огромной важности. Это не случайность. Корпорация тратит миллиарды долларов, чтобы завладеть вниманием ребенка раньше, чем это сделают ее конкуренты. Нынешние американские дети потребляют больше жиров и холестерина, чем предыдущее поколение. Они едят больше чизбургеров, жареной картошки и пиццы, а также пьют больше содовой и сладких фруктовых напитков. Разве мы предъявляем иски "Макдоналдсу" и "Пицце-хат" в связи с коварно изощренной рекламой, направленной конкретно на детей? Преследуем ли мы их по закону за то, что наши дети стали толще?
      Нет. Мы, как потребители, располагая всей полнотой информации, сами делаем выбор: как нам кормить своих детей. Никто не станет спорить, что мы выбираем лучшее.
      Точно так же мы, как потребители, делаем свой собственный выбор относительно курения. Нас атакуют со всех сторон тысячами всевозможных реклам, и мы откликаемся на те, которые затрагивают наши потребности и желания.
      Примерно каждые двадцать минут она меняла положение ног, кладя то правую на левую, то левую на правую, что не оставалось не замеченным ни обеими командами юристов, ни мужчинами в ложе жюри, ни даже женщинами.
      На доктора Маккуейд было приятно смотреть, и ей легко было верить. Речь ее была разумной, и с большинством присяжных у нее установился контакт.
      Pop вежливо фехтовал с ней около часа, но не смог нанести ни одного серьезного укола.
      Глава 30
      По словам Нейпаера и Ничмена, мистер Кристано из министерства юстиции требовал полного отчета о том, что произошло прошлым вечером во время последней встречи Хоппи с Милли.
      - Полного? - переспросил Хоппи.
      Все трое сидели за хлипким столиком в прокуренной забегаловке. Потягивая из бумажных стаканчиков кофе, они ждали, когда им принесут сандвичи с жирными жареными цыплятами.
      - Личное можете опустить, - сказал Нейпаер, сомневаясь в том, что у Хоппи найдется много личных секретов.
      Если бы они только знали, думал Хоппи, все еще гордясь собой.
      - Ну, я показал Милли записку о Робилио, - начал он, все еще не зная, насколько правдиво ему следует отвечать.
      - Ну и?..
      - Ну и она ее прочла.
      - Разумеется, прочла. А что она сделала потом? - с досадой спросил Нейпаер.
      - Как она прореагировала? - подхватил Ничмен. Конечно, Хоппи мог соврать, сказать, что Милли потрясло прочитанное, что она поверила каждому слову и загорелась желанием показать записку своим друзьям в жюри. Именно это они хотели от него услышать. Но Хоппи не был уверен, что это правильно. Враньем можно лишь все испортить еще больше.
      - Она не очень хорошо прореагировала, - ответил он, а потом рассказал всю правду.
      Когда принесли сандвичи, Ничмен отлучился позвонить мистеру Кристано. Хоппи и Нейпаер ели, не глядя друг на друга. Хоппи чувствовал себя последним неудачником. Без сомнения, он еще на шаг приблизился к тюрьме.
      - Когда вы увидитесь с ней снова? - спросил Нейпаер.
      - Не знаю точно. Судья еще не сказал. Суд может вообще закончиться к выходным.
      Вернувшийся Ничмен сел на свое место.
      - Мистер Кристано едет сюда, - мрачно оповестил он, и у Хоппи похолодело в животе. - Он будет здесь сегодня поздно вечером и хочет первым делом встретиться с вами завтра утром.
      - Конечно.
      - Он не очень доволен поворотом событий.
      - Я тоже.
      Pop провел обеденный час, запершись в своем кабинете с Кливом. Они делали грязную работу, которую нельзя было доверить никому другому. Большинство адвокатов использовали "разведчиков" вроде Клива, чтобы покупать информацию за наличные, охотиться за выгодными делами и проворачивать другие темные аферы. Этому, разумеется, не учили в юридических институтах, но никто из адвокатов никогда не брезговал подобными методами. Адвокаты, выступающие в судах, имели собственных "разведчиков".
      У Рора было несколько вариантов действий на выбор. Он мог велеть Кливу сказать Деррику Мейплзу, чтобы тот проваливал. Мог выплатить ему 25 000 наличными и пообещать еще 25 000 за каждый голос после вынесения вердикта, разумеется, если голосов окажется не менее девяти. Это обойдется ему максимум в 225 000 долларов - такую сумму он готов был заплатить. Но он очень сомневался в том, что Энджел Уиз сможет обеспечить более двух голосов - свой собственный и, может быть, голос Лорин Дьюк. Она не была лидером. Он мог подтолкнуть Деррика к тому, чтобы тот вступил в контакт с адвокатами защиты, и застукать их на месте преступления. Но в этом случае Энджел скорее всего отчислят из жюри, а этого Pop вовсе не хотел.
      Мог он также снабдить Клива записывающим устройством, велеть ему вытянуть из Деррика компрометирующие заявления и припугнуть того судебным преследованием, если он не повлияет на свою подружку. Но это было рискованно, поскольку замысел подкупа исходил из офиса самого Рора.
      Они прокрутили все сценарии, оценив их со знанием дела, поскольку разыгрывали каждый уже не раз. Для нынешнего случая был разработан гибридный вариант.
      - Вот что мы сделаем, - сказал Pop. - Мы дадим ему пятнадцать кусков сейчас, пообещаем остальные десять после вынесения вердикта, а кроме того, запишем разговор с ним на пленку. Мы пометим некоторые купюры, чтобы держать его в будущем на поводке. Пообещаем по двадцать пять тысяч за прочие голоса, а если получим нужный вердикт, скрутим его, посмей только он потребовать остальное. Ведь у нас будет запись: как только он попытается поднять шум, мы пригрозим ему звонком в ФБР.
      - Это мне нравится, - сказал Клив. - Он получит свои денежки, мы свой вердикт, и тогда мы его скрутим. Это будет справедливо.
      Но у Деррика были совсем другие планы. Они встретились в вестибюле казино "Курортное", в темном баре, где печально толпились проигравшие, компенсируя дешевыми напитками свои потери, в то время как снаружи ярко светило солнце и было очень тепло.
      Деррик не намеревался попадаться в ловушку с выплатой части денег после вердикта. Он требовал двадцать пять тысяч, причитающихся Энджел, сейчас же, наличными, а также "депозит", как он это называл, за каждого из остальных присяжных. Депозит следовало предоставить, не дожидаясь вынесения вердикта. Разумеется, тоже наличными, - какую-нибудь разумную и честную сумму, скажем, по пять тысяч за каждого присяжного. Клив стал быстро подсчитывать, и напрасно. Деррик исходил из единогласного вердикта. Одиннадцать голосов - это пятьдесят пять тысяч. Плюс голос Энджел. В общей сложности Деррик хотел восемьдесят тысяч наличными немедленно.
      У него была приятельница в конторе, которая заглянула в "Дело".
      - Вы, ребята, вчинили иск табачной компании на миллионы, - заявил он. Каждое его слово записывалось на крохотный диктофон, спрятанный в нагрудном кармане Клива. - Восемьдесят тысяч для вас - капля в море.
      - Вы сумасшедший, - ответил Клив.
      - А вы жулик.
      - Восемьдесят тысяч мы никак не можем заплатить. Как я уже сказал, если мы начнем ворочать такими суммами, риск попасться возрастет многократно.
      - Прекрасно. Тогда я поговорю с адвокатами табачной компании.
      - Давайте. А я прочту об этом в газетах.
      Они не допили свои напитки. Клив снова ушел первым, но на этот раз Деррик за ним не последовал.
      Парад красавиц продолжился в четверг после обеда, когда Кейбл вызвал на свидетельское место доктора Майру Спролинг-Гуди - чернокожую даму-профессора из Рутгеровского института, которая заставила всех в этом похотливом зале повернуть головы в ее сторону, когда представлялась в качестве свидетельницы. Это была женщина около шести футов ростом, такая же стройная и шикарная, как предыдущая свидетельница. Ее бархатистая светло-коричневая кожа красиво натягивалась, когда Майра Спролинг-Гуди улыбалась присяжным. Особо приветливой улыбкой она одарила Лонни Шейвера, который не удержался и улыбнулся в ответ. Начиная поиск экспертов, Кейбл располагал неограниченным бюджетом, поэтому имел возможность не связываться с людьми резкими, болтунами, не способными расположить к себе обывателя. Прежде чем нанять доктора Спролинг-Гуди, он дважды заснял ее на видеопленку, а потом еще раз, во время ее визита в его офис. Как и всех своих свидетелей, он два дня "пытал" ее на инсценированном судебном процессе, который устроил за месяц до начала настоящего суда Когда она положила ногу на ногу, весь зал издал дружный вздох.
      Доктор Спролинг-Гуди была специалистом в области маркетинга, имела два докторских диплома и, что неудивительно, впечатляющий послужной список. В течение восьми лет после окончания учебы она работала на Мэдисон-авеню в рекламном бизнесе, затем вернулась к академической деятельности, в которой добилась больших успехов. Сферой ее компетенции была реклама потребительских товаров. Этой проблемой она занималась в процессе учебы и теперь проводила исследования в той же области. Ее послание суду вскоре стало очевидным. Циник мог бы подумать, что ее призвали для того, чтобы привлечь внимание прекрасными внешними данными и произвести особое впечатление на Лонни Шейвера, Энджел Уиз и Лорин Дьюк, вызвав у них чувство гордости тем, что такая же афроамериканка, как и они сами, способна выступать с экспертным мнением на столь важном судебном процессе.
      На самом же деле ее присутствие было идеей Фитча. Шесть лет назад, во время паники на процессе в Нью-Джерси, когда жюри совещалось три дня, прежде чем вынести оправдательный вердикт, у Фитча созрел план найти привлекательную женщину-ученого, желательно из респектабельного университета, выделить ей солидный грант и предложить заняться проблемой рекламирования сигарет и воздействия этой рекламы на подростков. Параметры программы были в общих чертах заданы источником финансирования, и Фитч надеялся, что однажды результаты исследований окажутся весьма полезными на суде.
      Доктор Спролинг-Гуди в жизни не слышала о Рэнкине Фитче. Она получила грант в восемьсот тысяч долларов от Института потребительских товаров некой непонятной организации в Оттаве, занимающейся разработкой конкретных проблем для правительства, о которой она тоже ничего прежде не слышала, чтобы изучить тенденции в области маркетинга тысяч потребительских товаров. Об институте она знала очень мало, как и Pop, который вместе со своими сыщиками два года напрасно рыл землю. Это был совершенно частный институт, до некоторой степени охраняемый канадскими законами и скорее всего основанный какими-то крупными производителями потребительских товаров, среди которых производители сигарет официально не числились.
      О своих открытиях свидетельница сообщила в умело составленном, компактном докладе, письменное изложение которого представляло собой папку не более двух дюймов толщиной и который Кейбл заставил суд приобщить к вещественным доказательствам. Доклад пополнил собой немалый перечень прочих вещественных доказательств в качестве официальной экспертизы. Ему был присвоен номер восемьдесят четыре, и предполагалось, что наряду с двадцатью тысячами или около того страниц, уже зарегистрированных в качестве официальных свидетельств, жюри просмотрит и его во время обсуждения своего решения.
      После эффектного представления свидетельницы сами открытия показались не столь уж впечатляющими. За некоторыми четко определенными и очевидными исключениями вся реклама потребительских товаров адресуется в первую очередь молодежи. Автомобили, зубная паста, мыло, воздушные хлопья, пиво, безалкогольные напитки, одежда, одеколоны - все наиболее широко рекламируемые товары главным образом метят в молодежную аудиторию. То же касается и сигарет. Разумеется, они описываются как атрибут изысканной, красивой, активной, беззаботной, богатой и шикарной жизни. Но так же точно описывается и бессчетное множество других товаров.
      Свидетельница представила перечень спецификаций, начинавшийся с автомобилей. Когда вы в последний раз видели по телевизору ролик, рекламирующий спортивные автомобили, где за рулем сидел бы толстый пятидесятилетний мужчина? Или мини-фургон, управляемый тучной домохозяйкой с шестью детьми и грязным псом, выглядывающими из окон? Такого просто не бывает. Пиво? Это всегда будут десять молодых ребят, которые пьют его, сидя в пивной и наблюдая матч суперкубка по телевизору. У большинства - шикарные шевелюры, твердые подбородки, плоские животы, и на всех - великолепные джинсы. Реальность вовсе не такова, но реклама успешна только такая.
      Доктор Спролинг-Гуди позволяла себе пошутить время от времени. Зубная паста? Вы когда-нибудь видели уродца с кривыми зубами, улыбающегося вам с экрана? Разумеется, нет. У тех, кого вы видите по телевизору, всегда прекрасные зубы. Даже в роликах, рекламирующих средства от прыщей, у озабоченных подростков бывает лишь один прыщик, от силы два.
      Она часто улыбалась, иногда даже хихикала над собственными комментариями. Присяжные улыбались вместе с ней. Главная мысль подчеркивалась постоянно: если успех рекламы вообще зависит от того, воспринимают ли ее молодые люди, почему реклама сигарет должна составлять исключение?
      Когда Кейбл попросил свидетельницу перейти к вопросу о рекламе, рассчитанной на детей, она перестала улыбаться - вопрос был слишком серьезен. Ее исследовательская группа не обнаружила подтверждений этого факта, а они изучили тысячи табачных реклам, изготовленных за последние сорок лет. Они наблюдали, вели исследования, каталогизировали всю рекламу сигарет, обнародованную с тех пор, как существует телевидение. И даже заметили, что после введения запрета на рекламу табачных изделий на телевидении количество курильщиков увеличилось. Она потратила годы, чтобы найти доказательства того, что табачные компании намеренно адресуют свою рекламу подросткам, потому что, начиная свой проект, имела смутное подозрение, что это именно так. Но оказалось, что это неправда.
      По мнению свидетельницы, единственный способ оградить детей от воздействия рекламы табака - это запретить ее вовсе, всю: рекламные щиты, надписи на автобусах, рекламу в газетах, журналах, на всякого рода листовках. Однако она убеждена, что это не приведет к падению уровня продажи сигарет и не окажет ровным счетом никакого влияния на уровень курения среди детей.
      Кейбл поблагодарил доктора Спролинг-Гуди так, словно та добровольно согласилась выступить в суде, в то время как на самом деле ей уже заплатили шестьдесят тысяч долларов и пошлют еще чек на пятнадцать.