Семь невест (№4) - Лорел

– Но какой толк от уважения, если тебя убьют? – настаивала Лорел. – Кто тогда поддержит и защитит меня? Кто приложит лечебные плоды опунции на мои раны? Кто утешит, когда душа будет разрываться на части от одиночества?

К чему она говорит все это? Хен все равно не поймет ее. Никогда не поймет.

– К тому же не забывай об Адаме, – добавила она.

– А что с Адамом?

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу дать сыну отца, которого рано или поздно убьют. Такое уже было однажды. И повторить это было бы жестокостью.

– Но я же говорил тебе…

– Я помню все, до единого слова. Думаю, шериф Алькот говорил своей жене то же самое. Но сейчас она вдова с тремя малолетними детьми. И ей придется, как и моей матери, ради детей выйти замуж; за первого встречного. Такой горькой участи не пожелаешь и врагу. Я люблю тебя Хен, но не могу выйти за тебя замуж. Заглянув в глаза молодого человека, Лорел мгновенно поняла, что потеряла его. Он разомкнул руки, выпустив ее из объятий и с отрешенным видом шагнул в сторону. Непреодолимая стена непонимания, разделяя их, росла прямо на глазах.

Но что делать? Невозможно жить и каждую минуту ждать, что Хена убьют.

Она ни словом не обмолвилась о происходящем с Адамом. Зачем? Теперь это не имело значения.

Она еле сдерживала рыдания. При мысли об отказе от любимого человека ей хотелось стереть с лица земли всех Блакторнов до единого. Чтобы и следа от них не осталось. Будь они прокляты! Если бы только она по глупости не вышла замуж: за Карлина, если бы ей не пришлось убегать от отчима, если бы…

Но что было, то было. И вот теперь она пожинала плоды прошлых ошибок. Оставалось лишь уехать подальше от здешних мест и начать жизнь сначала. Разлука с Хеном разбивала сердце, но жизнь продолжалась. Она должна перенести все невзгоды. Должна выжить. Если она выйдет за Хена замуж, а его убьют, ей останется только одно: приставить пистолет к виску.

– Пожалуйста, не спорь больше со мной и не уговаривай, – умоляющим тоном попросила она. – Как только я найду подходящее место, я немедленно покину твой дом.

– Можешь оставаться столько, сколько захочешь, – равнодушно ответил он.

Он выглядел подавленным и растерянным. Словно все еще не мог поверить в реальность происходящего. Его глаза были такими же пустыми, как и во время первой встречи. Казалось, жизнь капля за каплей покидала его. Как бы тяжело ни было – жизнь продолжалась.

Лорел потеряла последнюю надежду на счастье. Но она должна жить ради Адама.

Хен не мигая смотрел на закрытую дверь, словно ждал, что она вот-вот распахнется и на пороге появится Лорел. И скажет, что все было недоразумением и что она согласна выйти за него замуж. Но дверь так и не открылась. А Лорел так и не вошла в комнату.

Она не выйдет за него замуж!

Он не знал, получится ли из него хороший муж. Да и вообще не понимал, чем его привлекала женитьба. Но ему и в голову не приходило, что его предложение может быть отвергнуто только потому, что он отказывается расстаться с оружием. Пожалуй, единственное, чем он по праву гордился, это честь и мужество. Обладай его родители хотя бы этими качествами, их жизнь была бы иной. Но так уж распорядилась судьба, что и эти качества предали его.

Волна беспомощности, нарастая с каждой минутой, захлестывала его. Почему он должен терять женщину, которую искал долгие годы? Разумеется, он сможет жить и один, как раньше. Но ему уже никогда не забыть Лорел.

Ледяной холод начал сковывать сердце. Но не горечь утраты и не чувство одиночества являлись причиной озноба, от которого содрогалось все тело, а отчаяние и безысходность. Хен прощался с последней надеждой на возрождение.

Собравшись с духом, он попытался отогнать отчаяние прочь. Он любил Лорел и она любила его. Должен же быть выход! И он обязательно найдет его! Нельзя терять надежду. Цена неудачи слишком высока.

Городское собрание превратилось в беспорядочное шумное сборище. В комнате стоял невыносимый шум. Все присутствующие галдели, старались перекричать друг друга. Хен навалился на стену, окидывая испытующим взглядом присутствующих. Лорел сидела в самом углу, вне пределов досягаемости пронизывающего взгляда шерифа. Она не смела поднять глаза, боясь встретиться с Хеном взглядом. Если он увидит смертельную тоску, застывшую в ее глазах, и поймет, как сильно она страдает, он ни за что не поверит, что она не хочет выйти за него замуж. Она и так с трудом сдерживала порыв закричать во весь голос, что согласна стать его женой.

Рассерженные, ворчливые голоса заставили женщину очнуться от раздумий.

– Пусть эта сучка Симпсон убирается из нашего города, – визгливым голосом закричала одна из женщин. – Если бы не она, Блакторны не тронули бы нас.

– Женщину из города прогнать нельзя, – резонно возразил мужской голос.

– Почему нельзя, интересно знать?

– Это глупо. Все воры и грабители сразу же поймут, что мы испугались и нас можно обобрать до нитки.

– Они не оставят нас в покое, пока она здесь.

– Давайте лучше избавимся от шерифа. Это из-за него они рассвирепели, как дикие быки.

– Но несправедливо обвинять его в неверности долгу. За этим мы его и нанимали, – возмутился Горас Уорти.

– Вздор! Пусть немедленно покинет город.

– Только трус может требовать этого.

Биллу Нортону с трудом удалось унять разбушевавшиеся страсти и прекратить перепалку.

«Неужели и после всего этого Хен намерен остаться», – подумала Лорел. Он рисковал головой ради этих людей, а теперь они хотят прогнать его. Чувство стыда беспощадно жгло душу. Хорошо, хоть остальные Рандольфы не присутствовали на собрании. Как бы она смотрела в глаза им и Айрис?

– Нужно поскорее выпустить Эллисона из тюрьмы. Может, тогда Блакторны успокоятся.

Но предложение было отвергнуто громогласными выкриками горожан и фермеров. Однако, чем дольше продолжалась дискуссия, тем сильнее накалялись страсти. У каждого была своя собственная точка зрения на проблему и никто не хотел соглашаться с мнением соседа. Возникли даже опасения, что дело может дойти до потасовки. Но как только слово взяла Миранда Трескотт, люди затихли, хотя и понадобилось несколько увесистых оплеух, чтобы урезонить самых ярых крикунов.

– Совершенно очевидно, что так продолжаться не может. Безусловно, что все имеют право на собственное мнение и могут отстаивать его, – в зале пробежал одобрительный шепот. – Но сейчас важно прийти к единому мнению. Сомневаюсь, что Блакторны будут ждать, пока мы проведем переговоры.

Раздался смех.

– Я недавно живу в Сикамор Флате, но уже считаю его родным домом. Поэтому надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу несколько слов.

– Она уже сказала, и даже больше, чем несколько. Похоже, собственные слова уже воодушевили ее, – прошептал кто-то злорадно, но тут же получил ощутимый тычок под ребра и мгновенно замолчал.

– Ответственность за соблюдение закона и за порядок в городе лежит на плечах представителя власти. Поэтому ему лучше знать, какие меры следует предпринять, чтобы защитить город. А уж горожане вправе выбирать, последовать его совету или нет. Именно так делаются дела на цивилизованном Востоке. У нас нет ни одного шанса спастись, если мы не будем соблюдать дисциплину.

– Благодарю вас миссис Трескотт, – сказал Билл Нортон, когда Миранда вернулась на свое место. – Я уверен, что мы…

– Все это пустая болтовня и несусветная чушь! – выкрикнул, вскакивая на ноги, потрепанного вида мужчина. – У нас нет представителей власти. У нас есть один-единственный шериф. И мы имеем дело не с преступником-одиночкой и даже не с бандой. Нам угрожает целый клан обезумевших Блакторнов, которые готовы крушить все, что попадет под руку, так как наш шериф оскорбил несколько членов их семьи

– Вот если бы нам удалось призвать на помощь армию, тогда бы другое дело.

– Нам не нужна армия, – возразил Горас Уорти. – Пока мы вместе. Разве среди нас нет мужчин?

– Вы собираетесь выйти на улицу и встретиться лицом к лицу с Блакторнами? – ехидно поинтересовался все тот же голос.

– Да, собираюсь, – уверенно заявил Горас. – И, надеюсь, остальные тоже присоединятся ко мне.

– Да вы просто наивный глупец!

Лорел больше не могла слушать. Она семь лет прожила бок о бок с этими людьми. Некоторых из них ненавидела, на некоторых злилась и обижалась. Но никогда ей не приходилось испытывать такого стыда. Она решительно вышла на середину комнаты.

Горожане, онемев, в изумлении смотрели на нее. В салуне воцарилась мертвая тишина.

– Меня тошнит от ваших речей, – процедила она сквозь стиснутые зубы, – тошнит от мысли о том, что я хотела быть одной из вас и почти семь лет сидела взаперти в каньоне, надеясь, что вы примете меня и моего сына. Я мечтала так же свободно, как вы, ходить по улицам и отвечать на улыбки и вежлввые приветствия. А теперь, когда это, наконец произошло, мне стыдно быть одной из вас.

– Лучше посмотри на себя, – крикнула одна из женщин. – Как ты смеешь!

С молниеносной быстротой повернувшись на голос, Лорел окинула презрительным взглядом толпу.

– Ты не ошиблась, Мейбл, вдова БЛакторн действительно стыдится вас всех. Даже шлюха Симпсон не желает, чтобы ее имя связывали с таким сборищем дрожащих трусов.

По залу пробежал возмущенный ропот. Из разных углов комнаты донеслись протестующие выкрики.

– Да, я назвала вас трусами. Не нравится, не так ли? Долгое время вы смотрели на меня свысока, втаптывали мое имя в грязь. Куда же подевались ваша храбрость сейчас? Вам ничего возразить. Потому что я права.

Внезапно она резко повернулась к владельцу салуна.

– Когда шериф выводил на улицу этого разбушевавшегося шестнадцатилетнего мальчишку, вы трусливо прятались за дверью, подглядывая за происходящим в щелку!

Не успел мужчина прийти в себя от потрясения, как Лорел обрушила гнев на владельца ранчо.

– Вы и пальцем не пошевелили, когда, рискуя жизнью, шериф ловил грабителей. Но стоило возникнуть опасности, как вы тут же готовы отвернуться от него и предать.

В глубине зала поднялся мужчина и тоже обратился к фермеру.

– Попробуй только открыть рот, Джулиус Хатфилд. Мне есть что сказать о парочке пропавших быков.

Лицо фермера мгновенно покрылось красными пятнами, и он с мрачным видом молча опустился на стул.

– Вы глупцы, если думаете, что сможете выдержать натиск Блакторнов в одиночку. Да они с легкостью перебьют вас по одному. А оставшиеся в живых навечно станут их рабами.

Не обращая внимания на сердитые лица, женщина переходила от стола к столу, называя одно имя за другим. И под тяжестью обвинений люди смущенно склоняли головы.

– Если у тебя не хватает мужества защитить себя, Джо Бейли, то ты заслуживаешь того же презрения, что и пустынная крыса. И вы, Эмма Узле, не можете не понимать, что если город не защитить, то сюда со всех окрестностей стечется всякий сброд. И вы все окажетесь в лапах преступников.

Она помолчала, затем продолжила:

– Шериф единственный смелый человек среди вас. Потеряв его, вы потеряете и привычный, респектабельный образ жизни. Братья мистера Рандольфа поспешили ему на помощь, преодолев сотни миль, хотя их ничто не связывает с Сикамор Флате. Вам же есть, что защищать: собственность, будущее детей, самоуважение, жизнь, в конце концов. Разве этого мало? Или вы ждете, что женщина подаст пример? Ну что же, одна уже нашлась. Мисс Трескотт сказала, что встанет рядом с шерифом. Я тоже присоединяюсь к нему.

Лорел замолчала и устремила взор прямо на Эстеллу Рид.

– Я знаю, что думают некоторые из вас. Вы обвиняете меня и моего маленького сына в неприятностях с Блакторнами. Возможно, вы правы. Есть доля и моей вины. И поэтому я не буду прятаться за дверьми, а выйду на улицу вместе с шерифом и посмотрю в лицо Блакторнам. Хотя мне и стыдно за вашу трусость, но это и мой город. И я готова защищать его.

Глава 27

Хен испытывал безграничную гордость за Лорел. Гнетущая тишина, последовавшая за ее словами, лишь усилила значимость сказанного. Поверх опущенных голов Лорел посмотрела на шерифа. В мгновение ока все сомнения развеялись: она любила его так же сильно, как он любил ее. И все, что она сделала, она сделала ради него, а не ради города.

Первой поднялась Грейс Уорти.

– Вы можете делать, что хотите, но я встану рядом с мужем. Мне есть, что защищать.

– Мне тоже, – поддержала ее Рут Нортон, тоже вставая. – Присоединяйся к нам, Миранда, – обратилась она к племяннице. – Это ведь твоя идея.

Толпа забурлила и загудела. То здесь, то там, подталкиваемые насмешками жен, поднимались мужчины со своих мест. Вскоре добрая половина присутствующих стояла на ногах.

– Хорошо, – одобрил Билл Нортон, выходя в центр комнаты, и продолжил поспешно, не давая противникам одуматься: – А теперь, думаю, пришло время внимательно выслушать шерифа.

Когда Хен направился к банкиру, а Лорел к своему месту, их пути пересеклись. Как выразить словами то, что он чувствует? И значит ли ее отважный поступок, что она изменила решение и выйдет за него замуж? Сердце молодого человека учащенно забилось. Он ускорил шаг, надеясь на чудо.

– Лорел, я…

Она подняла на него глаза: один-единственный взгляд мгновенно разрушил все надежды.

– Как только все закончится, мы с Адамом немедленно покинем Сикамор Флате.

Не успела она сделать и шага, как Хен схватил ее за локоть и удержал на месте. Лорел испуганно вскинула голову и посмотрела на него с удивлением.

– Не нужно, – в голосе одновременно прозвучали и отчаяние, и мольба о помощи.

– Я люблю тебя, – прошептал Хен.

На лице женщины не дрогнул ни один мускул.

– Отпусти меня.

Хен разжал руку: сотни глаз наблюдали за ними. Но он втайне поклялся поговорить с ней еще раз, как только все закончится. Неужели она не понимает, что самой судьбой им предначертано быть вместе? И что бесполезно сопротивляться Божьей воле?

Шериф вышел на середину зала.

– Согласно моему плану нам не потребуется много людей. Так что те, кто не собирается оставаться в городе, могут уйти. Можете собрать вещи и до заката завтрашнего дня покинуть город.

Начался настоящий переполох. Женщины возмущенно визжали, мужчины громко сыпали проклятьями в адрес шерифа. Но Хен твердо стоял на своем: либо остаться и сражаться, либо покинуть город. Очень скоро недовольные крикуны поумерили свой пыл и потихоньку разошлись. От взглядов присутствующих не ускользнуло, что они уходили с неохотой. Ведь, отказываясь от борьбы, они пятнали себя позором и хорошо понимали это.

– Ну, а теперь вот что я хочу предложить, – продолжил Хен, когда в салуне, наконец, установилась тишина.

Хен услышал щелчок пистолетного затвора и замер. Зря он недооценил серьезность предупреждения Лорел. Но неужели Блакторны настолько глупы, чтобы решились прислать одного человека, чтобы убить шерифа в конторе.

Прошло несколько минут, но из-за двери не донеслось ни звука. Снедаемый любопытством, Хен медленно повернулся на стуле, стараясь не насторожить незваного гостя.

Дверь, наконец, открылась, и на пороге появился Адам. Он стоял всего в шести футах от шерифа и сжимал в руках пистолет, направленный прямо в грудь молодого человека.

– Опусти пистолет, – тихо сказал Хен.

– Я собираюсь застрелить вас, – серьезно заявил Адам. Он был бледным как мел и выглядел до смерти напуганным, но в то же время решительно настроенным.

– Почему?

– Тогда мой папа больше не будет плохим. Слова показались Хену совершенно бессмысленными.

– Но я не имею к твоему папе никакого отношения.

– Имеете, – упрямо повторил мальчик. Он начал волноваться, и пистолет в его руках заходил ходуном. Курок был уже взведен, одно неосторожное движение – и мог раздаться выстрел. У Хена засосало под ложечкой. Нужно любым способом забрать у Адама пистолет! Малейшая ошибка могла стоить жизни. Мальчик в любую секунду мог нажать на курок.

– Не понимаю, – Хен решил тянуть время. – Объясни, пожалуйста.

– Вы говорили плохие вещи о папе, – сказал Адам. – И заставили маму говорить плохо о папе.

– Значит, ты думаешь, что если убьешь меня…

– То никто не будет говорить плохо о папе. И он больше не будет плохим.

«Только шестилетний мальчишка мог додуматься до такого», – подумал Хен.

– Но я ничего не говорил твоей маме.

– Нет, говорили, – настаивал Адам, еле сдерживая слезы. – Вы заставили ее врать о папе. – Слезы заструились по щекам мальчугана. – Вы хотели жениться на ней и увезти ее от меня. Вы хотите, чтобы она любила ваших детей, а не меня.

Так вот в чем дело! Теперь понятно, почему Адам начал ненавидеть его.

– Но кто тебе это сказал?

– Мой дедушка.

Хен не знал, что важнее для Адама: верить в то, что отец был хорошим человеком, или остаться рядом с матерью. Но как бы то ни было, рано или поздно мальчику придется принять правду об отце. И что важнее всего, придется осознать, что чувство собственного достоинства никоим образом не зависит от отца.

«Разве может шестилетний мальчик понять это? – мысленно одернул он себя. – Если ты сам не понимаешь. А ведь тебе уже двадцать восемь».

Всю жизнь Хен был жертвой собственной ненависти, которая не позволяла находиться рядом с братьями, не позволяла принимать и дарить любовь. И он искренне не желал такой же горькой участи Адаму.

– Извини, Адам, твоя мама на этот раз сказала правду. Твой папа действительно был не очень хорошим человеком.

– Вы врете, и я убью вас.

Адам сильнее сжал в руках пистолет. По спине Хена побежали струйки холодного пота, на лбу выступила испарина. Нужно попытаться образумить мальчика!

– Разве Джорди не говорил тебе то же самое? А Шорти Бейкер и другие мальчишки? И ты собираешься убить всех, кто говорил это?

– Если я убью вас, они больше не будут это говорить.

– Но ты все равно не сделаешь своего отца хорошим.

Адам ничего не ответил, но и не разжал пальцев. Не будь положение так серьезно и драматично, Хен от души посмеялся бы над забавной шуткой, которую сыграла с ним судьба. Еще бы: знаменитый стрелок застрелен шестилетним мальчишкой.

– Конечно, каждому маленькому мальчику хочется иметь отца, которого можно любить и которым можно гордиться. Но, к сожалению, не всем так везет. Мне, например, тоже не повезло. Мой отец был еще хуже твоего. И хуже отца Джорди.

Становится ли человеку легче на душе, если он узнает о страданиях ближнего? Ни ему, ни братьям это не помогало. Впрочем, Джорди, кажется, помогло. Может, и Адаму поможет?

– Я уверен, что твой папа старался и хотел быть хорошим человеком. Просто что-то получилось не так, как нужно.

Адам выглядел так, словно хотел опровергнуть шерифа, но не вымолвил ни слова.

– Не всем дано стать тем, кем хочется. Мой отец был ужасным человеком, но он, несомненно, хотел бы стать лучше. И даже, наверно, пытался. Уверен, и твой папа был таким же. И ты можешь гордиться этим.

«Тебе бы не помешало прислушаться к своему совету, – подумал Хен. – Почему бы тебе не испытывать гордость за достойную смерть отца?»

– Мой папа был хорошим, – настаивал Адам, но на это раз голос прозвучал с меньшей уверенностью.

– Не сомневаюсь. И уверен, что он бы очень любил тебя и гордился тобой.

«Интересно, а его отец смог бы гордиться им, – мелькнуло в голове молодого человека. -

А мать? Или они решили бы, что он отвернулся и отрекся от них?» Но отрекаясь от родителей, он отрекался и от себя.

– Знаешь, отец Джорди вечно попадал в разные неприятности. И Джорди все время приходилось кулаками защищать доброе имя отца. Ему, как и тебе, не нравится, когда люди плохо отзываются о его папе.

– Но сейчас Джорди уже не дерется.

– Знаю. Мы много говорили с ним об этом. Я рассказал о своем отце, а он о своем. И мы дали обещание помогать друг другу и дерзкаться вместе. Джорди обещал помогать и тебе тоже.

Адам выглядел по-прежнему недоверчивым и настороженным, но черты лица немного смягчились. Похоже, он начинал верить в правду, хотя и не желал признаваться в этом.

Когда-то Хен точно так же сопротивлялся, пытаясь вырвать родителей из своего сердца. И так же старался скрыть свою боль. Он старался подражать Мэдиссону и Монти, которые выглядели спокойными и равнодушными, но безуспешно. Он изо всех сил пытался обрести душевный покой. Как сейчас Адам.

– А знаешь, почему Джорди вызвался помочь тебе?

Мальчик покачал головой, в его глазах застыла невыносимая боль.

– По той же причине, по которой я помогаю ему. Он замечательный парень, и я люблю его. Мне от души жаль, что его отец был плохим человеком. Мы с ним очень переживаем за тебя, ты тоже славный мальчуган. И мы с Джорди любим тебя.

Адам не сводил с шерифа настороженных глаз, но рука с пистолетом дрогнула.

– Тебя все любят. Даже Хоуп. Она говорит, что ты самый смышленый мальчик в городе.

Постепенно напряжение покидало тело Адама, его взгляд прояснился.

– Но больше всех нас, вместе взятых, тебя, конечно, любит мама. Она любит тебя так сильно, что даже решилась на ложь. Она знала, что, глядя на других мальчиков, ты будешь тосковать по отцу. К сожалению, она не могла вернуть его, поэтому и обманула тебя, чтобы дать отца, которым ты смог бы гордиться и которого любил.

Хен замолчал и вздрогнул, погрузившись в воспоминания. Возможно, и его мать защищала сыновей, пытаясь пробудить любовь к отцу. И вполне вероятно, что именно ее любовь сохранила семью. Какая злая ирония: любовь, которая погубила мать, в то же время спасла сыновей.

Что-то внутри Хена надломилось. Он вдруг почувствовал себя усталым, ослабевшим путником, уже не способным идти против течения. Казалось, все душевные силы, которые он в течение одиннадцати лет тратил на возведение неприступных барьеров, мгновенно иссякли. Казалось, он вот-вот захлебнется и утонет в подводном течении.

Но минутная растерянность и слабость исчезли так же быстро, как и появились.

Одиннадцать лет душевных мук остались, наконец, позади.

– Твоя мама любит тебя, – повторил Хен. – И Джорди любит. И многие другие. И я.

Адам вздрогнул, как от удара. Сдвинув брови, он впился взглядом в шерифа и судорожно сжал в руке пистолет.

– Вы ненавидите меня! Вы хотите, чтобы…

– Нет, нет, ты ошибаешься. Я хочу, чтобы твоя мама вышла за меня замуж, а ты стал моим сыном.

– Вы врете! Дедушка велел убить вас, чтобы вы больше не врали.

– Но почему ты не веришь мне? Почему ты думаешь, что раз твой папа был плохим, то тебя никто не сможет полюбить? Мой отец тоже был не очень хорошим, но твоя мама все же полюбила меня. Отец Джорди был недостойным человеком, но тебе он нравился больше, чем Дэнни Элджин или Шорти Вейкер.

– Вы все врете!

– Адам, если ты все еще веришь только дедушке, то не мешкай, стреляй. Но прежде, чем ты нажмешь на курок, я прошу тебя подойти и посмотреть мне прямо в глаза. Иди сюда.

Адам с опаской приблизился к шерифу. Хен быстро поднялся и опустился перед мальчиком на колени.

– Я люблю твою маму, Адам. И я люблю тебя. И я хочу, чтобы мы стали одной семьей.

Хен с трудом произнес эти слова, но сейчас он сказал то, что давно должен был сказать Ло-рел. Скажи он тогда эти простые слова, она бы, возможно, не отказалась выйти за него замуж.

– Я больше не хочу быть шерифом. Я хочу купить ранчо в Пекосе. Мы будем там жить. Твоей маме больше не придется стирать белье, а ты будешь помогать мне ухаживать за скотом. Я научу тебя бросать лассо и ловить телят, и…

– Хватит! – истошным голосом закричал Адам. – Прекратите!

Молодой человек оцепенел: на него снова угрожающе смотрело дуло пистолета. Как же поступит Адам? Хен понимал чувства мальчика. Он и сам бы на месте Адама застрелил любого, если бы это помогло воскресить мать или изменить отца.

Хен слышал, как за спиной открылась дверь, но не решался повернуться.

– Опусти пистолет, Адам.

Лорел! Молодой человек, не поднимаясь с колен, повернулся к вошедшей. Застыв в дверном проеме, женщина не отрывала глаз от сына.

– Опусти пистолет, Адам – сурово повторила она.

– Я застрелю его.

– Ты никого не застрелишь. Опусти пистолет.

– Дедушка сказал…

– Дедушка обманул тебя. И я обманывала тебя. Единственный человек, который ни разу тебе не солгал, это Хен.

Адам в нерешительности посмотрел на неподвижно застывшего шерифа.

– Ты не можешь его застрелить. Он любит тебя. Несмотря на то, что и ты, и я обидели его и были к нему несправедливы, он любит нас обоих. Такое редко бывает.

– Но дедушка сказал, что если ты выйдешь за него замуж, то перестанешь меня любить. И сказал еще, что я должен застрелить его.

Хен в изумлении наблюдал, как Лорел подошла и встала между ними, загородив его своим телом от пистолета.

– Я не собираюсь ни за кого выходить замуж. Все будет так, как прежде, и мы снова останемся вдвоем: только ты и я.

– Значит, шериф говорил правду?

– Да.

Мальчик помолчал и добавил:

– И папа был плохим?

– Да, Адам.

Внезапно лицо ребенка исказила гримаса боли.

– Я ненавижу тебя! – выкрикнул он. – Я ненавижу тебя! – И, бросив пистолет, выбежал из конторы.

Едва пистолет коснулся пола, как в комнате раздался оглушительный звук выстрела. Пуля пролетела над столом всего в нескольких дюймах от стоящего на коленях Хена и вонзилась в стену, осыпав комнату фонтаном щепок. Не успело эхо выстрела замереть, как Хен вскочил на ноги и заключил Лорел в объятия.

– С тобой все в порядке? – спросил Хен, крепко прижимая ее к груди.

Она немного отстранилась и заглянула ему в глаза:

– Это я виновата. Я должна была предвидеть, что может произойти беда. Но я была так поглощена своими переживаниями, что…

Она запнулась и замолчала, но Хен и без слов понял, что она хотела сказать.

– Спасибо, огромное спасибо за то, что ты поговорил с ним, – продолжила она. – И за то, что сказал все ему. Я бы так не смогла.

– Все в порядке.

– Я искренне сожалею о том, что лгала сыну. Но я хотела сделать как лучше. И собиралась открыть правду, когда Адам повзрослеет. Но теперь вижу, что ложь – даже во имя добра – не способна помочь.

– Лорел!

– Не говори ничего.

– Но ты еще не знаешь, что я хочу сказать.

– И не хочу знать. Не нужно. Слишком поздно и бесполезно. Через несколько дней мы с Адамом покинем Сикамор Флате. Мне следовало уехать подальше от здешних мест еще несколько лет тому назад.

– Неужели мы больше никогда не встретимся?

– Зачем бередить душу?

Хен шагнул к Лорел, но она отступила назад. Ее била нервная дрожь.

– Пожалуйста, не мучай меня. Когда ты прикасаешься ко мне, я теряю способность мыслить. И даже сейчас. Пойми: когда ты так смотришь на меня – сердце разрывается на части.

– Я люблю тебя. Как же еще я могу смотреть на тебя?

– Конечно, Адам больше не будет пытаться убивать тебя. Но он тебя ненавидит, – продолжала она, избегая ответа на его вопрос. – Разве я могу выйти за тебя замуж, зная это?

– Но я люблю тебя.

– Мой святой долг – в первую очередь думать об Адаме.

– А как же я?

Внезапно дверь в контору настежь распахнулась и в комнату с пистолетом в руке ворвался встревоженный Монти. За его спиной показались Джордж и Тайлер.

– Что случилось? – требовательно спросил Монти и подозрительно покосился на царапину на столе. – Мы слышали выстрел.

– Адам выстрелил из пистолета Хена, – пояснила Лорел.

– Случайно, – добавил Хен.

– Ты что, совсем рехнулся? Разрешаешь шестилетнему ребенку играть с заряженными пистолетами? – возмутился Монти. – Ты переполошил добрую половину города. Решив, что нагрянули Блакторны, одни уже, наверное, схватились за оружие, а другие попрятались от греха подальше.

Выслушивая возмущенную тираду брата, Джордж переводил изучающий взгляд с Хена на Лорел и обратно.

– Не думаю, что Хен позволил играть мальчику с оружием. Очевидно произошло нечто неожиданное.

– Проклятье, ему следует держать эти штуки под замком, – не унимался Монти. – Из-за Хена мне пришлось запереть Айрис в комнате, чтобы она не помчалась за мной. Трудно вообразить, какую головоломку она мне сейчас устроит.

– Тогда лучше поспеши вернуться к ней и открыть замок, – с сочувствием посоветовал Джордж.

– Не старайся избавиться от меня, Джордж. Я не слепой и вижу, что между ними что-то происходит. И не хочу, чтобы меня застали врасплох. Надеюсь, больше они не сыграют со мной такую шутку и мне не придется, решив, что заявились эти проклятые Блакторны, нестись как угорелому. Я еще не совсем сошел с ума, – он бросил хмурый, осуждающий взгляд в сторону брата-близнеца и добавил: – Во всяком случае не так сильно, как он.

– Мне нужно срочно найти Адама, – сказала Лорел, стараясь не смотреть на Хена. – Он еще совсем маленький. И хотя сейчас он очень сердит на меня, он нуждается в материнской любви и поддержке.

– Не забудь мои слова, – сказал ей Хен, когда она направилась к двери. – Я скоро приду за тобой.

Лорел резко повернулась и, не поднимая глаз, тихо обронила:

– Надеюсь, ты одумаешься и изменишь решение?

– Нет, не изменю.

Не сказав больше ни слова, женщина быстро вышла из конторы.

– Ты можешь что-нибудь объяснить? – нарушил затянувшуюся паузу Монти. После ухода Лорел в комнате воцарилась неловкая тишина.

– Нет, – сухо ответил Хен.

– Так я и думал. Ну ладно, если появятся Блакторны, дай мне знать. Честно говоря, сейчас бы я с большим удовольствием встретился с ними, чем с Айрис.

– А я пойду в ресторан, – заметил Тайлер.

– А ты чего ждешь? – обратился Хен к старшему брату, когда другие ушли.