20

BGK009059

TXJ. STD

ПЕЧАТЬ

[f* = N!]]]] ' = ВВВ/9/С] 222m

[f* = N1]]]] ' = ВВВ/9/С] 222m

РЕЖИМ? VOX

КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 19.06.31

ГОТОВА

— Я думала о моей тетушке Мюриэл.

— И ЧТО ЖЕ НАСЧЕТ НЕЕ, КАПИТАН?

— У нее замечательный смех. Моя тетушка Мюриэл, когда смеется, откидывает назад голову и широко открывает рот. Кажется, словно она хочет откусить кусок воздуха. Когда она смеется, она издает глубокие горловые звуки, как большой младенец, а потом раздается «ха-ха-ха» — смех, который идет как бы из живота.

А живот у нее изрядный, у тетушки Мюриэл. Она начала толстеть уже тогда, когда я жила у нее, так что сейчас она, наверное, огромная. В одежде она тоже довольно небрежна, она может целый день ходить по ферме в одной ночной рубашке или даже меньше — в старой заношенной кофте и трусиках, с торчащим животом. Она всегда говорила: «Черт, Тэбс, могут смотреть хоть все время, если хочется. А им хочется». И она показывала вверх, в воздух, где на своих глайдерах, похожих на маленькие заостренные цветочные лепестки в небе, молниями летали Комары.

Только вот неба там нет. Во всяком случае, не на Интегрити-2.

— ЭТО БЫЛ ТВОЙ СЛЕДУЮЩИЙ ДОМ ПОСЛЕ ЛУНЫ, КАПИТАН?

— М-м. Один из них. Мне было шестнадцать или семнадцать. Мама нашла работу, она была веретенщицей. Мы получили квартиру в городе — полно места, и нечего туда поставить. Мама работала целый день и половину ночи, а остальную половину спала как убитая. Мне было нечего делать, я была слишком молода, чтобы получить разрешение на работу, а мама решила, что мы не будем начинать с нарушения закона, как только прибыли, так что она позвонила тетушке Мюриэл, и тетушка Мюриэл сказала — почему бы и нет. Когда она приехала за мной, у нее был такой вид, словно она действительно рада тому, что я буду на нее работать. Меня это не убедило.

— ПОЧЕМУ НЕТ?

— Судя по всему, это была скука смертная.

Так оно и оказалось.

Мне казалось, тетушка Мюриэл была чем-то из другого времени. Эту женщину я никогда раньше не видела, она была темнее меня, темнее мамы, моего роста, но в четыре раза шире меня во всех направлениях. Волосы у нее висели, точно огромная лохматая грива, и выглядели так, словно тетушка сама стригла ее раз в году, в ушах у нее болтались большие деревянные серьги, платье было длинным, до пола, все в вышивке, а ноги были втиснуты в уродливые туфли, сделанные из кожи. Это она нам сказала. Она хотела, чтобы мы ими полюбовались, потому что это был для нее великий день. Тетушка Мюриэл нарядилась, чтобы приехать в город и встретиться со своей сестрой и ее ребенком.

— А КАК ТЫ ВЫГЛЯДЕЛА, КАПИТАН?

— Я? Я тогда выглядела ужасно. На мне были облегающие брюки ядовито-зеленого цвета, а волосы были подстрижены треугольником. Когда я увидела тетушку Мюриэл, я подумала, если, работая на ферме, ты кончаешь вот так, лучше я останусь в городе и стану недоразвитым подростком. Но это зависело не от меня.

Ферма находилась на краю земли, до нее надо было ехать вдоль всей трубы. Каждый день туда кататься было слишком далеко, поэтому я приезжала на неделю и возвращалась домой, в квартиру, только на уик-энд. У тетушки были кабачки, земляные орехи и ряды бобов на нейлоновых линиях. Я ей была нужна для того, чтобы полоть сорняки.

— РАЗВЕ ОНА НЕ МОГЛА НАНЯТЬ РОБОТА?

— Тетушка Мюриэл не доверяет роботам. Она вообще не слишком любит машины. У тетушки Мюриэл старомодные идеи насчет того, что «естественно» — все должно быть «натуральным». Это довольно глупо, если учитывать, где она живет. Как бы там ни было, она была вполне довольна сорняками и склеенными фильтрами, но еще больше она была довольна тем, что я полола ей сорняки и отклеивала фильтры, а она в это время сидела полуголая на допотопном натуральном стальном трубчатом стуле, прислоненном двумя ножками к натуральной стене из «дсп» ее натуральной фермы модуля А, играя на своей покореженной старой гитаре.

Иногда я просыпалась среди ночи, слыша музыку во сне, и выглядывала из окна своей спальни, и она, конечно, была там, бренчала на гитаре и пела о местах, которых никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидит, о реках, горах и островах под солнцем. Иногда я вставала, спускалась и садилась с ней рядом, глядя вверх на Луну, сиявшую сквозь стекло, и думала, что, по крайней мере, я в этом не участвую. Потом я смотрела на поля бобов, глянцевитых в лунном свете, далеко тянувшихся и блестящих. Они напоминали мне половой член.

— ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ. А ОСТАЛЬНЫЕ ТОЖЕ ИХ ТАК ВОСПРИНИМАЛИ?

— Если они были шестнадцатилетними девицами, — да. Многие вещи напоминали половой член, когда мне было шестнадцать. Знаешь, Элис, я была грубой маленькой девчонкой. Я не получала особого удовольствия от прополки и таскания ирригационных матов, укладывая их назад, потом снова поднимая.

Так что я была начеку.

Интегрити-2 — это ужасная грязь. Можно класть сколько угодно проволочных сеток, они все равно засорятся, — столько дерьма в этой системе. Вместо того, чтобы что-нибудь предпринять, Совет предпочитает платить фермерам субсидию, чтобы они фильтровали воду. Тетушка Мюриэл покупает самую дешевую сетку, а остальную часть субсидии тратит на красное вино. Я однажды с ней крупно поругалась. Я и раньше несколько раз с ней ругалась, но на этот раз я сказала ей, почему бы не вылезти и не потаскать вместе со мной эти чертовы ирригационные маты, а она просто хлопнула себя по животу и сказала, что слишком толста, чтобы наклоняться. А потом она засмеялась.

Если вести дела на ферме по методу тетушки Мюриэл, приходится много наклоняться. Я стояла в поле, по колено в вонючих красных гранулах, и смотрела вверх, давая отдых моей болевшей спине и наблюдая, как летают Комары.

Где-то поблизости была база Комаров, на Краю. Иногда я следила, как их воздушные змеи спускаются вниз, на поля, над головой, до тех пор, пока они не исчезали из виду, задолго до того, как они достигали верхушек деревьев. Впрочем, часто это проделывать нельзя — из-за смога. Даже в ясный день в деревне можно смотреть вдоль трубы от тетушки Мюриэл и не видеть города из-за смога. Держать окна чистыми на Интегрити-2 — тяжелая работа.

По уик-эндам мама спала. Я нашла общество себе подобных. Местные уличные ребятишки были подонками. Они называли себя Отверженными, и были очень щепетильны насчет социального статуса. Там была девочка по имени Кармен, она была королевой Отверженных, и она просто позволяла мне болтаться вместе с ними, чтобы она могла шпынять меня за то, что я лунянка. Мне приходилось делать некоторые идиотские вещи, чтобы привлечь их внимание. Там был мальчик по имени Мюррей, это был тот еще тип. Он был действительно недоразвитый подросток, этот Мюррей. Он был опасен. Ну, нам просто нравилось так думать. Я обнаружила, что даже Кармен боится Мюррея. Так что я стала ходить с Мюрреем.

— А КУДА ТЫ С НИМ ХОДИЛА?

— В маленькие залы. В пустые аллеи. В места, которые вышли не совсем такими, какими их запланировали дизайнеры, в места, где дети разгуливают по городу, где они создают свою версию города. Мы нашли кое-какие занятия для себя, Мюррей и я.

Я знала, что это не будет долго продолжаться. Я просто убивала время. А Мюррей был психом. Большую часть времени он мне даже не нравился. Было ясно, что в один прекрасный день Мюррей причинит кому-нибудь серьезный вред, может быть, даже не заметив этого. Я не хотела, чтобы кем-нибудь оказалась я.

Иногда по ночам на ферме я сидела в траве с тетушкой Мюриэл и ее гитарой. Это тетушка Мюриэл научила меня играть на гармонике.

— ЗНАЧИТ, С ТОГО ВРЕМЕНИ ВСЕ ЖЕ ОСТАЛОСЬ ЧТО-ТО ХОРОШЕЕ.

— Ты серьезно так думаешь?

— ТЕБЕ ЖЕ ЭТО НРАВИТСЯ.

— Нравится, когда перестаю играть.

— ТЫ НИКОГДА НЕ БЫЛА ТАКОЙ САМОКРИТИЧНОЙ, КАПИТАН.

— Это все нынешняя поездка. Я все время себя виню. Постоянно спрашиваю себя, как я могла позволить втянуть себя в это.

— НАМ НУЖНЫ ДЕНЬГИ.

— Это точно.

— И ТЕБЯ ПРИВЛЕК МАРКО МЕТЦ.

— Когда дело доходит до этого, я в точности как моя мама. Вот почему я всегда восхищалась тетушкой Мюриэл, хотя и довольно сдержанно. Я думала, что должна всерьез попробовать стать такой, как она, — она всегда была такая довольная, ничто ее никогда не беспокоило. Пойми, я не хотела быть фермером, но и не желала быть, как мама, привязанной к беспомощному мужчине, стараться содержать его и меня, — когда приходится постоянно крутиться, чтобы не утонуть. Я представляла себя на корпоративном астероиде, связавшей свою жизнь с кем-нибудь, кто будет меня лелеять и покупать мне все, что я захочу. У Кармен и ее команды были такие же мысли, хотя они и держались так, словно собирались навсегда остаться плохими девчонками.

Я думала, если я собираюсь найти себе перспективного мужа, может, следует начинать прямо сейчас. Я не становилась моложе. И к тому же знала, где искать.

Я тебе говорила, что ферма была расположена поблизости от одного из Краев. На самом деле до эскалатора было всего пятнадцать минут на велосипеде. Можно было доехать до конечных точек аллеи и смотреть вдоль двенадцатого, наблюдая, как солнце освещает грязь. Край был тем местом, где Отверженные ни за что бы не появились, — скорее умрут, поэтому, когда у меня было честолюбивое, светское настроение, Край казался все более привлекательным. Как бы так ни было, мне там нравилось. Гравитация там была ниже, и я чувствовала себя как дома. И потом, там были мальчики.

— ТАК, ЗНАЧИТ, КОМАРЫ — МАЛЬЧИКИ.

— Да. Они полицейские кадеты, вот кто. Они носят униформу. Очень сексуальную. Синевато-серые, как грифельная доска, облегающие костюмы и блестящие черные знаки различия. Ботинки сверкают. Под стать глайдерам. Ни один Комар в жизни не назовет свой глайдер воздушным змеем, особенно, когда он в форме. Их можно было увидеть то там, то здесь в городе, когда они кружили поблизости во время ралли или демонстрировали боевой порядок в парках. Там, наверху, на базе, было местечко неподалеку от офиса, где производили набор, с сидениями и игровым экраном; там можно было стоять и наблюдать, как они проводят тренировочные полеты, — без всякой помощи. Они летали через трубу, презрев градиенты силы тяжести и создавая впечатление, что все это очень легко. Когда я впервые увидела их, я пожалела, что я не Комар. Кармен была бы очень рада об этом узнать.

Кармен в два счета расправилась бы и с Майклом. Майкл — это был мой секрет. Он был моим сияющим рыцарем. Он был абсолютно белым, первым по-настоящему белым из всех, кто у меня когда-либо был. У Майкла были длинные ресницы и веснушки, убегавшие вниз по шее под форму. Майкл был на службе у сообщества. Я знала, что когда придет время, он возьмет меня с собой на астероид, и мы сможем служить сообществу вместе.

Я разрешала ему настраивать для меня игровой экран и показывать мне виды. Майкл всегда стоял очень близко, но не прикасался ко мне. Я так и не сказала ему, какая из ферм — тетушки Мюриэл, хотя тетушка все про него знала. Маме она не рассказывала. Ей было все равно, где я болтаюсь, если не предполагалось, что в это время я должна работать. Бродить — это было естественно для девушки. К ней все время приходили мужчины. Правда, на Майкла они были непохожи. У меня была мысль, что тетушка Мюриэл не была бы столь терпимой по отношению к Майклу, если бы с ним познакомилась. Майкл был не очень-то натуральным.

Вся беда была в том, что Отверженные тоже узнали о нем.

Кармен подумала, что это здорово. Она рассказала Мюррею, и Мюррей взбесился. Не потому, что я ходила с другим парнем, а из-за того, что этот парень оказался Комаром. Он воспринял это как личное оскорбление. Я сказала ему, что не спала с Майклом, потому что для Мюррея это было самое важное, единственное, в чем он видел смысл. Так что с ним мы этим занимались. «Я действительно с ним не спала», — сказала я Мюррею. Так оно и было в действительности. Майкл хотел, но я держала его на расстоянии, «Я хочу, чтобы он дал мне покататься на своем воздушном змее», — сказала я Мюррею.

Он хорошо над этим посмеялся. Он думал, это исключительно хорошая мысль, исключительно забавная. Он сказал, что Майкл этого ни за что бы не сделал. «Долг прежде девушек», — сказал он. — «Это девиз Комаров, вот что». Он даже заключил со мной пари. Так что все остались довольны.

Знаешь. Элис, я на самом деле не думала об этом — ну, насчет змея, до тех пор, пока не открыла рот и не услышала, как я об этом говорю. Но идея была хорошая, что бы там Мюррей ни говорил. Майкл уже начал мне немножко надоедать. Я уже пришла к выводу, что его воздушный змей — это самое лучшее, что в нем было. Так что в мой следующий выходной я назначила ему свидание на базе, и заявила Мюррею, что все произойдет именно в этот в день. Вот какая я была нахалка.

На базе было пусто. Майкл был в форме. Я повела его в ангар, где стояли змеи, и погладила его форму. Я поцеловала его погоны. Потом я выяснила, насколько далеко идут его веснушки. Я его так накрутила, что он готов был пообещать мне все, что угодно, только бы я позволила ему это сделать. Он все так и видел на самом деле, это было то, что он хотел сделать с девушкой, но ему надо было найти девушку, которая позволила бы ему это сделать. Но я оказалась недостаточно сообразительной, Элис, потому что позволила ему сделать это до того, а не после.

— КОНЕЧНО. ПОСЛЕДНЕЕ БЫЛО БЫ ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЕ.

— Ты-то откуда знаешь?

— Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЕСЛИ ТЫ НЕ СОБИРАЛАСЬ ПОЛУЧИТЬ ОТ ЭТОГО УДОВОЛЬСТВИЕ.

— А ведь ты права. Да уж, когда он завелся, я поняла, почему раньше держала его на расстоянии. Не просто из-за змея, а потому что это было то еще мероприятие. От него на самом деле не было толку. Не то, что с Мюрреем, который был просто бешеным во всех отношениях. Единственная проблема с Мюрреем была — не отставать от него. А с Майклом я должна была просто лежать неподвижно, пока он меня трахал, весь красный, тяжело дыша. Я стиснула зубы и решила, что в конце концов это не оказалась не такая уж односторонняя сделка.

Когда все было кончено, он стал сама нежность и заговорил о том времени, когда мы поженимся. Я к тому времени уже забыла, что изначально именно поэтому выбрала Комара. В его устах это звучало ужасно. Помни, что ты Отверженная, сказала я себе. Змей, все время думала я.

Я сказала Майклу то, что он хотел услышать, сказала довольно много, в действительности ничего не пообещав, потому что знала — он собирается создать мне легкую жизнь. Он уже засыпал на моем плече. Когда он уснул, я тихонько выскользнула из-под него, подхватила его сексуальную форму, которая уже не казалась мне такой уж сексуальной, и сняла с цепочки ключи от его глайдера. Затем, держа ключи в зубах, быстренько оделась и подошла к змею, но, видимо, я произвела какой-то шум, потому что Майкл проснулся. Я оглянулась и увидела, как он засовывает обе ноги в одну брючину, зовя меня по имени и пытаясь остановить.

«Комар выполняет свои обещания», — сказала я ему и вывела его змей со стоянки. Я была поражена тем, насколько он оказался легким. Он был прекрасен. Он был большой, угольно-черный с багровыми полосами, и когда я вывела его наружу, солнце заиграло радужным светом на его крыльях.

Все Отверженные явились, чтобы посмотреть на меня. Майкл бежал за мной, полуодетый, он выскочил, спотыкаясь, на стартовую площадку, что-то бормоча про двухмесячные подготовительные курсы. Позади меня я слышала, как Мюррей ржет над нижним бельем Майкла, а потом я взлетела.

Когда я стартовала, они издали оглушительный вопль. Я торопилась и даже не надела ни головной телефон, ни маску.

Оставить маску — это было ошибкой.

Я была в воздухе. Я летела. Мой первый полет, Элис. Ты помнишь свой первый полет?

— ЭТО РАЗНЫЕ ВЕЩИ, КАПИТАН.

— Я думаю, тебе было не шестнадцать.

— НЕТ. НО Я ПОМНЮ СВОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ С ТОБОЙ, КАПИТАН. ОН БЫЛ ХОРОШ.

— А этот мой первый — нет. То есть я хочу сказать, я снялась с места хорошо. И вот я летела, порхая широкими виражами по оси, как профессионал, молнией проносясь между облаками и глядя вниз — вверх — по двенадцатому.

— РАНЬШЕ ТЫ УПОТРЕБИЛА ВЫРАЖЕНИЕ «ВДОЛЬ», КАПИТАН.

— Да, но тогда у меня его не было. То есть было, но были и «вверх», и «вниз», а ни одно из них не подходило.

Я растерялась. Наверное, это меня и подвело. То есть, у меня и раньше было такое чувство, немножко, в первые разы, когда я поднималась на Край, — настолько он был близко к стержню. Но теперь я была в воздухе, и со всеми этими облаками я потеряла всякую ориентацию. Там, где облака расступались, я могла видеть трубу полностью, землю вокруг меня, и, казалось, она поднимается, как башня, так, что город, и пояс фабрики, и парки свисали со стен над моей головой, и все это как будто собиралось обрушиться мне на голову, и город — поверх всего. С одной стороны из окон в глаза мне било солнце, а когда я нырнула крылом, с другой стороны светили звезды. А потом все это завертелось у меня в голове, и я уже смотрела сверху вниз вдоль той же трубы, и ничто не могло предотвратить моего падения.

Меня стало тошнить.

Так вот, я порхала вокруг и направлялась к земле. Я совершенно сбилась с курса, не узнавала приборов, даже не знала, что за панель передо мной. И я стала уставать. Я не имела ни малейшего представления о том, во что обходится таскание такой штуки по небу, а потом я стала падать «вниз», «вниз» — быстро. Я не знала, как сажать змей, поэтому мне надо было набрать хоть какую-то высоту.

— И ТЕБЕ ЭТО УДАЛОСЬ?

— Да.

К сожалению.

Я взлетела слишком высоко, и потом поднималась выше, быстрее, я не могла остановиться, я была как перышко, запутавшееся в вентиляторе. Я взлетела вверх прямо к стержню и там застряла, болтаясь в невесомости. Я лягалась и вертелась. Это было безнадежно. Я понятия не имела, как выбираться. У меня не было ничего, что я могла бы бросить. Я даже не могла уже нормально видеть, глаза слезились. Загрязнение там, наверху, было довольно сильным. Я закашлялась и уже не могла остановиться.

Через некоторое время, когда облака расступались, я могла видеть маленькие машинки, собиравшиеся на земле вокруг меня. Потом я увидела еще несколько глайдеров, направлявшихся ко мне. Один из них был ведущим. Я подумала, что это Майкл. Я очень не хотела, чтобы это оказался он.

Это был не он. Это была фигура в маске и кожаном костюме, в сплошных карманах со всякими наворотами, и с головным телефоном, причем у нее был головной телефон и для меня, такой, какой был бы на мне, если бы я не сорвалась с места в такой спешке. И у нее были реактивные двигатели, с которыми ни один Комар не стал бы летать ни за что в жизни. Она подцепила меня и взяла на буксир.

— Подожди, вот приедем домой, юная леди, — сказала она мне по радио.

— Мама? — спросила я.

— И ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛА ОНА?

— Конечно. И она была не слишком довольна.

— А КАКАЯ РЕАКЦИЯ БЫЛА У ТЕТУШКИ МЮРИЭЛ?

— Тетушки Мюриэл? Она смеялась. Смеялась и не могла остановиться.

А вот полицейских это не позабавило. Стащить воздушный змей комара, подвергнуть опасности воздушное пространство 12 и быть спасенной служащими Совета — для подростка это был серьезный проступок. Мне пришлось в течении десяти недель чистить стекла. Снаружи.

Мы жили в бараках на Краю и едва могли видеть внутренность трубы в течение десяти недель. Каждый день нас вывозили наружу и отправляли ползать снаружи по всей трубе — счищать микрометеоритную пыль со стекла. Остальные в нашей компании были еще хуже, чем Кармен и Отверженные. Они действительно были отверженными, никудышными, противными и непригодными для найма. Они набросились на меня и стащили мою гармонику. В перерывах на окнах они подглядывали через стекло и строили нескончаемые планы о гнусностях, которые будут устраивать, когда снова попадут внутрь. А я не хотела возвращаться назад внутрь, больше не хотела. И вот я была там, снаружи, на корпусе, по колено в пушистом белом песке. И я стояла и стояла там, давая отдых своей болевшей спине и глядя вверх на звезды.

21

Панель на груди робота распахнулась. На Марко нацелились телескопические трубы и вытяжные антенны.

— Я хотел сказать, — мягко продолжал он. — «Контрабанда» — наше название. Наше сценическое название. — Марко сказал это так, словно это было очевидно, словно объяснял что-то само собой разумеющееся маленькому ребенку. — Мы — труппа, дающая представления. Группа артистов. У нас ангажемент на восемь часов в Саду Меркурия.

Из громкоговорителя робота раздался треск и шипение. На его голове, там, где должно было быть лицо, находился экран. Экран функционировал плохо. Он медленно, равномерно щелкал.

— ЗДЕСЬ НЕТ ПУТИ В САД МЕРКУРИЯ, — объявил он. — ЭТО НЕВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗОНА.

— Правильно, — сказал Марко. — Конечно. Что ж, сначала у нас встреча в Правда-Сне.