14

Они были в сотне тысяч километров от Скиапарелли. Сотни тысяч звезд озаряли вечность космоса ровным холодным светом. Движение было не интенсивным: голубое мерцание митчумского магнетопоезда по маршруту Фобос-Византия, маленький старый «Фарго», скользивший вниз из Долговечности к Серебряному Берегу, везя свежие овощи марсианам.

Элис шла ровно. Табита включила проверку осевой системы. Прислушалась к звуку моторов. Все было в порядке. Экран сообщил:

«ВЕРОЯТНОСТЬ АВАРИИ — 44.49%».

— Принято, — откликнулась Табита.

Марко не мог усидеть на месте. Он снова отстегнул ремни и стал плавать по кабине, подбирая кружившие предметы. Он проверил, как там Тэл, — тот все еще крепко спал. Он обследовал кучу вещей, сваленных под сетью. Отыскал скомканную джинсовую тряпку и стал протирать ею все подряд.

— Не надо, Марко, — попросила Табита.

— Не волнуйся, не волнуйся, — ответил он, вытирая экраны сканеров. Разница была потрясающей. Десятикратно усиленная, дуга галактики осветила кабину — серебристая вуаль в пустоте.

— Ты только посмотри на это, — сказал Марко. — Яблоня.

— Что?

— Яблоня, — повторил он. — Разве ты не так ее называешь? Я думал, все астронавты ее так зовут.

— Я — нет, — ответила Табита. — И никогда не слышала такого названия.

— Так ее и зовут, — объявил Марко.

— А почему яблоня?

— Не знаю. Потому что нам не дано вкусить ее плодов, наверно.

Табита задумалась.

— Это из христианства, да? Ты ведь не христианин?

— Нет, — ответил Марко. — Я блудник.

— Ну, вот, — сказала Табита, — во что я влипла. — Марко плавал позади ее кресла, пытаясь через отверстия поцеловать ее в затылок. — Марко, — предостерегающим тоном сказала Табита.

— Что? Тебе что-нибудь нужно? Чего ты хочешь?

Теперь он висел вверх ногами и, протянув руку между ремнями, поглаживал ее по спине. Табита резко откинулась назад, отталкивая его. Ремни спружинили.

— Я тут на работе, — заявила она.

— Что? — спросил Марко, дразня ее. Он проплыл под Табитой и вынырнул у нее между ногами. — Что ты такого делаешь, что это старое корыто не может сделать само?

Глаза Табиты сверкнули:

— Не смей оскорблять мой корабль, — сказала она.

— О'кей, прости, прости, дорогая старушка, — он протянул руку и похлопал по корпусу корабля. — Не обижайтесь, леди.

На пульте вспыхивали и гасли цветные огни — красные, голубые, зеленые. Дисплеи покрывались завитками, перекрывались, мигали, таяли, коалесцировали. Меньше чем за долю секунды Элис произвела легкую коррекцию курса.

А снаружи все так же простирался космос. Он был так необъятен, что казалось — они совсем не движутся.

— Ну, так просвети меня, — сказал Марко, — я всего лишь невежественный музыкант. Чем ты сейчас занята? Я не вижу, чтобы ты что-нибудь делала. Что такое жизненно важное ты делаешь теперь?

Я не обязана ему отвечать, подумала Табита. Но все же ответила:

— Везу тебя на танцульку, — деловым тоном сказала она и, нахмурившись, склонилась над мезоскопом.

Этого, разумеется, оказалось для него недостаточно.

— Нет, нет, — сказал он, проплывая назад в свое кресло и усаживаясь в нем, скрестив ноги и сложив руки на груди с видом инквизитора: — Это же делает корабль, верно? Вот эта маленькая Элис. А что делаешь ты?

Теперь Табита обернулась к нему:

— Я часть этого корабля, — заявила она. — Та часть, которая принимает решения. — Она похлопала по своим выцветшим погонам. — Капитан.

— А я-то думал, у них есть свои мозги, разве нет? — настаивал Марко. — У них есть маленький мозг, который ты втыкаешь в компьютер, и он управляет двигателем, моторами, сортиром и всем остальным. Разве не так? Или эта посудина такая допотопная, прости меня, находится в столь почтенном возрасте, что у нее их нет?

— Она все может делать сама, — сказала Табита. — Она может делать все, но не может решать, что надо делать. — Она оглядела кабину. Ее взгляд упал на маленький дорожный ящик, легонько подпрыгивавший под сетью: — Это как ты и Тэл. Он может петь, но ты говоришь ему, что надо петь дальше.

Это понравилось Марко:

— Правильно! Правильно! Очень умный ответ, — сказал он с восхищением.

Не такой уж и умный, подумала Табита, бросая взгляд на Марко. Он, может, и красив, но, видно, не слишком сообразителен.

— Ты очень умная перевозчица, ты знаешь об этом? — продолжал Марко. — Ты слишком хороша для такой работы. Как бы тебе понравилось быть импресарио крупнейшей межпланетной труппы кабаре?

— Нет, спасибо, — пробормотала Табита, подсоединяя командный провод.

— Правда, — сказал Марко. — Я серьезно. Ты слишком умна, чтобы быть водителем грузовика. Держу пари, ты можешь вести эту штуковину с закрытыми глазами. Держу пари, ты можешь вести ее одним мизинцем.

Он снова выпрыгнул из кресла.

— Держу пари, ты можешь вести ее со своей постели.

— Марко, не надо, — сказала Табита. — Не надо все портить. Почему бы тебе не посмотреть фильм или еще что-нибудь?

Он плавал в воздухе совсем рядом с ней, не отодвигаясь ни на сантиметр:

— Я лучше посмотрю на тебя…

— Если ты не можешь держать руки при себе, займись чем-нибудь полезным. Реконструируй вон тот наружный параллакс-фибриллятор.

Он поискал в беспорядке на верху пульта:

— Этот?

— Нет, вон там. С гармоникой в отверстии.

— О! О, конечно. Наружный параллакс-фибриллятор. Правильно.

Марко вытащил его и стал рассматривать.

— Он заглох на сети до десяти.

— Одиннадцати, — сказал Марко, быстро нажимая кнопку туда-сюда.

— Ну, сколько там.

— Ты сама можешь их ремонтировать, без проблем, — сказал он. Все, что тебе надо сделать, — это вынуть детальку средней дальности.

— Я уже это сделала, — отозвалась она.

— Ну, тогда тебе надо его байпасировать. Это просто. Ты можешь попросить кого-нибудь сделать это для тебя.

— Я вроде просила тебя.

Он отпарировал:

— Это может сделать для тебя кто угодно.

— Ты можешь?

— Конечно.

— Ты когда-нибудь это проделывал?

Он поколебался:

— Нет. Вообще-то я никогда этого не делал, по крайней мере, сам.

— А я делала, — сказала Табита. — Поэтому я и хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

Марко открыл рот, чтобы ответить.

— Ш-ш-ш, — сказала Табита. Ей послышался какой-то шум. Она было вызвала еще раз проверку осевой системы, потом отменила приказ. Она просто нервничала.

Мимо пронеслись еще пять тысяч километров пустоты. Земля и ее спутники были далеко впереди — крохотная сияющая точка, почти неотличимая от других сияющих точек.

Табита потянулась и зевнула.

Марко тут же принялся за свое:

— Ну, похоже, ничего особенного не происходит, — начал он.

— Марко, — сказала Табита.

— Нет, нет, — отозвался Марко, — я просто хотел спросить, ты играешь на этой гармонике?

— Да, — ответила она, — очень плохо. Она уже давно не играла. На самом деле она уже забыла, что положила туда гармонику.

— Я тебе не верю, — объявил Марко.

Табита посмотрела на него:

— Чему ты не веришь — тому, что я умею играть или тому, что играю плохо? — Она снова отвернулась. — Впрочем, ты прав, — сказала она. — Иногда я тоже не могу поверить, насколько плохо я играю.

— Сыграй что-нибудь.

— Нет.

— Давай, ты же можешь. Ты ведь не так страшно занята, чтобы быть не в состоянии выдуть пару строк из «Кейси Джонса», верно?

— Какого Кейси? — спросила Табита. Но все же протянула руку: — Давай сюда.

Марко медленно подтолкнул гармонику по направлению к ней по воздуху.

Табита поймала ее.

— Я тебя предупредила, — заметила она.

Она сыграла Марко песенку про виски, которой научила ее тетушка Мюриэл на Интегрити-2. Песенка далась ей с некоторым трудом. Марко вежливо слушал.

— Не так уж плохо, — заметил он, когда песня кончилась.

— Очень плохо, — сказала Табита. — Очень-очень плохо. Мне надо больше упражняться.

— Возможно, — он пожал плечами. — Время у тебя есть.

— Да, — Табита снова сосредоточила свое внимание на пульте. — Я, наверное, и так слишком много упражнялась, — сказала она. — Я просто-таки самый лучший плохой исполнитель на гармонике. — Она снова бросила взгляд на Марко. — В этот раз получилось даже хуже, чем обычно, — добавила она. — Обычно у меня не бывает слушателей.

— Правда?

— Я же тебе говорила. Я никогда никому не разрешаю лететь в кабине пилота.

Марко поиграл резиновой губкой, пролетавшей мимо, сделав попытку заставить ее крутиться в воздухе перед его носом.

— Сыграй еще что-нибудь на своем губном органе, — сказал он.

— Нет, — ответила Табита.

— Я хочу поиграть на твоем губном органе.

Табита пропустила это заявление мимо ушей.

— И на твоем другом…

— Вот, — Табита перебросила ему гармонику.

Марко взял ее и стал наигрывать что-то нежное и печальное, жалобную и меланхоличную мелодию, поднимавшуюся вверх на каждой третьей строфе, словно в попытке стряхнуть свою тоску, освободиться и улететь; но на третьей строфе она снова сворачивалась и падала; иногда неохотно, но всегда покорно, точно знала, что упадет, так, словно поднималась и падала столетиями. И все же, когда подходила третья строфа, мелодия, казалось, собиралась и обретала энергию заново, и, казалось, на каждой новой строфе она уже падала не так низко, и Табита против воли зачарованно следила за игрой этого симпатичного мужчины, раздумывая, чем он завершит мелодию, как он сможет вообще преодолеть диссонанс между рывками вверх и вниз, пока не поняла, что мелодия уже кончилась тихим ритмичным ручейком, взбежавшим вверх, вниз, затем исчезнувшим с легким мерцанием.

— О, это было прекрасно, — сказала она.

Марко улыбнулся. Его чудесные глаза смотрели спокойно, почти робко, совсем не так, как прежде.

Табита отбросила назад ремни безопасности, поднялась над ним, схватила его за руку и подняла вверх.

Он воспользовался моментом, чтобы сунуть гармонику назад, туда, где нашел ее, в отверстие испорченного фибриллятора. Затем круто развернулся и поцеловал ее.

— А как насчет Тэла? — спросила Табита.

— С ним все будет в порядке. — Марко показал на зеленые кнопки на ящике. Они ровно пульсировали.

Они спустились по проходу вокруг люка в капитанскую каюту и оставили дверь открытой.

Зацепившись ногой за одну из петель в углах корпуса, они раздели друг друга. Их одежда повисла и плавала в воздухе. Обувь описывала неровные круги вокруг их обладателей. Из самых неожиданных уголков поднялось нижнее белье, сталкиваясь на пути с извивавшимися, как змеи, носками.

Высвободив ногу, Табита легко опустилась на Марко. Ее руки оказались на его бедрах. Он широко расставил ноги, и девушка мягко скользнула между ними. Марко начал кружиться, потянулся к Табите, медленно извивавшейся под ним. Его руки соскользнули с ее груди, так, словно она была смазана жиром. Он перевернулся в воздухе, снова оказался лицом к лицу с Табитой и, подогнув под себя ноги, лег навзничь на пустоту, прижав пятки к ягодицам и широко расставив колени. Он тяжело дышал от возбуждения, рот и глаза его были широко открыты, взгляд был диким. Он зарылся ртом в волосы Табиты.

Девушка пропустила левую ногу под его рукой, правое бедро ее скользнуло вдоль его живота. Нежные руки Марко ласкали бока Табиты — руки музыканта. Она перекувырнулась у него на коленях, слегка оттолкнулась от стены каюты, медленно вернулась, вытянув вперед ноги, оказалась на нем верхом, и они слились. Затем они закружились, переворачиваясь вверх ногами, вращаясь вокруг своего теплого, влажного общего центра. Марко судорожно вздохнул и застонал.

Все это время Табита вполуха прислушивалась к глубокому медленному пульсированию моторов, к гулу и потрескиванию летящей «Элис Лиддел», раздававшемуся на заднем плане. Она прислушивалась в ожидании нового шума, того, который, как показалось ей, слышался на пути с Шатобриана: неровному постукиванию кристалла осевого запора, подпрыгивавшего в гнезде.

Шум раздался неожиданно. Но это был не кристалл. Это был звук гармоники, наигрывавшей песенку ее тетушки Мюриэл.

Табита в ужасе уставилась на Марко.

Звук приближался по проходу. Но это была не ее гармоника, это был более высокий, пискливый звук, словно через крошечный динамик проигрывали плохую запись.

Табита забилась, освобождаясь из объятий Марко, пытаясь за что-нибудь ухватиться, чтобы найти опору.

Через открытую дверь, весело чирикая, прошествовал внутрь попугай Марко. Звуки, которые он издавал, были как две капли воды похожи на звуки маленькой гармоники.

— О, Господи, он выбрался из ящика, — взволнованно воскликнула Табита.

— Наверное, ему стало скучно, — сказал Марко.

— Что?

— Бути, моя пылкая крошка, — распевал попугай, — я прижму тебя к стене!

Он склонил голову набок и злорадно воззрился на них одним черным глазом.

Он злобно ухмылялся.

— ГОСПОДИ ИИСУСЕ, ДА ОН — РАЗУМНОЕ СУЩЕСТВО!

— Да, думаю, что так, — сказал Марко, — то есть смотря что понимать…

— Пошел вон! — крикнула Табита вторгшемуся незваным внеземлянину. — Убирайся из моей каюты!

Она схватила проплывавшую мимо рубашку и тщетно попыталась запустить ей в птицу. Попугай увернулся от этого медлительного снаряда, сделав аккуратненький поворот на три четверти.

— Трусливая салями! — заголосил он, повиснув вверх ногами.

Табита конвульсивным рывком высвободилась из объятий Марко, и тот, расставив ноги, налетел прямо на иллюминатор. Девушка в ярости сверкнула на него глазами:

— СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ!

— Ладно, Тэл, иди отсюда, — сказал Марко нейтральным тоном. — Она тебе не Саския. Ей это не нравится.

Большая зеленая птица перевернулась и непринужденно выплыла задом из каюты.

— Салями минестроне, — донесся из прохода ее злорадный голос, — а в кувшине — виски…

Марко почесал себе живот:

— Тэбби. Я очень сожалею. Правда.

— НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТЭББИ. Никто НИКОГДА не зовет меня Тэбби.

— Извини!

— Что — он — такое?

— Попугай. Подобие попугая. Я тебе уже говорил.

— Черт побери, Марко, он разумный!

Он пожал плечами в воздухе:

— Ну, конечно. Обычного попугая нельзя заставить проделывать все эти штуки. Я думал, он тебе нравится. На самом деле он умница. Когда ты узнаешь его получше…

— Я не хочу узнавать его получше.

— Послушай, он же не хотел ничего такого. Ему просто одиноко. Тебе бы тоже стало одиноко, если бы тебе часами пришлось сидеть засунутой в этот маленький ящик. Иди сюда, Табита, я извиняюсь, правда.

Но Табита пристроилась на корточках в углу потолка, пристегивая ручной монитор и яростно натягивая на себя тенниску.

— А кто такая Саския? — поинтересовалась она.

15

Человеческий дух — понятие весьма растяжимое, если дать ему возможность дешево и без труда путешествовать, гибкую собственность и законы по планированию, а также благоприятные налоговые льготы. Но кроме того, человек — стадное животное. В первые дни Космического Рывка не было никаких причин строиться за сотни миллионов километров от человеческого жилья. Практически весь Марс был в распоряжении, если не бояться климата, и любой человек мог создать туннель ответвления.

Вот почему к моменту начала нашей истории уже существовало скопление примерно из двухсот человек — обитателей спутников, включая шестьдесят туннелей, четырнадцать платформ, семь колес, шестнадцать разных образований, не поддающихся классификации, в состав которых входили казино на обездвиженных системных звездолетах, старых «гробах» и постоянных «случайных средствах» и три зиккурата[3] эладельди — все на орбите Земли, не считая бедной заброшенной Луны.