28

«Элис Лиддел» была в своей стихии.

Полицейские — нет. Как бы ни были изящны и впечатляющи дельты, они не были приспособлены для того, чтобы заметно удаляться от атмосферного конверта Изобилия. Когда станция стала уменьшаться, приобретая привычную для Табиты форму черепашьего панциря, девушка увидела полицейских на кормовых сканерах: они удалялись, признав свое поражение, и между их антеннами проскакивали голубые стрелы молний. Радио рычало и щебетало, посылая сигналы тревоги, готовности, сыпало взаимными обвинениями и цитатами. Но Элис была уже далеко, отправляясь искать счастья в безбрежных водах космических морей.

Как романтично это звучит. Однако в тот момент это было отнюдь не так. И тот романтический ореол, который окружает маленький «Кобольд» в моей памяти и в памяти любого из нас о тех днях, — это чистая ностальгия. Как ни любила Табита свою баржу, даже она никогда не заблуждалась на этот счет и не считала ее чем-то из ряда вон выходящим. Если бы тогда кто-то сказал, что в один прекрасный день о «Берген Кобольде» напишут роман, это вызвало бы улыбку у многих пилотов, в том числе, и у самой Табиты.

В поле гравитации «Кобольд» казался громоздким и неповоротливым. У многих из них был такой вид, словно они не смогут оторваться от земли, не развалившись при этом. Допустим, это было связано не столько с их конструкцией, сколько с тем фактом, что их базовый блок был так стоек, что люди гоняли и гоняли их до тех пор, пока они не оказывались на грани, а иногда даже после этого, Имен я не называю.

Однако в космосе от «Элис» был толк. В пространстве она сразу переставала быть непрезентабельной. То, что казалось приземистым, здесь становилось компактным; что казалось толстым, теперь было надежным.

Я могла бы с некоторыми оговорками сказать то же самое о дочерях и сыновьях Серафимов и о Кстаске. Лишенным ног, при любой, даже минимальной гравитации, им требуется поддержка; если они лягут, то встать не смогут. Безволосые и нагие в своих прозрачных костюмах, они кажутся совершенно беспомощными. А в космосе они чувствуют себя, как дельфины в воде. Через призматические поля их защитных костюмов их кожа отражает все созвездия рая. Когда они плывут сквозь пространство, с их спин, как вода, льется звездный свет.

Табита Джут, как и большинство людей, верила, что если бы капеллийцы не опустили барьер, поставленный ими вокруг солнечной системы, в один прекрасный день ему бросили бы вызов Херувимы. Действительно некоторые считали, что только этого и ждали капеллийцы, как только отправили Брата Амвросия на Луну ждать Армстронга и Олдрина.[8] Они ждали проявления инициативы со стороны людей.

Табита Джут, опять же, как большинство людей, не была уверена, что Херувимов можно отнести к разряду человеческих существ.

У самих Херувимов на этот счет сомнений не было: они к таковым не относились. Их конструкция была квантовым скачком за пределы геноремонта самых дорогостоящих биолабораторий. Они не страдали ни от каких физических ограничений, которые человечество несло от планеты к планете, а если бы и страдали, то очень скоро отбросили бы их — уже в следующем поколении. Это убеждение было заложено в них Серафимами, зачавшими их и записавшими это в их гермоплазме.

Среди своего вида Кстаска казался неким исключением. Где наткнулась на него Ханна Су, наша история умалчивает; но каковы бы ни были эти обстоятельства, она была права, взяв его в свою труппу, хотя бы за его новизну. Что думали о Кстаске его сородичи из пробирки, когда он выставлял себя на потеху публики в том качестве, какое в предыдущие столетия было бы названо экзотикой или причудой, — мы опять же можем только предполагать. Никто никогда не слышал, чтобы Кстаска плохо отзывался о них; или о Серафимах.

Кто же такие Серафимы? Лучше было бы спросить, существует ли слово, чтобы определить, кто они. Они — это организация; культ; независимое государство — Серафимы решительно и определенно — это Серафимы. Их происхождение — вопрос архивов, в объединении девятнадцать лет назад порочного Храма Абраксаса[9] с потерявшей свою репутацию лабораторией хирургии программного обеспечения «Фруин-Мейсанг-Тобермори» (ФМТ).

Сколотив несколько состояний, предоставляя льготы для косметических ампутаций и примитивного модного протезирования, постоянно рискуя, лаборатория ФМТ агрессивно вылезла из облаков правительственных исследований, став вдруг мессианской, евангелистской, элитарной. Вняв некоему проницательному совету в области маркетинга, Кайса Тобермори (ее собственная личность с юридической точки зрения осталась под вопросом после программы селективных замен, в результате которой ее личность оказалась заключенной сразу в двух телах — в Нью-Цюрихе и в Гонконге) реорганизовала свои работы по принципу «автопластического превосходства». «ЗАЧЕМ МЕНЯТЬ СВОЙ РАЗУМ? МЕНЯЙТЕ СВОЕ ТЕЛО!» — говорит лозунг одной из немногих оставшихся с ранней стадии кампании брошюр.

Пропаганда ФМТ аккумулировалась в каждом отклоняющемся баре и зале отлета; их почтовые проспекты наводняли каждое электронное бюро бюллетеней. Любое место, где собирались беспокойные и недовольные. Не каждый человек, а только очень-очень богатые могли позволить себе что-нибудь из меню ФМТ. Политика сования их в лицо финансово несостоятельным была составной частью корпоративной косметической операции, трамплина гиперболы. Исключительность ничего не стоит без питательной среды зависти.

Слухи о том, что ключевые элементы лечения ФМТ включали железы, возникшие по милости ничего не подозревавших доноров Третьего мира, могли быть частью хитрой паблисити, могли распространяться злобными конкурентами, а могли даже быть и правдой. В любом случае, они так и не подтвердились, поскольку в этом пункте ФМТ привлекла внимание эндокринных баронов Абраксаса, и вся история перешла на более высокий уровень.

Храм Абраксаса не видел нужды в рекламе, рекрутировании и даже в использовании неимущих. Он просто требовал жертв, а его адепты, как все адепты, собирались, чтобы унижаться у его благовонных алтарей. Тем не менее удовлетворение от пресыщения секрецией правоверных стало надоедать иерархам храма, когда они увидели, что происходит в ФМТ.

Каждой из сторон пришло в голову, что она может кое-что предложить другой, и выиграть еще больше. Состоялся обмен посланиями. Это был всего лишь маленький шажок от обещания состоятельным и легковерным техники самоусовершенствования или милостей античного бога к обещанию им беспредельного физического совершенства. Прямо выступая под прикрытием благотворительного статуса, освобождения от налогов и юридических льгот, распространенных на нее этой орбитальной церковью, ФМТ бесследно растворилась, а Храм Абраксаса приобрел новый высший эшелон — Серафимов.

А вот тут история исчезает из виду. Пока ученые от делового мира и теологи вели дебаты по поводу временного и духовного значения этого объединения, а крупнейшие биоархитекторы и евгенисты тайно и избирательно завлекались наверх поразительными и, чтобы не сказать, омерзительными посулами, двери храма оставались накрепко закрытыми для глаз неверных. От них не поступало никаких сообщений, к ним не вело никаких путей. Паства Абраксаса процветала на мировых рынках, но Серафимы оставались тайной за семью печатями.

Не было заметно также, чтобы в это вмешивалась Капелла.

С тех пор утечки информации почти не было. Поначалу «оптовое» рециркулирование правоверных предотвратило появление обычной в таких случаях струйки отступников, готовых рассказывать всякие басни. Путч, поглотивший Высшую клику Абраксаса и большую часть прежнего Совета директоров ФМТ и превративший их в штат Серафимов, состоял в основном из аватар Кайсы Тобермори, о которых нам известно только из блиц-исследования экспериментальной группы коммандос из студии новостей Шу Дзин, тела которых так и не были обнаружены. Абраксас и ФМТ породили Серафимов, а Серафимы произвели на свет Херувимов, рожденных пространством, «хомо альтериор», конькобежцев космических путей.

Все знают, как выглядит Херувим, хотя вряд ли могут предполагать, что когда-нибудь встретят хоть одного. Черно-металлические, красноглазые, макроцефалы, мало кто из особей ростом достигает выше метра, безволосые, безногие и бесполые, снующие туда-сюда в свободном полете или бросающие вызов гравитации на своих маленьких тарелках, они напоминают младенцев-демонов, рожденных воображением самых фанатичных служителей испанской Инквизиции. Они не носят другой одежды, кроме прозрачных пластиковых костюмов, оптическая микросхема которых постоянно украшает их радугами. Накинув на головы капюшоны костюмов, они могут в течение значительного времени переносить грубый вакуум пространства. На планетах они чувствуют себя менее уютно, и большинство Херувимов считают пребывание на них ниже своего достоинства. Будучи существами, созданными при помощи техники, Херувимы отличаются редкой сноровкой в области замысловатой электроники самого разного толка и могут оперировать с огромным количеством инструментов и машин с помощью своих хвостов-протезов, которые вставляют в розетку в основании спины.

Таково было существо, обнаруженное Табитой сидящим в ее кресле у панели управления «Элис Лиддел», когда она с грохотом покидала Изобилие в пламени неистовства страстей, нарушая все правила движения.

Табита искоса посмотрела на Херувима, всем своим существом восставая против него. Он выглядел, как разросшийся эмбрион из черного хрома, и он засунул свой хвост в панель Элис. Он и его жуткие спутники спасли ее корабль, может, спасли ей жизнь, но при этом навлекли на них больше неприятностей, чем она вообще могла себе представить.

Посреди всех этих драматических событий и разрушений Табита задумалась, как получилось, что он вообще оказался здесь, на Изобилии, работая с этой изнеженной и плутоватой труппой кабаре. Почему он не был дома, в храме, живя, работая и планируя следующую стадию их апокалиптической эволюции? Может, это был какой-нибудь списанный прототип? Может, у него был какой-нибудь кошмарный дефект, генетическая ошибка, из-за которой его отвергли? Но, конечно же, тогда они должны были реконструировать его, перепрограммировать, разобрать на запчасти. А может, он просто покинул паству, бежал, как до сих пор делают дети большинства современных земных обществ в поисках более аутентичного, грубого способа существования среди трудностей высокой границы. А вдруг он обманщик? Или, может быть, шпион?

Прежде чем Табита успела отвести глаза, Херувим неожиданно обернулся и посмотрел ей в лицо. Его маленькие красные глазки сверкнули, он приоткрыл свои мерцающие черные губы. Табита увидела его крошечные абсолютно ровные зубки из блестящей черной эмали.

Он улыбнулся ей.

29

— ИДИОТЫ НЕСЧАСТНЫЕ!

Табита взлетела наверх по ступенькам, ведущим в кабину пилота, и, вся трясясь, заорала на них.

Они собрались там, глядя на нее снизу вверх, так, словно это она давала представление в кабаре, словно это она была занимательной новинкой. Там стояли Близнецы Зодиак, обнимая друг друга за талию, засунув обе ноги в одну петлю, две версии одного и того же человека — можно подумать, одного было недостаточно. Там был Марко Метц с окровавленным носом, обожженными волосами и бровями. Табита понадеялась, что он ранен. Она не знала, почему он вообще не умер. Не знала, где Тэл, и сейчас ей на это было наплевать.

Единственным, кто сейчас волновал ее, был Кстаска, все еще сидевший у руля.

Табита схватила в кулак ремни, ЕЕ ремни.

— Теперь я принимаю командование, — приказала она.

Херувим никак не отреагировал.

— Давай! — Табита потрясла кресло. — Брысь оттуда!

Марко поплыл вперед с распростертыми объятиями:

— Послушай, родная, — настойчиво сказал он. — Успокойся. С нами все в порядке! Все прекрасно!

Табита круто развернулась к нему лицом и погрозила пальцем:

— Не смей называть меня «родная», Марко Метц, не то я тебя пришибу к чертовой матери, слышишь?

Близнецы взлетели наверх, встали по обе стороны от Табиты, удерживая ее.

— Из-за тебя нас чуть всех не убили!

Марко раскинул руки:

— Мы же все здесь, Табита, все живы, с кораблем все в порядке. Ну, успокойся же!

— Насколько корабль в порядке — это я тебе скажу, Марко! Хорошо? А теперь убирайтесь отсюда! Все вон!

Табита оттолкнула Близнецов, и они, завертевшись, повалились на спину, а она отлетела назад. Ухватившись за скобку монитора, она остановилась почти у ветрового стекла и повисла над пультом, болтая ногами в воздухе. Нырнув вперед, она схватила хвост Херувима и вытащила его из розетки.

Корабль слегка накренился.

Закрепившись одной ногой и свободной рукой оттягивая ремни, Табита вытащила Кстаску из кресла за хвост.

— Ой, не надо этого делать, — сказала Саския, выпрямляясь и найдя за что ухватиться. Ее волосы развевались по всей кабине. — Ты сделаешь ей больно.

Но Кстаска прекрасно справился с ситуацией. Он вырвал хвост у Табиты и выкатился из кресла. Легко проплыл мимо Табиты, между Близнецами, вниз по ступенькам в трюм, двигаясь так, словно был рожден для невесомости, что, несомненно, так и было.

— Вон! — скомандовала Табита.

Все вышли, и она заперла за ними дверь.

Восстановив свой статус, Табита погрузилась в автоматику. Забыв об ожогах, о боли в лодыжке, она проглядела все мониторы из тех, что еще работали. Изобилие поблескивало в 120 градусах за кормой — маленький шарик размером не больше грецкого ореха. Погони не было. За пределами своей атмосферы Совет не заинтересован в таких делах, при столь малом количестве законов им было выгоднее принуждать, но не отказываться. Вот только если Табита вздумает когда-нибудь вернуться туда…

Табита знала, что если она выйдет живой из этой передряги, она никогда ни за что не вернется на Изобилие:

— Скатертью дорожка, — сказала она мерцающему шарику.

И тем не менее, она недоумевала, почему они сдержались. Почему просто не разнесли на куски корабль, ее самое и всех прочих?

Подключив свой головной телефон, Табита связалась с мозгом корабля.

— Элис? Ты еще разговариваешь со мной?

— РАЗУМЕЕТСЯ, КАПИТАН, — сказала Элис. — А КТО ЭТО БЫЛ — ТОТ, КТО ТОЛЬКО ЧТО ОТКЛЮЧИЛСЯ?

— Это, Элис, был Херувим.

— ХЕРУВИМ? ГОСПОДИ ПОМИЛУЙ! АХ, ДА, Я ЕГО ВИЖУ. ОН В ТРЮМЕ. ТЫ ОБ ЭТОМ ЗНАЛА?

Табита стиснула зубы:

— Да, Элис, я знаю.

— ТАМ ЕЩЕ КАКИЕ-ТО ДРУГИЕ ЛЮДИ.

— Да.

— А МНЕ МОЖНО ПОГОВОРИТЬ С ХЕРУВИМОМ, КАПИТАН?

— Нет. Мы берем курс на Сплетение.

— ГОТОВА, — отозвалась Элис.

Табита настроилась на обычный курс в наиболее оживленный сектор орбитальных путей вокруг Земли, и Элис проложила его.

— ДВИЖЕНИЕ ДОВОЛЬНО СИЛЬНОЕ, — заметила она.

— Хорошо, — отозвалась Табита. Здесь не было ничего, что могло бы выделить их из потока других грузовых судов. Табита прикусила губу: — Отчет о повреждениях, Элис, пожалуйста.

Отчет выглядел не блестяще. Элис ослепла на несколько глаз и оглохла на целый ряд местных частот. У нее были многочисленные ожоги, царапины и выбоины, некоторые из них структурно важные.

— ДЕФЕКТ КРИСТАЛЛА ОСЕВОГО ЗАПОРА. ВЕРОЯТНОСТЬ АВАРИИ — 61.04%, — отметила Элис. — Я ДУМАЛА, МЫ СОБИРАЛИСЬ ЗАНЯТЬСЯ ИМ НА ИЗОБИЛИИ.

— Я тоже так думала, — пробормотала Табита. — Потерпи, Элис, я сделаю так, что тобой займутся через пару минут. Ребята в трюме платят.

— КАКИЕ ОНИ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ЗАБОТЛИВЫЕ ЛЮДИ.

Против воли Табита рассмеялась и вздрогнула. Потом осторожно потрогала кончиками пальцев щеку.

— Я обожжена, Элис?

— НЕМНОЖКО, КАПИТАН.

С жужжанием открылся ящик первой помощи.

— Сегодня для нас неудачный день, — сказала Табита, прикладывая примочки к лицу и руке. — Вполне возможно, что это худший день в моей жизни. — Она разговаривала больше с самой собой, чем с кораблем, стараясь не дать выхода реакции. — Как ты думаешь, Элис?

— ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТАТОЧНА.

Табита стряхнула жесткие завитки обожженной ткани с рукава:

— Напомни мне, чтобы я как-нибудь рассказала тебе о своей жизни.

Они ровно продвигались в гущу основных судовых путей. Движение, как и предупреждала Элис, было убийственным. Мимо проплывали «Каледонские молнии», набитые охранниками информации и налоговыми инспекторами, возвращавшимися домой после очередного дня героических сражений, а «фреймахер Тинкербеллз» с надменным изяществом лавировали перед их носами, везя судебных чиновников и рекламных агентов в Византию и на Веру. Там и тут попадались пузатые грузовики-роботы, спешившие за очередным грузом, и, как и предполагала Табита, огромное количество барж: «фарго», «Люгеров», «Кобольдов», транспортировавших на Сплетение зажимы для бумаги, дезодоранты и черные пудинги. В Сплетении, где корпоративные цилиндры вальсировали с гаражными платформами, а увеселительные комплексы — с летающими церквями, — здесь и была стихия Элис.

— КАПИТАН?

— Что, Элис?

— ПОЧЕМУ ТЫ НАЗЫВАЕШЬ ЕГО ХУДШИМ ДНЕМ В СВОЕЙ ЖИЗНИ?

— Я тебе скажу, когда разберусь, какого черта тут творится.

На мгновение мигнули розовые огни — Элис переваривала информацию.

— Выбери платформу, Элис, — сказала Табита. — Сейчас будем тебя ремонтировать.

Компьютеры замкнулись. Табита откинулась и потянулась. Когда она закрыла глаза, перед ней замелькали красные вспышки на ярко-зеленом фоне. Где-то в глубине ее сознания все еще раздавались крики в Саду Меркурия, и воздух по-прежнему разрывали разряды любителей оружия-перков и полицейских.

Господи, как же она устала. Табита представила себе водяной душ, настоящую постель, чистые крахмальные простыни. Но спать могли только праведные, ряд за рядом, на льду, в белых стальных гробах, в морозной пещере, иногда превращавшейся в солнечный лес, иногда — в спальню с антикварной мебелью и свечами. Они лежали там с электродами, воткнутыми в белки их глаз, смотрели видео и ждали Дня, Когда Они Восстанут из Мертвых. Ни громкого шума, ни инопланетян-человекоубийц, ни антропоидных акробатов, ни Херувимов, ни полицейских. Все, что требовалось сделать в первую очередь, — это умереть. Похоже, это была удачная сделка.

Табита неохотно открыла глаза. Она была одна на летной палубе «Элис Лиддел», и все вокруг тихо жужжало и шло обычным порядком. Табита прислушалась, Какой-то шум? Неровное постукиванье, шум кристалла осевого запора, стучавшего в своем гнезде?

Нет. Никакого шума не было. Однако скоро раздался звук открываемого люка, ведущего в трюм.

Табита обернулась. Марко стоял в низу ступенек и смотрел на нее.

— Привет, — сказал он.

— Не смей со мной разговаривать, — ответила Табита, повернулась назад к панели и отключила звук Элис.

— Я просто зашел посмотреть, все ли в порядке, — сказал Марко, — и отдать тебе вот это.

Он подтянулся вверх по ступенькам и остановился возле нее, растянувшись во всю длину в воздухе и протягивая кредитную карточку-микросхему.

Табита взяла ее, пока она опять не исчезла.

— Хорошо бы здесь что-нибудь было, — сказала она.

— Несколько сотен, — ответил марко.

Табита закрыла глаза и откинулась в кресле:

— Пятнадцать?

— Нет, нет. Может, пять.

— Ты должен мне полторы тысячи, Марко, полторы и даже уже две, раз ты повредил мой корабль.

Она показала на анализ ущерба — он все еще был на экране. Марко прочел его, стараясь сделать вид, что все понял, но Табита видела, что он не очень внимательно вглядывался. Он поднял глаза и посмотрел через ветровое стекло.

— Куда мы направляемся?

— Ремонтировать ее, доставать новый кристалл, заправляться.

— Лучше сначала заправиться, — сказал Марко. — Просто на всякий случай.

Табита обругала его, но он был прав.

Марко кивнул в сторону микросхемы, и это движение рябью прошло по его полулежащему телу.

— Этого хватит, чтобы добраться до Титана? Мы ведь летим на Титан, правильно?

— У меня что, есть выбор?

— Эй, — сказал Марко, слегка выпрямляясь и подплывая ближе. — Не будь такой. Ты же знаешь, мы это не нарочно. Ты хорошо справилась, — сказал он, пристраиваясь на кончике пульта.

— А ну, слезай оттуда.

— Извини. Извини. — Он взлетел вверх и схватился за петлю.

— Как долго?

— До платформы?

— До Титана. Это одна из лун Сатурна.

— Я ЗНАЮ, где это.

Табита подвинула к себе клавиатуру и произвела подсчеты.

— Месяц. — Прогноз был не из приятных.

— Условно?

— Ты знаешь другой способ?

— Это с прыжком?

Табита вздохнула, раздраженная.

Марко просунул палец через ремни и мягко сказал:

— У тебя волосы немного обожжены здесь, ты знаешь?

— ОТСТАНЬ, Марко!

Он поднял руки:

— Ладно, ладно, ты хочешь ругаться, черт с тобой. Я ухожу. Все, что я хочу узнать, — это хватит ли денег для того, чтобы добраться до Титана.

— Хватит, да. Если там действительно пять сотен.

— А ремонт? Эй, смотри, осторожнее.

На носу по правому борту мимо проплывал робот-мусорщик, размахивая руками во всех направлениях, поглощая мусор космических линий.

— Тебе хватит на починку сканеров и новый кристалл?

— Хорошо бы так.

— Значит, договорились!

Табита сердито посмотрела на него:

— Ты мне должен, Марко, вы втравил меня в эту историю.

— Не я же бросил твоего перка в канал.

— Зато с тех пор все, что происходит, из-за тебя, сколько бы это ни стоило. Я не люблю полицию, а теперь, где бы я ни была, везде полицейские. Как ты себе представляешь, я буду заниматься своим делом? Я не какой-нибудь распроклятый пират. Ты мне должен, Марко. — Она потрясла микросхемой. — Это только аванс.

— Табита. Послушай. Я тебе лапшу на уши не вешаю. То, что нас ждет на Титане, это не ерунда какая-нибудь. Это настоящие деньги. Как только мы попадем на Титан, ты разбогатеешь. Настоящие деньги, не просто кредитная карточка. Больше, чем ты смогла бы заработать за всю оставшуюся жизнь. Мы все станем богатыми. Ты сможешь начать новую жизнь. Взять новое имя. Сменить лицо, если захочешь. Можешь избавиться от этого старого корыта, — сказал он, жестом обводя корабль.