— Я знаю, что делать! — подала голос Сладкая Отрава — Я всё устрою — если ты не против, Сидни…

— Ну, разумеется! — пожал плечами Грешник. — Только я не знал, дорогая…

Над головой Сладкой Отравы громко зажужжали мухи. Острые когти, выросшие на изящных пальчиках, прочертили в воздухе огненные знаки. Лицо скрылось за плотной вуалью чёрной тени, сквозь которую тускло светились два красных огня. Я невольно отступил на шаг, а Безумец смотрел на неё пристально и печально. Сладкая Отрава произнесла несколько терзающих слух слов, и мы оказались в круге адского огня. Жёлтые языки действительно воняли серой, хотя жар почему-то не ощущался. Пламя рванулось вверх, но быстро угасло, а Сладкая Отрава дивно похорошела, приняв первоначальный облик. Добро пожаловать в Аптаун. Путешествие выбило меня из колеи: в момент перехода я слышал бесчисленные голоса, кричащие от смертной муки, — или мне показалось?.. Я ещё раз посмотрел на демоницу. Она скромно улыбнулась в ответ.

— …Не знал, что ты так умеешь, — невозмутимо продолжил Грешник.

Мне бы его самообладание.

— Короткий переход через Царство Тьмы. В конце концов, я ведь демон-суккуб, милый. Я умею попасть куда угодно, в соответствии с должностной инструкцией.

— Я видел. В какой-то момент я увидел, какая ты на самом деле.

Сладкая Отрава опустила глаза:

— Происхождение не выбирают, Сидни.

— Ну что ты, родная! Не бери в голову. Я ведь не в первый раз… По прибытии в преисподнюю мне сразу показали тебя в натуральном виде — только это не важно. Я люблю тебя не за то, что ты собой представляешь.

— Не понимаю. Никогда не могла…

— Разумеется, — солнечно улыбнулся Грешник. — Ты демон из преисподней.

Они негромко рассмеялись. Слегка успокоившись, я огляделся. Четыре человека прибыли неизвестно откуда в круге адского пламени, но, похоже, это никому не интересно — такова Тёмная Сторона. Окружающие (и не только люди) занимались своими делами и не лезли в чужие, резонно ожидая от остальных того же самого. Нам только охотнее обычного уступали дорогу. Я уверенно двинулся вперёд, друзья последовали за мной. В Аптауне лишь одно место, где может быть Гёрни. Здесь лучшие клубы и рестораны, полные блестящих леди и элегантных джентльменов, но даже самый яркий свет отбрасывает тень. Там мы и поищем Гёрни.

Миновав бистро, знаменитое, в числе прочего, убийственными ценами, мы свернули в плохо освещённый переулок. Сыро, холодно и грязно; контраст между парадным входом в заведение и его же задами казался убийственным. Полдюжины шагов, и ты в абсолютно другом мире. Гнусный лабиринт переулков, сумрачных сквериков и тупиков, ведущих к черным ходам ресторанов: изнанка изысканной кухни, которую клиенты не видят. Вход для поставщиков, служебный вход и самое главное — помойка, где оказывается все несъеденное. Вот где надо искать нищих, бродяг и бездомных Тёмной Стороны. Здесь они могут вместе укрыться от мира, которому не нужны.

Я посмотрел по сторонам. Крысиные аллеи нисколько не изменились.

На Тёмной Стороне нет места темнее, и недостаток уличных фонарей здесь ни при чём. В недрах муравейника царствует тьма сердца и чернота души; яркий неон сюда не проникает, и даже гигантская луна не рассеивает мрака. Вонь стоит ужасная: отчаянием пахнет не меньше, чем обычной гнилью, а подошвы липнут к мостовой. Ещё немного, и появится поселение отверженных. Их ведь не позабыли — их просто перестали замечать.

Мы остановились. Грешник спросил:

— И вот здесь живёт Гёрни-охотник? Лесной бог былых времён?

— С вершины на самое дно — путь неблизкий. Никто ещё не забрался так высоко, чтобы оттуда нельзя было упасть. На Крысиных аллеях он хотя бы не одинок. Здесь таких много: из ресторанов всё время выбрасывают еду, причём не только объедки, но и нетронутые блюда. Проще отдать её этим людям, чем вывозить на свалку.

— Крысиные аллеи… Откуда такое название? — спросила Сладкая Отрава.

— А ты догадайся с трёх раз, — ответил я. — Да смотри не наступи.

— Никогда не думал, что на Тёмной Стороне столько бездомных, — сказал Грешник. — Целый городок.

— Правильнее было бы называть их бродягами, — заметил я. — Иначе возникает вопрос, почему мы ничего не делаем, чтобы дать им жильё. К тому же они были всегда. Основа здоровой финансовой системы — неудачник платит дважды. И горе побеждённым.

Крысиными аллеями называлось открытое пространство с многочисленными притоками-переулками, сплошь заставленное картонными коробками, шалашами, импровизированными палатками из полиэтиленовой плёнки и кишащее людьми. Мужчины и женщины всех возрастов кутались во вшивые одеяла и жались друг к другу, как жертвы кораблекрушения или беженцы из покорённой врагом страны. В темноте поблёскивали глаза, а кое-где, возможно, и оружие. Они потеряли все, но по-прежнему не любят, когда на них пялятся.

— А собаки? — спросил Безумец. — Я всегда думал, что где бездомные, там и собаки.

— Только не здесь, — объяснил я. — Здесь любую собаку съедят, не люди, так крысы. Крысы тут особенные. Думаешь, почему народ держится вместе? По отдельности за ночь съедят.

— Ты знаешь эти места очень хорошо, Джон. — Грешник рассеянно взял свою возлюбленную за руку.

— Когда-то жил здесь. Довольно давно; были тяжёлые времена… Замечательное место — моё имя здесь ничего не значит. На Тёмной Стороне другого такого нет. Тут хорошо прятаться, в том числе и от себя самого. Когда необходимо согреться, обсушиться и в очередной раз поесть, лишние мысли уходят сами собой.

— И долго ты здесь жил? — спросила Сладкая Отрава.

— Не скажу точно. Долго. Я здесь впервые встретил Эдди Бритву. Он до сих пор здесь иногда ночует. — Глаза наконец привыкли к темноте, и я потихоньку пошёл вперёд, высматривая знакомые лица, — Вот, сестра Морфина. Чепец ещё цел… Монахиня-кармелитка — по собственному выбору живёт на улице, чтобы проповедовать и утешать. В её жилах образуются любые нужные наркотики, конечный продукт выводится в виде слез. В Крысиных аллеях всегда есть о чём поплакать. Она плачет, и никто не уходит обиженный. Однажды банда идиотов попробовала её захватить: идея производства наркотиков на продажу показалась привлекательной. Они вообразили, что им это сойдёт с рук… Их здесь забили до смерти, а потом съели.

Сестра Морфина вышла мне навстречу, с достоинством кутаясь в грязные лохмотья. В последний раз она выглядела гораздо моложе: да, жизнь на свежем воздухе не всегда идёт на пользу. Усталая улыбка, однако, была такой же доброй, как раньше.

— Всегда знала, что ты вернёшься, Джон Тейлор.

— Я ненадолго, сестра.

— Все так говорят.

— Мне нужно поговорить с Гёрни-охотником, сестра.

— Захочет ли он говорить с тобой?.. — Сестра Морфина покосилась на Сладкую Отраву: — От вас разит преисподней.

— Мы не будем создавать проблем…

— Ты сам проблема, Джон. — Сестра Морфина повернулась и исчезла в темноте.

Что ж… поищем кого-нибудь посговорчивее. Обещание выпивки подчас творит чудеса.

Вот, например, Игральная Кость. Когда-то за игорным столом он спустил все, даже собственную плоть. Остались одни кости, но умереть он не может. Так он и лежит, тупо глядя на меня, под одеялом, растянутым на каких-то сучках. Его кости кажутся обглоданными. От души надеюсь, что крысами.

Кого ещё спросить? Недружелюбный здесь народ. Зато разнообразный. Всевозможные твари, люди и даже машины, в чьих позитронных мозгах остаются последние искры энергии. Дух космополитизма пронизывает Тёмную Сторону сверху донизу. Есть даже серенький пришелец в обрывках скафандра — из тех, что высаживаются из летающих тарелок и воруют людей. Отстал от корабля, наверное. Теперь даже на помойке от них спасения нет. Смотри ты, уже приспособился: на шее картонка, а на ней кривыми буквами: «Ментоскопия за еду». Хорошо бы проучить мерзавца, из гуманизма. Не без труда я превозмог искушение. В Крысиных аллеях ничьим прошлым не интересуются. Здесь даже меня приняли.

— Об этих людях никто не заботится. Почему? — спросил Грешник.

— Не забывай, где ты, — напомнил я. — Тёмная Сторона как раз и славится беззаботностью. Потому-то сюда и едут. А лишний раз увидеть, что бывает с неудачниками, людям не интересно. Но не только так — есть же сестра Морфина. Да и старый Пью здесь до сих пор появляется, раздаёт горячий суп и проповедует о серном дожде и адском пламени. Жюльен Адвент не раз делал благотворительные сборы, давал объявления в «Найт тайме».

Бездомный народ начинал понемногу собираться вокруг. В Крысиных аллеях непрошеных гостей не любят. В другом месте людей вроде нас на всякий случай оставили бы в покое, но только не здесь. В глубоком падении есть свои плюсы, например — некого больше бояться. Нас узнали, но любой чужак, хотя бы и самый благонамеренный, прежде всего — законная добыча. Когда-то и мне случалось здесь шарить в карманах неостывших трупов.

Завёрнутые в одеяло фигуры повсюду поднимались на ноги. Сгущалась толпа. Стало неуютно. Я огляделся: дорога к отступлению пока открыта — это хорошо. Убивать мне никого не хочется. Грешник встал слева от меня, а Сладкая Отрава — по правую руку, готовые принять бой. Хорошо, но вот что странно: все внимание направлено на меня, на других совсем не смотрят. Не могут же все они помнить Джона Тейлора…

Тут жители Крысиных аллей опустились на колени. Склонив головы, они забормотали, как благую весть, моё имя. Кто-то хотел коснуться моих рук заросшим грязью лбом, кто-то несмело трогал белое пальто, будто желал получить чудесное исцеление. Я оглянулся, ища глазами сестру Морфину, но она-то как раз упрямо держалась спиной ко мне. На лицах людей, преклонивших колени, читалось обожание.

— Вот уж неожиданно, — поёжился Грешник. — И мне это не слишком нравится.

— Не так плохо, — успокоил его я, уворачиваясь от ищущих рук. — В одном могу твёрдо уверить: моё явление — это ещё не второе пришествие.

— Определённо нет, — сказала Сладкая Отрава. Мы с Грешником внимательно посмотрели на демоницу.

— Ты чего-то недоговариваешь? — предположил я.

— Больше, чем ты можешь представить.

Тем временем стало ясно, что чудес не будет, и толпа начала рассеиваться. Отлив унёс и Безумца — похоже, он здесь сошёл за своего. Так же изувечен, так же отлучён от остального мира, как и местные обитатели.

— У маленькой Мэри большая потеря, — пробормотал он горестно.

«Пропал её правый башмак», — чуть не ответил я, но удержался. Шутки здесь едва ли уместны. Осторожно пробираясь по лабиринту картонных коробок и импровизированных палаток, я скоро разыскал Гёрни как раз там, где ему и следовало быть. Охотник по-прежнему сидел в раскисшей коробке, кутаясь во что-то тёмное и грязное. Завидев нас, Гёрни сгорбился ещё больше и отвернулся. Мне пришлось назвать себя, и только тогда он медленно выбрался из коробки, как пугливый зверь, готовый при первом признаке опасности броситься в бегство. В грязных лохмотьях, оставшихся от старой шинели, он мог показаться обычным бродягой, если бы не оленьи рога у него на лбу. Гёрни оказался ниже ростом, чем я думал: не более пяти футов, широкоплечий и сутулый, как неандерталец. Задубевшая кожа широкого и уродливого лица потрескалась, глаза глубоко запали, безгубый рот судорожно кривился. Пахло от него, даже по понятиям Тёмной Стороны, скверно, но это был мускусный звериный запах. Крупной, тяжёлой рукой он сжимал чашу для подаяния, сделанную из человеческого черепа.

— Не очень похож на бога, да? — Голос был глубокий, раскатистый, с акцентом, какого мне не доводилось ещё слышать. — Странно, что я всё ещё здесь. Но даже сейчас кое-кто поклоняется мне. Хиппи нового времени, главным образом. Вера все ещё сила, и привередничать не приходится. Гёрни-охотник теперь лишь детская сказка, я знаю. Никто больше не хочет приносить кровавые жертвы. Прекрасно их понимаю: я никогда не был удобным богом. Гёрни олицетворяет преследование и убийство, мать-природу с окровавленными когтями и клыками. — Его речь становилась всё более уверенной, будто по ходу разговора он вспоминал, как это делается. — Мне приносят жертвы ради удачи на охоте, хорошей погоды или смерти врага,.. Ну и для того, чтобы я держался подальше. Я всегда был опасным и своевольным богом, любил пошутить. Да… я был силён в первобытной магии, высокомерен, брал себе только самое лучшее, мужчины и женщины гибли под моими копытами! Но моя защита очень надёжна. Да… С тех пор много воды утекло… С тех пор я очень низко пал. Что вам от меня понадобилось? На улице Богов услуги вполне качественные, а цены разумные. У меня же нет больше ни мудрости, ни власти, ни секретов…

— Нас интересует информация, — сказал я. — Ответы на некоторые вопросы.

Гёрни отряхнулся, как мокрый пёс:

— А я ничего не знаю. Мир ушёл вперёд, а я остался. Лесов больше нет, одни города. Камень, сталь и кирпич: новая магия, которой я не знаю и которая не знает меня. Терпеть не могу города. Терпеть не могу Тёмную Сторону. Терпеть не могу старость. Хочешь увидеть гибель всего, что любил, — проживи на этом свете подольше. — Он пристально посмотрел на меня. — Я хорошо тебя знаю, Джон Тейлор. Достаточно хорошо, чтобы не преклонять перед тобой колени… Зачем пришёл? Какие тебе нужны ответы?

— Расскажи про давние времена. Когда ты был молод, а добрая старая Англия ещё не была старой.

Щербатый рот растянулся в широкой улыбке:

— Как сейчас помню… ночью, на лунном жеребце летел я впереди Дикой Охоты. Мужчины и женщины были моей добычей. Слишком давно… Когда-то я охотился на людей, теперь живу их объедками. Такая судьба может постичь каждого, о да! Наступит чёрный день, ты упадёшь с обрыва и больше никогда не поднимешься… Люди перестали охотиться и начали пахать землю, крепости превратились в большие города; леса отступили, и с ними пришлось… отступить мне. Человек прирастал могуществом, а я слабел. Тёмная Сторона… была одним из первых городов, и первая гниль… пошла здесь.

— Одна из первых — то есть не самая первая? — Грешника эта мысль, похоже, поразила.

Гёрни снова ухмыльнулся:

— Тут мнения разделяются. Разногласия существуют, сколько я себя помню. Спроси старейших. А я скажу лишь, что она и в начале дней была здесь точно так же, как сегодня. Более дикая и свирепая, чем я когда-то.

— Ходят слухи, — начал я, осторожно подбирая слова, — что сотворение Тёмной Стороны и жизнь моей матери каким-то образом связаны. Может…

Гёрни непринуждённо пожал плечами:

— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, ещё до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времён года. Пройдёт по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все ещё боятся возвращения… Её аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.

— Что же случилось?

Гёрни нехорошо улыбнулся:

— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьёзно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Гёрни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошёл с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Гёрни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нём теперь для меня места. Гёрни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.

— За что? — прошептала Сладкая Отрава.

Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.

— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!

Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..

— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.

— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.

— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьёзно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?

— Гёрни сказал…

— Не стану спорить. Следующее предложение?

— Ладно, а как насчёт Плакальщика? — спросил Грешник.

Тут я не поморщился, но содрогнулся:

— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?

— Затем, что Гёрни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.

— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Тёмной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счёт дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.

Грешник, похоже, не испугался:

— Прежде всего, он старше Гёрни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Тёмная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.

— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнём задавать вопросы…

— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..

— В конце концов, не впервой… — начал я.

— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.

Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в чёрной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:

— Это виски!

Бездомные окружили Безумца плотной толпой, требуя еды, питья, тепла, света и дворцов. Они хватали его за одежду и за руки, они кричали все громче и настойчивее, в голосах зазвучала угроза. Поздно очнувшись, Безумец попробовал вырваться. Я хотел было пробиться к нему, но куда там… Я кричал, пугал людей своим именем, но они уже ослепли и оглохли. Упорствовать мне, впрочем, пришлось недолго: заявив о себе холодным потом и сердечной тоской, накрыло предчувствие чего-то очень скверного.

Вокруг Безумца начала плавиться и булькать кирпичная кладка. Земля под ногами зашевелилась, будто что-то там, внизу, пыталось вырваться на свободу. Свет над Крысиными аллеями замерцал, стал переливаться разными оттенками, повсюду замелькали неизвестные тени… В воздухе повисло ощущение какой-то неуверенности. Ни на что больше нельзя опереться, в любой момент поднимется занавес — и откроет вещи, которых лучше никому не видеть. Безумец теряет контроль над собой.

Местные жители бросились врассыпную. Нестройные крики выразили весь спектр эмоций, от удивления до ужаса. Мир вокруг Безумца крошился и разваливался. Я ухватил Грешника за руку, но легче не стало: казалось, в любой момент мы можем оторваться от земли и упасть вверх — навсегда улететь в ночное небо. Детали окружающего мира беспорядочно менялись. Пытаясь справиться с этим, кто-то из местных вцепился в Безумца, но тут же завопил от ужаса: одним взглядом мой компаньон изменил его самого. Спустя несколько мгновений несчастный стал похож на абстрактную фигуру: сплошные углы и сталкивающиеся перспективы. Некоторые части тела вовсе исчезли, но человек всё ещё жил. На дело рук своих Безумец смотрел с полной невозмутимостью.

Обняв искалеченного, сестра Морфина прокричала:

— Это ты виноват, Джон Тейлор! Это ты его притащил! Сделай что-нибудь!

Нашарив кое-что полезное в карманах пальто, я двинулся вперёд, но меня обогнал Грешник. Некоторое время они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Вселенная затаила дыхание. Потом Безумец глубоко вздохнул и отвернулся. Окружающий мир понемногу вернул себе привычные формы. Уникальная природа Грешника дала Безумцу ориентир и возможность очнуться. На Крысиных аллеях снова установился мир, хотя многие все ещё плакали и тряслись от страха. Грешник взял Безумца за руку и повёл прочь; тот был послушен, как ребёнок.

— С тобой лучше в гости не ходить, — сказал я в пространство.