Он делает паузу. Ему торопиться некуда.

— Вы знаете, что будет потом?

Учитель ждет, пока она отрицательно покачает головой.

— Сначала вас и Оливера поместят на секретную охраняемую квартиру. Когда закончится процесс, вы попадете под действие программы защиты свидетелей. Думаю, вы о ней слышали. Для вас придумают новую жизнь. Увезут в другой штат, дадут вам новые имена. Иногда даже делают пластическую операцию. Подыщут вам работу по специальности. Вы ведь работаете на компьютере, верно? Но о скульптуре, разумеется, не может быть и речи. Это я вам гарантирую: стоит вам хоть где-нибудь выставить свои работы, под любым именем, в любой форме, и мы тут же выйдем на ваш след. С тем же успехом вы можете выставляться в Нью-Йорке под собственным именем. Вас немедленно разыщут. Где угодно, хоть на краю земли.

Учитель достает из кармана маленький блокнот.

— Посмотрите вот это.

Энни смотрит на блокнот и не двигается.

— Мне трудно повторять по два раза одно и то же, — говорит он. — Нам предстоит работать вместе, тут уж ничего не поделаешь.

Тогда Энни открывает блокнот и видит, что на первой странице приклеен заголовок из газеты. “МАФИОЗИ СОГЛАСЕН ДАВАТЬ ПОКАЗАНИЯ”. Тут же фотография — изможденный мужчина с печальными глазами.

Самой статьи нет — отрезана ножницами. Энни смотрит на мужчину, она видит его впервые. Тогда Учитель велит ей перевернуть страницу. Там еще одна вырезка — в траурной рамке. Некий Харольд Браун, владелец видеопроката в городе Линкольне, штат Небраска, покончил жизнь самоубийством. Чуть ниже приклеена цветная фотография, на которой гроб с телом покойного.

— Это он и есть, наш мафиози, — говорит Учитель. — Он тоже воспользовался программой защиты свидетелей. Только она его не защитила. Вам интересно, как его разыскали? Я сам толком не знаю, но, кажется, установили “жучок” в телефон его сестры. Очень долго ждали, потом он позвонил. Переверните еще одну страницу.

Пальцы Энни дрожат, она никак не может перевернуть страницу. Мужчина приходит ей на помощь.

“НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ НА ЦЕЛЛЮЛОЗНОМ КОМБИНАТЕ В САВАННЕ”.

— Этому человеку не следовало бы работать на таком опасном производстве, — говорит Учитель. — Он всю жизнь торговал наркотиками, разве ему справиться со станком? Даже непонятно, почему программа защиты свидетелей нашла для него такую работу. — Он нагибается ближе. — И как у них только хватило мозгов оставить его хоть на миг без охраны?

Он переворачивает еще одну страницу.

— Полюбуйтесь еще вот на это.

Здание суда, по ступенькам спускается какая-то женщина.

— Это Линда Бенелли, — объясняет Учитель. — Ее просили не давать показаний, а она заупрямилась. Это я во всем виноват. Надо было попытаться поговорить с ней по душам. Я и не думал, что ее показания так огорчат моих коллег. Хотите знать, что было дальше? Переверните страничку.

Он снова помогает ей.

Энни смотрит на фотографию пожилой пары. Снимок сделан на Рождество, старик и старушка улыбаются. Внизу газетный заголовок: “ПОЖИЛАЯ ПАРА ИСЧЕЗЛА БЕССЛЕДНО”.

— Это ее родители, — поясняет Учитель. У Энни перед глазами все кружится, но она усилием воли прогоняет дурноту.

— А откуда я знаю, что все это…

— Что все это правда? — понимающе кивает, он. — Этого вы знать не можете.

Он забирает у нее блокнот.

— Конечно, все это ерунда. Детские сказки. Абсолютно ничего не доказывает. — Он сует блокнот в карман. — Мне казалось, Энни, что вы и так все поймете. Конечно, я мог бы вам принести в коробке человеческую голову. Хотите, сделаю это? Мне очень важно вас убедить. Если не получится и вы отправитесь в полицию, мистеру Боффано конец. Мне тоже конец. Все ваши близкие погибнут. И все ради чего? Непонятно. Ради бессмысленной мести. Зачем нужны все эти неприятности? Даже если я попаду на электрический стул, это не слишком меня опечалит. Я говорю правду, дорогая Энни, можете мне верить.

Энни поднимает глаза и видит, что он сидит перед ней на корточках. У него огромное лицо, оно заслонило весь остальной мир.

— Вы мне верите? — допытывается он. — Вы мне поможете?

Энни очень трудно дышать.

— Я не могу, — говорит она. — У меня не получится. Я начну рыдать и никогда не остановлюсь. Вы не представляете, какая я плакса. Меня выведут из состава присяжных, меня близко не подпустят к…

— Неужели вы думаете, что судья позволит вам выйти из состава суда только из-за того, что вы расплачетесь?

— Но у него не будет другого выхода.

Учитель качает головой.

— Извините, но в этом случае мы вынуждены будем заподозрить вас в предательстве.

— Господи, нет! Клянусь, я ни слова никому не скажу!

— Энни, лично я вам верю. Но сомнение все равно останется. А сомнение — штука опасная. Наверняка с кем-нибудь из ваших близких случится трагедия.

— Ради Бога, не надо! Я только хотела сказать…

Учитель устало машет рукой. Встает, задумчиво проходится по комнате, садится.

— К сожалению, выхода нет. Я правда об этом сожалею. Вы нам очень нужны.

— Но я не могу! Если он виновен, я не смогу соврать. Вы меня не знаете, я органически не способна лгать. Это сразу видно по моему лицу. Если я скажу, что он не виновен, а сама буду думать, что он виновен, все вокруг сразу увидят, что я говорю неправду. А ведь он виновен, да? Он убил этого старика, мальчика тоже убил. Так ведь?

Учитель улыбается.

— Вы вторгаетесь в область философии.

— Нет, я просто спрашиваю. Он виновен? Он ведь убил много людей?

— Энни, он член преступной организации. Его обвинили в нескольких убийствах, это верно. Но должен вам сказать, что его так называемые жертвы сами были преступниками.

— И мальчик тоже?

— Это был несчастный случай. Даже Луи Боффано не стал бы убивать ребенка. А что касается старика, то он, ей-богу, ваших слез не стоит. Сальвадоре Риджио был жестоким убийцей. Уверяю вас, ни один человек на свете не уронил по нему слезинки.

Звонит телефон, и Энни от ужаса вся сжимается.

— Что мне делать? — лепечет она. Он протягивает ей платок.

— Утрите слезы, снимите трубку. Думаю, это звонит ваш сын.

— Что я должна ему сказать?

— Что хотите. Скажите, что вы расстроены, что ваше свидание прошло ужасно.

Учитель протягивает ей руку, помогает подняться, но Энни не нуждается в его помощи — она встает сама, подходит к телефону, снимает трубку.

— Алло.

— Мам?

— Да.

— Ты в порядке?

— Да.

— Мам, что у тебя стряслось?

Энни шмыгает носом.

— Ничего. Вечерок выдался так себе. Но со мной все в норме.

— Что он тебе сделал, мам?

Энни глубоко вздыхает и говорит:

— Ничего он мне не сделал. Просто… У тебя-то как дела?

— Ты же обещала позвонить.

— Извини. Ты там себя прилично ведешь?

— Да.

— Ну и ладно.

— Мам, у тебя какой-то чудной голос. Будет он покупать твои ящики или нет?

— Не важно. Ложись-ка ты спать. Завтра увидимся, после школы. Пока. — Она вешает трубку.

Немного помолчав, Учитель говорит:

— Кстати, о ящиках. Я их действительно покупаю. Те три, в галерее, уже куплены. Можем договориться и об этих.

— Забудьте об этом. Я не хочу…

— Но я настаиваю. Мне хочется чем-то отплатить вам. И я понимаю, что в ужасной ситуации, в которой вы оказались, деньги — не большое утешение, но все-таки… — Он встает. — Энни, я очень не хотел вас пугать, но у меня нет выбора… Я знаю, что вам предстоит пережить тяжелый период. Вам будет одиноко, захочется поделиться с каким-нибудь близким человеком. Заклинаю вас — не делайте этого. Всякий, кому вы расскажете о нашем общем деле, окажется под смертельной угрозой. Это понятно?

Энни смотрит в пространство невидящим взглядом. Потом снова шмыгает носом, и Учитель воспринимает этот звук как знак согласия.

— Когда вы мне понадобитесь, я с вами свяжусь. К вам подойдет кто-нибудь и скажет: “Мы с вами познакомились в булочной”. Сделайте так, как скажет этот человек. Итак, что он вам скажет?

— “Мы познакомились в булочной”.

— Энни, все закончится очень быстро. И потом наши пути никогда больше не пересекутся.

Он идет к двери. В комнату врывается холодный ночной воздух, пламя свечей колеблется и дрожит. Дверь тихо закрывается.

Три огонька облегченно выравниваются. С улицы доносится шум аварийного двигателя, еле слышно звучит музыка Вивальди. Эта гордая, властная, уверенная в себе музыка. Ей нет дела до окружающего мира, она существует сама по себе, поддерживается мощной внутренней архитектурой. Вскоре урчание мотора и музыка стихают. Энни сидит в абсолютной тишине. Сильно колотится сердце, на дальней стене висят ее беспомощные, робкие скульптуры. Голова у Энни абсолютно пуста.

Славко Черник сидит, кое-как втиснувшись в свою крошечную ванну. Чертов домовладелец не включил отопление, и единственный способ согреться — залезть в горячую воду. Славко ногой поворачивает кран, чтобы подпустить горячей воды. Чем горячее, тем лучше.

Славко одновременно жует галету и курит сигарету “Лаки Страйк”. Тут же, рядом, стоит стакан с виски “Джим Бим” (для вкуса добавлено чуть-чуть меда). Славко читает книгу “Избранные стихотворения” Дерека Уолкотта. Одна женщина как-то сказала ему, что Дерек Уолкотт — “самый обалденный поэт на свете”. Славко был влюблен в эту женщину. Он и сейчас в нее влюблен. Поэтому он постоянно держит книгу у себя в ванной и всякий раз, залезая в воду, повышает свой культурный уровень. Ванная находится в крошечной каморке сразу за его рабочим кабинетом. Время — поздний вечер.

Славко сосредоточенно вчитывается в стихотворение. Понять что-нибудь трудно. Текст примерно такой:

Славко морщится. Читает отрывок еще раз. Все равно не понятно. Тогда он переворачивает книгу и пытается прочесть его вверх ногами. Получается еще хуже. Отчаявшись, Славко отпивает виски, затягивается сигаретой, переворачивает страницу.

Из кабинета доносится телефонный звонок.

Это еще кто? Кто будет звонить в “Детективное агентство Черника” в столь поздний час?

Скорее всего, из “Охранного агентства Грассмана”. Опять им нужен сменщик для наружного наблюдения. Дорогой Славко, не хотите ли немножко подработать? За восемь долларов в час сидите с этим идиотом Биллом Фармером в холодной машине и любуйтесь на обшарпанную дверь обшарпанного мотеля. В качестве звукового аккомпанемента — сонное похрапывание и попукивание Билла Фармера. Очаровательная перспектива. Как, Славко, улыбается тебе такая ночь?

Нет, большое спасибо.

Лучше я посижу в ванне, буду читать стихи до тех пор, пока подсвеченная лампой страница не превратится в белейший стаз, чья отрешенность сияет радугой пропеллера под солнцем. Надеюсь, вы понимаете, что я имел в виду.

Звонят во второй раз. Славко опускается в воду по самый подбородок.

Или это звонят из отеля “Карузо”, как на прошлой неделе. У них там проходила конференция голубиной почты, нужно было изображать охранника. Всю ночь просидел на чертовски неудобном металлическом стуле, охраняя питьевые автоматы. Вдруг на увлекательный конгресс проберется какой-нибудь террорист? Да, в отеле “Карузо” была смертная скука. Жаль, что террорист так и не появился.

Телефон все звонит.

Ребята, отстаньте вы от меня. Плевал я на ваши деньги. То есть деньги мне, конечно, нужны. Я остался без квартиры, и скоро меня выставят из этого задрипанного офиса, но никуда я сегодня не пойду. Из ванны — сразу в кровать. Баиньки.

Включается автоответчик. Мужественный баритон Славко вещает: “Детективное агентство Черника. В настоящий момент в офисе никого нет, но…”

Противный голос, думает Славко. Нечто среднее между брачной песней игуаны и скрипучей дверью. Славко затягивается сигаретой, а потом погружается в воду с головой, но голос автоответчика слышно и там.

Потом раздается нечто необычайно мелодичное, и Славко сразу выныривает. Совершенно ангельский голосок сообщает, что его владелицу зовут Сари Ноулз. Какое чудесное имя. Сари Ноулз диктует свой номер телефона, а потом произносит следующий текст:

— …Понимаете, мне… Как бы это сказать… Нужна ваша помощь. Дело не то чтобы срочное… И я знаю, что уже поздно… Вообще-то, я про вас ничего не знаю… Наткнулась на ваше имя в телефонной книге…

— Алло. (Славко уже у телефона.)

— Алло, это мистер Сирник?

— Не Сирник, а Черник. Я был в ванной, извините, что заставил ждать.

— Ой, я не надеялась даже, что вы еще на работе.

— Ничего, все в порядке.

Славко мерзнет. Поэтому, не выпуская из руки трубку, он закрывает дверь в коридор, ложится на матрас, заменяющий ему кровать, и кутается в одеяло. Интерьер офиса такой: вчерашняя газета, коробка печенья, замызганный номер “Пентхауса”, телефонный аппарат. Больше ничего.

— Да, мэм? Чем я могу вам помочь?

— Я и сама не знаю.

— У вас неприятности?

— Нет, ничего противозаконного. Просто… — Голос стихает.

— Вы замужем?

— Нет.

— Это касается вашего приятеля? — Глубокий вздох.

— Да.

— Какие-нибудь проблемы?

— В общем, да.

— Вы не знаете, где он?

— Нет, дело не в этом. Ничего особенного не случилось…

— Вы подозреваете, что у него есть кое-кто еще?

— Дело в том, что я вообще понятия не имею, чем он занимается. — В голосе звучат слезы. — Он ничего мне не говорит. Я только знаю, что он все время занят, все время работает. Он управляет потребительским фондом, и я знаю, что у него действительно много работы. Но в последнее время я только и слышу, что о новом клиенте. Кажется, это женщина.

— И вы ревнуете, да?

— Черт! Это совершенно на меня не похоже. Я ведь знаю, что уже поздно, я могла бы подождать с этим звонком до утра. Но я не могу уснуть, не нахожу себе места. Я совершенно расклеилась. Ведь я — деловой человек, у меня собственное бюро путешествий. Я умею держать себя в руках, я…

— Я все понимаю. В жизни всякое бывает. Могу я задать вам вопрос, мисс…

— Сари Ноулз. Можете звать меня просто Сари.

— Так вот, Сари, можете не отвечать на мой вопрос, но я хотел бы знать, ходите ли вы к психоаналитику? — Молчание. — У вас сейчас такой сложный период, — начинает объяснять Славко. — Вот я и подумал…

— Какая вам разница? Если он встречается с кем-то еще, если я его теряю… — В голосе женщины звучит страх. — Мне совершенно все равно, чокнулась я или нет.

Эта интонация Чернику хорошо знакома. Можно считать, что клиент в кармане. Приходилось ли вам чувствовать, что стены вашего дома дрожат и вот-вот рассыпятся? Что ваша любовь умирает? Что жизнь насквозь прогнила и ее тяжелая кровля, того и гляди, обрушится вам на голову? Что к вам со всех сторон подступает одиночество?

Если да — скорей звоните частному детективу.

Вы ведь уже поняли, что главная причина ваших страданий — неосведомленность. Чего вам больше всего хочется — так это услышать правду. Так звоните же детективу, не теряйте времени — он докопается до правды.

На самом деле вы совершите поступок, глупее которого не бывает.

Ведь настоящая правда состоит в том, что детектив не раскопает для вас ничего хорошего. Если уж ваша любовь дала трещину, мэм, разве способен ее заделать какой-то частный сыщик? Если бы я был честным человеком, я бы сразу вам об этом сказал. Повесил бы трубку, не стал бы морочить голову.

Но Славко говорит:

— Так что именно вам нужно? Чем я могу помочь вам, Сари?

Энни сидит на кровати. Три часа ночи. Работает телевизор, показывают телешоу, но Энни не смотрит на экран. Ее взгляд устремлен чуть выше — там на обоях пятно. Лишь когда в телевизоре бьют в гонг, Энни автоматически смотрит на экран. Жаль только, в гонг бьют не часто. Смысл происходящего на экране от нее ускользает.

Во всех комнатах горит свет. Радио включено на полную громкость — передают мелодии рэгги: бас-гитара, ударник. Энни забыла выключить радио, когда включала телевизор.

Думает она о том, что неплохо бы забрать домой Оливера. К сожалению, слишком поздно, она перебудит весь дом. Оливеру будет стыдно перед своим другом. Нужно ждать до утра. С Оливером все в порядке, до утра ничего не случится.

До Энни смутно доходит, что шоу закончилось и началась какая-то другая программа, но сил сконцентрироваться у нее нет.

Звонит телефон. Неужели ты, сволочь, забыл сообщить мне какую-нибудь пакость? Очередная угроза? Придумал какую-нибудь новую пытку? А вдруг это Оливер?

Энни снимает трубку.

— Да?

Плохо слышно — хрип, треск. Потом мужской голос:

— Энни, это ты? Как у тебя дела?

Черепаха! Он говорит:

— Ты работаешь? Или у тебя любовное свидание?

— Черепаха! Как ты поживаешь?

— У меня все в порядке.

— Погоди!

Она выключает радио, выключает телевизор. В доме становится очень тихо, только слегка потрескивает в телефонной трубке. Черепаха звонит из Гватемалы. Очевидно, добрался до телефона в каком-нибудь ближайшем городке. У него в клинике телефона нет.

— Тебя плохо слышно, — говорит она.

— А теперь? — кричит он.

— Теперь лучше!

Она так рада, что он позвонил, чуть не плачет.

— Мне пришлось везти ребенка в большой госпиталь, и я вспомнил, что мы с тобой давно не разговаривали. Когда я тебе звонил в последний раз?

— Не помню. Кажется, весной.

— Ну, как ты? — спрашивает он.

— У меня все в порядке, — упавшим голосом отвечает Энни.

Всякий, кому я расскажу, окажется в смертельной опасности…

Этого допускать нельзя. Нужно поскорее прервать разговор, пока Зак Лайд не узнал, кто звонит и откуда. Он наверняка подслушивает. Неужели? Неужели он сидит в наушниках и прислушивается к каждому сказанному слову?

Вне всякого сомнения. Нужно повесить трубку.

Но Черепаха обязательно позвонит снова. Отключить телефон?

Нет, от Черепахи так просто не отделаешься. Если он не сможет дозвониться, то начнет беспокоиться. Первым же автобусом поедет в аэропорт, сядет на самолет…

— Энни, я помню, что у тебя должна быть выставка, верно? Она открылась еще в прошлом месяце, да?

У меня нет выбора.

— Ну и как? Эти козлы, художественные критики, сообразили наконец, насколько хороши твои работы?

Нужно поскорее кончать разговор.

— Черепаха, у меня нет желания с тобой разговаривать.

Помехи на линии, диковинные хрипы, словно дикие звери из пустыни выстроились в шеренгу по всему телефонному проводу до самой Гватемалы.

— Я не вовремя звоню?

— Ты вообще больше не звони. У нас с тобой все давно кончено. Мы попытались остаться друзьями, но не вышло. Теперь у меня есть другой человек, понял? И ему не нравятся твои звонки. Мне они тоже не нравятся.

Тишина, прерываемая лишь хрипом и треском. Может быть, он повесит трубку сам? Но нет, Черепаха вздыхает и говорит:

— Извини, Энни, я не знал.

Он еще извиняется. Я веду себя с ним, как последняя стерва. Поэтому-то у нас с ним ничего и не вышло. Ты слишком хорош для меня, Черепаха.

— Ладно, не переживай, — говорит она. — Просто оставь меня в покое, понял?

Учитель лежит в кровати, погруженный в полудрему. Селектор настроен на канал 4: спальня Энни Лэйрд. Он слышит, как она кладет телефонную трубку. Молодец какая — даже не плачет.

Должно быть, ей больно вот так расставаться со старым другом. Учитель гордится своей подопечной.

Раздается скрип ее кровати, потом шаги. Куда это она собралась? Энни, тебе лучше поспать, думает Учитель. Я знаю, это нелегко, но утром все покажется не таким уж страшным — сама увидишь. Да и мне поспать не мешает.

Он переключается на канал 1 (кухня). Какой-то шорох. Кажется, она надевает куртку. Хлопает дверь. Потом ничего. Учитель подкручивает громкость. Слышит тиканье часов, ровный гул холодильника. Потом доносится шум автомобильного двигателя.

— Энни, — шепчет Учитель. — Вернись домой. Пора спать.

Учитель устал. Он ждет звонка от Эдди, который дежурит в машине возле дома — на случай, если Учитель ошибся и женщина попытается сбежать. Но Учитель знает — он не ошибся.

Вот и телефонный звонок.

— Винсент, она садится в машину, собирается куда-то ехать, — докладывает Эдди. — Понятия не имею, куда она собралась.

— Я знаю, — говорит Учитель.

— Куда?

— К дому Джесса Грабовски. У нее там сын ночует.

— Она что, хочет его забрать? Собирается смыться?

— Не думаю. Полагаю, Эдди, она просто хочет быть поближе к своему ребенку.

Десять минут спустя Эдди бесшумно подъезжает к дому, на почтовом ящике которого написано “ГРАБОВСКИ”.

Энни Лэйрд сидит в своей машине — Эдди видит ее силуэт. Поэтому он не останавливается, проезжает мимо, а Учителю докладывает:

— Да, ты прав, она здесь.

Винсент не отвечает, он уснул. Тогда Эдди повышает голос:

— Она здесь, говорю.

— Хорошо, — отвечает Винсент.

— Ты опять оказался прав.

— Угу, — сонно мычит тот.

— Но я этого не понимаю.

— Чего ты не понимаешь, Эдди?

— Я не понимаю, что за хреновина происходит? Какой смысл торчать рядом с домом, ведь с ребенком все в порядке?

— Загадка, — хмыкает Винсент.

— Нет, в самом деле. Почему она не пойдет и не разбудит его?

— И перебудит весь дом?

Эдди вынужден признать, что Винсент прав. Он думает: откуда Винсент может все это знать? Ведь у него нет собственных детей, однако он правильно вычислил поведение матери, а Эдди, хоть он и отец, ничего не понял. А Эдди — настоящий отец, дочку он вырастил практически один. Как получается, что Винсент всегда прав?

— Эй, Винсент, — зовет он. Сонный голос отвечает:

— Что?

— Хочу спросить у тебя совета.

— Хочешь совет? Советую: отправляйся спать. Ничего с нашей дамочкой не случится. Посидит немножко и поедет домой.

— Нет, я не об этом.

— А о чем?

— Хочу посоветоваться насчет дочки, Розанны.

Учитель вздыхает.

— Валяй.

— Ей уже четырнадцать.

— Не четырнадцать, а пятнадцать.

— Что?

— Ей недавно исполнилось пятнадцать. Я посылал ей подарок на день рождения.

— Елки-палки, Винсент! Так это ты ей прислал роликовые коньки? Она была от них без ума.

— Я очень рад.

— А она тебя поблагодарила?

— Конечно.

— Слава Богу. А теперь послушай, какая у меня проблема. Мне на днях позвонил ее врач. Розанна проходила обычную проверку, для школы. Так вот, врач сказал, что у нее, у моей дочурки…

— Ну что там у твоей дочурки?

— У нее проколоты губы влагалища, представляешь?! И вставлены два колечка, запертые на замочек. С ума сойти! Это значит, никто не сможет ее трахнуть, если у него нет ключа. Винсент, девчонке пятнадцать лет! Ты что-нибудь понимаешь? Я к ней с расспросами, и выясняется, что у нее самой ключа нет — он, видишь ли, у ее парня. Скажи, как зовут парня, требую я. Она ни в какую. Мне просто интересно, говорю я, что это за принц такой. Нет — и все. Розанна, говорю, у меня есть возможности выяснить, кто это, и без твоей помощи. И что ты с ним сделаешь, говорит, бросишь в речку? Я говорю: Розанна, дочка моя любимая, мать твою, я хоть раз в жизни тебя ударил? Она говорит — нет. Я говорю, а зря, следовало бы. Ты, говорю, дура ненормальная, тебе нужно мозги вышибить. Надо же додуматься до такого, себе на п… замок повесить! Сколько я с ней ни бился, так она мне имя своего парня и не сказала. Что мне делать, Винсент? Неужели я потерял свою девочку?

Эдди едет по главной улице городка. Улица пуста, лишь один раз навстречу попадается патрульный полицейский автомобиль.

— Не знаю, Эдди, — вздыхает Винсент. — Ты не пробовал ей мать подыскать?

— Где ж я найду ей мать? Ты ведь знаешь, какой я урод.

— Вовсе ты не урод.

— Жирный, физиономия скособоченная — кто за меня пойдет?

— В тебе много хорошего, Эдди. Поговорил бы ты со своими друзьями. Например, с Д`Аполито, владельцем ночного клуба. Пусть подыщет для тебя подходящую девчонку.

— Хватит с меня шлюх. Мать моей Розанны тоже была шлюха. Как вспомню эту поганую Риту, так с души воротит.

— Ладно-ладно. Главное, любишь ли ты свою дочь?

Голос у Винсента звучный и какой-то потусторонний — только он умеет говорить таким голосом.

— Люблю, — говорит Эдди.

— Значит, все обойдется. Показывай ей свою любовь. Рано или поздно она снимет этот дурацкий замок. А пока утешайся тем, что она не трахается с кем попало. И давай прощаться, Эдди. Я спать хочу.