Во вторник Рудольф проснулся ни свет ни заря и больше не мог уснуть. Он вышел на балкон и долго смотрел на спящий город. Мысли его были дома, с Магдой и Нильсом. С Карстеном, Албректсеном и другими сотрудниками Управления на Виктория-Террассе. Он гадал, когда прилетит в Италию Лиллиан Бек и как теперь сложится жизнь у Кари Бертелсен и Эдварда Лиена.
      В половине седьмого он достал записную книжку, нашел телефон больницы Святой Марии Магдалины и позвонил.
      Ему ответили, что ночь у синьора 'алворсена прошла спокойно. Сейчас он бодрствует, сознание у него относительно ясное, но действие шока еще не прошло. Мать и синьор Нильсен могут посетить его в любое время, но лучше после одиннадцати. После обхода врача.
      Рудольф не спеша принял горячую ванну, потом долго стоял под душем. Не спеша побрился. И так же не спеша оделся. Он ненавидел подобные «окна» – время, которое никак нельзя использовать. Когда он курил, эти «окна» не казались ему такими долгими и тягостными, как теперь.
      Не находя себе места, он снова вышел на балкон, сел и попытался сосредоточиться. Зазвонил телефон, и Рудольф вздрогнул, взглянул на часы. Половина восьмого.
      Звонил Кантагалли. Он вежливо осведомился, не разбудил ли он Рудольфа.
      – Нет, я уже давно проснулся, – ответил Рудольф и поблагодарил Кантагалли за вчерашний вечер.
      – Я звонил в больницу, – сказал Кантагалли. – В четверть двенадцатого мы сможем поговорить с синьором 'алворсеном. На всякий случай я привезу с собой переводчика, возможно, синьор 'алворсен будет в состоянии дать нам показания. Вас устраивает, если я приеду за вами и за синьорой 'алворсен ровно в одиннадцать?
      Рудольф положил трубку и задумался о переводчике Кантагалли. Вчера вечером за кофе с коньяком Кантагалли сказал, что хотел бы присутствовать при разговоре Рудольфа с Харри, но о переводчике речи не было.
      Видно, Кантагалли доверяет Рудольфу не больше, чем Рудольф ему.
 
      Днем больница выглядела гораздо приветливее. Длинная высокая стена, окружающая всю территорию больницы, густо заросла бугенвиллеей. Цветы были мелкие и невзрачные, зато большие листья всех оттенков красного и лилового радовали глаз. Фру Халворсен была в превосходном настроении – ее сын пошел на поправку. Она даже поинтересовалась, можно ли ей захватить с собой в Осло два отросточка бугенвиллеи. Один – для себя, другой – для фру Торкилдсен. Рудольф сомневался в такой возможности. Ему казалось, что из-за границы не разрешается ввозить никакие растения. Но это можно узнать.
      Кантагалли был молчалив. Он привез с собой переводчика. Это была немолодая норвежка, которая уже двадцать пять лет жила в Италии – Маргит Тартани, но, как она сказала, здесь все зовут ее Марией. У нее было шестеро детей. Старшему тридцать лет, младшему – десять. Ее муж работал в фирме «Джеронтони», так что она была осведомлена обо всех печальных событиях. В Норвегии у нее не осталось никаких родственников, и новости оттуда ее нисколько не интересовали. Она уже так давно не говорила по-норвежски, что порой с трудом подыскивала нужные слова. Одета она была красиво и со вкусом и вообще производила впечатление состоятельной женщины, но выглядела усталой и подавленной. Она немного оживлялась, только когда говорила с Кантагалли по-итальянски.
      Харри все еще лежал в реанимации, но теперь его кровать стояла еще дальше от кроватей других больных. Ее загородили ширмой, чтобы посетители могли без помех разговаривать с ним.
      Фру Халворсен наклонилась и поцеловала его в лоб.
      – Сыночек мой! – Голос у нее больше не дрожал, глаза сияли. – Слава богу, что ты жив!
      – Мама! – По щекам у него скатились две большие слезы.
      – Меня зовут Рудольф Нильсен, я старший инспектор уголовной полиции Осло, – сказал Рудольф и представил Кантагалли и Маргит Тартани. – У нас с собой магнитофоны. Ты отвечай, но не очень напрягайся. – Рудольф невольно перешел на «ты». – Мы можем прийти и попозже. Главное, чтобы ты поскорее набрался сил для поездки домой.
      – Мама!
      – Я останусь здесь, Харри, пока ты не сможешь уехать домой. Мы уедем вместе. Фрекен Бек оплатит мое пребывание здесь, она взяла на себя все расходы. Пусть тебя это не беспокоит.
      – Венке!
      Рудольф насторожился.
      – Расскажи нам о ней!
      – Ее убили…
      Кантагалли и Маргит Тартани быстро обменялись какими-то словами. Наверно, Кантагалли поинтересовался, что сказал Харри, решил Рудольф. Вопрос Маргит подтвердил его догадку:
      – А кто стрелял? – спросила она.
      – Маленькие… зеленые… в таких странных шапках. – Харри вновь пережил случившееся, он вдруг побледнел. – Пить…
      Ему дали воды.
      – Сколько их было? – спросил Рудольф.
      – Четверо… кажется… Темно…
      – Это ты взял Венке с собой в поездку?
      Харри закрыл глаза и долго лежал, не отвечая. Наконец он открыл глаза и произнес так тихо, что они с трудом разобрали его слова:
      – Она ехала… к своей умирающей… тетке. Вера… – Он покачал головой и тут же застонал от боли.
      – Вера, а фамилия?
      – Кан-та-ни… – Он умолк на мгновение. – Замок…
      Мы свернули… там указатель…
      – Указатель? – быстро спросил Рудольф. – Что на нем было написано?
      – Ка… Кастелло… ди… Кантани… – с трудом ответил Харри.
      – Вам известен такой указатель? – по-английски спросил Рудольф у Кантагалли после того, как Маргит перевела тому последние слова Харри.
      – Нет, – коротко ответил Кантагалли.
      – Но, Харри! Почему ты мне не сказал, что у тебя есть знакомая по имени Венке? – Фру Халворсен была возмущена.
      – Где ты с ней познакомился? – спросил Рудольф.
      Через силу, часто останавливаясь, Харри рассказал, как она сама подошла к нему на улице и сказала, что она сестра Пера Ларсена, с которым он в юности играл в футбол. Он пригласил ее в кафе. Потом они пошли к ней. Это было месяц тому назад, чуть больше. Она попросила взять ее в Италию. Там у нее умирала тетка, которая хотела, чтобы Венке приехала к ней. Но у Венке не было денег на билет. Поэтому они с Харри договорились, что как бы случайно встретятся на пароме.
      – Трейлеры, – прошептал Харри. – Что с ними?
      – Пока неизвестно, – ответил Рудольф. – Ты не помнишь точно, когда Венке попросила тебя взять ее с собой?
      Это Харри хорошо помнил.
      – Через две недели после того, как мы познакомились.
      – Ты уже знал, что поедешь в Италию?
      – Нет. Но я часто сюда езжу.
      – А тебя не удивило, что Венке решила ждать твоего очередного рейса в Италию, хотя тетя ее лежала при смерти?
      – Нет. Я о тетке и не думал. Я думал только о Венке… что мы с ней… А Бек вскоре после этого сказал, что мы поедем в Италию.
      – А он сказал тебе, что вы туда повезете?
      – Нет.
      – Когда ты это узнал?
      – За день до отъезда.
      – И сообщил об этом Венке?
      – Нет! Ведь это служебная тайна!
      – А разве она не спрашивала, что вы везете?
      – Нет. Она думала только о том, чтобы проехать с нами как можно дальше. – Он закрыл глаза, через минуту он открыл их, в них блестели слезы. – Это… моя вина… Она погибла… – Губы у него дрожали. – Мы… мы хотели пожениться!
      – Ты собирался жениться на девушке, с которой был знаком всего один месяц?! – воскликнула фру Халворсен. – На девушке, которую ты даже ни разу не пригласил домой? Харри, почему ты не познакомил меня с ней?
      – Не будем сейчас утомлять этим Харри, фру Халворсен. Он вам все расскажет, когда наберется сил. А пока нам надо выяснить более важные вопросы.
      – Простите, – извинилась она. – Я забыла, что обещала не мешать вам.
      Рудольф спросил у Харри, где жила Венке. Харри назвал адрес.
      – Только там на двери написано не Ларсен, а Бранд. Венке жила в квартире своей кузины, которая работает в Англии.
      Все это время сидевшая неподалеку сестра наблюдала за состоянием Харри по импульсам на мониторе. Наконец она подошла и сказала, что больному надо отдохнуть. Он слишком разволновался. Вечером они могут навестить его еще раз. Но лучше всего отложить разговор на завтра.
      Рудольф зашел в кабинет врача. Доктор Вардани был доволен своим пациентом.
      – Если ничего не изменится, его уже сегодня можно будет перевести в отдельную палату.
      Не доезжая до гостиницы, Маргит Тартани попрощалась с ними, она сказала, что у нее дела в городе. Рудольф вместе с фру Халворсен зашел в банк и помог ей получить по чеку деньги.
      – Чем вы собираетесь заняться, пока меня не будет? – спросил он. – Я вам советую, если пойдете в город, оставьте часть денег на хранение у портье. Не надо носить с собой такую крупную сумму.
      – Нет, я никуда не пойду, я хочу отдохнуть у себя в номере.
      – Что собирается делать синьора 'алворсен? – поинтересовался Кантагалли.
      – Будет отдыхать у себя в номере.
      – Хорошо. Спросите у нее, пожалуйста, когда ей принести ленч и когда – обед. Я распоряжусь, чтобы ей все подали в номер.
      Они договорились, что ленч фру Халворсен подадут в два часа, а обед – в восемь.
      – И помните, фру Халворсен, ваша дверь все время должна быть заперта, – внушал ей Рудольф, провожая ее в номер. – Не открывайте никому, кроме слуги, который принесет вам еду. Я подожду, пока не услышу, что вы заперлись на ключ.

      От Бриндизи до Фоджи было двести двенадцать километров, и еще двадцать семь километров до поворота, где трейлеры свернули с шоссе Е-2. Машину вел опытный водитель, дорога была прекрасная. Все двести тридцать девять километров они проехали меньше чем за три часа и без двадцати четыре были уже на месте.
      – Не понимаю, про какой указатель он говорил, – сказал Кантагалли. – Всю жизнь живу в Италии. Двадцать пять лет в Бриндизи. Но про Кастелло ди Кантани слышу впервые.
      – Без указателя им эту дорогу было бы не найти, – твердо сказал Рудольф и начал тщательно осматривать землю на месте поворота. В конце концов он обнаружил углубление, похожее на заполненное землей отверстие. Откинув башмаком листья, он наклонился и начал пальцами осторожно разгребать землю.
      – Вы думаете, что указатель стоял здесь? – спросил Кантагалли, легко опускаясь на корточки.
      – Во всяком случае, здесь была воткнута палка или шест.
      – Возможно. – Кантагалли поднялся, стряхнул землю и долго вытирал руки белоснежным носовым платком. – Но еще неизвестно, когда здесь стоял этот предполагаемый указатель.
      Шестеро полицейских в форме обследовали место, на котором были найдены трупы водителей и раненый Харри.
      – Как видите, мы работаем очень тщательно, – сказал Кантагалли. – И тем не менее до сих пор не обнаружили ничего, что указывало бы на присутствие здесь женщины. Синьор 'алворсен убежден, что она была убита вместе со всеми, значит, убийцы по неизвестной нам причине забрали ее труп. Рано или поздно он все равно обнаружится. Только не понимаю, зачем им понадобилось его уносить.
      – Может, для того, чтобы ввести полицию в заблуждение?
      Кантагалли хмыкнул.
      – Это не так легко. – Он вдруг улыбнулся. – Вам, наверное, хочется увидеть ателье скульптора?
      – Да, конечно.
      Всю дорогу от Бриндизи Рудольфа не покидало неприятное чувство: в показаниях Харри была какая-то неувязка. Но какая, Рудольф сообразить не мог. Встревоженный этим, он вслед за Кантагалли прошел двести метров до ателье и осмотрел серое каменное здание.
      – Как видите, если бы герцог не пообещал ателье американскому скульптору, – Кантагалли сделал выразительный жест, – синьора 'алворсена не было бы сегодня в живых!
      Ателье было обставлено по-спартански. Кантагалли внимательно следил за взглядом Рудольфа.
      – К приезду гостя герцог здесь все переделает. Можете не сомневаться.
      Воздух в ателье был спертый. Выйдя на улицу, Рудольф с наслаждением вздохнул. Было пасмурно, но тепло.
      – Может быть, ваши люди нашли еще что-нибудь после того, как вы получили последнее донесение?
      – Нет, – мрачно ответил Кантагалли. – Тут действовали профессионалы. Они охотились за трейлерами, это ясно. Трупы лежали нетронутые. Бумажники, деньги, часы – все было оставлено при них. Если бы преступники дали себе труд обобрать покойников, они бы непременно обнаружили, что синьор 'алворсен еще жив.
      – Я все-таки не понимаю, где можно спрятать два трейлера?
      – Я тоже. Усиленные поиски ведутся сейчас по всей Южной Италии. Очевидно, трейлеры уже успели перекрасить. Не исключено также, что они находятся за пределами страны. Я в это не верю, но мы должны учитывать все возможности.
      – Вы обследовали все владения герцога?
      – Si. Naturalmente. Хотя мы точно определили место, где трейлеры были задержаны.
      В семь вечера они покинули место преступления и заехали в Фоджу, где пообедали в маленьком уютном ресторанчике, который назывался «La Tentazione». Кантагалли объяснил, что это слово означает «соблазн», еда здесь действительно выглядела соблазнительной.
      Ровно в девять они выехали из Фоджи в Бриндизи. По дороге они обсуждали вопросы, связанные с перевозкой трупов в Норвегию. Рудольф сказал, что они с фру Халворсен останутся в Бриндизи, пока Харри не поправится настолько, что сможет перенести перелет до Осло. Кантагалли пообещал держать Рудольфа в курсе всех дел и просил в свою очередь сообщать ему, какие новости будут поступать с Виктория-Террассе.
      Они расстались возле отеля «Альберго континентале» без двадцати пяти двенадцать, и Рудольф уже предвкушал, как сейчас ляжет спать. Он мельком подумал о фру Халворсен. Наверно, она хорошо отдохнула за сегодняшний день.
      В вестибюле он испуганно остановился.
      – Наконец-то! – воскликнула Лиллиан Бек, бросившись к нему навстречу. – Я думала, вы никогда не вернетесь!
      – А вы-то когда сюда приехали? – удивился он. – Я не знал, что вы приезжаете сегодня.
      – Я приехала в начале десятого. К счастью для всех нас, и особенно для фру Халворсен. В отеле я сразу же спросила про вас. Мне сказали, что вас нет, а фру Халворсен у себя в номере. Я поднялась и постучала. Никто не ответил. В конце концов я попросила портье открыть мне ее номер. Фру Халворсен была без сознания, она сидела за столом, на котором стоял недоеденный обед. Ее увезла «скорая помощь». Я сама ездила с ней в больницу. Ей сделали промывание желудка. Содержимое взято на анализ. Врач считает, что ее отравили, поэтому остатки обеда отправлены в лабораторию полиции.
      – Отравили? Вы хотите сказать, что кто-то намеренно пытался отравить фру Халворсен? – недоверчиво спросил Рудольф.
      Лиллиан кивнула.
      – Я так поняла врача. – Она помолчала. – Есть и другие плохие новости.
      – Харри умер? – быстро спросил Рудольф.
      – Нет, но мог умереть.
      – Когда мы утром с ним разговаривали, он чувствовал себя хорошо. Врач надеялся, что его смогут перевести в отдельную палату.
      – Его и перевели. Но, видно, кто-то твердо решил его убить. Убийцы вскарабкались по наружной стене, через открытое окно проникли в палату и пытались задушить Харри его же собственной подушкой, но в это время в палату вбежала сестра. Насколько я поняла, она ничего не слышала, но ей вдруг что-то почудилось, и она бросилась в палату. Убийцам удалось скрыться. У Харри шок, и его снова перевели в реанимацию. Пятнадцать минут назад я звонила в больницу, и мне сказали, что Харри, для его положения, чувствует себя неплохо.
      – В какое время на него напали?
      – Около одиннадцати. Я была в больнице, пока мне не сказали, что жизнь фру Халворсен вне опасности. Мне обещали позвонить, если ее состояние ухудшится. Я взяла у портье ключ от своего номера, и тут он попросил меня поговорить вместо вас по телефону, поскольку я, так сказать, из той же группы. Звонил врач, который ведет Харри, доктор Вар… не помню его фамилии…
      – Вардани.
      – Правильно, Вардани. Он рассказал мне, что случилось с Харри, и просил, чтобы вы позвонили ему сразу, как вернетесь.
      – Сейчас позвоню. – Рудольф подошел к открытому телефону-автомату, который стоял в вестибюле.
      Лиллиан слышала, как он по-английски спросил у врача, уж не живет ли тот в больнице. Потом Рудольф заговорил про Харри.
      – Хорошо, – сказал он наконец. – Если Кантагалли разрешит, мы завтра же попытаемся увезти его домой.
      – А как же фру Халворсен? – напомнила ему Лиллиан, когда Рудольф снова подошел к ней. – Вы про нее не забыли?
      – Нет, не забыл. – Рудольф покачал головой: двое носилок с больными и три гроба с покойниками! Он вздрогнул. Если пассажиры узнают, они откажутся лететь этим рейсом. Правда, узнать это трудно. Гробы погрузят в багажное отделение задолго до отправки самолета.
      – Вы ели что-нибудь? – спросил он у Лиллиан, чтобы переменить тему разговора. – Как я понимаю, забастовка на аэродроме в Бриндизи уже кончилась? А нам с фру Халворсен пришлось ехать из Рима на поезде. Очень долгое и утомительное путешествие.
      Есть Лиллиан не хотела.
      – Тогда ложитесь спать. Я чувствую, что завтра нас ждет трудный день.
      Неожиданно Лиллиан заплакала.
      – Я уже хотела дать телеграмму, что не приеду! Тогда бы фру Халворсен наверняка погибла.
      Рудольф насторожился.
      – А что могло помешать вашей поездке?
      – В воскресенье вечером отец и Уле опять страшно поссорились. Как в прошлом месяце. Тогда они чуть не набросились друг на друга с кулаками. Я просто боялась оставить их одних!
      – Из-за чего же они поссорились?
      – Все из-за того же. Из-за денег. Все всегда упирается в деньги. Отец сердится, что Уле не хочет работать. Изучение психологии он не считает стоящим делом. К тому же Уле учится уже очень давно и конца этому не видно. В январе ему стукнет тридцать. А Уле обвиняет отца в скупости. Я думала, что их раздоры уже кончились: в прошлом месяце, после той ужасной ссоры, Уле сказал, что больше не будет приставать к отцу. Я тогда вздохнула с облегчением. Правда, Уле уже не первый раз давал такие обещания, но я ему поверила. Он как-то изменился. Стал более уверенным в себе. Конечно, слова он не сдержал, вышла отвратительная сцена, Уле даже крикнул отцу, что тот своей скупостью довел мать и она сбежала из дому. Хуже он ничего не мог придумать. Отец весь побагровел. Потом побелел как полотно. Сперва я боялась, что у него будет удар. Потом – что он убьет Уле. Он схватил тяжелый бронзовый подсвечник и замахнулся им. Уле испугался и убежал. Вечером он позвонил мне и сказал, что несколько дней поживет не дома. Отец немного успокоился, и я решила лететь.
      Они поднялись на второй этаж.
      – Я не хотела надоедать вам с нашими семейными дрязгами, да вот, видите, не выдержала, – всхлипнула Лиллиан. – Я живу как на вулкане, у меня уже нет сил. И когда вечером я нашла фру Халворсен…
      – У тебя есть какое-нибудь снотворное? – Рудольф дружески похлопал ее по плечу. – Ничего, что я перешел на «ты»?
      Лиллиан кивнула.
      – У меня есть какие-то таблетки. Ты извини, что я так распустилась. У тебя и без меня хватает забот.
      – Ничего страшного. А теперь ложись и постарайся уснуть.
      Второй раз за этот день Рудольф стоял у двери и ждал, пока в замке повернется ключ. Только после этого он ушел к себе.
      Принимая душ, он вдруг сообразил, что именно в словах Харри весь день тревожило его; Харри сказал, что когда-то играл в футбол с братом Венке, Пером Ларсеном. Но в гостевой карточке Венке написала, что она разведена! Правда, она могла выйти замуж за своего однофамильца. Или после развода взять свою девичью фамилию.
      Нужно было дать задание Карстену, чтобы он еще раз опросил всех друзей Харри. Карстен должен был это сделать в тот день, когда Рудольф вылетел в Италию. Но тогда они не знали про Пера Ларсена.
      Рудольф лег, и мыслями его завладел Кантагалли. Из-за него Рудольф непростительно долго задержался на дороге, где были найдены трупы. Он же настоял на том, чтобы пообедать в Фодже, причем явно не спешил закончить обед.
      Мы могли бы вернуться в Бриндизи около девяти, подумал Рудольф, произведя в уме нехитрый арифметический расчет.
      А вдруг Кантагалли умышленно тянул время?
      Рудольф заснул.

      В среду Рудольф тоже проснулся очень рано. Он принял ванну, побрился, оделся и позвонил в больницу. Ему сказали, что ночь у фру Халворсен прошла спокойно. Он может навестить ее в любое время после девяти.
      Положив трубку, Рудольф написал на фирменной бумаге отеля: «Вернусь в десять. Жди», вложил записку в конверт с витиеватой надписью «Альберго континентале», надписал фамилию Лиллиан, отдал портье письмо и ключ и вышел на улицу, залитую прохладным солнечным светом.
      На углу цветочница уже заняла свой пост, Рудольф невольно вспомнил о словах Кантагалли. Если действительно он здесь со всех сторон окружен мафией, то лучше всего позвонить в Норвегию с телеграфа.
      Он вздохнул с облегчением, убедившись, что дежурная на телеграфе говорит по-английски, и даже лучше, чем он. Его быстро соединили с Карстеном.
      – Я ждал, что ты позвонишь вчера, – упрекнул его Карстен, не дав ему сказать ни слова.
      – Вчера меня целый день не было в городе. А теперь слушай!..
      – Вот сволочи! – вырвалось у Карстена, когда Рудольф закончил свой рассказ. – Эти парни прут напролом. Возвращайся скорее домой. Между прочим, мы здесь тоже времени не теряем, хотя пресса все равно обвиняет нас в медлительности. Можешь себе представить нашу пресс-конференцию! Старик в ярости. Албректсен в ярости. Все в ярости. В квартире Гюндерсена ничего не нашли. Фру Холме вернулась вчера из Стокгольма. Она действительно его сестра. Помнишь список, который нам дала соседка Гюндерсена? Никакой читательской цепочкой там и не пахло. Портье в «Стар-отеле» так растерялся, что поведал нам кое-что интересное. Взяли всех, кроме кассирши из универсама, собственно, она не кассирша, а временно работала там одну неделю. Как тебе понравится, если я скажу, что дома у Эдварда Лиена мы нашли ам… Ты меня понял?
      Амфетамин?
      – Да, да, понял! Продолжай!
      – В диванных подушках!
      Рудольф живо представил себе грязные диванные подушки с разлохматившейся вышивкой и лопнувшими швами.
      – Он впал в буйство. Три человека с трудом удерживали его, пока четвертый вызывал «скорую».
      – А похоже на то, что главным был Гюндерсен?
      – Трудно сказать. Но брата своего друга он, безусловно, снабжал, это точно.
      – Может, всю операцию организовал Эдвард?
      – Сомневаюсь. Он никогда не выходил из дому.
      – Это проверено?
      – Да. Соседи по дому – люди любопытные и к тому же все поздно ложатся спать. Они в один голос заявили, что не видели его уже много лет. Телефонная станция подтвердила, что за последние годы с этого телефона ни разу не звонили. И никаких гостей. Эдвард вообще ни с кем не общался. Пенсию он получал на почте. Мы там были. Эдвард дал брату доверенность на получение пенсии. Эта доверенность лежит на почте.
      – Значит, один раз Эдвард все-таки выходил, когда оформлял свою доверенность, – заметил Рудольф. – Как думаешь, что еще могло заставлять его выходить из дому? Мне уже не верится, что он такой домосед, каким прикидывается.
      – Это мы проверим, не беспокойся! Между прочим, небезызвестный тебе Уле переехал вчера к Каю и Мартину Ронемам. Во всяком случае, он прибыл туда вчера вечером с тяжелым чемоданом и с тех пор не выходил из дому.
      – Ладно. Я позвоню тебе, как только что-нибудь выяснится насчет нашего отъезда, – сказал Рудольф и уже собирался дать отбой.
      – Подожди! – крикнул Карстен. – Если не забудешь, передай от меня привет Лиллиан Бек, – равнодушно сказал он и положил трубку.
 
      После телеграфа Рудольф взял такси и поехал в больницу Святой Марии Магдалины.
      Там он прежде всего попросил разрешения повидать Харри. Сестра замялась:
      – У него сейчас синьор Кантагалли. Может, вы немного подождете? – Она предложила ему сесть. – Я думаю, синьор Кантагалли уже скоро уйдет. Он беседует с больным… – она сверила свои часы с большими стенными часами, – уже сорок пять минут.
      Ну и хитрец же этот Кантагалли!
      – А можно мне тем временем проведать синьору Халворсен?
      Он чуть не произнес ее фамилию на итальянский лад, проглотив начальное «х».
      – Третий этаж, палата триста четырнадцатая.
      Рудольф поблагодарил, поднялся по лестнице и, борясь с одышкой, остановился перед дверью с табличкой «314». Нет, тому, кто хочет похудеть, в Италии нечего делать: спагетти, равиоли, лазанья, пицца…
      Фру Халворсен сидела в постели. Увидев Рудольфа, она радостно улыбнулась.
      – Почему я здесь? Что со мной? Я ничего не помню. – Она обеими руками сжала его руку. – Я отравилась, да?
      – Вы отравились, – ответил он. – А как вы сейчас себя чувствуете?
      – Превосходно!
      – Что вы вчера делали в мое отсутствие? Расскажите мне все по порядку.
      – Ничего особенного. Я легла спать и спала, пока меня не разбудил стук в дверь. Мне принесли целый поднос еды. Я выпила немного вина. – Она взглянула на Рудольфа. – Может, мне от него стало так плохо?
      – А потом? – спросил Рудольф, не отвечая на ее вопрос.
      – Я плотно поела и выпила две рюмки вина. После еды я почувствовала такую усталость, что снова легла. И спала до семи. Когда я проснулась, у меня сильно кружилась голова. У меня так бывает, если я пересплю. Я умылась холодной водой, и это меня освежило. Потом я увидела, что у меня помялось платье, и решила переодеться. Только переоделась, в дверь опять постучали – принесли обед. Господи, чего там только не было! И мясо, и рыба, и овощи, и грибы, и салат, и… Прямо как в сказке. Горячие блюда были закрыты крышками. А какой милый официант принес мне обед! Он даже немного говорил по-шведски. Все знал о Харри! Он так тепло расспрашивал меня, как Харри себя чувствует. Я ему сказала, что Харри, слава богу, поправляется и скоро его, очевидно, переведут в отдельную палату. Может, даже уже перевели. Он очень сокрушался, что невеста Харри убита. «Она вовсе не была его невестой, – возразила я. – Кто же обручается с девушкой, которую знает всего месяц!» Он стал говорить про великую любовь. Я ему не возражала, эти итальянцы такие странные. Но мне стало интересно, откуда он все знает про Харри. Я спросила у него, и он сказал, что все это ему рассказала одна сестра, которая работает в больнице Святой Марии Магдалины. Еще он сказал мне, что два года жил в Швеции, работал там официантом. Он жил и в Норвегии, но очень недолго. Потом он вытащил бутылку, обернутую салфеткой. В другой салфетке у него были две рюмки. «Меня зовут Дино, – сказал он. – Не откажитесь выпить с простым итальянским официантом, мне хочется выпить с вами за здоровье Харри». Он стал наливать вино и нечаянно облил рюмки. Помню, он попросил разрешения воспользоваться моей ванной, чтобы вымыть их. Мне это показалось странным. Я спросила, нельзя ли их просто вытереть салфеткой, но он хотел непременно вымыть. «Все нужно делать как полагается», – сказал он. Он вымыл рюмки, и мы чокнулись. Мне не хотелось пить, но я боялась его обидеть. Вино оказалось невкусным. «Зато оно очень полезное», – сказал Дино и велел мне есть, пока еда не остыла. Он ушел, и я принялась за еду. Мне было Гак любопытно открывать одну крышку за другой! Никогда в жизни я не ела таких вкусных вещей. Я уже предвкушала, как расскажу об этом обеде фру Торкилдсен. А потом… Что случилось потом, я уже не помню. Я пришла в себя только в больнице.
      – Давайте забудем об этом! – Рудольф улыбнулся, чтобы успокоить ее. – Харри чувствует себя хорошо, ему уже можно ехать домой. Сегодня мы вылетаем. Но сперва я хочу воочию убедиться, что он в состоянии перенести такое путешествие.
      – Он уже настолько здоров? – обрадовалась фру Халворсен.