— Перед тем как ты уедешь, — сказал Дон Арман-до Чако, — мне надо кое-что передать тебе.

Фрэнсис взглянула на Чако, который тут же решительно ответил:

— Я говорил вам, что ничего от вас не приму!

Когда они только прибыли сюда, Фрэнсис поняла, что эти двое знакомы, но какое-то напряжение чувствовалось в их отношениях.

Сейчас она убедилась, что не все так просто между ними.

— Твоя мать это сделала. — Выражение лица старика стало печальным, когда он достал из кармана полоску кожи, украшенную узором из бисера. — Я любил Онейду, но порядки, принятые в обществе, не позволяли нам стать мужем и женой. Я искренне сожалею, что ей пришлось страдать, Чако. И тебе тоже. Перед уходом она подарила мне эту вещь на память. Это единственное, что у меня сохранилось в память о ней.

Дон Армандо протянул полоску с бисерным узором Чако, и было видно, что отдает он эту реликвию с неохотой.

Наблюдая за обоими мужчинами, Фрэнсис испытала неприятное чувство, заставившее ее повернуться, и она увидела стоявшую в дверях Инес. Та сжимала кожаный мешочек. По ее темным глазам, устремленным на Чако, было видно, что у нее к Чако смешанное чувство, но одно чувство Фрэнсис уловила четко — это была ненависть.

Не из-за того ли она ненавидела Чако, что когда-то ее муж любил мать Чако? Оба мужчины пристально посмотрели друг на друга, чувствуя неловкость. Прокашлявшись, Дон Армандо первым отвел глаза и произнес:

— Ну, где же эта женщина с едой?

— Я здесь, супруг.

Она сделала шаг вперед, при этом вид у нее был далеко не любящей и счастливой жены, хотя она и улыбнулась обоим мужчинам. Фрэнсис она не понравилась, и у нее не было доверия к этой лицемерной женщине.

Они собрались уходить. Оба мужчины не проявили никаких эмоций, они застыли в молчании и выглядели более чем странно. Фрэнсис опять почувствовала, что между ними было некое напряжение. Когда они направились в Санта-Фе, она не набросилась с расспросами на Чако сразу же, а дождалась, пока они отъехали подальше и перешли на устойчивый спокойный шаг. Тогда она спросила:

— Дон Армандо… ваша мать любила его?

— Он любил ее.

— Он тоже так говорит. Видно, что он говорит искренне. — Фрэнсис сказала так, думая, что Чако это будет приятно. — И он все эти годы хранил ее подарок.

— Возможно, он вспомнил о нем лишь недавно.

— Тогда что же напомнило ему об этом? — спросила она, зная ответ. — Вы?

— Да. Я для старика что-то такое, что он не может забыть.

Фрэнсис не очень-то хотела вмешиваться в его личную жизнь, но все же она не смогла удержаться и сказала:

— Не просто что-то такое, а его сын.

Чако посмотрел на нее многозначительно. Его лошадь, ударив копытами, пошла быстрее, а кобыла Фрэнсис стала догонять лошадь Чако. На какое-то время Фрэнсис смолкла.

Затем Чако нарушил молчание:

— Извините, что мои проблемы коснулись вас.

— Хотите, поговорим об этом?

— Нет, не сейчас, — отрицательно покачал головой Чако.

Он оставил это на будущее. И Фрэнсис понимала, что она будет ждать этого разговора с нетерпением. Почему она вообще беспокоится, расскажет ей или нет Чако Джоунс о своем отце? Да потому, что Чако был ей не безразличен. Потому, что она просто влюбилась в него. Это не была та любовь, что она испытала к Нэйту, наполнившему ее предвкушением новой жизни и так обманувшему ее ожидания.

Настоящая любовь приходит тогда, когда узнаешь внутренний мир человека, когда уважаешь мужчину.

Она глубоко вздохнула. Она более уважала человека, виновного в смерти ее мужа, чем самого убитого. Нэйт обманул ее, пускай и не злонамеренно, но все равно он не рассказал ей всей правды о себе. А Чако, хотя и редко говорил о себе, но она знает, все что он говорит — правда.

— Нам надо хорошо подумать обо всем, — предложила ему Фрэнсис. — Я уверена, что у вас есть веская причина не доверять Дону Армандо, может быть, даже ненавидеть его. Но он первым сделал шаг навстречу вам. У вас есть шанс наладить отношения с ним. — Она подумала о своем собственном бескомпромиссном отце и о своей смиренной матери, которая никогда не пойдет против его воли. — Некоторые из нас никогда так и не получат такой возможности.

Чако посмотрел на нее и заметил, что она ерзает в седле, пытаясь сесть удобнее.

— Вижу, что вам надо отдохнуть, у вас несчастный вид, — сказал он, сдерживая лошадь. — Давайте слезем и пройдемся немного, разомнем ноги.

Он слез с лошади и помог слезть ей. Она сделала несколько шагов, шатаясь, чувствуя, что ноги ее онемели.

Пока они шли, Чако вел обеих лошадей.

— Я должен извиниться перед вами. Мне не следовало так жестоко обращаться с вами, взяв такой быстрый темп.

— Возможно, и мне следовало вернуться в Санта-Фе, как вы и предлагали мне, — ответила она.

— Если бы вы уехали, то развитие событий было бы другим. Многим пришлось бы погибнуть.

Она с удивлением посмотрела на него:

— Ничего серьезного я не сделала.

— Если бы вы не убедили меня, то я не поехал бы на переговоры с предводителем.

— Все равно, вы что-то да предприняли бы, — искренне сказала она.

— С помощью оружия, возможно, — ответил он. — Помните, что вы мне сказали? Что слово — это ваше оружие.

Он ухмыльнулся, но Фрэнсис чувствовала, что с ним что-то не так, хотя он и пытался не показывать этого. Ей очень хотелось выяснить, в чем дело.

Она остановилась и напрямик спросила:

— Что-то беспокоит вас?

Чако посмотрел на нее с любопытством, однако она настаивала на своем:

— Скажите мне, я чувствую, что с того момента, как вы вернулись, с вами что-то происходит неладное.

— Еще одно предчувствие? — спросил он.

— Возможно. — Наверное, их дружба тоже перерастала во что-то большее. — Расскажите мне.

— Давайте поедим, — предложил он.

Он отвел лошадей к дереву, привязал, затем в тени расстелил одеяло на пыльной грязной земле. Он вытащил мешок с продуктами и воду и поставил все на середину.

Пока они не уселись удобно, она выжидала, а затем попросила опять:

— Ну, скажите мне, что беспокоит вас, пожалуйста.

Пробормотав что-то, похожее на заклинание апачи, он наконец произнес:

— Я вынужден был согласиться на то, чтобы найти ведьму и предать ее справедливому возмездию.

— Вы, лично вы?

Он кивнул:

— Я не смог отказаться.

Она пришла в ужас:

— Но разве это не работа представителей правопорядка в Санта-Фе?

— А как вы думаете, много ли среди белых людей тех, кто верит в оборотней?

— Оборотней?-Фрэнсис удивленно подняла брови, услышав незнакомое слово. — Это так называют ведьму?

Он положил еду на одеяло между ними.

— Это особый вид дьявола. Человек, который может принимать облик животного. Именно поэтому у тех мужчин было вырвано горло. Это не собака сделала, а оборотень.

— Да вы правы, пожалуй, вряд ли кто-то поверит в это. — Она тоже не была уверена, что может верить этому.

— Оборотни реально существуют.

— Откуда такая уверенность?

— Я видел их собственными глазами. Они могут принимать облик волка. И такой волк дважды подкрадывался ко мне. Наверняка он придет и в третий раз.

Волк? Фрэнсис стало душно, она с трудом дышала. Разве она не убеждала себя, что словам Чако можно верить? Она полностью верит ему, или, по крайней мере, она верит в то, что он видел. Она тоже видела волка рядом с домом Бэлл, а потом там нашли апачи…

— Как вы думаете поймать ее… покончить с ней?

— Это будет нелегко. У меня нет даже ниточки ведущей к ней. Если лишь то, что сказал старый апачи, что ветер не отбрасывает тени.

Ничего не понимая, она нахмурилась:

— Я не понимаю вас.

— Ведьма-оборотень все равно что ветер — она приходит и уходит, когда ей вздумается, стоит над душой, оставляет разрушения после себя, но не оставляет следа. Проблема в том, что я не могу просто выманить ее из укрытия, заставить показать свое истинное лицо.

Фрэнсис сразу же вспомнила о двуличии Инес.

Развернув узелок, в который были положены четыре фаршированные и скрученные лепешки, каждый взял по одной. Ужасно проголодавшись, Фрэнсис с жадностью откусила кусочек и сразу же почувствовала, что внутри у нее все запылало. В сыр и мясо было добавлено столько перца, что ее желудок как будто бы обдали кипятком, и у нее даже выступил пот. Выпучив глаза, она жадно схватила флягу с водой и начала пить, пока Чако не отобрал у нее флягу.

— Тпру! Ну, теперь до самого Санта-Фе вы не получите воды.

— У меня все горит внутри!

Она спрашивала себя, неужели Инес назло положила столько перца в еду?

Казалось, что Чако это не беспокоило. Он просто взял у нее лепешку, развернул ее и вытащил оттуда перец, а затем выбросил его в кусты.

— Ну, а теперь попробуйте, — сказал он, скрутив и подавая ей тортиллу. — Специфический привкус все равно еще есть, но теперь, держу пари, вы осилите ее.

— Я даже не знаю…— пытаясь избежать его пристального взгляда, Фрэнсис взяла лепешку из его рук. Он правильно сказал: несмотря на специфический привкус, сейчас лепешка была вполне съедобной. Она поглядывала на посмеившегося Чако. Он откусил большой кусок и громко прошипел, похлопывая себя по губам.

— Гм, какие отличные! — сказал он, откусывая еще.

Фрэнсис смеялась, глядя на самоотверженность, с которой он поглощал пищу, которую невозможно было есть.

Чако или кто-то еще должен был непременно найти эту предполагаемую ведьму. А что потом? Если эта женщина действительно обладает дьявольской силой, то тот, кто раскроет ее, окажется в более опасном положении, чем тот, кто затем разрядит в нее целую обойму.

— Вы любите играть с огнем, не так ли?

Луиза хлестала кнутом, а Дифайнт нервно подтанцовывал под ней!

— А, это вы, — произнесла она. Это был тот самый симпатичный оловянный солдатик, который не мог справиться с этим великолепным зверем. Заметив, что лейтенант Сэмюэл Стронг неодобрительно смотрит на нее, она спросила:

— Ну, что сегодня? В чем дело?

Он направил свою лошадь к ней и поехал рядом. Она не возражала. Ей было скучно, она выбрала эту дорогу, надеясь встретить Юзибио. Она не была уверена, что увидит его опять, после того что произошло между ними. Их любовные ласки зашли слишком далеко, и когда он понял, что большего от нее не добьется, он назвал ее сукой, которая только подразнила его. Он сказал, что ей следовало бы считать за честь, что он проявил к ней интерес и что ее следует проучить. Но Луиза проучила его первой, и ей было интересно узнать, нормально ли он ходит.

— Вам лучше не ездить одной, — говорил ей Стронг.

Еще до того, как он успел опять спросить о ее родителях, Луиза опередила его и, улыбаясь, сказала:

— А я и не одна вовсе.

Он прищурился и спросил:

— Сколько вам лет?

— Девятнадцать, — быстро соврала она, — скоро исполнится, — добавила она для большей убедительности. — А вам сколько лет? Двадцать один?

— Двадцать три!

Она заставила его нервничать, затронув его больное место. Без сомнения, многие из его подчиненных были старше.

— А куда вы держите путь?

Она уже собиралась ехать домой, но особенно не беспокоилась, если немного задержится.

— Я не могу вас проводить, я возвращаюсь в форт, — сказал он, глядя на нее свысока, выставив свой орлиный нос.

— На дежурство?

— Нет, меня ждет кое-какая бумажная работа.

— Расслабьтесь. Здесь Запад. Надо брать то, что само идет в руки.

— Я запомню это.

Луиза отметила про себя, что он не горел желанием побыть с ней подольше.

— Вы не устаете от своей серьезности?

— У меня серьезная работа. Очень ответственная.

— А что вы делаете в шутку?

Он посмотрел на нее так, как будто ее слова были непонятны ему, затем сказал:

— Езжу верхом на лошади.

Она поверила в это. Он ездил верхом, как и подобает драгуну — профессионалу, лейтенанту американской кавалерии. Она не смогла удержаться, чтобы не подразнить его:

— Думаете, что вы хорошо ездите на лошади?

— Я знаю, что я… несмотря на то, что случилось у меня с Дифайнтом, езжу нормально.

— Прекрасно. Тогда как насчет забега?

Он пришел в ужас и произнес:

— Нет!

— Почему нет? Боитесь упасть?

— Эти гонки для меня, молодая леди, были бы неуместны.

— Вздор! — произнесла Луиза, вглядываясь и указывая на небольшую гору. — Видите ту каменистую гору, где проходит дорога? — Там кончались владения Джэнкс. Она наклонилась к нему ближе и сказала: — Тот, кто приедет туда первый, — лучший наездник.

— Я не стану участвовать в этих скачках…

Но она уже не слушала его и ударила хлыстом по крестцу его рыжего мерина. Лошадь заржала и помчалась. Луиза, смеясь, забралась на Дифайнта, и он тут же пустился вдогонку. Она практически стояла в стременах или наклонялась вперед, по мере того как лошадь набирала скорость.

— Маленькая глупышка, ты, наверное, хочешь сломать себе шею, — кричал Стронг, оглядываясь назад.

— Или сломать вашу.

Стронг зло посмотрел на нее, затем его выражение лица вдруг изменилось. Он умолк и смотрел только вперед. Луиза знала, что он вовлечен в эти гонки насильно.

По мере того как Дифайнт догонял лошадь Стронга, Луиза смеялась.

Лошади скакали вровень, поднимая столбы красной дорожной пыли и обдавая ею всадников. Луиза щурила глаза, чтобы пыль не попадала в них. Она мягко прижимала ноги к бокам лошади, и ответом Дифайнта было немедленное прибавление скорости. Рыжая лошадь делала все для того, чтобы победить в этом состязании. Было очевидно, что Стронг не пытается сильно гнать лошадь. Он держал устойчивый темп, наклоняясь вперед, и между ним и лошадью было полное взаимопонимание. При виде такой картины Луиза, даже забыв о своем состязательном азарте, просто восхищалась лейтенантом Сэмуэлем Стронгом. Однако она не хотела отставать от него — до финиша было уже недалеко.

Она посматривала в сторону Стронга. Его шляпа была надвинута почти на глаза, но казалось, это его не беспокоит. Он весь сосредоточился и был полон решимости прийти к финишу первым. Затем лошади поравнялись. Стронг взглянул на нее, и это стало его ошибкой. Больше он уже не смог сконцентрироваться.

Луиза, получив возможность вырваться вперед, подгоняла Дифайнта. Она откинулась назад в седле и кричала, как воин-команчи. Ее черные волосы развевались. Она редко чувствовала то, что сейчас, — свободу и какую-то необыкновенную легкость. Она была счастлива. У нее захватывало дух. Впервые за все время, что она вернулась домой, она не ощущала скуки. И все это благодаря ему.

И только она задумалась обо всем, как Стронг схватил ее за уздечку и остановил Дифайнта. Они замерли вчетвером — лошади и их наездники, тяжело дыша. Когда лошадь лейтенанта начала пританцовывать вокруг лошади Луизы, он тут же осадил ее и оказался лицом к лицу с Луизой.

— Не волнуйтесь, я никому не расскажу, что обошла вас, — дразнила она его.

Нахмурившись, он вымолвил:

— Неужели вы думаете, я об этом беспокоюсь?

— Вы же мужчина, не так ли?

В самом деле, он был мужчиной. Одним из самых симпатичных мужчин, каких ей когда-либо доводилось видеть. И что еще более важно, он был одним из лучших наездников. Он произвел на нее сильное впечатление.

— А вы — глупая девчонка.

— Женщина. — Луиза не могла сдержаться, чтобы не придать себе важности. Она вскинула голову и отбросила волосы назад так, как это делала Лаз, чтобы показать свою надменность.

Загорелое лицо Стронга покраснело, когда он схватил Луизу за руки. Сердце Луизы сильно забилось, сконфузившись, она пыталась освободить руку, но это лишь подстегнуло Стронга к еще более решительным действиям. Он подтащил ее, практически вытащив из седла, и прижал к себе. Она оцепенела и испугалась. Широко открытыми глазами, находясь очень близко от него, она рассматривала его прекрасные, почти идеальные черты лица. А затем он целовал ее, не давая ей возможности передохнуть. Пару раз до этого ее целовали мальчишки, и даже этот избалованный молодой мужчина Юзибио. Но никогда вот так ее никто не целовал, ни один мужчина.

С такой страстью ее никто не целовал.

Луиза уже хотела схватиться руками за его шею и показать свое чувство к нему, когда он вдруг перестал целовать и оттолкнул ее.

Он все еще злился.

— Вот видишь, что ты сделала со мной! — обвинял он ее.

— Что я такое сделала? — ответила она. Ну, почему ей всегда приходится отвечать за поступки других людей? — Я не предлагала вам целовать меня!

— Как ты можешь так говорить!

— Я предложила вам лишь посоревноваться в скачках, но не более того! — говорила она, хотя и оценила то вознаграждение за победу, которое он ей дал. Луиза потянула к себе поводья Дифайнта, которые держал Стронг. — Но не волнуйтесь, сеньор лейтенант, — говорила Луиза таким же издевательским тоном, как однажды говорил Юзибио, — это никогда больше не повторится.

И с этими словами она села на Дифайнта, и он помчал ее домой. Только потом она подумала, что вдруг кто-то видел их и эти пламенные поцелуи лейтенанта не остались незамеченными.

Когда дочь подъезжала к ней, у Бэлл больно защемило в груди, и она как будто бы заледенела, сидя в своем экипаже. Вот, оказывается, чем занималась Луиза, когда говорила, что поедет покататься на своей любимице лошади!

И это все в благодарность за то, что она сделала для дочери! И это все в то время, когда она так старалась устроить для своей единственной дочери лучшую жизнь. Как посмела Луиза предать ее доверие?

Хотя Бэлл и не смогла достаточно хорошо разглядеть того мужчину, который ускакал в противоположном направлении, но она отчетливо видела, что ее дочь была в объятиях. И это после того, как по городу прошел слух, что Луиза разъезжала в экипаже с молодым кабальеро. Этот Юзибио Виларде должен ответить за это.

Подъехав к экипажу матери, Луиза сказала:

— А я и не ждала тебя к обеду.

— Да, бьюсь об заклад, что ты и в самом деле меня не ждала!

Улыбка девушки тотчас исчезла, а ее запыленное лицо стало серьезным:

— Мама, это не то, что ты думаешь.

— Ты разве не была в объятиях того мужчины? Он разве не тискал тебя?

— Ну, допустим, он и поцеловал меня, но это не означает, что…

— Я тебе покажу, не означает! — в ярости говорила Бэлл. — Я тебе слишком много предоставила свободы, молодая леди, и ты злоупотребила моим доверием. Черт возьми, да ты просто от жира бесишься!

— Нет, клянусь, что это не так!

— Не пытайся обмануть меня. С тех пор как ты вернулась домой, о тебе только и ходят разные слухи. Есть только одно средство против этого. Не разрешить тебе впредь выходить из дому.

— Мама, ты не можешь так поступить.

— Если понадобится, я способна даже продать твоих проклятых лошадей!

— Ты не сделаешь этого.

— Посмотришь! — кричала Бэлл, не обращая внимание на переживания Луизы.

Если придется, она запрет ее на ключ. Ее дочь никогда не повторит ее пути. Она собственными руками отведет Луизу в женский монастырь.

А что касается мужчин…

Бэлл, хотя и покраснела от гнева, с любовью смотрела на свою прекрасную невинную девочку. Да, она клянется, что вырвет сердце любого мужчины, который захочет погубить Луизу.

Ей был знаком вкус смерти, и она без колебаний пошла бы опять на убийство.

Уже в сумерки Фрэнсис и Чако вернулись в Санта-Фе. Фрэнсис никак не могла избавиться от мысли о смерти. Сначала навахи, затем апачи. А следующий— Чако?

Он уже дважды видел оборотня и ожидал, что увидит его опять. Ясно, что, если бы предводитель джикарилла не потребовал бы этого от него, сам он не стал бы охотиться за ведьмой. И если эта невероятная сказка об оборотне правда, что тогда? Кто из них погибнет? Иного выхода Фрэнсис не видела. Она не знала, что ей думать о Чако, если он убьет женщину-оборотня. Виновен он или нет? Ее отношение к убийству не изменилось, несмотря на то что ее чувство к нему как к мужчине стало другим.

— Наконец мы дома, — сказал он, останавливаясь посреди конюшни.

Видя, как она измучена, он слез с лошади и помог ей. Чувствовать его руки не было для нее чем-то нежелательным, однако это пугало ее.

— Эй, Вилли, возьми лошадей и поставь их на ночь, — позвал Чако владельца конюшни. — Они нуждаются в ласке и заботе.

— За это платить надо, — ворчал седой мужчина, который вышел им навстречу, засовывая бутылку в карман жакета, — мне и так приходится возиться с лошадиным дерьмом…— сказал он грубо и сразу осекся, увидев Фрэнсис.

— Извините, мадам.

Стараясь не вдыхать запах алкоголя, который от него исходил, Фрэнсис заставила себя улыбнуться. После общения с Бэлл ее уже не шокировали грубости, которые сейчас отпускал этот человек.

— Эй, Джоунс, знаешь такого Мартинеса? — спросил Вилли, забирая вожжи у Чако.

— Ага. Мы вместе с ним работали… некоторое время. — Чако посмотрел на Фрэнсис, в его глазах было беспокойство. — Ну так и что?

— Его лошадь здесь, в конюшне. Он ищет тебя. Я сказал ему, что ты работаешь в «Блю Скай».

Чако ничего не ответил. Он дал Вилли чаевые за лошадей, затем, подождав, пока пройдет повозка, взял Фрэнсис за руку. Она так устала, что не противилась этому, хотя могла и сама перейти дорогу. Но после этого Чако сразу же отпустил ее руку. На какой-то момент она почувствовала себя очень защищенной и в безопасности. Однако когда она услышала имя Мартинеса, почему-то встревожилась.

— Кто этот Мартинес? — наконец спросила она.

— Вместе работали у Ролстона в Дабл-Баре.

— Он был пастухом?

— Не совсем так.

Она не хотела его дальше расспрашивать, Мартинес вместе с Чако был одним из тех, кто участвовал в перестрелке с бандитами. Она предпочитала избегать вопросов, но ее беспокоило, что он неспроста появился в городе и разыскивает Чако, может, для того, чтобы вернуть его к прежним делам.

При мысли, что Чако мог бы уехать и она его больше никогда не увидит, у нас все похолодело внутри.

Позже, войдя в «Блю Скай Палас», Фрэнсис простилась с Чако, забыв о Мартинесе, и подумала о бэлл. Ее нигде не было. Девушки ее давно уже не видели. Фрэнсис направилась в свою комнату и вдруг наткнулась на Бэлл. Глядя на нее, Фрэнсис подумала, не больна ли она. У нее был поникший вид и плотно сжатые губы.

Фрэнсис не хотела еще больше расстраивать Бэлл, но тем не менее она вкратце все же сообщила ей о всех событиях сегодняшнего дня и о том, что Лаз и Адольфо приедут только завтра.

Однако выражение лица Бэлл от этих новостей не изменилось, она лишь кивнула головой. Фрэнсис спросила:

— Что-то случилось?

Без сомнения, у Бэлл опять были какие-то проблемы с Луизой.

— Я лучше пойду к себе, приведу себя в порядок.

Казалось, что Бэлл даже не слышит Фрэнсис. Фрэнсис медленно поднялась наверх. Войдя к себе в комнату, она услышала знакомый звук льющейся воды. Опять кто-то пользуется ее ванной? Не раздумывая она быстро открыла дверь… и увидела, что это была Роза, которая выливала в ванну ведро горячей воды.

Девушка улыбнулась:

— Сеньор Джоунс попросил меня и Джуаниту сделать это.

Горячая ванна с душистой пеной — это то, чего ей сейчас не хватало.

— О, как любезно с его стороны!

В то время как Роза заканчивала наполнять ванну, Фрэнсис прошла в свою спальную комнату с одним желанием — побыстрее скинуть обувь и раздеться. Она сбросила на пол одежду и надела шелковый халат и в этот момент услышала, как Роза вышла в коридор. Заколов волосы, она направилась к ванне, бросив халат на пол.

— Какое блаженство! — стонала она, погружаясь в воду.

На какое-то время она замерла в воде, расслабляя мышцы, наслаждаясь горячей водой. Затем она взяла кусок ароматного мыла и хорошо намылила руки.

— Вам помочь намылить спину? — услышала вдруг Фрэнсис. Испуганно повернувшись, она увидела Чако, прижимавшегося к стене у внутренней двери, ведущей в спальню. Мыло упало. Интересно, как долго он стоит здесь, наблюдая за ней? Ее сердце забилось, и она постаралась окунуться еще глубже, чтобы скрыть тело.

— Что вы здесь делаете? — спросила она требовательно, однако она настолько устала, что не могла сейчас высказать все свое негодование.

Он замешкался, как будто ждал чего-то. Возможно, он думал, что она начнет возражать против его присутствия? Когда он увидел, что она не собирается этого делать, он подошел к другой двери и запер ее.

— Я хочу сказать вам, — говорил Чако, — что вы можете не спускаться сегодня вечером вниз. Я договорился с Джеком и парнями.

— Я очень рада, что бармен и другие служащие так любезны, что позволяют мне отдохнуть сегодня. — Она думала, что следовало что-то предпринять в этой дурацкой ситуации. — Сейчас, когда вы все сказали мне, вы можете идти.

Но по всему было видно, что он вряд ли последует этому совету. Он смотрел на нее все теми же серыми глазами, но сейчас они отражали теплоту, а не холодность, как раньше. К тому же Фрэнсис заметила, что он успел привести себя в порядок, помыться и переодеться в чистую одежду. Он даже побрился и собрал сзади свои густые черные волосы. Она приложила усилие, чтобы сказать:

— Как любезно с вашей стороны, что вы распорядились насчет ванны. — Она тут же представила, что, наверное, сказала глупость. Почему же она не требовала, чтобы он вышел? Ни один мужчина, даже Нэйт, не видел ее в ванне, никогда.

— Я помнил, что вы любите горячую ванну.

Нэйт. Она с трудом может воскресить в памяти его образ, виновато подумала Фрэнсис. Чтобы сделать это, требовались неимоверные усилия.

Она все убеждала себя, что Чако не хотел его убивать. Он резко изменил свою жизнь, свою профессию, самоотверженно старался остановить кровопролитие между индейцами и белыми. Он обрек себя на опасные поиски ведьмы, чтобы спасти жизнь многих людей.

Если Бог есть, во что она верила, несмотря на свои расхождения с отцом, тогда не является ли самопожертвование Чако компенсацией за все его прежние грехи?

Он протянул руку к полке и взял оттуда губку, обмакнул ее в воде и стал намыливать мылом.

— Наклонитесь вперед. — Она посмотрела на него непонимающими глазами. Он тут же объяснил: — Я не смогу натереть вам спину, если вы не наклонитесь.

Загипнотизированная… не понимающая, что происходит… она так устала, что не в силах была сопротивляться ему. Она наклонилась вперед, скрестив руки, чтобы хоть как-то прикрыть грудь. При одной мысли, что он увидит ее обнаженную грудь, у нее перехватывало дыхание.

При первом же прикосновении губки к ее спине Фрэнсис закрыла глаза и сказала:

— Вы, очевидно, хотите расквитаться со мной за тот раз, когда я сердилась, что вы пользуетесь моей ванной?

— Неужели это выглядит так, что я хочу с вами за что-то расквитаться?

Она чувствовала, будто ее соблазняли. Так почему же она не сопротивлялась этому? Не сопротивлялась ему? Она вспомнила, что с ней стало, когда она подумала, что он может уехать из Санта-Фе.

— Почему вы здесь? — спросила она, буквально вынудив себя спросить это и наклонив лоб к коленям.

— Чтобы уберечь вас. Вам не следует быть ночью одной.

— Предчувствие?

— Чувство инстинкта, после всех этих разговоров об оборотне…

Неужели он чувствовал лишь обязанность ее защищать? Из-за Нэйта?

— А что, если не было бы оборотня?

— Тогда я был бы внизу, — начал он, разочаровывая ее. — Хотя я все же больше хотел бы быть здесь, с вами.

Она подняла голову и, посмотрев на него, увидела на его лице страстное желание. Она испытывала такое же чувство. Может быть, она стала распутной, но она уже ничего не могла поделать с собой.

— Я бы тоже хотела, чтобы вы остались здесь со мной, — прошептала она, — даже если бы и не было никакого оборотня.