Но рассудок не позволял ей этого сделать. Все ее помыслы были сосредоточены на прошлом графа. Как удалось ему уродиться столь не похожим на своего отца?
– Ты сам долгое время сторонился Лондона. Разводил овец, занимался финансами. Ты не был... – Она запнулась, подыскивая подходящее слово. – Разве ты не способен поддаться искушению? – Каролина остановила на нем внимательный взгляд. – Почему?
Выражение его лица смягчилось; и он провел пальцем по ее щеке. Эта мимолетная ласка раскаленным, железом обожгла ее кожу. Палец, скользнув вниз, замер на ее нижней губе.
– Отчего же? Я уже поддался искушению, – проговорил он вдруг хриплым голосом. – Но я знаю и другое.
– Что? – Одинокое слово сорвалось с ее губ еле слышным дыханием, но он услышал его.
Джеффри приблизился к ней вплотную и убрал палец. Она судорожно втянула в себя воздух. Без его тепла она почувствовала себя осиротевшей. Но это продолжалось считанные мгновения, потому что в следующий момент его рука как бы случайно сомкнулась вокруг ее левой груди. Слегка приподняв упругую плоть, он большим пальцем потер ее затвердевший сосок.
– Что это мимолетно. Она покачала головой.
– Нет, – прошептала Каролина, и ее глаза сами собой закрылись. – Это восхитительно.
– Да, – согласился Джеффри. – Восхитительно. Чудесно. – В его голосе прозвучал благоговейный восторг, однако в следующий миг он вдруг отпрянул, отпустив ее. – А потом все кончается.
Неожиданно лишившись его поддержки, Каролина покачнулась, но тут же схватила его за руки и пристально вгляделась в темноту его серых глаз. В них она прочитала неутолимое желание. И хотя его лицо сохраняло бесстрастное выражение, она ощутила, как дрожь сначала пронзила его тело, а затем перекинулась на нее.
– Не всегда кончается, – прошептала Каролина, не понимая, то ли она ему приказывает, то ли умоляет.
Впрочем, это было не важно. Граф все равно ее отверг, отстранив от себя. И только его пальцы, задержавшиеся на ее руке, подсказали ей, что он поступил вопреки своему желанию.
– Кончено, – тихо повторил он.
– Я тебе не верю, – возразила Каролина и подивилась непоколебимой уверенности в своем голосе. В висках у нее стучало, и громкий стук крови барабанной дробью заглушал мысли и толкал в его объятия, придавая силу ее словам. – Я перецеловала немало мужчин, Джеффри. Я исписала десятки страниц. – Она открыла сумочку и, достав оттуда листки с записями, швырнула их к его ногам. – Каждый поцелуй по-своему сладок...
– Каролина, – простонал Джеффри. – Ты не можешь...
– Каждый, кроме твоего, – перебила юна его. Потом она храбро шагнула в его объятия и, приподнявшись на цыпочки, слегка коснулась губами его рта. Он стоял замерев и не пошевелился даже тогда, когда она погладила его упрямо сжатые кулаки. – Их поцелуи были сладкими, но они не вызывали во мне трепета. А вот твои... – Она опасливо высунула язычок и игриво провела им вдоль линии его сердито стиснутого рта, копируя то, что он однажды проделывал с ней. – Я мечтаю о твоих поцелуях день и ночь. Я перебираю их в памяти днем, сидя за рабочим столом. Ночью, лежа в постели, я представляю тебя рядом с собой. – Каролина взяла его кулаки и поднесла к лицу. Целуя его пальцы, она принялась нежно, но настойчиво разжимать их, пока они не расслабились. Тогда она приложила его раскрытые ладони к своей груди. – Твои прикосновения, Джеффри, совсем другие. И я хочу знать, почему это так.
– Нет, – услышала она короткое слово, вырвавшееся из его уст подобно стону. В этом стоне звучали отказ и мольба. Он попытался освободиться, но она его не отпускала, а лишь еще сильнее прижала его руки к своей груди. Она прильнула к нему всем телом и, снова привстав на цыпочки, притянула к себе его голову.
– Покажи мне, Джеффри. Пожалуйста.
Он продолжал сопротивляться, стараясь удержать ее на расстоянии. Но Каролина видела, что ее просьба поколебала его волю и смягчила сердце. Неожиданно он молча склонился к ней и взял в рот ее губы. Порывистость его жеста была красноречивее любых слов.
Губы ее раскрылись в ожидании сладостной пытки. Страсть, с какой Джеффри поцеловал ее, потрясла Каролину. Раньше между ними существовала дистанция, словно какая-то часть его противилась их союзу. Но теперь невидимая стена рухнула, и они слились в жарком поцелуе. Каролина отдалась в его власть и, наслаждаясь каждым мигом их единения, упивалась чудесными ощущениями.
Его пальцы теребили ее набухшие соски. Впервые их бедра плотно соприкасались, и сквозь ткань его панталон она ощущала жар и стальную крепость его напряженной плоти. Ничего подобного прежде ей испытывать не доводилось. Ее поразили размеры того, что в нее упиралось.
Когда Джеффри оторвался от ее рта и, нежно покусывая, принялся покрывать поцелуями ее щеки и шею, спускаясь все ниже, Каролина вообще перестала что-либо соображать. Она даже не заметила, как проворные пальцы расстегнули на ней платье и оно перестало стеснять ее грудь. Потом зубами он стянул платье вниз с ее плеч, и ее руки оказались прижатыми к телу.
– Не шевелись, – услышала она бархатный голос, тихие раскаты которого отозвались эхом в каждой клеточке ее существа, сделав ноги ватными и непослушными.
Платье Каролины теперь держалось на талии, сковав наручниками ее кисти. Нежно подталкивая Каролину, Джеффри довел ее до дивана и помог сесть, после чего стянул с нее сорочку. Не успела она и глазом моргнуть, как предстала его жадному взору по пояс обнаженной.
– Ты необыкновенно красива, Каролина, – прошептал Джеффри благоговейно, обдавая ее кожу жарким дыханием. – Не позволяй никому думать о тебе иначе.
Первым ее желанием было заявить, что его оценка ее красоты субъективна, но она не посмела. Выражение его лица, нескрываемая, всепоглощающая страсть, горевшая в его глазах, трепетная нежность, с какой он к ней прикасался, заставили ее промолчать. Все это выразительнее любых слов говорило о том, что для него не было никого краше ее в целом мире.
– Спасибо, – пролепетала она чуть дыша. Но он не слушал ее, потому что снова обрушил на нее поток огненных ласк.
До этого момента Каролина думала, что уже все познала. Она считала, что полученный опыт, состоявший из нескольких поглаживаний и поцелуев, позволяет представить те ощущения, которые возникнут, когда мужчина дотронется до ее обнаженной кожи. Но она ошибалась. Когда Джеффри легонько провел ладонью по ее набухшему соску, она едва не свалилась с дивана. Но граф успел удержать ее и не дать упасть. Он опустился перед ней на колени и, раздвинув ее бедра, начал покрывать поцелуями ее вздрагивающий живот, потом, поднимаясь все выше, добрался до холмика ее груди и, скользя по нему губами, достиг нежной розовой вершины, которую взял в рот и втянул в себя.
Восхитительно! Это слово разорвало тьму ее сознания вспышкой ослепительной молнии. Каролина от удовольствия застонала, однако ее трезвый ум не преминул заострить внимание на удивительных впечатлениях: легком покалывании его отросшей за день щетины, прохладном дыхании на влажной от его поцелуев коже, энергичных движениях языка. Но это были ощущения, которые относились к категории внешних.
Гораздо больший интерес и восторг вызывали у неутомимой исследовательницы процессы, происходившие в ней самой. На каждое прикосновение графа ее организм отвечал бешеным стуком сердца. Ноги ее от сладкой истомы, разлившейся по телу, ослабели и дрожали. Послушная его воле, она все шире раздвигала бедра, поддаваясь его напору. Внизу живота, в глубине ее недр пульсировало лоно, прежде никогда не напоминавшее о своем существовании. От ласк Джеффри оно занялось огнем, раскрылось и истекало соком.
Каролине отчаянно захотелось прикоснуться к Джеффри, но ее руки, скованные платьем, не давали ей проявить инициативу.
– Сними рубашку, – прошептала она.
Но он, похоже, ее не слышал, а уж тем более не замечал, что она не может пошевелить руками. Тогда Каролина предприняла решительные действия. Платье, затрещав по швам, порвалось, и руки ее вырвались на свободу. Не колеблясь, она вцепилась в его одежду и неловкими пальцами стала торопливо расстегивать пуговицы.
Джеффри пришел ей на помощь и проворно завершил начатый ею труд. Сюртук, галстук и рубашка полетели на пол. Каролина тем временем стянула с себя платье и отбросила его ногой. Настала очередь чулок. Но граф решил сам заняться этим. Поглаживая чувствительную кожу, он стаскивал с ее ног тонкую ткань, вынуждая Каролину раскрываться еще шире.
Она подняла на него глаза. Мускулистый торс, гладкая золотистая кожа. Широкая грудь без малейших признаков жира восхищала скульптурной красотой форм. Не устояв перед соблазном, Каролина провела рукой по восхитительному телу. Бугры мышц тотчас пришли в движение, и по коже, как по водной глади, побежали волны.
– Адонис, – прошептала она восторженно и, увидев удивление, промелькнувшее в его потемневших глазах, пояснила: – Я как-то видела картину с изображением Адониса. Гарри сказал, что в жизни таких мужчин не бывает. Но он ошибался. – Каролина улыбнулась, продолжая с упоением ласкать горячий шелк его кожи. – Ты мой Адонис.
Джеффри запечатлел поцелуй на внутренней поверхности ее бедра. Взглянув на него, она только теперь осознала, в каком положении оказалась. Она сидела перед ним совершенно нагая, раздвинув ноги, в то время как граф стоял перед ней на коленях. Она не помнила, чтобы когда-нибудь принимала такую позу даже наедине с собой. Но стыда Каролина не испытывала, а только радость свершавшегося с ней чуда. Джеффри продолжал осыпать ее поцелуями.
– Я покажу тебе, – бормотал он между поцелуями. – Ты узнаешь, что ощущают женщины. И удовлетворишь свое любопытство.
Каролина догадывалась, что за этим должно последовать. Луиза ничего от нее не утаила, обрисовав все в подробностях. Каролина решительно взялась за пуговицы его панталон, но успела расстегнуть только две, когда Джеффри перехватил ее руки и твердо отвел в сторону.
– Я не стану лишать тебя девственности, Каролина. Я не могу тебя обесчестить.
Она отпрянула. Это холодное заявление испугало ее. Пока Джеффри не произнес этих слов, она не вполне отдавала себе отчет в том, что могло сейчас произойти и чего, собственно, она от него добивалась.
– Я хочу этого, – прошептала она, обращаясь скорее к самой себе, нежели к нему. – Я хочу знать. – Она заглянула ему в глаза, всем своим видом демонстрируя решительный настрой тела и души. – Я хочу испытать все до конца. – Тут она вдруг резко выпрямилась, словно озаренная какой-то догадкой. – А ты? Может быть, ты не хочешь... меня?
От ее слов лицо Джеффри неожиданно исказила гримаса боли, затмив полыхавший в его глазах огонь неутолимой страсти. Его реакция очень удивила Каролину.
– Я хочу тебя, – произнес он охрипшим голосом, потом взял ее колени и развел их в стороны. – Я хочу зарыться в тебя так глубоко, чтобы нас больше ничто не разлучало. – Он поднял на нее взгляд, и она увидела, как сжались его челюсти, выдавая крайнее напряжение. – Но я не сделаю этого. Я просто не имею права.
Каролина захотела встать, но Джеффри ей не .позволил. Внезапно он припал к ней лицом в самом интимном из поцелуев. Последовавший взрыв ощущений, пронзивших ее тело, заставил Каролину выкрикнуть его имя.
Всего несколько минут назад она еще пыталась рассортировать и сохранить в памяти все, что с ней происходило, чтобы потом на досуге подвергнуть свои переживания скрупулезному анализу. Но эмоции захлестнули ее целиком, не оставив бесчувственным ни одного уголка. Ее разум, тело и душа утонули в океане ощущений трепеща от нарастающего возбуждения. Она почувствовала, как мужские пальцы раскрыли ее еще шире, а горячий язык обнаружил какое-то удивительное, невероятное место, о существовании которого она и не подозревала, и теперь исполнял там какой-то шаманский танец.
Потом Джеффри слегка повернул Каролину на диване и поднял ее ногу, прижав ее торсом. Она оказалась всецело в его власти и в следующий момент ощутила вторжение в святая святых. Он погрузил в нее палец, но не глубоко. Она дернулась и забилась в его руках, мечтая о продолжении. Сгоравшую от страсти Каролину пронзила дрожь, и она крепко обхватила его ногами. В этот момент к первому пальцу присоединился второй.
И вдруг она напряглась, и в следующий момент все было кончено. Ее тело сотрясли конвульсии, и она закричала. Она не понимала, что происходит, но постепенно сознание ее прояснилось. Наконец она пришла в себя и обнаружила, что лежит на полу в объятиях Джеффри, прижимаясь – как давно мечтала – нагая к его обнаженному телу.
– Джеффри, – прошептала она с благоговейным трепетом.
– Отдохни немного. – Джеффри покачал головой и поцеловал ее в лоб.
Она повиновалась, смежила ресницы и только теперь ощутила во всем теле странную усталость. И все же этого ей было мало. Пока пальцы ласкали и гладили грудь графа, ее неугомонный ум возобновил свою работу, размышляя и удивляясь.
– Думаю, теперь я поняла, – пробормотала она.
– Хорошо, – прозвучало в ответ. Но от внимания Каролины не ускользнула сдержанность тона Джеффри и то, что его мышцы от ее легких прикосновений вздрагивали и сокращались.
– Вот, оказывается, почему сбежала моя мать, – высказала Каролина свою догадку. – Ради этого ощущения.
– Да, – спокойно подтвердил он ее предположение. Несмотря на испытываемый восторг, чувство опустошенности вызывало в Каролине неясный внутренний разлад.
И вдруг настал момент озарения, и она все поняла.
Джеффри. Не испытав удовлетворения, он в отличие от нее был напряжен и замкнут, в то время как она вся распахнулась ему навстречу и не скрывала ни чувств, ни мыслей, ни даже своей наготы. Что до него, то он как будто не принимал в этом участия, и их опять разделяла невидимая стена. Вероятно, по этой причине он держался теперь натянуто и по этой причине называл опыт мимолетным. Потому что, несмотря на его активное содействие, она пережила эти упоительные минуты в одиночестве, тогда как он оставался сторонним наблюдателем.
Вернувшись в мыслях к своей матери, к своим родителям, она вдруг без труда смогла провести четкую параллель.
Восхищаясь отцом, она тем не менее сознавала, что, поглощенный работой, он существовал в своем обособленном мире. В мире науки. В исследованиях. Он был занят только собой. Скорее всего и в минуты интимной близости ее мать оставалась в одиночестве.
Тетя Уин не раз говорила, что ее мать была очень одинока. Глядя теперь на Джеффри, Каролина не могла не признать справедливость ее слов. Рядом с матерью не было никого, с кем она могла бы разделить свои душевные переживания, кто проявил бы интерес к ее жизни. Это в конечном счете и толкнуло ее на побег. Так и Джеффри жил в одиночестве и, прикрываясь честью, отсутствием средств и долгом перед семьей, не подпускал к себе никого ближе, чем на пушечный выстрел. Он сделал широкий жест, подарив ей этот незабываемый миг, но разделить его с ней отказался. По этой причине полного удовлетворения он не получил.
Каролина заглянула ему в лицо.
– Джеффри... – начала она.
– Да? – Лежа рядом с Каролиной, он по-прежнему оставался напряженным, а его душа и сердце были скрыты за семью печатями.
– Скажи, у тебя с другими женщинами всегда этим заканчивалось?
Он ответил не сразу, видимо, размышляя.
– В общем, да.
Каролина уже догадалась, почему он ответил уклончиво. Но в данную минуту ее занимал другой вопрос.
– А ты делился своими чувствами с Луизой? Ты с ней разговаривал?
Джеффри приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза, озадаченный ходом ее мыслей.
– Я уже много лет не общаюсь с Луизой.
– И у тебя больше никого не было? В поместье, к примеру?
Она видела, как его губы сложились в ироничную ухмылку.
– Кроме тебя, никого. Многие годы я не держал в руках ничего, кроме бухгалтерских книг, и ничем не занимался, кроме овцеводства и модернизации рудников. – Он нежно чмокнул ее в лоб. – Теперь ты довольна?
Она покачала головой и ласково провела рукой по его точеным скулам.
– Нет, Джеффри, ничуть. Напротив, мне грустно. Мне это напоминает маму.
– Уверяю тебя, – протянул он, и в глазах его мелькнула искорка удивления, – я умом еще не тронулся.
Его слова задели ее, но она предпочла подавить обиду.
– Может, и мама была вполне здорова, – сказала она с горечью. – Знаешь, я однажды видела ее. С цыганом. Они вдвоем гуляли в поле.
– Они смеялись? Выглядели счастливыми? – спросил он цинично.
Каролина покачала головой, и ее волосы рассыпались по его плечу.
– Нет. Напротив, мне показалось, что они ведут какой-то весьма серьезный разговор. А может, и нет. Не знаю. Но я очень хорошо помню, как он смотрел на нее. Когда она говорила, он слушал ее, держа за руку и не спуская с нее восторженных глаз. А потом, когда говорил он, она замирала и внимала ему с не меньшим интересом. Они как будто находились друг с другом в полной гармонии, и между ними не существовало никаких преград.
Она покачала головой, силясь подобрать подходящие слова.
– Не знаю, как это объяснить, но прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы люди так общались. Отец, Гарри, да и тетушка Уин наговорят кучу всего, а потом норовят улизнуть. Даже когда семья собирается за столом, меня не покидает чувство одиночества. Каждый сам по себе. Глядя на мать и ее... – Каролина на минуту запнулась, не в состоянии произнести это слово вслух. – Вспоминая мать и ее любовника-цыгана, я могу с уверенностью утверждать, что и за едой они не ощущали себя одинокими. У нее был он, а у него – она. Более того, я считаю, что, и находясь с ним в разлуке – до того, как она сбежала, – в мыслях она не расставалась с ним.
Каролина взглянула на Джеффри, чтобы убедиться, что он понимает суть волновавшей ее проблемы. То, что она увидела, поразило и испугало ее. На его лице застыло выражение бесконечной тоски, быстро сменившееся задумчивостью. Он тяжело вздохнул.
– Нет, – прошептал Джеффри, – я не думаю, что твоя мать была сумасшедшей. Более того, если то, что ты мне рассказала, правда, то из всех вас она была самой здравомыслящей.
Каролина кивнула:
– Я тоже склоняюсь к этому мнению.
Джеффри нежно провел рукой по ее щеке, потом рассеянно взял прядь ее волос и намотал на палец.
– А меня ты тоже находишь одержимым тобой?
Каролина опустила голову. В глазах от внезапно подступивших слез защипало. Теперь она знала правду. Как бы она его ни любила, душу перед ней он не раскроет. Еще она понимала, что он никого не сможет полюбить до тех пор, пока не отважится выбраться из раковины, пока будет связан по рукам и ногам чувством долга.
И тогда она приняла решение. Оно не было продиктовано мимолетным капризом или сластолюбивыми мечтами, а явилось результатом кропотливой работы ее неугомонного ума. Каролина подумала, что должна постараться убедить его оставить пока свою честь в покое. Но она понимала, что успеха сразу не добьется. Он нее требовались терпение и такт. К сожалению, она не знала нужных слов. С другой стороны, слова мало что значат. А вот поступки...
Каролина посмотрела на графа и увидела обострившиеся черты и плотно стиснутые челюсти. Она опустила глаза, и ее взгляд, скользнув по его голой груди, застыл на вздыбленных панталонах. Значит, Джеффри все еще желал ее. Хотел обладать ею. Но честь заставляла его держать себя в рамках условностей и не позволяла лишить ее невинности.
Она занервничала, хорошо сознавая, какому риску подвергает себя, отваживаясь на столь смелый поступок. Если она заставит Джеффри забыть о чести, то он, расценив это как предательство, может не простить ей ее поведения, и, лишившись девственности, она потеряет и любимого мужчину.
Но игра стоила свеч. Ради Джеффри она готова была рискнуть, даже если в результате она с ним расстанется.
Если бы она могла показать ему хотя бы раз, что это значит – разделить с человеком минуты подлинного счастья, если бы могла дать ему возможность ощутить всю ту полноту чувств, которую только что испытала сама, тогда, может статься, он вновь обрел бы способность любить. Она мечтала только об одном – чтобы он ее полюбил, но если он не сможет...
От этой мысли Каролина похолодела, но все равно решила провести свой план в жизнь. Если Джеффри не полюбит ее, тогда, может быть, он найдет любовь в другом месте? Разве это не стоило того, что она собиралась ему предложить? Даже если речь шла о ее целомудрии?
– Ты что-то притихла, – услышала она негромкий голос графа.
– Я думаю, – ответила она.
Она видела, как его губы дрогнули в улыбке.
– Умоляю тебя, только не это! Каждый раз, когда ты начинаешь думать, для меня все заканчивается...
– ...чем-то, о чем ты потом сожалеешь? – подсказала она. Он погладил ее по щеке. Его лицо вдруг приобрело страдальческое выражение.
– Нет, – прошептал Джеффри. – Я никогда не сожалею о времени, проведенном с тобой.
Его слова развеяли последнюю тень сомнения, вселив в Каролину уверенность в правильности принятого решения. Он ни о чем не сожалел: ни о том, что тратил на нее время, ни о том, что разбирался с ее проблемами, ни о том, что ухаживал за ней. Он даже не сожалел о том, что дал понять ей, что такое физическая любовь. А она? Станет ли она сожалеть о том, что поделилась с ним тем, чему научилась? Ответ напрашивался сам собой: нет. Никогда.
Теперь ничто не могло заставить Каролину отступить от задуманного. Исполненная решимости, она встала на колени.
– Каролина?
– Я хочу это видеть, – твердо сказала она и провела рукой по его груди вниз.
– Что? – Джеффри перехватил ее руку, скользнувшую вниз по животу.
Она заглянула в его испуганные глаза.
– Луиза сказала, что есть вещи, которые я могу делать, не подвергая опасности свою невинность.
Он издал странный звук, похожий то ли на ироничный смех, то ли на стон.
– Каролина, милая, есть предел даже моему самообладанию.
– Доверься мне, – попросила она и потянулась к нему, чтобы поцеловать его упрямый подбородок. – Закрой глаза. И ни о чем не думай.
Приподнявшись, она нечаянно задела грудью его обнаженный торс, и ее окатил новый вал огня. Это легкое прикосновение не оставило равнодушным и Джеффри. Он вздрогнул, как обожженный раскаленным железом, и не смог устоять от искушения дотронуться до нее. В нем происходила внутренняя борьба. Каролина поняла это по его судорожным, неуверенным движениям. Пылкость, с какой он прикоснулся к ней сначала, вдруг исчезла, и рука безвольно упала. Но глаза его оставались крепко зажмуренными. Он застонал.
– Я не обесчещу тебя, – прошептал Джеффри.
– Я знаю, – отозвалась она, стараясь его успокоить, и попыталась осторожно освободить пальцы из его железных тисков. – Ты не способен на это. – Каролина снова принялась покрывать нежными, легкими поцелуями твердую линию его сжатого рта, а ее рука в это время медленно скользила вниз по его голой груди, пока не достигла границы, где начиналась одежда.
Она с радостью заметила, что Джеффри перестал сопротивляться и покорился неизбежному. Напряжение его покинуло. Он расслабился и отвечал на ее ласки, как прежде, легкими, дразнящими касаниями. Когда она справилась с пуговицами, он приподнял бедра, позволив ей стянуть с него панталоны.
Теперь она могла посмотреть на него. Открыто. Ученым взглядом.
С жадностью.
От него веяло жаром. Но больше всего ее поразил размер. Она не ожидала, что он так велик. Восхитительно велик.
– Каролина, не...
Она увидела, что он открыл глаза, и ее лицо осветила улыбка.
– Я так хочу и от своего не отступлюсь, – твердо заявила она. – А теперь закрой глаза. Я не могу это делать, когда смотришь на меня.
Он нехотя повиновался, хотя черты его лица выдавали неуверенность. Но Каролину это не волновало. Она прикоснулась к нему. Сначала осторожно, а потом более смело. И ощутила его шелковистую кожу, все складочки и выпуклости. Она видела, как под ее пальцами он поднимается вверх.
Эта часть его тела гипнотизировала ее. Ничуть не меньше Каролину захватывали звуки, издаваемые графом. По тяжелому дыханию или низкому, грудному стону она без труда определяла, что доставляло Джеффри наибольшее удовольствие. Она с радостью наблюдала, как, подвластные ее движениям, сокращались мышцы его живота и качались его бедра, подталкивая его к ней.
Вспомнив уроки Луизы, Каролина приняла более удобную позу, подвинувшись ближе к исследуемому объекту. Она разнообразила свои ласки, чередуя легкие и жесткие прикосновения, устанавливая ритм, в котором, казалось, пульсировала не только ее кровь, но и кровь Джеффри.
Вскоре Каролина вошла в раж, возбудившись не меньше, чем граф. Ее дыхание участилось, соски набухли. Когда Джеффри взял ее грудь и сжал пальцами твердый розовый бутон, она вскрикнула от восторга. Однако она не забыла при этом про свою работу, все более увлекаясь нарастающим ритмом.
Он со стоном произнес ее имя, и она в упоении закрыла глаза. Судя по всему, настал тот миг, о котором она мечтала. Если верить Луизе, то он был близок к экстазу. Ей почти ничего не нужно было делать, потому что он сам терся о сжимавшую его ладонь. Наблюдая за ним, она испытывала странное, восхитительное чувство.
Каролина тоже была готова. Он мял и терзал ее грудь, и от его огненных ласк ее тело пылало. Внизу живота появилась сладкая истома. Ее женское естество изнывало и жаждало принять его в себя.
И она сделала это без колебаний. Одним быстрым движением она оседлала его и, прежде чем он успел опомниться, резко опустилась вниз. Джеффри изумленно распахнул глаза, но было уже поздно. Он вошел в нее идеально, и ничего более прекрасного она никогда не испытывала.
Все получилось лучше, чем она ожидала. И боль от разрушенного барьера невинности оказалась менее острой.
Мгновение соития было волшебным.
– Каролина! – Джеффри резко сел и схватил ее за плечи, норовя стащить с себя. Но она его не отпустила, а, напротив, с еще большей страстью предалась новым ощущениям. Откинув голову назад, она погружала его в себя все глубже, чувствуя, как раздвигается ее лоно.
– Раздели это со мной, – только и смогла она выговорить, испытывая необыкновенное чувство полноты. Сердце и тело ее распирало от любви к этому человеку. Теперь он был в ней, и ничего другого она не хотела. Все свершилось. Ее сердце и душа распахнулись ему навстречу, и Каролина заглянула Джеффри в глаза, мысленно умоляя его осознать значимость момента и пережить вместе с ней неповторимость этих потрясающих минут.
– О Господи! – простонал он.
По его интонации Каролина не смогла понять, выражал ли этот возглас ужас или восторг.
Луиза не рассказывала ей, что делать дальше, но Каролина как будто знала это всегда. Она сначала покачала бедрами, наслаждаясь ощущениями, возникшими от его присутствия в ее теле, потом слегка приподнялась и снова опустилась.
Джеффри задержал дыхание и конвульсивно сжал ее руки. Каролина продолжала двигаться. Она не могла оставаться в покое, словно боялась упустить какое-нибудь пусть даже самое незначительное ощущение, внимая малейшим движениям его тела.
– Ты не должна была этого делать, – произнес он в перерыве между стонами.
Она сладко улыбнулась и наклонилась к нему, чтобы его поцеловать.
– Напротив, должна была.
Он сжал ее груди в то мгновение, когда она прильнула к его рту. Его поцелуй был пылким, нетерпеливым и знойным. Но еще больше обрадовало ее то, что он взял инициативу в свои руки и начал проникать в нее все глубже и смелее.
«Посмотри на меня, – мысленно попросила Каролина, ощутив прилив новой волны. – Будь со мной». Подстроившись под его ритм, она стремительно опускалась на него, когда он взлетал ей навстречу. Ее тело объяла трепетная дрожь, а разум покинул привычные пределы.
Это был миг истинной полноты свершения. Они были вместе. Они принадлежали друг другу, слившись воедино.
Она взглянула на Джеффри. Его напряженное тело, жадная порывистость движений свидетельствовали о том, что он больше себя не сдерживал. Вдруг он открыл глаза. Их взгляды встретились. И тогда она увидела, как расширились его зрачки, когда он осознал случившееся. Он заглянул ей прямо в распахнутую душу и узрел там любовь.
И Каролина увидела в его душе то же самое.
В них обоих была любовь.
Любовь их окружала.
Любовь и была ими.
И тогда с последним качком его бедер Каролина почувствовала, как ее снова пронзила дрожь. Ее сознание расщепилось, но теперь она не была одинока. С ней был он. Их крики слились вместе. Их тела стали одним. И впервые в жизни Каролина ощутила в своем сердце покой. Потому что Джеффри был рядом.
– Наконец-то, – прошептала она, упав на него обессиленная, – я поняла.
Но понял ли он?
Джеффри пошевелился. В нем боролись противоречивые чувства. Он поймал себя на том, что улыбается. И это было удивительно. Более того, он испытывал покой – нравственный и физический. Это новое состояние души было столь редким для него, что казалось нереальным.. Оно было сродни умиротворению, и ничего более прекрасного он не знал. И теперь удивлялся, почему раньше к этому не стремился.
Но тут им овладели другие, менее радужные мысли, омрачившие розовую ауру высшего блаженства. Прижавшись к его боку, лежало теплое нагое тело, и шелк волос восхитительным облаком покрывал его руку и плечо.
«Каролина...» – произнес он мысленно ее имя, и вдруг широко улыбнулся. Он повернулся к ней, чтобы поцеловать. И только тут понял, что случилось.
Они, оказывается, лежали на полу. На полу в гостиной. Но тело его сиятельства отдыхать на такой твердой поверхности не привыкло, вследствие чего он испытывал определенный дискомфорт. Повернувшись на бок, он сдавленно застонал. На левом бедре красовался свежий синяк.