Проходил час за часом, и казалось, что глухой, тихий голос Джэтта никогда не замолчит. В полдень Джэтт не сделал остановки, как это было принято среди охотников, и ехал так до самого заката.

— Сорок миль, черт возьми! — с удовлетворением сказал он, наконец остановив лошадей.

Хотела ли этого Милли или нет, ей пришлось сразу снова окунуться в прежнюю лагерную жизнь с ее заботами. Дым ел ей глаза и воскрешал ненавистные воспоминания.

Остальные повозки подъехали значительно позже, и Милли снова увидела совиные глаза Фоллонсби и взгляд исподлобья уродливого Пруайта. Ее мужской костюм, подчеркивавший ее стройность и гибкость, очевидно, привлекал взоры этих людей. Они, казалось, были загипнотизированы ею, как будто вновь открыли и увидели в пей что-то. Ни тот, ни другой не заговаривали с ней. Кэтли все-таки ласково кивнул ей головой. Он казался более озабоченным, чем она привыкла видеть его. Вообще, у нее составилось смутное впечатление, что какая-то перемена произошла и в Джэтте, и во всех остальных участниках отряда, и во всей окружающей атмосфере.

Остановку сделали у одной из переправ через реку, где уже сотни охотников останавливались в этому году, и это заставило Джэтта ворчать и жаловаться на недостаток травы и сучьев для костра. Воды было сколько угодно, и она была холодная, чему путешественники были очень рады. У Джэтта была необычайная жажда, вероятно, в результате его увлечениям виски в Спрэге.

— Принеси побольше воды для питья, — приказал он Милли.

Она взяла ведро и спустилась к берегу под высокие деревья, на которых шелестела зеленая листва. Кэтли поил лошадей у реки.

— Вижу, что вы идете, и думаю, кто этот мальчик? — засмеялся он. — Я и забыл о том, что вы переодеты.

— Я тоже забыла, — нерешительно ответила она. — Мне не нравятся эти… эти штаны. Но я нахожу, Кэтли, что так мне удобнее ходить по лагерю.

— Нет ничего удивительного. Вам приходилось волочить за собою ваш подол… Давайте ваше ведро. Я наберу чистой воды.

Он вошел в реку дальше того места, где стояли лошади и наполнил ведро.

— Нет ничего лучше, чем выпить холодной воды после езды в такой жаркий день.

— Джэтт выпил почти все, что я уже принесла, и опять послал меня.

— У него все горит внутри от виски, — резко ответил Кэтли.

Милли не могла ничего ответить на это, но она поблагодарила его, взяла ведро и вылила немного воды, чтобы не разлить ее по дороге.

— Милли, мне очень жаль, что вам пришлось вернуться обратно к Джэтту, — сказал Кэтли.

Она остановилась и оглянулась, удивленная его тоном. Милли вспомнила, что всегда считала его непохожим на остальных его спутников.

— Вам жаль? Почему? — спросила она.

— Я знаком с лавочником в Спрэге. Он с Миссури. Он рассказал мне о вас и о вашем друге Томе Дооне.

— Он рассказал вам о… о… о Томе! — запинаясь и внезапно покраснев, сказала Милли. — Откуда он знает это?

— От мистрис Хэднолл, по его словам. Он, по-видимому, с интересом относится к вам. И его жена дружна с женой и дочерью Хэднолла. Как бы там ни было, он жалеет, что Джэтт увез вас; и я тоже жалею об этом.

Хотя Милли смутилась и опечалилась, услышав имя Тома, но она не осталась глуха к сочувственным словам этого человека. Она постаралась овладеть своим волнением и быстро сообразила, что она, в сущности, снова во власти Джэтта и может рассчитывать только на свои кулаки и на свое мужество, и что этот на вид суровый и угрюмый человек может помочь ей. Милли сразу решила привлечь его на свою сторону.

— И я тоже огорчена, Кэтли, — грустно сказала она, и искренние слезы покатились из ее глаз. — Я… я невеста Тома Доона… Я была… так… так счастлива. А раньше я и не знала, что такое счастье… Теперь меня увезли. Джэтт — мой отчим. Я несовершеннолетняя, и должна была поехать… Я очень боюсь его.

— Думаю, — сумрачно ответил Кэтли, — что у вас есть на это основания. Он поссорился с женой в Спрэге и хотел оставить ее там. Все они вчетвером много пили, ругались и дрались из-за денег, вырученных за шкуры.

— Умоляю вас, будьте моим другом! — обратилась к нему Милли. Тот взглянул на нее, как бы не понимая, но в то же время сочувственно.

— Кэтли, — сказала она и, подойдя к нему, тихо дотронулась до его руки, — была ли у вас когда-нибудь сестра или возлюбленная?

— Не было, иначе я был бы другим человеком, — горячо ответил он.

— Но вы неплохой человек, — быстро продолжала она.

— Я неплохой человек! Вы с ума сошли! Никогда хорошим не был. А теперь я вор и грабитель.

— О, так это правда? Джэтт ворует шкуры? Я чувствовала, что тут что-то неладно.

— Не говорите Джэтту, что я сказал вам это, — почти угрожающе сказал он.

— Нет, я не скажу, обещаю вам. Вы можете верить мне, — поспешно возразила она. — И я верю вам. Я не считаю вас плохим человеком. Джэтт втянул вас в это. Он дурной человек. Я ненавижу его.

— Да, Джэтт очень плохой человек, и он злоумышляет против вас. Признаюсь, я думал, что вы знаете это и не обращаете на это внимания.

— Не обращаю внимания! Если он дотронется до меня, я убью его и себя, — страстно прошептала она.

Кэтли, по-видимому, столкнулся тут с чем-то новым для него, — и это рассеяло его равнодушие ко всем и ко всему.

— Вот как относятся к этому хорошие девушки! — прошептал он.

— Да. И я прошу вас… быть моим другом…

— Вот идет Пруайт, — прервал се Кэтли, повернувшись к лошадям. — Не надо, чтобы он или другие видели, что вы говорите со мной.

Милли нагнулась к тяжелому ведру и, спасаясь от пыли, поднятой Пруайтом с его лошадьми, поспешила обратно в лагерь. Между Джэттом и его женой происходил резкий разговор, но, увидев се, они замолчали. Милли принялась за свою прерванную работу, но теперь она уже знала, что находится среди воров и грабителей. Выяснилось, чем занимается Джэтт, и жена его, несомненно, была его соучастницей. Когда Кэтли так откровенно подтвердил опасения Милли, она воспрянула духом, и мысль о возможности привлечь этого закаленного человека на свою сторону вдохнула в нее мужество и решимость. Сразу превратилась она снова в ту девушку, которая написала то мужественное письмо Тому Доону.

На другой день, не успело взойти солнце, как три повозки снова быстро катились к югу. Милли попросила Кэтли устроить ей удобное место сзади в повозке Джэтта. Он это сделал и сам приладил еще парусиновый навес от солнца. Она смотрела на Кэтли со своего места, ожидая, что он заговорит с ней или взглянет на нее так, что надежда ее окрепнет. Но он молчал и сидел, опустив голову. Однако Милли не считала его молчание неблагоприятным признаком. Она не могла бы доказать этого, но чувствовала, что этот человек поможет ей.

Милли строила тысячи планов, как ей спастись — передать хоть слово Тому Доону, сообщить охотникам, что ее, в сущности, держат как пленницу, и выдать Джэтта, как вора и грабителя. Ни к какому определенному решению она не пришла. Но то новое, что она узнала о Джэтте, приобретало все более страшное значение. Этим она воспользуется, как верным оружием, когда представится необходимость. Но если она необдуманно и случайно заикнется об этом, то это может иметь для нее роковые последствия. Джэтт, наверное, убьет се.

Было еще раннее утро, когда Джэтт отъехал в сторону, чтобы пропустить встречный охотничий отряд. Милли не заметила этого, пока необычная тряска не заставила ее приподняться на колени и взглянуть. Джэтт свернул с главной дороги на более низкое место, по которому некоторые проезжали, чтобы сократить путь. Четыре повозки, тяжело нагруженные шкурами, проехали на некотором расстоянии справа от них. Первые лошади были белые — Милли показалось, что она узнает лошадей Хэднолла. Сердце у нее было готово разорваться. Но она не раз уже встречала белых лошадей, и всегда это производило на нее такое же впечатление. Если она выскочит, побежит, и потом окажется, что она ошиблась, то она рискует всем, на что надеялась. Кроме того, присмотревшись, она решила, что ошиблась, и с глубоким вздохом опустилась на свое место.

Время шло быстро. Милли, погруженная в свои думы, постепенно уснула и проснулась только, когда подъезжала к новой остановке. И первое, что она услышала, это были слова Джэтта, обращенные к поравнявшемуся с ним Фоллонсби:

— Не отряд ли Хэднолла мы встретили?

— Первые две повозки были его, — ответил Фоллонсби. — Впереди ехал этот молодой парень, мастер по сдиранию шкур, а второй повозкой правил тот урод, работник Хэднолла. Остальных не знаю.

Милли прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Волнение ее было так велико, что на мгновение она затрепетала как лист. Она была так близко от Тома, и не взглянула на него! Это было ужасно! Она лежала чуть ли не в обмороке, и голова у нее кружилась. Одна мысль настойчиво возвращалась — Том приедет завтра в Спрэг и получит ее письмо. Он, не теряя времени, поедет вслед за ней и, может быть, нагонит Джэтта раньше, чем тот доедет до конца своего пути. Эта мысль ободрила ее в эту мучительную минуту. Растерянность ее прошла, но осталась какая-то слабость, так что, когда она слезла с повозки, то едва не упала, и затем так неловко принялась за работу, что вызвала окрик со стороны мистрис Джэтт. Мужчины возились с лошадьми и вскоре вернулись голодные. Встреча с повозками, нагруженными шкурами, временно отвлекла Джэтта и его помощников от обычных ссор и перебранок.

— Много ли было шкур у них? — осведомился Джэтт.

— Не особенно много, — ответил Фоллонсби.

— Вполне достаточно, чтобы заставить нас свернуть с дороги, — многозначительно заметил Пруайт.

Джэтт, сверкнув глазами, взглянул на него. Тогда Кэтли протяжно сказал:

— Странно, что они не заметили нас. Мы совсем немного спустились вниз. Первой повозкой правил этот парень. Хэднолла, Том Доон.

— Ну, а если бы они и заметили? — возразил Джэтт, смущенный этим замечанием обычно молчаливого Кэтли.

— Ничего. Только я узнал его, — уклончиво ответил Кэтли, опустив глаза.

Когда, мгновение спустя, он поднял их и взглянул на Милли, взгляд его был острый, как кинжал, и странно блестящий — таких глаз она не видела у него никогда. Он хотел, чтобы она знала, что он видел Тома Доона. Милли тоже опустила глаза и пролила немного кофе из чашки. Она сомневалась, верно ли она истолковала взгляд этого человека. Затем он перестал обращать внимание как на нее, так и на остальных и, поужинав и нарубив дров, исчез куда-то.

Джэтт и его сердитые компаньоны еще долго спорили, ссорились и кричали, сидя вокруг костра.

Следующий день не принес ничего нового, только Кэтли старался теперь избегать Милли и как будто не замечал ее, и затем она вывесила на повозке свой красный шарф в надежде, что он не останется незамеченным. И дни шли за днями, а путешествие все продолжалось.

Через неделю им стали попадаться отдельные, блуждающие стада бизонов. Милли тысячи раз оглядывалась на бесконечную дорогу, которую она оставляла за собой. Не было видно ни одной повозки.

На девятый день в полдень Джэтт заметил вдали огромное, распространившееся по всей прерии, стадо бизонов. Он остановился и указал на него своим угрюмым спутникам, ни на что не обращавшим внимания; затем он опять придержал лошадей и на этот раз прислушался к звукам, доносившимся по горячему зловонному воздуху.

— Ага! Слышите? — крикнул он Фоллонсби.

Милли услыхала ружейные выстрелы, вблизи и вдали; это был сильный и непрерывный треск. И странно, впервые она была рада услышать его. Охотники направились к реке, извилистая линия которой, окаймленная зеленью деревьев, показалась теперь совсем близко. Милли в последний раз оглянулась на дорогу как раз в тот момент, когда Джэтт свернул в лес. Вдали, на горизонте, Милли увидела точку — белую и черную точку. Может быть, это были лошади и повозка Тома Донна! Он не мог очень отстать. Пожалуй, это лучше, что он не нагнал Джэтта. Они уже достигли теперь охотничьей области, и скоро ее судьба изменится.

Джэтт остановился на тенистой прогалине под тополями, как раз за рекой, и тут Милли увидела, что это место прежней стоянки. Его палатки и место для костра, ящики и дрова, по-видимому, оставались нетронутыми за все время его отсутствия.

— Распрягите лошадей и разгрузите повозки, — приказал он своим помощникам. — А я посмотрю, что с моими верховыми лошадьми.

— Можно было спокойно оставить здесь лошадей попастись, за них бояться нечего, — ответил Фоллонсби.

— Но здесь могли быть конокрады.

— Ха! Ха! — засмеялся своим гнусным смехом Пруайт. — Ведь вы знаете, что все эти охотники — честные люди.

Джэтт углубился в зеленую чащу. Помощники его разгрузили повозки и перенесли ящики и мешки со съестными припасами под тополь. Мистрис Джэтт разбила палатку около костра.

— Мисс, — сказал Кэтли Милли, — парусиновый навес повозки весь разорван, а другой палатки для вас нет, надо сначала починить эту парусину.

— Значит, я могу остаться в повозке? — спросила она.

— Почему же нет? Мы вряд ли скоро двинемся отсюда или начнем перевозить шкуры.

К концу дня жара спала, и Милли захотела немного подвигаться и погулять — она так долго сидела и была лишена движения. И она стала ходить взад и вперед под деревьями. Этот лагерь был самый уединенный из всех, которые когда-либо выбирал Джэтт — далеко от прерии, в густой чаще на берегу реки, скрытый деревьями от противоположного, густо заросшего берега. Если бы место это не имело такого зловещего характера и не являлось бы своего рода тюрьмой для Милли, она наслаждалась бы там и была рада этой тишине и красоте. Она блуждала по зеленому берегу, пока мистрис Джэтт не позвала ее помочь ей готовить ужин. Как раз в это время вернулся Джэтт, сапоги его были в грязи, и одежда покрыта колючками и обломками прутьев.

— Нашел всех лошадей, кроме гнедой кобылы, — заявил он. — И завтра мы можем опять приняться за работу. Я намерен теперь работать как следует.

— Гм! Интересно знать, как вы называете то, что мы делали раньше, — ответил Фоллонсби.

— Ну, Джэтт, никакой работы не будет, пока вы не рассчитаетесь с нами, — хрипло прибавил Пруайт.

Джэтт отпрянул от изумления и бешенства, охватившего его.

— Вот как! — грубо сказал он. — Ну, так ждите, пока вы не подохнете здесь.

— Подождем, хозяин, — ответил Пруайт.

Джэтт молча и угрюмо поужинал. Было очевидно, что этот жестокий удар был так неожидан для него, что едва ли он знал, как отразить его. Он ни словом не обмолвился больше с своими товарищами, но отвел в сторону жену, и они оживленно беседовали, когда Милли стала засыпать. На следующий день создалось положение, которого Милли не предвидела. Джэтт, не вступая в разговор с охотниками, оседлал лошадь и уехал один. Жена его дулась. Фоллонсби и Пруайт, очевидно, довольные, без конца играли в карты, и иногда тихо беседовали о чем-то важном для них. Кэтли кое-как смастерил себе удочку и отправился на берег реки, где Нашел тенистое место, откуда виден был лагерь.

Милли была предоставлена сама себе. Окончив утреннюю работу, она прежде всего вывесила на видном месте красный шарф. Затем ей нечего было делать. Чтобы убить время, она пошла бродить около лагеря и направилась к тому месту, где сидел Кэтли, с наслаждением курил трубку и удил рыбу. Она следила за ним и старалась набраться смелости, чтобы подойти к нему и поговорить о том, что мучило ее. Но она знала, что мужчины и мистрис Джэтт могут увидеть ее, и такой поступок вызовет подозрения. Вдруг Кэтли как будто случайно оглянулся и посмотрел на нее и на лагерь. Затем он подмигнул ей. Этот забавный жест снова вселил в Милли веру, что между нею и этим человеком существует молчаливое соглашение, что они понимают друг друга. Она не была уверена, что он поможет ей, но их связывала общая тайна. Милли чувствовала это, хотя никакого доказательства у нее не было. Благодаря этому инциденту долгий день казался ей уже не таким невыносимым.