Глава XII

Всю ночь Жанна пролежала непокрытая, озябшая и несчастная. Наутро, встав с постели, она чувствовала легкое головокружение и нетвердо стояла на ногах. Ее руки дрожали; казалось, вся кровь прилила к голове, и дыхание причиняло боль. Сняла маску, вымыла лицо и расчесала свои волосы. Сначала ей пришло в голову выйти на улицу с непокрытым лицом, но потом она раздумала.

В это утро Келс был особенно возбужден. Он осыпал ее комплиментами и сообщил, что скоро они покинут это пустынное место и тогда Жанна увидит великолепнейшее из представлений — громадные прииски. Увидит людей, ставящих на карту все свое состояние, теряющих его и со смехом снова возвращающихся к своей тяжелой работе. По приезде во Фриско он обещал ей накупить всего, что только может пожелать девушка.

Было уже довольно поздно. Перед хижиной расхаживала толпа бандитов, столь же взволнованных, как и Келс. Приготовления к отъезду уже начались. Как только какой-нибудь всадник показывался на склоне холма, все тотчас же бросали работу и бежали ему навстречу. Имя Джесси Смита было у всех на устах. Каждую минуту мог он появиться и подтвердить соблазнительную весть Бликки.

Жанне казалось, что глаза всех этих мужчин были ярко-желтого цвета, подобно блестящему золоту. Внезапно она заметила, что, несмотря на всеобщее волнение, в отношение к ней бандитов вкралась какая-то перемена.

Жанна решила заняться чем-нибудь. Сначала она помогала Бейду Вуду. Он весь дышал грубоватой приветливостью. Девушка совершенно не подозревала, что может кому-нибудь внушить жалость, как вдруг он шепнул ей: «Только не падайте духом, мисс. Может быть, все еще обойдется благополучно». Это замечание поразило Жанну. Его многозначительное кивание и подмигивание, такое искреннее сочувствие — все это означало какую-то перемену. Жанне страшно захотелось тут же выяснить причину.

Внезапно ее осенила мысль: еще вчера эти негодяи презирали ее, сегодня выказывали уважение к ней. Значит, они поверили словам, с отчаяния брошенным ею в лицо Джиму Клайву. Они верили ее невинности, жалели ее и прониклись уважением к ее стремлению спасти молодого человека. Они были бандиты, убийцы, потерянные люди, но у каждого, возможно, где-то еще имелась мать или сестра. Как бы сами они себя вели на месте Келса, это не играло роли. Благодаря какой-то особенной, странной черте в человеческом характере эти бандиты ненавидели Келса за его поведение, но в себе они никогда не стали бы порицать того же самого.

В эту минуту взгляд Жанны упал на подходившего Джима Клайва. В его походке сквозили беззаботность и неряшливость; с папироской в зубах, с синими кругами под глазами, он всем своим существом олицетворял полную распущенность. Сердце Жанны судорожно сжалось. Она чувствовала себя достаточно смелой, чтобы, подойдя к нему и сорвав маску, сказать: «Я — твоя Жанна». Однако это должно быть последним выходом для нее. Внезапно шум покрылся одним криком. Бандит громадного роста указывал на густые облака пыли вдали.

— Лошадь Джесси Смита! — заорал высоченный. — Келс, выходи!

— Что случилось?! — воскликнул Келс. — Ого! Кто это там скачет без седла?

— Несется, как дьявол!

— Бликки! — гаркнул длинноногий. — Келс! Я вижу лошадь Джесси Смита.

Келс издал странный, ликующий возглас. Взволнованная болтовня мужчин сменилась сдержанным гулом. Бликки мчался вверх по холму. Он низко висел на боку своей лошади, словно индеец, и вместе с лошадью со страшным стуком въехал прямо на террасу. Бандиты разбежались в разные стороны. Испуганная лошадь уперлась и начала бить копытами. Лицо Бликки было серым, глаза бросали дикие взгляды.

— Джесси тут! — хрипло крикнул он Келсу. — Свалился с лошади… измучился. Он требует тебя… и всю банду. Он видел на целый миллион долларов золотого песка.

Сначала наступила тишина, а затем все разом закричали и задвигались. Бликки круто повернул лошадь. Келс бросился бегом, а за ним последовала и вся его взволнованная свирепая свора.

Жанна тут же решила использовать представившуюся возможность. Всю эту возбужденную сцену она проследила от начала до конца, не выпуская из вида Джима Клайва. Когда все побежали, он тоже поднялся, чтобы последовать за своими товарищами. Но Жанна подбежала к нему и схватила его так крепко, что он даже пошатнулся от такого неожиданного тормоза.

— Мне нужно поговорить с вами!.. Там, под кедрами, сейчас же, — прошептала она, задыхаясь от волнения. — Дело идет о жизни и смерти, обо мне!

Едва лишь она выпустила его руку, как он сделал движение, чтобы схватить край ее маски; однако она ловко увернулась.

— Кто вы? — резко спросил он.

Келс и его люди, перепрыгивая по очереди через ручей, устремлялись по поляне все дальше и дальше. Им ничего больше в мире не хотелось, как поскорее найти Джесси Смита и услышать от него самого о богатстве новых приисков.

— Идемте! — воскликнула Жанна.

Она обогнула угол блокгауза и остановилась, чтобы посмотреть, последовал ли за ней Джим. Он послушался ее. Тогда, завернув за дом, Жанна взбежала вверх по холму и у первых деревьев снова остановилась. Клайв следовал за нею, и Жанна, задыхаясь, спотыкаясь, побежала дальше. Наконец они очутились среди группы кедров и сосен, которые вскоре скрыли из глаз крыши разбойничьих блокгаузов. Жанна облегченно вздохнула, и в ее вздохе смешалось чувство радости и страха. Наконец-то! Внезапно дорогу преградил упавший кедр. Здесь она будет ждать. Так приятно прислониться к стволу дерева. Клайв приближался к ней громадной, шагающей тенью. Никогда еще она не видела его таким. Еще секунда — и он тоже вышел на полянку.

— Скажите мне еще раз… — сказал он, запинаясь. — Мне кажется, что я пьян или сошел с ума.

Но Жанна не находила слов. Протянув свои дрожащие руки, она медленно подняла их к лицу и вдруг, тяжело дыша, сорвала свою маску…

— Джим!.. Джим!.. Я — Жанна! — едва прошептала она своими онемевшими губами.

— Жанна?! — прохрипел он.

Точно пантера, подскочил он к ней, сильной рукой схватил за воротник ее блузки и, когда Жанна упала на колени, потащил за собой. Девушка изо всех сил боролась с его железной хваткой, но ворот блузы так сдавил горло, что она не могла издать ни одного звука. Джим не смотрел на нее, зато она могла хорошо видеть его. Все его тело сотрясалось от внутренней жестокой борьбы, лицо выглядело страшно, волосы стали дыбом. Он тащил ее за собой как будто она была пустым мешком. Точно животное, выискивал он темную яму или угол, чтобы спрятать ее. Жанна задыхалась. Все предметы заволоклись перед ее глазами, и она начала отбиваться почти инстинктивно. Внезапно петля вокруг ее горла ослабла; Жанна с хрипом втянула в легкие воздух; красная завеса спала с ее глаз. Она все еще лежала, а Клайв стоял перед ней, подобно серому демону, направляя на нее свой револьвер с взведенным курком.

— Молись теперь о себе да и обо мне!

— Джим!.. О, Джим… Ты и себя хочешь убить?

— Да. Но теперь молись — скорей!

— О, тоща я буду молить бога — не о себе, а об одной лишней минутке жизни… чтобы все рассказать тебе, Джим!

Лицо Клайва выразило сильную борьбу, и рука, державшая револьвер, задрожала. Ответ Жанны был ударом молнии в мрачную бездну его нестерпимых мук. Жанна видела это и, подняв к нему свое лицо, протянула руки.

— Чтобы… все рассказать тебе… Джим! — молила она.

— Что рассказать? — грубо крикнул он.

— То, что я невинна, что я такая же чистая, как и прежде… Дай мне все рассказать… О, ты в заблуждении… в страшном заблуждении!

— Теперь я вижу, что я действительно пьян… Ты, Жанна Рэндел. Ты в этой одежде, подруга Джека Келса. Даже не его жена! Ты — мишень для насмешек этих грязных бандитских рож. И ты еще смеешь говорить, что ты невинна, чиста… Тоща почему ты сама же отказалась покинуть Келса!

— Я боялась… боялась, что тебя убьют! — простонала она, ударяя себя в грудь.

Все это казалось ему сплошным кошмаром, безумием, бредом пьяного. Видеть ее, Жанну, здесь в этом вызывающем мужском костюме, на коленях, с протянутыми к нему руками, умоляющую верить в ее невинность…

Быстрые, отрывистые слова слетали с ее уст:

— Ты только выслушай! Я поехала за тобой на двадцать миль от Хоудли. Встретила Робертса, он поехал провожать меня. Его лошадь оступилась, и мы сделали привал. Затем неожиданно к нам подъехал Келс, с ним были еще двое. Они разбили лагерь возле нас. Наутро Келс убил Робертса и увез меня. Затем убил и тех других, чтобы захватить меня целиком для одного себя… Мы проехали среди гор в ущелье… Там он напал на меня, и я… пристрелила его. Но оставить его я не могла… Не могла дать ему умереть!

Жанна страшно торопилась, говоря это, но, увидев лицо Клайва, снова приобрела силу и дар речи.

— Келс выдает меня за свою жену, чтобы обмануть всех мошенников и Гульдена. Он хотел спасти меня от них. Однако, они раскрыли тайну. Это Келс заставил меня носить эту бесстыдную одежду. Келс ничем не обидел меня, ни он, ни другие. В нем есть еще что-то хорошее, и я умею вызывать в нем этот остаток доброты… О, он любит меня, и я больше не боюсь его… То было страшное время для меня, Джим, но я по-прежнему такая же девушка, какой ты знал меня… какую ты…

Клайв выронил револьвер и провел рукой по глазам, точно стараясь отогнать что-то.

— Но зачем… зачем… — спросил он, не веря себе, — зачем ты оставила Хоудли? Ведь ты же сознавала опасность?

Жанна твердо взглянула на него.

— Джим! — прошептала она, чувствуя, как с этим первым словом исповеди ее охватила дрожь и вся кровь прилила к ее шее и щекам.

— Джим! Когда в тот вечер ты поцеловал меня, я страшно рассердилась. Но едва ты ушел, как стала раскаиваться. Вероятно, ты… уже и тогда мне нравился, но я еще не понимала этого… Ужасное раскаяние овладело мною, и я поехала в горы следом за тобой, чтобы спасти тебя от самого себя. И среди всех страданий, страха и ужаса я иногда… чувствовала… сладость твоих поцелуев. А вместе с долгими днями мучений и боязливого ожидания, со всем, что говорило мне о твоей ненависти к жизни, пришла любовь… Любовь, которой я никогда не буду достойна. Я решила найти тебя, спасти, отослать обратно домой… И вот я нашла тебя, возможно, уже слишком поздно, чтобы спасти твою жизнь, но не поздно для спасения твоей души. Я люблю тебя, Джим… Я люблю тебя и не могу досыта наговориться об этом. Все мое сердце надрывается… Скажи, что ты веришь мне. И поцелуй меня… так же, как в тот вечер, когда оба мы были слепыми глупцами. О, как все это печально!.. Целуй меня, Джим, прежде чем я… упаду перед тобой… Если бы ты только поверил…

Слезы ослепили Жанну. Она бормотала бессмысленные слова, сама не сознавая, что она говорит. И тут, очнувшись наконец от онемения, Джим схватил ее в свои объятия. Жанна была близка к обмороку, почти в бессознательном состоянии. Он так крепко прижал ее к себе, что ее дыхание замерло, замерло и тело, остановился пульс… Она слышала его хриплые отдельные возгласы, чувствовала биение сердца у своей груди. И он начал целовать ее так, как она просила. Постепенно Жанна возвращалась к новой жизни, вся дрожа от счастья. Подняв свое лицо, она обхватила его шею и, ослепленная, целовала его, страстно, нежно и пылко. Все ее сердце, вся ее душа вылились в этих поцелуях.

— Жанна..! Жанна!.. Жанна!.. — бормотал он, как только их уста разъединились. — Сплю я или пьян… или с ума сошел?..

— О, Джим, это я, я, в самом деле! И ты обнимаешь меня, — шептала она. — Милый, целуй меня еще и скажи, что ты веришь мне.

— Верить?.. Я обалдел от радости… Ты любишь меня?.. Ты поехала за мной… Я должен был бы и так понять это, не будь я таким болваном!

— О, Джим! Довольно безумства. Нам надо спасаться. Вспомни, где мы сейчас. Перед нами стоят Келс и его страшная затея.

Он уставился на нее, и его сознание медленно вернулось к действительности. Наступила реакция. Если у Джима оставалось еще сколько-нибудь самообладания, то теперь он окончательно утратил его. Спрятав лицо у шеи Жанны, он плакал, тихо всхлипывая, глубоко потрясенный. Жанне было жутко слышать это. Положив его руку к себе на грудь, она молила его собрать все свои силы. Но он был весь охвачен раскаянием. Это он вовлек ее в такое несчастье. Жанна поняла, что только сильная встряска может вернуть ему прежнее уверенное и разумное равновесие.

Оттолкнув его от себя, она взяла его за плечи так, что он вынужден был смотреть на нее, затем она пылко и страстно поцеловала его.

— Джим, если у тебя хватило мужества на то, чтобы стать дурным, то значит у тебя его хватит и на то, чтобы спасти девушку, которая любит тебя и принадлежит тебе!

Джим поднял лицо, и мгновенная бледность сменила краску его щек. Он понял тонкость ее сравнения.

— У нас только одно средство — бежать.

— Да, но это чересчур опасно.

— Теперь у нас есть один выгодный шанс. Я достану лошадей, и мы выберемся отсюда, ибо новые события сейчас удержат всех этих бандитов тут на месте.

— Нет, нет! Я боюсь так рисковать. Келс тотчас же догадается о нашем бегстве и, как ищейка, бросится по нашему следу. Но это еще не все. Я до обморока боюсь Гульдена. Не могу объяснить своего страха. Он примет участие в погоне. Никогда я не соглашусь бежать, пока Гульден в лагере… Джим, знаешь, что он сделал?

— Он людоед, я знаю. Его вид мне тошнотворен. Я пробовал убить его и жалею, что не сделал.

— Пока он здесь поблизости, я не могу чувствовать себя в безопасности.

— Тогда он должен умереть.

— Тише, тише! Ты должен только в крайних случаях прибегать к таким отчаянным поступкам… Слушай! Сейчас я пока в полной безопасности у Келса. Кроме того, он очень расположен к тебе. Выждем немного. Мы останемся у Келса, поедем вместе с ним на золотые прииски. Я уверена, что там нам представится более удобный случай. Свою роль тебе играть придется, но сделай это без пьянства и не затевай драк. А затем при первой возможности мы попытаемся бежать.

— А, по-моему, у нас никогда больше не будет такого удобного случая для бегства, как сейчас, — протестовал Джим.

— Тебе это только кажется, но я знаю, как обстоит дело. Говорю тебе, что Гульден только из-за меня разошелся с Келсом. Мне кажется я умерла бы от ужаса, имея перед собой двести миль дикой гористой местности и этого гориллу за своей спиной.

— Но, Жанна, если бы ты отважилась на побег, то Гульден никогда бы не получил тебя живой, — серьезно заметил Джим. — Этого-то тебе бояться нечего.

— Я испытываю перед ним нечеловеческий ужас. Считаю его настоящей гориллой и уверена, что он утащил бы меня даже мертвую… Нет, Джим, давай подождем, предоставь мне выбрать момент. Доверься мне. О, Джим, раз мне удалось спасти тебя от участи бандита, то теперь я на все способна! Келса, Пирса или Вуда я еще смогу провести и вообще каждого из них, всех, кроме Гульдена.

— Ну, а если перед Келсом встанет вопрос: следовать ли за тобой или спешить на прииски, то что он предпочтет?

— Он погонится за мною, — ответила она.

— Но ведь Келс с ума сходит по золоту. У него только две страсти: украсть золото и проиграть его.

— Возможно. Но сперва он все-таки погонится за мной. Также и Гульден. В этих горах мы не можем ехать так быстро, как они. Мы заблудимся, не зная ни тропинок, ни мест, где есть вода. Мы заблудимся, и нас поймают. Какой-то голос твердит мне, что не Келс найдет нас, а именно Гульден со своей бандой.

— Ну как хочешь, Жанна, — ответил Клайв. — Но ведь ты осуждаешь меня на сущие пытки. Я должен оставлять тебя с Келсом и с этими бандитами. Это будет, пожалуй, еще труднее, чем вся моя жизнь здесь до этих пор.

— Джим, Джим, мне ничего не грозит! — воскликнула Жанна убедительно. — Из двух зол, это меньшее. Жизнь обоих нас зависит от нашего благоразумия. И ради тебя, Джим, я хочу живой выйти из игры.

— О, моя любовь, как счастлив я слышать это из твоих уст! — воскликнул он, глубоко взволнованный. — Ведь я уже никогда не надеялся увидеть тебя… Но прошлое пусть и останется прошлым. С этого момента я начинаю жить сызнова. Я буду таким, каким ты хочешь, буду действовать так, как ты пожелаешь.

И снова Жанну властно потянуло к нему. Подняв свое раскрасневшееся лицо, она умоляюще взглянула на него, покорная, с чарующей и опасной лаской во всем своем существе.

— Джим, целуй меня и держи так же крепко, как и в тот вечер.

И не Жанна первая нарушила это объятие.

— Найди мою маску, — сказала она.

Клайв поднял с земли свой револьвер, а немного погодя нашел и кусок черного фетра. Он держал его в руке с таким видом, как будто это была какая-то смертоносная штука.

— Завяжи мне ее.

— Жанна! — воскликнул он, выполнив ее просьбу. — Теперь никто не увидит твоего лица, но одежда твоя… слишком уж подчеркивает твои линии. И, черт возьми, я должен признаться, что ты красива, дьявольски хороша, очаровательна! Но я ненавижу это одеяние…

— Да, и я не терплю его. Но надо мириться, а ты постарайся меня больше не стыдить… А теперь прощай. Все время помни обо мне, как я о тебе…

С этими словами Жанна вырвалась и побежала из леса. По дороге она натолкнулась на свою лошадь и повела ее к блокгаузу. Многие из лошадей разбежались. Около блокгауза никого не было видно, но Жанна заметила группу мужчин во главе с Келсом, подымавшихся вверх по холму. Счастье улыбнулось ей. Вряд ли кто заметил ее отсутствие. Жанна только собралась с силами, чтобы добежать до своей комнаты и броситься на постель, изнемогая от слабости, волнения и чувства бесконечного облегчения. Наконец-то разрешилась вся невыносимая двусмысленность ее положения.

Глава XIII

Уже давно наступил полдень, прежде чем Жанна снова вышла на улицу; выйдя же, она заметила, что бандиты не обращают на нее почти никакого внимания.

Келс расхаживал легкой походкой с сияющими глазами, с поднятой головой, точно прислушиваясь к чему-то. Возможно, он слушал дьявольскую музыку своих грядущих надежд. Жанна нередко с удивлением смотрела на него. Даже бандит, придумывающий свои разбойничьи планы, может строить воздушные замки и радоваться жизни.

А тем временем все остальные, по двое и по трое, покидали лагерь. Каждая группа, сопровождаемая мулами и лошадьми, на этот раз так упаковала свой груз, как Жанна еще ни разу не замечала. Кирки, лопаты, старые сита и в особенности сковородки вывешивались на самых видных местах и должны были показать, что едут самые настоящие золотоискатели. Кругом царило лихорадочное оживление, и только за сияющим лицом Келса чувствовалась мрачная, угрожающая инициатива. Он был сердцем всей машины. К заходу солнца в лагере остались только Келс, Пирс, Вуд, Джим Клайв и седоволосый Джесси Смит.

Когда Жанна проснулась на следующее утро, вся ее комната еще была полна серым мраком. Из большого блокгауза доносился шум, снаружи гудели голоса и раздавался стук лошадиных копыт.

Она так долго собиралась, что Келсу пришлось несколько раз окликнуть ее. С большой неохотой покидала она свое жилище, такое скрытое и надежное. Трудно было сказать, удастся ли ей снова получить такое же удобное помещение. Кроме того, расставаясь, Жанна ощутила тихую привязанность к этому месту за все страдания и размышления, которые ей пришлось вынести здесь.

Серый мрак уступал место рассвету. Мужчины за исключением Келса были уже в седле, и нагруженные лошади тронулись в путь. Задвинув бревенчатую дверь блокгауза, Келс вскочил на лошадь и приказал Жанне следовать за собой. Взглянув вперед, она заметила, что третьим наездником от нее был Джим. Это обстоятельство придало совершенно иной характер утреннему выезду в Ольдер Крик.

Смит двинулся из долины через горную расселину и сплошь усеянный валунами хребет в новое ущелье. Дорога была ужасная. Некоторое время пришлось идти по каменистому руслу ручья, где лошади скользили по мокрым и гладким валунам. Продвигались очень медленно, что утешало Жанну. Чем дольше они ехали, тем лучше. Ведь там, в конце пути, их ждали Гульден, остальные бандиты, приисковый лагерь и тысяча ужасных возможностей.

Около полудня сделали привал в весьма оживленном настроении.

Во время обеда Келс заметил Джиму:

— Послушай-ка, дружок, ты что-то вдруг повеселел. Никак тому виной наши проекты?

— Не совсем! — ответил Клайв. — Я перестал беспрерывно тянуть виски. По правде говоря, Келс, я уже начал ловить белых мышей.

— Я очень рад этому. Еще ни разу мне не встречался человек, который бы много пил и не терял при этом головы. Я тоже не выдерживаю долго, хотя обычно пью очень немного.

Услышав это, бандиты громко расхохотались, считая слова Келса шуткой. Тот и сам охотно смеялся, но несколько раз подмигнул Жанне.

Однажды Келс поручил Клайву оседлать лошадь Жанны. Пробуя ремни, Джим прикоснулся своей рукой к руке Жанны. Это прикосновение наполнило ее сладкой дрожью; она взглянула на Джима, но тот отвернулся. Вероятно, он не доверял своим глазам. И снова начался бесконечный путь по ущельям. Тропинки были такие грубые и извилистые, что, по расчету Жанны, они проезжали не больше трех миль в час. Ей приходилось беспрестанно помогать своей лошади выбирать дорогу, и это целиком завладевало вниманием. Только с наступлением темноты был сделан второй привал. Жанна хотела было помочь в чем-нибудь, но Вуд посоветовал ей лучше отдохнуть. Все мужчины, и особенно Бейд Вуд, старались оказать ей всевозможные услуги, и только Джим Клайв держался в стороне из боязни выдать себя.

Закутанная в одеяла, Жанна лежала в нескольких метрах от костра. Однажды Келс обернулся, чтобы посмотреть, насколько далеко она от них и затем, понизив голос, рассказал какой-то анекдот. Окружающие захохотали. Пирс, в свою очередь, также что-то рассказал и тоже старался, чтобы она не могла услышать его. В своем оживлении они уселись плотнее, и Джесси Смит, по-видимому, большой весельчак, вскоре заставил их прямо взвыть от удовольствия. Джим Клайв громко хохотал вместе со всеми.

— Послушай, Джим, а как ты справился со своей историей? — заметил Келс.

— С какой историей?

— Ну с той, из-за которой ты явился сюда и дал мне счастливую возможность прикарманить тебя, — ответил Келс с принужденным смехом.

— О, ты говоришь о девушке?.. Само собой я справляюсь с этим, но только на трезвую голову.

— Расскажи нам, Джим, — сказал Келс с особым любопытством.

— Хорошо, — ответил Клайв, делая вид, что воспоминание причиняет ему боль. — Я родом из Монтаны. Зимой — охотник, летом — золотоискатель. Однажды скопил кругленькую сумму, несмотря на то, что нередко спускал кое-что в картишки и на виски. Ну, само собой, там была девушка. Красавица, из-за которой я попал в скверную историю. Оставив все свои пожитки у нее, я отправился за золотом. При моем возвращении мы хотели пожениться. Я не показывался шесть месяцев, мне здорово везло, но в последний момент решительно весь мой золотой песок у меня украли. Когда я вернулся обратно в Монтану, моя девица успела выйти замуж за другого и все, что я у нее оставил, подарила ему. Я запил. А пока я гулял, они принялись распускать обо мне разные паршивые слухи. Это было делом ее рук. Мне пришлось бежать из города, и постепенно я докатился сюда, на границу.

Выслушав эту вымышленную историю, Келс задумчиво отошел от костра и, закутавшись в одеяла, улегся неподалеку от Жанны.

На следующий день измученная кавалькада выбралась наконец из цепи гор, скал и колючего кустарника на широкую и пыльную дорогу, очевидно, совсем недавно проложенную, о чем свидетельствовали совершенно свежие пни спиленных деревьев. Видно было, что множество людей пользовалось этой дорогой.

Келс казался сильно взволнованным; Пирс выглядел настороженно, и глаза его рыскали кругом, как у ястреба; Смит походил на ищейку, почуявшую след.

По краям дороги валялись груды тележных обломков, колес, посуды, ящиков, старого тряпья от палаток, занесенного ветром в кусты, дохлые мулы и ослы. Все выглядело так, как будто здесь только что проехала отступавшая армия. Вскоре дорогу пересекла тенистая речка. Перебравшись на другой берег, кавалькада тронулась по дороге, свернувшей теперь вдоль течения реки.

Несколько миль спустя дорога уперлась в поросшее соснами ущелье. Деревья совершенно скрывали от глаз края и почву ущелья. Пришлось проехать еще несколько миль, прежде чем бандиты снова выехали на открытую поляну, показавшуюся Жанне местом отвратительного пожарища. Однако такое опустошение являлось делом человеческих рук. Громадная поляна предназначалась для постройки жилищ. Но еще на целую милю не было видно ни одной палатки или хижины. Ущелье заворачивало вправо, и большой серый выступ скрывал от глаз даль. Внезапно властный окрик Келса заставил всех остановиться. Жанна увидела, что они находятся высоко над обрывом. Внизу раскинулся приисковый лагерь. То было весьма интересное зрелище, и, вероятно, Келс находил его даже красивым; однако Жанне оно показалось еще более отвратительным, чем оставшийся позади вырубленный лес. Всюду, куда ни падал ее взгляд, виднелись грубые кучи земли, маленькие шалаши, кое-где палатки и изредка — блокгаузы. И чем дальше она глядела, тем больше роились вдали эти неуклюжие приисковые постройки, своими черными и белыми крышами густо заполняя устье узкого обрыва.