– Добрый вечер, сэр, – сказал Чандлер, подойдя к незнакомцу. – Кажется, мы с вами не встречались прежде? Меня зовут Чандлер Прествик, граф Данрейвен.

Высокий, крепкого сложения человек вежливо поклонился и сказал:

– Рад с вами познакомиться, лорд Данрейвен. Я – Уильям Хогарт, сотрудник мистера Перси Доултона. Мы здесь высматриваем подозрительных особ.

Чандлер мысленно улыбнулся. Сам Хогарт и был подозрительной особой.

– Прекрасно. Рад видеть, что Доултон так быстро нашел людей, которых можно посылать на приемы.

– Да, сэр. Он сразу же все устроил. В тех домах, где собирается больше пятидесяти человек, присутствуют двое из наших.

На Чандлера произвело большое впечатление то, с какой быстротой действует Доултон.

– Не заметили ли вы чего-то необычного? – поинтересовался он.

– Мы с напарником держим все под контролем. Он наблюдает за комнатами, в которых находятся гости, а я слежу за всеми, кто уходит через эту дверь. Если у кого-то из выходящих будет оттопыренный карман или пола фрака, мне приказано вежливо остановить его и обыскать.

– Спасибо, Хогарт. Кажется, все организовано как нужно.

И, кивнув полицейскому, Чандлер собрался уходить.

Перо коснулось его затылка, и, еще не обернувшись, он заметил краешком глаза стоявшую рядом с ним женщину. То была леди Ламсбет. Предостерегающий холодок пробежал по спине Чандлера.

Он сложил руки на груди и сказал:

– Леди Макбет. – Потом откашлялся и непочтительно поправился: – То есть леди Ламсбет.

Она лукаво улыбнулась и медленно похлопала своими длинными ресницами. Леди Ламсбет была красива. Ее большие выразительные синие глаза призывно смотрели на собеседника, блестящие белокурые локоны обрамляли круглое лицо.

– Ах, как вы обворожительны в своей бессердечности. Обычно вы называли меня Оливией, Чандлер. Откуда такая официальность?

– Так мне хочется.

– Придется мне переубедить вас. Я соскучилась по вашему очарованию.

– Сомневаюсь.

Леди Ламсбет шагнула ближе.

– Какой вы злюка. Ваши слова причиняют мне боль.

– Похоже, ваш муж снова умер на этот сезон, или же в Париже слишком жарко для вас в это время года?

– Нигде не может быть так жарко, как в ваших объятиях, дорогой Чандлер. – Она соблазнительно улыбнулась. – Да, так и есть – я вдова. На сей раз это правда.

Чандлер огляделся, не видит ли кто-нибудь, что он с ней разговаривает. К счастью, рядом с парадной дверью не было никого, кроме полицейского, от которого он только что отошел.

– Мои соболезнования, – сказал он совершенно безучастно.

– Я знаю, что у вас нет причин мне верить, но это правда. Мой муж погиб в дорожной катастрофе вскоре после того, как в прошлом году мы приехали в Париж. Странно, что вы об этом не слышали.

– Это меня не касается. Если вы вернулись, чтобы дальше творить зло, вам придется поискать другой объект. Я для этого не гожусь.

Леди Ламсбет глубоко вздохнула, подняв пышную грудь, выступающую из глубокого выреза платья.

– Ну, ну, ну. Вы все еще сердитесь на меня за мою ложь.

– Она не настолько меня задевает, чтобы сердиться.

– Господи, каким вы стали невыносимым злюкой, Чандлер! – Она протянула руку, делая вид, что поправляет ему галстук. – Мне это нравится. Это может быть интересно в постели.

Чандлер немного отступил и сказал:

– Извините меня, я должен кое с кем встретиться.

Он хотел было пройти мимо нее, но леди Ламсбет схватила его за руку и остановила. Потом призывно улыбнулась, показав прекрасные белые зубы. Это напомнило Чандлеру, почему когда-то ему так хотелось овладеть этой женщиной. Кожа у нее была нежная, тело красивое, и она обожала, когда мужчина прикасается к ней и поклоняется ей. Она была умелой любовницей... и искусной лгуньей. Чандлер заставил себя скользнуть взглядом по ее лицу, по стройной шее, пышной груди – и дальше, по длинным красивым пальцам, которые сжали его руку, словно тиски. От злости его мышцы невольно напряглись под ее рукой. Чандлер посмотрел на державшую его руку, а потом на похотливое лицо Оливии.

Глаза его сузились, губы сжались.

Медленно разжала она руку и отпустила его.

– Вам совершенно не идет испытывать ко мне неприязнь. Один поцелуй – и мы помиримся. – И она подняла к нему лицо.

Чандлер никогда не позволял себе по отношению к леди откровенной грубости, но сейчас его так и подмывало ступить в эти неизведанные воды, поскольку, конечно же, ни одна другая женщина не заслуживала этого больше, чем леди Ламсбет. У него вертелись на языке слова, которыми он выразил бы все, что думает о ней, но ему совсем не хотелось, чтобы его видели разговаривающим с ней.

– Вы очень хороши собой, леди Ламсбет, но ваш ум и ваше сердце лживы. Вы больше меня не интересуете.

Она прищурилась, красиво надув полные губки. Вероятно, его неприязненное замечание привело ее в ярость, но она ничем этого не показала. Сердце у этой женщины было как лед.

– Я знаю, вы думаете, что это я проболталась о нашей любовной связи, так что это попало в скандальные газетенки, но клянусь, я не виновата. Я понятия не имею, кто узнал о нас. И я собиралась сказать вам правду до того, как мой муж вернется в Лондон. Мне вовсе не хотелось, чтобы он застал нас в постели. Генри убил бы нас обоих, если бы вы вовремя не убежали.

Чандлеру не хотелось даже слышать слово «любовь» из ее уст.

– Значит, тот, кто все рассказал ему, хотел только моей смерти? Это утешает. Мне безразлично, кто выдал нас, пусть даже то была ваша горничная. Что сделано, то сделано. Мой роман с вами окончен.

– Ну что же, пусть так, но потанцуйте со мной, покажем всем, что между нами нет вражды.

– Но ведь она есть. Вы больше не поймаете меня, леди Ламсбет. Найдите кого-нибудь другого, кто поверит, что вы – одинокая вдова. Я на сей раз не попадусь. Поверьте, с меня достаточно, и я больше не хочу иметь с вами никаких дел.

Он повернулся и быстро отошел. У Чандлера вдруг стало чертовски хорошо на душе, когда он вернулся к гостям, толпившимся в передней гостиной. Он взял с подноса бокал с шампанским и с наслаждением сделал несколько глотков. Ему давно уже хотелось сказать леди Ламсбет, как он относится к тому, что она солгала ему, сказав, что она вдова.

Чандлер был не святой. Он получал свое прокрадываясь в сады, гостиные и спальни, но никогда не укладывал в свою постель замужнюю женщину. У него был свой собственный кодекс чести, и он сознательно не нарушал его. Вполне хватало доступных женщин, ищущих его внимания. Чандлер не позволял себе ухаживать за чьей-то женой.

Он остановился, вздохнул и улыбнулся. Хорошо, что она больше не вызывает у него желания. Ему хотелось ощутить своими губами единственные губы, и принадлежали эти губы мисс Блэр. Он был исполнен твердой решимости отыскать ее еще до конца этого вечера.

Время шло, Чандлер бродил из одной комнаты в другую. Он задел локтем какого-то герцога, улыбнулся мисс Пеннингтон, кивнул другому герцогу и герцогине, здоровался с друзьями, не переставая искать в толпе мисс Блэр. Чандлер знал, что она должна быть здесь, потому что лорд и леди Хиткоут еще не ушли. Мисс Бардуэлл снова оказалась рядом с ним, но он не стал приглашать ее на танец. Увидев Файнза, Чандлер постарался сделать так, чтобы тот не заметил его.

Слоняясь из комнаты в комнату, Чандлер случайно оказался в безлюдной части дома. Он остановился в начале длинного узкого коридора, в который открывалось по нескольку дверей с каждой стороны. Коридор освещали масляные лампы, висевшие на стенах, а в самом конце стояли высокие часы с большим белым циферблатом.

– Время многое меняет, – тихо сказал он.

Мысли его устремились в прошлое. В прошлом году, сразу же после окончания сезона, он начал свой пылкий роман с леди Ламсбет. Он познакомился с ней на последнем большом балу сезона. Леди Ламсбет сказала ему, что она вдова и вернулась в Лондон после нескольких лет, проведенных в Париже. Она пригласила его зайти к ней, и на следующий день он так и сделал.

Чандлер велел своему повару приготовить абрикосовые пирожные, надеясь насладиться ими за чашкой чаю рядом с прекрасной леди Ламсбет. Тогда ему и в голову не могло прийти, что остаток дня он проведет в ее постели, не выпив ни одной чашки чаю и не съев ни кусочка пирожного. И большую часть времени в течение трех последующих недель Чандлер проводил именно там – в ее постели.

До тех пор, пока слухи об их связи не просочились в раздел светской хроники «Дейли ридер». Чандлер бы с удовольствием удавил лорда Труфитта своими руками. Он сделал бы это, если бы знал, кто автор этого раздела.

Чандлер попадал в этот раздел уже не первый год, и сплетни не удержали его от посещений леди Ламсбет, однако не прошло и недели, как ее муж неожиданным и таинственным образом восстал из мертвых, и именно тогда, когда Чандлер находился в ее постели.

Ему пришлось выпрыгнуть из окна спальни леди, располагавшейся на втором этаже, схватив свою одежду в охапку. Через пару дней ее муж ворвался в «Уайтс», держа в руке шпагу. Чандлер лишился бы руки, если не головы, если бы кто-то из друзей лорда Ламсбета не удержал его и не отобрал у него оружия.

Чандлер был вынужден сделать то единственное, что мог сделать порядочный человек. Он отрицал, что когда-либо бывал в постели леди Ламсбет, а его друзья, собравшиеся вокруг него, поддерживали эту ложь. Больше он ни разу не видел Оливию вплоть до этого вечера. И с радостью понял, что не имеет ни малейшего желания видеть ее.

Чандлер поднес бокал к губам и обнаружил, что тот пуст. Он даже не заметил, как все выпил, вспоминая прошлое. Снова взглянув на часы, Чандлер вдруг заметил движение тени, падающей из комнаты, расположенной в конце коридора.

Он насторожился. В комнате кто-то есть. Но кто это? Хозяин дома или светский вор? Это необходимо было выяснить. Чандлер тихо поставил на какой-то столик свой пустой бокал и осторожно и как можно бесшумнее пошел по коридору. Заглянув в дверь комнаты, он с удивлением увидел мисс Миллисент Блэр.

Она стояла перед камином и смотрела на картину, висевшую над ним. Потом что-то написала на бальной карточке. Неужели она опять делает заметки? Записывает, кому послать благодарственные письма? Чандлер скривился. Ну уж нет. Больше он не даст себя обмануть таким объяснением.

Нет, черт побери.

Чандлер отступил от двери. Миллисент одна в чужом кабинете. В таком месте, которое обычно не посещают гости. Дать ли ей знать, что он здесь?

Внезапно в голове у него темным мрачным облаком мелькнула некая мысль. Все его тело напряглось. Чандлеру не хотелось верить в то, что подсказывал рассудок. Но он ничего не мог поделать – эта мысль уже обрела у него в голове четкие очертания. Не могла ли мисс Блэр делать заметки о ценных предметах, находящихся в доме, готовясь что-то украсть?

Чандлер не хотел об этом думать, но он не мог отрицать и того, что она может что-то записывать, а потом передавать сведения сообщнику. Вещи, которые легко унести из дома так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.

Это было чудовищным предположением. Однако чем еще могла заниматься мисс Блэр в таком месте, где ей не полагалось находиться, снова что-то записывая на бальной карточке? Ведь и когда он увидел ее в первый раз, она тоже делала пометки. Мысль Чандлера продолжала копаться в фактах. Вчера вечером она не дала леди Хиткоут заглянуть в свою бальную карточку.

О мисс Блэр никому ничего не известно. Ему она почти ничего о себе не рассказала. Черт побери, как же ему не хочется, чтобы все сошлось! Чандлер не мог представить себе, что она крадет изломов вещи, но ведь она может быть чьей-то сообщницей.

Если это так, значит, Миллисент Блэр, прекрасная молодая леди, от которой он сходит с ума, сообщница светского вора!

Миллисент вернулась к гостям, полностью удовлетворенная тем, что без помех записала слухи для тети Беатрисы. Она заполнила оборотную сторону своей бальной карточки заметками и теперь, войдя в переполненную комнату, пыталась снова привязать ее к запястью одной рукой. Большая часть из записанного поступила от леди Линетт. Проведя со своей новой подругой всего лишь несколько минут за вечер, Миллисент получила достаточную информацию.

Ее удивляло, что тетя Беатриса и виконтесса Хиткоут еще не поняли, что леди Линетт знала больше сплетен, чем сообщалось в любой скандальной газетенке. Миллисент полагала, что все объяснялось просто. В обществе леди Линетт старались не заметить, делая вид, что ее нет поблизости, чтобы не приходилось смотреть на ее родимое пятно.

Какая жалость! Линетт – красивая девушка, и она просто изголодалась по дружбе. Миллисент подумала, что надо побывать...

Оттолчка сзади Миллисент качнулась вперед. Карандашик и карточка выпали у нее из рук, а сама она споткнулась и едва не упала. Сильные горячие руки подхватили ее и не дали шлепнуться на пол. Ей не нужно было видеть его лицо и даже слышать его голос, чтобы понять, что спас ее от неминуемого падения лорд Данрейвен.

– Примите мои искренние извинения, мисс Блэр.

Эти слова были сказаны шепотом ей на ухо, а властные руки повернули ее лицом не к ангелу-хранителю, спасшему ее от перспективы растянуться на полу, а к карающему божеству.

– Какой-то плохо воспитанный мужлан толкнул меня прямо на вас. Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, – улыбнулась она, но, поняв, что на них смотрят, решила, что будет лучше свести его внимание к своей особе к минимуму.

– Я не нарочно налетел на вас.

– Разумеется, не нарочно, – кивнула Миллисент, однако она могла бы поклясться, что не видела в глубине синих глаз лорда Данрейвена ни признака сожаления. Впервые она ощутила в нем какую-то отчужденность.

Граф окинул взглядом комнату.

– Понятия не имею, кто этот недотепа.

– Ничего страшного. Я не ушиблась, и вы, кажется, тоже.

– Ничуть.

– Прекрасно. И не думайте больше об этом, – сказала она и тут же принялась искать взглядом свою бальную карточку и карандаш, упавшие на пол. Но видела она только блестящие сапоги, атласные туфельки и подолы платьев.

– Вы что-нибудь потеряли? Какое-нибудь украшение?

– Нет, нет, – поспешила ответить Миллисент, решив не впадать в панику. Она инстинктивно подняла руку и нащупала свои жемчужные серьги и ожерелье. Все было на месте.

– Я уронила карандаш и бальную карточку.

– Разрешите, я их поищу.

– Нет, нет, я сама.

Но Чандлер уже принялся за дело. Он вежливо попросил мужчин ступать осторожнее, а дам – отойти в сторону. Вскоре он нагнулся и подобрал и карточку, и карандаш.

Сжав их своей рукой в перчатке, он повернулся к Миллисент и спросил:

– Как ваши дела, мисс Блэр?

Она удивилась вопросу и насторожилась, когда лорд Данрейвен не вернул ей карточку немедленно. Но ведь не могла же она показать ему, как ей не терпится получить свои заметки.

Она опустила руки и вежливо ответила:

– Очень хорошо, сэр. А ваши?

– Благодарю вас, также. Я искал вас сегодня на трех балах.

– Ну что же, кажется, вы наткнулись прямо на меня.

Его улыбка, когда он отвечал ей, была довольно насмешливой.

– Да. И я еще раз прошу прощения за такое грубое приветствие.

– Незачем. Спасибо, что нашли мою карточку и карандаш.

Миллисент протянула руку в перчатке, но лорд Данрейвен опять не сделал жеста, чтобы отдать их, и ей пришлось опустить руку, потому что кое-кто из гостей продолжал смотреть на них. Очевидно, ее вещам предстояло сыграть роль залога.

– Мне бы хотелось нанести вам завтра визит, мисс Блэр. Вы меня примете?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Миллисент некоторое время смотрела на графа и только потом спохватилась и сказала:

– Нет, сэр, думаю, что мне это не будет приятно.

Он резко вскинул брови с вызывающим видом.

– Вы находите меня непривлекательным, мисс Блэр?

– Нет, вы прекрасно понимаете, что все совсем не так. Вы очень привлекательны.

Лорд Данрейвён окинул ее взглядом, а потом опять посмотрел ей в глаза. Что-то внутри Миллисент жаждало покориться ему, и на мгновение ей стало трудно дышать.

– Благодарю вас. Хотя это и не тот комплимент, которого я ждал. Я пытаюсь понять, почему вы считаете меня неприемлемым для себя поклонником?

Она отвела взгляд, а потом заглянула ему прямо в глаза.

– Неприемлемый – слишком резкое слово.

– Тогда я совсем озадачен. Объясните, почему вы не хотите, чтобы я нанес вам визит?

После сегодняшней встречи в саду Миллисент ожидала чего-то подобного со стороны лорда Данрейвена. И если бы не ее обязанность помогать тетке, она бы с удовольствием приняла его, даже зная, что он повеса и негодяй, которому нельзя доверять... Но поскольку этот человек играет чувствами женщин, она должна дать ему отпор.

– Я очень занята, однако разрешите поблагодарить вас за любезное желание нанести мне визит.

– Вы благодарите меня за мою любезность. Не это мне хотелось бы услышать. Неужели вы так заняты, принимая других джентльменов, что у вас нет времени для меня?

– Если быть совершенно честной, лорд Данрейвён, мы с вами слишком разные люди. И я не вижу оснований заставлять нас обоих мучиться в обществе друг друга.

– Наверняка это не честный ответ, мисс Блэр? – спросил он, подтверждая свой вопрос взглядом.

«Да, не честный».

– Джентльмен не должен сомневаться в честности дамы.

– В данный момент я не ощущаю себя джентльменом.

– Это заметно. – Миллисент была на грани паники, а ей это не было свойственно. Она втянула воздух, чтобы успокоиться. – Я действительно не вижу смысла продолжать этот разговор, лорд Данрейвён, но я искренне благодарю вас за намерение нанести мне визит.

Лорд Данрейвен шагнул ближе и понизил голос так, чтобы стоявшие рядом не могли услышать его:

– Я ведь не прошу вас выйти за меня замуж.

– Разумеется.

– Вы сказали это так, будто сама эта мысль приводит вас в ужас.

– Какая? Ваш визит ко мне?

– Нет, мысль о том, чтобы выйти за меня замуж.

Миллисент широко раскрыла глаза.

– Сэр, вы просите меня выйти за вас замуж?

– Нет, черт побери! – сказал он слишком громко, чем привлек к себе внимание окружающих.

На них смотрели, и, как заметила Миллисент, мужчины хмурились, а дамы казались шокированными.

– Прошу прощения за мои манеры, мисс Блэр, но в данный момент не могу не признаться, что вы обманули мои ожидания.

– В таком случае верните мне карандаш и карточку, и мы простимся.

– Не торопитесь. Вы получите их не раньше, чем я услышу вразумительный ответ, почему я не могу нанести вам визит завтра после полудня.

Миллисент прилагала все силы, чтобы сохранять твердость, но как это было трудно! Она не сомневалась, что время, проведенное с ним, было бы восхитительно, но не могла допустить, чтобы ее имя связывали с именем лорда Данрейвена.

– Ну хорошо, я не хотела этого говорить, но скажу. Я не только слышала о вашей репутации в свете – я испытала ее на себе. Так что вряд ли будет разумно принять вас у себя.

– Значит, вы все-таки не верите, что моя репутация может быть преувеличена сплетниками?

– Я, конечно, допускаю, что некоторые слухи были слишком раздуты, – сказала Миллисент, вспомнив то, что рассказала ей Линетт. – Но факт остается фактом – общение с вами может погубить мою репутацию, а я этого не хочу. Было бы желательно, чтобы вы вернули мою карточку и оставили меня.

Непривычная морщинка появилась на лбу лорда Данрейвена.

– Значит, у вас нет никакого желания узнать меня получше?

Миллисент поколебалась, но потом сказала:

– Это так. Именно этого я и хочу.

– Не узнавать меня лучше или чтобы я не узнал вас лучше?

Она глубоко вздохнула.

– Вы гораздо больше обманываете мои ожидания, сэр, чем я – ваши. Правда и то и другое, лорд Данрейвен. И позвольте мне показать вам, насколько более откровенной, чем вы, я могу быть. У меня нет совершенно никакого желания общаться с вами. Это достаточно ясно?

На мгновение он показался Миллисент уязвленным, и она пожалела, что выразилась так резко. Если бы только он знал, с каким удовольствием она узнала бы его ближе.

– Да. Это достаточно ясно мне, а также всем остальным в этой комнате.

Миллисент оглянулась, и вдруг ей показалось, что тысячи глаз устремлены на нее. Она почувствовала, что лицо ее пылает. Тетя Беатриса сочтет это полным провалом! Ее с позором отошлют укладывать вещи и отправят назад в Ноттингемшир, в точности как это былое ее матерью, и все из-за этого красивого негодяя.

– Я не хотела говорить так громко и резко. Вы вынудили меня это сделать, настаивая на вашем визите, хотя я уже отказала вам в этом.

– Кажется, теперь я понял. И совершенно определенно знаю, что мне нужно делать.

Миллисент глубоко вздохнула.

– Прекрасно. А теперь не соизволите ли вернуть мне мою карточку, чтобы я могла уйти?

– Конечно. – Лорд Данрейвен достал руку из-за спины и положил карандаш и карточку на ее протянутую ладонь. Миллисент быстро сжала пальцы.

– Вот они. Почему бы вам не положить их в ридикюль? Ведь вы там любите держать бальную карточку, не так ли?

– Да. Да, это прекрасная мысль. Мне... мне кажется, так будет удобней.

– Удобней, чем привязать ее к запястью, мисс Блэр?

Миллисент охватило странное чувство. Иногда граф говорил такие вещи, что ей начинало казаться, будто он читает ее мысли и знает о ее тайном занятии.

– Миллисент, дорогая, как вы себя чувствуете? Вы не ушиблись? – бросилась к ней леди Хиткоут со всей быстротой, на какую была способна ее крупная фигура. – Я только что услышала, будто бы вас сбили с ног и на вас наступили, а лорд Данрейвен любезно помог вам подняться.

– Господи, миледи, где вы слышали такое? Меня только слегка толкнули. Я никуда не падала, и, уж конечно, на меня никто не наступал. Я прекрасно себя чувствую.

– Вы уверены? Вы раскраснелись. Вам не нужны нюхательные соли?

– Нет. Со мной все в полном порядке.

Когда виконтесса отошла, Миллисент увидела, что лорд Данрейвен исчез, а вокруг нее стоит толпа незнакомых людей.

Ей следовало бы обрадоваться, что он ушел. Любые отношения с ним сулили ей неприятности. Она получила от него неожиданный поцелуй. Казалось бы, этого достаточно, но, как выяснилось, ей нужно большее.