– И не делайте этого, – посоветовала Миллисент. Хотя столь дерзкое поведение возмущало ее, поступок лорда Данрейвена вызывал у нее волнение. – Вам такие выходки не по возрасту.

Граф потрогал царапину на щеке и скривился.

– Согласен. Но это было так забавно, к тому же приятно сознавать, что ты все еще способен на такое.

– Меня не удивляет, что вы проделывали такие штуки и прежде.

– Я бы предпочел, чтобы вы позволили мне прийти к вам.

– Сэр, мне кажется, я ясно дала понять, что совершенно не желаю, чтобы вы приходили ко мне.

– Это говорит о вашей уверенности в том, что я соответствую своей репутации.

– Разумеется. Вас могли поймать, когда вы лезли сюда. – Она замолчала, – Что я говорю? Это меня могут застать здесь во время разговора с вами, и будет скандал. Эмери и Гамлет только что были в саду.

– Я видел их и ждал, когда они уйдут. Я всегда веду себя осторожно. Некоторое время я прятался по другую сторону изгороди, надеясь, что Гамлет меня не учует и что вы сегодня выйдете в сад.

– Вот как? Но почему?

– Мне хотелось вас видеть. Вы не разрешили мне прийти к вам по правилам, вот я и пришел не по правилам. Подойдите поближе, чтобы можно было разговаривать не так громко, не привлекая внимания слуг.

Ближе? Ей вообще не следует с ним разговаривать. Но... пусть он и повеса, с ним всегда возникает это «но». Ей хочется с ним поговорить.

Миллисент подошла совсем близко к статуе и присела на ее постамент рядом с лордом Данрейвеном, сидевшим на траве. Сейчас она смотрела на него сверху вниз. Волосы у него были взъерошены, в них застряли веточки тиса. Фрак был порван на плече, а на белой рубашке виднелись зеленые пятна. На щеке под глазом была небольшая царапина. У лорда Данрейвена действительно был вид джентльмена, который забрался в сад, чтобы увидеть свою любимую.

Миллисент тихонько рассмеялась.

– Что здесь такого смешного? – спросил он, прислоняясь к постаменту.

– Вы.

– Я? Я хотел произвести на вас впечатление, а не вызвать у вас смех. Где я допустил ошибку? – Лорд Данрейвен насмешливо улыбнулся.

– Я как раз думала о том, что нет ничего удивительного, что у вас такая репутация. Прийти сюда подобным способом – очень рискованно для нас обоих.

– Я еще в ранней молодости научился пробираться в сады и влезать в окна так, чтобы меня не поймали.

– Ваши трюки легко могут убедить некоторых молодых леди, будто вы влюблены в них до безумия.

– Некоторых? – переспросил он. – Полагаю, это должно означать, что вы не входите в это число.

– Конечно, нет.

– Но вы не рассердились, что я пришел вас увидеть?

«О нет».

– Конечно, рассердилась, – сказала Миллисент, но прозвучало это не очень убедительно. – Это просто глупо. Если вас здесь застанут, моя репутация погибнет навсегда.

– Некоторым утешением может служить то, что меня еще ни разу не заставали.

– Очевидно, это так. Иначе вы были бы женаты.

– Именно поэтому я всегда так осторожен.

– Но ведь вы сказали, что потеряли форму.

– Я так сказал? Не может быть. Но давайте проверим.

Он как-то незаметно завладел ее рукой и потянул ее вниз, на траву, и она оказалась сидящей наполовину рядом с ним, наполовину – у него на коленях, и он закрыл ей губы быстрым нежным поцелуем, который ей показался таким сильным, что голова у нее пошла кругом от разных мучительных ощущений.

Миллисент была настолько ошеломлена, что не могла ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Она смотрела в его ласково улыбающиеся глаза и не испытывала ни страха, ни угрызений совести, ни стыда. Как это может быть? Это шло вразрез со всем, чему ее учили.

Лорд Данрейвен поднял руку и погладил ее по щеке. Потом спросил:

– Так потерял ли я форму?

– Нет, сэр, вы настоящий мастер.

Она почти сидела на нем. Он удерживал ее, но при этом не прилагал больших усилий. Миллисент вполне могла бы встать, закричать и даже дать ему пощечину, но продолжала сидеть и не двигалась.

Он снова приблизил губы к ее губам и еще раз нежно поцеловал ее. Сердце ее затрепетало. Губы графа были теплыми и влажными. Он осторожно учил ее, как отвечать на поцелуй. Было так легко отдаться его прикосновениям и просто наслаждаться близостью с этим человеком, но она не должна была этого делать. Нужно взять все под контроль и не дать этому продолжаться.

Миллисент толкнула лорда Данрейвена в грудь, и поцелуй кончился.

– Вы доказали, что ваша характеристика верна, лорд Данрейвен. Вы – повеса высшего класса.

– Должен ли я расценить это как комплимент или как оскорбление?

– Вы должны отнестись к этому как к данности. А теперь мне действительно нужно идти, пока нас не увидели.

– Могу я зайти к вам завтра?

Миллисент поднялась на ноги и посмотрела на него сверху вниз.

– Я не могу этого разрешить, сэр. Прошу вас, займитесь кем-нибудь другим. А теперь уходите тем же путем, каким пришли, а я посторожу.

Граф усмехнулся и послал ей воздушный поцелуй.

В этот момент из задней двери дома выбежал Гамлет. Он остановился на верхней ступеньке и дважды тявкнул, а потом на полной скорости помчался вниз по лестнице по направлению к Миллисент. Сердце тревожно забилось у нее в горле.

– Быстрее, лорд Данрейвен. Гамлет почуял, что вы здесь, – прошептала Миллисент, но граф уже исчез через незаметное отверстие, которое проделал в нижней части живой изгороди. Едва только он пролез, кусты сомкнулись у него за спиной.

Гамлет направился прямиком к тому участку изгороди, где скрылся лорд Данрейвен, начал обнюхивать землю и лаять.

Миллисент посмотрела на заднюю дверь и увидела, что в дверях стоит ее горничная Гленда. Миллисент вздрогнула. Сколько времени она там стоит? Могла ли она видеть со своего места лорда Данрейвена? Если да, то скажет ли она что-нибудь тетке или решит, что это ее не касается, и промолчит?

Гленда, невысокая молодая женщина с большими темными глазами и бледным лицом, была самой тихой женщиной из всех, кого только знала Миллисент. Она входила в комнату так, что никто даже не знал, что она здесь.

– С вами все в порядке, мисс? – окликнула она.

– Да, Гленда, все хорошо, – ответила Миллисент и, не оглядываясь на Гамлета, пошла к дому.

– У вас визитер.

– Нет, нет, никаких визитеров, – солгала Миллисент, которая всячески старалась скрыть волнение, но не была уверена, что это у нее получилось. – Не знаю, почему Гамлет лает. Может быть, там кролик или кошка.

Она готова была удавить лорда Данрейвена за то, что тот поставил ее в такое неловкое положение.

Гленда сошла со ступенек вниз навстречу Миллисент и подала ей на серебряном подносе визитную карточку.

– Нет, мисс, я хотела сказать, что к вам пришли с визитом. Молодая леди.

– Ах так. Понимаю. Благодарю вас. – Миллисент попыталась обрести ровное дыхание и, взяв в руки карточку, прочла вслух: – «Леди Линетт Найтингтон». – Она подняла глаза на горничную. – Эта леди еше здесь или она только оставила свою карточку?

– Она в передней гостиной, мисс, но говорит, что не хочет вас беспокоить, если вы заняты.

Миллисент вспомнила поцелуй лорда Данрейвена и вытерла губы тыльной стороной ладони, жалея, что сейчас у нее нет времени подумать о том, зачем он ее преследует.

Она подумает об этом позже.

Сегодняшний приятный день воистину превратился в день волнующий. Должна ли она принять молодую леди, которая держалась с ней так дружелюбно накануне вечером, или велеть Гленде сказать, что это ей сейчас неудобно?

Миллисент вернула карточку на поднос. Силы небесные, не думает же тетка, что, посещая по два-три приема каждый вечер, она, Миллисент, не обзаведется хотя бы одной подругой?

– Скажите леди, что я сейчас приду, а потом попросите экономку переговорить с кухаркой о чае и сандвичах.

– Слушаю, мисс.

– Леди Линетт, как мило, что вы пришли, – чуть позже приветствовала Миллисент гостью, входя в переднюю гостиную. Ее дневное платье белого цвета полностью прикрывало удобные атласные туфельки, позволявшие ступать совершенно бесшумно.

Линетт обернулась от камина, где она стояла, рассматривая портрет леди Беатрисы в молодости, висевший над каминной полкой. Она благодарно улыбнулась Миллисент.

– Я так рада, что вы смогли принять меня сразу же. Обещаю, что не задержу вас долго.

– Вздор. Пожалуйста, оставайтесь, сколько захотите. Я велела принести нам чаю.

– Благодарю вас. И помните – вы называете меня Линетт. Теперь мы друзья, и между нами не должно быть никаких формальностей.

– Хорошо. Прошу вас, садитесь.

Миллисент указала Линетт на один из двух темно-красных диванчиков, стоявших в середине этой уютной комнаты. По обе стороны от каждого диванчика стояли такие же кресла, а в центре располагался деревянный столик с алебастровой мозаикой. Оконные занавеси из бархата в красно-зеленую полоску были раздвинуты, и гостиную освещал яркий дневной свет.

Линетт была представительной молодой леди, высокой и крупной. Ее прогулочное платье цвета синих сапфиров раскинулось по маленькому диванчику, когда она присела на его краешек. Шляпка такого же цвета была подвязана под подбородком широкой лентой, скрывавшей большую часть родимого пятна, растекшегося по щеке. Миллисент заметила, что лицо у Линетт очень красиво, если закрыть это темно-красное пятно.

Миллисент глубоко втянула воздух, улыбнулась и села на диванчик напротив гостьи.

– Как себя чувствует леди Беатриса? – спросила та.

– С каждым днем ей становится лучше, но боюсь, она еще не может принимать визитеров.

– Это совершенно правильно. Я понимаю. Пожалуйста, передайте ей, что я интересовалась ее здоровьем.

– С удовольствием. Тетя, конечно, будет огорчена, что не смогла с вами повидаться.

– Я видела, что вчера вы танцевали с лордом Данрейвеном.

Миллисент вдруг насторожилась. Не могла ли Линетт случайно увидеть, как лорд Данрейвен проник в сад? И Миллисент сказала, сохраняя спокойствие:

– Да, это так.

– Сегодня утром я разговаривала об этом со своей матушкой.

Миллисент подумала, что это довольно дерзко с ее стороны, но решила пока не делать ей замечания. Лучше подождать и выяснить, куда она клонит. Поэтому она просто произнесла:

– Вот как?

– Да. Я объяснила, что вас недавно познакомили со мной и что вы здесь только на один сезон. Поскольку вы новичок в Лондоне, мы с мамой решили, что я должна взять это на себя – пойти к вам и предостеречь вас относительно лорда Данрейвена.

– Предостеречь меня? – переспросила Миллисент, совершенно точно зная, что ей сейчас скажет Линетт. Она была немного озадачена быстротой, с которой разговор перешел с обмена любезностями к тому, что было, вероятно, истинной причиной визита Линетт.

А Линетт закатила глаза и мечтательно улыбнулась.

– Он, конечно, самый очаровательный из «скандальной троицы», и очень многие леди считают его самым красивым. Но если вы приехали в Лондон в поисках хорошей партии, вам лучше забыть о лорде Данрейвене и заняться кем-либо другим.

– Это был всего лишь один танец, Линетт. И лорд Данрейвен не единственный, с кем я танцевала.

– Я знаю, но он единственный из всех, кто недосягаем. Многие девушки за эти годы влюблялись в него – и все понапрасну. Я думаю, что вам стоило бы заинтересоваться сэром Чарлзом Райтом или виконтом Тоулби. Оба хороши собой, и любой из них вам подошел бы. Интерес лорда Данрейвена к молодой леди не стоит принимать всерьез. Я могла бы порассказать вам многое о нем – но вы не захотите этого слушать, я уверена.

«О нет, еще как захочу!»

Миллисент видела в этом возможность узнать побольше о дерзком повесе, который был так смел, что быстро перешел от поглаживания по руке и воздушных поцелуев к тому, чтобы проникнуть в сад, усадить ее на траву рядом с собой и поцеловать в губы.

– Ах, мне все же хотелось бы узнать о нем побольше, только не подумайте ничего дурного. Просто я то и дело слышу об этих графах, которых называют «скандальной троицей». Что именно сделал лорд Данрейвен, отчего его считают таким негодяем?

– Я думала, вы не разрешите мне рассказывать. Теперь, когда я стала старше, большая часть моих подруг уже замужем, и они не станут слушать сплетни о холостых мужчинах. – Линетт лукаво улыбнулась и уселась поудобнее, но осеклась, увидев, что в комнату вошла Гленда с чайным подносом в руках.

Миллисент не могла не улыбнуться, заметив, как вдруг помолодела ее подруга. Ей, наверное, еще не было и тридцати, а теперь она казалась просто семнадцатилетней. Можно не сомневаться, Линетт с наслаждением сообщит ей все, что знает. Ее глаза чудесно засверкали от явного удовольствия, а выразительное лицо оживилось.

Едва Гленда вышла, Линетт сказала:

– Все в Лондоне думали, что лорд Данрейвен женится, как только закончит свое образование, потому что он уже унаследовал титул. Все юные леди и полные надежд вдовы пытались завлечь его в тот первый год, когда он появился в свете. Но нет, быстро разнесся слух, что он прежде собирается выдать замуж трех своих сестер, а потом уже думать о своей женитьбе. Естественно, что его сочли недосягаемым.

– И это сделало его еще более лакомым кусочком? – предположила Миллисент, разливая чай.

– Конечно. И так продолжалось по меньшей мере десять лет – для всей «скандальной троицы».

– Сливок или сахару? – спросила Миллисент.

– И того и другого. Лорд Данрейвен танцует, чарует и наносит визиты множеству леди каждый сезон. И судя по тому, что я слышала, он украл поцелуев больше, чем причитается одному человеку. Он никогда никому не делал предложения. И я думаю, что он никогда не наносил более трех визитов одной леди за один сезон.

– Почему же?

– Сказать наверняка ничего нельзя, потому что лорд Данрейвен, насколько мне известно, ни с кем не говорит об этом, но мне кажется, это потому, что ему не хочется, чтобы какой-нибудь папаша заставил его сделать предложение.

– Да, наверное, если бы он посетил одну и ту же леди более трех раз, дело приняло бы серьезный оборот.

– Все считают, что лорд Данрейвен предпочитает проводить время с друзьями – днем на скачках, а потом за карточным столом до самого утра. Мама говорит, что некоторые мужчины вообще не в состоянии остепениться и жениться.

– Ну что же, ничего особенно дурного во всем этом нет, – раздумчиво протянула Миллисент, передавая Линетт синюю чашку с нарисованным на ней розовым цветком.

Линетт взяла чашку рукой в перчатке, наклонилась вперед и прошептала:

– Но вы никому не передадите то, что я вам рассказала?

– Нет, – успокоила ее Миллисент.

– Хорошо. Обычно я не говорю так много, но ведь мне и не с кем поговорить, кроме мамы.

– Вы можете без всякого стеснения приходить ко мне, когда вам захочется поговорить. Мне нравится слушать о лорде Данрейвене. И о других джентльменах, – быстро добавила она.

– Однажды я услышала, как один молодой человек сказал, что лорд Данрейвен содержит в Лондоне четырех любовниц. Одновременно.

Миллисент широко раскрыла глаза.

– Господи. Так много?

– Поразительно, да?

– Да уж конечно. Четырех – это действительно многовато.

– И иногда он навещает их всех за один вечер, и, как я слышала, не по одному разу, – добавила Линетт тихим шепотом.

Потрясенная, Миллисент поставила чашку на блюдце. Стоит ли верить этому или это только сплетни? Четыре женщины за один вечер и не один раз? Если хотя бы часть из сказанного Линетт правда, то его репутация вполне заслуженна. Но... он ведь сказал ей, что распространяемые о нем слухи вовсе не являются правдой.

– Я просто не знаю, что и сказать кроме того, что я, возможно, наслушалась достаточно о лорде Данрейвене и его любовницах.

Линетт не обратила внимания на эту слабую попытку Миллисент переменить тему разговора и продолжала:

– Он замечен в том, что крадет поцелуи при всякой возможности, но при этом не собирается делать предложение.

Линетт проговорила эти слова таким тоном, словно то была самая чудовищная вещь, которая может случиться с молодой леди. Миллисент целовали пару раз в щеку, и она не понимала, что плохого в одном-двух поцелуях. Но те поцелуи были в высшей степени скучны. Однако от сегодняшних поцелуев лорда Данрейвена у нее закружилась голова и перехватило дыхание.

– В тех случаях, когда он наносит леди визит, он неизменно приносит один и тот же подарок.

Очевидно, Линетт еще не собиралась менять тему разговора, поэтому Миллисент спросила:

– Вот как? И что же это такое?

– Абрикосовые пирожные. Его повар, говорят, делает самые вкусные пирожные во всем Лондоне. – Она склонилась ближе к Миллисент. – Если он принесет их вам, оставьте мне одну штучку, хорошо? Я просто мечтаю их попробовать.

Миллисент на мгновение замялась, но быстро нашлась:

– Конечно, но, право же, Линетт, я никак не поощряла лорда Данрейвена и не жду, чтобы он или какой-то другой джентльмен нанес мне визит.

– Он может это сделать. Он с вами танцевал.

– Как и многие другие. Уверяю вас, это леди Хиткоут устроила так, что мне пришлось с ним танцевать. Он пошел на это неохотно. У вас нет оснований беспокоиться, что он опутает меня своими волшебными чарами.

– Если не опутает, то вы будете первой. В прошлом году лорд Труфитт высказал предположение, что лорд Данрейвен встречается с леди Ламсбет. Выяснилось, что он действительно навещал ее тайком, пока муж леди находился во Франции.

Миллисент изумилась:

– Замужнюю женщину?

Линетт кивнула.

– Но теперь вы, конечно, знаете, что лорду Данрейвену очень трудно отказать.

«О да. Я это знаю!»

– Лорд Ламсбет узнал обо всем, вернувшись в Лондон. Он отправился в «Уайтс», вынул шпагу и потребовал у лорда Данрейвена сатисфакции.

– И что же было дальше?

Линетт сделала несколько глотков чаю, а потом ответила:

– Друзья лорда Ламсбета схватили его за руку и заставили убрать шпагу. Все понимали, что он слишком стар, чтобы вызывать на дуэль такого молодого человека. Я слышала, что они с женой немедленно уехали в Париж, тем дело и кончилось. О любовницах лорда Данрейвена постоянно ходят слухи, как и о том, что он крадет поцелуи в садах, однако ничто так не рассердило его, как упоминание в разделе скандальной хроники его имени в связи с леди Ламсбет.

– Неудивительно. Ведь она замужем. Это могло стоить ему жизни. – Вот еще одно доказательство того, что Миллисент была права, убеждая себя быть осторожной во всем, что касается лорда Данрейвена.

– Каждый год появляется молодая леди, которой кажется, что она может поймать в ловушку одного из этих графов. В этот раз это мисс Бардуэлл.

– Да, – кивнула Миллисент. – Я ее видела.

– Вчера вечером она устроила так, что все трое с ней танцевали. Она кажется более развязной, чем прежние молодые леди, и ее отец позволяет ей вести себя очень свободно. А бедная мисс Доналдсон совсем пала духом. Ей кажется, что отец хочет выдать ее за пожилого холостяка, который упрямо ухаживает за ней, но ее вовсе не радует его внимание.

– Откуда вы все это знаете? – спросила Миллисент, удивляясь и любопытствуя, почему Линетт знает так много о том, что происходит в свете.

– Я уже говорила вам. Я слушаю все, что говорят вокруг меня. Обычно из осторожности я не повторяю того, что слышала, но с вами почему-то очень легко разговаривать. Надеюсь, вы не возражаете, что я пришла к вам побеседовать?

– Ну разумеется, нет.

– Наверное, я доверяюсь вам потому, что вы, по вашим словам, пробудете в Лондоне всего один сезон. Жаль будет, если вы влюбитесь в того, кто для вас недосягаем.

– Вы совершенно правы, – согласилась Миллисент, но в глубине души она знала, что ей очень нравится внимание лорда Данрейвена, пусть он и вел себя точно так же с сотней девиц до нее и пусть даже это ставит под удар ее репутацию.

Пока Линетт пила чай, Миллисент смотрела на нее и вдруг поняла, что эта молодая леди – просто кладезь в смысле нужных ей сведений. После их разговора Миллисент уже почти могла написать свой раздел. Это ее окрылило.

Чандлер стряхнул с фрака капли дождя и вошел в темную таверну рядом с Боу-стрит. Многочисленные вечерние посетители еще не собрались, и в тусклом свете было нетрудно заметить того, с кем он должен был здесь встретиться.

Низкорослый худощавый человек, сидевший за столиком, встал при появлении Чандлера.

– Лорд Данрейвен, я не думал, что вы захотите так скоро меня увидеть.

– Доултон, я полагаю, что вы должны были бы видеться со мной ежедневно до тех пор, пока я не услышу от вас, что вор пойман и ворон найден.

Чандлер взял стоявшую на столике бутылку портвейна и плеснул в стакан, который Доултон пододвинул к нему.

– Скажите, чем я могу быть полезен вам сегодня? – спросил Доултон.

Чандлер прищурился.

– Не лучше ли нам начать с того, что вы расскажете мне, как продвинулась ваша работа за вчерашний день?

Доултон сжал руки и положил их на стол перед собой. Он усиленно заморгал.

– Хорошо. – Доултон откашлялся и поерзал на стуле, отчего стул противно заскрипел. – Я докладывал вам вчера, что два моих лучших сотрудника расспрашивали гостей, которые присутствовали на тех трех приемах, во время которых произошли кражи. Кто-то непременно должен был видеть что-нибудь подозрительное, но ведь поговорить нужно с сотнями людей. На это требуется время, лорд Данрейвен.

– В таком случае, как мне кажется, этим делом должны заниматься не два полицейских, а несколько больше.

– Я подумаю. Вероятно, это можно будет сделать.

– Сегодня?

– Да, сегодня. – Доултон снова заерзал. – Вы знаете, люди начинают склоняться к мысли, что кражи совершает привидение.

– Привидение? – Чандлер с любопытством уставился на собеседника. – Откуда это пошло?

Доултон заморгал еще чаще.

– Я не знаю, откуда это пошло, но странно, что никто не видел, как вор выходил из дома с пропавшими вещами. И никто не сообщил, что видел во время приема какого-либо незнакомца.

– Так, значит, и вы считаете, что все это проделывает привидение?

– Нет, нет, я так не считаю.

– И правильно, потому что, уверяю вас, ворона украло не привидение. Проклятие! Наверное, какая-нибудь скандальная газетенка пустила этот дикий слух точно так же, как это было, когда его назвали светским вором.

– Вы знаете, сейчас, когда вы упомянули об этом, – взволнованно сказал Доултон, – я, кажется, понял, откуда это идет.

– Благодарю вас уже за то, что вы хотя бы рассуждаете здраво. Драгоценности легко могли поместиться в кармане фрака, а ворона можно спрятать под жилетом. Привидение, подумать только. Карманник может вытащить кошелек прямо у вас из-под носа, а вы и не заметите. Разве он при этом превращается в привидение?

– Нет, сэр. Но согласитесь, что история с этим вором довольно странная.

– Нет, Доултон. Ничего нет странного в том, что вор свободно вращается в обществе. Странно то, что его все еще не поймали и ни вы, ни власти даже не выдвинули никаких версий.

Доултон смущенно хмыкнул и снова заерзал.

– Я только хотел сказать, что странно, почему никто не видел человека, похожего на вора.

– Видимо, потому, что грабитель ничем не отличался от гостей на званом обеде. Это означает, что он – мастер своего дела, так что вы должны быть еще большими мастерами.

– Да, это верно, но мы и стараемся изо всех сил. – Доултон поднялся. – Проблема только в том, что у нас мало времени. Вы должны дать нам больше времени. Нам нужно побеседовать с каждым. Даже самая ничтожная деталь может помочь выйти на преступника.

– Необходимо сделать еще кое-что. Предлагаю вам отправлять по парочке полицейских на каждый прием – пусть они наблюдают за подозрительными людьми.

– Но это обойдется очень дорого, сэр. Не знаю, получим ли мы разрешение на это.

– Я в хороших отношениях с лорд-мэром. Если вам требуется больше денег или людей, скажите сейчас, и я поговорю с ним. Он найдет способ сделать так, чтобы вам дали больше людей. Кроме того, нужен человек, который следил бы за всеми известными торговцами, чтобы не пропустить, если кто-нибудь из них выставит на продажу пропавшие вещи.

– Это хорошая мысль. Но вам незачем беспокоить лорд-мэра. Я сам поговорю с ним, и посмотрим, что из этого получится. Дайте мне еще несколько дней на изучение всей информации, которую собрали мои люди. Уверен, мы найдем вора.

Чандлер не знал, сколько дней у него в запасе. Уже сейчас кто-то мог расплавить ворона и превратить его в слиток золота. Единственное, за что он мог поручиться, – ворона украло не привидение.