Сегодня эта истина кажется абсолютно ясной. И тем не менее, как это ни парадоксально, применяем мы ее по привычке только к пространству. Справедливо это? Нет. Очевидно, что идея бесконечности природы и множественности миров объемлет весь материальный мир. Если это так, а диалектика вынуждает нас признать, что это так - значит, границы этого мира становятся еше необозримее, если можно так сказать о безграничном. И это значит, что человека ждут потрясающие открытия не только на далеких звездах...
      Четыреста лет назад итальянский монах Бруно взошел на костер.
      Четыреста лет назад безымянный русский мужик, привязав к плечам самодельные крылья, прыгнул с колокольни и разбился. Полет первого человека-птицы был скорее даже не полетом, а падением. Но это падение обернулось крыльями для всего человечества.
      Первая попытка проломить стену Времени едва не закончилась для Ивана Жукова так, как для его далекого предка попытка взлететь...
      Сегодня человек чувствует себя хозяином в пространстве. Но наступит день и час, когда подчинится ему и всеобъемлющий океан Времени, и ждут его на этом пути новые острова, новые материки, новые миры... Если не верить в это - значит верить, что познание может остановиться у подножия уходящей в бесконечность вершины.
      Теперь же, как поступали древние римляне, исчерпав все доводы, мне остается сказать: dixi - я закончил.
      "Закончил, закончил,- проворчал Иван, прочитав последнюю строку,- кто тебя начинать-то заставлял..." Покосился на часы - ого, половина третьего уже, а на работу-то к восьми... Да и позавтракать надо успеть, не евши какая работа... В общем, Иван старательно пытался думать о чем угодно, только не о том, что так пугающе живо встало со страниц этой нежданно-негаданно ворвавшейся в его уже почти спокойное житье-бытье книжки. Поймав себя на этом, Иван чертыхнулся, подумал: "черта лысого теперь уснешь". Перспектива была совершенно ясной, но сдаваться он не собирался и, покопавшись в стенном шкафчике, отыскал-гаки пакетик снотворного, сохранившийся с тех, уже давних времен, когда без таблетки уснуть и думать было нечего. Для верности Иван хватил полпачки и, провалясь как в омут, наутро едва не проспал.
      Лешка явился, как чуял, к обеду. С порога покивал не без ехидства: Что это у тебя глазки красные? Романы по ночам почитываешь?
      Иван не нашелся, что сказать. А Алексей пристально посмотрел на него и как-то буднично, как само собой разумеющееся, спросил: - Нам в лаборатории специалист твоего класса нужен. Пойдешь?
      И тут Иван совершенно неожиданно, как бы со стороны услышал собственный голос: - Пойду...
      Почему он согласился, не спросив, не узнав ничего поподробнее, зачем согласился так вот, с ходу - он не мог объяснить себе ни тогда, ни позже, ни сейчас, ворочаясь на второй полке вагона, катящего черт-те куда, к какомуто озеру, которое опять же вовсе неизвестно-существует ли вообще, или так - в одном воображении. Чисто, как в сказке: "пойду туда, не знаю куда"...
      Впрочем, ворчал Иван больше для порядка. Как говорится, если сам себя не поругаешь, охотники все одно найдутся. Иван чертыхнулся вполголоса, спохватился, глянул вниз - спит шеф. Покосился на соседнюю полку Алексей-свет Иванович тоже почивают безмятежно. "Ну и лады",- подумалось вдруг спокойно, и, поворотись набок, Иван вздохнул легко и освобождение, словно грузчик, сбросивший с плеч громоздкую ношу.
      Вагон потряхивало, убаюкивающе бормотали колеса, но спать Ивану не хотелось. Так - легкая полудрема, в которой плавно, как в замедленной съемке, проплывали события давние и не очень давние, пока из памяти не вынырнул эпизод малозначительный, но непонятный - и уже этим настораживающий: в самый канун отъезда этот странный звонок. Поначалу Иван ему значения не придал, но сейчас нелепый этот разговор по телефону почему-то настораживал его, и пытаясь докопаться до причин неожиданного беспокойства и тревоги, Иван попытался до мелочей восстановить все происходившее в предотъездный вечер.
      Значит так... Позавчера вечером, накануне отъезда, Антон Давыдович с Алексеем ушли в половине девятого.
      Иван остался кой-какую мелочь доделать, как пояснил он на Лешкин вопрос: собирается ли он хоть в эту предотъездную ночь выспаться?
      Устать-то он конечно устал, как и все - чем меньше времени оставалось до отъезда, тем больше дырок обнаруживалось. Поди знай, что из этих самых дырок-недоделок - пустяк, а что вдруг обернется такой дырищей - ахнешь. А там ахай не ахай - ахами дырку не заткнешь.
      Антон Давыдович, да и Алексей тоже, согласны были с Иваном в принципе, но дотошность его считали чрезмерной. Алексей даже бросил в сердцах однажды, когда Иван в десятый раз принялся перепаивать какой-то проводок: Тебе бы немцем родиться, педант несчастный!
      Педант не педант, но насчет поговорки "семь раз отмерь" у Ивана было вполне определенное мнение. Однажды он правилу этому изменил, хоть и не по собственной вине, а по стечению обстоятельств. И такое из этого вышло, что, как говорится, ни в сказке сказать, Ни пером описать. Правда, попытался один сочинитель и негаданно для себя Иван в литературных героях оказался, так что вроде даже повезло. А то вполне мог оказаться лягушкой в крынке молока.
      Иван еще раз, сверяясь с цифрами и надписями на ящиках и контейнерах, проверил по описи "имущество".
      В опись этого "имущества" у Ивана входили на равных и оба биора, и арифмометр, как непочтительно именовал Алексей компакт-ретранслятор, и прочая электроника, и всякие ложки-вилки и кастрюли. Аппаратура, конечно, штука ценная, но если какой проводок оборвется, пальцем не запаяешь. Так что паяльник обыкновенный там, где предстояло развернуть всю эту электронику, для нее может вопросом жизни и смерти обернуться. Поскольку до ближайшего хозмага триста верст топать надо - в тайге паяльники не растут. Официально Иван числился в группе техником-смотрителем. Но так как-то вышло, что круг его обязанностей разрастался не по дням, а по часам, и получай Иван зарплату за все свои неофициальные должности, он бы запросто вышел в миллионеры. Но поскольку такой благородной цели у Ивана не было, а безделье с детства было ему хуже мороки, то он исправно и охотно брался за все, только время от времени ворча для порядка.
      - Вы бы меня еще капельдинером сделали,- заметил он, когда Антон Давыдович, посмущавшись, попросил: "Иван Петрович, не могли бы вы заняться комплектовав нием экспедиционного продзапаса?" - Почему капельдинером? ошарашенно воззрился на него тогда Антон Давыдович, а у Алексея даже уши зашевелились от неожиданности.
      - А как же? Вы начальство. Он,- Иван кивнул на Алексея,- начальство. А я и монтер, и радист, и завхоз, и швец, и жнец. Давайте уж буду и на дуде игрец...
      Провозился Иван почти до двенадцати. Взглянув на часы, подумал: на трамвай успею. А что сегодня не досплю-в поездке доберу. За четверо суток и впрок наспаться можно...
      Еще раз оглядев аккуратно уложенные ящики, которые завтра утром предстояло отвезти на вокзал, Иван вынул из кармана халата ключи от лаборатории, переложил в карман брюк, халат аккуратно повесил на гвоздик за шкафом и уже шагнул к двери, когда длинными резкими звонками задребезжал телефон. "Междугородняя, что ли?" - недоуменно подумал Иван, беря трубку.
      - Лаборатория? - весело спросил девичий голосок. - Сейчас будете говорить.
      В трубке что-то пощелкивало, низко гудело, наконец откуда-то издалека пробился еле слышный голос: - Алло, алло, вы меня слышите?
      - Слышу, слышу,- подтвердил Иван, недоумевая - кому это взбрело среди ночи звонить за тридевять земель.
      В трубке хрипнуло и следующих слов Иван не разобрал. Потом стало слышнее.
      - ...приеду. Вероятно, через неделю.
      - Куда приедете? - не понял Иван.
      - К вам! В лабораторию,- заторопился далекий голос.- Очень важно...
      Иван перехватил трубку другой рукой: - Через неделю в лаборатории никого не будет.
      - Как? - вскрикнул на том конце провода голос.
      - Отбываем в экспедицию на три месяца.
      В трубке снова хрипнуло, и сквозь треск и щелчки Иван скорее угадал, чем услышал: - Вы понимаете, я вспомнил... Я знаю, что случилось со Змеем Гррынычем... И с БРВ-одиннадцатым...
      В трубке затрещало, смолкло, и ясный девичий голосок сказал: Извините, разговор прерван. На линии неполадки.
      Иван положил трубку, хмыкнул и в некоторой растерянности двинулся к выходу. Тщательно заперев дверь, он спустился на первый этаж, отдал ключи сонному вахтеру и едва вышел в прохладную темноту, из-за поворота вывернулся, дребезжа и рассыпая дугой искры, седьмой номер. Иван бросился к остановке, успел. И только усевшись на боковой скамейке в полупустом вагоне, он снова вспомнил о странном звонке. Недоумевать было от чего. О предстоящем эксперименте группы Антона Давыдовича знали только те, кому надо. О деталях его, об аппаратуре - еще меньше. Не то, чтобы эксперимент держался в тайне, просто афишировать было незачем, да, собственно, и нечего было афишировать - о результатах эксперимента приходилось только гадать. И тут вдруг этот звонок. Откуда "он" мог знать, что случилось со Змеем Горынычем, если в официальных документах этот самый змей значился как БРЗ-10? Откуда "он" мог знать о втором биоре - БРВ-11?
      И что с ними могло случиться, если оба биоробота - и Змей и Волк спокойненько лежат в заколоченных контейнерах, и лежать будут так еще черт знает сколько времени, пока их "папа" Антон Давыдович не решит, что пора будить и на работу посылать...
      В купе Иван влез, едва объявили посадку, хотя до отправления поезда был еще добрый час, да и места в билетах обозначены разборчиво. Иван уселся у окошка, одним глазом кося на дверь каждый раз, когда к купе приближались шаги. Вовсе не праздное любопытство двигало им - Ивану было совершенно все равно, кто едет по соседству, беспокоило его другое: кого бог или случай пошлет четвертым в их купе. Это было совсем не маловажно - ехать-то трое с лишком суток до первой пересадки. Мало веселья, если попутчик все три ночи будет тракторные рулады выводить. Только знай вставай, крути его с боку на бок. Храпа Иван не выносил не только из-за полной бессмысленности звука, его особенно бесило то, что храпящий словно дразнит окружающих: коснись его легонько пальцем, тут же замолчит, как будто ты на выключатель наткнулся, а через мгновение, не успеешь обрадоваться, снова музыка.
      Дверь отъехала в сторону, впустив здоровенный чемодан, следом сунулась глянцевая в бисеринках пота плешь.
      Иван только успел подумать: "Ну все, этот даст нам прикурить". Как бы в подтверждение, "плешь" спросила густейшим басом: - Четырнадцатое место здесь?
      Иван облегченно вздохнул и вежливо ответил; - Дальше!
      Дверь задвинулась. Иван подумал: "Пронесло", но тут не пожалел, поскольку вдруг представилась ему перспектива куда более безнадежная. С храпуном еще хоть кое-как бороться можно, ну, а как занесет в купе дамочку-раскапризнину? "Выйдите, я переоденусь... Отвернитесь, я лягу... Не смотрите, я встану... Ой, дует!.. Ох! Ах!" Иван даже вздрогнул, представив себе столь сияющее купейное будущее...
      Пока Иван терзался в купе, Алексей беззаботно раскуривал на перроне, было с кем - провожающих набежал добрый десяток - из соседних отделов друзья-приятели.
      Антон Давыдович чуть в сторонке толковал о чем-то с заведующим лабораторией бурения времени Черниковым, главным своим оппонентом и противником. Они стояли под самым окошком. Разговора, конечно, не слышно, только губы шевелятся. Но Ивану догадаться было нетрудно - разговоры Антона Давидовича с Черняковым с чего бы ни начинались, всегда сводились к одному. Иван, как наяву, услышал басовитый голос Чернякова: "Исключительно важна проблема регулирования теплового баланса Земли. От успешного ее решения зависит не только будущее человечества, но, по-видимому, и судьба жизни на нашей планете..." Насколько Иван понимал, Антон Давыдович с этим был полностью согласен. Существо же вечного спора сводилось к методу решения, вернее, даже не к самому методу, а к направлению его поиска.
      Из зарешеченной дырки над окошком в купе лез какойто бодрый мотивчик. Иван, сразу как вошел, попытался было это дело прекратить, но верньер охотно вертелся и в ту и в другую сторону, нимало не мешая поездному радиозатейнику развлекать пассажиров жизнерадостными песнопениями. Иван понял, что тут поможет только кувалда.
      Впрочем, если уж очень будет надоедать, можно отверткой поковырять, техника известная. Но тут мотивчик поперх-нулся, и серьёзный служебный голос объявил: "Провожающих просим выйти из вагонов. Пассажиров просим занять места. Поезд отправляется через две минуты". Голос отключился, репродуктор выдержал многозначительную паузу и разразился футбольным маршем.
      - У вас свободно, гражданин? - в купе церемонно вступил Алексей, и не ожидая ответа, обернулся к Антону Давидовичу: - Входите, пожалуйста. Дама не возражает.
      - Трепло,- буркнул Иван.
      И тут провожающие поплыли мимо окна. Поезд тронулся незаметно, вагон чуть дрогнул на стыке. Иван облегченно вздохнул - четвертое место в купе осталось свободным.
      Но радоваться было рано. Он это понял сразу, как только по коридору простучали каблучки и замерли у двери их купе. В общем все шло, как по писаному: в дверь легко постучали, Алексей готовно откликнулся: "Пожалуйста", дверь отъехала и в проем шагнул тот самый четвертый, и как назло - худший его вариант.
      - Можно? - несмело, но звонко спросил "вариант".
      И завертелось: Антон Давыдович, пыхтя, запихивал чемодан в багажник под потолком, Алексей баскетбольными бросками перекидывал свои и Ивановы шмутки с нижней полки на верхнюю. Все это вперемешку с извинениями - ах, простите! Присядьте, пожалуйста! Иван Петрович, помогите даме!
      Иван хмуро отмалчивался, искоса разглядывая причину этого столпотворения. И неожиданно для себя решил, что "причина" вполне симпатичная.
      Бедлам продолжался минут пять, расходившиеся кавалеры наконец утихомирились.
      - Ну-с,- галантно поклонился Алексей,- а теперь, пожалуй, самое время раскрыть наши инкогнито...
      Иван молча поглядывал, не вмешиваясь в разговор.
      Молчание его можно было принять за хмурость, но тот, кто знал его хорошо, сразу увидел бы, что Иван доволен, И он в самом деле был доволен: худшие его опасения были опровергнуты. Девчонка оказалась, если воспользоваться Лешкиным термином, что надо. Красивая - это бьет в глаза сразу. Сначала Ивана было насторожили модные очки в пол-лица, опять же модные пепельные волосы, волной упавшие на узенькие плечи, джинсы явно нездешние.
      На актрису киношную смахивает. Но, как выяснилось в первые же минуты, к кино Галина Васильевна имела такое же отношение, как и прочие смертные, которые время от времени ходят в кино. И ехала она не на съемки на Лазурном берегу, а возвращалась из отпуска домой в город Златоуст к своим детишкам, которых было у нее ровно тридцать штук. Это, конечно, многовато и для пожилой мамаши, но для двадцатилетней девушки вполне нормально, если она воспитательница в детском саду.
      Расположение Ивана окончательно окрепло, когда Галина Васильевна не стала вежливо выставлять мужиков из купе, чтоб переодеться, а, прихватив нужные вешички, отправилась в конец вагона, хотя вежливый Антон Давьь дович и предлагал ей поступить наоборот. Когда дверь закрылась за Галиной Васильевной, Иван вдруг вспомнил о вчерашнем ночном звонке.
      - А, розыгрыш,- заметил Алексей, когда Иван коротко рассказал о странном звонке.
      - Подожди,- с явной тревогой остановил его Антон Давидович и спросил Ивана,- а из какого города он звонил?
      - Понятия не имею.
      - А назвался он, фамилию там, или телефон свой?
      - Слышно было паршиво, я же сказал,- пожал плечами Иван,- может, и назвался, я не расслышал.
      - Да что вам его фамилия? - откликнулся Алексей. - Явный же розыгрыш. Кто может знать о том, что случилось с биорами? Если с ними что-то и случится, то это - в будущем. Утверждать, что сегодня кому-то может быть известно, что случилось с ними в будущем, которое еще не наступило,- это же бессмыслица, абсурд!
      - Абсурд, говорите? Это как посмотреть,- задумчиво сказал Антон Давидович.
      Алексей с некоторым удивлением посмотрел на Антона Давидовича и, усмехнувшись, пропел: Как ни крути, как ни верти, Конец пути - в конце пути!
      - Вы забываете, Алеша,- сказал Антон Давыдович,- что мы их посылаем в далекое прошлое, и тем самым наше сегодня становится для них далеким будущим. И не только сегодня, но и вчера, и год назад, и сто лет назад для них будущее. Так что, как это ни парадоксально на первый взгляд, но сегодня в принципе возможно знать, что случилось с ними тысячу лет назад, потому что они уже там. Если, конечно, нам удастся их послать...
      - Вы хотите сказать, что хотя они еще здесь, они тем не менее уже там - тысячу лет назад?
      - Это нетрудно представить, если вдуматься. Возьмем пример попроще схема та же, только цифры поменьше. Скажем так - завтра мы пошлем объект в прошлый год. Завтра. Но независимо оттого - завтра или послезавтра или месяцем позже - существо не меняется. Важно то, что, если объект переносится на год в прошлое, он начинает существовать с того момента, как он попал в это прошлое - то есть год назад. Иначе говоря, он уже находится в прошлом, хотя мы еще только собираемся послать его туда. Результат действия, которое предстоит совершить в будущем, уже существует в прошлом, если, конечно, это действие состоится.
      -- Подождите, Антон Давидович, дайте сообразить. Итак, допустим, завтра мы пошлем объект в прошлый год. Если нам это удастся и он там окажется, значит он начнет существовать в прошлом году, хотя мы его еще не по слали, поскольку это еще предстоит сделать.
      - Теперь вы понимаете, что парадокса, собственно, никакого нет. Все дело в некоторой традиционности наших представлений о времени.- Антон Давидович покосился на Ивана.- Скажем, никакого вопроса не возникло бы, если задачу сформулировать так: сегодня мы послали объект в прошлое. Вывод ясен: значит он, естественно, существует в прошлом по отношению к сегодняшнему дню, Но трудно представить, как он может существовать У прошлом, если мы его туда еще не послали. Здесь чисто психологическая заминка. Но ведь завтра наступит. Сегодня оно для нас - в будущем. А послезавтра - станет прошлым. И объект, посланный завтра, окажется посланным вчера. И все станет понятно: объект, посланный вчера в прошлое, естественно находится в этом прошлом.
      - Значит, до момента отправки объект одновременно существует и там и здесь? - спросил Иван.
      - При единственном условии - если отправка состоит-, ся. И в этом случае объект существует до момента заброски и здесь и в той точке времени, куда он будет направлен. С момента заброски он из нашего времени естественно исчезает. Или остается только в нашем времени, если отправка не состоится.
      Иван кивнул, подумав при этом - но при чем здесь звонок? Антон Давидович, словно поймав эту мысль, продолжал: - Теперь вы понимаете, что некто может оказаться -свидетелем гибели нашего объекта, скажем, полгода назад. И тем самым сегодня, когда объект еще не послан в прошлое, этот предполагаемый свидетель может знать, что с ним случится.
      - Хорошо. Это ясно,- возразил Алексей.- на таком или чуть большем отрезке времени свидетель возможен. Но если наши объекты, наши биоры уйдут в прошлое на тысячу лет, откуда возьмется свидетель, который самолично присутствовал при их, скажем, гибели, а тысячу лет спустя вдруг вспомнил и позвонил Ивану, чтоб сообщить ему об этом?
      - Алексей Иванович, ваше недоверие мне понятно,неторопливо сказал Антон Давыдович.- Но вы, конечно, не ждете от меня однозначного и определенного ответа на ваш вопрос. Я просто не знаю этого ответа. Здесь тот случай, когда принцип ясен, а конкретное его воплощение - нет. Но я хотел бы заметить вот что: будущее скрыто от нас. Верно? И тем не менее при определенных обстоятельствах оно может быть известно до деталей. Скажем, в прошлое уйдет не биор, а вы.
      - Почему я? - деланно удивился Алексей.- У нас ведь есть товарищ с опытом. Пусть попробует во второй раз.
      Иван поежился, но отвечать на Лешкино ехидство не стал.
      Антон Давыдович усмехнулся, но, посмотрев на нахмуренного Ивана, подначки не поддержал, с подчеркнутой сухостью заметив: - Не волнуйтесь, Алеша, биора вам подменять не придется, в программе изменений не предвидится.
      Алексей согласно покивал.
      - Но все-таки, скажем,- вернулся к своему Антон Давыдович,- в прошлое уйдет человек - я, вы, он. И вот вы, вы, живя в одиннадцатом, скажем, веке, будете совершенно точно знать, что произойдет и через сто, и через пятьсот, и через восемьсот лет - вплоть до того дня, из которого вы ушли в прошлое. Если, конечно, история вам известна хотя бы в пределах школьного курса,пошутил Антон Давыдович.- Впрочем, ведь смысл нашего эксперимента в том и состоит: заглянув в далекое прошлое, увидеть истоки настоящего и тем самым приподнять завесу над будущим...
      Алексей хотел что-то сказать, но тут раздался предупредительный стук, и в дверях появилась Галя.
      Хотя в последнее время Ивану поездом ездить приходилось довольно часто, пора бы давно привыкнуть к комфорту купейного вагона, но каждый раз где-то у краешка сознания возникало мгновенное удивление и изяществу отделки, и расточительному блеску хромированных ручек, крючков, бляшек всяких, и мягкому убаюкивающему ходу. Прочно и навсегда засело на самом донышке памяти другое: громыхающие товарняки, тряска, от которой клацают зубы, черный от угольного дыма ветер, свист в ушах и постоянное ожидание, что сейчас тебя выдернут за шиворот из-за груды мешков, где чуть-чуть меньше дует и можно даже соснуть. И годы спустя, когда беспризорники переселились из асфальтовых котлов на страницы книг и даже пошли в герои иных фильмов, посвященных тому уже историческому послевоенному времени, Иван не любил ни читать об этом, ни смотреть даже хорошие фильмы, поскольку то, что для многих уже стало историей, для него оставалось собственным детством. Потому-то первые минуты в поезде, которые, как ключик, распахивали дверку в глубины памяти, выпуская непрошенное воспоминание, были Ивану крайне неприятны, хотя отчета в причине он себе не отдавал, просто у него портилось настроение.
      Впрочем, обычно такое случалось, когда приходилось ездить одному. А тут предотъездная суета, потом неожиданный сюрприз - вместо нарисованной воображением попутчицы-злодейки явилась полная ее противоположность.
      Мало по малу Иван даже развеселился, наблюдая галантную суматоху, поднятую его уважаемыми коллегами. Потом, когда все поуспокоились, завязался традиционный купейный разговор, отличавшийся, впрочем, от традиционного своей явной и искренней заинтересованностью. "Просто люди хорошие",- подумал Иван, подразумевая под словом "люди", конечно, не только Алексея и Антона Давыдовнча. Но сам он в разговор не вмешивался, и не только потому, что по природе был неразговорчив. Антон Давыдович тоже больше помалкивал. Зато уж Лешка солировал вовсю. "Дело молодое",- степенно подумал Иван.
      Явный интерес Алексея к попутчице-раскрасавице был, как говорится, налицо. С высоты своих тридцати семи лет Иван с внутренней снисходительностью прислушивался к Лешкиному "пению". По женскому вопросу у Ивана было четкое и давно установившееся мнение, несколько отличавшееся от популярного в определенных кругах. Английские суфражистки и феминистки, к счастью, не подозревали о существовании Ивана Жукова, и поэтому побитие камнями ему не грозило. Впрочем, мысль о подобной опасности ему в голову и не приходила, поскольку он взаимно не подозревал о существовании помянутых феминисток и суфражисток.
      Посидев с полчаса, в пол-уха прислушиваясь к разговору, Иван стал подремывать. Клюнув несколько раз носом, он смутился, рассердился на себя, буркнул что-то но никто, оказывается, и внимания не обращал на смирно приткнувшегося на краю скамейки Ивана. И он, поняв это, тоже не обращая внимания на разговорившуюся парочку, полез на вторую полку. Антон Давидович проследил за ним взглядом с некоторой завистью - он тоже непрочь бы прилечь, но полка у него нижняя, не сгонять же людей.
      Иван устроился поудобнее, подоткнув подушку повыше. Дремота отчего-то прошла, едва он влез на полку.
      Иван поерзал-поерзал, потом, приподнявшись, стащил с плетеной полочки на стенке старенькую авоську, исправно служившую ему портфелем с незапамятных времен. Алексей посмеивался над авоськой, интересуясь - не фамильная ли это реликвия лордов Жуковых, оставленная в наследство их потомку Джону. Иван в зависимости от настроения или отшучивался, или отмалчивался. Авоська была удобна на любой случай - это ее качество устраивало Ивана абсолютно, а что касается внешнего вида, то особой разницы между своей плетенкой и заморским портфелем крокодиловой кожи он не видел. Покопавшись, Иван вытащил из авоськи специально прихваченную в дорогу книгу. За делами и сборами он больше двух страниц прочитать не успел, хотя Антон Давидович книжицу эту ему дал с месяц назад, настоятельно советуя прочитать внимательно.
      - Тебе, Иван Петрович, давно пора с проблемами нащими поглубже ознакомиться. По части техники ты, можно сказать, в королях ходишь. Практика дело великое, но теория тебе не помешает хотя бы, скажем, для кругозора...
      Иван книжку тогда взял не споря, слова насчет королей, что греха таить, его обрадовали, хотя он и сам понимал - талант не талант, а способности у товарища Жукова по части техники имеются.
      Вагон легко потряхивало на стыках, читать это не мешало, но Иван читал тем не менее с некоторым напряжением. Виной тому был, конечно, не вагон, книжка была серьезная, иные абзацы приходилось прочитывать по два, а то и по три раза.
      "Интенсивность солнечного излучения, по данным современной астрономии, по-видимому, сохранится на уровне, близком к современному, не один миллиард лет. Многолетние флуктуации солнечной активности также, очевидно, не достигают критических величин.
      Приливное трение будет замедлять скорость вращения Земли вокруг оси, что приведет к увеличению продолжительности суток...
      Уменьшение содержания углекислоты в атмосфере сопровождается понижением температуры поверхности Земли. Согласно гипотезе Л. Беркиера и Л. Маршалла (1966) и М. И. Будыко (1977), это было главной причиной наступления ледниковых периодов в прошлом. Дальнейшее снижение концентрации СО2 неизбежно приведет к наступлению новых ледниковых периодов, знаменующих начало перехода от устойчивого безледного климатического режима к еще более устойчивому режиму полного оледенения планеты. Длительность этого переходного периода, которым могло бы закончиться существование биосферы, очень невелика... Таков один из наиболее обоснованных перспективных прогнозов результата естественной эволюции биосферы. Он. далеко не оптимистичен".
      "Какой уж тут оптимизм",- подумал Иван, впрочем, тут же сообразив, что все это произойдет, конечно, не завтра. .Если и произойдет вообще. Усмехнувшись этой утешительной мысли, Иван принялся читать дальше, но уже через несколько строк охота усмехаться у него пропала: "Развитие биосферы на нашей планете обязано маловероятному сочетанию благоприятных факторов как в начале формирования жизни, так и в течение последующих 3-3,5 миллиардов лет. Временами интенсивность отдельных факторов достигала критических значений. Большая сложность биосферы, способность к саморегуляции обеспечивала возможность выхода из кризисов путем внутренних перестроек. Однако, поскольку ее функционирование определяется деятельностью стихийных факторов (взаимные отношения организмов в борьбе за существование, геологические и космические факторы и т. д.), нет оснований рассчитывать, что биосфера и впредь будет развиваться только в направлении прогресса. Напротив, в ней, как и в любой частной саморазвивающейся системе, таится возможность самоуничтожения. Расчеты М. И. Будыко показывают, что такая возможность вполне реальна. Ведь жизнь на Земле, в конце концов, лишь один из пиков эволюционного ландшафта!" Иван, заметив страницу, закрыл книжку - в один присест такое не осилишь. Времени впереди много, а сейчас сггмый раз начать наверстывать упущенное - попросту говоря, вздремнуть. Иван поворочался, устраиваясь поудобнее, и тут снизу донеслось: - Не может быть!
      И такое удивление слышалось в этом восклицании, что Иван встрепенулся и посмотрел вниз.
      Галя повторила: - Не может быть!
      Неожиданно для себя Иван спросил: - Что не может быть?
      Галя не успела ответить, Алексей пояснил: - Да вот Галина Васильевна не верит, что существует машина времени.
      Иван хмуро посмотрел и так же хмуро сказал: - Охота тебе трепаться...
      Алексей подмигнул, лицо у него было лукавое, Ивану не нужно было гадать - отчего. "Не хватало только, чтобы он и об этом стал трепаться",подумал Иван, а Лешка, с той же лукавостью подмигнув, спросил: - Как я понимаю, Иван Петрович, вы тоже в существование машины времени не верите?
      И тут, на счастье, вмешался Антон Давидович: - Да как же Иван Петрович может не верить в то, что реально существует?
      Иван обалдело посмотрел на него, у Алексея на физиономии тоже отразилось неподдельное удивление.
      - И не просто существует - любой из присутствующих не только видел ее,- Антон Давидович оглядел всех, усмехнулся ошарашенному выражению лиц,но и не единожды пользовался ею. Правда, для путешествия в пространстве, хотя с ее помощью можно перенестись в любое время. В прошлое - пожалуйста. В будущее? Пожалуйста.
      Иван заподозрил подвох - всерьез такую несусветнцу Антон Давыдович нести не мог. Алексей, видимо, подумал о том же и на всякий случай спросил: - Что вы имеете в виду, Антон Давыдович?
      Тот помолчал, посмотрел в окошко - играл на нервах, и неожиданно уронил: - Самолет.
      - Какая же это машина времени? - неуверенно спросила Галя и почему-то посмотрела на Ивана.
      Антон Давыдович, улыбнувшись, ответил: .- Самая настоящая.
      Алексей явно был не рад затеянному разговору - кому охота садиться в лужу на глазах у симпатичной девицы. А он чувствовал себя именно севшим в лужу, поскольку никак не мог понять, к чему клонит Антон Давыдович, и деланно доверительно спросил: - Антон Давыдович, почему вы честным людям голову морочите?