Пролог

Ранчо «Синяя даль», Вайоминг, 1867 год

Вся долина, насколько хватало взгляда, утопала в снегу. Крепкий бревенчатый дом, построенный среди деревьев, казался крошечным на склоне гор, покрытых сверкающим снегом. Ничто не двигалось, только легкий дымок вился над каминной трубой. Безлюдные просторы были объяты мертвой тишиной и покоем.

В одной из комнат дома, построенного собственными руками, служившей конторой, Риз Саммерз, наклонив голову, рассматривал троих мальчиков. Лампа ярко освещала их всех. Семилетний Ник, девятилетний Клинт и Уэйд, которому было одиннадцать, стояли в ряд, плечо к плечу, точно игрушечные солдатики. Они казались трогательно маленькими и беззащитными, но при этом все же по-братски сплоченными. Именно такими хотелось бы видеть сыновей Линку Баркли, их отцу, подумал Риз, вглядываясь в детские лица, на которых застыло выражение боли и неуверенности.

— Ребята, я должен кое-что вам сказать. — Голос его звучал сурово, но под этой суровостью скрывалась искренняя нежность. — Ваш отец был моим лучшим другом.

Старший из братьев, Уэйд, кивнул. На лицах остальных не дрогнул ни один мускул.

— Кроме того, ваш отец был храбрейшим человеком из всех, кого я знал. Он погиб, пытаясь спасти жизнь вашей матери, и я хочу, ребята, чтобы вы всегда об этом помнили. Помнили их обоих, как самых замечательных людей, когда-либо ходивших по нашей земле.

Все трое кивнули, но ни один не произнес ни слова. Поднялся ветер, стуча в окна крепкого квадратного дома ранчо «Синяя даль», огонь в очаге весело вспыхнул. Трое темноволосых мальчуганов, совсем недавно осиротевших, стиснув зубы, молча смотрели на старинного друга их отца.

Ник, младший, не сказал ни слова с тех пор, как они приехали на ранчо, но слушал и замечал все своими темными глазами с длинными ресницами. Клинт, средний, был точной копией отца, даже волосы его были того же оттенка темно-красного дерева. Лицо мальчика, несмотря на резкие черты, было красиво. Уэйд, старший, явно опекал братьев. Он унаследовал материнские волосы, черные как вороново крыло и, хотя выглядел еще совсем ребенком, уже был подтянут и худощав, обещая стать высоким и мускулистым, как покойный отец.

— Мы благодарны вам за то, что вы взяли нас к себе, мистер Саммерз, — сказал наконец Уэйд, делая шаг вперед и встретившись взглядом с проницательными карими глазами Саммерза.

Тот положил руку ему на плечо.

— Зови меня Ризом, сынок. Мальчик кивнул.

— Хорошо, Риз, — неуверенно сказал он.

Потом с гордостью, как заметил Риз, вскинул голову.

— Мы себя прокормим, — с достоинством сказал мальчик. Его руки были сжаты в кулаки. — Обещаю: мы никогда не будем для вас обузой.

— Это верно, — пискнул Клинт. — Я умею метать стога. И бросать лассо.

Маленький Ник, на глазах которого дилижанс наехал на родителей, задавив их насмерть, и кото-рый с того рокового дня не сказал ни слова, молча кивнул, хотя в его огромных глазах, устремленных на Риза Саммерза, читалось смешанное выражение удивления и надежды. Риз положил руки на плечи Уэйда и Ника, как бы обнимая их.

— Послушайте меня, ребятки. Вы никогда не станете мне в тягость. Я хочу, чтобы вы жили здесь. Поняли? Я не нанял вас в помощники. Вы… моя семья. Вот что я хотел вам сказать. — Он откашлялся. — Вы будете моей семьей, а я — вашей.

— А как же насчет вашей собственной семьи, мистер… э-э-э… Риз? — спросил Уэйд.

Риз перевел взгляд на фотографию в бронзовой рамке, стоявшую на каминной полке наискосок от письменного стола, несколько мгновений рассматривал ее, а потом снова взглянул на своих подопечных.

— Дело в том, — спокойно сказал он, — что я тоже потерял свою семью.

— Вот как? — спросил Клинт. Он вдруг повернулся и посмотрел на фотографию, на которой была изображена элегантно одетая женщина в обитом цветастой тканью кресле с подголовником с маленькой золотоволосой девочкой на коленях.

— А они тоже умерли, как наши мама с папой? — осмелился спросить Уэйд.

Риз покачал головой.

— Нет. — Голос Риза давал понять, как тяжело у него на сердце. — Они не умерли. Но все равно я потерял их.

Внезапно маленький Ник подался вперед и сунул свою крохотную ручку в большую мозолистую ладонь Риза.

Риз встретился с мальчуганом глазами, и в горле у него застрял комок. Он посмотрел на Клинта и Уэйда. Мальчики изо всех сил старались казаться сильными и не заплакать, но каждый из них по-настоящему страдал.

— Все будет хорошо, ребята, — медленно проговорил он, обведя дружелюбным взглядом всю троицу. — Теперь ранчо «Синяя даль» — ваш дом, так же, как и мой. Мы будем одной семьей, слышите? Настоящей семьей. Только немножко потерпите.

Риз не знал, поверили ли дети ему, но поклялся, что все будет так, как он сказал. Конечно, понадобится время, но все это осуществится — на этот раз он постарается создать крепкую семью.

Поздним вечером, когда мальчики улеглись спать в большой комнате, расположенной напротив комнаты Риза, он, потягивая виски, задумался над тем, что ему предстояло осуществить. А предстояло ему помочь своему старому другу, покончив с собственным мучительным одиночеством.

Медленно оживало в нем сердце. «Как хорошо, когда ты кому-то нужен», — подумал Риз. В доме на ранчо «Синяя даль» снова поселятся дети, зазвучат веселые голоса, шум и смех.

Наверное, когда здесь будет жить кто-то, кроме него, он наконец почувствует, что у него опять есть дом.

Он взял старую фотографию и с тоской всмотрелся в нее. Теперь у него будут сыновья, трое прекрасных сыновей. Но боль, с которой он всматривался в личико своей маленькой дочки, не стала от этого меньше. Ее отсутствие он ощущал как невосполнимую потерю.

Кэтлин… если бы только…

Риз закрыл глаза и предался воспоминаниям, постепенно в нем воспряла решимость. Как-нибудь он добьется, чтобы его дочь вернулась сюда, на ранчо «Синяя даль». Домой, где он ждал ее все эти годы.

Глава 1

— Ах, мисс Саммерз, запомните, что я сказала. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не влюбляйтесь в ковбоя.

Дилижанс, покачнувшись, резко остановился в центре маленького городка под названием Хоуп в штате Вайоминг. Тучная женщина в красновато-коричневом дорожном платье и в шляпе с перьями наклонилась вперед и кивнула с умудренным видом белокурой девушке, сидевшей напротив.

— Если вы влюбитесь, — вздохнула она, — он только разобьет вам сердце.

— Не беспокойтесь, миссис Каспер, — успокоила ее девушка. Расправив атласный бант на нарядной розовой шляпке и разгладив юбку цвета бледной лаванды, она заставила себя улыбнуться спутнице. Женщина эта говорила не останавливаясь с того момента, как села в дилижанс, повествуя в основном о своей племяннице в Канзасе, которой разбил сердце ковбой с хорошо подвешенным языком. Но хотя миссис Каспер и любила поболтать, она была доброй женщиной, а Кэтлин ценила доброту — в последнее время она видела ее очень мало.

— Обещаю вам, что обо мне не придется беспокоиться, — спокойно сказала девушка. — Нет никакой вероятности, что я полюблю кого бы то ни было.

«Никогда больше я не сделаю такой глупости», — твердо решила она.

Одного раза более чем достаточно.

Красивое лицо Алека Бэллентри всплыло у нее в памяти, и Кэтлин постаралась заглушить боль, сжавшую ей сердце. Ей не хотелось думать об этом, равно как и о том, что в ее ридикюле лежат всего лишь жалких двенадцать долларов и сорок семь центов — все деньги, которые еще у нее оставались, — а также и о многом другом, из-за чего ее жизнь так резко изменилась за последние несколько месяцев. Ей хотелось думать только о Бекки, ее маленькой сестренке, которой она, Кэтлин, необходима, и о том, что она должна сделать, чтобы их будущее было обеспечено.

При мысли о лежащей на ней ответственности у Кэтлин все внутри сжалось. Бледное личико одиннадцатилетней сестры, ее тревожные глаза не выходили у нее из головы. Она знала, что не имеет права потерпеть неудачу.

Девушка стала рассматривать панораму города, открывающуюся из окна дилижанса, пытаясь забыть о своей усталости, продолжительном путешествии и неведомом будущем. Теперь она здесь, в Хоупе, и всего через несколько часов доберется до отцовского ранчо.

Ранчо «Синяя даль». Смысл жизни Риза Саммерза. Городок был небольшим, но оживленным. По тротуарам со смехом бегали дети, мужчины в ковбойских штанах и сапогах со шпорами разъезжали верхом по мостовой, женщины в шляпках и ярких ситцевых платьях в клетку или полоску сновали из лавки в лавку. Повсюду, куда ни посмотри, двигались повозки, экипажи и лошади. Из открытых дверей салуна раздавались звуки расстроенного фортепиано и низкий хриплый смех.

Визгливый голос миссис Каспер перекрыл все остальные звуки:

— М-м-м, возьмите, к примеру, вон того. Ну разве не хорош собой этот парень? Именно таких и нужно обходить стороной, милочка. Запомните мои слова.

Кэтлин заметила его еще до того, как миссис Каспер открыла рот. На мгновение у нее перехватило дыхание. Перед «Торговым заведением Хикса», прислонившись к перилам лестницы, стоял темноволосый человек и смотрел на дилижанс. Большими пальцами он зацепился за карманы брюк, на поясе, обхватывающем его стройные бедра, висели два шестизарядных револьвера. Выражение «хорош собой» не совсем ему подходило. Сильный, великолепный, пугающий — вот какие определения были бы здесь уместны, мелькнуло в голове у Кэтлин.

Ростом значительно выше шести футов, он был широк в плечах и мускулист. Черты его сильно загорелого лица были немного резкими, ярко-синие глаза смотрели на окружающих уверенно и слегка презрительно.

Наверное, он охотник, подумала Кэтлин. В этом человеке было что-то опасное, но эта опасность исходила от его внешности и манеры держаться едва ощутимо.

Он был, без сомнения, красив, но то была совершенно другая красота, чем у Алека, подумала девушка, вспоминая вьющиеся каштановые волосы и мягкую улыбку своего бывшего жениха, его мелодичный смех и длинные изящные пальцы, на одном из которых сверкало фамильное золотое кольцо с печаткой, принадлежавшее его семье на протяжении четырех поколений. Ковбой был не похож на Алека Бэллентри, как не похож колючий репейник на изнеженную розу.

Этот человек с черными, как деготь, волосами — такими длинными, что они касались воротника рубашки, — и холодными глазами, сверкавшими из-под полей шляпы, был суров, как скала, и выглядел так, словно никогда в жизни не бывал ни в театре, ни в ресторане, и слуга никогда не готовил для него ванну и не начищал до блеска его сапоги.

А еще, наверное, он никогда не танцевал с женщиной вальс при свете хрустальной люстры и никому не говорил о любви… не говорил, что будет любить всегда…

Он казался человеком жестким, сообразительным — и слегка грубоватым. Взглянув на него еще раз, Кэтлин подумала, что, похоже, он чем-то недоволен.

А вот чем — она понятия не имела и даже не стала строить никаких предположений. У нее не было времени размышлять о красивых незнакомцах, в особенности о ковбоях, насчет которых миссис Каспер постоянно предостерегала ее в течение всех дней путешествия.

Ей нужно было найти Уэйда Баркли, старшего ковбоя своего покойного отца, и добраться до ранчо «Синяя даль».

— Хоуп, Вайоминг! — рявкнул кучер дилижанса, рывком распахнув дверцы. Ворча, он опустил подножку, и Кэтлин простилась с миссис Каспер, стиснула затянутыми в перчатки пальцами розовый атласный ридикюль и осторожно ступила на пыльную мостовую.

Хоуп. То есть Надежда. Вот что лелеяла она в душе, вот что поддерживало ее. Надежда на то, что продажа ранчо пройдет гладко и быстро, на то, что удастся как можно скорее вернуться к Бекки.

Надежда на то, что больше их не настигнут никакие беды.

Кэтлин посмотрела в оба конца улицы. Красивый ковбой выпрямился и принялся ее рассматривать, но девушка решительно проигнорировала его. Заметив пожилого человека с толстым животом в огромной белой шляпе-стетсоне, направляющегося к ней, она почувствовала облегчение.

Выглядел он в точности так, как она его себе нарисовала. Добродушный, мягкий, нечто вроде дядюшки. И пунктуальный — Кэтлин была рада, что он встретил дилижанс вовремя.

— Вы миз Саммерз, верно? — Мужчина прищурился, глядя на нее, но Кэтлин обратила внимание не на его близко посаженные глаза и не на родинку на подбородке, а на нос, красный, как свекла, формой похожий на картофелину. — А я…

— Да, конечно, я знаю, кто вы. Добрый день, мистер Баркли. Я рада, что вы приехали вовремя.

— А?

Человек споткнулся, чуть не упав на нее, и Кэтлин машинально протянула руку, чтобы поддержать его. Ощутив, что от него несет спиртным, она насторожилась.

— Мистер Баркли… как вы себя чувствуете?

— Чего? Распрекрасно, маленькая леди. Но лучше зовите меня Уэсли.

— Уэсли? А я думала, ваше имя Уэйд…

— Да нет, золотце, чего-чего, а уж свое-то имя я знаю. Он игриво потрепал Кэтлин по подбородку, а когда она, отпрянув, в полном изумлении посмотрела на него, запрокинул голову и разразился громким утробным смехом.

— Не нужно сердиться, золотце. Значит, вы давно потерявшаяся маленькая дочка старика Риза. И к тому же такая славная молодая кобылка.

«Господи, да ведь он в стельку пьян, — огорченно подумала Кэтлин. Ее охватила досада. — Нужно было предвидеть, что старшим у Риза Саммерза окажется пьяница».

— Мне бы хотелось как можно скорее попасть на ранчо. — Она говорила, пытаясь не выдать своего беспокойства. — Если я сумею сегодня же покончить со своим делом, то могу купить билет на завтрашний дилижанс и вернуться в Филадельфию…

— Завтра?.. Ну, золотце, что так быстро? Только что приехала…

— Мистер Баркли… уберите руку, прошу вас.

— Да ведь я просто по дружбе. В жизни не видал таких хорошеньких девчонок…

— Мистер Баркли!

Его пальцы коснулись ее руки, и Кэтлин резко отдернула ее, но прежде чем она успела еще раз приказать ему держаться подальше, порыв ветра подхватил ее шляпу и сорвал с головы. Кэтлин повернулась, чтобы поймать шляпу, и наткнулась на каменную стену.

Девушка не сразу поняла, что то была не стена, а человек. Высокий темноволосый человек с широкими плечами, презрительным взглядом и прямо-таки стальным телом. Тот самый ковбой.

— Не волнуйтесь, принцесса.

Кэтлин была настолько растеряна, что могла только молча смотреть в эти ясные синие глаза. На мгновение, словно завороженная его холодным взглядом, она почувствовала, как по ее телу пробежала жаркая волна, и в тот же миг — возможно, потому, что она наткнулась на него так внезапно — у нее закружилась голова.

«Вблизи он производит еще более гипнотизирующее впечатление, чем на расстоянии, подумала она. — И определенно… кажется еще выше». Кэтлин смотрела снизу вверх на его грубоватое лицо с темной порослью на подбородке. Его грудь под синей полотняной рубашкой почти такого же синего цвета, как и глаза, была широкой и мускулистой. От всего этого человека исходило ощущение силы.

Несколько ошеломленная, Кэтлин отступила на шаг. Это помогло — она вдруг вспомнила о своей шляпе и с трудом оторвала взгляд от незнакомца. Посмотрев за его спину, она увидела, что как раз в это мгновение шляпа ее летит в поилку для лошадей на другой стороне улицы.

— Нет!

Кэтлин бросилась за шляпой, но было уже поздно. Оставалось только смотреть, как ее потрясающе модная шляпка с изящным атласным бантом, кремовыми кружевами, шелковыми розовыми и белыми цветочками опускается в воду.

Увидев, что атласные ленты и некогда красивые цветочки тонут в поилке, Кэтлин едва не расплакалась. Все пропало. Эта шляпа — чуть ли не последнее, что оставалось у нее от прошлой обеспеченной жизни в Филадельфии, и вот теперь не стало и шляпы. Она лишилась ее, как и всего остального, что некогда составляло ее жизнь и что она принимала как должное.

Стиснув зубы, она повернулась к Баркли.

— Мистер Баркли. — Кэтлин видела, что ковбой хмуро наблюдает за ней, но вновь обратилась к пьянице, не обращая внимания на ковбоя, — будьте любезны, снимите с крыши мой чемодан и давайте скорее поедем на ранчо. Я полагаю, вы приехали в коляске…

— В коляске? Еще чего, леди, нет у меня никакой коляски. И почему это вы все время называете меня мистером Баркли? — захихикал пьяный. Он покачнулся и чуть не упал, но на этот раз ковбой поддержал его. — Она чего-то не так понимает, Уэйд, — посетовал пьяный. — Да и я тоже… Ты объясни ей, а? Сдается мне, что маленькая дочка Риза малость туповата, — добавил он громким шепотом, отчего щеки у Кэтлин порозовели. — Ты согласен, Уэйд?

— Уэйд? — Кэтлин смотрела то на одного, то на другого и в конце концов остановила недоумевающий взгляд на высоком ковбое. — Он… назвал вас Уэйдом.

Ковбой кивнул.

— Вы хотите сказать… что это вы — Уэйд Баркли?

— Считайте, что так.

— Но… — Внутри у нее словно все заледенело. Она повернулась к пожилому человеку. — Тогда кто же это?

— Уэсли Бидл. Сдает карты играющим в фараон. Там, в салуне.

— Сдает карты… — Голос Кэтлин замер.

— Здорово запуталась, верно, Уэйд? А ведь она совсем не выпимши. — Пузатый ухмыльнулся, потом рыгнул и, слабо махнув рукой в сторону Кэтлин, поплелся к салуну.

С гор снова подул ветер. Несколько золотистых прядок выбились из прически Кэтлин. Волосы упали ей на глаза, и девушка отвела их в сторону, в растерянности глядя на настоящего Уэйда Баркли.

— Я не понимаю. Почему вы не заговорили со мной раньше? Вы ведь видели, что я шла к вам, и позволили ему дурачить меня!

— Мисс Саммерз, я полагаю, что все это ваших же рук дело.

Холодные синие глаза долго и бесстрастно оглядывали Кэтлин, и за это время она ощутила, что, несмотря на то что она была одета в красивое платье цвета лаванды, приличную сорочку и чулки, он видит ее, словно она стоит перед ним нагая. Проницательный взгляд скользнул вверх-вниз по ее телу, примечая каждый изгиб, лишая ее маски холодного равнодушия, бывшей ее единственным оружием против мира. Дыхание у девушки стеснилось. По тому, как слегка презрительно изогнулись его губы, она поняла, что этот неотесанный ковбой с тяжелым взглядом считает ее совершенно не стоящей его внимания — глупой, неуклюжей, достойной лишь насмешек.

Да как он смеет!

Кэтлин решила попробовать испепелить его взглядом — способ, к которому мисс Калп, наставница Давенпортского пансиона для молодых леди, прибегала по отношению к провинившимся ученицам, — когда он ткнул большим пальцем в сторону окованного латунью сундука, который кучер только что снял с дилижанса.

— Это ваше?

— Да, мое, но…

Она не успела еще закончить фразы, как он уже отошел от нее, направившись к сундуку.

Кэтлин медленно покачала головой. «Успокойся, — велела она себе. С покрытого облаками неба на нос ей упала капля дождя. — Не позволяй грубому, надменному, некультурному ковбою с ранчо смутить тебя. Главное — добраться до ранчо и покончить со всеми делами».

Неожиданно она услышала громкий женский голос:

— Уэйд… Уэйд Баркли! Это что, дочка Риза?

Уэйд, обернувшись, взглянул из-под шляпы на двух женщин, торопливо идущих по тротуару.

— Полагаю, что так. Я не заметил, чтобы сегодня еще какие-то особы женского пола выходили из дилижанса.

И он повернулся к Кэтлин. Его красивое лицо было наполовину скрыто шляпой. Сундук он нес с такой легкостью, будто это был дамский ридикюль.

— Мисс Саммерз, — окликнула девушку тучная женщина с корзинкой, висящей у нее на руке, — я Эдна Уивер, мой муж — владелец банка здесь, в Хоупе. Как поживаете? — Дождавшись, пока мимо нее проедет повозка, она быстро сошла с тротуара и поспешила к Кэтлин. Худощавая невысокая женщина с пытливым взглядом огромных глаз шла за ней. — А это Уиннифред Дейл — она работает на почте. — Эдна Уивер сочувственно закудахтала. — Мы рады познакомиться с вами, золотце, жаль только, что это происходит при таких грустных обстоятельствах.

— Ах… да. Благодарю вас. — Неужели весь город ждал ее приезда? Сначала пьяница из салуна, теперь эти две женщины! Кэтлин казалось удивительным, что в Хоупе кто-то знает о ее существовании, особенно если учесть, что покойный отец за последние восемнадцать лет ни разу не написал ей.

Кэтлин настороженно рассматривала женщин. Темно-русые волосы Эдны Уивер были закручены в скромный пучок, платье приглушенного сливового цвета с гагатовыми пуговицами было простым, но сшитым по моде и хорошо сидело на ее округлой фигуре. Большие карие глаза встретились с зелеными глазами Кэтлин. Взгляд Эдны был твердый, оценивающий, а улыбка казалась искренне дружелюбной. Но Кэтлин уже успела узнать, что люди не всегда таковы, какими кажутся с виду, и не намеревалась поднимать забрало. Ни перед Эдной Уивер, ни вообще перед кем бы то ни было — каким бы приятным ни казался ей этот человек. Вторая женщина была пониже ростом и помоложе Эдны — ей, вероятно, было слегка за тридцать. Она чем-то напоминала мышку, то и дело нервно прикасалась к высокому воротнику своего бело-зеленого хлопкового платья и смотрела на Кэтлин через небольшие очки, сидящие на изящном носике. Легкие каштановые волосы, казавшиеся мягкими, точно шелк, вились вокруг ее маленького остренького личика.

— Ваш отец был превосходным человеком, милочка. — В словах Эдны звучало сожаление. Тем временем Уэйд Баркли поставил сундук на землю. — Риз не часто появлялся в городе, но я могу вам гарантировать, что в этих краях по нему будут очень скучать. Правда же, Уинни?

Хрупкая женщина как-то странно смотрела на Кэтлин.

— Да, это так. — На лице ее появилась робкая улыбка. — Мы с вашим отцом были друзьями… близкими друзьями, — грустно прошептала она. — Он… он был бы так горд, если бы увидел, какой красивой молодой леди вы стали.

Кэтлин ошеломленно молчала. Как бы ни была добра Уиннифред Дейл — или хотела быть таковой, — она ошибалась. Риза Саммерза ничуть не интересовало, какой выросла его дочь. Она вообще его не интересовала.

А женщина торопливо продолжала:

— Если вам что-нибудь понадобится, пока вы здесь, в Хоупе, мисс Саммерз, заходите ко мне или к Эдне. Мы будем очень рады помочь вам, чем можем.

— В Хоупе люди очень приветливы, — добавила Эдна. — Да и во всей Серебряной долине. Я уверена: вам здесь понравится.

— Благодарю вас, но я не собираюсь надолго здесь оставаться. Я приехала только для того, чтобы продать имение своего отца.

От удивления брови обеих женщин взлетели вверх, а Уэйд Баркли пристально посмотрел на Кэтлин. Она слегка вздернула подбородок.

— Я приехала не для того, чтобы поселиться в Вайоминге. Я приехала, чтобы продать ранчо «Синяя даль».

— Продать… — Эдна словно задохнулась. Уиннифред прижала руки к груди.

— Ах, нет! Дорогая моя, не делайте этого! Господи! Это ранчо — такое большое, доходное, это замечательное имение — самое большое в наших краях! Для вашего отца оно значило все, — выдохнула она. И взглянула на Уэйда Баркли.

Тот ничего не сказал, только смотрел на белокурую девушку в напряженном молчании.

— Я все это прекрасно знаю. — Голос у Кэтлин звучал сдавленно. Она действительно хорошо знала, что значило для отца ранчо «Синяя даль». Больше, чем ее мать, больше, чем она сама… — Однако для меня оно не значит ничего. — Кэтлин заставила себя грациозно тряхнуть головой — этот красивый жест она отточила в многочисленных филадельфийских танцевальных залах. — Я намереваюсь продать его и по возможности быстрее вернуться обратно.

— Черта с два, — проговорил Уэйд низким голосом.

— Золотце, он хочет сказать, — подхватила Эдна Уивер, — что вы не можете продать ранчо. То есть не должны… — И Эдна Уивер бросила на Баркли беспомощный взгляд.

— Уэйд, дорогой, — огорченно пробормотала Уинни Фред, переводя взгляд с Кэтлин на ковбоя, — вы полагаете, что она не знает?

— А кто бы мог ей что-нибудь рассказать? — буркнул он.

— О чем вы говорите? Рассказать мне — о чем? — Кэтлин, подавив зарождающееся беспокойство, шагнула вперед. — Нет никаких причин, почему я не могла бы продать ранчо «Синяя даль», — тихо сказала она. — У меня есть письмо от адвоката, в котором говорится, что оно завещано мне отцом. Письмо вот здесь, в моем ридикюле…

Она начала нервно рыться в сумочке, но тут на ее запястье легла рука Уэйда.

— Сейчас не время и не место разбираться в таких делах. Поехали, — коротко бросил он.

— Куда?

— На ранчо. Там я все вам объясню.

Он посмотрел на Эдну Уивер и Уиннифред Дейл, которые все еще с беспокойством смотрели на них.

— Леди, — наклонил он голову, прощаясь с обеими дамами.

— Да-да, поезжайте, Уэйд… покажите мисс Саммерз ранчо. — Уиннифред кивнула. Эдна, огорченно сдвинув брови, собралась уходить.

— Я уверена… Уэйд вам все объяснит, мисс Саммерз. И мы еще встретимся, — быстро сказала она. — Я не хотела вам мешать, Уэйд, — виновато добавила она, опустив голову под его раздраженным взглядом.

Кэтлин посмотрела женщинам вслед. Они поспешно шли по тротуару, шелестя юбками. Сама она замерла, потрясенная. Она и представить не могла, что продажа ранчо может быть сопряжена с какими-то трудностями. Мысль о том, что что-то не даст ей осуществить ее последний, рожденный отчаянием план, наполнила ее паническим страхом. На какое-то время она словно приросла к месту, пытаясь обрести самообладание.

У коновязи рядом с торговым заведением внезапно заржала гнедая лошадь. Неожиданно главная улица Хоупа опустела — наверное, потому, подумала Кэтлин, что горизонт потемнел и вот-вот должен был начаться дождь. На низком небе поплыли тучи, с гор подул свежий ветер, принеся запахи влажной земли и сосновой хвои. Юбка облепила ноги Кэтлин.

Предгрозовое напряжение охватило воздух.

— Мисс Саммерз? Что с вами?

Уэйд Баркли все еще держал ее за руку, настороженно глядя на нее.

— Вы ведь не собираетесь упасть в обморок?

— Я никогда не падаю в обморок, мистер Баркли. — Кэтлин, глубоко вздохнув, подняла на него большие зеленые глаза, в которых блеснула решимость. — И не плачу. Ни в том, ни в другом нет ничего конструктивного. Так говорит мне мой жизненный опыт.

— Вот как? Ну и ладно. Тогда поехали.

— Я никуда с вами не поеду, пока вы не ответите на мои вопросы.

— Хотите пари?

Он крепче сжал руку Кэтлин, а другой легко поднял сундучок и, не говоря ни слова, потащил девушку по улице.

— Как вы смеете! Отпустите меня! — Она попыталась высвободиться и задохнулась он возмущения, когда у нее ничего не получилось. — Послушайте, мистер Баркли… мне нужен ответ, и прямо сейчас!

— Вероятно, принцесса, вам пришло время узнать, что вы не всегда можете получить то, что хотите.

Уголки губ у Кэтлин опустились.

— Пустите меня! — яростно потребовала она, упираясь ногами в землю. — Я ни шагу больше не сделаю, пока вы не скажете, о чем говорили эти женщины.

Поскольку нужно было либо тащить ее волоком, либо остановиться, Уэйд Баркли остановился, сузив глаза.

— Вы всегда ведете себя, как капризный младенец?

— А вы всегда ведете себя, как несносный грубиян?

— Полагаю, вы пробудили все лучшее, что во мне есть, — презрительно бросил Уэйд. Он не хотел давать волю своему характеру, не хотел, чтобы дочка Риза поняла, насколько она ему неприятна, Ризу это не понравилось бы. Он, Уэйд, заранее невзлюбил ее, но едва она сошла с дилижанса и он увидел ее золотистые волосы, кожу цвета сливок и колдовские глаза, как ощутил, что сердце его учащенно забилось.

Крошечная девочка с фотографии, стоявшей в рамке на каминной полке, фотографии, на которую он так часто смотрел, стала совсем взрослой. Уже не намек на будущего человека, не хорошенький младенец, невинно смотрящий с материнских колен, — теперь это была вполне взрослая женщина. Женщина, каждая черта которой была исполнена восхитительной сверкающей красоты и от которой исходил чудесный слабый запах фиалок.

Женщина, которая разбила сердце Риза Саммерза.

Впрочем, обе — и она, и ее мать, напомнил себе Уэйд, и в душе у него стал нарастать гнев.

Он вспомнил, как Риз тосковал по этой девочке, своей дочери, как беспокоился за нее, мечтал о ней, как прошептал ее имя с последним вздохом, — и у него захолонуло сердце.

Ему захотелось кого-нибудь ударить — но не мог же он ударить ее! Уэйд в жизни не ударил ни одной женщины и не собирался начинать с дочки Риза, даже если она и заслуживает хорошей взбучки.

Риз заставил его дать обещание, что он позаботится о ней. Проклятие! На самом деле ему хотелось пинком посадить ее обратно в дилижанс и захлопнуть за ней дверцу. Но тем не менее он взял себя в руки и заговорил с ней со всей холодной отчужденностью, на какую только был способен.

— Послушайте, мисс Саммерз, вот-вот пойдет дождь. Может быть, даже будет гроза. Хотите, чтобы она застигла вас там, где нет никакого жилья, или предпочитаете оказаться в тепле и уюте на ранчо? Дело ваше. Но если мы не отправимся прямо сейчас, то не доберемся до места до начала грозы.

— Напротив, мистер Баркли, это ваше дело. Я никуда не поеду, пока вы не ответите на мои вопросы. Как только вы это сделаете, мы можем ехать. Что вы скрываете о ранчо «Синяя даль»?

— Все, что вам хочется узнать, вы узнаете, когда мы попадем туда.

И он снова хотел взять ее за руку. Лицо его выражало жесткую решимость. Но Кэтлин отскочила, оказавшись вне досягаемости.

— Я никуда с вами не поеду, пока вы мне не ответите. Он сжал губы, синие глаза его сверкнули.

— Ну что же, устраивайтесь сами.

Он поставил сундучок на землю и пошел прочь. Едва веря своим глазам, Кэтлин могла только оторопело смотреть ему в спину.

Он оставил ее одну посреди незнакомого города, направившись в его противоположный конец, с каждым шагом уходя от нее все дальше и дальше.

Мимо прогрохотала повозка, где-то с шумом захлопнулась дверь. Тучи нависли еще ниже.

Кэтлин была ошеломлена. Ей стало как-то не по себе. Уэйд Баркли не оглядывался, не замедлял шаг. Он действительно уходит, сейчас сядет в коляску и уедет на ранчо «Синяя даль» — без нее.

И что ей тогда делать?

Она стиснула зубы, расправила плечи и, с тихим стоном подняв сундучок, пошла следом за ним, пытаясь сохранить достоинство.

Ветер трепал ее платье, теребил легкие светлые локоны. Она пылала от негодования — негодования на того, кто должен был встретить ее со всей любезностью, отвезти на отцовское ранчо и обращаться с ней уважительно, выполняя все ее просьбы. Вместо этого он ее оскорблял, тащил за руку на глазах у всех и в конце концов бросил одну.

Чуть не плача, она шагала по главной улице, таща сундучок, и редкие капли дождя падали перед ней в пыль. К тому времени, когда она добралась до «Продуктовой лавки Пита» и увидела Уэйда Баркли, стоявшего у двух гнедых лошадей, запряженных в повозку, она просто задыхалась. Капли пота блестели у нее на лбу, лицо было красным, как полевые маки, которые покрывали равнину на подъезде к городу.

— Повозка? — задыхаясь, сказала она, подходя к нему сзади и бросая проклятый сундук в пыль. — Почему вы не приехали в… коляске?

— Нужно было купить кое-какую провизию. Без повозки никак. — Уэйд обходился минимумом слов. Он отошел от лошадей и сдвинул какие-то мешки, лежащие на повозке. — Значит ли это, что в конце концов вы решили поехать на ранчо?

— Блестяще, мистер Баркли. — Рука у Кэтлин горела после тяжелого сундучка. — Я вижу, что ваши логические способности превышают только ваши прекрасные манеры и обаяние.

— По моей работе мне не очень-то нужны манеры и обаяние, — неторопливо сказал он. — А сейчас я как раз собираюсь заняться своей работой. Тащить вас на ранчо — это, принцесса, не светская любезность, а просто часть моей работы.

— То есть именно то, что вам поручил мой отец. Уэйд обогнул повозку, подошел к Кэтлин и смерил ее взглядом.

— Верно.

— А как вы думаете, ему понравилось бы, что вы заставляете меня нести тяжелый сундук, гнаться за вами по улицам и терпеть ваши невыносимые грубости?

Уэйд уставился на нее, раскрыл рот, потом снова закрыл.

Да катись все к черту, он ведь встретил ее! Риз, наверное, ожидал от него гораздо большего, но эта самовлюбленная, избалованная, капризная красоточка не заслуживала ни уважения, ни симпатии, ни доброты. Она заслуживала только хорошего пинка.

— Давайте я помогу вам сесть в повозку, мисс Саммерз, — сказал он, заставляя себя говорить вежливо. — Если вы не такая гордая, чтобы ехать в ней.

— У меня нет особого выбора, не так ли?

И Кэтлин позволила ему помочь ей. В руках, поднявших ее с земли, было столько силы, что ей стало немного не по себе.

Он бросил сундучок в заднюю часть повозки поверх мешка с картофелем. Кэтлин смотрела вперед.

— И еще одно, мистер Баркли, — произнесла она ледяным тоном, когда он, легко вскочив на сиденье, устроился рядом с ней и взял в руки вожжи. Лошади плавно тронулись с места.

— Что такое, мисс Саммерз?

Даже его ленивый медленный выговор действовал ей на нервы.

— Я вас предупреждаю заранее. — Каждое слово она выговаривала ясно и четко. — Как только мы приедем на ранчо «Синяя даль», вы будете уволены.

Глава 2

— Уволен?

— Вот именно.

— Уволен! — Под все более мрачным небом Вайоминга раздался громкий смех Уэйда Баркли. Он встряхнул вожжи, и лошади перешли на быструю рысь, вздымая копытами клубы пыли. Городишко под названием Хоуп остался позади, а они направлялись к западу по обширной степной равнине.

Уэйд продолжал посмеиваться. Кэтлин повернулась и сердито посмотрела на него.

— Очень мило, что это вас так забавляет. Хочется надеяться, что вы будете так же смеяться, когда пойдете искать новое место — держа шляпу в руке, голодный и отчаявшийся…

— Вы просто очаровательны, клянусь вам, принцесса!

— Перестаньте меня так называть! Для вас я мисс Саммерз. Вы мой работник, — возразила она и вдруг покачнулась, когда они переехали через корень, торчавший поперек дороги, успев, правда, схватиться за сиденье повозки. — Во всяком случае, останетесь таковым еще некоторое время. Когда мы доберемся до ранчо?

— Часа через два. — Он сказал это с таким выражением, что она поняла — эти два часа будут самыми долгими во всей его жизни. У Кэтлин было в точности такое же ощущение. Ей не терпелось добраться до ранчо и навсегда избавиться от этого человека.

— Когда мы приедем, вы немедленно соберете все ваши вещи и покинете мое имение. Я уверена, что там найдется кто-нибудь еще, кто сможет ухаживать за лошадьми и… заботиться о припасах… и вообще обо всем.

— Вы прямо леди-босс, верно?

— Это ненадолго. Только пока я не продам ранчо тому, кто предложит самую высокую цену.

— На это не рассчитывайте.

— Прошу прощения?

Его следующие слова заставили ее похолодеть.

— Никто не купит это ранчо.

— Как вы можете знать это?

— Да уж могу, раз говорю.

Этого Кэтлин вынести не могла. Если существует причина, по которой она не может продать ранчо и Уэйду Баркли она известна, она заставит его сказать ей об этом здесь и сейчас. Если придется ждать, пока они приедут на ранчо, она изведется от нетерпения. Перед глазами Кэтлин встало лицо Бекки, каким она видела его в последний раз, — милое, бледное, очень тревожное.

А ее голос — как он дрожал в тот серый сырой вечер, когда Кэтлин пришла в Давенпортский пансион, чтобы обнять сестру и проститься с ней.

— Но ведь ты скоро вернешься назад и заберешь меня отсюда, да, Кэти? Мне здесь очень плохо — все шепчутся о п-папе. Даже учителя такие ужасные.

— Я вернусь, как только смогу. Не обращай внимания на сплетни. Держи голову высоко и делай вид, что ничего не слышишь. — Именно так поступала сама Кэтлин, по собственному опыту зная, как это нелегко.

— Я постараюсь. — Бекки прижалась к ней и слегка сжала ее руку. — Все будет хорошо, правда же, Кэти?

Она тогда поцеловала сестру в щеку и пообещала, что действительно все будет хорошо. И она этого добьется — не важно, как именно, но добьется непременно!

— Остановите лошадей немедленно! — Кэтлин сердито посмотрела на мрачный профиль Уэйда Баркли, — Вы все время делаете какие-то намеки и держитесь весьма таинственно, ничего толком не рассказывая. Я больше ни минуты не желаю мириться с этим. Мы не поедем дальше, пока я не получу от вас ответы на все свои вопросы. Вы меня слышите? — Уэйд сидел с таким видом, будто не слышал ее, и она повысила голос. — Ответы! — крикнула она. — Это слишком важно — я не могу ждать несколько часов. Остановите повозку — или я выпрыгну!

Он бросил на Кэтлин скептический взгляд, но, должно быть, ее пылающее лицо и учащенное дыхание убедили его в искренности ее волнения, потому что, к ее великому удивлению, он подчинился приказанию. Лошади стали. Перед ними простиралась поросшая травой дорога, а дальше поднимались округлые сероватые холмы. Слева из зарослей выбежали три оленя и умчались прочь; небо приобрело еще более зловещий оттенок свинцово-серого цвета. Кэтлин, повернув голову, посмотрела на своего спутника.

— Вот и настало время, когда вы меня стали слушаться…

— Я делаю это не для вас, — оборвал он ее. — Я делаю это для Риза.

— О чем вы говорите?

Он сверкнул на нее глазами.

— Ему бы не хотелось, чтобы вы сильно огорчались.

При мысли о том, как он ошибается, грудь Кэтлин пронзила резкая боль, но она не позволила Уэйду Баркли заметить это. Пожав плечами, она расправила юбку.

— Я сильно в этом сомневаюсь.

— Напрасно.

— Мой отец был слишком эгоистичен и занят самим собой, чтобы хоть немного думать обо мне, когда был жив, так что я не верю, что он беспокоится обо мне теперь, когда его… Ах!

Он так внезапно схватил ее за руку, что Кэтлин ахнула.

— Больше ни одного плохого слова о нем. — Уэйд говорил голосом низким и сердитым. — Не советую вам отзываться о Ризе дурно в моем присутствии либо в присутствии кого бы то ни было.

— Как вы смеете угрожать мне! — Ее охватило негодование, но голос звучал ровно. — Уберите руку сию же минуту!

Уэйд заглянул в ее сверкающие от гнева глаза и почувствовал, как его охватило жаркое напряжение. Черт побери, как она может быть такой красавицей внешне и такой противной ведьмой по сути? Если бы он своими глазами не убедился в том, как она холодна и бессердечна, как вызывающе держится, словно она хозяйка ранчо, он поймался бы на это прелестное личико.

Уэйд сердито смотрел на нее, пытаясь одолеть свое негодование, как вдруг заметил, что нижняя губа у нее дрогнула. Ярко-розовая, полная, губа эта дрожала, и он не мог отвести от нее взгляд.

Губы у нее роскошные, и таким телом можно соблазнить кого угодно, кроме разве что слепого проповедника, — и при этом она настоящий дьявол в женском обличье, напомнил он себе.

А он обещал Ризу, что позаботится о ней.

— Уберите руку! — снова крикнула Кэтлин, и на этот раз он сделал так, как она просила.

Точнее, попросту оттолкнул ее.

— Полагаю, нам обоим лучше успокоиться, — сказал он. Кэтлин глубоко вздохнула.

— Мне очень важно понять кое-что сейчас же. Существует ли какая-то причина, из-за которой я не могу продать ранчо «Синяя даль»?

— Вы не продадите ранчо. — Ответ его был таким же твердым и многозначительным, как и его неподвижное лицо.

— Это смешно. — Кэтлин постаралась говорить непринужденно, но страх уже сжал ее словно тисками. — У меня есть все права на это имение. В письме адвоката отца ясно сказано, что я унаследовала ранчо — землю, дом, скот и все прочее, что там имеется.

— Вы хотите, чтобы я ответил на ваши вопросы, или будете слушать собственную болтовню о вещах, в которых ничего не понимаете?

От его резкого тона она вспыхнула. Снова ее охватило негодование — и вместе с тем зарождающееся смятение. Она должна обязательно продать ранчо! Ей необходимы деньги, чтобы уехать вместе с Бекки, чтобы они могли как-то жить, пока ей не удастся найти работу и устроиться в приличном месте.

— Ваши слова бессмысленны, — сказала она низким голосом, слегка дрожащим от дурных предчувствий. — Но продолжайте. Я слушаю.

— Эбнер Маккейн, адвокат Риза, должен был сегодня встретиться с нами на ранчо. У него какие-то дела в Ларами, и я думал, что он приедет, но получил телеграмму перед самым прибытием дилижанса. Он приедет только завтра утром, так что, похоже, вам придется узнать все от меня.

— Узнать что?

Воздух вздрогнул от громового раската. Тучи, казалось, стали еще темнее, тяжелее, ниже. Уэйд слегка нахмурился, глядя на них, потом бросил взгляд на Кэтлин, решая, как начать. Когда он все ей скажет, она взорвется, как зажженная шутиха. Пожалуй, раскричится да и расплачется, хотя и наговорила всякой ерунды насчет того, что никогда не плачет. А потом еще больше раскричится.

«Она заслуживает этого удара, — мрачно подумал он, — и сейчас получит его».

Но как бы ни был велик соблазн, он все же не мог заставить себя сказать ей это сейчас, посреди пустынной местности, когда вот-вот начнется гроза. Это было как-то неблагородно.

Она захочет остаться одна, когда все услышит, чтобы иметь возможность успокоиться и все как следует обдумать. Если они поедут побыстрее, может, еще и успеют добраться домой до грозы.

— Условия завещания вашего отца довольно сложны. Слишком сложны, чтобы объяснять их сейчас. Вам захочется самой увидеть завещание. Хотя от этого ничто не изменится, — ровным голосом сказал он.

— Но вы…

— Послушайте, гроза догоняет нас! — Уэйд снова взялся за вожжи. — Если мы сию же минуту не двинемся с места, вы промокнете. Полагаю, вам это не очень понравится. И потом, — добавил он, в то время как лошади беспокойно затанцевали на месте, — вам, наверное, понадобится глотнуть виски, когда я расскажу вам, что именно говорится в завещании. Уж поверьте мне.

— Я не пью виски, и я вам не верю и хочу услышать условия завещания прямо сейчас.

— Очень плохо. — Уэйд пустил лошадей рысью, потом быстро перевел в галоп, потому что порыв ветра, долетевший с гор, всколыхнул густую траву, согнул стволы деревьев.

Длинные пряди золотистых волос выбились из прически Кэтлин. Она почувствовала запах приближающегося дождя. Только этого ей не хватало! Вдобавок ко всему еще и вымокнуть. Мало того, что с завещанием, похоже, будут какие-то осложнения.

— Прекрасно, мистер Баркли. Когда мы доберемся до ранчо, вы сначала сообщите мне условия завещания, а потом я вас уволю, — заявила Кэтлин. Внезапно лошади бросились вперед, и повозка быстро и тяжело затряслась по неровной дороге.

Кэтлин молча сидела, напрягая всю силу воли, чтобы ни в коем случае не заплакать. Этот Баркли не должен заметить, насколько ей не по себе, как она встревожена, и совсем не потому, что они едут с бешеной скоростью, а из-за возникших перед ней неожиданных препятствий.

Разве ее жизнь и без того не слишком трудна? Следовало предвидеть, что отец усложнит ее еще больше — даже мертвый он был источником ее мучений.

Кэтлин было только три года, когда ее мать, Лидия, покинула маленькую хижину в глухомани штата Вайоминг и, забрав с собой Кэтлин, отправилась искать лучшей жизни. Риз Саммерз не интересовался ничем, кроме как своим бесценным ранчо, говорила ей позже мать. Он вознамерился превратить ранчо «Синяя даль» в самое крупное, самое доходное имение в этих краях, и ему было не важно, что его жена и ребенок жили, как нищие, посреди обширной безлюдной гористой местности, что Лидия ощущала себя ужасно одинокой, что зимы были чудовищно холодными и долгими и жили они, месяцами никого не видя, на окраине Серебряной долины. Риз не желал отказываться от своей мечты, уезжать из этого медвежьего угла, приютившегося в тени гор Ларами. И Лидия, оставив его, уехала на восток, где встретила Джиллиса Тамарлейна, бравого отпрыска железнодорожного магната, и вышла за него замуж. Джиллис не только устроил развод Лидии, но также обещал вырастить Кэтлин как свою родную дочь.

Кэтлин никогда больше не видела Риза Саммерза — с того самого дня, как Лидия, дождавшись, когда Риз уедет на ярмарку скота, отправилась с дочерью в город, взяв деньги, оставленные ей Ризом на питание, и там, ни разу не оглянувшись, села в дилижанс, направляющийся в Сент-Луис.

Но Кэтлин все же оглянулась — или попыталась оглянуться, но уже спустя годы, и ее воспоминания о раннем детстве в Вайоминге были смутными и расплывчатыми. Своего родного отца она почти не помнила — в ее памяти сохранился образ какого-то крупного человека с очень низким голосом и… сигарами. Она помнила крепкий запах его сигар. И ничего больше.

Не было даже его фотографии.

А Кэтлин очень хотела иметь его фотографию. Когда ей было восемь лет, она впервые написала Ризу, спрашивая, не пришлет ли он ей свое фото, не напишет ли письмо и нельзя ли ей как-нибудь приехать на ранчо «Синяя даль» покататься на пони.

Ответа не последовало.

Через несколько лет Кэтлин сделала еще одну попытку — и снова не получила ответа.

Отец ни разу не подтвердил, что получал от нее письма.

Она даже не знала, что ранчо «Синяя даль» действительно превратилось в самое процветающее хозяйство в тех краях, пока не пришло это единственное письмо — письмо, в котором Риз сообщал, что умирает, и спрашивал, не приедет ли она повидаться с ним.

Письмо пришло в тот самый день, когда она узнала, что Лидия и Джиллис погибли в море.

В тот день вся ее жизнь непоправимо изменилась. Ее мать и Джиллис Тамарлейн были людьми веселыми, приятными, интересными, из разряда вечно отсутствующих родителей. Погруженные в лихорадочный круговорот светской жизни, которую страшно любили, они очень редко проводили время дома с Кэтлин и с ее младшей единоутробной сестрой Бекки. Подрастая, Кэтлин и Бекки никогда ни в чем не нуждались, жили в самых лучших домах, у них всего было в изобилии — и одежды, и игрушек. Родители постоянно принимали гостей и сами почти ежедневно где-то бывали, но при этом не уделяли детям ни времени, ни внимания, и это было очень заметно. У Лидии и Джиллиса никогда, кажется, не было возможности побыть с дочерьми больше нескольких минут, потому что им предстоял бал, или опера, или домашний прием. Их очень часто навещали друзья, отнимая у детей даже то время, которое родители проводили дома.

Перед тем как Лидия и Джиллис предприняли то роковое путешествие домой через Атлантику, они прекрасно провели время на многодневном домашнем приеме в имении графа Уайслета в Суффолке.

Путешествие, которое коренным образом изменило жизнь Кэтлин.

Несмотря на то что родители постоянно разъезжали с одной вечеринки или приема на другую, что зачастую они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на повседневную жизнь своих дочерей и что отправили девочек в пансион, как только те подросли, эта потеря глубоко потрясла и Кэтлин, и Бекки.

Неудивительно, что потом, в горе и смятении, у Кэтлин не оказалось ни сил, ни желания принять приглашение Риза Саммерза — человека, который в течение последних восемнадцати лет полностью игнорировал существование Кэтлин. А вскоре после гибели родителей еще один удар заставил ее пошатнуться: выяснилось, что после Джиллиса Тамарлейна осталась куча долгов, расплатившись с которыми сестры оказались практически без гроша. Это превратило обеих в предмет жалости и презрения. Те, кого они когда-то считали друзьями, окружили девочек стеной молчания.

Капля дождя вывела Кэтлин из задумчивости, и она увидела, что лошади пересекают более холмистую местность по уступам — то поднимаясь вверх по зигзагообразной тропе, то проезжая по тропе над узким красным оврагом, от вида которого у нее захватило дух. Время от времени накрапывал мелкий дождик, но он набрал силу после очередного удара грома, раздавшегося на этот раз громче и ближе, чем предыдущий.

— Держу пари, сейчас вы особенно сожалеете об этой вашей шляпе, — заметил Уэйд Баркли, когда дождь полил по-настоящему.

Кэтлин не удостоила его ответом.

Они въехали в огромную долину, где высокая трава пригибалась под ветром, где вдали врезались в небо поросшие соснами горы и водопад срывался с высоких черных скал серебряными брызгами. Многочисленные стада бродили по обширным пастбищам и уступам скал, по каменистым склонам вдоль лощин, и еще больше скота паслось у пестреющих цветами подножий гор.

Кэтлин заметила косулю, взбежавшую на вершину холма. Цвели прелестные цветы — маки, лютики, незабудки, они казались самоцветами на фоне дороги, свернувшей к ряду деревьев, которые раскачивались под порывами ветра. Потом дорога пошла вверх по пологому склону, и наконец он появился перед ее взором.

Дом. Удивительный дом! Не маленькая квадратная хижина, которую Кэтлин ожидала увидеть и которую ей описывала мать много лет назад, а высокий, просторный, чудесный двухэтажный бревенчатый дом с большими окнами и покатой крышей, окруженный хозяйственными постройками: загонами для скота, амбарами и сараями. Из трубы вился серебристо-серый дым, в окнах весело горел яркий свет. Крыльцо было длинное, выкрашенное в белый цвет, с навесом — Кэтлин разглядела его, когда повозка оказалась ближе, проехав по подъездной аллее, обогнув загон для скота и какое-то низкое здание, где стоящий в дверях ковбой с рыжевато-каштановыми волосами помахал шляпой Уэйду Баркли в знак приветствия.

Как только повозка остановилась у дома, ковбой немедленно подбежал к ней. Большая черная собака, две передние лапы которой были белые, залаяла с террасы и замахала хвостом, когда Уэйд соскочил со своего сиденья.

— Ладно, ладно, Маркиз. — Уэйд обошел повозку, чтобы снять сундук Кэтлин. Раздался очередной удар грома.

— Недурная погодка, Уэйд. — Ковбой ухмыльнулся, торопливо подходя к лошадям.

— Лучше не бывает, Рустер.

Уэйд помог Кэтлин сойти на землю. Он сделал это без малейшего усилия, словно она весила не больше котенка. Едва ноги ее коснулись земли, она отстранилась от него и направилась к крыльцу.

— Вы, наверное, мисс Саммерз. — Ковбой коснулся кончиками пальцев своей шляпы, и с полей ее полились струи воды. Некоторое время он обозревал роскошные формы Кэтлин, облепленные мокрым платьем, но все же стыдливость заставила его покраснеть. — Очень приятно познакомиться, мэм. Жаль только, что при таких обстоятельствах.

— Взаимно.

Кэтлин ступила на крыльцо, даже не взглянув на ковбоя и на собаку, которая обнюхивала ее башмаки и мокрый подол. Она намеревалась войти в дом как можно скорее, но когда оказалась здесь, у самого входа в бесценное ранчо ее отца, ноги отказались ей повиноваться. Кэтлин только и могла смотреть, похолодев, на огромную двустворчатую дверь из крепкого дуба и блестящий медный дверной молоток в виде лошадиной головы.

Это дом, в котором она родилась. Мать всегда говорила о нем как об очень маленькой хибарке.

Внезапно девушка поняла, что Риз Саммерз, должно быть, сохранил первоначальную бревенчатую постройку, где они жили с Лидией, и достроил остальные части дома, когда ранчо стало приносить доход. Когда осуществил свои честолюбивые замыслы, принеся в жертву жену и дочь.

Она с трудом сглотнула.

— Входите же. — Кэтлин вздрогнула, услышав рядом с собой низкий голос Уэйда Баркли. — Риза уже нет, вам не придется с ним встретиться, — холодно сказал он.

Она ничего не смогла ему ответить. Вид этого дома, роковая роль, которую ранчо «Синяя даль» сыграло в ее жизни, так подействовали на нее, что она безуспешно пыталась заставить себя войти внутрь.

Многие годы ранчо «Синяя даль» и равнодушие отца отзывались болью в сердце Кэтлин — болью, которая не проходила ни на миг. И когда она приехала сюда, на это ранчо, значившее для отца больше, чем жена и дочь, боль эта, вызванная тем, что все это время он вел себя так, словно ее не существовало, вернулась вновь, заставив ее задаться вопросом: Насколько иной была бы ее жизнь, если бы Лидия не уехала отсюда или если бы Риз интересовался ее жизнью, поддерживая с ней связь?..

Иди же, сказала она себе, когда дождь начал захлестывать крыльцо, а ветер закрутил платье вокруг ног. Просто толкни дверь и войди.

— Что-то не так? — резко спросил Уэйд.

Кэтлин с трудом отвела взгляд от тяжелой двери и взглянула в его красивое нахмуренное лицо.

— Н-нет… вовсе нет.

Она заметила, что Рустер ведет лошадей к сараю, собака трусит следом за ним и теперь она осталась на крыльце одна с Уэйдом Баркли, а вокруг шумят дождь и ветер. Внезапно Кэтлин осознала, что он рассматривает ее фигуру, облепленную промокшим платьем. Ее груди, бедра — все четко вырисовывалось под мокрым шелком. Синие глаза Уэйда сузились, и их острый блеск заставил ее вспыхнуть.

Ей захотелось ударить его. И убежать от него… и из этого дикого, безлюдного места.

— Вы проехали такой путь, чтобы вступить в права наследства, — сказал он, и в его голосе она ясно расслышала сдерживаемое негодование. Он оторвал взгляд от ее тела и внимательно всмотрелся в ее лицо.

— Разве вам не хочется посмотреть, где жил ваш отец и где он умер? Или вы брезгуете?

— Не смешите меня.

Губы его скривились, неожиданно он распахнул дверь и, прежде чем Кэтлин что-либо поняла, схватил ее за руку и втащил внутрь, после чего рывком затворил за собой дверь.

— Ну вот, вы благополучно и прибыли сюда. Добро пожаловать на ранчо «Синяя даль»!

Глава 3

Увидев просторный холл с дубовым полом, Кэтлин на мгновение утратила дар речи.

С этой минуты она совершенно забыла о Уэйде Баркли с его грубостью и неотесанностью. Ощущение комфорта, простора и тепла поразило ее. Значит, это и есть ранчо «Синяя даль» — этот большой дом с высокими балочными потолками и натертым до блеска деревянным полом и красивой мебелью.

Неожиданно словно комок застрял у Кэтлин в горле — она догадалась, что это помещение было когда-то единственной комнатой хижины. Комнатой, где она жила с матерью и Ризом Саммерзом.

Теперь это был великолепный холл. Дубовые полы были тщательно натерты, с потолка спускалась затейливая медная люстра, у стены стояли стол орехового дерева и квадратное зеркало. Широкая лестница вела на второй этаж.

Она глубоко вздохнула. В воздухе пахло лимонной политурой. И… жареной говядиной, поняла она. И свежим хлебом. Соблазнительное сочетание.

Она внезапно ощутила себя очень надежно и уютно, особенно когда увидела большие удобно обставленные комнаты, выходившие в холя: гостиную с акварелями в позолоченных рамках на стенах, с изящным каменным камином, кабинет с висящими друг над другом книжными полками, с дубовым столом и огромным турецким ковром, покрывающим почти весь пол.

Да, пожалуй, ранчо «Синяя даль» — не примитивное спартанское жилище. На свой лад этот дом так же удобен и красив, как и их последнее жилище в Филадельфии.

И почему-то от этого ей стало опять тяжело дышать.

— Франческа! Мы приехали! — позвал Уэйд, поставив сундук Кэтлин у стола.

— Кто такая Франческа?

— Наша кухарка и экономка. А вот и она.

Впервые за все это время суровое лицо Уэйда смягчилось. В холл торопливо вошла невысокая женщина; кожа у нее была оливкового цвета. На вид ей было лет пятьдесят с лишним, она казалась довольно привлекательной, с темными седеющими волосами, скрученными в тугой пучок на макушке, и волевым точеным лицом.

— Сеньор Уэйд! Господи, вы же вымокли до нитки, — нахмурилась она. Испанский акцент придавал особую живость ее речи. Она всплеснула руками, испачканными мукой, но едва ее взгляд упал на девушку, как вся ее ласковая заботливость исчезла. — А, значит, это и есть дочка сеньора, — пробормотала она.

Темные глаза Франчески, обрамленные густыми ресницами, оглядели Кэтлин с головы до пят. Во взгляде этом было явное неодобрение. Она фыркнула.

— Ради сеньора Риза, сеньорита, добро пожаловать. — Она произнесла эти слова весьма равнодушно, даже неприязненно. — Если хотите, я провожу вас в вашу комнату.

— Благодарю вас, — спокойно сказала Кэтлин. — Боюсь, что закапаю водой ваши великолепные полы.

— Хм. — Экономка с каменным лицом пожала плечами. — Вы не виноваты, что гроза. И потом, — добавила она, — мне сказали, что полы теперь принадлежат вам.

«И вы крайне недовольны этим», — подумала Кэтлин и повернулась к Уэйду:

— Я решила, что вы можете остаться, пока мы все не обсудим… и пока не кончится гроза. После чего я хочу, чтобы вы немедленно покинули мое имение.

— Не может быть.

— Может.

Кэтлин говорила надменно, но, внезапно заметив, что его льняная рубашка намокла, как и ее платье, несколько сбавила тон. Мокрая ткань облепила мускулы его торса и рук — и какие же развитые у него мускулы, тут же подумала она. Такую мускулатуру можно нарастить и поддерживать только при ежедневной тяжелой работе. Кэтлин почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Не смотри на него, велела она себе и решительно перевела взгляд с мощного тела Уэйда на его лицо. На его мрачное, спокойное, красивое лицо.

— Будьте добры, отнесите сундучок в мою комнату. Это будет моим последним поручением.

— Боюсь, избавиться от меня будет не очень легко, мисс Саммерз.

— Посмотрим.

— Совершенно с вами согласен. — И, подняв сундучок, он прошел мимо нее к лестнице. — Встретимся в кабинете Риза через час. Не заставляйте меня ждать — нужно обсудить завещание до обеда.

Кэтлин досадливо поморщилась. Можно подумать, что он — владелец ранчо «Синяя даль», а не ковбой, с возмущением отметила она. Тем временем Уэйд уже поднимался по лестнице, шагая через ступеньку, а потом исчез за углом.

Ладно, скоро она положит конец этой самонадеянности.

— Пойдемте, сеньорита. — Экономка жестом указала на лестницу. — Вы, должно быть, устали с дороги. Сеньор Риз хотел бы, чтобы вы отдохнули.

«Устала» — это было слишком слабо сказано о том, как она себя чувствовала. Она опасалась, что нервы ее не выдержат, такими противоречивыми были впечатления сегодняшнего дня. Кэтлин пошла за Франческой вверх по лестнице — ее комната была расположена на втором этаже. Уэйда нигде не было видно, но дверь была приоткрыта, и ее сундучок стоял посреди комнаты на полу, рядом с кроватью с четырьмя медными столбиками для балдахина.

— Я принесу вам горячей воды, чтобы умыться, — отрывисто сказала Франческа, остановившись на пороге. — Потом мне нужно вернуться на кухню.

И она хотела уйти.

— Подождите, Франческа, — сказала вдруг Кэтлин. Экономка остановилась и посмотрела на нее своими темными глазами.

— Кажется, вы не очень рады моему приезду. Экономка пожала плечами.

— Не понимаю почему, ну да это и не важно. Я здесь надолго не задержусь — мне нужно только продать ранчо.

Наступило молчание, во время которого Кэтлин слышала только шум дождя и свист ветра за окном. Франческа медленно покачала головой.

— Дело не в том, рада я или нет видеть вас, сеньорита. Это меня не касается. — Она выпрямилась. — Просто вам понадобилось слишком много времени, чтобы приехать сюда. Вот и все.

И прежде чем Кэтлин успела что-либо ответить, она вышла в холл.

С глубоким вздохом Кэтлин закрыла дверь и прислонилась к ней. Комната была большая, с широким окном, задернутым чистыми белыми занавесками, на кровати лежало толстое стеганое одеяло желтого цвета. Все выглядело красивым и новым. Огонь, горящий в маленьком камине напротив окна, сразу же поманил ее к себе. Наверное, его разжег Уэйд Баркли, когда принес ее сундучок.

Дрожа, Кэтлин поспешила к пляшущему жаркому пламени и принялась стягивать с себя мокрую одежду.

Пожалуй, этот человек не так уж плох, подумала она, исполнясь благодарности за этот добрый жест и стараясь быть справедливой, но потом покачала головой. Нет, плох. Что ни возьми, все плохо. Он красив так, что словами этого не выразишь, груб до невозможности, высокомерен и до смешного любит командовать. Меньше всего на свете ей нужен человек, который постарается управлять ею, — этого с нее достаточно. Ни один мужчина больше никогда не будет властвовать над ней, поклялась Кэтлин, наклоняясь поближе к огню. Она продрогла до костей и жаждала тепла.

Внезапно ей вспомнился отвратительный Доминик Трент с торжествующим выражением на лице в ту ночь, когда он, решив, что загнал Кэтлин в угол, хотел взять ее силой…

Она вздохнула и отогнала омерзительные воспоминания.

Доминик Трент дорого заплатил за то, чтобы понять — ее не так-то просто заставить покориться. Уэйд Баркли тоже скоро поймет это.

Растирая руки, чтобы согреть их, Кэтлин принялась размышлять о том, что ждет ее впереди. Она разберется с этими неожиданными сложностями и велит Уэйду Баркли складывать пожитки и без лишних слов убираться с ее ранчо.

А потом отправится назад, на восток, к Бекки. Может быть, если все пойдет хорошо, ей все-таки удастся уехать завтра.

Что бы ни сказал и ни сделал Уэйд Баркли, это ее не остановит.

— Ранчо принадлежит не только мне? Что вы хотите этим сказать? — Кэтлин сидела на зеленом кожаном диване, занимавшем всю стену кабинета Риза Саммерза, и смотрела на Уэйда с таким изумлением, словно не веря своим ушам. — Это, должно быть, какая-то ошибка!

— Никаких ошибок. Смотрите сами.

Он открыл ящик стола, достал толстый пакет с бумагами и подал ей.

Но когда он протянул документы, Кэтлин молча уставилась на него, боясь прикоснуться к завещанию, словно это была змея.

Сойдя вниз, чтобы встретиться с Уэйдом Баркли, она считала, что готова ко всему. Она умылась, причесалась, уложила волосы на затылке в гладкую безукоризненную прическу, надела платье из темно-синего шелка с узкими рукавами, ожерелье из жемчуга и граната и такие же изящные серьги. Посмотрев на свое отражение, Кэтлин почувствовала себя сильной и уверенной, готовой преодолеть любые трудности, которые встретятся на ее пути, но когда она вошла в кабинет Риза, самообладание оставило ее. Слабый запах сигарного дыма, витавший в воздухе, вызвал смутные воспоминания — очень далекие приятные воспоминания о том, что ее держат на руках и убаюкивают, что она счастлива и защищена и что чей-то низкий голос разговаривает с ней, даже что-то поет…

Кэтлин решительно отогнала их прочь. Они ей ни к чему. Они ничего не значат.

Запах сигарного дыма растаял. Но тут Уэйд Баркли ошеломил ее своим сообщением, и остатки самообладания покинули ее.

Она смотрела на толстый пакет с бумагами, который Уэйд держал перед ней, и чувствовала, что руки у нее стали холодными и влажными.

— Вы будете читать или нет? Кэтлин схватила бумаги.

— Не будете ли вы так добры сказать мне, кто еще становится владельцем ранчо? — выпалила она.

— С удовольствием, мэм. — Уэйд невозмутимо встретил ее пылающий взор. — Я.

Она похолодела с головы до пят. — Вы?!

— Верно. — Он подошел к письменному столу и прислонился к нему, небрежно сунув большие пальцы в карманы. — Я. И мои братья. Клинт и Ник Баркли.

— Братья? Вы хотите сказать, что на этом свете существуют еще такие же, как вы?

— Вы хотите узнать насчет завещания или нет?

— Продолжайте, — бросила она, чувствуя, что ее охватывает паника, и, чтобы немного успокоиться, стала смотреть в окно.

Уэйд взял со стола карандаш и принялся перекатывать его в пальцах. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и твердо.

— Фактически Риз оставил вам сорок процентов ранчо «Синяя даль». И мне столько же. А Клинту и Нику — по десять процентов. — Он взглянул на Кэтлин, но было невозможно рассмотреть выражение его глаз в неярком свете кабинета. — Это значит, что братьям Баркли ранчо принадлежит на шестьдесят процентов, принцесса, а вам только на сорок.

— Я умею считать! — выпалила она. Голова у нее закружилась. — Мой отец никогда бы этого не сделал! — Она вскочила с дивана. — С какой это стати он оставил ранчо своему ковбою?

Уэйд какое-то время изучающе рассматривал ее. В окно барабанил дождь, вытер выл, как волк.

— Потому что я больше, чем ковбой. Я был… и остаюсь… его сыном.

Ее зеленые глаза метнулись к его худому, жесткому лицу, недоверчиво рассматривая его.

— Мне говорили… он больше не женился…

— Нет, не женился. Он меня усыновил. И Клинта, и Ника. Когда мы были совсем маленькими. Он вырастил нас троих как своих сыновей.

Кэтлин смотрела на него, утратив дар речи. Каждое его слово ударяло ее, как камень.

— Риз Саммерз был лучшим из отцов, какой только мог у нас быть, — спокойно продолжал он. — Мы осиротели, когда мне было одиннадцать лет. Клинту было девять, а Нику… Нику всего семь. Он взял нас к себе, дал нам дом, научил, как работать на ранчо… и множеству других вещей. — Уэйд замолчал, но до того она успела заметить боль в его голосе — он скорбел из-за потери Риза Саммерза. Потом он откашлялся и продолжал голосом твердым и ровным:

— Оказалось, что только я разделял его страсть к этой земле, к этому ранчо. Поймите меня правильно — Клинт и Ник любят ранчо «Синяя даль». Они здесь выросли, считают его своим домом, но захотели пойти другими путями. Риз дал им благословение, но все же ему хотелось, чтобы и они считали этот дом своим.

Он положил карандаш на стол, перевел тяжелый взгляд на Кэтлин и продолжал:

— Ваш отец, мисс Саммерз, был прекрасным человеком. Самым лучшим из всех, кого я знал. Я горжусь, что могу называть его своим отцом.

Наступило молчание, сопровождаемое торопливой дробью дождя. Кэтлин попыталась заговорить.

— Он… взял вас к себе… вас троих… оставил это ранчо вам…

Ей стало не по себе. Внезапно колени у нее подогнулись, и она опять опустилась на диван, чувствуя, что почти не может дышать.

Риз Саммерз не ответил ни на одно из ее писем, отказался повидаться с ней, даже не прислал ей свою фотографию — но при этом усыновил троих чужих мальчишек. Он вырастил их как своих детей, завещал им большую часть ранчо — и ни разу не поинтересовался, как живется его родной дочери.

Боль, острая, как нож, пронзила ее и смешалась с бешеным негодованием. Дрожащими пальцами она стиснула завещание.

— Я его ненавижу, — прошептала Кэтлин. Губы у нее дрожали. — Я рада одному — что не затруднила себя приездом к нему, когда он в конце концов надумал за мной послать!

Уэйд в два прыжка подскочил к ней. В следующий момент ее схватили, подняли с дивана, и оказалось, что ее держат так крепко, что вырваться нет никакой возможности. Завещание выпало из ее пальцев. Она была потрясена, увидев ярость в глазах Уэйда, и, чувствуя, как напряжен каждый мускул его рослого сильного тела, понимала, что он охвачен негодованием таким же гневным, как и она сама.

— Хватит, — сказал он предостерегающе.

— Пустите меня!

— Пущу, когда будет нужно. Нам предстоит кое-что выяснить.

— Вы делаете мне больно, — выдохнула Кэтлин и увидела, что глаза его скользнули вниз, туда, где его руки сжимали ее плечи. На мгновение их железная хватка ослабла, но затем его пальцы скользнули к ее запястьям, стиснув их, словно тисками.

— Я уже предупреждал вас. Я не желаю слышать о нем ни одного дурного слова.

— Я буду говорить то, что мне угодно.

— Не в этом доме и не мне.

Кэтлин попробовала высвободиться, но не смогла. Уэйд мрачно улыбнулся.

— Так хотите прочесть остальную часть завещания или нет?

— Чего я хочу, так это чтобы вы меня отпустили!

— С удовольствием, мисс Саммерз.

Это было сказано с презрением, но когда она посмотрела ему в лицо, то увидела в его глазах нечто большее, чем презрение. Они горели каким-то сильным чувством, которое могло быть отчасти гневом, а возможно, чем-то еще — чем-то не поддающимся определению, но от чего по ее телу пробежала жаркая волна и сердце по какой-то необъяснимой причине забилось часто-часто.

— Так отпустите же меня, — прошептала она, сознавая его силу, его душевное состояние и вполне ощутимый жар, пульсирующий между ними. Грозное выражение его глаз хлестнуло ее, словно бичом.

Уэйду хотелось отпустить ее. Черт, он и намеревался ее отпустить, но продолжал удерживать, на мгновение утонув в этих бездонных зеленых глазах. Забылся, глядя на соблазнительные выпуклости под красивым облегающим платьем. Опьянел от исходящего от нее сладкого запаха диких фиалок.

Но сама Кэтлин Саммерз совсем не дикая, напомнил он себе, и, уж конечно, отнюдь не сладкая. Избалованная девица, привыкшая ко всяческим удовольствиям, которая только и знает, что топать ножкой, раздавать приказания и обожать себя. Девица, которая разбила сердце Ризу.

Он отпустил ее, его большие пальцы снова оказались в карманах штанов.

— Запомните, что я сказал.

Как могла Кэтлин забыть? Каждое слово, которое он говорил о ее отце, о братьях Баркли, было словно выжжено у нее в мозгу.

Кэтлин быстро подошла к камину, пытаясь собраться с мыслями, и в этот момент увидела две фотографии, стоявшие рядышком на каминной полке.

Одна была в бронзовой рамке — фотография Кэтлин в детстве, сидящей на коленях у матери в кресле с цветастой обивкой. На другой три юноши-подростка, стоящие рядом с красивым широкоплечим мужчиной, с напряженными лицами позировали перед фотоаппаратом, держа в пальцах сигары.

Риз Саммерз и братья Баркли.

Кэтлин резко отвернулась от фотографии, хотя ей хотелось получше рассмотреть ее, изучить человека, который был ее отцом и любви которого она за всю свою жизнь ни разу не почувствовала, но делать это в присутствии Уэйда Баркли не намеревалась.

— Значит, мы вдвоем… нет, вчетвером владеем ранчо «Синяя даль», — сказала она, сердито блестя глазами. — Чудесно. Я делаю вам выгодное предложение — я продам вам свою долю.

Он снова прислонился к столу, холодно глядя на нее.

— Нет.

Ливень за окнами внезапно превратился в тихий шелест. Ветер переменился. В освещенном огнем кабинете Риза Саммерза, где книги, бумаги и графины с виски выстроились на полках, где еле уловимый запах табака все еще смешивался с запахом старой кожи, повисла гнетущая тишина. Лицо Уэйда Баркли напоминало неподвижную маску, глаза безжалостно смотрели на Кэтлин, будто подтверждая его ответ, а Кэтлин в отчаянии умоляюще смотрела на него.

— Почему же нет? Я ничего не знаю о том, как управлять ранчо, и мне это неинтересно. Я… у меня своя жизнь, там, на востоке. — Это была не совсем ложь, хотя жизнь ее была вовсе не такой блестящей, как он, должно быть, решил.

— Я думаю, — продолжала она, стараясь, чтобы он не заметил, насколько все это важно для нее, — вы не захотите, чтобы я вмешивалась в ваши решения, говорила, как делать то или это… — Она подыскивала слова. — Или вообще мешала вашему делу.

— Полагаю, теперь это и ваше дело тоже.

— Но вы же не захотите, чтобы я стала вашим партнером!

— Попали в точку, леди. Только важно не то, чего хочу я, а чего хотел Риз. И по какой-то причине — черт меня побери, если я это понимаю, — он хотел, чтобы вы жили здесь.

Кэтлин бросилась к нему, охваченная желанием сделать что-нибудь, только бы с его лица исчезло это жесткое, каменное выражение.

— Он так поступил со мной нарочно, чтобы разрушить мою жизнь. Неужели вы этого не видите? Он был мстительный, злой человек — мстительный потому, что моя мать покинула его, потому что она уже тогда ненавидела это место точно так же, как я ненавижу сейчас! Он решил наказать меня за то, что она оказалась остаться на этом проклятом ранчо, в этих диких краях, и теперь я должна…

Она осеклась, потому что Уэйд отошел от стола и наклонился над ней с выражением холодной ярости на лице. Она инстинктивно отступила назад, готовясь снова почувствовать на себе его сильные руки. Но Уэйд, наверное, заметил страх, вспыхнувший в ее глазах, и понял, что если еще раз коснется ее в гневе, то может не совладать с собой. И он сдержался, но его голос был исполнен тихой угрозы.

— Хватит.

Кэтлин с облегчением вздохнула.

— Разрешите мне продать мою долю. — Голос ее задрожал. — И вы избавитесь от меня навсегда! Разорите ранчо в пух и прах — мне все равно!

Блестящие зеленые глаза умоляюще смотрели на него. Глаза, устоять перед которыми было почти невозможно. И эти золотые, как у ангела, волосы, так гладко зачесанные назад. Уэйд почувствовал, как у него внезапно пересохло во рту, и подумал: каково это будет, если она когда-нибудь их распустит.

Проклятие! Она так хороша, так изящна! Ему захотелось придушить ее.

— Давайте говорить напрямик. Я никогда не позволю вам сделать что-нибудь такое, из-за чего ранчо «Синяя даль» придет в упадок. Решения здесь принимаю я. Я управляю ранчо.

— Нет, не только вы, поскольку отказываетесь купить мою долю. — Вдруг лицо Кэтлин озарилось надеждой. Решение проблемы показалось ей таким ясным, что она поразилась, как это не пришло ей в голову до сих пор. — Я продам свою долю кому-нибудь другому, — прошептала она. И чуть не рассмеялась от облегчения. — Когда адвокат приедет, я велю ему подготовить все документы. Он поможет мне найти человека, который даст самую большую цену, и тогда вы и ваши братья останетесь совладельцами ранчо и будете иметь дело с чужим человеком в качестве партнера, а целиком ранчо вам принадлежать не будет.

Уэйд подошел к камину и оперся о него плечом.

— Вы не поняли условий завещания, мисс Саммерз, так что позвольте мне все объяснить. Вы не можете продать свою часть ранчо постороннему человеку, не получив согласия моего и обоих моих братьев. А этого вы никогда не добьетесь. Надеяться вы можете только на то, чтобы продать долю одному из нас. А никто из нас не купит вашу долю — только через год.

— Через год? Но почему… — Кэтлин была совершенно сбита с толку.

— Риз хотел, чтобы вы прожили здесь год. Не спрашивайте почему, но так он написал, вот здесь, черным по белому. Если вы захотите через год продать вашу долю мне, Нику или Клинту — или всем троим, — я ее выкуплю.

— Я не могу остаться здесь на год… я не хочу…

— Забыл упомянуть, — холодно продолжил Уэйд. — Пока вы будете жить здесь, то каждый месяц станете получать неплохое пособие. По-моему, Риз наградил вас чертовски щедро. Хотя, судя по вашему виду, вы ни в чем не нуждаетесь, — добавил он, окидывая взглядом ее ожерелье, серьги и темно-синее шелковое платье. — Сдается мне, у вас и так есть всякие побрякушки и безделушки, какие вам хочется, но я полагаю, что женщинам вроде вас всегда хочется чего-то еще.

Уэйд так произнес слова «женщинам вроде вас», что они прозвучали как оскорбление.

Он совершенно не понимает, каково ей сейчас живется и через что она уже прошла. И никогда этого не узнает.

Если людям известны ваши слабые стороны, они либо жалеют вас, либо пытаются использовать — таков один из уроков, которые Кэтлин получила в Филадельфии. И дался ей этот урок весьма дорогой ценой.

Кэтлин задумалась над словами Уэйда о ежемесячном пособии. Если она остается на ранчо, то будет каждый месяц получать деньги. Щедрую сумму. Кэтлин показалось, что вокруг ее горла медленно затягивается петля и она вот-вот задохнется. Ей нужны были деньги, и нужны немедленно. Она задолжала за последний семестр обучения и за стол Бекки в Давенпортском пансионе. Она задолжала слугам, работавшим у них в филадельфийском доме, которых уволили, не выплатив жалованья, после того, как банком были выплачены другие долги Джиллиса Тамарлейна. Ей нужно было купить билеты на поезд для себя и для Бекки, чтобы можно было уехать из Филадельфии, и нужно еще было на что-то жить, пока она не сможет найти работу — возможно, гувернантки или продавщицы — на новом месте.

И вот теперь Уэйд Баркли говорит, что ей придется остаться на ранчо вместо того, чтобы получить деньги за свою долю.

— Как велико это… ежемесячное пособие? — Она старалась говорить спокойно. Пусть думает, что деньги пойдут на шляпки и ленты.

— Достаточно. Более чем достаточно, даже для вас, я считаю.

— Я хочу прочесть завещание.

— Нет проблем. — Он отошел от камина, присел на корточки и достал документы, которые упали под стол, когда он схватил ее. В тот момент, когда он протянул завещание Кэтлин, в дверях появилась Франческа.

— Все готово, сеньор Уэйд.

— Идите в столовую, Франческа. Спасибо. — Он провел рукой по волосам и бросил на Кэтлин острый взгляд. — Пора обедать. Пошли?

Кэтлин, развернув бумаги, внимательно вгляделась в ровные черные строчки.

— Нет. Я не голодна.

— Маккейн завтра будет здесь. Он все вам объяснит.

— Я предпочитаю прочитать сама.

На мгновение Уэйду показалось, что в голосе ее прозвучали панические нотки. Интересно, о чем ей беспокоиться? Огорчаться есть из-за чего. Злиться — тоже. Это он понимает. Ей не нужно ранчо — ее интересуют только деньги, которые оно может принести. Она принадлежит к людям, которые преклоняются перед деньгами и тем, что на них можно купить. И вдруг она узнает, что с продажей придется подождать. Естественно, что от этого ее великолепные планы рухнули, как карточный домик.

Но голос у нее был почти… испуганным. Он внимательно посмотрел на Кэтлин. Нижняя губа у нее дрожала.

— Может, хотите глотнуть виски? — предложил Уэйд.

— Я уже говорила. — Она все еще не отрывала глаз от завещания. — Я не пью виски.

— Верно. Говорили.

Он украдкой бросил на нее взгляд. Кэтлин обошла письменный стол, упала в глубокое кресло Риза, обитое темно-бордовой кожей, и снова стала внимательно просматривать текст.

Она так сосредоточилась на этом, что даже не заметила, как Уэйд вышел.

Длинный стол с красивой резьбой, стоявший в столовой, был накрыт для двоих, но пока Франческа подавала деревянные тарелки с толстыми кусками мяса в густой коричневой подливке, картофельным пюре и зелеными бобами с маслом, Уэйду пришло в голову, что в конечном счете хорошо, что мисс Кэтлин Саммерз не пришла обедать, — без нее было куда спокойнее.

Ему не очень нравилось обедать одному. С тех пор как умер Риз, с ним разделяли трапезы либо Клинт, либо Ник, а когда они уехали, он зачастую ел с работниками у них в доме или у друзей и соседей. Чаще всего его приглашала к себе новая учительница из Серебряной долины, Луанн Портер. Когда он сидел здесь, за этим столом, то слишком часто вспоминал Риза — их ежедневные семейные обеды, когда они разговаривали, спорили, строили планы относительно ранчо. Большой дом казался каким-то пустым без человека, который построил его, но в этой комнате это ощущалось особенно.

Стряпня Франчески была, как всегда, восхитительна. Обед Уэйд закончил горячим кофе и яблочным пирогом. Кэтлин так и не появилась — странно, ведь после своего путешествия она наверняка умирает с голоду. Но очевидно, упрямство в ней преобладало над рассудком. Уэйд нахмурился, вспомнив ее решимость прочесть завещание самостоятельно. Если она надеется найти способ продать ранчо, не выполнив условия Риза, то будет разочарована. Уэйд все просмотрел вместе с Ризом, строчку за строчкой, и обещал ему, что все будет сделано точно в соответствии с его пожеланиями. Он ни за что не станет покупать у Кэтлин ее долю и не позволит ей продать ее Нику или Клинту, пока не пройдет один год.

Подобрав остатки пирога с тарелки, Уэйд поднялся и направился в кабинет. Он нашел девушку по-прежнему сидящей в кресле Риза, внимательно всматривающейся в лежащие перед ней страницы.

— Если вы голодны, остатки ужина можно найти на кухне.

— Я не голодна. — Уэйд увидел в ее глазах усталость и понял, что она побеждена.

— Я пойду к себе.

Кэтлин медленно прошла мимо него, стиснув в пальцах бумаги, ее плечи утомленно поникли. Сколько же раз она намеревается перечитать завещание, пытаясь отыскать выход?

— Здесь, на ранчо, не так уж и плохо, — заметил он и увидел, как напряглась ее спина. — Восходы очень красивые, да и закаты тоже. Зимы суровые, но, черт побери, сейчас еще только весна. Вам долго не нужно будет опасаться холодной погоды.

Кэтлин молча смотрела на него. Уэйд рассчитывал, что слова облегчат боль, которую он читал в ее глазах, но, судя по всему, боль стала еще сильнее. Внутри у Уэйда все сжалось. Кэтлин совсем не походила на Риза. Ее интересовала только цивилизованная беззаботная жизнь — мир, который она знала с детства. Если Риз хотел что-то затронуть в ней, заставить полюбить эту землю, открытые просторы, небо, ветер и суровую красоту долины, которые так любил сам, то он потерпел поражение. Совершенно ясно, что, когда пройдет год, она продаст свою долю.

Если только Кэтлин не жадна по-настоящему, она не останется здесь даже до завтрашнего вечера, вдруг подумал он. Она пожертвует своей сорокапроцентной долей и вернется на восток, к своим богатым друзьям и красивому дому.

— Я хочу видеть мистера Маккейна, как только он завтра появится, — тихо сказала Кэтлин. Глаза ее были полны невыразимой грусти, и Уэйду почему-то стало от этого не по себе.

— Располагайтесь. Спокойной ночи.

Она вышла, оставив после себя слабый запах фиалок.

Войдя в свою комнату, Кэтлин сморгнула слезы. Дождь кончился. Она открыла окно и глубоко вдохнула горный воздух, стараясь успокоиться. Ей хотелось снова перечитать завещание, но она была вконец измучена. Это можно сделать и завтра.

Завтра, подумала она, сжимая пальцами виски. Завтра она что-нибудь придумает, найдет выход. Не может она остаться в Вайоминге на год, не может! Ей нужны деньги — вся сумма целиком — и немедленно!

Конечно, пособие за первый месяц помогло бы ей, но ведь до пособия еще нужно дожить. И как быть с Бекки? Нельзя же тащить сестру сюда, в это Богом забытое, ужасное, безлюдное место, на многие мили отстоящее от крохотного городишки.

Когда Кэтлин наконец улеглась, ее охватило чувство безнадежности. Она думала, что не сможет уснуть, потому что уже и не помнила, когда в последний раз спала крепко и хорошо, — каждую ночь, преследуемая своими заботами о будущем, она ворочалась без сна, но сегодня, убаюканная песнями бесчисленных кузнечиков, потоками влажного, сладко пахнущего горного воздуха и пьянящим молчанием пустыни Вайоминга, она уснула мгновенно и не пошевелилась до утра.

Глава 4

Кэтлин не сразу поняла, где она.

Лежа на мягкой подушке и глядя в потолок, она вдыхала чудесный воздух, пахнущий хвоей, и нежилась на прохладных простынях, ласкающих кожу. До ее слуха долетели какие-то отдаленные звуки. Конское ржание. Птичьи трели. Мужские громкие голоса. Хлопанье двери, радостный собачий лай.

Ранчо «Синяя даль»!

Она села, пригладила волосы.

Комнату заливали бледно-золотые лучи солнца, освещая бюро, выкрашенное белой краской, блестя на отделанном бахромой розово-голубом ковре, покрывавшем почти весь деревянный пол, и легко скользя по одеялу нежными нитями.

Белые занавески развевались от легкого ветерка. Кэтлин спрыгнула с кровати и босиком подбежала к окну.

Открывшийся ее взгляду пейзаж подействовал на нее ошеломляюще. Вчера она видела ранчо сквозь серую пелену дождя, сегодня же увидела в полном освещении — долина, представшая перед ее глазами, сверкала и переливалась в ярких солнечных бликах.

У нее перехватило дыхание. Серо-голубые горы в отдалении, разрезанные водопадами, их высокие величественные вершины, закутанные в шали из сосновых лесов и увенчанные снегом, искрившимся в утреннем свете. Предгорья, усеянные аметистовыми цветами, огромная зеленая холмистая равнина, теряющаяся вдали в утренней дымке.

Все в Кэтлин затрепетало. Она глубоко вдохнула воздух, пахнущий цветами и свежестью, увидела крупную черную собаку, бегущую от загонов для скота к равнине, и ощутила, как сердце у нее сжалось.

Красивое место, этого нельзя отрицать. Более чем красивое — просто великолепное! Впервые в жизни она почувствовала некую связь с отцом, которого не видела с тех пор, как была ребенком. Теперь ей нетрудно понять, почему Риз Саммерз любил эту величественную, безлюдную, суровую землю.

Но понять, почему он предпочел эту землю жене и дочери, она не может.

Да, долина, с ее чудесными цветами, оленями, горами и искрящимися водопадами, обширными золотисто-зелеными пастбищами, манящими своим ветром и солнцем, восхитительна, но ее не соблазнишь.

Она здесь по делам и к концу этого дня уедет, так или иначе договорившись о продаже своей доли ранчо.

Кэтлин отошла было от окна, как вдруг заметила Уэйда, выходящего из сарая. Он направился к загону, где резвился высокий чалый жеребец, и что-то прокричал нескольким своим помощникам, проезжающим мимо верхом.

Он казался красивее, чем вчера, в рабочей рубашке темно-синего цвета, темных штанах и сапогах. На поясе висела кобура, за плечами — пара ружей, лицо наполовину закрывал черный стетсон.

Сердце у нее бешено заколотилось.

Похоже, он чувствует себя совершенно как дома среди этого грубоватого, шумного, суматошного окружения.

А почему бы и нет, сердито спросила себя Кэтлин, резко отворачиваясь от окна и принимаясь за свой туалет. Он здесь вырос, он сын Риза Саммерза. Для него это место — родной дом.

А у Бекки и у нее дома больше нет — никакого вообще. Эта горькая мысль укрепила ее решимость найти способ продать свою долю. После завтрака она продолжит изучать завещание.

В доме было прохладно и тихо, никого не было видно. Внизу, в столовой, тоже было пусто. Франческа возилась на кухне, в руках у нее было тесто.

— Сеньор Уэйд и работники позавтракали несколько часов назад, — буркнула она в качестве приветствия, положила тесто в металлическую сковороду и вытерла руки о передник. — Сейчас я приготовлю вам новый завтрак.

— Не беспокойтесь, — холодно сказала Кэтлин. В желудке у нее забурчало от голода, но она понадеялась, что женщина ничего не слышит. — Я подожду до ленча.

Франческа фыркнула.

— Нет, сеньорита. Что подумал бы сеньор Риз, если бы узнал, что я не кормлю его дочку как следует? Вы получите оладьи, яйца и тосты, как и все остальные Но завтра приходите пораньше, поедите вместе с сеньором Уэйдом — Тут она сделала гримасу и неохотно добавила сквозь стиснутые зубы: — Если это угодно сеньорите.

— Надеюсь, завтра меня здесь не будет. — Кэтлин села на скамью, стоявшую у стола, и подкрепилась апельсином, взяв его из глиняной миски. — Я уеду после того, как повидаюсь сегодня с мистером Маккейном. Вы не знаете, когда его ждут?

Женщина, молча пожав плечами, покачала головой. Кэтлин больше не пыталась вовлечь ее в разговор. Очевидно, Франческа отрицательно относилась к ее пребыванию здесь и не хотела, чтобы она оставалась на ранчо больше, чем нужно. Ну что же, и прекрасно! Теперь единственное, что оставалось, — это отыскать способ продать свою долю — и можно ехать.

К тому времени, как Кэтлин очистила тарелку с яичницей-глазуньей, беконом, толстыми кусками хлеба, к которому Франческа подала прекрасное свежее масло и засахаренную клубнику, и выпила крепкий кофе с сахаром, она почувствовала себя полной сил и готовой к сражению. И что самое главное, у нее появился некий план.

Завидев лошадь с повозкой, трусившую по длинной аллее, Кэтлин поспешила поближе к окну.

— Мистер Маккейн, — окликнула она высокого и худого, как жердь, человека в хорошо сшитом черном костюме, выходя из парадной двери ему навстречу.

— Да, мисс Саммерз. — Повозка остановилась, и адвокат прикоснулся к полям шляпы. На нем были очки в золотой оправе, едва не падавшие с его тонкого носа. — Извините, что не смог встретиться с вами вчера. Полагаю, сейчас будет удобно?

Она уверила, что время вполне ей подходит, и торопливо провела его в гостиную. Кэтлин надеялась, что Уэйд Баркли окажется где-то вне дома и ей не нужно будет терпеть его присутствие при этой встрече, но надежда эта растаяла — он появился в дверях, едва она пригласила мистера Маккейна сесть на диван, набитый конским волосом.

— Привет, Эбнер, — весело сказал Уэйд. — Мисс Саммерз.

Поверенный подошел к нему, чтобы пожать руку, а Кэтлин ограничилась сдержанным кивком. Потом, извинившись, что ей нужно принести завещание из своей комнаты, она прошла мимо Уэйда с таким видом, словно его не существует.

Когда Кэтлин вернулась, Уэйд заметил в ее глазах решительный блеск. Она снова прошла мимо, даже не взглянув на него, и послала поверенному ослепительную улыбку.

— Нам нужно многое обсудить, — заявила девушка. Грациозно опустившись в мягкое кресло с подголовником, стоявшее напротив дивана, где уселся поверенный, она красиво расправила темно-зеленую юбку, которую надела вместе с нежной отороченной кружевами белой шелковой блузкой, и одарила очкастого юриста милой беспомощной улыбкой. — К сожалению, мистер Маккейн, касательно завещания моего отца возникли сложности. Оно меня совершенно не устраивает. — Кэтлин слегка наклонилась вперед, и ее грудь натянула белую ткань блузки. — Но я уверена, что вы-то уж найдете, как мне помочь.

— Вам уже известно его содержание? — Вид у поверенного был немного удивленный.

— Я ей сказал, — заговорил Уэйд, стоявший у камина. На ледяной взгляд, брошенный на него Кэтлин, он не обратил ни малейшего внимания. — Дал ей почитать вчера вечером свой экземпляр. Думаю, что теперь она знает, о чем там говорится, не хуже вашего, Эбнер. Наверное, запомнила наизусть. Просто оно ей не очень понравилось.

— Понятно. Итак…

— Конечно, человек с вашим опытом сможет мне помочь, — быстро сказала Кэтлин, и снова на лице ее появилась милая улыбка. — Я знаю, у вас доброе сердце, и вы посочувствуете моим трудностям. Я, разумеется, не отказываюсь от наследства — наследства, которое мой отец пожелал оставить мне, — но я не могу остаться в Вайоминге на год.

Уэйд Баркли прислонился к камину, скрестив руки на груди и глядя на Кэтлин. Он и раньше видел, как женщины пытаются подействовать на мужчину своими чарами, но ни одна не делала это так виртуозно, как эта. Маккейн, ясное дело, будет плясать под ее дудку, прежде чем они проберутся через первый параграф, но это ей не поможет.

Завещание не подлежит изменению. Разве только…

Внезапно он напрягся, вознеся мольбу к Господу, чтобы поверенный не проговорился.

Эбнер Маккейн вынул из кожаной папки свой экземпляр завещания, поправил очки и слегка покраснел, рассматривая прекрасную дочку своего покойного клиента.

— Я постараюсь помочь вам всем, чем могу, мисс Саммерз.

— Я знала, что вы не откажете мне, — тихо сказала Кэтлин, и в ее глазах, обращенных на него, появилась уверенность.

Он покраснел еще больше.

— Начнем? Полагается прочесть все завещание вслух.

— В этом нет необходимости. — Уэйд расслышал в ее тоне нетерпеливую нотку, но она тут же одернула себя и заговорила голосом, еще более сладким, чем прежде. Такой дозой даже бык может поперхнуться.

— Я знаю, что говорится в завещании, мистер Маккейн. Мистер Баркли объяснил мне все, и, кроме того, я внимательно прочла его сама. Но теперь мне нужно знать, что вы можете сделать, чтобы изменить его.

Он потрясение посмотрел на нее.

— Изменить? Это невозможно. Я не могу изменить ничье завещание. Мне поручено выполнить пожелания вашего отца…

— А как же мои пожелания? — Кэтлин позволила своему голосу задрожать. — Прошу вас, мистер Маккейн, ведь мое будущее в ваших руках. Я не могу остаться здесь на год. Это невозможно. Всякому ясно, что мне здесь не место. И мистер Баркли явно не хочет, чтобы я жила здесь.

— Конечно, он хочет. Он должен отнестись с уважением к воле мистера Саммерза, так же, как и я. — Он бросил на Уэйда удивленный взгляд и был вознагражден фырканьем.

— Насколько это зависит от меня, она останется, — отрывисто сказал Уэйд. — Но это еще не значит, что я этого хочу.

— Ну если вы не хотите, чтобы она жила здесь, вы знаете, что это можно уладить…

— Эбнер! — резко оборвал его Уэйд. Он выпрямился и уставился на Маккейна своими холодными синими глазами. Поверенный внезапно сглотнул. — Я хочу, чтобы она здесь жила, — медленно и многозначительно проговорил Уэйд.

Кэтлин внимательно посмотрела на него. Лжец, презрительно подумала она. Потом снова повернулась к поверенному, который казался несколько растерянным. Он перевел взгляд с нее на Уэйда, снова с трудом сглотнул, что было видно по движению его кадыка, и стал перебирать бумаги, которые держал в руках.

— Ну тогда, — быстро сказал он, — мне страшно жаль, мисс Саммерз, поверьте, что больше об этом деле сказать нечего. — Он улыбнулся ей с извиняющимся видом. — Чтобы получить наследство, вы должны оставаться на ранчо в течение года, а когда этот период времени пройдет, можете продать вашу долю любому или всем братьям Баркли — либо другому покупателю, если с этим согласятся все Баркли. На самом деле, — он попытался, чтобы слова его прозвучали обнадеживающе, — это не так уж плохо. Верно?

Кэтлин почувствовала, что горло у нее сжалось. Она все сильнее ощущала, что попала в ловушку, и снова посмотрела на бумаги, ища какую-нибудь зацепку, а голос Маккейна все гудел и гудел:

— И мне нужна ваша подпись, мисс Саммерз, на каждой странице, для подтверждения, что вы были информированы о содержании завещания и поняли, что в нем говорится. — Поверенный сунул руку в карман черного пиджака и, широко улыбаясь, достал изящную серебряную ручку, которую тут же выронил, поймал и покраснел, как свекла. — Итак, почему бы нам не сесть за письменный стол и не оформить все официально? Кэтлин скорее съела бы жабу, чем подписала эти документы. Она не была готова признать свое поражение, но выбора у нее не было — только сесть напротив юриста, взять ручку и посмотреть на то место, где должна стоять ее подпись.

— Вот здесь, — любезно проговорил Маккейн, убирая первую страницу и указывая на поля второй. — Здесь всего четыре страницы — завещание вашего отца не такое сложное, как иногда бывает, — с гордостью сказал он, но Кэтлин больше не слышала его.

Она сидела, похолодев, ручка застыла в воздухе.

— Четыре страницы? В моем экземпляре завещания страниц только три.

Наступило тягостное молчание, и тут она услышала, что мистер Маккейн поперхнулся, а Уэйд Баркли пробормотал ругательство.

— Ну вот, я так и знал, — прорычал он, и Кэтлин охватила тревога.

Она быстро просмотрела каждую страницу из тех, что положил перед ней поверенный. Три первые были такие же, как в прочитанном ею вчера экземпляре, четвертую же она раньше не видела.

Сердце у нее замерло, когда она увидела, что страница эта озаглавлена «Приложение».

Глава 5

Кэтлин быстро прочитала текст, и сердце ее радостно забилось от вновь вспыхнувшей надежды. Закончив чтение, она оттолкнула стул и встала, а потом повернулась лицом к Уэйду Баркли.

— Как вы посмели утаить это от меня! — И, бросившись к нему, она помахала бумагой перед его носом.

— Это вас не касается, — нахмурился Уэйд. — Это предназначено для меня.

— Как это не касается? Здесь сказано, что вы — вы, мистер Уэйд Баркли, — можете по вашему усмотрению вычеркнуть пункт, требующий моего пребывания здесь в течение года. Если вы сочтете необходимым и приемлемым, то можете пренебречь этим и позволить мне продать мою долю вам в любое время!

— И что с того? — Он сжал челюсти. — Это ничего не значит, принцесса, потому что ваш отец упомянул об этом только на случай непредвиденных обстоятельств — какой-нибудь ситуации, которую не мог предвидеть, запасной вариант. Он не думал, что я этим воспользуюсь. Риз хотел, чтобы вы жили здесь, на ранчо, в течение года, и именно так и будет.

— Нет! Вы можете избавить меня от этого, и я требую, чтобы вы это сделали!

— Мисс Саммерз, — прервал их Эбнер Маккейн, осторожно положив руку ей на плечо. И вздрогнул, потому что она сбросила его руку, и глаза ее сверкнули.

— Никаких «мисс Саммерз»! Я спросила вас, нет ли какого-либо способа обойти завещание, и вы сказали, что нет. Вы мне солгали!

Он побледнел.

— Это не совсем ложь. Это был частный пункт, предназначенный только для мистера Баркли.

— Хорошо, теперь я узнала о нем, так что вы можете продолжать… начните оформлять документы о покупке. — Мысли Кэтлин понеслись галопом. Значит, она все же сможет уехать сегодня! — Мне нужно знать, какова реальная рыночная стоимость моих сорока процентов — то есть я надеюсь, что вы мне это скажете!

С уязвленным видом поверенный отступил на шаг, потом снова заговорил, пытаясь убедить ее в своей честности и неподкупности, но Уэйд прервал его:

— Маккейн, вы можете идти.

— Идти? Н-но я не кончил. Дело далеко не улажено…

— Нет, черт побери. Улажено. Она останется. На год. Именно так, как этого хотел Риз, хотя я, хоть убей, не понимаю, зачем ему это было нужно.

— Он хотел помучить меня! — воскликнула Кэтлин, охваченная злостью. — Это единственная возможная причина, по которой он вставил такое чудовищное условие…

— Нет-нет, мисс Саммерз. — Вид у Маккейна был потрясенный. — Ваш отец очень заботился о вас. Ему хотелось, чтобы вы устроили свой дом здесь, на ранчо «Синяя даль», и научились любить его так же, как любил он. Я это знаю наверняка, потому что именно так он мне сказал, когда я составлял завещание.

Кэтлин прекрасно знала, что отец ничуть о ней не беспокоился, — это доказывали его поступки в течение того времени, что она прожила на востоке.

— Поздновато для меня начинать чувствовать себя здесь как дома. — Голос Кэтлин дрогнул. Все эти годы, когда ей страшно хотелось побывать у отца, приехать на ранчо «Синяя даль», он не хотел предоставить ей такую возможность — и вот теперь, под конец своей жизни, пригласил ее и обозначил свою волю так, что ей придется против своего желания поселиться здесь, когда его уже нет на свете.

Но ему не удастся заставить ее. Не совсем, не полностью. Слава Богу, нашлась спасительная оговорка.

Стараясь говорить твердым голосом, она повернулась к Уэйду Баркли.

— Я знаю, что из этого ничего не получится. Если я поселюсь здесь, жизнь каждого из нас станет невыносимой. Почему бы вам не согласиться с этим пунктом насчет непредвиденной ситуации и не избавить нас обоих от множества неприятностей?

— Да никогда в жизни, золотце. Алмазно-синие глаза впились в ее лицо.

— Я уважал Риза, когда он был жив, и я, черт возьми, буду уважать его волю теперь, когда он… ушел. — Он словно не мог выговорить слово «умер». На щеках его заходили желваки. — Лично мне наплевать, что вы сделаете — останетесь или уедете. Но если вы хотите иметь либо ежемесячное пособие, либо деньги за вашу долю ранчо, которые получите через год, то должны остаться. Выбора у вас нет.

Ну уж нет, у нее есть выбор! Кэтлин на миг замерла, потому что в голове у нее мелькнула мысль, прекрасная, чудесная мысль. «Нет, мистер Уэйд Баркли, — подумала она победоносно, — у меня есть выбор». Внезапно у нее возник совершенно другой вариант — новый план, который не мог не сработать, но сообщать о нем Уэйду Баркли она не собиралась.

Он сам скоро все узнает.

Кэтлин отвернулась от Уэйда и обратилась к поверенному. На этот раз тон ее был бодрым и вежливым, но не более того.

— Благодарю вас за потраченное время и за то, что вы все так досконально мне объяснили, мистер Маккейн. Это все — пока что.

Вид у него был удрученный, но говорить больше было не о чем. Кэтлин проводила его и, вернувшись в гостиную, обнаружила, что Уэйд ушел в кабинет. Она тоже пошла туда и, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, увидела, что он раскрыл гроссбух в кожаном переплете.

— Что это такое?

— Счета ранчо, — холодно ответил он, не глядя на нее.

— Хм. — Она подошла к нему с неслышной грацией кошки. — Мне хотелось бы просмотреть их, когда вы закончите, — спокойно сказала она.

Он не взглянул на нее, но высоко вскинул брови. Эта чертова девица была такой красивой и невинной, но его ей не одурачить. Она явно что-то задумала.

— А что вы знаете о бухгалтерских книгах, мисс Саммерз?

— Дело в том, что в Филадельфии я посещала одну из лучших школ для молодых женщин, — весело сообщила она. — Я получила там превосходное образование и была особенно способна к арифметике. — Кэтлин подошла к столу, положила ладонь на середину бухгалтерской книги и немного наклонилась. — Я считаю, что поскольку я — совладелец этого ранчо, мне нужно всесторонне изучить скотоводство. Я решила начать с финансовой стороны дела. Потом, разумеется, я хочу опросить всех тех, кто работает здесь.

— Опросить всех? — Она чуть не усмехнулась, настолько испуганным стало выражение его лица. — Зачем?

— А что, если мы нанимаем больше людей, чем требуется? А что, если можно уволить нескольких человек и сэкономить деньги на жалованье? А что, если кое-кто плохо выполняет свои обязанности? — Она изящно пожала плечами. — Кто знает, что я могу обнаружить? Всегда есть место для усовершенствования — таков мой девиз.

— Черта с два, не всегда!

— Мистер Баркли, вы сомневаетесь в моих словах?

Уэйд резко захлопнул книгу и вскочил со стула, двигаясь с ловкостью и быстротой, удивительной для такого крупного человека.

— Не пройдет, — сказал он, приблизившись к ней вплотную.

— Что не пройдет? — Ей захотелось отпрянуть — таким он казался внушительным, но она подавила это желание.

— Что вы там задумали?

— Вы никогда не догадаетесь о том, что я задумала, — пробормотала она с лукавой усмешкой. Уэйд заметил в ее колдовских зеленых глазах решительный блеск еще до того, как она повернулась к двери, и его охватило ощущение надвигающихся неприятностей.

Он смотрел ей вслед, не в состоянии оторвать взгляд от соблазнительного изящного покачивания ее бедер.

Проклятие, она что-то задумала! Что-то такое, что ему не понравится. Но что?

Обойдя письменный стол, он снова взялся было за счета, но потом отшвырнул книгу, подошел к окну и уставился на долину, которую знал так же хорошо, как свое собственное имя.

Пейзаж, бескрайний и величественный, как-то успокоил его, вернув душевное равновесие. Это ранчо, место, которое он так любит, с его травами и закатами, горами, поросшими соснами, значили все для Риза и все — для Уэйда. Его брат Ник родился с жаждой странствий в крови и так и не смог осесть на одном месте, а Клинт стал юристом в городе, избрав свой путь таким образом. Ранчо «Синяя даль» всегда будет их домом, но не в том смысле, как для Уэйда, — для него ни одно место на земле не было так красиво, волнующе и исполнено значения, как эти необъятные просторы Вайоминга.

А теперь в его любимую долину вторглась эта избалованная женщина, слишком несерьезная, чтобы оценить, какое сокровище она получила. Особа, желающая только одного — продать свою часть и уехать.

«Зачем тебе так нужно было, чтобы она жила здесь, Риз? — размышлял Уэйд, глядя, как косуля с детенышем прыгают через ручей и исчезают в зарослях кустарника. — Ее матери не хотелось жить здесь, и она разбила тебе сердце, а дочка ничуть не лучше. Я должен отпустить ее. Пусть уезжает».

Поднялся ветер, ворвался в открытое окно и перевернул страницы счетной книги. Уэйд усмехнулся. «Не беспокойся, старина! Я этого не сделаю. Пусть плачет, умоляет, кричит, угрожает или пытается подкупить меня всеми деньгами, какие есть на свете, я не поддамся. Я дал тебе обещание присмотреть за ней, и я его сдержу».

Но это будет чертовски трудное дело — и чертовски долгий год.

Глава 6

Когда Уэйд пришел вечером в дом к работникам, чтобы сыграть еженедельную партию в покер с Рустером, старым Болди и другими пастухами, то обнаружил, что все заключают пари о том, когда новый совладелец ранчо «Синяя даль» сбежит отсюда.

— Что до меня, даю ей неделю, — заявил Мигель, красивый ковбой-мексиканец, швырнув на стол банкноту.

— Не-а, даю один день. — И Рустер добавил две серебряные монеты. — Завтра к ужину уедет. Я видел, какое у нее было лицо, когда она только что приехала, мокрая и все такое. Эта леди не годится, чтобы жить на земле. Такие ходят в гости на чай с пирогами, а не возятся с хозяйством. Уедет к завтрему, — рассудительно сказал он.

— Ну! Она ведь Ризова дочка. — Слезящиеся стариковские глаза Болди по очереди оглядели каждого из собравшихся. — В ней должно быть хоть чуточку его упрямства, и не важно, где она выросла. Держу пари, она выдержит примерно десять дней или около того. А после, — он пыхнул сигаркой, — вылетит отсюда с такой скоростью, что у нас всех глаза на лоб полезут.

— А я надеюсь, что она останется, — убежденно проговорил Джейк Янг. Он был новичком на ранчо, со свежим розовым лицом, всегда чисто выбритый, но Уэйд никогда еще не встречал человека, который лучше Джейка умел бы обращаться с лассо. — В жизни не видал таких красоток. Мне больше нравится смотреть на нее, чем на разодетых леди в танцевальном зале Дикси в Ларами.

— Кто-то, кажется, влюбился, — насмешливо сказал Мигель, и Уэйд вместе с остальными беззлобно ухмыльнулся, глядя на покрасневшего ковбоя.

— В общем, либо да, либо нет. Но если мисс Саммерз пробудет до танцев, которые устраивают на майский день, я попрошу у нее позволения сопровождать ее, — пообещал Джейк.

— Тебе придется стать в очередь, старина. — Дерк Уоткинс, который, прежде чем устроился работать на ранчо, занимался укладкой рельсов или охотился, бросил на него холодный взгляд. — Найдутся такие, что пригласит ее раньше тебя.

Уэйд нахмурился.

— Может, эта леди и хорошенькая, но у нее сердце хищницы, — рявкнул он. — Лично я предпочитаю другой тип, с более мягким нравом.

— Вроде мисс Луанн Поргер? — Рустер понимающе кивнул. — Сколько раз ты ужинал у нее на прошлой неделе?

— Не твое дело.

— По мне, так она вполне ничего, — пробормотал Дерк.

— Это ты о ком? — спросил Джейк.

— О мисс Саммерз. — При тусклом свете фонаря, освещающего жилище работников, выражение глаз бывшего охотника нельзя было разобрать. — Я сказал, что она очень даже ничего.

Уэйд стиснул зубы. Если сегодня вечером он услышит еще хоть одно слово о мисс Саммерз, то кого-нибудь стукнет.

— Так мы будем играть в покер или нет?

Кэтлин стояла в своей комнате у окна, глядя на холодные мерцающие звезды, и думала о том, как побыстрее довести Уэйда Баркли до отчаяния.

Была почти полночь, когда она, накинув на плечи шаль, вышла из дома через кухонную дверь и направилась к ручью, который струился примерно в пятнадцати ярдах за домом для работников. Погруженная в свои мысли, она села на поваленное дерево, лежащее на расчищенной площадке в окружении тополей, и принялась смотреть на сверкающую ленту ручья, в которой отражалась луна. Тишину нарушали лишь невидимые лягушки.

— Увидим, какой силой духа вы обладаете, мистер Уэйд Баркли, — пробормотала она тихонько.

Что-то холодное и мокрое ткнулось в ее руку, и она испугалась. Горящие глаза смотрели на нее из темноты, пушистый хвост дружелюбно вилял.

— Маркиз, — прошептала она с облегчением и протянула руку, чтобы тот ее обнюхал.

Хвост завилял еще энергичнее. Кэтлин погладила собаку за ушами.

— Кажется, сейчас в целом мире ты мой единственный друг. — Она улыбнулась, глядя в преданную собачью морду. Пес лизнул ее пальцы. — Ну и прекрасно. Найти друга нелегко. Настоящего друга. Верно, мальчик? Люди не всегда бывают такими, какими кажутся.

— Беседуете с собой?

Кэтлин резко вскинула голову. Глаза ее широко раскрылись, когда она увидела, что неподалеку стоит Уэйд. Лунный свет падал на его темные волосы и косо ложился на широкие плечи, но не мог сравниться с холодным ярким блеском его глаз.

— Что вы здесь делаете? Вы напугали меня до полусмерти!

С досадой она увидела, что Маркиз оставил ее и бросился к Уэйду.

— Вы вроде не из тех женщин, которых легко напугать. То есть, — поправился он, медленно подходя к ней, — с виду вы, может, сплошная кротость и беспомощность, но, судя по тому, что я слышал, гораздо жестче, чем кажетесь.

Внезапно Кэтлин почувствовала себя далеко не жесткой. Уэйд выглядел таким сильным, таким устрашающим сейчас, в темноте, — мрачная, опасная личность, способная, наверное, на все.

— Я принимаю это как комплимент, — отозвалась она, слегка задыхаясь, — хотя вряд ли вы хотели польстить мне.

В его глазах что-то появилось — одобрение? Неожиданно он пожал плечами.

— На самом деле почти так. Может, вы мне не особо нравитесь, принцесса, но должен признаться — вы умеете бороться за свое.

Он остановился совсем рядом с ней. Близко, очень близко! Опять Кэтлин захотелось отступить, чтобы их разделяло хоть какое-то пространство, потому что его присутствие оказывало на нее странное воздействие — она не могла оторвать взгляда от его сурового лица.

— Вы сказали, что никогда не плачете, никогда не падаете в обморок, и, учитывая то, что я видел, это правда. — Он рассматривал ее, отмечая, что на плечи ее наброшена шаль, губы от удивления полураскрыты, грудь судорожно поднимается и опускается. — Вы пережили сильное потрясение, но не покорились. Не могу этого не признать.

— Я борюсь за то, что мне нужно, если вы это имеете в виду. Не важно, какой ценой мне это дается, — быстро добавила она, вспомнив о Доминике Тренте, лежащем на полу в луже крови, после того как ей пришлось ударить его подсвечником. Сказав это, Кэтлин увидела, что Маркиз потрусил прочь, к дому работников. Теперь здесь только она, Уэйд и лунный свет, слабый, как волшебная дымка. — Что, как я полагаю, ставит нас по разные стороны линии огня, — с вызовом закончила Кэтлин.

Она хотела пройти мимо него, но он схватил ее за руку и остановил.

— Так быть не должно. Вы не выиграете это сражение, потому что я дал слово Ризу, а я никогда не беру свое слово назад, и вам это следует знать.

Она вдруг очень живо вспомнила несчастный голос Алека Бэллентри: «Мне вовсе не хочется возвращать вам свое слово, но теперь я не могу жениться на вас, Кэтлин. Это совершенно невозможно…

Человек слова. Больше она в такие вещи не верит. Ледяным голосом Кэтлин проговорила:

— Вы передумаете, когда настаивать будет не в ваших интересах.

— Нет. Не передумаю. — Он говорил спокойно, но очень уверенно. — Так что вы напрасно теряете время, пытаясь справиться со мной. Лучше бы вы согласились с условиями завещания и попытались…

— У меня есть сестра, мистер Баркли, одиннадцатилетняя сестра. — Она ощутила какие-то токи там, где он прикасался к ее руке, отодвинулась и быстро продолжала: — Теперь за ее воспитание ответственна я. Вероятно, вам неизвестно, но наши родители, — она намеренно подчеркнула последнее слово, чтобы он понял, что она не считает Риза своим родителем ни в коей мере, — наши родители недавно умерли, и теперь сестра полностью на моем попечении.

Судя по выражению лица, это его поразило.

— Я слышал что-то такое — несчастный случай на море, — но я ничего не знал насчет вашей сестры, — резко сказал он.

— Вы вообще ничего не знаете ни о моей жизни, ни обо мне, мистер Баркли. Вам только кажется, что вы знаете.

— Я знаю, что когда ваш отец — Риз — послал за вами, вы повернулись к нему спиной.

— Его письмо пришло в тот же день, когда я получила сообщение о гибели матери и отчима! — с жаром воскликнула Кэтлин. — Я не могла тогда к нему приехать, даже если бы захотела!

Вид у него был ошеломленный. На мгновение воцарилась тишина, слышалось только, как квакают лягушки на берегу ручья и как взволнованно дышит Кэтлин.

— Теперь я пойду в дом. Когда рассветет, я побеседую с работниками — увидим, все ли они согласятся с моими предложениями, — бросила она Уэйду. — А потом я хочу просмотреть с вами счетные книги, все до единой. Я нашла три ошибки в подсчетах за февраль. Вы ошиблись на целых двадцать семь центов.

Уэйд прищурился.

— Это невозможно. Каждую страницу счетов я проверяю дважды. Там нет ошибок.

— Не возражаете, если мы заключим пари? Его глаза остро блеснули в лунном свете.

— Конечно. Сколько?

— Сколько чего?

— На какую сумму?

Кэтлин задумалась. У нее в ридикюле оставалось всего двенадцать долларов и сорок семь центов. Как ни была Кэтлин уверена в своей правоте, она не могла рискнуть ни единым пенни из этой суммы.

— Деньги так надоедают, — высокомерно сказала она. — Давайте спорить на что-нибудь поинтереснее.

— Ах, вот как? А что для вас интереснее, чем деньги? — Вопрос был задан ироничным тоном, и в глазах Уэйда читался насмешливый вызов, но Кэтлин поймала его именно на том, на чем хотела поймать.

— Если я права, вы немедленно покупаете мою долю, — заявила она.

Он шагнул ближе, и ленивая ухмылка изогнула уголки его губ.

— Не-ет. Простите, принцесса, но это условие завещания вне обсуждения.

— Тогда… — Она глубоко вздохнула. — Если я права, вы тут же выдаете мне мое пособие за два месяца.

Этой суммы, наверное, хватит, чтобы заплатить все долги за обучение Бекки, ее стол и комнату и послать ей немного карманных денег, а может быть, еще останется немного для слуг, уволенных без выплаты жалованья.

Уэйд удивился, с какой это стати наследница, которая только что получила огромное состояние на востоке, так заинтересована в деньгах.

— Ладно, договорились, — согласился он. От него не укрылось, как мило она улыбнулась, взволнованная возможностью выигрыша. В лунном свете она казалась восхитительной, нежной, милой и соблазнительной, словно фея цветов. — Что получу я, если ошиблись вы?

— Обещаю не увольнять никого из ваших работников. — Она холодно кивнула. — Это справедливо.

Уэйд хотел было сказать ей, что ни в коем случае не позволит ей уволить кого бы то ни было — на ранчо нужен каждый работник. Это были тщательно подобранные люди, хорошо сработавшиеся, как спортивная команда, каждый человек обладал особыми умениями, что делало его незаменимым. Но у нее был такой довольный вид, когда она это произнесла, что он забыл о споре и внезапно обнаружил, что стоит прямо перед ней, положив руки на ее талию.

— Может, не будем впутывать сюда работников? Лучше, если это будет только между вами и мной.

— Вами… и мной? — Голова у Кэтлин вдруг закружилась. От его прикосновения она ощутила какую-то непонятную слабость во всем теле и была не в состоянии сосредоточиться на споре. — Не понимаю… о чем мы можем… держать пари между… собой?

— Считаю, мы могли бы что-нибудь придумать. — Уэйд вряд ли понимал, что говорит. Он погрузился в эти бездонные зеленые глаза, потерял контроль над чувствами, осязая ее тело. На этот раз белокурые волосы Кэтлин не были зачесаны кверху, а свободно падали на плечи. Ему хотелось погладить их, узнать, такие же ли они мягкие на ощупь, как кажутся. А ее губы…

— Можно поспорить на поцелуй. — Уэйд не знал, откуда взялись эти слова, такие неожиданные в его устах, — они просто сами собой сорвались с его языка. Наверное, потому, что он смотрел на ее губы.

По телу девушки пробежала дрожь, и он заметил это, поскольку по-прежнему держал ладони на ее талии.

— Мы… разумеется, мы не можем сделать этого! Испугавшись, Кэтлин хотела было отодвинуться, но Уэйд обвил ее стан рукой и не дал ей уйти. Другой рукой он взял ее за подбородок.

— Ну же, не нужно кокетничать со мной, принцесса. Я просто пошутил.

Пошутил? Уэйд и сам не знал в точности, так ли это. Он видел, что она испугана и в то же время колеблется — это читалось в ее глазах, пытливо вглядывающихся в него. Слово «поцелуй» произвело такое же впечатление, как если бы он вонзил шпоры в бока молодой кобылки, которую намеревался объездить.

— Договоримся так. Если я прав и в счетной книге нет ошибок, тогда вы будете целую неделю носить ваши восхитительные волосы распущенными. Красиво и свободно, вот как сейчас.

Колдовские глаза смотрели на него в замешательстве.

— Почему вас волнует… как я ношу…

— Согласны или нет, принцесса? — мягко прервал девушку Уэйд и, сам того не замечая, привлек ее к себе.

Его внезапно охватило пылкое желание поцеловать Кэтлин, и понадобилось все его самообладание, чтобы удержаться. Он не хочет целовать ее, сказал он себе, черт, она ему даже не нравится! Но эти сочные соблазнительные губы рождали в его голове сумасшедшие мысли. Он сознавал, что с трудом может устоять перед искушением…

Кэтлин отпрянула с тихим возгласом:

— Нет!

Она прерывисто дышала, смотря на Уэйда полными страха огромными глазами, словно боялась, что тот швырнет ее на землю и овладеет ею насильно.

Досада и злость, злость на себя самого, охватили Уэйда.

— Не бойтесь, — сказал он. — Я ничего вам не сделаю.

— Вы пытались поцеловать меня!

— С какой стати?

— Вы сами сказали!

Черт побери, неужели? Уэйд не знал, почему хотел поцеловать ее, понимая, что этого делать не следовало, и резко переменил тему разговора.

— Слушайте, мне нужно пойти соснуть. Давайте не будем тянуть, заключим наше пари и проверим счетные книги сейчас же.

— П-прекрасно. — Ее охватили сомнения. Неужели она ошиблась и на самом деле он и не думал ее целовать? Кэтлин, пожалуй, не была в этом уверена. — Но вы… держитесь от меня подальше. Я вас предупреждаю!

— С удовольствием, — пробормотал он. — Так что я получу, если выиграю?

Кэтлин лихорадочно искала ответ. Почему этот человек так выводит ее из равновесия и она ничего не может с этим поделать?

— Я испеку вам пирог, — сказала она в конце концов, зябко кутаясь в шаль, — становилось прохладно.

— Вы что, умеете печь?

В голосе его звучало такое удивление, что Кэтлин вспылила.

— Полагаю, вы это узнаете. Если, конечно, выиграете, — бросила она через плечо, направляясь к дому.

— Какой пирог? — спросил он, ступая позади нее.

— С ядовитыми ягодами.

Он хмыкнул. Услышав это, она тоже чуть было не улыбнулась, но подавила это желание, вспомнив, как он бессовестно вел себя с ней.

— Так вы согласны на такие условия?

— Конечно, принцесса. — Он схватил ее за руку, не дав упасть, потому что она споткнулась о какую-то невидимую кочку в траве. — Считайте, что я уже ем этот пирог.

Когда они вошли в кабинет, Уэйд зажег лампу, подошел к письменному столу и уверенно открыл счетные книги.

— Ну, давайте. Покажите мне эти так называемые ошибки. Кэтлин взяла у него книги и стала листать страницы.

Лицо ее в золотом свете лампы казалось очень юным и в то же время исполненным решимости.

— Вот. — Она с торжествующим видом провела тонким длинным пальцем по столбику цифр. — И вот.

Уэйд нагнулся, чтобы проверить свои расчеты. Волосы ее, коснувшиеся его щеки, были как шелк. И… проклятие! От нее едва заметно пахло фиалками.

— И вот здесь.

Он заставил себя сосредоточиться на цифрах, но это было трудно, потому что она стояла так близко и от нее так сладко пахло! Он выхватил книгу и направился к другому концу стола.

Теперь, когда их разделяло некоторое расстояние, Уэйд смог хоть как-то сосредоточиться и, внимательно всмотревшись в колонки цифр, понял, о чем она говорит. Он все пересчитал заново, потом пересчитал во второй раз.

— Что за черт!

А ведь, пожалуй, она права!

— Я вам говорила! — Кэтлин едва не захлопала в ладоши от радости, но опустила руки, потому что Уэйд нахмурился.

— Итак… первым делом завтра утром я получаю пособие, причем за два месяца, — надменно сообщила она. — После того, как побеседую с работниками. Он нахмурился еще сильнее.

— И думать забудьте о разговоре с работниками. — Он швырнул счетную книгу на стол. — Если вам взбредет в голову уволить кого-то, я просто снова найму их.

Теперь настала ее очередь сдвинуть брови.

— Это мы еще посмотрим, мистер Баркли. Мне принадлежит такая же доля, как и вам, и такое же право принимать решения. Если я захочу уволить кого-то, я это обязательно сделаю.

— Кажется, меня вы тоже собирались уволить, — заметил он. — Вы что, забыли?

Кэтлин стиснула зубы, вспомнив, как он рассмеялся, когда она сказала это, сидя в повозке. Тогда ей и в голову не могло прийти, что этот грубый, высокомерный человек вдруг окажется совладельцем отцовского ранчо, потому что рос как сын ее отца.

— Очень жаль, что я не могу уволить вас, — тихо пробормотала она, повернулась и направилась к двери.

— Обязательно дайте мне знать, если найдете еще ошибки в книгах, — сказал он ей вслед. — Хотите, я достану книги за последний квартал, и вы их просмотрите.

— Может, и захочу. Как видите, я проявляю активный интерес к ранчо — моему ранчо, — бросила она в ответ.

— Я уверен, Риз был бы доволен, что вы с таким вниманием относитесь к имению, которому он отдал более двадцати лет пота, крови и слез. Очень плохо, что вы не соизволили появиться здесь, пока он был жив.

Едва раздались эти слова, как в комнате повисло тягостное молчание. Молчание, которое придавило плечи Уэйда, словно тяжкий груз. Он видел, как напряглось лицо Кэтлин, как она судорожно сглотнула, и заметил, что ее руки внезапно с такой силой вцепились в юбку, что побелели костяшки пальцев.

— Я прошу вас не касаться этой темы, мистер Баркли, — проговорила она наконец. Неужели он не знает, что Риз полностью отверг ее, не ответил ни на одно из писем, а тем более не приглашал ее побывать на ранчо? Впрочем, об этом унижении она не намерена ему рассказывать. Особенно потому, что он вырастил всех троих мальчишек Баркли как своих сыновей. — Хватит с меня неделикатных мужчин.

Кэтлин повернулась и вышла, не дожидаясь его ответа.

Она ушла, и Уэйд мог бы поклясться, что свет лампы потускнел, а комната почему-то стала убогой и мрачной.

«Хватит с меня неделикатных мужчин».

Обогнув стол, он налил себе стаканчик виски из хрустального графина, выпил и вспомнил, как горько искривились ее губы, когда она это произнесла.

Он вспомнил еще одну вещь, которую она сказала в этот вечер, когда говорила о своей младшей сестре.

«Вы вообще ничего не знаете ни о моей жизни, ни обо мне, мистер Баркли. Вам только кажется, что вы знаете».

«Смотри, не расчувствуйся из-за какой-то ослепительной красотки, которая не удосужилась ни разу навестить Риза за все восемнадцать лет, пыталась заставить плясать под свою дудку его поверенного, чтобы тот изменил завещание, а теперь, наверное, вознамерилась поступить также с тобой», — сказал он себе.

Она что-то задумала с этой скрупулезной проверкой книг и разговором с работниками. Он не понимал, какова ее цель, но на нервы она ему действовала, это точно.

«Подумай о ком-нибудь другом. Подумай о Луанн».

У Луанн Портер, школьной учительницы, приехавшей из Сент-Луиса несколько месяцев назад, чтобы учить детей Серебряной долины, потому что она расположена слишком далеко и они не могут посещать школу в Хоупе, — у Луанн Портер были темно-рыжие волосы, россыпь симпатичных веснушек и улыбка, ласковая, как солнышко. Она жила поблизости с теткой и дядей в усадьбе «Висячий круг» и не только приглашала его ужинать после смерти Риза, но еще и регулярно привозила ему пироги, кексы и печенье. Она делала все, что могла, чтобы подбодрить его.

Поцелуи ее также помогали. Сладкие поцелуи с привкусом ванили.

Когда Ник и Клинт были здесь, они подшучивали над ним, утверждая, что через месяц он женится.

Но Уэйду все представлялось иначе. Он не особенно торопился связывать себя брачными узами, хотя хотел обзавестись женой. Но он думал об этом как о чем-то очень далеком. Как ни была мила Луанн Портер, он следил за собой, стараясь не проявлять к ней особенного внимания. В салуне хватает хорошеньких девчонок, которым нравится сидеть у него на коленях и приглашать наверх в отдельную спальню, оклеенную красными с золотом обоями. Хватает с избытком и красивых дочек владельцев ранчо в долине и у коммерсантов в Хоупе — он, черт возьми, не познакомился еще и с половиной из них.

Но когда придет время, он, конечно, женится на девушке, похожей на Луанн. Она будет милой и добродушной и сделает его жизнь безмятежной, уютной и приятной, как день, проведенный за любимым занятием.

И уж влюбляться он ни в коем случае не собирается. Лучше проползти на брюхе через яму со змеями! Уэйд видел, как страдал и горевал Риз из-за Лидии, знал, как истекало кровью сердце этого человека, как долгие годы болела его душа, и, когда ему было всего четырнадцать лет, решил, что никогда не позволит никакой женщине взять над ним такую власть.

Он никогда никого не полюбит так сильно, не будет ни в ком нуждаться, ни о ком не станет скучать.

Лидия Саммерз была не просто красавицей, которая появилась в жизни Риза, а потом упорхнула, — она владела его сердцем. Даже несмотря на то что она бросила его — убежала, когда он был в отъезде на ярмарке скота, — несмотря на то что она увезла с собой дочь, Риз ни на миг не переставал любить ее. Он так больше и не женился, никогда не ухаживал за какой-либо женщиной, разве что время от времени сопровождал Уиннифред Дейл на пикник у костра или на танцы в Майский день, да порой проводил ночь с девицей из салуна «Серебряная звезда».

Нет, Риз так и не разлюбил Лидию и тосковал по ней до самой смерти.

Но он Уэйд, не собирается совершать такую же ошибку.

«Думай о Луанн!»

Он попытался представить себе ее лицо, но оно получалось каким-то неясным. Наверное, виски виновато.

Уэйд пошел спать, пытаясь вспомнить вкус поцелуев Луанн, но почему-то все время думал о том, похожи ли поцелуи Кэтлин вкусом на фиалки.

В то же самое время еще один человек думал о Кэтлин Саммерз и мечтал о ее поцелуях.

В собственном трехэтажном кирпичном доме в Филадельфии Доминик Трент ходил взад-вперед по огромной гостиной. Его била дрожь, словно он страдал лихорадкой.

Наконец он опустился на зеленый бархатный диванчик, опершись широкими плечами о подушки. Гостиная тонула в темноте, и в великолепную, затейливо декорированную комнату проникал только слабый свет люстры, зажженной в холле. Трент налил себе очередную порцию бренди из уже полупустого графина, стоящего на столе, и залпом выпил обжигающий напиток.

Закрыв глаза, он снова откинулся на подушки и представил себе необыкновенное лицо золотоволосой женщины, забыть которую ему никак не удавалось.

Голова раскалывалась, но виновато было не бренди. Повязка давно была снята, огромная шишка давно превратилась в едва заметную припухлость, но боль прошла еще не до конца.

И не пройдет, напомнил себе Доминик, пока женщина, причинившая ее, не окажется полностью в его власти.

Он возжелал Кэтлин Саммерз с тех пор, как увидел ее в оперном театре в тот год, когда она начала выезжать. Он попытался ухаживать за ней в своей обычной манере, но, прежде чем получил отпор, понял, что этот лакомый кусочек, несмотря на восхитительную внешность, тверд, как сталь.

Разумеется, это делало объект его страсти еще более притягательным. И без сомнения, сама Кэтлин на это рассчитывала. Наверняка в глубине души ей хотелось помучить его. Она знала, что холодность к нему делала ее еще более соблазнительной, а неуступчивость служила отличной приманкой. Трент был заядлым охотником. Во времена молодости он путешествовал по западу и охотился на лосей, черных медведей и буйволов с самым лучшим егерем, какого можно было найти по эту сторону Миссури. Хотя из чувства долга он вернулся к цивилизации, чтобы после смерти отца стать главой семейной корабельной империи, но так и не утратил своей склонности к простой жизни и любви к охоте. А Кэтлин Саммерз с первой же минуты, как он увидел ее, показалась ему именно тем созданием, за каким можно с азартом охотиться.

Она была желанной добычей — красивая, независимая, элегантная женщина, с грацией ланей, которых он частенько видел на равнинах, жертва, которую хотелось выслеживать, преследовать… и поймать.

Но он и предположить не мог, что его прекрасная добыча станет сопротивляться. В тот вечер, когда Трент считал, что заманил Кэтлин в ловушку, когда она была здесь, в этой вот гостиной, где он хотел овладеть ею, — совершенно беззащитная, не имея никого в целом свете, кто мог бы ей помочь, — ему и в голову не пришло, что она ударит его с такой силой.

Она нарушила правила. Ударила его по голове, чуть не убила, заставив мучиться от головной боли, которая то затихает, то усиливается, но не проходит.

Врачи говорят, что она никогда не пройдет.

Ну что ж, она заплатит за это. Дорого заплатит!

Возможно, Кэтлин считает, что спаслась, но очень скоро она узнает, что от него ей спасения нет.

Кэтлин поймет это, когда в конце концов он разыщет ее след.

«А я непременно разыщу его, милая Кэтлин», — подумал Трент, вставая с дивана и направляясь в холл, оклеенный бархатными обоями.

— Томас! — крикнул он голосом, в котором, несмотря на мягкость интонации, слышалось что-то угрожающее, словно за словами вот-вот последует удар кнута.

— Горничную, которая прибирала сегодня у меня в спальне, нужно уволить, — сказал он дворецкому, торопливо появившемуся в холле в ответ на зов. — Она разбила бокал и пролила шампанское на ковер.

— Слушаю, сэр. Простая неловкость, сэр. Но она новенькая…

— Увольте ее.

— Слушаю, мистер Трент. — Дворецкий наклонил голову. — Желаете еще что-нибудь приказать?

— Пусть Форбс подаст карету завтра утром точно в восемь часов.

— Слушаю, мистер Трент.

— Скажите ему, что я полагаю — он будет знать, куда мы поедем.

— Конечно, сэр. А куда вы желаете поехать? Доминик Трент направился к лестнице, лоб его был сморщен от боли, но все же он с удовольствием произнес каждое слово:

— В некое место, которое сыграет важную роль в моем будущем. В Давенпортский пансион для молодых леди.

Глава 7

Оказалось, что она не смогла уволить ни одного из работников ранчо: ни Рустера с его дурацкой манерой краснеть и ходить на полусогнутых ногах; ни Джейка Янга, чьи большие карие глаза и чисто выбритое привлекательное лицо напомнили Кэтлин рисунок, изображающий Билли Кида, который она как-то увидела в витрине лавки, торгующей дешевыми романами; ни Мигеля с его белозубой улыбкой и безупречно вежливыми манерами; ни Дерка Уоткинса, чьи тонкие черные усики, элегантная одежда и затейливо повязанный шелковый шейный платок производили такое же сильное впечатление, как и его звучный низкий голос. И уж конечно, не старого Болди, чья загорелая обветренная кожа, слезящиеся глаза и скрюченные мозолистые руки со всей очевидностью свидетельствовали о долгих годах тяжелой работы под открытым небом, годах, когда он работал на Риза Саммерза — как он рассказал ей — с самого начала, когда на этом месте не было ничего.

Кэтлин не смогла этого сделать.

В тот же день позже по дороге в город — на этот раз повозкой правил Рустер, и простая повязанная муслином шляпка защищала Кэтлин от яркого вайомингского солнца — она придумала более удачный план.

Ей не терпелось увидеть, какое будет лицо у Уэйда Баркли, когда она осуществит этот план.

Пока же она открыла счет в банке, внесла свое двухмесячное пособие и послала телеграфный перевод в Филадельфию. Покончив с этим, она побывала в «Торговом заведении Хикса» и познакомилась с Нелл Хикс и ее отцом, владельцем этого заведения.

Она также с удовольствием поболтала с мисс Дейл, которую застала за разборкой почты у стойки почтовой конторы.

Уиннифред прочла адрес на конверте, который протянула ей Кэтлин, и приветливо взглянула на девушку.

— «Мисс Ребекке Тамарлейн, Давенпортский пансион для молодых леди? Наверное, это ваша подруга, мисс Саммерз? Как мило.

— Нет, это моя сестра. Единоутробная сестра. — Кэтлин, смотря, как мисс Дейл кладет письмо в пухлый мешок с почтой, надеялась, что Бекки не очень огорчится, узнав, что она вернется к ней не так скоро, как они рассчитывали, но старалась успокоить себя тем, что отъезд отложен ненадолго.

— Ах, может быть, она приедет на ранчо «Синяя даль» навестить вас? — с улыбкой предположила мисс Дейл.

— Нет, я ни за что не позволю Бекки проделать такой путь в эти нецивилизованные… то есть в столь отдаленные от дома края, — быстро поправилась она. — Кроме того, я пробуду здесь не так долго, чтобы приглашать гостей.

— Вот как? — явно огорчилась мисс Дейл. — Но… завещание? Ведь теперь вы, конечно, знаете…

— Да, и кажется, всем в Хоупе это тоже известно. — Кэтлин постаралась сдержать раздражение. — И почему это, мисс Дейл, все осведомлены о моих делах? — со вздохом спросила она.

Бледные щеки Уиннифред порозовели, но она нашлась, как ответить.

— У нас маленький городок, милочка. Новости распространяются быстро, тайн здесь почти нет. В особенности между друзьями. — Она поправила очки и открыто встретила взгляд Кэтлин. — Ваш отец, например, говорил мне, что вы приедете сюда.

— Вот как?

— Да. Я навестила его перед смертью. Он сказал, что оставил вам долю в своем имении, что сделал все, что было в его силах, чтобы его дочери захотелось поселиться на ранчо, как в своем доме. Он просил меня, — добавила она, и подбородок у нее слегка задрожал, — постараться, чтобы вам было здесь хорошо.

— Понятно. — Кэтлин рассматривала собеседницу. — Вы, наверное, были близки с ним.

— Да, мы были очень близкими друзьями. — Глаза Уиннифред затуманились. — Конечно, ничего романтического или чего-то такого… — поспешила она добавить, и щеки ее порозовели еще больше. — Вся Серебряная долина — и Хоуп, кстати, — знали, что, кроме вашей матушки, для Риза других женщин не существует. — Она отвернулась и принялась разбирать корзину с письмами. — Я уверена, что он любил ее всем сердцем до последнего дня своей жизни.

Кэтлин слегка вздрогнула. Может, вся Серебряная долина и знала это, но для нее это было новостью. Риз продолжал любить ее мать даже после того, как та бросила его и вышла за другого?

— Но эти разговоры ни к чему, — спокойно продолжала мисс Дейл. — Ведь все в прошлом, верно? Я очень рада, что вы собираетесь поселиться здесь. Ваш отец был бы просто счастлив.

— Не понимаю, почему это имело бы для него такое значение, — заметила Кэтлин. Интересно, с горечью подумала она, зачем Ризу понадобилось уверять всех в Хоупе, что он питал к ней отцовские чувства. Она не понимала, зачем он всех разыгрывал. — Я здесь потому, что должна разобраться с завещанием, но не собираюсь оставаться в Вайоминге надолго.

— Я очень надеюсь, что вы передумаете. — Мисс Дейл перестала сортировать почту и робко улыбнулась. — Конечно, я знаю, что Хоуп не сравнишь с Филадельфией, но для Вайоминга он становится довольно большим городом, и у нас здесь хорошо развит бизнес, в том числе торговый. Лавки могут похвалиться неплохими товарами, — сказала она. — Особенно широкий ассортимент у Хикса — благодаря Нелл. Она много лет управляет его торговлей. А с тех пор, как в прошлом году улеглись беспорядки, в Хоупе то и дело стали появляться новые заведения и жители. Теперь у нас есть тир, земельная контора и…

— Беспорядки? Что за беспорядки?

Уиннифред Дейл снова поправила очки и слегка поежилась.

— Ну как же, банда Кэмпбелла! Еще недавно они наводили ужас на весь город — убили беднягу шерифа Оуэна и чуть было не похитили Нелл Хикс!..

Она замолчала, потому что вошла Эдна Уивер с корзинкой, полной писем для отправки. Она дружески поздоровалась с Кэтлин, после чего Уиннифред объяснила ей, что только что рассказывала о том, как разросся город со времен недавних беспорядков. Жена банкира энергично кивнула.

— Да, теперь Хоуп куда более безопасное и приятное место, благодаря Куинну Лесситеру и многим другим, в том числе моему мужу Сету. Они, объединив усилия, избавились от Кэмпбелла навсегда. Кто знает, что случилось бы, не сделай они этого. Хоуп мог превратиться в захолустье — множество людей и так уехали отсюда во время беспорядков. Даже Уиннифред на несколько месяцев уезжала — жила у своей сестры, пока все не кончилось.

— Это было очень страшно, — кивнула Уиннифред. — Мне подвернулась возможность уехать, поскольку муж сестры заболел и ей нужно было помогать на ферме, но какая была радость, когда их отсюда прогнали! А когда я вернулась, то увидела, что наш городок снова процветает. Ведь теперь у нас есть даже библиотека! — с гордостью воскликнула она.

Но Кэтлин почти не слушала ее — она думала о банде Кэмпбелла, обо всех ужасах, которые слышала в связи с ней. Нет, ни за что она даже думать не станет о том, чтобы привезти Бекки туда, где происходят такие вещи.

Следующие слова Эдны убедили ее в правильности этих намерений еще больше.

— Да, хотя остается пока небольшая проблема с угонщиками скота, которые и сейчас нападают на крупные ранчо, но это пустяки по сравнению с беспокойствами, которые причиняла нам банда Кэмпбелла.

— Угонщики скота? — Кэтлин переводила взгляд с одной женщины на другую. — Мой отец настаивал, чтобы я жила в имении, которое терроризируют угонщики скота?

— Нет-нет, все не так уж плохо, — попыталась успокоить ее Эдна. — Они действуют в основном по ночам и стреляют только в тех, кто им встретится, дорогая. Вам ничто не грозит, я уверена. Но разве Уэйд не предупредил вас, что с наступлением темноты опасно выходить из дома?

— Уэйд Баркли был бы в восторге, если бы они меня пристрелили! — возразила Кэтлин.

— О Господи, что за чудовищное предположение! — воскликнула преданная Эдна, а Уиннифред, казалось, была поражена до глубины души.

— Вы неверно думаете о нем, дорогая. Уэйд — один из самых лучших людей в наших краях. Я бы сказала — вообще в любом краю. И он был хорошим сыном Ризу. — Уиннифред покачала головой. — Он не может желать вам зла.

«Пожелает, когда я осуществлю мой план», — подумала Кэтлин с мрачным удовольствием, но, конечно, не могла рассказать ни Уиннифред, ни Эдне, как задумала поступить с невыносимым старшим ковбоем с ранчо «Синяя даль».

Она попрощалась с обеими леди и повернулась, чтобы идти, но едва направилась к двери, как та отворилась и вошла хорошенькая рыжеволосая молодая женщина в бледно-желтом ситцевом платье.

— Ах, Луанн, доброе утро! Рада видеть вас, — заулыбалась Эдна. Она взяла Кэтлин за руку прежде, чем та успела пройти мимо женщины. — Вы уже знакомы с мисс Саммерз?

— Не имела такого удовольствия.

Эдна торопливо представила их друг другу, объяснив Кэтлин, что Луанн Портер — новая школьная учительница, приехавшая из Бостона.

— Она выросла на востоке, как и вы. У вас, должно быть, много общего.

— Здравствуйте, — пробормотала Кэтлин. Учительница была очень привлекательной — нежное лицо сердечком, мягкое облако волос, схваченных желтыми лентами, и изящная фигурка, выгодно подчеркнутая фасоном платья.

— Очень рада познакомиться, — дружелюбно воскликнула Луанн. — Я слышала от Уэйда о планах, которые все строили в связи с вашим приездом.

— Прошу прощения?

— Ах, ведь мы с Уэйдом близкие друзья. — Она вдруг вспыхнула. — Он говорил мне, что вас ждут со дня на день и очень волнуются.

— Понятно.

Луанн улыбнулась, сверкнув карими глазами.

— Не придете ли вы к нам поужинать в воскресенье? Я живу с дядей и тетей в поместье «Висячий круг». Уэйд уже принял приглашение, и, может быть, — ее улыбка стала шире и относилась уже ко всем присутствующим, — мы устроим небольшую вечеринку. Мне очень не хватает развлечений, которые мы устраивали на востоке, — ведь там люди живут гораздо ближе друг к другу и видятся чаще, их не разделяют такие огромные пространства, — а вам?

— Я здесь еще не так долго, чтобы соскучиться по чему-либо, — пробормотала Кэтлин, удивляясь, как может такая симпатичная девушка быть в дружеских отношениях с таким несносным человеком, как Уэйд Баркли.

Луанн с надеждой обратилась к Эдне и Уиннифред:

— Приходите к нам ужинать! Конечно, это относится и к мистеру Уиверу, — добавила она, обращаясь к Эдне.

И прежде чем Кэтлин успела что-либо возразить, все уже договорились о вечере. Она вышла из почтовой конторы в некотором замешательстве, но, торопливо идя по улице, немного успокоилась, напомнив себе о заключительном, самом важном деле сегодняшнего дня. Когда наступит воскресенье, она скорее всего не сможет посетить ужин и вечеринку, потому что будет уже на пути в Филадельфию, снабженная деньгами, полученными за ее долю в ранчо «Синяя даль».

То, что она намеревалась сделать, должно уладить ее проблемы. Если она сделает все правильно.

И быстрым решительным шагом Кэтлин направилась к салуну.

— Какого черта?

На следующее утро, едва Кэтлин застегнула изумрудно-зеленый жакет для верховой езды, с улицы послышался шум голосов. От волнения сердце у нее гулко забилось. Она бросилась к окну и увидела, что около загона для скота собралась небольшая группа людей: Уэйд, который только что начал седлать свою лошадь, старый Болди, Джейк Янг и еще пятеро.

Это были люди, выглядевшие так же непристойно, как и те, кого Кэтлин имела удовольствие наблюдать, пока ехала в дилижансе. Она взглянула на них, и сердце ее наполнилось гордостью. Все они пребывали в разных стадиях похмелья, были небриты, нечесаны, в грязной одежде — ни один, казалось, неделями, а то и месяцами не мылся. Она отыскала их в салуне в Хоупе — кроме одного, ей пришлось пройти через весь город и еще с полмили до борделя «Опал», чтобы найти одноглазого пьянчугу по имени Оттер Джонс, услышав, что он застрелил свою родную бабку из-за выпивки. Ни у кого не видела Кэтлин таких злых глаз.

Глядя на эту пеструю компанию, она страшно разволновалась, в особенности когда увидела, как лицо Уэйда исказилось гневной гримасой.

Она поспешила сойти вниз и направилась к загону, поеживаясь в предвкушении очередной схватки.

— Может быть, вы потрудитесь объяснить, что все это значит? — прорычал Уэйд, когда она подошла.

— Что тут объяснять? Я вижу, вы уже познакомились с нашими новыми пастухами.

Ей подумалось, что взгляд, который он бросил на нее, мог бы испепелить кого угодно. У Кэтлин немного задрожали колени, но она прислонилась к коновязи, храбро посмотрела на Уэйда и обезоруживающе улыбнулась ему.

— Я решила, что работа на ранчо пойдет лучше, если нанять еще работников. И доход возрастет. Скажите только им, что нужно делать, и я уверена…

— Убирайтесь! — Уэйд даже не дослушал ее. Он подошел к отталкивающему сборищу. — На моем ранчо ровно столько людей, сколько нужно.

Оттер Джонс, у которого один глаз закрывала повязка, воинственно сверкнул другим.

— А эта леди говорила совсем другое! Она сказала, что вы заплатите мне тридцать долларов за починку изгороди и э-э-э… чего-то еще… — Он почесал в затылке и сощурился, пытаясь вспомнить.

— Она сказала, вам нужны загонщики коров — ездить и искать отбившихся от стада. — Низенький человек с грудью бочонком и косматой черной бородой, доходившей почти до пояса, шагнул вперед. — И что мы получим за это по тридцать долларов!

Голос Уэйда звучал ровно, но в нем явственно слышались стальные нотки.

— Она ошиблась. Нам не нужны работники.

— Я не согласна, — не сдавалась Кэтлин. — Я пригласила этих людей и жду, что вы дадите им работу и заплатите, как полагается.

— Ага, слыхал, что сказала леди? — Оттер повернулся к Уэйду, и его единственный глаз угрожающе прищурился. — Она наняла эту вот повозку и лошадь, чтоб нам досюда доехать. И сказала, — внезапно он, икнув, сплюнул, а потом продолжил: — сказала, нам тут каждому дадут лошадь. И тридцатник. Не знаю насчет прочих, но я на тридцатник смогу купить уйму виски и вдоволь поваляться на сене с девками из «Опала», и пока мне не заплатят, никуда не уйду.

К этому времени из загона вышли остальные работники, чтобы посмотреть, из-за чего шум, и когда Оттер закончил свою тираду, все они стояли вокруг, настороженно глядя на происходящее.

— Вам, мэм, лучше бы уйти в дом, — тихо сказал Джейк Янг, обращаясь к Кэтлин.

Рука Дерка скользнула к револьверу, но пока он не стал вынимать его из кобуры.

Кэтлин ощутила, что в воздухе нарастает напряжение. Этого она не ожидала. Она думала, что Уэйд станет спорить с ней, а не с этими людьми, и не предполагала, что они будут настолько разозлены, не получив работы, которую им обещали. Ей и в голову не пришло, что кому-то из них захочется трудиться, — она слышала от буфетчика в салуне, что все они отпетые пьяницы, которые перебиваются время от времени случайными заработками и зачастую даже не являются к хозяевам, с которыми условились.

Вероятно, ее ошибка состояла в том, что она предложила им такие большие деньги. Но ей хотелось быть уверенной, что они приедут, иначе как еще она могла бы досадить Уэйду?

Да, пожалуй, тридцать долларов — огромная сумма, только сейчас сообразила она. Пожалуй, чересчур огромная для того, чтобы эти люди отказались от нее без боя.

— Вы все получите свои тридцать долларов, — поспешно сказала она, поворачиваясь к мужчинам и умиротворяюще, как ей хотелось думать, улыбаясь им. — Я прошу прощения за недоразумение, но…

— Черта с два они их получат. — Глаза у Уэйда были холодными. — Два доллара на человека за беспокойство. — Его ледяной взгляд коснулся каждого по очереди. — И за возвращение в город на повозке.

— Ад и преисподняя! Пошел ты со своими двумя долларами, Баркли! — взорвался Оттер. — Она сказала — тридцатник, и я не уйду, пока не получу их!

— И я!

— Я тоже!

Кое-кто, разозлившись, вышел вперед, а Оттер вдруг подошел к Кэтлин и схватил ее за руку.

— Вы чертова врунья, леди! — крикнул он ей в лицо. Уэйд ударил его кулаком в челюсть с такой силой, что Оттер растянулся в пыли.

— Хватит с тебя и этого, Джонс, — спокойно сказал он. — Извинись перед леди и убирайся к черту с моей земли.

— Извиниться? Чего захотел! — Произнеся ряд ругательств, Оттер попытался встать, но Уэйд снова уложил его одним ударом. Человек с грудью бочонком внезапно замахал кулаками перед Джейком, молодой ковбой нанес ему хороший удар справа, и тот тоже распростерся на земле.

Дерк выхватил револьвер, Мигель и Рустер сделали то же самое.

— Еще у кого-нибудь есть возражения против платы в два доллара? — медленно и тихо проговорил Дерк.

У Кэтлин перехватило дыхание. Несмотря на яркое солнце, сияющее над долиной, она вдруг почувствовала, что продрогла. Ничего подобного она не ожидала, рассчитывая, что Уэйд будет просто разозлен, поскольку придется терять время на то, чтобы отослать этих людей обратно. Ей и в голову не приходило, что ситуация может оказаться настолько непредсказуемой и опасной.

— Ладно, мы уходим… Не стоит заваривать кашу. — Человек с грудью бочонком не сводил глаз с наставленных на него револьверов.

— А мы все равно получим по два доллара? — спросил другой, отбрасывая со лба спутанные каштановые волосы.

— Да. — Голос Уэйда звучал ровно. — Если уйдете и больше не станете шуметь. — Быстро оглядев всех так же спокойно, как если бы пересчитывал кур в курятнике, он достал из кармана мешочек с деньгами и вынул несколько банкнот. В полном молчании каждый принял предложенное, кое-кто бросил мрачный взгляд в сторону Кэтлин. Все поплелись к повозке. Оттер Джонс наконец поднялся на ноги и протянул грязную руку за деньгами, но Уэйд зажал последнюю банкноту в кулаке.

— Извинись перед леди. Джонс помотал головой.

— Будь я проклят, если извинюсь. Уэйд сунул купюру назад.

Оттер Джонс бросил на него взгляд, полный ненависти, потом устремил злобный взгляд на девушку.

— Извиняюсь, мэм, — пробормотал он, но в словах его слышалась нескрываемая злоба.

Уэйд снова достал деньги и отдал ему.

— Не приближайся к мисс Саммерз, — тихо сказал он. — Думаю, ты понимаешь, чем тебе это грозит.

— Может, да, а может, и нет, — пробормотал тот, направляясь к повозке.

Смущенная и униженная, Кэтлин повернулась к Уэйду.

— Я прошу про…

Но прежде чем она успела произнести извинение, Уэйд резко схватил ее за руку и потащил к сараю.

— Полегче, полегче, босс, — окликнул его Болди. Он уже видывал такое выражение на лице Уэйда и знал, что оно предвещает крупные неприятности для этого маленького женственного создания.

Джейк тоже это знал.

— Эй, босс, может вам нужно прежде малость поостыть…

— Идите работайте! — Приказ моментально возымел свое действие на всех пастухов — они хорошо знали, что не стоит спорить с Уэйдом, когда он в таком настроении. Уэйд был человек справедливый и куда более уравновешенный, чем другие, но если он разозлился — берегись.

— Не хотелось бы мне оказаться на месте этой малышки, — заметил Дерк, взлетев на своего гнедого.

Остальные согласились с ним. Последнее, что они увидели, была дверь сарая, захлопнувшаяся за их боссом и за этой красивой леди, дочкой Риза.

Глава 8

В сарае было сумрачно, два узких окна наверху почти не пропускали света. Пахло сеном. Кэтлин, изо всех сил упиравшаяся, наконец вырвалась из рук Уэйда.

— Как вы смеете волочить меня, точно мешок с картошкой!

— Я не стал бы волочить мешок с картошкой — закинул бы его на спину. Наверное, мне и с вами так следовало поступить.

— Ну что ж, почему бы вам не попытаться? — предложила Кэтлин, сверкая глазами. Она стояла, вызывающе упершись руками в бедра, слишком сердитая, чтобы заботиться о том, насколько ей удалось досадить ему. — Если вы посмеете ударить меня, то пожалеете об этом. Последний, кто пустил руки в ход… — Кэтлин осеклась и закусила губу. Она не намеревалась рассказывать Уэйду о Доминике Тренте. Незачем ему быть осведомленным о досадных эпизодах из ее прошлого.

— Ладно, вам не нужно знать, что с ним случилось, — угрюмо подытожила она.

— Наверное, получил по заслугам. — Уэйд внимательно смотрел на нее. — И что же он собирался сделать?

— Это вас не касается. Я только хотела честно предупредить вас, а все остальное не важно. — Кэтлин, глубоко вздохнув, вспомнила Бекки. Вот что на самом деле было важно! — Я прошу вас объяснить мне, почему вы отказались использовать новых работников, которых я наняла. — Не стоит занимать оборонительную позицию — нужно вернуться к своему первоначальному плану. — По моему мнению, ранчо только выиграет, если…

— Если мы наймем безответственных пьяниц, которых волнует только одно — где раздобыть очередную бутылку пойла? — прервал он. — Если мы предложим этим пьяницам больше денег, чем зарабатывают наши парни за месяц, и посеем зависть и неудовлетворенность? — продолжал он, и каждое слово походило на удар хлыста.

— Как совладелица ранчо я имею право на… ах!!!

Ахнула Кэтлин потому, что Уэйд схватил ее за запястье и притянул к себе. Она с размаху ткнулась ему в грудь.

— Знаете, что вам нужно?

Кэтлин широко раскрыла глаза. Она решительно не желала этого знать.

— Мне нужно, чтобы вы сию же минуту отпустили мою руку!

— Вам нужна хорошая порка, принцесса. — П-порка?

— Именно, — мрачно сказал Уэйд, и глаза его блеснули так, что у нее перехватило дыхание.

— Вы не посмеете! — Она попробовала высвободить свою руку, но он еще сильнее стиснул пальцы.

— Не вздумайте оказывать на меня давление, — тихо сказал он. — Я понял, что вы решили, но это не пройдет. Я не стану покупать вашу долю раньше, чем через год, сколько бы вы ни пытались мне мешать.

Значит, он обо всем догадался. Прекрасно! Кэтлин почувствовала удовлетворение. Он понял, что она намеревалась при помощи своего плана довести его до бешенства.

Но это не страшно. Случившееся сегодня утром — только начало; она будет делать все больше, гораздо больше, чтобы портить ему жизнь и дела на ранчо до тех пор, пока он не сдастся и не согласится отпустить ее.

— Вы можете не соглашаться с моими решениями насчет ранчо, но у меня столько же прав принимать их, сколько у вас.

Уэйд все еще не отпускал ее руку. Кэтлин подняла голову и прямо посмотрела ему в глаза. Она стояла очень близко, и это странно действовало на нее — сердце почему-то билось слишком сильно, а когда она смотрела ему в глаза, ей становилось трудно дышать, но это, вероятно, потому, что он вызывал у нее страшную злость самим своим существованием.

— Я буду и дальше принимать решения относительно повседневных дел на ранчо, несмотря на ваши возражения, так что не думайте, что меня можно запугать грубой силой.

— Запугать вас? — Уэйд запрокинул голову и рассмеялся. — Не могу себе представить, что вас можно чем-то запугать. Вы сделаны из камня, из стали. — Внезапно он окинул Кэтлин острым, проницательным взглядом, словно увидев ее в ином свете. — Или вы хотите, чтобы вас считали таковой.

Кэтлин снова попыталась высвободиться, но, не сумев сделать этого, ударила Уэйда ногой и услышала, как он втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, когда ее ботинок коснулся его голени. Несмотря на то что ему явно было больно, хватка его так и осталась железной, и он рывком привлек ее к себе так близко, что она почувствовала всю мощь его грудной клетки. Неожиданно одной рукой он обхватил ее стан и усмехнулся.

От этой озорной усмешки ее бросило в дрожь. Лицо его стало совершенно другим: до этого оно было красиво суровой грубоватой красотой, теперь же он казался настолько привлекательным и по-мальчишески дерзким, что легко было вообразить вереницу женщин, теряющих из-за него голову.

Этого было достаточно, чтобы Кэтлин разозлилась окончательно и принялась изо всех сил вырываться, стараясь, чтобы Уэйд потерял равновесие, но с таким же успехом она могла бы стараться сокрушить каменную стену. В результате все ее старания обернулись против нее же. Он молниеносно обхватил ее обеими руками и повлек на сено, расстеленное на полу.

Он перекатился на нее и пригвоздил ее своим телом к полу, не обращая внимания на ее отчаянные протесты.

— Отпустите меня… сию же… минуту!

— Не отпущу, пока не скажу то, что хочу сказать. Поскольку это единственный способ, каким я могу привлечь ваше внимание, принцесса, вы будете разговаривать в таком положении.

Кэтлин боролась, как могла, — вертелась, извивалась, старалась сделать ему больно, чтобы вырваться во что бы то ни стало, но Уэйд дышал по-прежнему ровно и держал ее, беспомощную, под собой, не прилагая к этому ни малейших усилий.

Наконец, задыхаясь, она прекратила сопротивление.

— Так-то лучше, — сказал он, но ей показалось, что голос его звучит хрипло.

— Слушайте, — продолжал он, все еще стискивая пальцами ее запястья и не отрывая от нее глаз. — Я хочу, чтобы вы перестали доставлять мне неприятности и просто посмотрели вокруг. Вы должны понять, где вы находитесь, оценить дар, который вам преподнесли. Нам придется поладить. Я готов, если вы тоже готовы. Ризу хотелось бы, чтобы все было мирно…

— Мне надоело слышать о Ризе! Он нахмурился.

— Если бы Риз был здесь сейчас, он сильно встревожился бы за вас. Сегодня вы нажили себе врага.

У Кэтлин туманилось в голове. В чреслах ее появилась слабая боль, разливавшаяся по всему телу. Хоть бы Уэйд отпустил ее или по крайней мере немного отодвинулся.

— Вы имеете в виду… Оттера Джонса, — пробормотала она, собираясь с мыслями.

— Вот именно.

— Я его не боюсь!

— А нужно бы. — Лицо его снова стало суровым, и он слегка приподнялся, потому что она, лежа под ним, сокрушенно поморщилась. — Некоторое время вам не стоит гулять одной, — предупредил он. — Дайте мне возможность найти его в городе и объяснить, что ему лучше здесь не появляться…

— Я не нуждаюсь в вашей защите.

И Кэтлин принялась бороться с новыми силами, которые придавало ей сознание собственной беспомощности. Она безуспешно старалась взять себя в руки, на какое-то время совершенно потеряв голову. Лежать на сене и ощущать на щеке его теплое дыхание, а на себе — его крупное мускулистое тело! Теперь Кэтлин, опомнившись, вернулась в реальный мир, где была поймана в ловушку этим человеком, вызывающим у нее дикую ярость.

— Кто-то должен за вами присматривать, — резко проговорил Уэйд, чувствуя в груди странное напряжение, когда он внимательно всматривался в ее глаза, горящие негодованием, и в упрямо сжатые сочные красивые губы. — Похоже, этой работкой придется заниматься мне, — пробормотал он, но внезапно резко поднял голову, потому что дверь сарая распахнулась и в проеме появился Болди. Старый пастух уставился в темноту.

— Кто здесь? Это ты, Уэйд?

В мгновение ока Уэйд отпустил Кэтлин и вскочил на ноги. Он двинулся к двери, а работник вошел в сарай.

— Что такое, Болди?

— Мисс Саммерз все еще здесь, с тобой, да? Я пришел спросить насчет телят, что на южном пастбище.

— Давай выйдем. — Уэйд протиснулся мимо старика, заодно уводя его из сарая. — Поговорим по дороге туда. Мне нужно самому проверить и посмотреть, сколько их отбилось от стада…

Голоса стихли, и Кэтлин медленно поднялась.

Ее противостояние с Уэйдом зашло дальше, чем она ожидала. Честно говоря, ситуация совершенно вышла из-под ее контроля. «Но, — неуверенно подумала она, стряхнув сено со своей амазонки и вынув несколько травинок из волос, — теперь я не могу это остановить. Как бы то ни было, нужно продолжать дальше. Если Уэйд поймет, что может запугать меня и заставить отказаться от борьбы, я никогда не выберусь с ранчо „Синяя даль“ и не вернусь к Бекки».

Больше чем когда-либо она должна показать ему, что не смирится, пока не получит от него то, что ей нужно.

Она вышла из сарая, щурясь от яркого солнечного света. Небо было цвета бирюзы, огромное и бескрайнее. У горизонта серо-голубые вершины гор касались девственно-белых облаков.

Пастухи и Уэйд уехали. В курятнике кудахтали куры, Маркиз лаял на белку, взбирающуюся по стволу дерева, и вокруг не было никого — только Франческа шла степенным шагом, опустив голову, к дому от купы осин, росших неподалеку.

Кэтлин тоже направилась домой и, когда Франческа приблизилась, увидела, что лицо у нее мокрое от слез.

— Что случилось, Франческа?

Экономка быстро взглянула на нее, потом вытерла глаза платочком, обшитым кружевом.

— Ничего, сеньорита, — сказала она грустным, тихим голосом. — Я отнесла цветы на могилу вашего отца, вот и все. Я хожу туда каждую неделю.

— Ах, вот что. — Внезапно Кэтлин осенило. — Вы, наверное… очень любили его?

Франческа кивнула, поджав губы.

— Он был хорошим человеком, сеньорита. Добрым, очень добрым, чувства его всегда были искренними. Немного найдется таких людей. Мистер Уэйд — он тоже такой.

Она отвернулась и стала с трудом подниматься по ступенькам крыльца. Вдруг Кэтлин вспомнила, что еще не завтракала, но голода совсем не ощущала. Повинуясь внезапному порыву, она пошла в том направлении, откуда появилась Франческа.

Найти могилу оказалось нетрудно.

Она находилась на красивой лужайке как раз под осинами, где пели птицы и росла высокая густая трава. Цветы пестрели среди камней и под деревьями. На белом надгробном камне были высечены имя Риза, дата его смерти, и лежали розовые и желтые полевые цветы.

Кэтлин медленно подошла к могиле. По какой-то необъяснимой причине в горле у нее застрял комок, пока она смотрела на надпись, на красивое надгробие, на яркий букет. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором появилась фотография — широкоплечий немолодой мужчина с мужественным лицом, курящий сигару, и трое мальчиков Баркли.

Ее отец.

Руки Кэтлин дрожали, когда она наклонилась и сорвала цветок, что рос в траве у ее ног. Немного поколебавшись, она хотела опуститься на колени, чтобы положить цветок к остальным, но не смогла и замерла с вытянутой рукой.

— Почему ты ни разу не написал мне? — прошептала она. Ее охватили негодование и боль. — Ты не думал обо мне; пока не подошла смерть. А почему подумал тогда? Почему ты потребовал, чтобы я жила здесь, в этом месте, которым ты так и не захотел поделиться со мной за восемнадцать лет?

Кэтлин вдруг чуть не расплакалась горькими, жгучими и злыми слезами, но совладала с собой. Она отшвырнула цветок в сторону, в колыхавшуюся от ветра траву, и бегом бросилась к дому.

Ответа не было и не будет.

И, закрывшись в своей комнате, как в убежище, она поклялась себе, что больше никогда не пойдет на могилу отца.

Глава 9

— И куда это вы направляетесь?

На следующее утро Уэйд собрался поехать на мыс Черного медведя. Настала весна, и нужно было объехать стада, прежде чем начать клеймить скот. Вдруг он увидел, что Кэтлин выводит из конюшни Звездочку, золотисто-коричневую кобылку.

Уэйд не мог не признать, что Кэтлин являла собой великолепное зрелище в длинной темно-синей юбке для верховой езды и белой блузке с оборками. Погода была ясная, и невозможно было не заметить, как блузка облегала ее высокую грудь. Солнце освещало ее мягкие, золотистые, как лютики, волосы и зажигало яркие зеленые искры в ее глазах, когда она вела Звездочку к ограде загона.

Уэйд постарался не вспоминать, какое пьянящее чувство охватило его, когда она лежала под ним на сене. Об этом лучше забыть.

— Я собралась проехаться, чтобы осмотреть свои владения, — независимым тоном ответила Кэтлин. — Вас это вовсе не касается.

— Не заезжайте слишком далеко. Вы еще не знаете здешних мест.

— А мне и не понадобится их узнавать — я недолго здесь пробуду, — отозвалась она и провела рукой по шелковистой гриве лошади.

Уэйд пришпорил коня и поехал, но потом, натянув поводья, обернулся, чтобы посмотреть, как она сядет на лошадь у столба изгороди. Когда он увидел, как легко и уверенно Кэтлин обращается с кобылой, все его сомнения насчет ее способности управиться с норовистой лошадью исчезли, а когда она изящно взлетела в седло, внутри у него словно сжалась какая-то пружина.

— Вы должны знать одну вещь, — сказал он, когда Кэтлин подъехала к нему. — У нас тут бывают неприятности из-за угонщиков скота.

— Я знаю это. Мне рассказала Уиннифред, когда я была в городе, а еще она рассказала о банде Кэмпбелла и как в Хоупе некоторое время было небезопасно, так что ей пришлось даже на несколько месяцев уехать, пока все не утихло.

— Да, в каком-то смысле все утихло. На ранчо «Синяя даль» вы в безопасности.

— Тогда почему вы предупредили меня насчет угонщиков скота?

Она повернулась к нему, на лице ее было насмешливое легкомысленное выражение, и он не мог не посмотреть на ее губы. Уэйд никогда не видел столь чувственных, столь соблазнительно обрисованных губ. Такой ротик мог бы принадлежать девушке из салуна, а не этой маленькой леди с ее раздражающе приличными манерами, в облегающей, застегнутой на все пуговицы блузке и элегантной юбке для верховой езды, достающей до самых щиколоток.

— Что вы сейчас сказали? — рассеянно спросил он, а потом нахмурился, заметив ее улыбку. Она повторила свой вопрос.

— Если я здесь в безопасности, почему вы упомянули об угонщиках скота?

— Потому что вы — слабая женщина и ничего не знаете о здешней жизни. Если увидите незнакомых людей — кого-то, кто крутится около стада, скачите оттуда что есть сил. Не подъезжайте к ним и не спрашивайте, что они здесь делают, и вообще постарайтесь не попадаться никому на глаза.

Кэтлин ощутила легкий укол. Какие-то дурные предчувствия поколебали ее нарочитую невозмутимость, которую она напускала на себя из-за Уэйда.

— А вы думаете, что эти угонщики действительно могут… застрелить меня… или что-то сделать?

— Вряд ли, но нельзя сказать наверняка. В основном они появляются по ночам, но сейчас что-то осмелели. Так что не заезжайте далеко. У меня нет охоты посылать людей на ваши поиски.

— Видит Бог, мне очень не хочется доставлять вам неудобства, — бросила она.

И тут же пожалела об этом, потому что во второй раз озорная мальчишеская усмешка озарила его лицо, и Кэтлин показалось, что в ее жилах вспыхнуло жаркое пламя.

— Знаю, как вам не хочется. — Уэйд подавил неожиданный порыв вырвать у нее из рук изящную маленькую черную шляпу, которую она купила в Хоупе, и швырнуть ее на землю. — Ездили вчера в город, да? — торопливо прибавил он, откидываясь назад в седле и оглядывая девушку из-под полей шляпы. — Познакомились с Луанн Портер — она сказала мне, что пригласила вас на ужин.

— Совершенно верно. — Кэтлин потрепала кобылку по холеной шее, и та начала от нетерпения гарцевать на месте. — Вы, конечно, тоже придете?

— Я думаю, это здорово, что вы начинаете устраиваться, заводить друзей. — На этот раз его усмешка была ироничной. — Следующее, что вы сделаете, — это вступите в хоупский швейный кружок. И будете собираться с соседками стегать друг для друга одеяла.

С этими словами он пришпорил своего чалого коня и умчался, прежде чем она могла что-то бросить ему в ответ.

— Стегать одеяла, как бы не так! — Кэтлин охватило негодование; она сердито смотрела, как облако пыли взметнулось из-под копыт его лошади.

Уэйд Баркли пожалеет об этих словах еще до конца сегодняшнего дня.

Она подозвала Мигеля, коловшего дрова рядом с сараем.

— Где сегодня утром работает Джейк Янг?

Тот выпрямился и удивленно посмотрел на нее. — Объезжает стада около Кугуара.

— А где Кугуар?

Мигель положил топор на землю и подошел к ней.

— К северу. Примерно десять миль. Так называется здешний каньон.

— К северу? — Кэтлин прищурилась, глядя на солнце, а потом на горизонт во всех направлениях.

— Вон туда, сеньорита, — показал Мигель. — Но босс не хотел, чтобы вы…

— Вы мне очень помогли, Мигель!

Кэтлин одарила его улыбкой, сияющей, как весеннее солнце, и уже через мгновение скакала на север, вздымая тучи пыли.

День для верховой прогулки был чудесный. Кэтлин позволила кобылке самой выбирать путь, и та резво понеслась по великолепным вайомингским лугам и пастбищам. Ощущение свободы, покоя и радости наполнило девушку. Теплый ветерок овевал ее щеки, дикая первозданная красота ландшафта завораживала ее.

Наконец она велела Звездочке идти рысью и принялась более внимательно смотреть вокруг. Равнинная местность сменилась холмистым ландшафтом, на лугах пасся скот, а впереди лежал каньон, но Джейка видно не было.

Кэтлин подъехала к каньону.

— Джейк! — позвала она, нарушив тишину жаркого полдня. — Джейк Янг!

Раздался ответный крик, и спустя мгновение на низком гребне появился молодой ковбой верхом на лошади. Помахав шляпой, он приблизился к ней.

— Я решила немного проехаться по окрестностям, — сказала Кэтлин, ослепительно улыбаясь. — И вспомнила, что кто-то упомянул, что вы работаете сегодня где-то здесь. Как… как дела? — спросила она, не очень представляя себе, чем он занят, но полагая, что нужно притвориться, что она это знает.

— Я поставил тавро примерно на дюжине телят, миз Саммерз, загнал их в каньон. Скоро при — гоню назад. Там, за деревьями, бродят еще несколько. Я как раз собирался этим заняться, когда услышал ваш зов.

Кэтлин склонила голову и посмотрела на него блестящими глазами, которые вводили в заблуждение и более искушенных мужчин.

— Уэйд Баркли так рассердился на меня вчера за то, что я наняла тех людей. А вы не сердитесь на меня, правда, Джейк?

— Сержусь? На вас? Нет, мэм. — И ковбой ухмыльнулся от уха до уха. — Не думаю, чтоб я когда мог рассердиться на такую хорошенькую леди, как вы.

— Ах, какой вы милый! — Он действительно мил, подумала Кэтлин. Она чувствовала себя очень виноватой за то, что хотела использовать его в своих целях. Но это необходимо, сказала она себе. — Я привезла фляжку с лимонадом и немного сахарного печенья Франчески. — Она похлопала по маленькой сумке, которую привязала к седлу. — Давайте устроим небольшой пикник — и, может быть, вы будете настолько добры, что дадите мне некий совет.

Джейк оторопел.

— Я? Совет?

— Видите ли, Джейк, — с серьезным видом сказала она, — на самом деле я очень немного знаю о том, как вести хозяйство на ранчо. И боюсь спрашивать у Уэйда Баркли — с ним не очень-то легко разговаривать.

От удивления брови у молодого человека высоко взлетели.

— Правда? Как-то чудно вы говорите, миз Саммерз. Уэйд обычно очень хорошо отвечает на вопросы и все объясняет. И я не видал такого расторопного хозяина, как он.

— Должно быть, мы просто не можем найти общий язык, — задумчиво сказала девушка, слегка пожав плечами. — Но вы… вы такой славный и явно большой мастер в своем деле. Наверное, вы могли бы уделить мне немного времени? И своих знаний?

— Ясное дело. — Джейк вспыхнул от смущения. — Я с удовольствием, мэм. — Он быстро спешился и помог Кэтлин сойти с лошади.

Они отыскали ровную лужайку, затененную осинами, и именно там, на молодой весенней травке, и нашел их спустя некоторое время Уэйд Баркли. Джейк, как зачарованный, слушал Кэтлин, которая стояла на коленях и, воткнув в волосы цветок, изящно жестикулируя, читала стихи:

Как я люблю? Я тебе перечислю:

Столь глубоко, высоко, необъятно,

Что не охватишь ни взглядом, ни мыслью,

Но только душой…

— Что здесь, черт побери, происходит?

Уэйд, сидя верхом, смотрел на живописную сцену, и на щеке у него подергивалась мышца.

— Ах! Мистер Баркли! Боже милосердный, как вы меня испугали! — воскликнула Кэтлин, прижав руку к сердцу, но по блеску ее глаз и совершенно невинной улыбке было ясно, что она ничуть не испугана. — Я так увлеклась этими чудесными стихами, что даже не услышала, как вы подъехали. Вы их знаете? Я имею в виду стихи. Сонет сорок третий из сборника Элизабет Баррет Браунинг «Сонеты с португальскoro»…

— Янг, — прервал ее Уэйд грозным голосом, — где, черт возьми, телята?

Он спрыгнул с седла, и покрасневший Джейк поднялся с земли.

— Босс… я… мы… только…

— Бездельничаешь в рабочее время? — Уэйд заметил половинку печенья, которую ковбой все еще сжимал в руке, и флягу, лежащую на траве. — Я плачу тебе не за то, чтобы ты предавался обжорству.

— Я знаю. Простите, босс. — Джейк отбросил печенье, словно оно было отравлено. — Мы только немножко посидели. Миз Саммерз хотела задать мне пару вопросов…

— Держу пари, она это сделала!

— И начали болтать о… поэзии и… это моя вина, босс, — поспешно проговорил ковбой, — только моя.

— Нет, Джейк. — Кэтлин покачала головой, и цветок упал из ее локонов на мягкую траву. — Вы такой славный, очень славный, но вы знаете, что это неправда. — Она грациозно поднялась с травы и стряхнула с юбки воображаемую травинку.

— Боюсь, что это моя вина. — Она постаралась, чтобы в ее голосе прозвучало сожаление, но это ей не очень-то удалось, когда она заглянула в сверкающие негодованием глаза Уэйда Баркли. — Идея от начала до конца принадлежит мне. Джейк просто вел себя как воспитанный человек. Но к сожалению, как только мы принялись рассуждать о поэзии, время будто перестало существовать. Мне казалось, что мы разговаривали совсем немного…

— Поэзия! — Уэйд с отвращением смерил взглядом пастуха, вид у которого был весьма смущенный. — А как насчет того, чтобы согнать отставших телят и начать их клеймить?

— Просто выскочило из головы. Я… со мной никогда такого не бывало, босс. Простите. Не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю.

Джейк покраснел до самых корней волос цвета темного песка, но Кэтлин Саммерз только широко раскрыла совершенно невинные глаза.

— Когда ты не приехал, чтобы помочь клеймить телят, Мигель сказал, что мисс Саммерз тебя искала. — Уэйд перевел взгляд на ангельское личико Кэтлин. Он был так зол, что готов был задушить ее.

— Думаю, тебе стоит поискать бычков, — сказал он, все еще глядя на своего «совладельца».

— Хорошо, босс. — Джейк быстро посмотрел на Кэтлин. — Спасибо, мисс Саммерз. С удовольствием поболтал с вами. И стихи очень хорошие, — сказал он поспешно, а потом бросился к своей лошади.

Проводив его взглядом, Уэйд круто повернулся и зашагал через луг.

Кэтлин, удивленно взглянув на него, пошла следом.

— Куда вы едете? — спросила она.

— Домой.

— А разве вы… ни о чем больше не хотите спросить у меня?

— Например?

Она не могла не чувствовать некоторой досады из-за того, что все ее попытки помешать работать Джейку ни к чему не привели. Если бы не эта небольшая вспышка, никак нельзя было бы понять, что Уэйд разозлен.

— Мистер Баркли, это я виновата, что Джейк не выполнил работу вовремя. Мне нужно было задать ему кое-какие вопросы о том, как загоняют телят. Это было очень интересно. Сама не знаю, как мы дошли до Элизабет Браунинг, но читать стихи так приятно! Мне здесь не хватает умственного напряжения, к которому я привыкла на востоке.

— Ладно.

— Я полагаю, что и другие наши работники тоже будут рады, если у них появится возможность устроить культурный диспут. — Кэтлин радостно улыбнулась. — А взамен они смогут рассказать мне о различных сторонах ведения хозяйства на ранчо. — Она хлопнула в ладоши, словно осененная внезапной мыслью. — Да как же мне не пришло это в голову раньше? Я могла бы сопровождать каждого ковбоя по очереди в течение недели и смотреть, как он работает, — пожалуй, даже помогать ему, пока не ознакомлюсь со всеми тонкостями скотоводства.

Уэйд взлетел в седло и взялся за поводья.

— Валяйте, — равнодушно отозвался он. — Делайте все, что вам придет в голову, мисс Саммерз.

— То есть… вы не возражаете?

— Мне плевать.

— Это почему же?

Улыбка его была холодной и тяжелой.

— Потому что я уволю каждого, кто прекратит работу, чтобы поболтать с вами, и сегодня же вечером сообщу всем об этом в весьма определенных выражениях. — Голос его звучал раздражающе спокойно.

Его слова потрясли Кэтлин. Ей совсем не хотелось, чтобы из-за нее кого-то уволили.

— Постойте, это же несправедливо, — запротестовала она, но Уэйд оборвал ее:

— Несправедливо? А здесь вообще все несправедливо, принцесса. Несправедливо, что на мои плечи взвалили заботу об испорченной, легкомысленной особе, которая решила стать колючкой под моим седлом, несправедливо, что Джейк получил нагоняй из-за того, что вы попытались через него досадить мне, несправедливо, что мне приходится наблюдать, как вы делаете вид, будто вам есть дело до кого-то, кроме вас самой.

Презрение, читавшееся в глазах Уэйда, уязвило ее столь же сильно, как и его слова. Ошеломленная, Кэтлин только и могла, что смотреть на него.

— И, — продолжал Уэйд холодным голосом, без всякого намека на сочувствие встретив ее растерянный взгляд, потому что был уверен — этот взгляд тоже часть спектакля, — несправедливо, что Риз умер, так и не увидев вас, потому что именно этого ему хотелось больше всего на свете. — Он натянул поводья и резко развернул своего коня. — Мне же хочется, черт побери, одного — никогда больше вас не видеть, — пробормотал он.

Каждое слово ранило Кэтлин с такой силой, будто это были камни, летящие в ее тело. Она почувствовала, что побледнела.

Уэйд пришпорил лошадь и, не оглядываясь, направился в сторону ранчо.

Кэтлин не могла пошевелиться. Она неподвижно стояла, словно приросла к земле, охваченная яростью, отчаянием и горечью.

В висках у нее стучало, губы онемели. Ей как-то удалось сесть в седло и тронуться с места; ехала она, ничего не видя, охваченная желанием поскорее добраться до дома и остаться одной со своими невеселыми мыслями.

Почему дурное мнение, составившееся о ней у Уэйда, имеет для нее такое значение? Этого не должно быть, сказала себе Кэтлин, и на глаза ее навернулись жгучие слезы. Нет, она не станет плакать, не станет! Вчера на могиле Риза она уже чуть не расплакалась. Уэйду Баркли не удастся превратить ее в постоянно хныкающую слабовольную тряпку.

— Я никогда не плачу, — упрямо прошептала Кэтлин и подстегнула Звездочку.

Глава 10

Она точно не знала, в какой момент поняла, что заблудилась.

Весь мир превратился во враждебное хаотическое пятно, где были только хлещущий ветер, стук копыт, летящий в лицо песок — и негодование и боль в сердце, которые впивались в ее душу, точно тысяча острых иголок. Все это поднялось и закружило Кэтлин огромным темным вихрем, обволакивая ее сознание, словно клубящаяся пыль, — суровый дикий ландшафт, через который она мчалась сломя голову.

Наконец пелена спала, и, придя в себя, Кэтлин снова увидела мир, принявший четкие очертания. Вот тут-то и оказалось, что она ничего не узнает вокруг.

Она находилась в глубоком каньоне, на каменистой тропе. Справа была высокая скала, слева — отвесный склон. Звездочка по-прежнему резво мчалась вперед, но Кэтлин в страхе натянула поводья, увидев, куда попала.

Вверху над каньоном поднимались предгорья. Но где же дорога отсюда, и как ей попасть на ранчо?

Высоко над ней с криком кружил ястреб. Никаких других звуков не было слышно. Ни намека на живое существо.

Кэтлин охватила паника, однако она постаралась не поддаваться ей. Как только она выберется из каньона, то сумеет понять, куда заехала. На открытом месте наверняка окажется какая-нибудь знакомая примета — хребет, или холм, или что-то другое, что она узнает.

— Поехали, девочка, — пробормотала она, положив дрожащую руку на гриву кобылки, и та тронулась. Кэтлин оглядывалась, ища тропу, которая выведет ее отсюда.

Через час ей наконец удалось добраться до края каньона. В горле у нее пересохло, сердце громко стучало. Она пересекла тропу, заросшую травой и усыпанную камнями. Как далеко она заехала в предгорья? Ее окружали сосны, пихты и ели, скалистые склоны и каменистые хребты, где время от времени появлялся олень либо косуля.

Далеко внизу виднелась глубокая открытая луговина, поросшая репейником и полынью, похожая на ту, через которую она уже проезжала раньше, но эта тянулась бесконечно во все стороны и кончалась у высоких гор, покрытых лесом. Кэтлин уже не знала, с какой стороны приехала.

Как же ей добраться до ранчо «Синяя даль»?

Неожиданно она вспомнила, что оставила флягу на траве у каньона. Воды у нее нет, пищи тоже, с упавшим сердцем подумала она. Хорошо хоть дело, кажется, близится к вечеру! Кэтлин посмотрела на висящее в небе солнце, похожее на расплавленный бронзовый шар. Оно сядет на западе, сказала она себе, значит, юг должен быть… вон там?

Нужно вернуться, пока Уэйд Баркли не заметил ее отсутствия. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы он начал злорадствовать — вот, мол, заблудилась после того, как он предупредил ее, что опасно заезжать слишком далеко.

«Я доберусь до ранчо к ужину, — пообещала себе Кэтлин, стиснув в руках поводья, — или умру, пытаясь это сделать».

Спустя некоторое время она начала опасаться, что так и будет. Она ехала на север — так ей казалось, — но по-прежнему не видела ни стада с ранчо «Синяя даль», ни ручья, ни человеческого существа.

Ее охватило отчаяние, и вдруг она услышала выстрел.

Кэтлин похолодела. Кобыла навострила уши и рванулась в сторону, и Кэтлин потрепала ее по шее, стараясь успокоить.

— Ну, малышка, не бойся, — прошептала она. После выстрела никаких других звуков не последовало. Кэтлин ждала, сердце колотилось как бешеное. Вдруг раздался крик, а потом еще один сердитый голос, отдавшийся эхом от каменных стен. Но звуки эти, казалось, доносились из-за следующего хребта.

Кэтлин не знала, уехать ли отсюда или подъехать ближе. Возможно, это кто-то из ковбоев с ранчо, и они скажут ей, как добраться до дома.

А возможно, это угонщики. Или еще кто-нибудь из тех, кто вне закона. Или индейцы…

Вероятно, Уэйд Баркли будет доволен, если найдет ее окровавленное тело со снятым скальпом, заживо объеденное койотами и исклеванное грифами, подумала она. Может быть, тогда он пожалеет обо всех злых словах, что сказал ей.

Но что будет с Бекки…

«Нет, ты не умрешь, — мысленно сказала себе Кэтлин, стараясь справиться с волнением. — И трусихой тоже не будешь. Ты собиралась исследовать местность».

Она медленно поехала вперед. Приблизившись к хребту, она заметила, что тропа спускается ниже, и поняла, что оказалась в узкой долине.

Вероятно, выстрел и крики донеслись отсюда. Она осторожно подстегнула лошадь и поехала через тополиную рощу вниз по склону.

И неожиданно она увидела их — четверо мужчин спорили, стоя под старой, наполовину засохшей сосной.

А еще один лежал рядом на земле, неподвижный, в луже крови.

Он мертв! Кэтлин, вздрогнув, почувствовала, как похолодело сердце, но вовремя спохватилась и подавила готовый вырваться крик.

Лиц мужчин она различить не могла — они находились слишком далеко, но одеты они были в простые рубашки и холщовые штаны, на шее каждого красовался пестрый платок. Все были при оружии. Самый высокий, с рыжеватыми волосами, держал в руках ружье, целясь в мужчину пониже его ростом в серой шляпе.

— Ты ведь знал, что он делает? Верно? Ты дал ему надуть меня!

— Нет… клянусь! Я ничего не знал об этом…

— Кто-то помогал ему. Сколько голов вы вдвоем угнали для своего стада?

Поднялся ветер, унося прочь остальные слова. Кэтлин, не шевелясь, в ужасе смотрела на мужчин, и в этот момент высокий выстрелил.

Выстрел раздался, как гром, пуля попала невысокому человеку в грудь. Брызнула кровь, и он медленно опустился на землю.

От грохота Звездочка взвилась на дыбы и испуганно заржала. Невысокий лежал не двигаясь, а остальные трое быстро обернулись и заметили Кэтлин, которая, глядя на них, пыталась успокоить лошадь.

На мгновение у нее замерло сердце, когда она встретилась глазами со злобным взглядом рыжеволосого. Лицо его было видно плохо, но в жестокости его намерений можно было не сомневаться. Он хищно улыбнулся, Кэтлин заметила блеск золотого зуба. Безумный страх сжал ее горло, но кричать было некогда и некогда было раздумывать. Охваченная инстинктивным желанием спастись, она натянула поводья и развернула лошадь, а потом резко пришпорила ее.

— Вперед! — крикнула Кэтлин. — Вперед!

Полынь, сосны и скалы слились в одно сплошное пятно, пока лошадь галопом мчалась по склону долины, обратно по той дороге, по которой они попали сюда. Стук копыт вторил стуку сердца Кэтлин, она пригнулась к шее Звездочки, крепко держась за гриву руками и сжав коленями ее бока.

Услышав звуки погони, она оглянулась и ахнула.

Трое незнакомцев мчались за ней, копыта их лошадей тяжело грохотали у нее за спиной. С каждой минутой расстояние между ними сокращалось. Позади раздался выстрел, и потрясенная Кэтлин поняла, что стреляют в нее. От страха она сильнее пришпорила лошадь, движимая одной-единственной отчаянной мыслью — уцелеть.

Вдруг тропа круто повернула; лошадь, слишком разогнавшись, споткнулась на повороте и упала. Кэтлин вылетела из седла, чудом не попав под копыта, и стукнулась о землю с такой силой, что удар отозвался во всем теле. Лошадь уже поднималась, дрожа, и Кэтлин, все еще задыхаясь после падения, попыталась поскорее встать и добежать до нее.

Ей это удалось как раз в тот момент, когда преследователи достигли поворота.

Кэтлин похолодела от отчаяния. Ничего не получится. Она не успеет сесть и тронуться с места. Единственное, что ей оставалось, — это стоять, онемев от ужаса, с неслушающимися, потными руками, пока трое мужчин приближались к ней. Высокий снова улыбнулся, и она опять увидела блеск золота. И тут он поднял ружье.

Внезапно раздались еще какие-то выстрелы, грохотом отразившиеся от скал, но, похоже, стреляли не те, кто гнался за ней, а кто-то за краем каньона, который она только что обогнула. Резко повернувшись в ту сторону, она увидела двух всадников с ружьями наперевес, целящихся в ее преследователей.

Дальнейшее произошло с такой быстротой, что Кэтлин даже не успела опомниться. Те трое, что почти настигли ее, повернули назад и умчались туда, откуда появились.

Лошадь ее рванулась вперед, в заросли сосен и кустарника, и исчезла.

Дрожа всем телом, Кэтлин с ужасом смотрела на край каньона. Несмотря на расстояние, ей все же удалось узнать Уэйда Баркли верхом на его высоком, статном чалом. За ним ехал Мигель.

Кэтлин охватила слабость, головокружение, она не могла дышать, но, откинув с лица спутанные волосы, постаралась удержаться на ногах. Она не позволит себе упасть в обморок, не станет плакать или жаловаться.

Девушка закрыла глаза, вспомнив убитого, ей стало тошно, и, не выдержав, она села на землю, но спустя мгновение велела себе встать. К сожалению, из этого ничего не получилось — ноги отказывались слушаться ее.

Кэтлин не знала, сколько прошло времени, прежде чем Уэйд и Мигель добрались до нее. Когда она увидела, что они подъезжают к ней, то призвала на помощь всю свою силу воли и все же встала.

Уэйд бросил на нее только один взгляд, и внутри у него все сжалось. Нельзя было узнать в этой бледной, потрясенной девушке своенравную, заносчивую красавицу, еще недавно изводившую его насмешками. Она стояла перед ним дрожа, словно тростинка на ветру.

Он соскочил с лошади скорее быстро, чем ловко, и оказался рядом с ней раньше, чем Мигель остановился.

— Лучше бы вас назвали Неприятностью, — пробормотал Уэйд, хватая Кэтлин за руку. Почувствовав, что она еле держится на ногах, он обхватил рукой ее стан, опасаясь, что она упадет, если ее не поддержать. — Все в порядке. Я нашел вас.

— Пу… пустите меня. Со мной… ничего не случилось. Мне не нужна ваша помощь.

— Оно и заметно. — Но тем не менее он с неожиданной бережностью подвел ее к поваленному дереву и усадил. Не обращая внимания на Мигеля, шедшего за ними, Уэйд вытащил из кармана флягу, открыл ее и протянул Кэтлин.

— Выпейте.

— Я не хочу…

— Выпейте, принцесса. У вас такой вид, будто вы вот-вот грохнетесь.

— Нет… со мной… ничего… не случилось… я только… несколько… огорчена.

Он стал на колени и сунул ей в руки флягу. Кэтлин, не шевелясь, долго смотрела на нее.

— Кэтлин, вы меня слышите?

Внезапно она подняла на него испуганные глаза цвета нефрита.

— Это, наверное, были угонщики скота. Я не знаю. Я заблудилась. Каньон… — Она покачала го-ловой. — Потом я услышала выстрел. Из долины. Они убили одного. Он был уже мертв, когда я оказалась там, лежал весь в крови…

— Ну, спокойнее. Все обошлось. Рассказать можно и потом. — Уэйд накрыл ее руку ладонью. — Позже, когда мы вернемся на ранчо.

— А потом человек с ружьем, высокий такой, стал спорить с другим и тоже застрелил его. — Она говорила поспешно, словно не поняла того, что сказал Уэйд, глядя на него огромными глазами. Уэйд и Мигель молча слушали. — И тут моя лошадь заржала, и они увидели меня… они… погнались за мной… они…

— Вас не ранили? — Уэйд спросил так спокойно, что смысл его слов дошел до ее сознания, несмотря на потрясение.

Впервые она, кажется, увидела его. Глаза у нее стали не такими безумными, но в них все равно читался пережитый совсем недавно ужас.

— Н-нет. Я… ускакала.

— Ускакали, — спокойно согласился Уэйд. — И правильно сделали.

Она с трудом сглотнула и посмотрела на флягу у него в руке.

— У меня в горле пересохло. Это вода?

— Виски. — Я не…

— Знаю — вы не пьете виски. Но только один раз, поскольку горло у вас пересохло.

Он не стал говорить, что виски ослабит напряжение после пережитого, снимет страх и оцепенение.

Кэтлин посмотрела на флягу, потом на Уэйда.

— Ладно, — прошептала она. Потом поднесла флягу к губам и отпила чуть-чуть.

— Еще немного, — строго сказал Уэйд, когда она, скорчив гримасу, протянула ему флягу.

— Кошмарная вещь!

— Поверьте, это вам поможет.

К его удивлению, вздохнув, она снова подняла флягу и на этот раз выпила побольше.

Уэйда охватило странное, безумное желание крепко обнять ее, прижать к себе, отвести с ее лица массу растрепавшихся золотистых волос, погладить по щеке и снова и снова повторять ей, что она спасена.

Вместо этого он, нахмурившись, посмотрел на девушку. При мысли о том, какой опасности она только что избежала, внутри у него похолодело. Ее чуть было не пристрелили!

Чего ради он оставил ее одну у Кугуара, почему уехал и предоставил ей самой искать дорогу назад? Она безоружна, новичок в их краях, и…

В этом-то все и дело — она разозлилась. Он нарочно вывел ее из равновесия, из-за чего все и произошло.

Уэйд так рассердился на себя, что его обдало жаром. Риз поручил ему эту девушку, а ее чуть было не убили по его, Уэйда, вине.

Он с трудом оторвал от нее взгляд и резко сказал Мигелю:

— Поезжай по их следам до долины. Встретимся на ранчо, Мигель быстро взглянул на него, потом кивнул, не говоря ни слова. В присутствии этой женщины не стоит говорить о том, что он собирается посмотреть на убитого, дабы выяснить, знал ли он его.

Уэйд встал и внимательно посмотрел кругом — нет ли где лошади Кэтлин. Никаких признаков. Если она не найдет дорогу домой, он пошлет кого-нибудь завтра на поиски, а пока нужно увезти отсюда Кэтлин.

— Пошли. — Он протянул ей руку. — Пора возвращаться на ранчо.

Кэтлин глубоко вздохнула и, не обращая внимания на его руку, встала, опершись о ствол.

— Мне не нужна ваша помощь, — спокойно сказала она, и в голосе ее послышалось нечто от прежнего упрямства.

— Да уж вижу.

Она бросила на него настороженный взгляд.

— Вы что, смеетесь надо мной? — Ее подбородок взлетел кверху — он уже стал привыкать к этой ее манере, и, более того, она начинала ему нравиться.

— Смеетесь? — повторила она, прежняя живость отчасти вернулась к ней.

— Сейчас — нет. А потом — может быть.

Молча они подошли к чалому. При взгляде на лошадь Кэтлин круто повернулась к Уэйду.

— Звездочка…

— Не волнуйтесь, мы ее найдем. Или она сама вернется домой.

— Она может найти дорогу домой, даже заблудившись?

— Заблудились вы, а не она. — Он слегка усмехнулся. — И в конце концов любой может отыскать дорогу домой, — сказал он уверенно. — Не сразу, но отыщет. Даже заблудившись.

Лицо Кэтлин немного порозовело. У нее появилась странная мысль, что Уэйд имеет в виду что-то иное, не Звездочку. Кэтлин посмотрела на Уэйда. На лице его не было ни злости, ни насмешки, но на нем появилось какое-то иное выражение, непонятное для нее.

Обычно жесткие черты лица Уэйда смягчились. Глаза смотрели на нее вполне дружелюбно, чего она раньше не замечала, и внезапно ее чувства пришли в смятение.

Ее кинуло в жар, потом в холод. Сердце забилось толчками. Ей захотелось отпрянуть от Уэйда — и, Господи Боже, одновременно прижаться к нему и ощутить, как эти сильные руки обнимают ее…

«Перестань валять дурака», — мысленно приказала себе Кэтлин, но когда Уэйд без малейшего усилия поднял ее и усадил в седло, она вздрогнула. А когда он сел сзади и, обхватив ее руками, взялся за поводья, по всему телу ее разлился жар.

«Это виски, — сказала она себе в отчаянии. — Я была голодна, оно очень сильно на меня подействовало, вот и все».

Да, конечно же, это так. Она никогда больше не станет испытывать романтические чувства ни к одному мужчине. Впрочем, то, что Кэтлин чувствовала к Алеку Бэллентри, совсем не походило на то, что она испытывает сейчас.

Нет никакого сравнения между приятной грустью и нежностью, которые вызывал у нее Алек, и чувственным томлением, очень похожим на действие спиртного, которое охватывало ее, когда Уэйд был рядом.

А сейчас он был очень близко, ближе не бывает. Его тело прикасалось к ней, Кэтлин опиралась головой о его твердую, как скала, грудь, его мускулистый торс прижимался к ее спине, его бедра обхватили ее.

Казалось невероятным, как реагировало на это ее тело. Кэтлин почувствовала непонятную слабость, но, как ни странно, одновременно она испытывала удивительный душевный подъем.

Она не помнила, когда была так оживлена.

Кэтлин намеревалась внимательно смотреть на тропу, по которой они возвращались, чтобы запомнить дорогу, но так устала, так была выведена из равновесия ужасным зрелищем убитых людей, бешеной скачкой от преследователей и чудесным спасением, что оказалась не в состоянии сделать это.

Сама того не замечая, она прильнула к груди Уэйда, черпая покой в его силе. Это было отнюдь не неприятно, более того — от этого растерянность ее уменьшилась, и она чувствовала себя в полной безопасности.

Прежде чем Кэтлин поняла это, они уже подъехали к ранчо «Синяя даль», и Маркиз приветствовал их громким лаем.

Ковбоев видно не было.

Разве они не должны быть здесь и клеймить телят?

Повернувшись к Уэйду, она хотела было спросить его об этом, но он опередил ее.

— Они поехали вас искать. Когда вы не вернулись из Кугуара, я послал их на поиски. Как только вы окажетесь дома, я съезжу за ними.

Уэйд помог Кэтлин спешиться; она молчала. К удивлению девушки, руки его остались на ее талии, когда он ссадил ее на землю, и держали так крепко, словно ему не хотелось ее отпускать. Смешно, подумала она. И вдруг ей тоже не захотелось, чтобы он ее отпускал. Кэтлин подняла голову и посмотрела в его слегка прищуренные глаза.

— Сегодня я причинила вам много беспокойства.

— Это верно. Как и собирались.

Кэтлин прикусила губу. Она вспомнила пикник с Джейком, как старалась бороться с Уэйдом — весь план в деталях. Но в ее намерения не входило заблудиться и наткнуться на убийц, равно как и вынудить Уэйда и остальных бросить работу и отправиться на поиски.

Конечно, все закончилось на редкость удачно. Никакого вреда ей не причинили, и работу на ранчо она прекратила так надолго, как ей и не мечталось. Так почему же она не чувствует себя удовлетворенной?

Кэтлин сглотнула комок, неожиданно застрявший в горле.

— Я должна поблагодарить вас за то, что вы нашли меня вовремя.

— Вам просто повезло. — Он пожал плечами. — И благодарности никакой не нужно.

— Но если бы вы не появились именно в тот момент… Кэтлин передернула плечами, представив себе, что с ней могло произойти, если бы не Уэйд.

— Не стоит об этом думать.

Уэйд ощутил, что она слегка дрожит, и, прежде чем успел понять, что делает, одной рукой обвил ее стан. Это было его первой ошибкой. Она казалась такой хрупкой, такой беззащитной в его объятиях. И глаза ее раскрылись так широко! Проклятие, никогда в жизни он не видел таких красивых глаз! На пыльном дворе, рядом с Маркизом, который носился вокруг них, она казалась похожей на ангела, немного испуганного, но храброго и красивого.

Отпусти ее. Сию же минуту!

Но чудесные зеленые глаза словно заворожили его. Он не мог убрать руку, не мог устоять перед их притяжением.

Кэтлин понимала, что ей следует отстраниться, но никак не могла заставить себя разрушить чары, которые их обоих унесли прочь от реальности. Она совершенно не сознавала, что сейчас душный безветренный вечер, что иссиня-черные волосы Уэйда падают на воротник его рубашки, на его красивом подбородке отросла щетина, только чувствовала, что мужское напряжение в нем достигло предела, а ее собственная кровь мчалась по жилам с бешеной скоростью. Губы Кэтлин раскрылись.

— Черт побери, принцесса, — пробормотал Уэйд, а потом его руки обвились вокруг, притянули ее ближе, и, влекомый непреодолимой силой, он наклонился и поцеловал ее.

Ах, как она жаждала этого поцелуя!

То была первая мысль, сверкнувшая у нее в голове, — и последняя. После этого места для мыслей не осталось. Едва его губы прикоснулись к ней, как она вообще разучилась думать.

Это был пламенный, удивительный, пугающий поцелуй. Пугающий потому, что он оказался таким восхитительным. Слишком восхитительным! Губы его были жесткими и сладкими, требующими и одаряющими. Казалось, он наслаждается ею как самым соблазнительным яством в мире, ошеломляя ее пылом и силой своей страсти и головокружительной нежностью, которая была жарче, чем ослепительное солнце.

Уэйд прервал поцелуй слишком скоро и отпрянул от Кэтлин. Он хмурится, огорченно заметила Кэтлин. Сердце у нее сильно билось, и она колебалась — нужно ли ей тоже нахмуриться или попробовать самой поцеловать его.

Она смущенно покачала головой.

— Этого, — сказал он твердым голосом, странно низким и хриплым, — делать никак не нужно было.

И, не говоря больше ни слова, повернулся, вскочил на чалого и ускакал, ни разу не обернувшись.

Глава 11

— Сеньорита, час поздний.

Из-за двери донесся голос Франчески, напомнив Кэтлин о неизбежности судьбы.

— Сеньор Уэйд хотел, чтобы я узнала у вас, пойдете ли вы на ужин к сеньорите Портер или нет.

— Конечно, пойду. — Кэтлин распахнула дверь. Никто не должен был знать, что она просидела на кровати, готовая и одетая, более получаса, пытаясь обрести самообладание перед встречей с Уэйдом, и поэтому невозмутимо проплыла мимо экономки, словно облако светло-зеленой шелковой тафты и французских цветочных духов.

Кэтлин уповала на то, что ни один человек на этой проклятой вечеринке не заметит, какой неуверенностью и смущением она охвачена.

— Уже пора… — начал было Уэйд, но когда Кэтлин вошла в кабинет, где он ждал ее, осекся, и взгляд его стал острее. Он осмотрел ее с ног до головы, и по выражению его глаз она поняла, что вид у нее более чем презентабельный. Он судорожно сглотнул, расслабил узел галстука, и Кэтлин ощутила прилив чисто женского торжества.

Но это длилось недолго, слова, которые он произнес следом, разрушили очарование момента:

— Еще пять минут, и я бы уехал без вас.

Франческа усмехнулась у нее за спиной, а потом исчезла в кухне. Изящные брови Кэтлин приподнялись с обычной надменностью.

— Напрасно вы этого не сделали. На самом деле мне совершенно незачем туда ехать. Я не останусь здесь так надолго, чтобы стоило завязывать крепкую дружбу с Луанн Портер или еще с кем-нибудь.

— Я не говорил бы столь уверенно.

Уэйд подошел к ней, медленно и легко, и Кэтлин украдкой вздохнула — такое сокрушительно красивое зрелище являл он собой в белой рубашке и черном галстуке-шнурке, с чисто выбритым загорелым лицом и темными шелковистыми волосами, падающими на лоб. Мужчина не имеет права быть таким красивым, подумала она. Он остановился прямо перед Кэтлин — почти так же близко, как они стояли вчера, когда он поцеловал ее. Воспоминания об этом нахлынули на нее, и она была уверена, что он тоже все вспомнил, потому что уголок его рта дернулся в безрадостной улыбке.

— Кажется, у вас не хватает сноровки раздражать меня так, как вам хочется, принцесса.

Она не знала, как на это реагировать, и повела хрупким плечиком.

— Тогда, наверное, мне нужно очень постараться, да?

— Делайте, как вам удобно.

— То есть как всегда поступаете вы?

Это был намек на поцелуй, и Кэтлин не сомневалась, что Уэйд это понял. Он взял ее за руку, и глаза его холодно блеснули.

— Поехали. Нехорошо заставлять Луанн ждать.

Почти всю дорогу до ранчо «Висячий круг» они молчали. Была прекрасная звездная ночь, теплая, ясная, с огромной полной луной, низко висящей у горизонта. Она сверкала, точно исполинская жемчужина на бархатно-черном небе. Повсюду среди деревьев летали светлячки, добавляя к общей чарующей картине свое волшебное мерцание.

Но красота вечера не помогла улечься беспокойству в сердце Кэтлин. Она сидела рядом с Уэйдом и не могла не думать о том, как он поцеловал ее.

Почему же он это сделал? Она ведь ему даже не симпатична! И он ей не симпатичен — ни капельки. Так почему же ей захотелось ответить на его поцелуй?

— Мигель отвез тела в город и послал телеграмму начальнику полиции в Ларами. Сегодня он приехал сюда. Считает, это были угонщики скота. По крайней мере часть банды. Оба в розыске в Монтане и Северной Дакоте.

Вот так! Она думала о лунном свете и поцелуях, а он — о телах и бандитах. Кэтлин как будто окатили ушатом холодной воды. Она слегка покачала головой и напомнила себе, что не нужно терять благоразумия. Этот поцелуй ничего не значит для Уэйда. Очевидно, для него это такое же обычное дело, как… убийцы и мертвецы.

И Кэтлин, стараясь не обращать внимания на холодок в груди, тщательно расправила юбку.

— Значит ли это, что в банде остались только эти трое — те, что гнались за мной?

— Может быть, хотя и непохоже. Судя по всему, все гораздо серьезнее, чем мы поначалу думали.

— Что вы имеете в виду?

— Начальник полиции опознал личности обоих по фотографиям на объявлениях, расклеенных в Северной Дакоте. Первый застреленный, которого вы видели, — это Скитер Биггз, родственник Херли Биггза.

— А кто это такой?

— Знаменитый угонщик скота. Его даже называют королем. Он возглавляет банду угонщиков, которая перемещается из одной местности в другую, по разным штатам. Биггз ни разу не попадался, никто даже близко его не видел. Кроме вас. — Уэйд направил лошадей по боковой тропе, поднимающейся по пологому склону. — Может статься, что Скитер входил в эту банду, но решил перейти дорожку Херли и часть скота отгонять для себя, чтобы обзавестись собственным стадом. Рыжеволосый, который стрелял, — это вы видели — мог быть даже самим Херли Биггзом. А хотите знать, кто был второй убитый? — Губы Уэйда сжались. Он придержал лошадей, потому что через дорогу промчалась белка в опасной близости от конских копыт, едва успев добежать до густой травы на обочине. — Оттер Джонс.

— Что?! — Кэтлин резко повернулась к Уэйду.

— Что слышали. Похоже, Джонс не каждую ночь пьянствовал. Когда он был достаточно трезв, то работал с бандой Биггза и угонял скот, за выпас которого намеревался получать по тридцать долларов в день.

Кэтлин вспыхнула.

— Никогда бы не подумала, — пробормотала она. Уэйд бегло взглянул на нее.

— Я тоже. Если бы мы знали всех, кто участвует в угоне скота, было бы очень просто переловить их и засадить за решетку. Дело в том, что все в долине считали, будто это маленькая местная банда, которую рано или поздно поймают. Но если это часть шайки Биггза, которая действует по всему западу, тогда они гораздо умнее и организованнее, чем мы думали. Теперь перед нами стоит совсем другая задача.

— И какая же?

— Я соберу городское собрание и предложу нанять охотника, чтобы он выследил Биггза и схватил его, живого или мертвого. Если это произойдет, банда распадется на части — начальник полиции считает, что только хитрость Биггза и его руководство позволили бандитам действовать на такой обширной территории. И с таким успехом.

— Вы собираетесь нанять охотника? — Кэтлин устремила взгляд на мерцающий след, оставленный в воздухе светлячком. Как могло ей в прийти в голову привезти Бекки в Серебряную долину, пусть даже эта мысль посетила ее лишь на мгновение? Конечно, здесь красивые горы, великолепное синее небо, открытые просторы и хорошенькие светлячки — но также охотники, убийцы и прочие опасные люди.

В том числе и этот человек, что сидит рядом с ней.

— Дело в том, — продолжал Уэйд спокойным, ровным голосом, — что неподалеку от нас живет очень известный охотник — Куинн Лесситер, на ранчо «Шалфейный луг». — Уэйд ухмыльнулся. — Но он удалился от дел. Счастливый семейный человек, так что, полагаю, нам придется искать кого-то другого.

— Вы говорите так, словно у вас кто-то есть на примете, Он искоса взглянул на нее.

— Угадали. Мой брат.

— Клинт?

— Нет, Клинт — шериф в Колорадо. Ник, мой младший. Он у нас в семье охотник. Я уже дал ему телеграмму — он должен получить ее на следующей неделе, и как только закончит свои дела, думаю, будет здесь.

— Прекрасно, — пробормотала Кэтлин. Еще один! Двое братьев Баркли, «сыновей» Риза.

Уэйд словно прочел ее мысли.

— Когда вы узнаете нас, то поймете, что мы не так уж плохи, — сказал он, пытаясь сдержать улыбку.

— Я уже узнала вас, и поверьте… — Она осеклась.

— Не говорите, что в моем характере вам чего-то не хватает, мисс Саммерз.

— Более дюжины различных достоинств, — мрачно сообщила она.

— Ах, как неприятно. И это после того, как я спас вам жизнь…

— Что совершенно к делу не относится. Был у вас один хороший поступок — видно, звезды к тому располагали. Кроме того, что…

— Продолжайте. — Она видела его ухмылку даже в темноте. — Скажите все, что вы думаете, я пойму.

— Я не так воспитана, чтобы сказать вам, что я о вас думаю.

— Или совсем еще цыпленок, — протянул он. У Кэтлин опустились уголки рта.

— Цыпленок?!

— Именно.

Ее ответные слова вырвались непроизвольно.

— А вы — задира. И упрямый, как мул. Не говоря уже о том, что я в жизни не встречала такого грубого, раздражительного, обожающего командовать человека. Я упомянула высокомерие? Вы считаете, что знаете все на свете и что ничье другое мнение не имеет значения. Вы не умеете складывать и вычитать…

— Что-нибудь еще?

— И вам совершенно не известно, как должно обращаться с леди, даже если бы от этого зависела ваша жизнь.

— Это все? Я думаю, что, наверное, несимпатичен вам. Уэйд вдруг тихо хмыкнул, и после недолгого настороженного молчания Кэтлин не удержалась и рассмеялась тоже.

— Вы совершенно невозможный человек!

— Хотите знать, что я думаю о вас?

— Нет, — поспешно ответила она, слишком поспешно, и прикусила губу, потому что он опять хмыкнул.

— Цыпленок, — серьезно повторил Уэйд.

Кэтлин глубоко вздохнула.

— Продолжайте, если считаете нужным.

— Я боюсь, что вы не поймете.

— К вашему сведению, мистер Баркли, я в состоянии понять все, что вы мне преподнесете.

— Вы в этом уверены, мисс Саммерз? — Голос его звучал тихо, проникновенно, и в нем слышался чисто мужской вызов.

Кэтлин почувствовала, что краснеет, — она вспомнила, как они поцеловались и какое это произвело на нее впечатление.

— Попробуйте. — Она с трудом проговорила это, надеясь, что голос ее звучит смело, хотя на самом деле смелости не было и в помине.

Уэйд взглянул на нее, глаза его блеснули в лунном свете.

— Осторожнее. Я могу вас на этом поймать.

Едва выговорив эти слова, Уэйд тут же пожалел о них. Что это с ним случилось? Он поцеловал Кэтлин Саммерз, и это было самым глупым поступком в его жизни! И если он не возьмет себя в руки, то снова сделает то же самое.

К счастью, они уже достигли просторной тенистой долины, поросшей ивами, и Уэйд показал Кэтлин дом на ранчо «Висячий круг», виднеющийся среди величественных деревьев. Весь вечер он пытался сосредоточиться на бандитах, угоняющих скот, чтобы прогнать мысли о великолепной женщине, сидящей рядом с ним, и о досадной ошибке, которую совершил накануне. Но это не помогло. Кэтлин казалась такой красивой в этом платье, что он почти не мог думать ни о чем, кроме как о ней.

Он напомнил себе, что Кэтлин Саммерз — его подопечная, что он за нее отвечает. Забота о ней — это работа, которую ему поручили, такая же работа, как колоть дрова или объезжать границы своих владений.

Относиться к ней нужно как к чему-то повседневному и обязательному, как и ко всем своим занятиям. О чем он, черт бы его побрал, думал, когда поцеловал ее? Разумеется, это гораздо интереснее, чем возиться со скотиной, признался Уэйд, останавливая лошадей, но к его работе не относится. Спасти ее — да, поскольку он обещал Ризу, что будет защищать ее, но дальше вход строго воспрещен.

Обогнув коляску, чтобы помочь Кэтлин сойти, он снова ослабил галстук. Когда Уэйд поднял ее и осторожно поставил на землю, то почувствовал, что она дрожит, и торопливо отступил.

— Мы запаздываем, — недовольным голосом проговорил он.

По крайней мере сегодня вечером он сумеет забыть о Кэтлин — рядом будет Луанн, такая милая, добрая и такая хорошенькая…

Маленькая гостиная в доме Портеров была полна празднично одетых людей. Кэтлин дружески приветствовала Эдна Уивер, представившая ее своему мужу Сету, а потом и Уиннифред Дейл, похлопав ее по руке, принялась восторгаться ее платьем. Когда Уэйд и Сет Уивер начали обсуждать положение с угонщиками скота и ценами на говядину, Луанн Портер поспешила к Кэтлин. На ней было пышное платье из шелковой тафты кремового цвета, глаза озорно блестели. Она представила Кэтлин своим дяде и тете, красивой паре, бостонцам по рождению.

— Я так рада, что вы согласились прийти к нам, мисс Саммерз! — воскликнула Луанн. Она дружески улыбнулась Кэтлин, но почти сразу же перевела взгляд на Уэйда. Он встретился глазами с девушкой, когда задавал вопрос Сету, и, умолкнув, подмигнул ей. Щеки Луанн порозовели.

Кэтлин стало нехорошо.

— Зовите меня Кэтлин, прошу вас, — тихо сказала она. — Я очень рада, что вы пригласили меня.

Она с трудом могла говорить — внутри у нее все похолодело, даже губы будто замерзли.

Амелия Портер, тетка Луанн, рассмеялась звонким смехом.

— Да, так приятно, что у нас очень много гостей, правда? Пожалуй, в Бостоне и Филадельфии этого не сказали бы, но здесь это так. Вначале мы планировали просто семейный обед и пригласили только Уэйда, он ведь почти член семьи, — пояснила она. — Видите ли, они с Луанн… — Она осеклась, потому что племянница, вспыхнув, бросила на нее предостерегающий взгляд. Сердце у Кэтлин сжалось и куда-то рухнуло.

— Ну, тетя Амелия, — запротестовала Луанн, но вид у нее был довольный, хотя и смущенный.

— Но ведь это правда, не так ли, милочка? — И тетка лучезарно улыбнулась Кэтлин, а потом Эдне и Уиннифред. — Как бы то ни было, вечеринка превратилась в настоящий прием, и это чудесно, потому что мне кажется, Луанн очень не хватает светской жизни, которую она вела на востоке. Вам, наверное, также, мисс Саммерз.

Кэтлин кивнула, все еще с досадой размышляя над намеками тетки Луанн относительно Уэйда и учительницы.

— Ну… ну да, конечно, — пробормотала она.

Она не собиралась сообщать, что не скучает ни о чем, оставшемся на востоке, и ни о ком. События последних дней, которые Кэтлин провела в Филадельфии, слишком ясно обнажили сущность людей, которых она знала раньше. Только один или два человека, знавших ее родителей, действительно сочувствовали ей, когда Лидия и Джиллис погибли. Остальные произносили ничего не значащие утешительные слова, а за спиной у нее сплетничали и злобствовали. А когда обнаружилось, что Джиллис задолжал половине из тех, с кем вел дела, это настроило против Кэтлин самых уважаемых горожан.

В результате она оказалась в центре скандала, превратившись в объект всеобщего презрения.

— Вы играете на фортепиано? — нетерпеливо осведомилась Амелия Портер. — Луанн превосходно играет и поет прекрасно.

— Я пою немного, совсем немного, — поправила ее Луанн, смеясь. — Это вполне устраивает детей в школе — они склонны восхищаться каждым взрослым, кто уделяет им хотя бы сколько-нибудь внимания, но, уверяю вас, для взрослой компании мои способности совершенно ничего не стоят.

— А вы, мисс Саммерз? Вы поете? — Фредерик Портер, дядюшка Луанн, с интересом посмотрел на нее.

— Немного, как Луанн. — Кэтлин улыбнулась против собственного желания. Луанн Портер, ее тетка и дядя, как Уиннифред и Эдна, были дружелюбны и искренни, и их любезному обхождению было трудно противостоять. — Но вот у моей младшей сестры Бекки действительно красивый голос. Совершенно необычный — чистый, сильный и очень-очень приятный. Хотелось бы мне, чтобы вы когда-нибудь ее услышали…

Кэтлин осеклась. Что это она говорит? Ей вовсе этого не хочется. Она ни за что на свете не позволит Бекки и близко подойти к дилижансу, который идет до Хоупа! Но даже если случится так, что Бекки приедет сюда, ее робкая маленькая сестричка никогда не наберется храбрости, чтобы петь перед чужими людьми.

Но все тут же поймали ее на слове.

— Может быть, она приедет повидаться с вами? — с надеждой проговорила Уиннифред.

— Если она приедет, мы с Сетом устроим званый обед, и она будет петь для всех нас, — добавила Эдна, разрумянившись от удовольствия при одной мысли об этом.

— К сожалению, она очень стеснительная, — быстро сказала Кэтлин, но Эдна отмела это соображение взмахом руки.

— Мы, конечно же, сумеем дать ей понять, что она среди друзей, А ничего больше и не нужно. Сколько ей лет?

— Одиннадцать.

— Ах, я уверена, что она с удовольствием познакомится с двойняшками Моргенсена! — воскликнула Луанн. — Это две самые славные, умные девочки, каких я только знала, — Кэти и Бриджет Моргенсен. Им тоже по одиннадцать лет. Нет, в самом деле, пригласите ее сюда поскорее! — с энтузиазмом добавила она.

Кэтлин поддалась очарованию дружеской, теплой обстановки. Уютная гостиная, добрые, шумные, веселые люди, соблазнительный запах жареной курицы, клецок, сдобных кукурузных лепешек и яблочного пирога, плывущий по дому, наполнили ее неожиданным чувством покоя и близости с собравшимися здесь людьми. Когда старшие женщины пошли на кухню помочь в приготовлении ужина, она уселась рядом с Луанн на софу, обитую золотистым плюшем, и принялась обсуждать с ней городской швейный кружок.

— Меня приняли туда только месяц назад. Очень приятная компания… может быть, вы как-нибудь захотите присоединиться к нам…

Луанн замолчала, потому что кто-то громко постучал в дверь.

— Ах, это, верно, мистер Рейли! Прошу прощения. — И, быстро улыбнувшись Кэтлин, она поспешила к двери.

— Входите же, мистер Рейли. Позвольте, я вас представлю остальным гостям.

Вошел высокий широкоплечий мужчина, одетый в костюм модного покроя. Он быстро снял котелок. Кэтлин был хорошо знаком взгляд, которым он оглядел комнату. Она повидала много людей с таким взглядом в филадельфийских гостиных и танцевальных залах — самонадеянный мужчина, методично составляющий мнение о других гостях и решающий, кто из них может быть ему полезен или интересен, а кто нет. И еще в нем было нечто, вызывающее у Кэтлин легкое беспокойство, но она не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах его видела.

— Дорогие друзья, позвольте познакомить вас с мистером Дрю Рейли! — воскликнула Луанн, как только появились Уиннифред, Эдна и Амелия, улыбнувшись незнакомцу сияющей улыбкой. — Мистер Рейли приехал сюда по делам из Нью-Йорка. Мы оба вчера были приглашены к супругам Уивер.

— Да, — добавил, усмехаясь, приезжий, — к счастью для меня, мисс Портер отнеслась ко мне с состраданием. Я мало с кем знаком в городе, и она любезно предложила сегодня представить меня ее друзьям. — Голос у Рейли был спокойный, густой и тягучий, как майский мед, что создавало странное впечатление в сочетании с его привлекательным лицом с резкими чертами и пронзительными глазами орехового цвета. Его светлые волосы были аккуратно причесаны, кожа слегка покрыта красноватым загаром, как если бы он ездил верхом по равнинам Вайоминга.

Мужчины обменялись рукопожатиями, женщины пробормотали «Добрый вечер», и Кэтлин поднялась с софы. Взгляд ее на мгновение остановился на Уэйде. Она заметила, что Луанн тоже украдкой поглядывала на него, пока они разговаривали. Кэтлин была теперь абсолютно уверена, что между ним и рыженькой учительницей существует нечто большее, чем дружба, в особенности если учесть замечание миссис Портер.

Сердце у нее сжалось. Что же это за человек? Связан с одной женщиной, а целуется с другой?

Это непорядочно!

Кэтлин вспомнила предостережения миссис Каспер, и по спине у нее пробежал холодок. Она знала, что люди вроде Доминика Трента могут поступать таким образом — тогда, в Филадельфии, он и пытался совершить нечто подобное, если не хуже, — но не думала, что Уэйда Баркли можно упрекнуть в этом. Не думала до сегодняшнего вечера.

Когда Уэйд поднял глаза и увидел, что Кэтлин смотрит на него, она отвела взгляд и отвернулась, разозлившись на себя. Как это было ни глупо, но все же в глубине души она надеялась, что, несмотря на его невыносимое высокомерие и упрямство, он на самом деле такой надежный и порядочный, каким кажется. Теперь она поняла, что это не так.

Кэтлин подавила желание потереть губы, чтобы, насколько это возможно, с них исчезло ощущение его поцелуя.

Мысли Кэтлин прервал дружеский голос Луанн, которая подошла к ней вместе с Дрю Рейли.

— А это мисс Саммерз, — сказала Луанн.

— Кэтлин, прошу вас.

— Конечно, Кэтлин. Она тоже недавно в Хоупе, — пояснила Луанн. — И владеет ранчо «Синяя даль» вместе с Уэйдом Баркли.

— А, ранчо «Синяя даль»! — Дрю Рейли приветливо улыбнулся. — Великолепное имение. Я много о нем слышал.

— Слышали и забудьте. — Уэйд появился за плечом Кэтлин так внезапно, что она вздрогнула. Выгоревшие брови Рейли высоко взлетели. — Ранчо «Синяя даль» не продается. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. — И Уэйд посмотрел Рейли прямо в глаза.

— Мистер Баркли, — возразил тот, слегка насмешливо улыбаясь, — почему вы думаете, что я хочу его купить?

Кэтлин видела, как он смерил Уэйда взглядом, а Уэйд — его. Уголки рта Рейли слегка опустились, а на лице Уэйда не дрогнул ни единый мускул.

— Видите ли, Рейли, — вмешался Сет Уивер, — дело в том, что я только что говорил Уэйду о том, что привело вас в Хоуп. — Он обратил взгляд своих карих близко поставленных глаз на Кэтлин. — Дрю представляет восточный хмельный синдикат, интересующийся приобретением крупного скотоводческого ранчо в наших краях, — объяснил он. — Его синдикат уже владеет скотоводческими акциями в Аризоне и Монтане. И еще я сказал ему сегодня днем, когда мы встретились в банке, что из всех здешних владельцев ранчо ни Баркли, ни Тайлеры, ни Лесситеры не собираются ничего продавать. На самом деле, — добавил он, бросив на приезжего острый взгляд, — я дал понять, что не знаю, при каких обстоятельствах стали бы продавать ранчо Уэйд или его братья.

— Это верно, Баркли. Сэр Уивер именно так все и объяснил, — кивнул Дрю Рейли. — Но он не упомянул о мисс Баркли — то есть я хочу сказать, о мисс Саммерз. Вы вдвоем владеете ранчо… значит, вы родственники? — спросил он, глядя на Кэтлин с очаровательной улыбкой.

— Нет. Мы не родственники — ни в каком отношении, — горячо сказала Кэтлин. Остальные гости насторожились, удивленные многозначительностью ее тона, но Уэйд всего лишь взглянул на нее со своей обычной невозмутимостью.

— И лично я, — продолжала она уже спокойнее, — с удовольствием продала бы свою долю, мистер Рейли, если бы позволили обстоятельства. Но к несчастью, они не позволяют.

— Иными словами, не тратьте зря время, пытаясь умаслить ее. — Уэйд протянул к Кэтлин руку, словно хотел увести ее, но она отпрянула.

Ореховые глаза Дрю Рейли были прикованы к лицу Кэтлин.

— Если бы я хотел умаслить столь красивую особу, это касалось бы не цены имения, — тихо отозвался он.

В глазах этого человека Кэтлин прочла нескрываемое восхищение, но это ее не взволновало. Она встречала людей типа Дрю Рейли много раз. И, вовсе не польщенная его слишком очевидным вниманием, а только лишь потому, что Уэйд хмыкнул у нее за спиной, пробормотала:

— Вы очень любезны, мистер Рейли. Благодарю вас. Уэйд поморщился.

— Зовите меня Дрю, я настаиваю. — Улыбка представителя синдиката стала шире. — А откуда приехали вы, мисс Саммерз?

— Я Кэтлин, вы помните? И мне бы больше хотелось послушать вас.

Они принялись непринужденно беседовать, но Кэтлин все время чувствовала на себе взгляд Уэйда. В глазах его словно застыл лед. И во время обеда, и когда гости стали играть в карты и разговаривать, он не обращал на нее внимания и либо шутил с Сетом Уивером, либо обсуждал цены на скот с Фредериком Портером, либо говорил комплименты Луанн и ее тетке по поводу прекрасного угощения.

Незадолго до конца вечера Кэтлин хватилась своего ридикюля. Она вспомнила, что заходила в маленькую швейную комнату в задней части дома с Амелией Портер, чтобы взглянуть на платье, фасон которого, как та слышала, вызывает на востоке страшный ажиотаж. Может быть, подумала девушка, он остался там. Она незаметно вышла в холл и увидела свой ридикюль на маленьком диванчике. Направившись в переднюю часть дома, Кэтлин услышала справа от себя какой-то звук и обернулась.

Она оказалась лицом к кухонной двери. А там, за порогом, увидела Уэйда и Луанн, которые стояли так близко друг к другу, что как бы сливались в одно целое. Руки Луанн лежали на плечах Уэйда, а он обнимал учительницу за талию. Потрясенная, Кэтлин смотрела на них. Луанн подняла лицо, и они поцеловались.

Глава 12

Ридикюль выскользнул из онемевших пальцев Кэтлин, ударившись об пол с глухим стуком, и Уэйд резко отпрянул от Луанн.

Когда взгляд его упал на стоявшую совсем рядом Кэтлин, растерянную и бледную, глаза его сузились. В течение одной мучительной минуты она не могла отвести глаз от его лица; ей казалось, что в ушах раздается оглушительный звон. Потом она услышала, как Луанн что-то пробормотала, Уэйд опустил руки, и Кэтлин пришла в себя. С яростью и отвращением она подхватила с пола ридикюль и выбежала в холл.

— Кэтлин, постойте! — прозвучал позади нее голос Уэйда, но она только ускорила шаги, с такой быстротой летя по направлению к гостиной, что столкнулась с Уиннифред Дейл, когда та вышла в холл.

— Ах! Простите, милочка… — Она уставилась на Кэтлин, белую как мел. — Господи, детка, что случилось? У вас такой вид, будто вы сейчас упадете в обморок.

— Нет-нет, что вы… у меня не бывает обмороков. Просто у меня… болит голова и… Уэйд, кажется, хочет побыть у Портеров еще немного, так что я подумала… может быть, Уиверы будут так добры и отвезут меня домой — сейчас же.

— Конечно, конечно! Сию минуту пойду спрошу у них. — Уиннифред с беспокойством оглядела ее. — Мне очень жаль, что вы плохо себя чувствуете. Подождите минутку, я пойду найду Эдну и…

— Если бы у меня была повозка, я счел бы за честь отвезти вас домой, Кэтлин. — Дрю Рейли подошел к ним со стороны гостиной, озабоченно глядя на Кэтлин. — К сожалению, сегодня я приехал верхом. Вы не позволите мне проводить вас до кресла, пока Уиверы соберутся? Принести вам рюмку бренди?

— В этом нет нужды, — раздался голос Уэйда за спиной у Кэтлин. Она резко обернулась.

Мрачный, нахмурившийся Уэйд подошел к ней и, схватив за руку, с демонстративным видом положил ее на свой согнутый локоть.

— Простите, что заставил вас ждать. Поехали.

— Извините. — Она высвободила руку и посмотрела ему в лицо. Ее зеленые глаза вспыхнули от негодования. — Я еще ни с кем не простилась.

— Ну так прощайтесь.

— Прошусь, когда буду готова.

— Сдается мне, вы уже готовы.

В воздухе между ними ощущалось напряжение, и Уиннифред удивленно переводила взгляд то на нее, то на него. Дрю Рейли молча наблюдал, как они обмениваются репликами.

В душе у Кэтлин царил хаос, и единственное, что она могла сделать, — это заставить себя не опускать глаза и смотреть прямо на Уэйда Баркли, в его ледяные синие глаза — она-то не сделала ничего, чего стоило бы стыдиться. Но он, судя по всему, тоже не считал себя виноватым ни в чем, потому что смотрел на нее так же твердо, упорно и безжалостно, как и она — на него.

Из безвыходного положения их спасла Уиннифред — она увела Кэтлин, чтобы та простилась с Портерами Вскоре после этого Кэтлин оказалась в коляске рядом с тем, кого ненавидела, в ночи, полной запахов диких цветов и хвои, под мерцающим лунным светом. Оба не проронили ни слова, пока не подъехали почти к самому ранчо «Синяя даль».

— Считаю, я должен кое-что объяснить.

Кэтлин буквально вскипела, до того спокойным был его голос, но тут же взяла себя в руки.

— Вот как? — произнесла она со всей холодностью, на какую была способна в данный момент.

— Позвольте мне вам кое-что пояснить, — продолжал он. — Ни при каких обстоятельствах вы не будете иметь никаких дел с Дрю Рейли.

Дрю Рейли! Кэтлин меньше всего ожидала, что Уэйд заговорит об этом.

— Так вы хотите поговорить о Дрю Рейли? — вырвалось у нее.

— Ясное дело, нет. Меньше всего мне хочется говорить о нем. Просто я велю вам держаться подальше от этого человека.

— Вы не имеете никакого права велеть мне что бы то ни было, мистер Баркли. И единственный человек, от которого я собираюсь держаться подальше, — это вы!

— Это почему же? Из-за… ошибки, которую мы допустили вчера вечером?

— Разумеется. А сегодня вечером вы, очевидно, допустили еще одну «ошибку», — возразила она. — С Луанн Портер.

— Это была не ошибка. Мне хотелось поцеловать ее, — небрежно проговорил Уэйд.

Кэтлин повернулась и посмотрела на него, в душе ее возмущение соперничало с ревностью. Красивое мрачное лицо Уэйда ничего не выражало; он смотрел прямо на дорогу, но она заметила, что у него слегка напряжены плечи и сильные руки, которыми он так умело держал вожжи.

— В таком случае мне жаль эту бедную девушку! — воскликнула она.

— Вроде бы ей это понравилось. Так же, как и вам. — Он, прищурясь, взглянул на нее. — Если уж на то пошло.

Она не знала, закричать или дать ему пощечину, и ограничилась тем, что, крепко сжав руки в кулаки, отодвинулась от него настолько, насколько позволяли размеры коляски.

— Разве? Я не помню.

— Да что вы говорите!

— Правда. Я стараюсь не держать в голове неприятные вещи. Это гораздо проще, чем размышлять о них. А значит, что бы там ни произошло между вами и мной… какую бы ошибку ни совершили вы, я не имею к этому ни малейшего отношения. Это всего-навсего неприятный эпизод, и не более того.

К великому удивлению Кэтлин, он натянул вожжи и остановил лошадей так резко, что она покачнулась на сиденье. Их окружала темная непроглядная ночь, и вокруг не было никого, только деревья, луна и звезды.

— Что вы задумали?

— Хочу освежить вашу память, — сказал Уэйд, заключая ее в объятия.

Кэтлин тихонько охнула от удивления и широко раскрыла глаза, но он только ближе привлек ее к себе и накрыл ее рот поцелуем, с наслаждением вкушая упоительные розовые губы, которые преследовали его денно и нощно.

Он не собирался целовать ее — ни в тот раз, ни сегодня, но этот необыкновенный зловредный ангел обладал способностью язвить по его адресу, как никто другой.

— Значит, вы забыли, что чувствовали, когда я целовал вас? — пробормотал Уэйд, и она затрепетала в его объятиях.

— Д-да.

— И ничего не вспомнили?

— Н-нет… совсем ничего, кро…

Уэйд еще раз поцеловал ее. Кэтлин попыталась высвободиться, но замерла, издав короткий тихий стон, когда его горячие губы впились в нее и ее пронзило ощущение сладостного восторга.

— Вы не помните эту часть? — Голос у него был низкий, хриплый, он немного отстранился.

— М-м-м… нет… может быть…

— А я уверен, что помните.

Новый поцелуй оказался еще глубже, еще настойчивее. Кэтлин почувствовала, что голова у нее закружилась, губы жгло, как огнем, и с нежной мучительной радостью она ответила на поцелуй.

Оба они покачнулись, почти не сознавая, где находятся. Теперь Уэйд уже не мог остановиться, даже если бы захотел этого. Кэтлин была у него в крови, ее вкус, ее запах пьянили его сильнее, чем виски, и казалось, что во всем Вайоминге, да и вообще на всей земле, нет никого, кроме них двоих.

Поцелуй следовал за поцелуем, руки Уэйда принялись ласкать ее, гладить роскошные выпуклости бедер, а губы настойчиво покоряли ее, вызывая негромкие чувственные стоны, заставляя отвечать на его поцелуи, такие пламенные, что оба они пылали от страсти.

— Кэтлин, что вы со мной делаете? — простонал он, и губы его коснулись ее стройной шеи, а рука скользнула вверх, к чудным золотым волосам, и пальцы замерли на шпильках и заколках.

— Н-нет… не нужно, Уэйд!

В груди у него вспыхнуло, когда он услышал, что она назвала его по имени, и сердце забилось с такой скоростью, с какой не билось, когда он оказывался рядом со змеей, или рысью, или хулиганами, устраивающими драку в салуне.

— Молчите, — выдохнул он, и в то время как одна его рука обвилась вокруг талии Кэтлин, пальцы другой сомкнулись на одной из ее проклятых заколок. — Давно уже хочу это сделать…

Осторожно потянув, Уэйд ловко вытащил шпильки — одну, другую, третью, четвертую — и швырнул их в темноту.

Густые золотые локоны рассыпались в буйном беспорядке, и словно солнечный свет смешался с лунным. Уэйд зарылся пальцами в шелковистые пряди и поцеловал Кэтлин с такой страстной нежностью, словно та шла из самой сокровенной глубины его чувственности, о существовании которой он никогда не подозревал.

Кэтлин замурлыкала, как котенок, потом прижалась к нему, тела их слились в одно целое, и запах ее духов смешал все его мысли.

Уэйду казалось, что он умрет от наслаждения, когда нежные губы Кэтлин раскрылись навстречу его языку и он проник в ее рот. Он был почти на небесах… но не совсем — ему хотелось сорвать с нее это великолепное платье и овладеть ею при свете луны, целовать всю, вкусить целиком и полностью, чтобы перестать мечтать о ней.

Уэйд был уверен, что тогда все придет в норму и он не станет думать о ней постоянно. Его пальцы запутались в ее волосах, лаская шелковые пряди, а потом скользнули ниже. Неодолимое желание охватило Уэйда, когда он осторожно дотронулся до ее груди. Кэтлин тихо ахнула, содрогнувшись от наслаждения, но вдруг неожиданно напряглась и отпрянула.

— Нет! — услышал Уэйд ее шепот. И тут словно кто-то разрушил волшебные чары этой ночи, она высвободилась из его объятий, глядя на него с паническим ужасом, который постепенно вытеснил из ее глаз мерцание страсти. — Нет!

Уэйд забыл о своих порывах и почувствовал неожиданное желание успокоить ее.

— Ничего страшного, принцесса. Мы пока все отложим — пока. Если это то, чего вы хотите…

— Чего я хочу! — Голос Кэтлин сорвался, разрумянившееся было лицо снова стало бледным. — С каких это пор вы — вы все! — стали считаться с моими желаниями! Они не имели значения ни для Алека, ни для Доминика Трента, — с горечью вскричала она, — а вы, вы удерживаете меня на ранчо «Синяя даль» против моей воли с той минуты, как я сюда приехала. Да разве для вас важно, чего я хочу!

Руки Уэйда опустились, он встревожился, потому что увидел, что она вся дрожит, изо всех сил стараясь не расплакаться.

— Успокойтесь, — сказал он ровным голосом. — Кто такой Алек и кто такой Доминик Трент?

— Это не ваше дело, но вы такой же противный, как и они!

Уэйд всмотрелся в ее испуганное лицо.

— Сдается мне, они плохо с вами обращались, Кэтлин. А я никогда не сделаю вам ничего дурного.

— Уже сделали! — бросила она, тронув свои распухшие губы, но тут же ей захотелось взять свои слова обратно.

— Что вы имеете в виду? — резко спросил он.

— Вы не даете мне вернуться к Бекки, а я нужна ей. Мне необходимо забрать ее, мы должны убежать, прежде чем… — Поняв, что почти проговорилась, Кэтлин осеклась и почувствовала, как кровь отхлынула от лица. — А вы поцеловали меня! — укоризненно бросила она.

— Это плохо?

— Вы этого не хотели! Вы поцеловали меня не потому что… я вам нравлюсь… или что-нибудь такое. Вы и с Луанн… я видела вас… так зачем же?

— Зачем? — Уэйд скрипнул зубами. В глазах Кэтлин было такое выражение, что он не мог солгать. — Черт меня побери, если я знаю. Но мне хотелось сделать это с той ночи, когда я нашел вас у ручья.

— Зачем?!

— Считаю, что потому же, почему и вам хотелось меня поцеловать.

— Мне совсем не хотелось! Я никогда…

Уэйд быстро схватил ее за запястья и осторожно привлек к себе.

— Вы хотите, чтобы я опять доказал вам это? Потому что если мы начнем, я не знаю, сможем ли остановиться.

Их взгляды встретились. Какова бы ни была причина, по которой Кэтлин тоже хотелось поцеловать его, она даже не пыталась задуматься над этим.

— Черт вас побери! — крикнула она, потом вырвалась и оттолкнула его. В глазах ее блестели слезы, но ни одна не скатилась по щеке.

Прежде чем Уэйд успел понять, что происходит, Кэтлин выскочила из коляски, споткнувшись в густой траве, и бросилась бежать. Ее светло-зеленое платье переливалось в лунном свете, пышная юбка мешала бегу, распущенные волосы, доставая почти до пояса, развевались на ветру.

Она побежала в сторону ранчо, точно прекрасная фея ночи, ни разу не замедлив бег и не оглянувшись.

Уэйд смотрел ей вслед, в груди у него ныло. Желание снова обнять ее охватило его с бешеной силой.

Черт побери, что же это он делает?

Он не мог сказать Кэтлин, что поцеловал Луанн только потому, что пришел в отчаяние, думая о ней, Кэтлин, что он надеялся — когда они с Луанн поцелуются, он забудет о том, что произошло вчера вечером.

Но он не забыл, не смог. Уэйд чувствовал, что подло поступает с Луанн, но все время, пока он целовал ее, из головы у него не шла Кэтлин.

Пропади все пропадом! Уэйд стукнул кулаком по сиденью коляски, испугав лошадей. Риз доверил ему свою дочь, и он обещал позаботиться о ней, но не учел, какие чувства она возбудит в нем. Он человек спокойный, уравновешенный, все так говорят, а в последнее время ведет себя как круглый дурак.

Он смотрел, как она бежит, нереальная, будто сновидение. Ему хотелось удержать ее рядом с собой, но Кэтлин Саммерз убегала от него.

А от чего еще?

«Мы должны убежать, прежде чем… « — сказала она о себе и своей сестре.

От кого? От чего? От тех мужчин, чьи имена случайно сорвались с ее губ?

У Уэйда было такое ощущение, что не только от них. Кэтлин Саммерз, несмотря на свою красоту, независимый характер и храбрость, убегала от самой себя.

Глава 13

Целую неделю Кэтлин избегала Уэйда. Она спускалась к завтраку, когда он уже уходил, чтобы начать повседневную работу, находила занятия в своей комнате, когда он возвращался к ленчу, а обед приносила к себе на подносе. Вечера она проводила либо за чтением, либо писала письма Бекки.

Настало время клеймить скот, Уэйд был постоянно занят и не делал никаких попыток отыскать Кэтлин, за что она была ему благодарна. На сегодня с клеймением было покончено. Все работники разошлись по другим делам, Маркиз гнал к ручью белку и отчаянно лаял.

А Кэтлин не находила себе места. Она не ездила верхом одна с тех пор, как за ней погнались бандиты, хотя, как и предвидел Уэйд, Звездочка сама вернулась после этого приключения. Хватит трусить и сидеть в доме, внезапно решила Кэтлин, стоя у окна и глядя на пустынный двор.

Взяв свое письмо к Бекки, Кэтлин, закусив губу, задумалась. Она писала сестре каждый день, но все еще ни разу не получила ответа и решила сегодня во второй половине дня съездить верхом в Хоуп, отправить очередное письмо и проверить, не написала ли ей Бекки ответ.

Шайка бандитов, по всей видимости, исчезла из их мест — не было никаких признаков их присутствия с того рокового дня, когда она наткнулась на них, — так что опасности, пожалуй, не было никакой, если не считать волков, змей или медведей, подумала Кэтлин, крепко завязывая тесемки стетсона под подбородком и спускаясь вниз. Костюм для верховой езды сливового цвета был ей очень к лицу.

Она прошла прямиком на кухню, где еще раньше приметила стоящий у дверей дробовик. Был уже полдень, и Франческа как раз вынимала из печки яблочный пирог, когда вошла Кэтлин и взяла ружье. — Сеньорита?

Вопросительный взгляд экономки вызвал у Кэтлин раздражение. Она понимала, что та просто удивилась, увидев, что она берет ружье, но была не в настроении отвечать ей. Ей хотелось промчаться верхом по этой великолепной земле, побыть одной, забыть о Уэйде, о ранчо «Синяя даль» и трудном положении, в котором она оказалась. И о том впечатлении, которое произвели на нее поцелуи Уэйда.

— Я еду в город, Франческа. Оставить ружье вам, или я могу взять его?

— У нас есть еще одно, лежит под полкой в кладовой, если понадобится. Но, сеньорита, разве вы умеете стрелять из таких ружей?

— Вряд ли это очень трудно. — Кэтлин пожала плечами и направилась к двери. — Вам ничего не нужно в городе?

— Нет. Послушайте, сеньорита Кэтлин, если вы никогда не стреляли из ружья, сеньор Уэйд предпочел бы, чтобы вы знали, как это…

— Сеньор Уэйд не имеет права диктовать мне, что я должна делать. — Кэтлин с вызовом посмотрела ей в глаза. — Я не нуждаюсь в его разрешениях.

Неожиданно Франческа усмехнулась, и ее симпатичное лицо с оливковой кожей посветлело.

— Ваш отец — он тоже, бывало, заупрямится. Сеньор Уэйд — вот он куда терпеливее. Но все ж таки…

— Терпеливее в каком смысле?

Услышав низкий голос Уэйда, и Кэтлин и экономка повернулись и увидели, что он стоит, прислонившись к двери, ведущей из холла, низко надвинув на глаза стетсон.

— Не важно. — Кэтлин крепче обхватила ружье и хотела было уйти, но его голос остановил ее:

— Что вы собираетесь с этим делать?

— Не ваше дело.

Бросив эти слова через плечо, она захлопнула за собой дверь, не оглянувшись.

Она слышала, что Уэйд последовал за ней, но не остановилась, а пошла еще быстрее. Он настиг ее у самого сарая и заступил дорогу, став перед ней. Кэтлин шагнула в сторону, пытаясь подойти к двери, но он двигался проворнее, и ей это не удалось.

— Прекратите немедленно и оставьте меня в покое, — приказала она.

— Ни за что, пока вы не скажете мне, куда направляетесь с этим дробовиком.

— В город, если уж вам так хочется знать. Мне нужно отправить письмо сестре — той, которая терпеливо ждет, когда я вернусь к ней в Филадельфию, помните? Вот за этим я и еду, если вы ничего не имеете против.

— А дробовик? Его вы тоже собираетесь отправить сестре?

— На ранчо все принадлежит мне не меньше, чем вам, — холодно напомнила она. — Так что я полагаю, что могу пользоваться этим ружьем и мне не нужно вашего разрешения, чтобы взять его на время.

— Но вам, черт побери, нужно знать, как из него стреляют! — Уэйд выхватил у нее ружье. — Держу пари, вы в жизни не держали в руках дробовик, верно?

— Какая разница…

— Вы хотя бы знаете, заряжено ли оно? Заряжено ли? Кэтлин немного опешила.

— Я не посмотрела… пока что. Это не значит, что я не собиралась…

— Послушайте, маленькая неженка! — Уэйд нахмурился и покачал головой. — Вы можете покалечиться, если будете стрелять из него, не зная, чего нужно ожидать. У этого ружья сильная отдача, его нужно держать определенным образом, особенным образом целиться, если вы хотите хоть куда-то попасть.

— Хорошо, тогда я не возьму этот дурацкий дробовик. Вы удовлетворены? Отойдите. Мне нужна моя лошадь.

— Выбросите это из головы. Я запрягу повозку и сам отвезу вас в город.

— Вот уж что мне совершенно ни к чему, так это ваше общество!

— Это почему же? — Он шагнул к ней. — Боитесь?

— Не смешите меня. — Кэтлин усмехнулась. — Вы переоцениваете свои возможности, мистер Баркли, если думаете, что пребывание в вашем обществе вызывает у меня хотя бы толику страха. Просто мне не хочется смертельно скучать всю дорогу!

С этими словами Кэтлин попробовала проникнуть в сарай, обойдя Уэйда, но тот, пробормотав проклятие, схватил ее за талию.

— Вы самая упрямая женщина, какую я когда-либо встречал. Я сказал, что отвезу вас в город, и сделаю это.

Кэтлин попыталась высвободиться, но в это мгновение послышался еще один голос — глубокий, мягкий, немного насмешливый:

— Я считаю, что больше не могу ждать ни минуты, чтобы познакомиться с леди, которая так рассердила моего старшего брата. Полагаю, я должен пожать ей руку.

К ним подошел молодой человек, высокий и мускулистый, как Уэйд, с такими же черными волосами, но глаза у него были темно-серыми, а не синими. На его красивом лице играла довольная улыбка.

— Откуда ты, черт побери, взялся?! — воскликнул Уэйд, все еще держа Кэтлин за талию и глядя в насмешливо прищуренные глаза младшего брата.

Ник Баркли пожал мощными плечами.

— Умывался в ручье. Хотелось выглядеть прилично при встрече с дочуркой Риза. Полагаю, мэм, что это вы и есть, — сказал он с легким галантным поклоном.

Кэтлин смотрела на него, смущенная не только тем, как близко стоит к ней Уэйд и как крепко он держит ее — отчего сердце у нее билось быстрее и щеки запылали, — но и тем, что появился еще один мужчина, который тоже оказался Баркли.

— Вы, наверное, Ник… или Клинт, — в смятении выговорила она, тщетно пытаясь вырваться из рук Уэйда.

— Ник Баркли — к вашим услугам, мисс Саммерз. Помните только, что нельзя верить ничему, что говорил вам обо мне мой старший брат, там нет ни слова правды. А скажи, братец, почему ты держишь эту девочку так, словно боишься, что она убежит? — Голос Ника Баркли звучал серьезно, но в уголках его серых глаз, опушенных длинными ресницами, снова появились веселые морщинки.

Уэйд отпустил Кэтлин, больше не сдерживая усмешку, которая расплылась на его лице. Он прислонил ружье к стене сарая и подошел к брату, чтобы пожать ему руку, и в следующее мгновение братья Баркли принялись обниматься и хлопать друг друга по спине.

Кэтлин видела, что они искренне любят друг друга. Напряжение и возмущение Уэйда исчезли, и когда он отпустил брата, вид у него был вполне умиротворенный.

— Как долго ты сможешь пробыть здесь? — спросил он.

— Пару дней. Пока ты мне все не выложишь об этих бандитах, после чего я пойду их выслеживать. — Он потер подбородок. — Никого Риз так не ненавидел, как угонщиков скота.

Риз. Опять Риз! Братья Баркли знали его, любили, сделали своим божеством. Ну а почему бы нет? — с горечью спросила себя Кэтлин. Он вырастил их, был им отцом в этом просторном, удобном доме — доме, где она, Кэтлин, оказалась посторонней.

Она отвернулась, охваченная знакомой болью.

— Не буду вам мешать, — спокойно сказала она, холодно посмотрев на каждого из братьев, и вернулась в дом. Когда она сообщила Франческе, что приехал Ник, та пришла в восторг и засуетилась на кухне, торопясь приготовить гостю поесть.

Кэтлин накрыла стол белой кружевной скатертью и поставила красивые тарелки с белыми и голубыми цветочками. Франческа в это время носилась от буфета к плите и в кладовую, точно охваченная пламенем. Когда вошли Уэйд с Ником, Кэтлин расставляла кофейные чашки и резала яблочный пирог, а сияющая Франческа вплывала в столовую, неся блюдо с нарезанной ветчиной, фасолью в густом соусе из патоки и лука и толстыми кусками дрожжевого хлеба.

— Присоединяйтесь к нам, — сказал Ник, обращаясь к Кэтлин, когда та направилась к лестнице.

Он обладал таким же обаянием и спокойными манерами, как и Уэйд, и почему-то она не смогла отказаться. Садясь за стол, Кэтлин почувствовала на себе взгляд Уэйда, но не посмотрела на него.

Во время этой поздней послеполуденной трапезы она говорила немного, в основном слушая беседу братьев, которые то и дело наполняли свои тарелки. Между ними существовало веселое товарищество, тепло, которое показалось Кэтлин сродни тому, что чувствовали друг к другу она и Бекки. Но оба они были мужчинами, ровнями и, несмотря на все свои дружеские препирательства, ощущали себя таковыми. Бекки же была всего лишь девочкой, подумала Кэтлин с болью, маленькой девочкой, которая нуждается в присмотре старшей сестры.

— Ну, Кэтлин. — Ник повернулся к ней, сверкнув великолепной улыбкой, когда она поставила свою чашку с кофе на блюдце. — Как вам нравится ранчо «Синяя даль»?

— Кое-что нравится, — неохотно призналась она, ощущая, что проницательный взгляд Уэйда устремлен на нее.

— И что же именно?

— Ну. — Кэтлин немного помедлила. — Дом, разумеется, очень хорош — просторный и удобный. И место… очень красивое.

— Красивое? И это все?

Вопреки желанию Кэтлин ее улыбка перешла в смех.

— Ну ладно, оно потрясающее… в особенности горы. А когда солнце садится, небо пылает необыкновенно красивыми красками, фиолетовой и розовой, и такой великолепный золотой цвет — чистый, светящийся…

Она осеклась, смущенная собственными восторгами, и, украдкой бросив взгляд на Уэйда, холодно закончила:

— Тем не менее я предпочитаю восток.

— Понятно, — серьезно кивнул Ник. Его внимательный взгляд скользнул с брата на золотоволосую девушку, от которой тот прямо-таки не мог отвести глаз. — А мой братец? Он хорошо о вас заботился? — медленно выговорил он.

Сначала Кэтлин хотелось сказать, что Уэйд вел себя с ней совершенно невыносимо, но все же она сказала правду:

— Он спас мне жизнь. — И неловко потупилась.

— Это меня не удивляет. Я никого не знаю в наших местах, кто мог бы лучше Уэйда помочь человеку, попавшему в неприятное положение.

— К сожалению, «Неприятность» — это ее второе имя, — сказал тот.

Кэтлин подняла голову, ее зеленые глаза сверкнули.

— Если от меня столько неприятностей, — возразила она, невинно улыбаясь, — то почему бы вам не облегчить свое положение и не купить мою долю, чтобы я могла вернуться в Филадельфию?

— Риз учил меня, что никогда не следует выбирать легких путей. — Уэйд внимательно смотрел на ее вспыхнувшее лицо и сердитые глаза, а потом оттолкнул стул от стола. — Пошли. Вам нужно было в город.

— Но вы, наверное, хотите побыть с вашим братом?

— Кто это сказал? — Уэйд обошел вокруг стола. — И потом, вы собирались отослать письмо вашей сестре.

Он смотрел на Кэтлин спокойно и одновременно ласково, отчего она неизменно испытывала какое-то непонятное стеснение в груди. Что за невозможный человек! Грубый, как дикарь, и в то же время в нем столько нежности, что иногда он не в силах это скрыть.

Неудивительно, что его чувства так же противоречивы, как и он сам.

Она перевела взгляд с него на Ника, в молчаливом раздумье откинувшегося на спинку стула.

— Это может подождать и до завтра, — услышала Кэтлин свой тихий голос, поднимаясь со стула. — Вам с Ником нужно побыть вместе.

И прежде чем кто-то из них успел возразить, поспешно вышла из столовой.

Когда ее шаги зазвучали на лестнице, Ник пристально посмотрел на брата.

— Так это, — медленно сказал он, — и есть давно пропавшая дочка Риза?

— И что из этого? — Уэйд поднял чашку с кофе.

— Чертовски красивая женщина, — заметил Ник, когда Уэйд, отхлебнув немного, вопросительно взглянул на него.

— Ну?

— Хотя кажется кокетливой. Не захотела оставаться здесь, когда ты рядом. — Глаза Ника были по-прежнему устремлены на Уэйда.

Тот пожал плечами.

— Ты заметил?

— Заметил. И еще заметил, как ты смотришь на нее.

— Да-а? И как же?

— Как будто нашел рудник, полный сверкающего золота, и тебе не терпится присвоить его. Но в то же время тебе кажется, что едва ты к нему прикоснешься, он исчезнет.

Уэйд ничего не ответил, молча подошел к окну и уставился на горы, которые Кэтлин, по ее признанию, полюбила.

— Так почему же ты с ней повздорил там, у сарая? Обычно, братец, у тебя с леди все идет куда как гладко.

— Ну… я никогда не встречал таких леди, как Кэтлин Саммерз. — Уэйд повернулся, встретился глазами с братом и нахмурился. — Она хочет уехать и продать мне свою долю, а я не могу ее отпустить. Ризу почему-то хотелось, чтобы она жила здесь.

Ник кивнул.

— Я знаю условия завещания. — Он помолчал. — Так что же ты собираешься делать?

— Буду бороться с ней, пока она не сдастся, — рявкнул Уэйд.

— Может, стоит подумать, а, братец? Не потому, что я считаю себя большим знатоком, чем ты, когда дело касается женщин, — я, черт побери, никогда не видел, чтобы мужчина мог подцепить хорошеньких женщин столько, сколько ты, бросив им всего-навсего «Как поживаете, мэм? « — но… помнишь, я сказал, что она показалась мне кокетливой?

— И что же?

Ник забарабанил пальцами по столу.

— Она напоминает мне диких лошадей, которых ты так хорошо умеешь объезжать. Сочетание страха и силы, но они становятся покорными, как ягнята, когда поверят тебе.

Уэйд медленно отошел от окна и остановился у стола.

— Я ей не нравлюсь, — сказал он.

— Ерунда! Я точно знаю — нравишься.

— Ты ошибаешься.

— Ну тогда… — Ник поднял брови и посмотрел на брата долгим взглядом. — Ни одной из тех диких лошадей, которых мы поймали в каньоне Хоупа несколько лет назад, ты тоже не нравился. Поначалу. Но тебе удалось усмирить всех до единой.

— Она не лошадь, Ник, она женщина.

— Да уж, я заметил. Хорошо, что ты тоже не забываешь об этом.

— И она разбила сердце Ризу! — Уэйд стиснул челюсти. — Ты ведь знаешь, что это так.

— Знаю. Все эти годы она не отвечала на его письма, ни разу не приехала на ранчо. Ты спросил у нее почему?

— Нет. Она объяснила, почему не приехала сразу же, пока он был еще жив, и я согласен — это можно понять, но о предыдущих годах не спрашивал.

— Может, и стоило бы.

— Может, и тебе стоило бы не лезть в чужие дела. Ник немного виновато взглянул на него.

— Да, ты прав. Я не собирался…

— Она совершенно не похожа на женщину, с которой я хотел бы когда-нибудь поселиться вместе, — выпалил Уэйд чуть ли не в отчаянии. Брат внимательно смотрел на него. Тяжело вздохнув, он взъерошил волосы и продолжил: — Она страшно возбуждает меня и так чертовски хороша, так привлекательна и… она вбила себе в голову, что будет жить в каком-нибудь большом городе и… тут еще эта новая школьная учительница, ты видел ее на похоронах Риза. Луанн Портер.

— Хорошенькая леди, — кивнул Ник. — Я думаю, это как раз то, что тебе нужно?

Уэйд не знал, что ответить. Он почувствовал, что сердце его бешено застучало, когда он представил себе красивое лицо Кэтлин, вспомнил страстную сладость ее поцелуя, искры, которые вспыхивали между ним и ею всякий раз, когда они оказывались где-нибудь вместе, когда он приближался к этому прекрасному личику и завораживающим глазам, когда видел ее маленький, упрямо вздернутый подбородок.

— Луанн — это именно то, что я хотел бы, — сказал он наконец так тихо и неуверенно, что едва сам расслышал свои слова.

Ник некоторое время серьезно смотрел на него, потом откашлялся.

— Я мало что знаю про такие дела, — сказал он. — И слава Богу. Но сдается мне, и тебе стоило бы это запомнить, братец, что не всегда бывает так, как нам хочется. Немногое в жизни идет по плану — и, черт побери, в особенности то, что связано с женщинами.

Он хлопнул Уэйда по плечу, сочувственно покачал головой и вышел, чтобы принести свои вещи. Уэйд рухнул на стул и закрыл глаза.

— Проклятие.

Он вдруг все понял, и это было похоже на удар прямо в сердце. Луанн Портер — милая, хорошенькая, умная, добрая, но, пожалуй, немного скучная. А лицо Кэтлин, голос и поцелуи преследовали его целыми днями, не говоря уже о ночах. Каким-то образом, вопреки его воле, вопреки разумным намерениям, белокурая кокетливая красавица с самыми ясными зелеными глазами на свете вот-вот совершит нечто такое, что не удавалось еще ни одной женщине, — нечто, чего, как он поклялся, не сможет сделать никто. И если он не поостережется, она окончательно войдет в его жизнь и навсегда завладеет его сердцем.

Глава 14

Ручей манил прохладой, играя на солнце точно переливающийся зеленый шелк. В укромном местечке на берегу Кэтлин сняла с себя одежду. В утренней прогулке верхом ее сопровождал Маркиз, пока она, обогнув ранчо, не подъехала к воде, после чего помчался за зайцем, выглянувшим из-за куста. Кэтлин отъехала на такое расстояние, что дома было не видно и до нее не долетал ни единый звук царившей там суеты.

Именно этого ей и хотелось.

Все вокруг было прекрасно — нежаркое солнце раннего утра, янтарные облака, покой в воздухе, влажном от ночной росы, и вода, которая неспешно струилась в тени тополей.

В последнее время она спала урывками — слишком много мыслей теснилось у нее в голове. С тех пор как Уэйд впервые поцеловал ее, она лишилась ночного покоя, а после званого ужина у Портеров все попытки заснуть были тщетны. Но не только воспоминания о его поцелуях прогоняли прочь сон Кэтлин — ее тревожили также мысли о Бекки.

Она собиралась поутру съездить в город отправить письмо сестре и рассчитывала, что там ее ждет ответ. Кэтлин надеялась, что Бекки не очень огорчается из-за того, что старшей сестре пришлось отложить свое возвращение и что насмешливые шепотки и сочувственные взгляды, которые приходилось выносить девочке после того, как распространились слухи об их затруднительных обстоятельствах, больше не досаждают ей.

Все это волновало Кэтлин, и она ворочалась и металась без сна. Беспокойные мысли заставили ее встать, когда рассвет только начинал золотить небо и слышалось пение ранних птиц. Кэтлин поехала по широкой равнине, по хребтам, вдоль оврагов с красными склонами, замечая все вокруг — косулю на отдаленном холме, сокола, кружившего над головой, прелестные цветы, ковром устилавшие зем-лю. Странная радость охватила ее при виде всей этой дикой красоты. Но солнце поднялось выше, Кэтлин стало жарко, одежда показалась тяжелой и неудобной, и она вспомнила о ручье.

Здесь, в этом укромном месте, от воды тянуло прохладой, трава была ярко-зеленой, и ветви ивы, к которой Кэтлин привязала Звездочку, плавно развевались на ветру. Здесь замечательно, подумала Кэтлин, оставив свою юбку для верховой езды и белую батистовую блузку аккуратно сложенными на стволе дерева. Она отъехала так далеко от дома, что никто ей не помешает.

Она сняла чулки, положила их рядом с мягкими башмачками из козьей кожи и медленно вошла в воду, оставив на себе только сорочку.

— А-ах! — выдохнула Кэтлин удивленно — несмотря на жаркую погоду, вода в ручье оказалась холодной как лед, — но, переведя дыхание, все же пошла дальше, пока вода не достигла бедер. Она окунулась, погрузив в воду плечи и грудь, не подколов волосы, так что они свободно поплыли по поверхности ручья. Солнце было горячим, и она полагала, что, искупавшись, высохнет быстро. Прикосновение холодной воды к коже было очень приятным.

Удовольствие от купания вытеснило у нее из головы все сложности, даже Уэйда Баркли.

Но ненадолго. Кэтлин плавала, плескалась, переворачивалась на спину, а его худощавое суровое лицо снова и снова вставало у нее перед глазами, и она опять ощущала сильные объятия его рук, горячую страсть его поцелуя.

А потом вспомнила, как он целовал Луанн Портер.

«Он не нужен тебе. Ты ему не нравишься. Ему нет до тебя дела, так же как не было до тебя дела Алеку. Это неотесанный мужлан, высокомерный ловелас, точно такой же, как все. Помнишь, что говорила миссис Каспер? „Ни в коем случае не влюбляйтесь в ковбоя“. А кто такой Уэйд Баркли? — спросила она себя. Кэтлин опустила голову в воду в надежде, что хрустальные капли смоют напрочь все следы ее глупости, и от холода у нее застучали зубы.

Конечно, он спас ей жизнь, когда ее преследовали бандиты, защитил от этого ужасного Оттера Джонса. Но об этом ей думать не следует. Все это не имеет значения. Он упрям, он приводит ее в ярость, не говоря уже о том, что ему нельзя верить. Ей жаль Луанн. Эта славная девушка понятия не имеет о том, насколько в действительности неискренни эти его страстные поцелуи.

Кэтлин вдруг почувствовала, что больше не может быть в холодной воде. Она побрела к берегу, ушибла палец о камень, чертыхнулась и вышла из воды. Господи, как холодно! Солнце оказалось вовсе не таким жарким, как она думала. Кэтлин быстро побежала туда, где оставила одежду, и, ахнув, изумленно уставилась на ствол дерева.

На нем ничего не было.

Она стояла в одной сорочке, с нее стекала вода, мокрая ткань облепила все тело. Кэтлин в отчаянии огляделась по сторонам — но увидела только башмачки. И еще Звездочку, и яркие цветы, и белку в листве соседнего тополя.

Но никаких признаков юбки, блузки или чулок. Вся ее одежда исчезла.

— Маркиз! Что там у тебя?

Уэйд увидел пса, трусившего по направлению к загону, ушки у него были на макушке, хвост радостно вилял. Ник, стоявший рядом с братом, расхохотался.

— Провалиться мне на месте, если это не дамская одежда!

Джейк Янг, который только что сел на лошадь, удивленно уставился на ворох одежды, которую Маркиз положил у ног Уэйда.

— Что за черт! — Уэйд усмехнулся, а собака села на задние лапы, с обожанием глядя на него и стуча хвостом по земле, словно ожидая щедрой похвалы. — Где ты это взял, вороватый койот?

Но он уже знал ответ. Заметив, что собака двигалась со стороны ручья, он понял, что найдет там, на берегу, ниже по течению. Согнав с лица ухмылку и изобразив озабоченность, Уэйд сгреб в охапку юбку и блузку с кружевами, а также тонкие чулочки, не обращая внимания на открытую усмешку брата.

— Считай, она до смерти замерзнет, если ты сию минуту не привезешь ей все это, — с серьезным видом заметил Ник.

— Я отвезу, босс, — вмешался Джейк Янг. — Вы с Ником хотели ехать, так что я готов…

— Это ты хотел ехать, — спокойно оборвал его Уэйд. — Проверь южное пастбище и найди Мигеля. Если я пошлю тебя вернуть вещи мисс Саммерз, ты весь день пробездельничаешь — будешь читать стихи и жевать печенье.

Ник расхохотался, а Джейк стал краснее собственного шейного платка.

— Да черт побери, Уэйд, я не буду…

— Поезжай.

Уэйд сунул под мышку одежду и, не обращая внимания на огорченное лицо Янга, направился к ручью.

— Помощь тебе не понадобится, чтобы согреть леди? — крикнул вслед ему Ник. В горле у него булькал смех.

— Дня мне хватит, братишка, — бросил в ответ Уэйд через плечо, после чего ускорил шаги по направлению к длинной череде деревьев, росших по берегу ручья.

Сапоги его шуршали в высокой траве. Он обогнул заросли и подошел ближе к воде.

Кэтлин нигде не было видно, так что он взял правее и пошел дальше. Вдруг появился Маркиз и запрыгал рядом с ним.

— Мало ты наделал беспокойства? — Уэйд старался, чтобы голос его звучал строго, но сам с нетерпением ожидал предстоящей встречи.

Он заметил Кэтлин раньше, чем она его, менее чем в одной миле вниз по ручью. Она стояла на небольшой, усыпанной цветами лужайке и пыталась отвязать свою кобылу.

На ней не было ничего, кроме тонкой кремовой сорочки, отороченной кружевом, распущенные светлые волосы струились густыми мокрыми прядями по стройной спине, а в руке она держала башмачки цвета лаванды. Ее высокая крепкая грудь, гибкая талия и стройные длинные ноги, все в блестящих каплях воды заставили его застыть на месте. Она была точно русалка — великолепные золотистые волосы, кожа цвета слоновой кости и точеное бледное лицо. В горле у Уэйда пересохло, в чреслах он ощутил тяжелую ноющую боль.

И тут она его увидела. Ее крик, как ему показалось, был слышен даже в Хоупе. Она уронила башмачки, круто повернулась и бросилась в ручей, погрузившись в воду так глубоко, что на поверхности осталась только голова.

— Отдайте! — потребовала она, указывая на свою одежду. — Как вы посмели взять это?

— Да какого черта стал бы я это брать? — Он приблизился, напустив на себя по возможности небрежный вид, несмотря на мучительное желание, охватившее его, желание, все сильнее разгоравшееся, пока он смотрел на ее вспыхнувшее лицо и сердитые зеленые глаза.

— Потому что вам… вам показалось, что это забавно. Так пошутить!

— Разве по мне видно, что я шучу?

— Да, вы… — Ее яркие глаза потемнели от негодования. — Положите все на землю и убирайтесь отсюда к черту! Я з-замерзла до смерти, а вам до этого и дела нет!

Он заметил, что зубы у нее стучат, и его желание как рукой сняло. Да она вся дрожит!

— Выходите из воды, Кэтлин. — Он говорил резко, тем самым командирским тоном, услышав который все работники вскакивали, чтобы немедленно выполнить его приказания. — Быстро!

— Не выйду, пока вы не уйдете. Положите все на дерево и ступайте.

— Хотите верьте, принцесса, хотите нет, но я и раньше видел полуодетых женщин.

— Но не меня!

— Будь я проклят, если буду стоять здесь и препираться с вами!

Доведенный до белого каления, Уэйд швырнул одежду на траву и вошел в воду. Кэтлин снова закричала и попыталась уклониться, но он схватил ее за руку и притянул к себе, а потом сгреб в охапку.

— П-пустите меня!

Она еще не договорила последнего слова, а он уже вышел на берег и поставил ее на землю.

— Сейчас весна, дурочка вы этакая. Только тот, кто ничего не знает о здешней жизни, полезет в ручей в это время года, да еще с утра пораньше!

— Только мерзавец станет красть одежду женщины, пока она купается! — Задыхаясь, Кэтлин вырвала у него блузку дрожащими окоченевшими пальцами. — Отвернитесь!

— Это вовсе не я, а Маркиз.

— От-твернитесь!

Скрипнув зубами, Уэйд подчинился. Наверное, это самая упрямая женщина в мире. Но, увидев ее в сорочке, облепившей ее, как вторая прозрачная кожа, он чуть не застонал, представив себе, каким именно способом мог бы ее согреть. Он бросил палку Маркизу, прыгавшему вокруг Кэтлин, которая с трудом натягивала одежду, и стоял, стараясь подавить искушение повернуться до того, как она облачится в свой строгий, красивый туалет.

Маркиз с лаем помчался за палкой, и Уэйд оглянулся. Кэтлин пыталась застегнуть блузку, руки у нее так дрожали, что пуговицы не слушались.

— Ну-ка дайте мне, — сказал он с грубым нетерпением. Он ловко застегнул верхнюю пуговицу, потом еще одну, пониже. Когда рука его коснулась ее груди, он напрягся, словно мальчишка, никогда не прикасавшийся к девочке.

— Я… сама, — еле слышно проговорила она. Он оттолкнул ее дрожащие пальцы.

— Ну уж нет!

Кэтлин не двигалась, если не считать бившей ее дрожи, пока он застегивал все ее пуговицы. Она замерзла, очень замерзла. Ей и в голову не пришло, что Маркиз может утащить ее одежду, и она не могла вообразить, что вода в ручье окажется такой холодной. Уэйд снял с себя широкую фланелевую рубашку и закутал ее плечи, и она с облегчением вздохнула, ощутив, что немного согревается.

Потом он, без всякого предупреждения, привлек ее к себе, согревая своим телом. Кэтлин словно растаяла в его железных объятиях, прижавшись к его голой груди, такой надежной и теплой. От его крепкого загорелого тела исходил жар, волны жара, такие же сильные, как и он сам. Когда эти волны пошли по ее телу, она задрожала и в то же время почувствовала себя в безопасности, ощутив кое-что еще.

Искру жара, чистого огня, которая была никак не связана с фланелевой рубашкой и очень даже связана с этим красивым человеком, который всегда появлялся в нужную минуту. С этим человеком, взгляд которого бывал тяжелым, но также удивительно нежным, от чьего прикосновения словно воспламенялись и ее сердце, и ее душа.

Она прильнула к нему всем телом, хотя и понимала, что нужно бы отодвинуться.

Руки Уэйда растирали ее спину уверенными согревающими движениями, и у нее не осталось ни малейшего желания вырваться.

Сердце Кэтлин билось учащенно. Как хорошо было стоять так близко к нему! Опасно, но хорошо.

Она глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя.

— Нам нужно идти… вернуться в дом.

— Да-а? — Он крепче прижал ее к себе, продолжая растирать. — Кто это сказал?

— Вы же знаете… нужно. Сейчас… же, — сказала она, стараясь говорить как можно убедительнее, но ей удалось проговорить это тихим шепотом, а вовсе не решительным тоном, как хотелось поначалу.

Он понимал, что она права. Но это не имело значения. Он прижимал ее к себе, и это производило на него странное впечатление.

— Если бы я не был уверен в противном, я бы сказал, что вы меня боитесь, Кэтлин. А я не кусаюсь.

На мгновение Кэтлин охватило радостное чувство от того, что он выговорил ее имя с такой нежностью, но в голове мелькнула непрошеная мысль: не произносит ли он имя Луанн точно таким же голосом?

— Пойдемте. — Она высвободилась из его рук и увидела, как он прищурился.

Поначалу ей показалось, что он собирается возражать или даже удержать ее и поцеловать. Его взгляд упал на ее замерзшие дрожащие губы и на мгновение задержался там. Кэтлин чувствовала, как он напряжен, и, ощутив в своих чреслах ноющую боль, чуть было не встала на цыпочки и не поцеловала его. Какое безумие!

Но тут он кивнул и заговорил спокойным голосом:

— Как скажете, мисс Саммерз. — И направился к Звездочке. — Пошли.

Вскоре Кэтлин, переодевшись, уселась, закутанная в одеяло, принесенное Франческой, с чашкой сладкого горячего кофе перед огнем. К тому времени она уже могла размышлять более здраво. Когда в комнату вошел Уэйд, одетый в чистую рубашку, в сухие штаны и сапоги, она совершенно спокойно улыбнулась ему и поблагодарила за то, что он принес ее вещи.

— Я полагаю, что мне следует извиниться перед вами за то, что я обвинила вас в краже, — официальным тоном проговорила она. — Я прошу про…

— Не нужно никаких извинений. — Голос его звучал ровно, спокойно и твердо, как всегда, но в его взгляде было заметно что-то новое. Он больше не смотрел на нее с возмущением или досадой, как обычно. Он дружески улыбался ей, и от этой улыбки каждая клеточка ее тела трепетала.

— Сейчас я опаздываю на собрание на ранчо Тайлера. Дело идет о патрулировании, которое собирается организовать наша Ассоциация скотоводов на случай возвращения угонщиков, — я расскажу вам об этом потом. Во время урока стрельбы.

— Какого урока стрельбы?

Его алмазно-синие глаза сверкнули.

— Того, что будет у вас сегодня во второй половине дня. У вас и у меня. Прямо после ленча. А потом мы съездим в город. — Он прикоснулся пальцами к шляпе и повернулся к двери. — Ждите меня у загона, Кэтлин, и будьте готовы к поездке верхом.

И прежде чем она успела возразить или согласиться, вышел.

К тому времени, когда Кэтлин должна была прийти на место встречи, она окончательно уверилась в том, что происходит нечто весьма подозрительное. Уэйд держался с ней слишком уж мило: не очень ругал ее за купание в холодной воде, ни разу не назвал принцессой, а теперь собирается давать ей уроки стрельбы!

Поэтому, когда Кэтлин встретилась с ним у загона, она была одета в светло-серую хлопковую юбку для верховой езды, желтую свободную блузку с рукавами-буфами и новенькую броню под девизом «никакой чепухи». Горячее солнце сияло в вышине на бирюзовом небе.

— Подождите минуту, — сказала она, когда он подъехал. Пропустив ее слова мимо ушей, он спешился и подошел к ней, чтобы помочь сесть на Звездочку.

Кэтлин оттолкнула его руку.

— Сначала скажите, почему вы так неожиданно решили научить меня стрелять.

— Потому что я много думал об этом. Если вы собираетесь разъезжать по окрестностям, вам нужно научиться защищать себя.

«Мне нужно защищаться от вас», — хотелось сказать Кэтлин, но она только пожала плечами.

— Я не долго буду разъезжать по окрестностям.

— Достаточно долго.

— Но… я не понимаю. Если тех бандитов уже прогнали отсюда — вы ведь хотите их выследить и поймать с помощью вашего брата, — в чем же опасность?

Он заговорил терпеливо как с ребенком.

— У нас места по-прежнему неспокойные. Угонщики скота и все такое. Нужно быть наготове. Вокруг дикая природа. Можно встретиться с медведем, наткнуться на змею и на всяких озорников. — «Хорошо, что Оттер Джонс мертв и уже не опасен для Кэтлин, но любой чужак, которого она встретит, когда будет одна, может оказаться опасным», — подумал Уэйд, но вслух произносить не стал, чтобы не слишком пугать ее.

— Ясное дело, уроки стрельбы ни к чему, если вы хотите, чтобы вас всегда сопровождал я либо кто-то из моих ребят, когда вы поедете в город или покататься верхом…

— Нет, не хочу.

Он сдвинул шляпу на затылок, и солнце зажгло иссиня-черный отблеск в его волосах. Его глаза встретились с ее глазами.

— Ну тогда, я считаю, вам необходимо научиться хорошо стрелять из дробовика.

— Прекрасно. — Кэтлин протянула руку и погладила Звездочку по гриве. — Я научусь. Но я не хочу, чтобы меня учили вы.

— Это почему?

— Потому что мы с вами не ладим. — Ее взгляд вызывал его на возражения. Когда возражений не последовало, она продолжала оживленно: — Ваш брат, Ник, охотник, он, стало быть, хорошо разбирается в ружьях. Он может научить меня.

— Сейчас Ник занят, он возобновляет знакомства с некоторыми леди, которые работают в салуне.

— Ах, вот как!!!

Он улыбнулся с довольным видом, заметив, как она мгновенно вспыхнула.

— Ну значит, завтра…

— Завтра он уезжает. Прямо на рассвете.

— Тогда Мигель или Джейк, или Дерк…

Он протянул руку, обхватил пальцами ее подбородок и подержал так некоторое время. В его алмазно-синих глазах зажглись опасные огоньки.

— Неужели вы всегда будете спорить со мной обо всем?

— Я ни о чем с вами не спорю.

Уэйд усмехнулся.

— Поняли, к чему я клоню?

Его прикосновение было твердым, но осторожным. Если бы она не была настороже, если бы не помнила того, что испытала с мужчинами в прошлом, если бы она не видела, как он целовался с Луанн Портер, она, пожалуй, и поддалась бы этому сильному мужскому обаянию, исходившему от него. Если бы… если бы… если бы…

— Ладно, я согласна, — быстро сказала она, задохнувшись. — Но начиная с завтрашнего дня я буду ездить в город одна, чтобы отправлять письма Бекки.

— Давайте сперва посмотрим, как у вас получится сегодня.

— Вы считаете, что я не смогу научиться стрелять за один день?

— Да нет, я считаю, что вы вполне можете научиться стрелять. — Усмехнувшись, он отпустил ее и отошел. — Вопрос только в том, сумеете ли вы попасть туда, куда целитесь.

Глаза у Кэтлин потемнели и приобрели оттенок штормового моря. Обаяние? Да у этого человека обаяния не больше, чем у скунса!

— Это мы еще увидим, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, взметнула юбкой, потом подвела Звездочку к изгороди загона и воспользовалась ею, чтобы сесть в седло без помощи Уэйда Баркли.

Ей вдруг захотелось иметь большую фотографию Уэйда Баркли — чтобы использовать ее как мишень во время обучения стрельбе.

Глава 15

Для занятий Уэйд выбрал поляну далеко в предгорьях. Место было открытое, тихое, заросшее лютиками и золотарником. Неподалеку росла старая сосна, хвоя ее шелестела на ветру.

— Вот куда вы будете стрелять, — сказал Уэйд, а потом показал, как заряжать дробовик, как держать его у плеча, как соблюдать безопасность.

Кэтлин не могла не признать, что это был терпеливый учитель, и изо всех сил старалась быть дисциплинированной ученицей.

Но сосредоточиться было не очень-то легко. Погода была прекрасная, мужчина, что стоял рядом с ней, обхватив ее стан и направляя ее руку, был такой красивый, такой… настоящий мужчина.

Он слишком отвлекал ее внимание.

Кэтлин все же смогла понять, как приспособиться к отдаче дробовика, как целиться, как нажимать на курок, и один раз даже попала в ствол сбоку. Но всего один раз.

Она расстроилась — не только потому, что не могла прицелиться лучше, но и потому, что его руки слишком отчетливо напоминали ей о той ночи, когда он целовал ее под луной. И о том утре, когда он, обнимая ее, согревал у ручья.

«Перестань вспоминать об этом! Где твоя сила воли? « — раздраженно подумала она и нажала на курок так сильно, что попала в совершенно другое дерево, а не в то, в которое целилась.

— Похоже, вам нужен перерыв.

Взяв у Кэтлин ружье, Уэйд поставил его на землю, вынул из своей седельной сумки флягу с водой и предложил ей.

В горле у Кэтлин пересохло. Она сделала хороший глоток, вернула ему флягу, и они оба сели на траву.

Уэйд сорвал травинку, потом другую.

— У вас хороший глаз и твердая рука. — Он сощурился, глядя на нее против солнца. — Но…

— Но — что?

— Вы неправильно фокусируете глаз на цели. При стрельбе нельзя отвлекаться, нельзя предаваться посторонним мыслям и чувствам. — Он внимательно смотрел на нее, голос его звучал сухо. — О чем вы думаете?

О чем она думает? О нем. О Бекки. О возвращении в Филадельфию. О том, как избавиться от Доминика Трента.

— О разных вещах, — пробормотала Кэтлин.

Ей следовало бы знать, что такой туманный ответ его не удовлетворит.

— К примеру?

От него не отвяжешься, как от москита. И на нервы он действует, как москит.

— О сестре, — бросила она. Это было правдой только отчасти, хотя она действительно беспокоилась, не получая от Бекки вестей. — Она еще не ответила на первое письмо, которое я написала ей по прибытии сюда. А это было уже две недели назад! Надеюсь, с ней все в порядке.

— А почему бы и нет? На это есть причина? Кэтлин провела рукой по траве, глядя на гибкие зеленые побеги.

— Смерть наших родителей была для нее ужасным ударом. Для нас обеих, — спокойно сказала она.

Повисло молчание, во время которого слышался только слабый шелест яркой молодой листвы.

— Да. — Уэйд внимательно смотрел на ее профиль. — В этом я не сомневаюсь. — Он откашлялся. — Мы знали, что Риз умирает, что сердце у него сдает, но когда он умер, нам от этого было не легче. Это и в самом деле чертовски больно.

В его глазах была такая грусть, что это ударило Кэтлин в самое сердце. Она кивнула, в горле у нее застрял комок, мешая дышать, но она и сама не знала, из-за кого переживает — из-за него, из-за себя или из-за них обоих.

— Риз подготовился, — спокойно продолжал Уэйд. — Он подготовился к смерти, со всеми попрощался. Все его бумаги были в порядке.

— Я знаю. — Она сама удивилась, что почти не ощутила злости в этот момент. Каждый день в этих прекрасных краях, в этой внушающей благоговение своей красотой долине ей становилось все труднее и труднее ненавидеть ранчо «Синяя даль», которым так хорошо управлял Уэйд.

— Но ваши родители, — медленно сказал он, — не знали, что их ждет. — Он посмотрел вдаль, на виднеющиеся горы. — Когда вы так внезапно потеряли их, я думаю, вам пришлось немало потрудиться, чтобы разобраться в их делах.

Кэтлин вспомнила, как подкосились у нее ноги, когда поверенный Джиллиса сообщил ей положение вещей, как бессильно она опустилась на стул, как ей стало тошно.

— Еще бы, — прошептала она.

Она осознала, что в ее голосе прозвучали горькие нотки, и почувствовала, как вспыхнуло у нее лицо. Она посмотрела на Уэйда, надеясь, что тот ничего не заметил, но он, разумеется, заметил. Уэйд замечал все.

— Хотите поговорить об этом?

— Тут почти не о чем говорить.

— Судя по тому, как у вас дрожат губы, это вовсе не так. Ее глаза метнулись к его лицу. Его проницательный взгляд, казалось, проник ей в самую душу, в сознание, прикасаясь ко всем ее мучительным тайнам.

— Это было… трудно, — медленно призналась она.

— Потому что…

— Это вас не…

— Вы как-то сказали, что я ничего не знаю о вашей жизни. Ну так сейчас у вас есть возможность хоть что-нибудь мне рассказать.

Внезапно Кэтлин охватило сильное желание поговорить с ним о том, что произошло в Филадельфии, желание это переполнило ее, как вода, переливающаяся через плотину.

— Мой отчим, Джиллис, очевидно, проиграл в карты свое состояние, — торопливо заговорила она тихим голосом. — Это потребовало от него значительных усилий, потому что состояние было огромным. Он держал все в тайне, я думаю, что даже моя мать не знала. Разумеется, не знали ни я, ни Бекки. — Она устремила взгляд на лося, появившегося на отдаленном склоне горы. — Но когда пароход утонул, состояние его дел стало известно всей Филадельфии. Джиллис оказался должен почти всем. Разразился настоящий скандал. — Она старалась говорить легко, как умудренный опытом человек, старалась, произнося эти последние слова, чтобы в голосе ее не прозвучала горечь, но у нее ничего не получилось. Она почувствовала, как напрягся сидевший рядом с ней Уэйд.

— Плохо дело.

— О да. Плохо. Очень плохо. — Это был уже просто шепот.

— Скандал? Держу пари, вам было очень неприятно и вашей сестре тоже.

— У нас все будет хорошо, — быстро ответила Кэтлин. Она глубоко вздохнула. — Поначалу мы были в шоке, как после их гибели, но теперь… теперь все под контролем.

Уэйд изучал ее лицо — образчик изящества, гордости и спокойного достоинства и не мог не ощутить неожиданного восхищения.

— Значит… состояние Тамарлейна… Вы не… вам не… — Он нахмурился. — Он ничего вам не оставил, вы это хотите сказать?

Кэтлин вздернула подбородок и встретила его взгляд не дрогнув.

— Вы прекрасно обобщили сказанное. Да. Но у меня есть это ранчо. — Руки ее взлетели, словно желая обхватить дикую, потрясающе прекрасную местность, бескрайние равнины, поросшие полынью, предгорья и Серебряную долину, где расположилось ранчо «Синяя даль». — Когда я смогу продать свою долю, — сказала она, подчеркивая каждое слово, — мы с Бекки прекрасно заживем.

Наступило недолгое молчание.

— И куда вы поедете, если продадите ее? — наконец спросил Уэйд.

— Когда я продам ее, — отозвалась Кэтлин, не без некоторой суровости сделав ударение на первом слове, — мы с Бекки отправимся в Бостон или, может быть, в Чикаго, и все начнем сначала. Вдвоем. У меня будут деньги, чтобы обеспечить безбедную жизнь, и я добьюсь достойного положения.

В ее глазах Уэйд прочел твердую решимость, он ни на мгновение не усомнился, что Кэтлин Сам-мерз прекрасно со всем справится. Он также предположил, что пройдет не так уж много времени и кто-нибудь в Бостоне или Чикаго влюбится в нее, предложит ей замужество и домашний очаг и таким образом полностью изменит намеченные ею планы. Черт побери, да половина мужчин в любом из этих городов наверняка влюбятся в нее, подумал Уэйд, мрачно нахмурившись. Она не только хороша собой, но еще и храбрая, и в арифметике разбирается лучше большинства женщин да и держится с таким достоинством. Не говоря уже о ее соблазнительных полных губах, о высокой красивой груди…

Мысль о том, что кто-то другой будет целовать эти губы и прикасаться к ее груди, наполнила его обжигающей болью. И яростью, от которой сдавило грудь.

— Все-таки я не понял, — сказал Уэйд глухим голосом — потребовались немалые усилия, чтобы его голос зазвучал твердо, в то время как ему представлялась Кэтлин в объятиях другого. — Почему вы хотите продать свою долю и уехать в какой-то большой город? — Он отшвырнул вырванные травинки и посмотрел ей в глаза. — Почему бы вам не остаться здесь, на ранчо «Синяя даль»? Привезите сюда Бекки, как я уже предлагал вам. Детям здесь хорошо, ничего лучшего вы просто не найдете. Вашей сестричке совершенно не нужна какая-то необыкновенная школа, если вас беспокоит именно это. Луанн — чертовски хорошая учительница, а в Хоупе теперь есть библиотека…

Он осекся, потому что она вдруг побледнела. Неужели из-за того, что он упомянул Луанн? Или потому, что сказал, как хорошо детям на ранчо «Синяя даль»?

Кэтлин резко встала. Уэйд поднялся с земли одним прыжком и схватил ее за руки, когда она хотела отойти.

— Постойте. Объясните, что я такого сказал? Почему вы так… — он подыскивал правильное слово, — так вдруг вскинулись? — проговорил он наконец.

— Может быть, вам и вашим братьям и было хорошо здесь в детстве, но мой родной отец не хотел, чтобы я здесь жила.

— Еще как хотел! — Уэйд смотрел на нее с недоумением. Он оставил вам сорок процентов лучшего имения в наших краях и составил завещание таким образом, чтобы вам пришлось побыть здесь и попытаться прижиться на ранчо. Если это не говорит о том, что он хотел, чтобы вы здесь жили, я уж не знаю, о чем это говорит.

— Он никогда не хотел, чтобы я здесь жила, пока росла! Наверное, с него было достаточно вас и ваших братьев, вот он и не думал обо мне. Я писала ему, а он ни разу мне не ответил — ни разу!

Она с отвращением почувствовала, что голос у нее задрожал, но ничего не могла с этим поделать. Заговорив, она уже не могла остановиться.

— Мне страшно хотелось побывать на ранчо «Синяя даль», я мечтала об этом, молилась каждую ночь. Я даже просила его прислать мне свою фотографию, но…

Она замолчала, глядя на Уэйда. Вид у него был настолько ошеломленный, словно она сообщила ему нечто совершенно невероятное.

— Вы ему писали? — спросил он.

— Конечно. Несколько раз. В первый раз, когда мне было восемь лет, и потом… а что такое?

Он схватил ее за плечи.

— Он не получал от вас никаких писем, Кэтлин.

— Нет, получал. — Ее глаза сверкнули на солнце. — Моя мать сама дала мне точный адрес. Я выписывала каждую букву так старательно, четко и красиво, как только могла.

— Кэтлин! — Он слегка встряхнул ее. Его суровое лицо было напряжено. — Он никогда не получал от вас никаких писем!

Эти слова поразили ее. Голова у нее пошла кругом, и если бы Уэйд не держал ее так крепко, она пошатнулась бы.

— Я… не понимаю, — с трудом выговорила она.

— Скажу больше. — Он не сводил с нее своих сине-стальных глаз, голос его звучал резко. — Он вам писал. Я знаю, что писал. Я сам отвозил письма на почту.

— Вот как? Он действительно писал мне?.. — Она все еще не пришла в себя от потрясения. Как же это возможно, что Риз не получал ее писем, а она не получала писем от него? — Как же часто он мне писал?

Выражение лица Уэйда было угрюмым, как никогда.

— Перед вашим днем рождения, каждый год с тех пор, как вы уехали, пока вам не исполнилось двенадцать лет. И на Рождество. Он приглашал вас на ранчо «Синяя даль», Кэтлин, я знаю это наверняка, потому что он говорил мне, и Нику, и Клинту, что его маленькая дочка, может быть, приедет сюда погостить. А потом, поскольку ответов не было, — сказал он тихо, — перестал. Погрустнел. Он горевал о вас, Кэтлин, хотите верьте, хотите нет. Я все это видел и чувствовал себя беспомощным. — Он не сказал, что был поражен еще и тем, как сильно может ранить человека любовь.

— Это было чертовски обидно — понимать, что, как бы он ни любил меня, Ника и Клинта, мы не можем заполнить того пустого места, что было у него в сердце, — места, которое было отведено для вас.

Неужели на самом деле в сердце ее отца было место для нее? Неужели все-таки здесь было для нее место?

Внезапно Уэйд поднял руку и взял ее за подбородок.

— Я рассказал вам все это, потому что не хочу, чтобы вы прожили хотя бы один день с мыслью, что Риз не ждал вас и не любил. Это так далеко от истины, что было бы смешно, если бы не было так грустно.

Кэтлин пыталась осмыслить все, что сказал Уэйд. Она вспомнила о том времени, когда окончательно пришла к выводу, что отец отвернулся от нее. У нее были Джиллис и мать — когда они не путешествовали по Европе и не гостили у своих друзей в Ньюпорте. И конечно, у нее была Бекки. Но все равно крошечную частицу ее души, в самой глубине ее существа, терзала постоянная боль от того, что родной отец полностью вычеркнул ее из своей жизни.

Рассказ Уэйда полностью изменил все, что она думала о Ризе все эти годы, все, что чувствовала по отношению к ранчо «Синяя даль».

И вдруг она увидела условия завещания в совершенно новом свете.

— Интересно… как вы думаете, он знал… о Джиллисе — что мы с Бекки остались… — Она засомневалась, потом заставила себя выговорить вслух: — Без средств? Вы думаете, он поэтому завещал мне ранчо и настоял, чтобы я прожила здесь один год? Чтобы у меня… у нас… был дом?

— Наверняка. Я знаю, что он просил своего поверенного, прежде чем он оформит все документы, разузнать кое-что о том, что происходит на востоке. Я могу поговорить с Маккейном. И… — Уэйд вдруг запнулся, поняв еще одну вещь.

— Что такое?

— Когда Риз уже был при смерти, то попросил меня кое-что для него сделать. — Он глубоко вздохнул. — Он попросил меня помогать вам, заставил дать ему обещание.

Все внутри у него сжалось, когда он увидел, что на ее чудном лице вспыхнули мучительные чувства — боль, смешанная с радостью, и благодарность, благодарность за то, что отец не переставал любить ее. Внезапно Уэйд обнял Кэтлин и притянул к себе так близко, что услышал, как бьется у нее сердце.

— Стало быть, он знал, — проговорил Уэйд куда-то ей в волосы, — что у вас какие-то неприятности, хотя никогда не говорил мне об этом. Но он заручился моим обещанием. Чуть ли не последними его словами была просьба позаботиться о вас, когда его не станет.

Кэтлин закрыла глаза. Ее била дрожь. Она пыталась представить себе отца, чьи последние слова были о ней.

— Есть еще кое-что, что вам следует узнать. — Над ними мелькнула огромная тень орла, устремившегося к своему гнезду в горах, но Уэйд даже не взглянул вверх. — Я сдержу свое обещание. — Голос его звучал твердо и непоколебимо. — Что бы ни случилось, Кэтлин, вы всегда можете рассчитывать на меня. И на Ника, и на Клинта. Мы будем заботиться о вас, поддерживать, поможем справиться с любыми трудностями.

Но Кэтлин вдруг вспомнила иные обещания, которые дал ей другой человек. Перед ее мысленным взором возникло участливое лицо Алека Бэллентри. Но он ушел и бросил ее. Она высвободилась из объятий Уэйда и отступила.

— В этом не будет необходимости. Я сама в состоянии позаботиться о себе.

Уэйд уставился на нее.

— Вам ни к чему… дело в том…

— Мне приятно узнать, что Риз хотел, чтобы вы позаботились обо мне, что он любил меня. Это настолько радует, что я даже выразить вам не могу. — Голос Кэтлин слегка дрожал, и она постаралась овладеть собой. — Но после того, как погибли моя мать и Джиллис, я поняла, что рассчитывать на кого бы то ни было — плохая привычка.

Уэйд ощутил болезненный укол. Кто причинил ей зло? И как?

— Очень жаль, — мягко сказал он, — потому что вы связаны со мной моим обещанием.

Он улыбался, и от этой спокойной, уверенной улыбки ей захотелось броситься в его объятия, но она заставила себя сдержаться и повернулась к лошадям.

— Нам нужно ехать в город. Мое письмо… прошу вас. Он молча пошел следом за ней.

Кэтлин поняла, что сегодня уже не сможет сосредоточиться на стрельбе. Ей нужно было о многом подумать. И то, что письма ее не доходили до Риза и что его письма пропадали — все это и удивляло ее, и радовало, словом, вызывало целую бурю противоречивых чувств.

Но она не могла разобраться во всем этом, когда Уэйд Баркли стоял рядом с ней, чувствуя себя слишком растерянной в его присутствии. От него следовало держаться подальше. Ей нужно обдумать его слова и решить, как это может повлиять на ее дальнейшие планы.

Едва Уэйд помог ей сесть в седло, как она схватила поводья.

— В какой стороне Хоуп? — бодро спросила Кэтлин. Уэйд показал пальцем на восток.

— Но сначала еще одно. — Он положил ладонь на ее руку, так что она не могла натянуть повод. — Кто такой Доминик Трент?

Кэтлин почувствовала, как краска сбежала с ее лица. Она выругала себя за то, что упомянула это имя в присутствии Уэйда. И имя Алека тоже.

— Это человек, о котором я не хочу говорить, — пробормотала она и высвободила руку.

Отъехав, она резко повернула Звездочку и, пришпорив ее, помчалась по направлению к Хоупу. Оглянувшись, она увидела, что Уэйд смотрит ей вслед. Высокий, красивый, уверенный в себе, он словно врезался ей в сердце. Он обладал спокойной силой, которая привлекла ее сразу же, как только она его увидела.

«Но по натуре он непостоянен, — напомнила себе Кэтлин. — Не будь дурой! «

Она сильнее натянула поводья и помчалась еще быстрее.

Глава 16

Первым, кого Кэтлин увидела в городе, оказался Джейк Янг. Стоя перед продуктовой лавкой, он грузил на повозку пухлые коричневые мешки.

— Здрасьте, миз Саммерз.

— Джейк. — Кэтлин дружески улыбнулась юноше. — Если бы я знала, что вы сегодня собираетесь в город, то поехала бы с вами. — Она остановилась рядом с ним, и он вспыхнул, вытирая пот со своего квадратного лица шейным платком.

— Я был бы очень рад, мэм. А вы что же, одна приехали, да?

— Нет. Сегодня не одна. Меня сопровождает Уэйд. — Она махнула рукой в каком-то неопределенном на — правлении, в сторону лавки кузнеца. Уэйд легко догнал ее, не успела она проехать и мили, но всю оставшуюся до города дорогу они почти не разговаривали. Он привязал их лошадей у лавки, и Кэтлин оставила его там за беседой с хозяином, а сама направилась прямиком в «Торговое заведение Хикса».

— Если вы устали и вам трудно доехать до дома верхом, можно привязать Звездочку к повозке, а вы можете сесть со мной, — пылко проговорил Джейк.

— Ах, как мило с вашей стороны! Но я совсем не устала, Джейк, я люблю ездить верхом. Но все равно, спасибо за предложение.

Она улыбнулась и отошла, но тут ее окликнул еще один мужской голос:

— Кэтлин!

Дрю Рейли только что вышел из салуна. Он был хорошо одет, его аккуратный костюм был безупречен, равно как и волосы, разделенные пробором точно посередине, и выглядел весьма элегантно. Рейли подошел к ней, и она опять остановилась, но улыбнулась ему холоднее, чем Джейку.

— Добрый день, мистер Рейли.

— Дрю, — напомнил он. На лице его появилась очаровательная улыбка, почему-то казавшаяся Кэтлин знакомой. — Я собирался побывать у вас, но, к несчастью, был очень занят своими делами.

— Вот как? Значит, вы нашли собственность, в которую можно поместить деньги?

— Еще нет, но я оптимист, Кэтлин. Думаю, что возможность обязательно появится, а я могу и подождать. Дело в том, что мне хотелось бы поговорить с вами именно об этом. Вы позволите угостить вас стаканом лимонада и вишневым пирогом?

Улыбка его стала шире, демонстрируя непоколебимую уверенность, что Кэтлин не откажется. В это мгновение смутное воспоминание промелькнуло у нее в голове. Эта уверенная улыбка — да, она определенно где-то уже видела Дрю Рейли, кажется, в фойе оперного театра…

— Ну так как же, Кэтлин?

Она, вздрогнув, поняла, что так и не ответила на его вопрос.

— К сожалению, сегодня у меня совсем нет времени. Прошу прощения. Мне нужно, видите ли, зайти к Хиксу и…

Голос Кэтлин замер, потому что краем глаза она заметила Луанн Портер, стоящую у библиотеки, прямо напротив Меблированных комнат Уолша. Луанн только что вышла оттуда, нагруженная книгами, и тут же столкнулась с Уэйдом, который нечаянно выбил все книги у нее из рук. Кэтлин видела, как он, остановившись, начал собирать их, и Луанн тоже. Они весело смеялись, пока не собрали все. Уэйд, держа в руках стопку книг, что-то говорил Луанн — очевидно, предлагал отнести их в ее коляску. Сердце Кэтлин болезненно сжалось.

— А, хорошенькая школьная учительница и суровый ковбой. Они замечательно смотрятся вместе, не так ли?

В голосе Рейли звучала плохо скрытая насмешка. Кэтлин заговорила, преодолевая тяжесть в груди:

— Да… конечно. Они, кажется… очень хорошо подходят друг другу.

— Вы же, Кэтлин, никому не подходите в этом диком городишке.

— Дрю, если вы намекаете на продажу ранчо «Синяя даль»…

— Я намекаю на вас, дорогая. Ведь вы красивы, хорошо образованны, утонченны. Это ясно каждому, даже этим деревенским болванам. Вам не место среди этих людей, и вам ни к чему выносить трудности, неизбежные для такого дикого края, и жить в такой глуши, как ранчо «Синяя даль». Вам ведь хочется вернуться на восток, не правда ли?

Кэтлин оторвала взгляд от Уэйда с Луанн и перевела его на Дрю, пытаясь не обращать внимания на гнетущую боль в сердце. Дрю Рейли, со всей его любезностью и несомненным шармом, не мог одурачить ее ни на секунду.

— Если вы думаете о том, что я могла бы продать вам свою долю ранчо и что вы потом сумеете каким-то образом уговорить Уэйда и его братьев продать вам остальное, вам лучше окончательно забыть об этом. — Голос ее звучал уверенно. — Я смогу продать свою долю не раньше, чем через год, а Уэйд свою не продаст никогда. Я уверена, что он скорее умрет, чем отдаст ранчо «Синяя даль» чужаку. А вы чужак, Дрю Рейли, и боюсь, что всегда будете таковым. — Несмотря на всю свою мягкость, Кэтлин отчетливо выговаривала слова. — Чужаком.

— Но настойчивым чужаком! — Он схватил ее за руку, потому что она собралась пойти дальше. — Я добился своего положения в жизни потому, что я нелегко уступаю, — сказал он. Голос его звучал по-прежнему любезно, но в нем слышалось нечто, заставившее ее насторожиться. — Я обладаю способностью улаживать проблемы, Кэтлин, и хочу поделиться этой способностью с вами. Из разговоров с… ну, с разными людьми в городе я узнал, что вы терпеть не можете ранчо «Синяя даль» и ничего так не желаете, как продать свою долю. Я же, со своей стороны, ничего так не хочу, как купить ее. Ранчо «Синяя даль» — это то, с чем связан мой бизнес, именно такое я искал. Так что если мы с вами подумаем вместе, то, пожалуй, найдем выход…

— Выхода нет. Вы меня извините…

— Выход всегда есть, дорогая моя Кэтлин. Озноб пробежал по ее телу.

— Я должна идти, Дрю. Мне нужно отправить письмо сестре. До свидания.

Рейли отошел, дотронувшись до полей шляпы, но Кэтлин успела заметить злобный блеск в его ореховых глазах.

Это ее не взволновало. Когда-то она ни перед чем не остановилась бы, лишь бы продать свою долю ранчо «Синяя даль», взять деньги и уехать, какое бы это ни произвело впечатление, но теперь что-то изменилось. Несмотря на то что ей было мучительно видеть, как весело болтают Уэйд с Луанн, идя рядом, она не собиралась подставлять ему подножку и уж совсем не хотела, чтобы Дрю Рейли хотя бы одной ногой ступил на прекрасную землю, что простиралась за окном ее спальни до самого горизонта.

Что же с ней происходит? Неужели она на самом деле подумывает о том, чтобы остаться здесь на год и привезти сюда Бекки?

Разве не будет хорошо, когда Уэйд с Луанн поженятся и все они станут жить под одной крышей? — грустно подумала она.

Все внутри у нее перевернулось. Нет, это будет невыносимо! Нужно уехать. Нужно вернуться к Бекки.

И она быстрыми шагами направилась на почту. Ей удалось улыбнуться и любезно поболтать с Нелл Хикс, а потом поздороваться с Уиннифред Дейл, которой страшно хотелось поговорить о приближающемся ежегодном танцевальном вечере, устраиваемом на ранчо Тайлеров в честь Майского дня.

Кэтлин положила письмо на прилавок рядом с мешком с почтой и прервала болтовню Уиннифред:

— Нет ли, случайно, письма от моей сестры? Я давно жду от нее вестей.

— Ах, Господи, ну да, есть! Хорошо, что вы мне напомнили. — Уиннифред лучезарно улыбнулась и принялась рыться на полках на задней стене. — Оно пришло со вчерашней почтой из Давенпортского пансиона для молодых леди, вот оно. — Поправив очки, немного сползшие с ее изящного носика, Уиннифред протянула Кэтлин плотный конверт кремового цвета.

— Какая прекрасная бумага! — с восхищением пробормотала она.

Сначала сердце Кэтлин радостно забилось, но тут она увидела, что аккуратные черные буквы на конверте написаны вовсе не рукой ее сестры. Охваченная дурными предчувствиями, она дрожащими пальцами разорвала конверт.

— Кэтлин! Что-то случилось? — Увидев, как изменилось лицо Кэтлин, бегло просмотревшей письмо, Уиннифред выбежала из-за прилавка.

— Нет, не может быть! — Мучительный шепот Кэтлин приковал Уиннифред к месту.

— Милочка, что случилось? Ваша сестра… она ведь не заболела, нет?

Ничего не видя перед собой, Кэтлин покачала головой. Уэйд! Нужно отыскать Уэйда. Он знает, что делать, должен знать!

— Простите меня, Уиннифред, я вам все объясню потом! — воскликнула она, бросаясь к двери.

Кэтлин стремглав неслась по улице, почти задыхаясь, пока не нашла Уэйда болтающим с Луанн рядом с ее коляской. Он погрузил на нее все книги и собирался помочь Луанн забраться на сиденье, когда увидел бегущую к нему Кэтлин, бледную и расстроенную.

Он отпустил руку Луанн и повернулся к Кэтлин и, как только она приблизилась к нему, схватил за плечи.

— Что случилось? — торопливо спросил он.

— Бекки! — выдохнула Кэтлин. — Она исчезла.

— О Господи! — воскликнула Луанн.

— Не волнуйтесь, Кэтлин. Рассказывайте по порядку. — Ровный голос Уэйда немного успокоил ее, хотя она и была охвачена тревогой и отчаянием. — Она исчезла из школы? Она убежала?

— Так они считают. Вот это письмо только что пришло от мисс Калп, начальницы пансиона. Она пишет, что Бекки там нет уже неделю. Прошла целая неделя, Уэйд, прежде чем они мне написали! Где она может быть? Ей всего одиннадцать лет! — В ее глазах мелькнуло настоящее горе. — Как она прожила неделю сама по себе, без всякого присмотра, и никто о ней не заботился? Она такая робкая, такая… — Голос ее прервался. — Мы должны найти ее!

Лицо у Уэйда было мрачное, но уверенность, прозвучавшая в его голосе, пробилась сквозь отчаяние Кэтлин.

— Мы ее найдем. Обещаю вам, Кэтлин, с Бекки все будет в порядке.

И, забыв обо всем и обо всех, он привлек ее к себе и. стал гладить по волосам, а она дрожала в его объятиях.

Он услышал, что с губ ее сорвалось рыдание. Кэтлин, которая никогда не плачет!

— Тише, милая, не нужно так убиваться. — Он обнял ее покрепче, не видя, что Луанн, побледнев, потрясенно смотрит на них, и не замечая также и Джейка, стоявшего совсем рядом и созерцавшего их объятие с явным неодобрением и неприязнью. Уэйд не видел и Дрю Рейли, с интересом наблюдавшего эту сцену. Он знал только, что Кэтлин беззвучно рыдает, прижавшись к нему, и что он никогда не видел ее в таком состоянии. Видеть и слышать это Уэйду было невыносимо.

— Чего бы это ни стоило, чего бы от меня ни потребовалось, — спокойно сказал Уэйд, запечатлев поцелуй на ее нежном виске, — обещаю вам, Кэтлин, что мы найдем вашу сестру.

Глава 17

Ночь неслышно накрыла городок Бивер-Джанкшен, штат Вайоминг. В сарае позади кузнечной лавки Кливера маленькая легкая фигурка выбралась из-под кучи сена, наваленного до самой крыши. Она проделала это бесшумно — пока не чихнула, и звук этот показался ее настороженным ушкам ужасающе громким.

Но слышать его было некому, кроме лошадей.

Бекки Тамарлейн смахнула сено со светло-каштановых волос, отряхнула слегка помятый подол синего платья и вытащила спрятанный маленький ранец с медными ручками. Потом пошла к грубо сколоченной деревянной лестнице.

Ей было жарко, она просто плавилась. Пот блестел у нее на лбу и пылающих щеках, но, несмотря на слабость, ей пришлось цепляться за перекладины лестницы, чтобы забраться на крышу. Она проспала весь день, измученная работой, которую нашла вчера, добравшись до Бивер-Джанкшена на фермерской повозке. Как ей казалось, она неплохо научилась ездить в повозках так, что ее никто не замечал. Весь долгий путь по Вайомингу она проделала именно таким манером. Конечно, это было не так комфортно, как ехать в поезде или дилижансе с семейством Келли, но тут уж ничего не поделаешь.

Она весьма гордилась собой.

Она, Бекки Тамарлейн, которая стеснялась смотреть в глаза незнакомым людям, у которой редко хватало смелости попросить за обедом еще картофельного пюре, сумела самостоятельно добраться почти до ранчо «Синяя даль». Оставалось всего пятьдесят миль.

Теперь, если только она не умрет с голоду прежде, чем попадет туда, с ней все будет хорошо. Она разыщет Кэтлин и сможет предупредить ее насчет этого ужасного человека.

В животе у Бекки заурчало. Она почувствовала слабость. Не съев ни крошки со вчерашнего вечера, она сильно проголодалась, но ее слегка подташнивало, и она не могла себе представить, что сумеет съесть даже крохотный кусочек. Вчера вечером, добравшись до города, одинокая и усталая, она тоскливо смотрела, как в ресторане гостиницы «Бивер-Джанкшен» подают жареных кур, клецки, бифштексы и устриц в садке. Но ей пришлось сначала вымыть посуду, прежде чем попробовать что-либо из того, что в таком изобилии готовилось на маленькой кухне. Однако игра стоила свеч — ей заплатили целый доллар и пятьдесят центов, да еще дали тарелку клецок с курицей.

Если она снова будет мыть посуду сегодня вечером, то, пожалуй, заработает еще полтора доллара. Может быть, этого хватит, чтобы купить билет на дилижанс и на нем проехать остаток пути до Хоупа.

Конечно, если кто-то в дилижансе станет расспрашивать, почему это маленькая девочка путешествует совершенно одна, придется придумать какую-нибудь историю, а расспрашивать будут, это уж точно. Но это нетрудно — она здорово научилась сочинять всякие истории.

Она прислонилась к двери сарая, сморщив носик от запаха лошадей и навоза. А потом мисс Бекки Тамарлейн из Давенпортского пансиона для молодых леди скользнула прочь, под прохладный покров ночной тьмы.

Собственные ноги казались ей слабыми и ненадежными. Может быть, подумала Бекки, стоит съесть немного супа, подкрепиться перед работой. Горничная, работавшая у них дома в Филадельфии — когда у нее и Кэтлин был свой дом, — часто говаривала, что без подкрепления тело и дух у человека скукоживаются, как сухая горошина, закатившаяся под плиту и забытая там. Но на миску супа в ресторане уйдет, наверное, вся сумма, которую она заработала вчера вечером — стоит ли тратить ее?

Она попыталась рассуждать четко, несмотря на то что в голове у нее звенело от голода. Ей необходимо быть сильной, чтобы еще раз вечером перемыть все эти тарелки и миски. Но самое главное — нужно, чтобы голова была ясная. Она должна держаться осторожно и быть бдительной. В мире существуют дурные люди — но и хорошие, подумала она, вспомнив доброе семейство, которое предложило ей поехать с ними, когда она убежала из Филадельфии. Она не может позволить себе опять попасть в трудное положение — нужно добраться до ранчо «Синяя даль» прежде, чем этот ужасный человек успеет сделать то, что задумал, и опять навредить Кэтлин.

Потому что Кэтлин даже не знает, что он приезжал в пансион.

Бекки всегда полагалась на Кэтлин. Сестра была такая умная, такая взрослая и такая хорошенькая! Она обещала Бекки, что все будет хорошо, и в глазах у нее было столько уверенности!

Но хорошо не будет, если этот ужасный человек отыщет Кэтлин или, что еще хуже, велит арестовать ее и посадить в тюрьму за то, что она ударила его по голове, чтобы убежать из его дома.

При одной мысли о том, что это может случиться, Бекки чуть не расплакалась. Ночь была прохладной, но девочке казалась жаркой — жарче, чем августовский полдень. Она пошла к ресторану быстрее, но ноги ее были словно налиты свинцом. Она не станет есть суп, решила Бекки, сбережет свои денежки и предложит опять вымыть посуду и подмести пол — все, что пона-добится. Ей нужно добраться до ранчо «Синяя даль». Нужно предупредить Кэтлин.

Она дошла до середины узкой улочки, освещенной только неверным лунным светом, как вдруг колени ее подогнулись. Бекки негромко вскрикнула, но услышать ее было некому. Она упала на землю с глухим звуком, лицо ее ткнулось в душную пыль, и тут огни в салуне и ресторане гостиницы «Бивер-Джанкшен» мигнули и погасли.

В сорока милях к югу в хорошо известном городе бродяг и бандитов человек в черном плаще, черном стетсоне и начищенных сапогах распахнул дверь заведения «У кучера» при станции.

Он рассматривал темный салун, полный жужжащих мух и москитов, сквозь дым, который витал в и без того зловонном воздухе. Несколько человек, играющих в покер у стойки бара, мельком взглянули на него, но никто ничего не сказал, не обратив на него особого внимания. В заведении каждый занимался своим делом и не хотел совать нос в чужие.

Доминик Трент занял место в углу и стал рассматривать дородного гиганта с черной бородой, пыхтящего сигарой за соседним столиком.

Он заказал виски, и, только когда бармен принес ему бутылку и стакан, гигант поднялся со стула и подошел к столику Трента.

— Смоук Джексон?

Громила выпустил в воздух колечко дыма и кивнул.

— Сядьте.

Тот с трудом поместился на стуле и, зажав сигару в почерневших зубах, устремил на Трента испытующий взгляд блестящих черных глаз, казавшихся слишком маленькими для такого крупного, массивного тела и неожиданно умными.

— Ну что же, вид у вас вполне устрашающий, — холодно заметил Трент, — но меня не волнует, за чем вы охотитесь, меня интересует одно: управляетесь ли вы с ружьем так ловко, как о вас говорят?

Джексон вынул сигару изо рта — пальцы его были толстыми и короткими, — потом протянул руку к бутылке виски, поднес ее к губам и выпил.

— Я ловчее, чем обо мне говорят.

— Ладно. Будем надеяться, что это правда. Я заплачу вам неплохую сумму, если вы справитесь с задачей, которую я перед вами поставлю.

— Я всегда справляюсь.

Если бы медведь мог говорить, он говорил бы именно так, как Смоук Джексон», — с одобрением подумал Трент. Свирепый вид охотника за головами ему понравился. Он напугает жертву, а Трент очень хотел ее напугать, и чем сильнее, тем лучше.

Голова у Трента болела, напоминая о его долге мисс Кэтлин Саммерз.

— Вы, случайно, не знаете какого-нибудь адвоката? — спросил он, задумчиво жуя губами. Потом сделал знак бармену, чтобы тот принес еще бутылку.

— Стараюсь держаться от них подальше, — ухмыльнулся Смоук. — Кроме тех, которые продаются.

— Именно таких я и имел в виду.

— Так бы и говорили. — Джексон хорошенько затянулся сигарой и выпустил дым в низкий засиженный мухами потолок. — Похоже, дело непростое. Но за хорошую цену могу найти вам законника, который сделает то, что я ему велю.

— Чудесно.

Трент не мог удержаться от довольной улыбки. Момент, которого он ждал, о котором мечтал, был близко. Настолько близко, что он почти чувствовал страх на лице Кэтлин, почти ощущал ужас, от которого похолодеют ее красивые руки и ноги.

Бедняжка Кэтлин! Но она заслужила это. Он предложил ей покровительство, когда она оказалась в трудных обстоятельствах, обещал роскошь, богатство и легкую жизнь, в которой единственной ее обязанностью будет угождать ему, а она вознаградила его тем, что чуть не выцарапала ему глаза и нанесла почти смертельный удар подсвечником. У него до сих пор кружится голова, его до сих пор мучает пульсирующая боль. Врачи сказали, что боль эта не пройдет никогда.

Никогда.

Ну что же, когда он ее найдет и она станет пленницей, зависящей от его милосердия, когда увидит, что единственная ее надежда и спасение — быть рядом с ним, в его постели, выполнять его приказания, то узнает, сколько длится «никогда».

— Я заплачу вам пятьсот долларов, — тихо сказал он, внимательно глядя на наемного убийцу. Глаза того скользнули по Тренту — жадно, страстно. — И столько же адвокату, который выиграет наше дело.

— А что это за дело, мистер Трент?

Трент сел поудобнее и нащупал кольцо с изумрудом в глубоком кармане плаща, где оно было в полной безопасности.

— Вы и ваш приятель-юрист должны помочь мне задержать очень опасного преступника. Предполагаемую убийцу — и воровку.

— А чего она украла?

— Изумруд. Фамильную драгоценность. Очень дорогую. Охотник за головами ухмыльнулся.

— Я хочу, чтобы ее поймали, предъявили обвинение и отправили в тюрьму. — Глаза Трента блеснули в полумраке станционного здания. — Когда я скажу, но не раньше того, она будет освобождена под мое поручительство, чтобы предстать перед судом на востоке.

— Да ведь ее можно вздернуть прямо здесь, если пожелаете, — проворчал Смоук Джексон. — Чего ради утруждать себя и тащить ее обратно?

— Это не подлежит обсуждению, — пробормотал Трент. Он впервые заговорил о своем великолепном плане, и настроение его резко улучшилось. — Я хочу, чтобы ее хорошенько напугали, чтобы она почувствовала свою беспомощность, попавшись, как заяц в западню. Но я не хочу, чтобы ей причинили вред. Вы и ваш приятель оставите эту часть, — закончил он с едва заметной жестокой улыбочкой, — мне.

Глава 18

— Сколько еще осталось?

Дожидаясь ответа Уэйда, Кэтлин старалась не обращать внимания на боль в икрах и спине. Они ехали верхом вот уже два дня — два бесконечных, надрывающих нервы дня, — объезжая столько окрестных городов, сколько было возможно. И будут продолжать поиски, пока не получат сведений от нанятого Уэйдом пинкертоновского сыщика или не найдут Бекки сами.

— Сдается мне, что до Бивер-Джанкшена не больше десяти миль. — Уэйд сдвинул шляпу на затылок и тревожно посмотрел на Кэтлин. — Хотите немного отдохнуть?

Та покачала головой.

— Нет, не будем терять времени. Поехали дальше. Первый приступ панического страха, охвативший ее при известии о том, что Бекки пропала, прошел, оставив холодную пустоту в груди. Ее сестра, такая наивная для своего возраста, такая беспомощная, оказалась в этом жестоком мире совсем одна, без всякой защиты, без присмотра, без ласки.

Кэтлин содрогалась при одной мысли об этом.

Но ни содрогания, ни страх не помогут найти Бекки. Слава Богу, Уэйд прекрасно знал, что делать. Он предпринял меры спокойно, быстро и, как всегда, решительно.

Первое, что он сделал, — дал телеграмму в «Сыскное агентство Пинкертона» и положил начало розыску, указав, что начинать нужно с Давенпортского пансиона, попытаться проследить путь Бекки с того времени, как она исчезла.

Пользуясь описанием девочки, которое Кэтлин включила в текст телеграммы, сыщик нашел первый настоящий след, опрашивая людей на железнодорожном вокзале Филадельфии. Маленькая девочка, чья внешность подходила по приметам, была замечена при покупке билета на поезд, идущий в западном направлении в тот же день, когда Бекки убежала из пансиона.

Начальник вокзала вспомнил, что она ехала с каким-то семейством. Она сильно отличалась от них, потому что у троих остальных детей были ярко-рыжие вьющиеся волосы и все они держались очень оживленно, шумя и дурачась, так что прямые светло-каштановые волосы Бекки и ее спокойное поведение рядом с этими суматошными детьми привлекли его внимание.

— Похоже, ваша сестричка нашла симпатичное семейство, с которым и отправилась в путешествие, — сказал Уэйд девушке. — Наверное, сочинила какую-нибудь историю, почему едет на запад совершенно одна, но ценность этой новости состоит в том, что если мы найдем это семейство, то, наверное, найдем и Бекки.

После этого Кэтлин стала надеяться, что Бекки в безопасности среди этих добросердечных людей.

Но надежды ее не оправдались, потому что на следующее утро новая телеграмма от сыщика подтвердила, что и семейство, и Бекки добрались по железной дороге «Юнион Пасифик» до Небраски, а потом пересели в дилижанс, но на третий день, в Даймонд-Спрингс, мистер и миссис Келли подняли переполох, потому что ехавшая с ними девочка исчезла. Супруги утверждали, что кучер дилижанса отложил отъезд, пока они не обшарили город вдоль и поперек в поисках девочки, оказавшейся на их попечении, но найти ее не удалось. Она даже не простилась. В конце концов семья Келли была вынуждена сесть в дилижанс и отправиться дальше без нее. Мать и две дочери, как докладывал сыщик, рассказывая обо всем, плакали, не зная, что станется с девочкой, к которой они уже успели привязаться.

Когда Кэтлин узнала все это, сердце у нее словно остановилось. Она побелела как мел, представив себе всевозможные ужасы, которые могли случиться с ее сестрой, но Уэйд выдвинул другое объяснение.

— Наверняка ее кто-то испугал, и она снова пустилась в путь самостоятельно, — размышлял он. — Полагаю, что у вашей сестренки такой же стальной характер, как и у вас. И она явно направлялась сюда. Думаю, сейчас она где-то милях в ста от ранчо «Синяя даль».

Посовещавшись, они разделились: Ник поскакал прочесывать одни города в радиусе ста миль, а Кэтлин с Уэйдом — другие. Уэйд, правда, предложил Кэтлин остаться на ранчо и там ждать новостей, но она отказалась наотрез.

— Я вам не помешаю. Я могу находиться в седле столько, сколько понадобится.

И она посмотрела на него с такой решимостью и вместе с тем с такой слезной мольбой в глазах, что он не смог ей отказать.

Пока они покрывали оставшиеся до Бивер-Джанкшена несколько миль, Кэтлин пыталась побороть нараставшее отчаяние. Что, если они никогда больше ничего не узнают о Бекки? Что, если она затерялась на огромных равнинах Вайоминга, как затерялись в море их родители…

Но когда показались низкие домики городка, Кэтлин почувствовала, как надежда снова оживает в ее сердце. А вдруг Бекки здесь, в безопасности, или, может быть, кто-то видел ее…

— Вы возьмете на себя главный магазин, — распорядился Уэйд, когда они спешились в центре города и привязали лошадей. — А я узнаю, есть ли здесь шериф или мэр — какие-нибудь власти. Потом мы встретимся в гостинице и оба порасспрашиваем местных людей.

Она кивнула, внезапно исполнясь такой благодарности к этому человеку, что не смогла произнести ни слова. Во время поисков Уэйд старался не меньше, чем она, делая все, что можно было сделать, чтобы обнаружить местонахождение Бекки. А в те моменты, когда сомнениям и страху удавалось взять над Кэтлин верх, он заботился о ней с такой нежностью, с какой она никогда в жизни не встречалась.

— Вы еще не устали? — Уэйд задержался подле лошадей, бросив на Кэтлин проницательный взгляд и смущаясь от того, как она смотрит на него. — Может, вам сперва нужно поесть? Хотите, сходим в ресторан?

— Нет. — Кэтлин облизнула губы. — Просто… я не знаю, как мне… благодарить вас.

Он покачал головой.

— Благодарить будете, когда мы ее найдем.

Торопливо подойдя к главному магазину — жизненному центру любого подобного городка, — Кэтлин внимательно оглядела дощатый настил. Когда она вошла, звякнул колокольчик, висящий над дверью. Увидев двух ребятишек, рассматривающих дешевые конфеты, выставленные в стеклянном кувшине на прилавке, она улыбнулась им, повернулась к приказчику и громким голосом, чтобы ее услышали все покупатели, принялась расспрашивать о маленькой тоненькой девочке одиннадцати лет с веснушками на носу и прямыми светло-каштановыми волосами.

Уэйд только что узнал, что шерифа в Бивер-Джанкшене нет, а мэр живет на другом конце города. Он направился было туда, когда вдруг заметил, что на противоположной стороне улицы растворилась дверь какого-то учреждения и оттуда на узкое крыльцо вышла девочка. Она щурилась на солнце, затеняя глаза рукой.

На вывеске, висевшей у нее над головой, было написано: «Генри Франклин, врач». Девочка была бледна и слегка пошатывалась.

Уэйд похолодел. Девочке вполне можно было дать лет десять-одиннадцать; ее маленький вздернутый носик усыпали веснушки, а волосы были совершенно прямые светло-каштановые.

— Бекки?

Услышав свое имя, она широко раскрыла глаза, потом в мгновение ока повернулась и бросилась обратно в дом врача.

— Погоди! — Уэйд не хотел пугать девочку, поэтому остался стоять на месте, но его голос, спокойный и низкий, достиг ее ушей. — Бекки, я здесь вместе с Кэтлин. Мы тебя ищем. Разве ты не хочешь видеть свою сестру?

Бекки резко обернулась. Одновременно страшась и надеясь, она некоторое время внимательно смотрела на Уэйда. В чертах ее маленького изящного личика Уэйд разглядел что-то общее с женщиной, из-за которой он сходил с ума последние несколько недель.

— А вы… вы говорите мне правду? Потому что если нет…

— Ты очень ее напоминаешь, Бекки. — Уэйд слегка усмехнулся, довольный тем, что все волнения позади. — Она тоже никому не верит.

Девочка пытливо рассматривала его, все время кусая нижнюю губку.

— А как она выглядит? Моя сестра?

Задачка! Но ее нужно решить — ради этой девочки, осторожной и умненькой, как и Кэтлин.

— Она похожа на ангела, — медленно проговорил он. — На прекрасного золотоволосого ангела.

И тут он услышал позади себя изумленный возглас Кэтлин, тихий, но непередаваемо радостный:

— О Господи! Бекки! Это ты!

Уэйд, чувствуя стеснение в груди, смотрел, как Кэтлин бросилась мимо него с такой скоростью, что превратилась в неясное пятно, и вот она уже обняла девочку и обе они, всхлипывая, опустились на пыльные ступеньки.

— Ты уверена, что не хочешь ничего, кроме супа? — спросила Кэтлин, когда Бекки отодвинула пустую миску из-под куриного бульона с овощами.

— Уверена. Мне хватит этого, Кэти. — Девочка улыбнулась: сначала счастливо — сестре, потом робко — Уэйду. — Ведь док Франклин сказал, что день-другой мне не стоит есть много, — напомнила она.

— Да, он так сказал, — вздохнула Кэтлин. — У вас, молодая леди, была лихорадка. Очень любезно было со стороны доктора взять тебя к себе в дом и заботиться о тебе, пока ты немного не поправишься.

— Но он явно не предполагал, что ты встанешь с постели уже сегодня, — ласково произнес Уэйд. Доктор объяснил им позже, что когда он сегодня утром вышел из своего кабинета, чтобы навестить другого пациента, Бекки крепко спала. Ставни были закрыты, простыни она натянула до подбородка. — Наверное, он не поверил своим глазам, когда увидел тебя на крыльце вместе с Кэт, — сухо добавил он.

Бекки громко рассмеялась тоненьким смехом, который показался Кэтлин прекраснее самой чудесной музыки.

— Да, я спала, когда он ушел, но потом проснулась и почувствовала себя гораздо лучше. И в первый раз с тех пор как упала в обморок от лихорадки прямо на улице, вспомнила, кто я и где я и куда направляюсь. На ранчо «Синяя даль», — закончила она, отвечая на вопрос, готовый сорваться с губ Кэтлин. Внезапно, брови ее сошлись в одну линию. — Мне нужно было быстро отыскать тебя, чтобы успеть предупредить.

Ее тонкое маленькое личико омрачилось. Кэтлин перегнулась к ней через обеденный стол.

— О чем предупредить, голубушка? Ты поэтому убежала?

— Да, поэтому, и еще потому, что в школе ко мне относились отвратительно. Просто отвратительно! — И Бекки сжала кулачки.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Уэйд.

— Ах нет, меня не били, ничего такого, — быстро успокоила его Бекки. Ее светло-карие глаза блеснули. — Но когда Алисия Пибоди бросила в меня бумажными шариками прямо в классе, а я бросила в нее только один, оказалось, что виновата я, а не она — только потому, что ее отец председатель «Пибоди стал уоркс компани» и у него больше денег, чем у царя Мидаса*, а мои деньги… они… — Она замолчала.

* Царь Фригии (I в. до н. э.), согласно греческому мифу наделенный способностью обращать в золото все, к чему прикасался. — Примеч. ред.

— Терпеть не могу эту школу. — Голос Бекки зазвенел от слез. — Мисс Калп велела мне сидеть у себя в комнате, пока не разрешит мне выйти. А в тот день устраивали чаепитие в гостиной для всех девочек и их мам, а меня не пустили, потому что я бросила этот дурацкий шарик и потому что я… у меня нет мамы и сестра… уехала…

Она всхлипнула. Кэтлин опустилась на колени рядом со стулом девочки и сжала ее руки.

— Мне так жаль, дорогая моя! — воскликнула она. — Я хотела вернуться, правда, хотела, но… — Она глубоко вздохнула, потом покачала головой. — Все оказалось так сложно. Сложнее, чем я предполагала. Но прежде чем я все объясню, ты должна сказать, почему ты убежала! Ведь не потому же, что тебя наказали!

— Нет. Не поэтому — из-за того человека. О котором ты мне говорила.

Кэтлин была так потрясена, что на мгновение утратила способность рассуждать здраво и даже говорить, но быстро взяла себя в руки.

— Ты имеешь в виду Алека Бэллентри? — коротко спросила она.

— Нет. — Бекки в отчаянии подняла на нее свои карие глаза. — Не Алека. Другого. Того противного человека!

Кэтлин вдруг стало трудно дышать. У нее было такое ощущение, будто кто-то ударил ее кулаком в солнечное сплетение. Сидевший напротив Уэйд сверлил ее взглядом так, будто хотел заглянуть в самые глубины ее души.

— Доминик Трент? — Она посмотрела Бекки в глаза, ей казалось, что ее натерли снегом. — Что он сделал? Он что, приехал повидаться с тобой? Он тебе угрожал? — спросила она, внезапно охваченная ужасом.

Глаза Уэйда стали холодными и беспощадными.

— Нет, он не угрожал мне, — поспешно объяснила девочка, — он просто приехал в школу. Я видела его в экипаже — великолепном, запряженном двумя красивыми белыми лошадками. Он ведь очень богатый, да? Как раньше был папа.

— Да, он очень богатый. Бекки… прошу тебя, расскажи, что произошло.

— Мисс Калп сделала ему реверанс, когда он представился ей, и пригласила в свой кабинет. Я его запомнила, — добавила Бекки, — с того раза, когда он приходил к нам после Дня благодарения и ты попросила его уйти, а он пошел за тобой в сад, и тебе пришлось позвать на помощь Перкинса.

Она повернулась к Уэйду.

— Это тот самый дурной человек, который надоедал сестре и пытался сделать ей больно… — Бекки начала было объяснять, но Кэтлин поспешно прервала ее:

— Лучше расскажи, что случилось в школе, дорогая. Ни к чему надоедать мистеру Баркли всеми этими подробностями.

— Вы мне не надоедаете.

Взгляд его обжег Кэтлин. Она незаметно покачала головой. Не теперь, молча умоляли ее глаза.

Уэйд внимательно вслушивался в каждое слово, произнесенное Бекки. По мере продолжения ее рассказа Кэтлин все больше и больше бледнела. Доминик Трент. Это имя он слышит уже не в первый раз и явно не в последний. Кэтлин предпочитала избегать объяснений касательно своего прошлого и некоторых людей, с ним связанных, но что-то подсказывало Уэйду, что Трент в ее прошлом сыграл роковую роль — он явно пытался причинить ей зло и испугать.

Внезапно Трент превратился в человека, до которого Уэйду страшно захотелось добраться. Пять минут с ним наедине — и больше ему ничего не нужно.

Нет, пожалуй, нужно кое-что еще. Хорошо бы суметь стереть это напряженное, застывшее выражение с лица Кэтлин. Хорошо бы, неожиданно осознал Уэйд, держать ее в своих объятиях и охранять от людей вроде Доминика Трента и Алека Бэллентри и кто там еще плохо обошелся с ней в прошлом. Хорошо бы исправить все зло, которое они ей причинили.

— Зачем этот человек приходил в вашу школу, Бекки? — заговорил он в своей обычной спокойной манере, и Бекки перевела взгляд на него. — Чтобы разузнать что-то о твоей сестре?

— Откуда вы знаете? — Девочка вскинула голову. — Именно за этим он и приходил. Понимаете, когда он вошел в кабинет мисс Калп, я подслушивала под дверью. Он сказал ей, что Кэтлин плохая. И что мисс Калп должна знать, где она находится, — из-за меня. А еще сказал, что если она скроет от него, где найти Кэтлин, он пришлёт констебля, чтобы тот допросил ее, — и как на это посмотрят родители девочек, которые учатся в школе?

Руки у Кэтлин дрожали, но ей удалось проговорить спокойным голосом:

— Значит, она сказала ему, что я писала тебе письма и прислала деньги с ранчо «Синяя даль».

— Да, она сказала, что письма приходят из города Хоуп в Вайоминге, а потом он ушел, и я поняла, что он хочет поехать к тебе и, может быть, привести к тебе констебля тоже, поэтому я… я убежала. Я хотела попасть сюда первой и предупредить тебя.

При слове «констебль» Уэйд внимательно посмотрел на Кэтлин, но та уклонилась от его взгляда. Бекки между тем продолжала:

— Я познакомилась с семьей Келли и рассказала им, что моя сестра — известная актриса, которая ездит по западу, дает спектакли и читает стихи, и я очень хочу, чтобы мне разрешили вступить в ее труппу, а ты должна встретить меня на остановке дилижансов, когда я приеду в Хоуп.

— Что ты рассказала?! — На мгновение Кэтлин так изумилась, что ее робкая маленькая сестричка придумала столь хитроумную историю, что даже забыла о Доминике Тренте. — Как тебе могло прийти в голову такое… такая блестящая выдумка?

Бледное личико Бекки озарила улыбка.

— Само получилось, — с гордостью призналась она. — Мне не хотелось рассказывать правду — вдруг в школе послали кого-нибудь искать Бекки Тамарлейн, вот я и придумала себе имя и все остальное. Я сказала, что меня зовут Лорелея Джонс, а тебя — Лили Джонс и мы происходим из семьи знаменитых актеров, и что наша мама была замечательной певицей… — Голос ее замер. — Но ты представить себе не можешь, что произошло, когда мы приехали в Небраску, в Даймонд-Спрингс.

— Рассказывай, радость моя.

Кэтлин бросила на Уэйда быстрый взгляд. Хотя он сидел молча, откинувшись на спинку стула и скрестив вытянутые ноги, она ощущала, как он напряжен. Хорошо бы он ушел и ничего больше не слышал о Доминике Тренте. Трент — это ее сложности. Она уже имела с ним дело и опять будет иметь, если понадобится. Она не собирается полагаться ни на чью помощь в улаживании своих проблем и не будет искать поддержки у Уэйда, тем самым попадая к нему в зависимость.

Она сама в состоянии позаботиться о себе, мысленно проговорила она. И о Бекки тоже. Кэтлин вспомнила о дробовике, об уроках стрельбы и решила, что этим стоит заняться посерьезнее. В следующий раз, когда Трент явится к ней, то получит нечто более серьезное, чем удар подсвечником по голове.

— Я увидела Доминика Трента, — взволнованно продолжала Бекки. — В Даймонд-Спрингсе. Все Келли и я шли на остановку дилижансов и наткнулась на него. Он стоял посреди улицы. Если бы он меня заметил… ну, в общем, мне не хотелось, чтобы он меня видел, — тихо сказала она. — Я испугалась и не знала, что делать, а потом сказала миссис Келли, что забыла свои конфеты, и побежала в главный магазин, но я туда не добежала — спряталась в повозке, которая остановилась перед продуктовой лавкой. Я боялась выйти оттуда, пока повозка не двинулась, а когда выпрыгнула, Доминика Трента уже не было. Но и семейства Келли не было тоже. — По щеке ее скатилась одна-единственная слеза, узенькие плечики понурились. — С тех пор я путешествовала одна. И у меня это здорово получилось, правда же, Кэти? Пока я не заболела.

Кэтлин обхватила сестренку руками и прижала к себе, глотая слезы и чувствуя, как ее сжимает парализующий все чувства страх.

— У тебя все очень хорошо получилось, Бекки. Я очень тобой горжусь. Ты такая храбрая и сообразительная!

— Вот что я скажу. — Уэйд подался вперед; при виде улыбки, которую он послал девочке, у Кэтлин потеплело на душе. Ты, Бекки, проделала все это, как настоящая ковбойская девочка с запада. То, что ты рассказала, говорит о твердом характере. У нас за это уважают.

— Правда? Вы правда считаете, что я могла бы стать ковбойской девочкой? — Кэтлин, честно говоря, не понимала, почему это замечание вызвало у сестры такой восторг. Бекки радостно улыбнулась Уэйду. — А когда я увижу ранчо «Синяя даль»? Прямо сегодня?

— Нет, не сегодня, — быстро сказала Кэтлин, вставая и протягивая руку сестре. — Уже поздно, а ранчо «Синяя даль» далеко отсюда. Мы будем там завтра.

— Ну ладно, один денек можно и подождать, — согласилась Бекки.

Пока они поднимались по лестнице к комнате, которую занимали вдвоем, Бекки болтала с таким оживлением, какого Кэтлин никогда не замечала в ней раньше.

— Моя комната на той стороне холла, — небрежно заметил Уэйд, но Кэтлин поймала его многозначительный взгляд и поняла, что этим он дал ей понять — если вдруг появится непрошеный посетитель, пусть зовет его.

— Спасибо, Уэйд. С нами ничего не случится.

— Да уж конечно, черт возьми! — Он проговорил эти слова тихим голосом, но не понять, что он имеет в виду, было невозможно. Нравится ей это или нет, но он останется здесь, чтобы защитить ее и Бекки. Сегодня ночью это, пожалуй, так и будет, но нельзя рассчитывать на него и завтра. Или послезавтра.

— Спокойной ночи, мистер Баркли, — вежливо пискнула Бекки, прервав размышления Кэтлин. Девочка восхищенно смотрела на высокого, стройного человека, у которого были такие добрые глаза. — Спасибо за то, что нашли меня. И за суп.

Уэйд усмехнулся, глядя на нее сверху.

— Спи, горошинка. Завтра я отвезу тебя домой на ранчо «Синяя даль». И все тебе покажу.

— Как здорово!

Он наклонился и легко поцеловал девочку в щечку, а потом выпрямился, и взгляд его упал на Кэтлин. Некоторое время они смотрели друг на друга. Кэтлин сознавала, что маленькая ручка Бекки крепко держится за ее руку, что в холле полутемно, что взгляд Уэйда дружелюбен и внимателен. Он мешкал, не сводя с нее глаз, словно не хотел отпускать.

— Д-доброй ночи, — пробормотала она наконец, потому что Бекки смотрела то на Уэйда, то на нее.

— Приятных снов, принцесса.

Он открыл перед ней дверь, голова у нее закружилась, но ей все же удалось войти в комнату и запереть за собой дверь.

Она боялась, что, едва она закроет глаза, ей приснится Доминик Трент, но всю ночь ей снился Уэйд Баркли. Его ласковая улыбка, низкий спокойный голос и решительный взгляд горячих синих глаз.

«Ни в коем случае не влюбляйтесь в ковбоя».

— Слишком поздно, миссис Каспер, — прошептала Кэтлин еле слышно среди глубокой ночной тишины. — Боюсь, что я уже влюбилась.

Глава 19

В течение нескольких дней Кэтлин удавалось избегать Уэйда. Она знала, что он хочет расспросить ее о Доминике Тренте, но у нее не было ни малейшего желания обсуждать с ним эту неприятную тему. Трент — это ее проблема, и только ее. Также не была она готова признаться себе в своих чувствах к Уэйду, человеку, который оказался на ее месте в доме на ранчо «Синяя даль» и в жизни Риза Саммерза. Поэтому она занималась тем, что показывала Бекки окрестности и помогала ей привыкнуть к жизни на ранчо.

Она была удивлена и польщена количеством посетителей, являвшихся, чтобы навестить ее сестру. На ранчо побывали Эдна, Уиннифред и еще несколько леди из швейного кружка с корзинами, полными разнообразного печенья и коржиков, Луанн привезла познакомиться с Бекки двойняшек Моргенсенов, Кэти и Бриджет, а Элис Тайлер приехала лично пригласить всех на танцы в честь Майского дня, которые они с мужем устраивали каждый год.

Эдна Уивер, верная своему слову, дала званый обед в честь Бекки и предложила девочке после десерта развлечь присутствующих пением. К удивлению Кэтлин, ее сестра была счастлива. Нисколько не смущаясь, она согласилась, попросив Кэтлин аккомпанировать. Кэтлин заиграла, а Бекки села рядом на скамеечку с вышитыми подушками и чистым приятным голоском запела «Мой старый дом в Кентукки».

Даже Франческа, всегда обращавшаяся к Кэтлин с вежливой сдержанностью, повеселела при появлении на ранчо «Синяя даль» новой гостьи и проводила теперь послеполуденные часы за выпечкой всевозможных кексов и пирогов, чтобы раздразнить аппетит Бекки, выздоравливающей после лихорадки.

Но тем не менее Кэтлин не переставала ежедневно вглядываться в горизонт, ожидая, что появится высокий человек с жестокими бесцветными глазами. Трент добрался до Даймонд-Спрингса, почему бы ему не появиться и на ее пороге?

Дважды она ездила верхом и практиковалась в стрельбе — один раз с Джейком, у которого всегда был такой вид, точно он хочет ей что-то сказать, но забывает, что именно, и один раз с Дерком, который показал ей способы стрельбы не только из дробовика, но также из маленького «дерринджера» — короткоствольного крупнокалиберного пистолета, который дал ей Уэйд, когда они вернулись из Бивер-Джанкшена.

— Носите его при себе каждый день и кладите рядом по ночам, — вот все, что он сказал, вручая ей «дерринджер».

Дерк же, услышав это, заметил, что раньше, когда он был охотником, всегда прятал на себе по меньшей мере два пистолета, и дал ей весьма полезные советы насчет пользования «дерринджером».

Поскольку Ник после того, как нашлась Бекки, продолжил выслеживать угонщиков скота, за стол по вечерам они садились только втроем. В присутствии Бекки Уэйд избегал разговоров о Доминике Тренте, большую часть обеда развлекая ее рассказами о жизни на ранчо, своем детстве с Ником и Клинтом, о том, как однажды Маркиз загнал на дерево медведя.

Кэтлин оставалось только удивляться, как легко Уэйд находил общий язык с ее сестричкой. Она хотела предупредить Бекки, чтобы та не очень-то привязывалась к Уэйду, Маркизу, вообще к чему бы то ни было на ранчо, поскольку они проживут здесь недолго, и не смогла. Кэтлин никогда еще не видела сестру такой счастливой и оживленной. Ее маленькая Бекки, вечно боявшаяся собственной тени, высвободилась из своей скорлупы после побега и пережитых приключений.

На третий вечер, спустя некоторое время после того, как Кэтлин уложила Бекки спать в комнате для гостей, она зашла на кухню. Комната находилась с другой стороны холла, недалеко от ее спальни. Кэтлин сидела у стола в шелковом пеньюаре персикового цвета, глядя на чашку чая, который заварила для себя, но не притрагиваясь к нему.

За окном стояла ночь, тихая и темная. На небе не горела ни одна звезда, и смутный полумесяц бросал синий свет на кроны сосен. Откуда-то донесся лай койота. Второй ответил ему, потом к ним присоединились другие.

В доме все стихло. Франческа ушла в свою комнату, выходившую окнами на огород. Уэйд вечером уходил в дом работников, где играли в карты, но Кэтлин давно уже слышала, что он вернулся и прошел к себе через холл мимо ее комнаты. Сейчас он тоже, наверное, лег.

Даже Маркиз спал в кабинете Риза на коврике под письменным столом. Это было его любимое местечко, сказал ей Уэйд, когда она только что приехала на ранчо «Синяя даль». Ризу вечно приходилось исхитряться, чтобы не наступить на собаку, вставая из-за стола, но Маркиз спал безмятежно, исполненный несокрушимой уверенности, что его сон никто не потревожит.

Маркиз доверял своему хозяину. Риз доверил Уэйду взять на себя заботы о ней и о ранчо. Она же не доверяет никому на свете, кроме Бекки.

Или доверяет? Кэтлин снова уставилась на чашку с чаем, вспомнив, как инстинктивно бросилась искать Уэйда, узнав об исчезновении Бекки. Как увидела его скачущим по краю каньона, когда бандиты стреляли в нее, и в тот же миг поняла, что спасена. Как позволила ему целовать себя, прикасаться к себе и обнимать так, словно он желал слиться с ней в одно целое, даже когда рассудок ее подсказывал, что нужно бежать.

Чай простоял перед ней почти четверть часа, а Кэтлин так и не сделала ни одного глотка.

Наверное, уже остыл.

Услышав шаги позади себя, она не обернулась. Она и так знала, кто это.

— Не можете уснуть?

Низкий голос Уэйда был тверд и спокоен, как всегда, и от этого голоса внутри у нее все затрепетало, грудь заныла.

— Да, что-то не спится. — Голос ее оказался более низким и хриплым, чем ей того хотелось бы. Она откашлялась. — А вы?

— Мысли одолели.

Она повернула голову, ее распущенные золотистые волосы падали вдоль лица. Уэйд вошел в кухню, янтарный свет лампы упал на него, и она увидела, что он стоит босиком, в холщовых штанах, на плечи наброшена незастегнутая клетчатая рабочая рубашка. Больше на нем ничего не было. Его кожа блестела в свете лампы, как начищенная бронза, и Кэтлин не могла отвести взгляда от мощного мускулистого торса.

Чтобы оторваться от этого зрелища, она схватала чашку и принялась пить чай. Он был холодный и горький — Кэтлин забыла положить сахар, — но она выпила всю чашку, лишь бы не смотреть на Уэйда.

— Кто такой Алек Бэллентри?

Если бы она еще пила чай, то поперхнулась бы, но теперь была только изумлена.

— Почему вы спрашиваете… об Алеке Бэллентри? — спросила Кэтлин, почувствовав, что лицо у нее зарделось.

— Вы на днях упомянули о нем и не сказали, кто это. Но когда Бекки сказала о человеке, который приходил в школу и искал вас, первое имя, которое пришло вам в голову, было его.

Вот оно что. Она приняла случившееся без всякой досады.

— Он ничего для меня не значит. По крайней мере теперь. Кэтлин надеялась, что Уэйд примет это объяснение и заговорит о чем-нибудь другом, но он молча смотрел на нее, взгляд его был холоден и непонятен, и в конце концов она больше не смогла выдержать.

— Если вам так хочется знать, он был моим женихом. — Почему, ну почему он обладает властью вытягивать из нее слова и говорить о том, что ей хотелось бы держать при себе? Она вздернула подбородок. — Человек, которого я, как мне казалось, любила. Когда я еще верила в любовь, — добавила она с грустной улыбкой и встала. Быстро подойдя к раковине, она поставила туда свою чашку и, включив насос, пустила воду, чтобы вымыть ее, все это время торопливо рассказывая.

— Он уверял, что любит меня, обещал любить всегда, но это «всегда» длилось, пока не умер мой отчим и не оказалось, что он задолжал чуть ли не полмиллиона долларов, большая часть которых приходилась на долю известнейших жителей Филадельфии, среди которых был и отец Алека. И «всегда» вдруг превратилось в… — она глубоко вздохнула, — во «вчера».

Она опустила ресницы, надеясь, что Уэйд не заметит боли в ее глазах, но ей следовало бы знать, что от Уэйда скрыть ничего не удастся. Он не шевельнулся, и выражение его лица не изменилось.

— Другими словами, он просто дурак. Тогда она взглянула на него: в глазах его не было ни жалости, ни сочувствия — одна бешеная ярость.

— К сожалению, в Филадельфии с вами вряд ли кто-нибудь согласился бы. — Она попыталась равнодушно рассмеяться и спокойно продолжила: — Все говорили, что он сбежал как раз вовремя. Еще пара месяцев — и было бы уже поздно, мы бы уже обвенчались и он был бы связан со мной…

Прежде чем она успела ахнуть, Уэйд быстро схватил ее за плечи. Кэтлин осеклась и замолчала.

— Этот человек не только дурак — у него нет характера. Вы все еще любите его?

Вопрос застал ее врасплох. Она смотрела на Уэйда глазами, затуманенными болью. Когда-то она сказала бы «да». Сказала бы сразу же, чувствуя, что сердце у нее разбито. И добавила бы: «Нет, я его ненавижу».

Но теперь…

Она вспомнила лицо Алека. Странно, но воспоминание это не было горестным, только… смутным.

— Я… я не знаю.

— Вы думаете о нем днем и ночью? Видите его лицо в языках огня, слышите его голос, лежа среди ночной темноты в постели? Вы думаете о нем, когда едете верхом, либо седлаете лошадь, либо поднимаясь по лестнице в свою одинокую спальню?

Она внимательно посмотрела на него. Лицо его под загаром было бледно, губы сжаты, в глазах бушевало что-то опасное, зарождающееся где-то в глубине его души.

— Н-нет… конечно, нет… что вы такое говорите?

— Я говорю, Кэтлин, что я так думал о вас все это время. И не только так. Не хватит дня, чтобы все перечислить. Или ночи.

Ошеломленная, она только и могла что смотреть на него, но вспомнила о Луанн и высвободилась.

— Пожалуй, будет лучше, если вы сбережете ваши красивые слова для мисс Портер, — сказал она, отворачиваясь и направляясь к двери. — Не тратьте их на меня попусту… ах!

Уэйд схватил ее сзади, обнял и крепко прижал к себе. Вырваться она не могла. Он заговорил, приблизив губы к ее уху, и волосы ее раздувались от его дыхания:

— Мисс Портер очень хорошенькая. Сердце ее больно кольнуло.

— Да, конечно. А теперь пустите меня!

Он сжал ее еще крепче, голос его стал грубее, и по спине Кэтлин пробежала дрожь.

— Она сладкая, как пирожное. Добрая. С ней легко, приятно быть вместе.

— Да! Ну и идите к ней, и оставайтесь вместе, сколько вам хочется…

— И я поцеловал ее в тот вечер только для того, чтобы забыть о вас. Попытаться забыть о вас. — Уэйд коснулся губами ее уха, и Кэтлин содрогнулась. — Но это не помогло, Кэтлин. Я стал думать о вас еще больше.

Он повернул ее лицом к себе, все еще крепко обнимая, одна его рука обвилась вокруг ее стана. Очень кстати, подумала Кэтлин, борясь с головокружением, потому что иначе она, конечно же, упала бы. Она смотрела ему в глаза, и колени ее предательски подгибались.

— Вы хотите, чтобы я… вам поверила?

— Я намерен доказать это.

— Я… не понимаю, каким образом, — опасливо прошептала она.

— Сейчас поймете, — сказал он, и голос его прозвучал странно хрипло. Глаза его словно пожирали ее, но эти два многозначительных слова подействовали на нее так, будто ее со всей силой ударили в грудь. С отчаянно бьющимся сердцем Кэтлин попыталась вырваться из его мертвой хватки.

— Я иду спать… и требую, чтобы вы сию же минуту отпустили меня!

— Не могу, Кэтлин. — Его дыхание щекотало ее щеку. — Не сейчас. Сначала я кое-что должен вам доказать. —

И он привлек ее к себе еще ближе. Ее охватил панический страх, потому что она поняла — он снова хочет поцеловать ее.

Уэйд увидел этот страх в ее глазах, очень похожий на тот, который замечал у диких лошадей, борющихся за свою жизнь и свободу.

Он возмутился. Этот сукин сын Трент действительно ранил ее — ранил очень глубоко, даже больше, — чем этот слабак, ее жених, подумал Уэйд, и ему еще сильнее захотелось поцеловать ее, чтобы прогнать своими поцелуями этот страх и боль. Но, внимательно глядя ей в глаза, в глубины ее ужаса, он вдруг задумался: а только ли мужчины боится она, любого мужчины, или самой себя?

Уэйд вспомнил слова Ника и обнял Кэтлин еще крепче, но теперь лицо его смягчилось, и улыбка, нежная, как само утро, коснулась губ.

— Кэтлин, позвольте мне поцеловать вас еще раз, всего один раз. И посмотрим, может ли поцелуй лгать.

Вид у нее был ошеломленный и испуганный, но она не сопротивлялась и не сказала «нет». Медленно, осторожно он нагнулся и коснулся ее губами. Губы Кэтлин были словно атласные подушечки и нежно ответили на поцелуй. Его охватило мощное желание, страсть к этой женщине, этому ангелу с острым язычком и измученной душой, к этому одинокому существу, которое он поклялся защищать. Но как же может он защитить ее от самого себя? Поцелуй стал глубже. Его желание разгоралось. Одной рукой он стал гладить ее волосы, его пальцы, пробравшись сквозь шелковые пряди, нежно ласкали ее затылок, а другой рукой он все крепче прижимал ее к себе. Хотя он чувствовал ее упругую грудь и его желание превратилось в мучительное напряжение, бешено рвавшееся наружу, его губы, теребившие ее губы, были все такими же нежными. Он почувствовал, что она дрожит, и страсть с новой силой охватила его. Она прильнула к нему, как будто ища спасения от всех своих бед, и везде, где тела их соприкасались, вспыхивало пламя.

— Кэтлин. — Он выговорил ее имя хриплым голосом и еще раз поцеловал ее — требовательнее, крепче, настойчивее. — Боже мой, Кэтлин!

Она вся дрожала в его объятиях. Как же может быть, чтобы то, что так ужасало ее, оказалось таким приятным? Она понимала, что ей следует бежать от того, что она чувствует, от того, что они делают. Потому что даже если Уэйд Баркли сказал правду, он гораздо опаснее, чем Алек или Доминик Трент, — он трогает ее душу глубже, сильнее, чем это делали они, а значит, и ранить ее сможет больнее.

Когда Уэйд целует ее, она не в состоянии думать, не в состоянии бороться с искушением — она может только желать все больше и больше самого восхитительного из всех наслаждений, которые можно себе представить.

И сейчас он снова целует ее.

Боже, как сладки эти поцелуи! Огонь пробежал по телу Кэтлин, когда требовательные горячие губы Уэйда принялись теребить ее рот. Уговаривая, заставляя, повелевая.

Губы Кэтлин, предав ее, пылко раскрылись навстречу его поцелую и сладостному вторжению его языка. Ее язык сопротивлялся, хотя сама она таяла от наслаждения. Она обвила руками его шею, и они стали одним целым, стоя под светом кухонной лампы, сливаясь в бесконечном огненном поцелуе, уносившем их обоих к гибельной неизвестности.

Уэйд даже не помнил, как, подхватив Кэтлин на руки, вынес ее в холл, поднялся по лестнице и понес по коридору в свою комнату.

Там было почти темно, если не считать блеска серебристого полумесяца, слабо освещающего это мужское жилище с высокой конторкой из дуба, крепким письменным столом, тяжелыми темно-бордовыми портьерами и темно-синим с алым ковром на полу. Едва опустив Кэтлин на дубовую кровать с четырьмя столбиками для балдахина, Уэйд протянул руку к поясу ее пеньюара.

— Я хочу видеть тебя, Кэтлин. Всю целиком. — Проделав весь этот путь с ней на руках, он ничуть не запыхался, и хотя грудь его блестела от пота, но это было вызвано не напряжением, а страстью. Уэйд наклонился к ней ближе, вдыхая исходящий от нее легкий цветочный запах, изнемогая от желания. — Ты потрясающе красива, — простонал он, и ее зеленые глаза блеснули в ответ. Больше он уже не мог думать отчетливо. — Не стоило бы тебе находиться здесь, — внезапно пробормотал он.

— Д-да, конечно, — шепотом отозвалась Кэтлин, но едва она, охваченная паникой, попыталась приподняться, как он ласково толкнул ее обратно, и она лежала, молча глядя на него, прерывисто дыша, с сильно бьющимся сердцем, и великолепные волосы вились вокруг прелестного лица.

— Поздно поворачивать обратно, — проговорил он хриплым от вожделения голосом, и она поняла, что он прав. Слишком поздно!

Ей не хотелось подниматься, не хотелось уходить. Но дальше этого мысли ее не пошли, потому что в следующий миг он раздвинул полы персикового пеньюара и она увидела, как глаза его восхищенно вспыхнули. Потом он стянул с нее пеньюар, и она не могла больше думать ни о чем — только о том, как она рада, что он находит ее красивой, и как ей хочется, чтобы он любил ее.

Увидев ее красивые полные груди с розовыми сосками, матово поблескивающие в лунном свете, Уэйд задохнулся от восхищения. Под пеньюаром она была нагой, и, бросая в угол шелковое одеяние — отброшенное, оно плавно опустилось на пол, — он забыл обо всем, кроме этой чудесной женщины, лежащей перед ним, чья гладкая кожа и роскошные формы молили о его прикосновениях, глаза сверкали, словно драгоценные камни, женщины, которая выглядела, пахла и была чудеснее, чем поляна лесных фиалок.

Он положил ее поперек кровати, накрыв своим телом, опершись локтями по сторонам ее узких плеч, и впился в ее губы поцелуем еще более пылким, чем все предыдущие.

Но это было только начало. Он медленно ласкал ее, наслаждаясь нежными очертаниями ее грудей, неспешно скользя руками по ее плечам, рукам, бедрам.

Мучимый неудержимым желанием двигаться быстрее, он, однако, заставлял себя не спешить, чтобы доставить ей удовольствие, подготовить ее, насладиться всем ее телом. Рассудок его отключился. Уэйд Баркли, который тщательно просчитывал каждый свой шаг, напрочь перестал думать и повиновался лишь своим инстинктам, лишь чувствам, которые Кэтлин Саммерз пробудила в нем. Каждый стон, который она издавала, когда он трогал языком ее тугие соски или когда его пальцы гладили нежную плоть внутренней стороны ее бедер, повергал его в бездну желания, воспламеняя и без того огнем горящую плоть, но он сдерживался и целовал ее, пока губы у них не распухли и не запылали, а дыхание не стало прерывистым. Задыхаясь от страсти, Кэтлин сорвала с него рубашку, и пальцы ее, дрожа, принялись расстегивать штаны.

Жаркая волна вожделения пробежала по телу Уэйда, и, обезумев, он швырнул одежду на пол, где уже лежала одежда Кэтлин. Обнявшись, они метались на кровати, и весь мир превратился в грохочущее расплывчатое пятно.

Это безумие, говорил здравый смысл Кэтлин, но она ничего не слушала. Сейчас для нее существовали только этот человек и восхитительные вещи, которые его руки и язык делали с ней, и она поддавалась этой головокружительной сладости, ощущая неудержимое возбуждение во всем теле. Уэйд постепенно подводил Кэтлин к той черте, за которой кончалась власть разума, но ее это не тревожило. Она делала то же самое — она видела это по его страстно мерцающим глазам, по тому, как умело и нежно он обращался с ее телом, которое то стискивал, то кусал, то ласкал. Отзываясь на его прикосновения, как отзывается поникший под ветром цветок на солнечный свет и весенний дождь, она пробуждалась, точно из глубокого сна, и тело ее снова оживало благодаря его любви. Прижимаясь к нему, к его блестящим от пота мускулам, отвечая на его движения, она извивалась и стонала, проводя руками по его груди, касаясь его сосков, гладя темные как ночь волосы, в ожидании… в ожидании…

Кэтлин не знала в точности, чего ждет, знала только, что ей хотелось большего, и Уэйд дарил ей это, не отрывая от нее своих губ, становясь то грубым, то ласковым, то возбуждающим, то успокаивающим.

Уэйд изучал и исследовал ее тело, и она смело перевернула его на спину и занялась тем же самым. Глубокий мучительный стон вырвался у него, когда она дотронулась до его огромной, восставшей плоти и, испугавшись, отдернула руку, но он остановил ее, хрипло усмехнувшись:

— Не останавливайся теперь, милая. Самое интересное для нас обоих только начинается.

Кэтлин лукаво улыбнулась, глядя в его потемневшие синие глаза.

— Я не собираюсь отступать, Уэйд, — сообщила она, потрясенная эффектом, который произвели ее руки, восхищенная своей властью все больше возбуждать этого человека с крепкими мускулами, неизменно контролирующего себя, заставлять гореть от того же неуправляемого желания, которое бешено пульсировало в ней.

Тогда она начала гладить и теребить его мужскую стать, пока он со стоном не перекатил ее снова на спину и не накрыл ее тело своим.

— В эту игру должны играть двое, принцесса, — сказал Уэйд, тяжело дыша, и вот уже Кэтлин оказалась жертвой мучительного вожделения, потому что он принялся умело сосать кончики ее грудей, а пальцы его ласкали сердцевину золотистых завитков между бедрами, а потом скользнули внутрь.

Там, где он прикасался к ней, она ощущала восхитительный жар, одна волна которого вслед за другой пробегала по ее телу. Она начала тихонько стонать от страстного желания, отчего худощавое лицо Уэйда озарилось усмешкой.

— Теперь никаких остановок, принцесса, — сказал он ей, приблизив губы к ее рту, и она, коротко поцеловав его, притянула еще ближе к себе.

— Я бы застрелила тебя, если бы ты остановился, — с усилием выдохнула Кэтлин, и сердце у нее быстро-быстро забилось, когда он, улыбнувшись, поцеловал ее в ответ. Кэтлин обхватила руками шею Уэйда, глаза у нее сверкали, губы были влажные. Осыпав дождем поцелуев ее лицо, он вошел в нее одним мощным толчком.

На лбу у него появился пот, потому что он, глядя на ее пылающее, прекрасное лицо, пустил в ход всю силу воли, чтобы на мгновение сдержать себя.

— Кэтлин! — Голос Уэйда звучал сдавленно, он привлек ее голову к себе, запутавшись пальцами в волосах. — Держись, Кэтлин. Держись!

Она затихла, немного испуганная, с отчаянным нетерпением вожделея большего. Когда он целиком заполнил ее, бедра ее раздвинулись еще больше, чтобы позволить ему проникнуть глубже. Уэйд прижался к ней своим горячим ртом, нежно целуя и входя все дальше и дальше в ее трепещущее лоно. Все вокруг исчезло, в мире остались только они двое.

А потом… боль… резкая, разрывающая боль. Она вскрикнула, но его поцелуи потушили боль, сделав ее сладкой, и она превратилась в неистово нарастающее наслаждение, потому что Уэйд начал двигаться в ней — поначалу медленно, а потом со все более усиливающейся страстью. Его сильное тело ритмично изгибалось. Кэтлин опять закричала, вся содрогаясь в предвкушении сладостного экстаза, царапая его мускулистую спину. Одно ощущение сменяло другое, она извивалась и выгибалась под ним, растворившись в обоюдном стремлении их тел к забвению, в искрящемся, буйном взрыве, от которого содрогнулась самая ее сердцевина, и воспарила к высотам, о существовании которых никогда не подозревала.

— Уэйд… Уэйд! — Кэтлин, всхлипывая, выкрикивала его имя, в то время как они вместе парили на головокружительном пике любви. Из страшной дали она услышала, что он зовет ее, повторяя снова и снова. Теперь Уэйд целиком и полностью владел ее телом, поставив на ней клеймо как на своей вечной собственности.

Полночь, лунный свет и сладостное, уносящее ввысь безумие.

Наконец, обессиленные и удовлетворенные, они замерли, заключив друг друга в объятия, и молча лежали на дубовой кровати, а луна сияла, как алмаз в бархатно-черном небе и стояла тихая весенняя ночь. После бушующего сладострастия на них снизошли покой и благодать.

Глава 20

Кэтлин не знала, сколько прошло времени, когда она проснулась, почувствовав, что Уэйд обнимает ее, прижав к своему обнаженному бронзовому телу и покрывая ласковыми медленными поцелуями. Она тоже поцеловала его, и ее тело, откликнувшись на ласки, сразу же разгорячилось. Нежные, ласковые поцелуи. Медленные осторожные прикосновения. Улыбаясь, она на мгновение откинулась назад, чтобы передохнуть, и с любовью посмотрела ему в глаза… только то были не глаза Уэйда.

Ее обнимал Доминик Трент.

Крик Кэтлин отчаянно раздавался над смятой постелью, пока она пыталась вырваться, но Трент держал ее крепко, и его ледяные бесцветные глаза сверкали колючим блеском.

— Ты что же, думала, я не найду тебя, Кэтлин? Ты и я — две половины одного целого. Так должно быть!

— Нет! — резко закричала она и вырвалась из его рук. Вдруг за окном послышался стук копыт, и Кэтлин подбежала к развевающимся занавескам. Там был Уэйд. Он галопом скакал прочь от нее, все быстрее и быстрее подгоняя своего чалого, его высокая фигура казалась все менее и менее различимой по мере того, как он удалялся к голубоватому горизонту.

— Уэйд! — кричала она, снова и снова зовя его на помощь, но он ни разу не обернулся и не замедлил бег своей лошади. Уэйд!

Ужас охватил ее, когда она круто повернулась и увидела, что Трент поднялся с кровати и идет к ней. Она бросилась к конторке, чтобы схватить бронзовый подсвечник, стоявший наверху. Это был тот же самый подсвечник, которым она ударила его там, в Филадельфии, — высокий, тяжелый, с красивой резьбой, — но пальцы ее сомкнулись вокруг пустоты.

Подсвечник исчез.

— Так должно быть, — повторил Трент, приближаясь к Кэтлин со злобной улыбочкой, так хорошо запомнившейся ей. — Никто тебе не поможет, Кэтлин. Ты совсем одна.

Она яростно оттолкнула его и тут увидела дробовик, прислоненный к изголовью кровати. Проскользнув мимо Трента, она протянула руку к дробовику, но опять ее пальцы встретили лишь дуновение холодного воздуха. Дробовика нигде не было видно.

Она беспомощно оглядела комнату. На мгновение неясно различимые лица ее матери и Джиллиса появились в темном бронзовом зеркале, что висело на стене, но потом зеркало исчезло.

Там, где только что была стена( осталась лишь крутящаяся серая дымка.

Их нет, никого нет… никого… их нет… нет…

Нет!!!

— Кэтлин! Нет!!!

— Тише, Кэтлин, все в порядке. — Голос Уэйда, уверенный, успокаивающий. Его руки, ласковые, надежные.

Она открыла глаза.

— Тебе что-то приснилось, милая. Наверное, очень плохое, — тихо сказал он.

Какое-то время она только и могла, что смотреть на его любимое загорелое лицо, в его алмазно-синие глаза, полные тепла и заботы.

Кэтлин дрожала, все тело ее было холодным и влажным; он привлек ее к себе и поцеловал шелковистые волосы.

— Не хочешь рассказать мне свой сон? Она покачала головой.

Уэйд погладил ее по голове. Она слышала его размеренное дыхание, и ее собственное прерывистое становилось все ровнее и ровнее. За окном все еще было темно, и ночь была тихой — ни ветра, ни тумана. Занавеси не развевались. Никто не скакал прочь.

— Почему бы тебе не рассказать мне о Доминике Тренте? — спросил Уэйд.

— Уэйд…

— Расскажи, Кэтлин. — Он повернулся к ней лицом. Голова ее лежала на подушке, сбившиеся простыни прикрывали ее тело. — Ты назвала это имя во сне, — мрачно проговорил он. — Уже не в первый раз я слышу его. Ради себя самой и ради Бекки — расскажи мне об этом сукине сыне, который тебя преследует.

Кэтлин, дрожа, провела рукой по волосам.

— Это мой… бывший поклонник. Так называемый поклонник, — быстро и тихо поправилась она.

— И?

По его настойчивому тону она поняла, что уклониться от рассказа не удастся.

— Мы познакомились в опере, и он начал ухаживать за мной. Или делал вид, что ухаживал, — поправилась Кэтлин. Она все еще была очень бледна. — Доминик Трент в Филадельфии человек могущественный, один из самых богатых людей в стране. Он вырос среди невообразимой роскоши и, очевидно, никогда ни в чем не знал отказа. До тех пор, пока я не отказалась от его авансов. — Кэтлин облизнула пересохшие губы. — Когда мы с Домиником познакомились, я встречалась с Алеком, но это не остановило его, и он продолжал добиваться моей благосклонности. — Вдруг ей стало холодно — она вспомнила, как он оказывался везде, где бывала она, словно следил за ней, — и натянула простыню до самого подбородка.

— Однажды он пришел к нам домой. Это было в прошлом году, на другой день после Дня благодарения, перед самым возвращением Бекки в школу. Мамы и Джиллиса не было дома, а я гуляла в саду. Она замолчала и закусила губу.

— Дальше, — сказал Уэйд еще мрачнее, чем раньше.

— Он… он стал приставать ко мне. Иначе это и не назовешь. Сказал, что мы созданы друг для друга, что Алек мне не подходит и он — единственный человек, который может сделать меня счастливой. Доминик предложил мне выйти за него замуж и попытался поцеловать и… — Ее передернуло. — Я ответила, что нет, я не выйду за него, и попросила его уйти, но он не оставил своих попыток, и я дала ему пощечину и оттолкнула его. Но когда я хотела войти в дом, он меня не пустил, больно схватил за руку, разорвал мой плащ, когда я стала сопротивляться. Я не могла вырваться… и закричала, прибежал наш грум, Перкинс, и отшвырнул Трента в кусты, а потом появились остальные слуги, и он… он ушел.

— Но это был не последний раз, когда ты его видела, — пробормотал Уэйд, внимательно глядя на ее осунувшееся, несчастное лицо.

— Нет. — Кэтлин покачала головой, и густые светлые локоны упали ей на лицо. — Вскоре после того, как погибли мама и Джиллис и Алек разорвал нашу помолвку, я как-то раз возвращалась из конторы поверенного Джиллиса, а Трент тайком ехал за мной. Дело было к вечеру, почти стемнело. Я остановилась у парка рядом с нашим домом и послала коляску вперед, собираясь дойти до дома пешком, чтобы у меня было время подумать, что мне теперь делать, как выйти из положения. Но тут вдруг его экипаж остановился рядом, и едва я поняла, что происходит, как очутилась внутри.

Кэтлин заметила, что глаза у Уэйда снова стали холодными и яростными, как это было в Бивер-Джанкшене, когда Бекки рассказывала о Доминике Тренте. Выражение его лица испугало ее, и она судорожно вздохнула, но он быстро взял ее руки в свои.

— Все в порядке, Кэтлин, — очень спокойно сказал он. Руки у него оказались теплыми и успокаивающими. — И что произошло?

Кэтлин сглотнула, отвратительные воспоминания вновь нахлынули на нее.

— Он отвез меня в свой особняк. — Ей как-то удалось продолжить рассказ, не дрожа. — На улице никого не было, я кричала, но никто меня не слышал, а потом он втащил меня в дом, слуг там не оказалось — ни одной живой души. Он сказал, что дал им всем выходной, специально устроив так, чтобы мы могли быть одни.

Внезапно она закрыла глаза.

— Он втолкнул меня в гостиную и запер дверь. Налил мне бренди и сказал, что хочет сделать мне некое предложение. — Она быстро открыла глаза, и ее страдальческий взгляд встретился с тяжелым взглядом синих глаз Уэйда.

— Доминик убеждал меня, что теперь я не могу не понимать, что мы с ним созданы друг для друга. У меня теперь никого нет, кроме него. Сказал, что я в нем нуждаюсь и что он нуждается во мне. — Кэтлин медленно покачала головой, в голосе ее зазвучал ужас. — Но в лице его было что-то злое и в том, как он говорил, тоже. Как будто он… ни перед чем не остановится. Я никогда в жизни не была так напугана, — тихо продолжала она, вцепившись пальцами в руку Уэйда.

— Я велела ему отпустить меня, а потом… я умоляла его. Но он только рассмеялся и сказал, что мне нужно научиться любить его. На этот раз он не предлагал мне вступить в брак, а хотел, чтобы я стала его любовницей. Я буду жить с ним в этом доме, на его содержании, он обеспечит меня и Бекки — будет оплачивать ее туалеты, обучение, помещение и стол, все, что ей понадобится… пока я остаюсь с ним.

Голос ее задрожал.

— Я слышала раньше… рассказы о нем… слухи… что он человек непорядочный, особенно когда дело касается женщин. И когда он ходил вокруг меня в этой гостиной с притушенными лампами, я поняла, что эти слухи не беспочвенны. Когда я попыталась подбежать к двери, он ударил меня, а потом сказал, что я этого заслуживаю, поскольку ударила его тогда в саду. Он попытался сорвать с меня одежду, и я стала сопротивляться. Схватила подсвечник со стола, он был большой и тяжелый, и… ударила его по голове. — Ее глаза превратились в огромные озера сверкающего зеленого света. Уэйд прочел в них глубочайшее потрясение и ужас. — Он… упал. Потекла кровь. Я побежала к дверям, ни разу не оглянувшись. Я задержалась в Филадельфии только для того, чтобы дать телеграмму мистеру Маккейну, что еду на ранчо «Синяя даль», и предупредить Бекки, что уезжаю, потом взяла свои последние деньги и поехала на запад.

— Кэтлин, — хрипло сказал Уэйд. Его захлестнули неведомые раньше чувства к этой женщине, к тому, через что ей пришлось пройти. Это соучастие, сказал он себе, и забота, ничего больше. И все же, когда он смотрел в ее искаженное страхом, помертвевшее лицо, его охватила легкая паника — так сильны были эти чувства.

Она вцепилась в его руку.

— Я не знала, поедет ли он за мной или нет, — пробормотала она. — Знала только, что мне нужно раздобыть много денег, чтобы забрать Бекки, чтобы мы могли начать новую жизнь где-то в другом месте, подальше от Доминика Трента.

— А как же власти? Вы не пробовали подать иск?

— Это было бы бесполезно. Мое слово против его! Да кто я такая? Впавшая в нищету дочь погибшего человека, промотавшего свое состояние. — Кэтлин с горечью усмехнулась. — Доминик Трент обладает властью, имеет связи, друзей. А я оставила его лежать в луже крови. Я знала, что у меня нет никаких шансов.

Уэйд мысленно согласился, что она права, подумав также, что, если Доминик Трент подойдет к Кэтлин или к Бекки на расстояние меньше десяти миль, никакая власть в мире, никакие связи или друзья не спасут жалкую шкуру этого человека.

— Тебе больше не нужно беспокоиться насчет него. — Ему захотелось обнять ее и, прогнав поцелуями мрачные воспоминания, сказать ей, что с ним она всегда может чувствовать себя в безопасности.

Но ведь никакого «всегда» не будет. Кэтлин Саммерз уедет с ранчо «Синяя даль» точно так же, как это сделала ее мать, лишь только пройдет год.

От этой мысли Уэйд ощутил такую нестерпимую боль, точно его внутренности опутала колючая проволока. За болью последовал страх. «Эй, Баркли! Очень уж ты здесь завяз! «

Он выпустил руки Кэтлин и откинулся назад, внимательно глядя ей в лицо при свете заходящей луны.

— Если у Доминика Трента хватит ума показаться здесь, я о нем позабочусь, — сдержанно сказал он.

— Это не твоя проблема, Уэйд, — Кэтлин с трудом удержалась от желания погладить его колючий подбородок, — а моя. И я с ней справлюсь. — Она глубоко вздохнула, сердце у нее заныло, потому что в его глазах она не видела больше ни тепла, ни мягкости, одну только настороженность. Он отгородился от нее, отдалился — после того, как она излила перед ним свое сердце. Что-то в глубине ее души надорвалось, и ей вдруг стало холодно и очень одиноко.

Она закуталась в простыню и хотела было подняться с кровати, чтобы вернуться в свою комнату, но Уэйд схватил ее и толкнул обратно на подушку прежде, чем она успела встать на ноги.

— Куда это ты, интересно, собралась?

— В постель.

— Ты в постели.

— Я имею в виду свою постель. — Она спокойно встретила его взгляд. — Не думайте, что если мы… мы с вами сделали… это… что вы что-то мне должны. Что вы должны попробовать защитить меня от Доминика Тре…

— Что значит «попробовать»? — прорычал он. — Я, черт побери, защищу вас!

— Почему? — Губа у нее задрожала. — Потому что вы дали Ризу это глупое обещание?

— Ты не должна так говорить! Я дал ему слово, Кэтлин!

— А я вас от него освобождаю, — прошептала Кэтлин. — От всяких обязательств вообще. — Она попыталась было слезть с кровати, все еще придерживая на себе простыню, но Уэйд снова толкнул ее на кровать. И прежде чем она успела что-либо сообразить, он уже сел на нее верхом.

— Черт побери, да ведь я обязан сдержать обещание, — сказал он. Она широко раскрыла глаза и попробовала сесть. Уэйд опрокинул ее на спину и прижал к кровати всем своим телом. — Не только перед Ризом, но перед самим собой. После сегодняшней ночи, я полагаю, мы больше не враги, верно? Теперь мы… друзья. А я всегда стою горой за своих друзей.

Друзья. Оказывается, теперь они друзья! Она сглотнула и заговорила со всем самообладанием, на какое была способна сейчас, когда боль разрывала ее:

— Мне не нужны ваши благодеяния. И я их не хочу. Если и существует одна вещь, которую я поняла после всего, что произошло, — это то, что мне нужно полагаться только на самое себя. Так что когда дойдет до Доминика Трента…

— В жизни не видывал таких упрямых женщин! — взорвался Уэйд.

— Благодарю вас, а теперь будьте любезны отпустить меня!

Уэйд скрипнул зубами.

— Разумеется. Идите.

Он перекатился через нее, и Кэтлин поднялась, но в спешке, пытаясь одновременно удержать на себе простыню и слезть с кровати, потеряла равновесие и упала ему на грудь. Уэйд тут же обнял ее.

Следующее, что Кэтлин поняла, — что она лежит, распростертая, на спине, а он снова наклоняется над ней, но на этот раз его глаза сверкают не только от возмущения. В ней зародился ответный жаркий трепет, потому что она прочла в этих глазах страсть, желание и нечто вроде насмешки. Вдруг до ее сознания дошло, что простыня сползла до уровня талии и что грудь прикрыта только прядями распущенных волос.

Уэйд тоже это осознал. Осознал всем своим телом, почувствовала Кэтлин, извиваясь под ним.

— Уэйд…

— Ты ведь не взаправду хочешь уйти, верно, Кэтлин? — Он прижался к ней крепче, его губы коснулись ее век. Его улыбка опалила ее душу.

— Что, если… я скажу, что хочу? — Но голова у нее уже закружилась, сердце забилось. Кэтлин едва дышала, потому что он провел губами по ее шее, заставив все тело напрячься от желания.

— Тогда я бы сказал, что нужно узнать наверняка.

— И… — Кэтлин не удержалась и застонала, когда Уэйд снова запечатлел обжигающий поцелуй около ямочки на ее шее. — Как же мы это сделаем? Вы… м-м-м… вроде бы не поверили мне, когда я сказала…

— Есть только один способ все узнать. — Его блестящие глаза смотрели ей в глаза, и Кэтлин задрожала от желания, подавить которое у нее недоставало сил.

— И что же… это за способ? — прошептала она, как зачарованная. Он приблизил к ней свои губы.

— Поцелуй, принцесса. — Уэйд усмехнулся. — Помните, поцелуи не лгут.

О, как ждали ее груди его прикосновения, а тело от вожделения было словно охвачено огнем. Его губы все приближались и приближались.

Он медленно припал к ней губами, и Кэтлин превратилась в средоточие наслаждения, ничего больше не чувствуя и не желая.

Она забыла обо всем, кроме этого человека. Этого мгновения. Этого поцелуя.

Ночь окутала их, руки Кэтлин обвились вокруг его шеи, и опять были и страсть, и нежность…

Глава 21

Дрю Рейли был в отвратительном настроении. Лежавшая рядом с ним молодая девица пошевелилась и сладострастно потянулась всем телом, голым под влажными простынями. Она была потрясающе горяча и в меру глупа, с маленьким личиком, полными красными губами и волосами черными как вороново крыло. Но он больше не хотел ее. Они провели вместе всю ночь, и он все еще не был удовлетворен.

Впервые хорошая еда, дорогие сигары, соблазнительная женщина из городского борделя не могли снять напряжение из-за тревоживших его проблем.

Пожалуй, их так и не удастся разрешить.

— Провались все к чертям!

Рейли встал с кровати и быстро оделся при смутном свете луны, проникавшем в окно.

Девица только перевернулась на другой бок, простыня сбилась в сторону. Он вышел из комнаты и направился на улицу.

Ему нужно было пройтись, подумать. Была середина ночи, самое темное время. Время, когда ему думается лучше всего.

Дрю Рейли, как всегда безупречно выглядевший, в отличном костюме, на котором, казалось, никогда не бывает ни единой складочки, в модном котелке, с сигарой в уголке рта, шел по главной улице Хоупа.

Город, темный и безмолвный, словно вымер. Он шел и шел по улице, поворачивал и шел обратно, все время думая о ранчо «Синяя даль».

Нужно найти способ, чтобы заставить парней Баркли и Кэтлин Саммерз продать его. Если этого не сделать, ему придется снова отправиться в эти бескрайние унылые равнины, поросшие полынью, полные диких зверей, и уже больше не возвращаться. Его деятельность в одном из самых могущественных синдикатов на востоке страны подвергается опасности, очень серьезной опасности, и ему грозит потеря всего, что он наработал в течение своей жизни, — репутации, богатства и уважения, с которым к нему относятся короли с Уолл-стрит. Его партнеры вместе с Э. М. Пидмонтом моментально разнесут весть о его неудаче, и тогда все, чего он достиг, превратится в прах.

Если бы только он не был таким излишне уверенным, если бы не убедил партнеров по синдикату, что принесет им ранчо «Синяя даль» на блюдечке с голубой каемочкой!..

А теперь Эдвард Пидмонт и все остальные не удовольствуются каким-либо иным ранчо. На собрании совета синдиката, которое состоялось несколько месяцев назад, они выбрали только два скотоводческих хозяйства, достаточно крупных и рентабельных, чтобы на них стоило потратиться. Это оказалась именно та собственность, которая была им нужна.

Но другой синдикат только что опередил их, купив ранчо «Валашская равнина», что в Монтане, и теперь остается только ранчо «Синяя даль». Когда они узнали, что его владелец Риз Саммерз недавно умер, то решили, что это имение нужно приобрести. Дрю гарантировал им, что заключит эту сделку.

А если он этого не сделает…

Пидмонт уволит его быстрее, чем волк настигает ослабевшего теленка. А его репутация среди покупателей и продавцов недвижимости не будет стоить и ломаного гроша.

На краю города Рейли остановился, швырнул на мостовую окурок сигары и уставился вверх.

— Кто бы мог подумать, что это окажется таким сложным делом? — пробормотал он, обращаясь к темному небу.

Кэтлин Саммерз не может продать свою долю. Уэйд Баркли и его братья не хотят продавать свою.

Но Рейли не зря потратил время, расспрашивая жителей города, пока не вызнал все детали завещания. Он понял, что значение имеет только голос Уэйда Баркли — если тот захочет продать свою долю синдикату, у него хватит влияния и юридических прав, чтобы заставить остальных поступить так же.

Проблема в том, чтобы создать условия, при которых Баркли захотел бы продать ранчо. Этот человек не часто играет в карты, а если и играет, то не проигрывает. Он не принимает участия в попойках, врагов у него нет, только друзья. Весь этот дурацкий городишко уважает его, жители даже хотят, чтобы он стал следующим председателем здешней Ассоциации скотоводов. Как же можно воздействовать на такого человека?

«Думай, черт побери, — сердито приказал себе Рейли. — Ты прекрасно знаешь, что при определенных обстоятельствах всякий может продать свою собственность или поджать хвост и броситься наутек. И ты должен либо вызнать, что это за обстоятельства, либо сложить их именно таким образом», — думал он, и глаза его блестели в темноте.

Он пошел обратно в город. Поглощенный своими мыслями, он не заметил неясной фигуры, сидящей на деревянной скамье на крыльце гостиницы «Глори». Он никак не предполагал, что кто-то еще бодрствует в этот ночной час, но вдруг из темноты до него донесся вкрадчивый голос:

— Дорогой мой Рейли, каким планом вы заняты теперь?

— Какого черта!.. — Дрю чуть было не подпрыгнул, рука его автоматически потянулась к пистолету, спрятанному под жилетом, как вдруг узнал и голос, и его обладателя.

— Трент! Что это вы здесь делаете? И давно приехали? — Рейли внимательно вглядывался в высокого широкоплечего человека, сидящего в тени крыльца. Сердце у него все еще сильно билось.

— Полагаю, я здесь по той же причине, что и вы. Мне кое-что нужно.

— Здесь, в Хоупе?

Трент кивнул. Рейли разглядел в полутьме, как блеснули его почти бесцветные глаза, и по спине его пробежал озноб. Из всех его знакомых в Нью-Йорке, Филадельфии и Чикаго — городах, где бурно развивалась промышленность и где у него был широкий круг знакомых, — только Доминик Трент из Филадельфии, как знал Рейли, был более жестоким, чем он сам.

Трент мог погубить бизнесмена из-за ничтожного спора или какого-то вымышленного оскорбления, а когда речь шла о женщинах, говорили, что он может преследовать тех, кто привлек его внимание, упорно и совершенно безжалостно.

О нем рассказывали всякие истории…

Но сейчас это не имело значения. Он, разумеется, не боится Трента — они провернули вместе несколько дел с полным взаимопониманием. Просто он совсем не ожидал обнаружить его в этом крохотном городишке.

Он поднялся на крыльцо.

— Хотите сигару?

— Благодарю.

Вскоре оба они курили, глядя друг на друга сквозь все еще густую темноту. Трент оставался сидеть на скамье, а Дрю Рейли прислонился к столбу, пытаясь упорядочить свои мысли.

— И что же привело вас сюда? Дело или удовольствие? — спросил наконец Рейли.

— Можете не сомневаться — удовольствие.

— Понятно. — «Значит, женщина», — отметил про себя Рейли.

— О вас я и не спрашиваю. — Трент улыбнулся в темноте. — Я приехал сюда только сегодня и провел вечером час в салуне. И за это короткое время узнал, что вы собираете сведения насчет одного из самых крупных скотоводческих имений в этих местах.

— Да, о ранчо «Синяя даль».

— Значит, — тихо сказал Трент, — вы встречались с леди, которая недавно унаследовала часть этого ранчо?

— Конечно. Кэтлин Саммерз, из Филадельфии. — Внезапно Рейли выпрямился — все начинало становиться на свои места. — Полагаю, вы были с ней знакомы еще в Филадельфии?

Последовавшее молчание было очень долгим, и Рейли решил, что Трент его не расслышал. Он собирался уже повторить свой вопрос, как вдруг его собеседник снова заговорил, голос его-был тихим, но в нем отчетливо слышалась едва заметная угроза.

— Мне кажется, что мы можем быть полезны друг другу, Рейли. Каждому из нас кое-что очень нужно — и эта леди стоит в центре того, что нам нужно.

— Это, может быть, и так, но, к сожалению, не во власти леди распоряжаться тем, что мне нужно. — Он с отвращением сплюнул на мостовую. — Я готов предложить целое состояние за это чертово ранчо, но большая его часть принадлежит этим Баркли, а старший ковбой, Уэйд Баркли, единственный, кто мог бы убедить остальных продать ранчо. Сложность в том, что его никак нельзя сдвинуть с места.

— Слушайте. — В голосе Трента послышалось легкое презрение. — Вам известно не хуже, чем мне, что «сдвинуть с места», как вы выражаетесь, можно любого. Нужно только найти нужный рычаг.

— Ну, мне не удастся поджечь дом или похитить его скот так, чтобы он разорился, и поэтому я в растерянности. Баркли упрямый болван, его не волнуют деньги, но он привязан к своей земле, и больше ни к чему, разве только…

— Да?

— К своим братьям, насколько я слышал. Они очень близки, хотя двое остальных живут не здесь… но я думал не об этом.

Доминик смотрел на светящийся кончик его сигары.

— Рассказывайте, дорогой мой Рейли.

— Эта девушка — Кэтлин Саммерз. Я видел ее с Баркли несколько дней назад. Она получила какие-то дурные вести о своей сестре, и мне показалось…

Он сделал паузу. Трент не двигался, но Рейли вдруг почудилось, будто мрачная улыбка искривила его губы. Рейли снова уставился в темноту, и у него засосало под ложечкой от странного блеска этих бесцветных глаз. Может быть, такое впечатление создавал всего лишь неверный свет луны, но взгляд этот казался таким жутким, словно принадлежал сумасшедшему.

— Дальше.

— Ну вот. — Рейли откашлялся. — Мне вдруг стало ясно, что она ему нравится… больше обыкновенного, — думаю, вы понимаете, что я имею в виду. А ей нравится он. Кое-кто в городе заметил это, и здесь уже начали болтать насчет свадебных колоколов, — добавил он немного небрежно.

— Вот как! — В мягком голосе Трента появились зловещие нотки.

— Конечно, я могу и ошибиться. Вы же знаете, как в таких городишках быстро распространяются сплетни вроде этой…

— Вы считаете, что Баркли любит мисс Саммерз настолько, что это может послужить… рычагом? — Теперь Рейли показалось, что в голосе собеседника зазвучало легкое волнение. Было в нем что-то нервирующее, но Рейли, несмотря на это, понял, о чем идет речь.

Рычаг. Разумеется. Все дело в рычаге! Баркли не станет продавать ранчо ни ради выгоды, ни вообще по какой-либо причине, какая только могла прийти в голову Рейли, но если дело коснется этой девушки, если она захочет, чтобы он согласился на продажу, или вынудит его к этому…

— Я думаю, что наша сегодняшняя встреча может оказаться полезной нам обоим. — Доминик Трент поднялся. В нем было шесть футов и четыре дюйма, всего на несколько дюймов больше, чем в Дрю Рейли, но не рост делал его таким неотразимым. Лицо у него было аристократическое, точеное, волосы светло-каштановые, а взгляд настолько холодным, что все вокруг, казалось, боязливо ежилось.

Рейли почувствовал, что его охватило нетерпение. И впервые за все это время — надежда.

— Значит, вы считаете, что можете помочь мне. Конечно, я, в свою очередь, буду рад помочь вам.

Это было соглашение. Чего бы оно ни стоило, Рейли должен выполнить его. И выполнит. Либо это, либо скажи «прощай» своему будущему бизнесу у Э. М. Пидмонта.

— Я думаю, что вы, дорогой мой Рейли, можете обеспечить меня окончательной и самой важной частью той маленькой головоломки, которой я занимался некоторое время.

Внезапно Трент рассмеялся, и смех его среди ночной тишины прозвучал пронзительно.

Дрю Рейли ощущал, что в нем крепнет надежда на то, что Трент нашел действенный способ убедить Уэйда Баркли продать ранчо «Синяя даль». Он предвидел, что задуманное Трентом может оказаться несколько неприятным, но он и раньше имел дело с неприятными вещами, причем результат тогда не был таким важным, как теперь. Он протянул руку Тренту.

— Я определенно заинтересован в той комбинации, какую вы намерены предложить.

Доминик Трент пожал ему руку так крепко, что Рейли стало больно. Он безжалостно сжимал его пальцы и отпустил их только тогда, когда увидел в его глазах вспышку боли.

— Разумеется, вы заинтересованы. — Он тихо рассмеялся. — Я могу дать вам единственный шанс выиграть в этой игре. И конечно, никаких гарантий, — пробормотал он. — Но все же шанс. Что же до меня… — Глаза его блеснули в свете луны, словно у хищника, заметившего невдалеке желанную жертву. — Если все пойдет хорошо, ваше участие сделает мою победу окончательно полной. Удовлетворительной, безоговорочной и совершенно, восхитительно упоительной!

Глава 22

— Кэтлин! Неужели ты занялась стиркой? — хихикнула Бекки, входя в комнату Кэтлин. Маркиз трусил за ней по пятам. Кэтлин усмехнулась, складывая последнюю простыню и кладя ее поверх стопки чистого белья, лежащей на кровати.

— Конечно, у меня невелик опыт по части домашнего хозяйства, но ведь и ты никогда раньше не мыла тарелки и не спала в сенном сарае, — заметила она. Кэтлин убрала в шкаф выстиранные вещи, которые она только что сняла с веревки, висящей позади дома. Ей не хотелось, чтобы Франческа обнаружила запачканную кровью простыню, поэтому она и вызвалась заняться сегодняшней стиркой и потратила несколько часов, чтобы отстирать ее дочиста, вспоминая при этом каждое мгновение, проведенное с Уэидом накануне ночью.

— Наша жизнь явно переменилась с тех пор, как умерли мама с папой, правда? — постаралась переменить тему Кэтлин.

Бекки, усевшись на стул, кивнула, ее карие глаза погрустнели.

— Я скучаю без них, — прошептала девочка. Внезапно Кэтлин услышала всхлипывание.

— Ах, милочка, я тоже скучаю, — пробормотала она, торопливо подходя к сестре. — Поплакать — это хорошо, Бекки. — Она крепко обняла девочку. — Не держи это в себе, поплачь.

— Но ведь ты… никогда не плачешь.

— Это не значит, что тебе нельзя.

Она обнимала сестренку, лившую слезы, но рыдания, сопровождавшие эти слезы, были тихими, искренними, а не безутешными и разрушительными, как те, которые сотрясали Бекки, когда ужасное сообщение только что было получено.

Вскоре ее худенькие плечи перестали дрожать, и Кэтлин ласково погладила сестричку по волосам.

— Знаешь, мама и папа очень гордились бы нами. Мы с тобой неразлучны, как и полагается сестрам. И у нас все хорошо.

— Ты так думаешь? — Бекки всхлипнула в последний раз.

— Я уверена. — Кэтлин улыбнулась, достала из ящика носовой платок и вытерла ее заплаканные глаза. — Что ты скажешь, если мы прокрадемся в кухню и посмотрим, нельзя ли стащить кусочек-другой пирога с черникой, который приготовила Франческа?

— Правда? Вот здорово! — Слезы сменились слабой улыбкой. — А знаешь что, Кэтлин? Мне нравятся кое-какие перемены, которые у нас произошли. Например, что я ушла из школы, — сказала она, и глаза ее потемнели. — Я вообще не хочу туда возвращаться!

— Ты и не вернешься.

— И мне нравится жить здесь, на ранчо «Синяя даль». Кто бы мог подумать, что мне будет хорошо на скотоводческом ранчо в штате Вайоминг? — Вдруг она расхохоталась, и на ее милом личике стали заметны веснушки. — А мне вот нравится. Я люблю Маркиза, и пастухи такие забавные, а Двойняшки Моргенсен — мои лучшие подруги. И я хочу, чтобы мисс Портер была моей учительницей, — тараторила она, — и Уэйд такой славный, когда он рядом, у меня делается внутри спокойно, понимаешь? Когда я с ним, мне кажется… кажется… — Она закусила губку, отыскивая нужное слово. — Кажется, что мир снова стал безопасным, — сказала она. — Как будто, если он рядом, со мной ничего не может случиться. У тебя так не бывает, Кэтлин?

— Иногда, — задумчиво сказала Кэтлин, отвернувшись. — Но лучше тебе не очень-то привыкать к здешней жизни, — с трудом выговорила она. — Я не знаю наверняка, сколько мы здесь пробудем…

— Ты хочешь сказать — из-за мистера Трента? Нам снова нужно будет убегать? — В голосе Бекки прозвучал испуг, и Кэтлин, спокойно посмотрев на сестру, торопливо покачала головой.

— Нет. Мы не станем опять убегать от этого человека — ни ты, ни я. Если он появится здесь — что скорее всего и сделает, мрачно подумала она, — мы с ним поговорим. Я сделаю так, что больше он не будет нам досаждать. Обещаю тебе, Бекки.

— Но тогда почему же нам нельзя остаться здесь? Ведь твой отец оставил ранчо «Синяя даль» тебе, правда? Разве тебе здесь не нравится?

Кэтлин молчала в нерешительности.

— Нравится, — тихо сказала она, и сама удивилась своим словам. — На самом деле мне здесь очень нравится!

— Тогда почему же ты не хочешь остаться?

Потому что мне здесь слишком нравится. Слишком нравится Уэйд. Я влюбилась в человека, который ни разу не сказал, что любит меня, в человека, который чувствует себя ответственным за мою безопасность. Она знала, что Уэйда влечет к ней, что он хочет с ней спать — это доказала их взаимная страсть прошлой ночью. И она знала, что она ему нравится. Но любит ли он ее?

Нет. Уэйд чувствует себя ответственным за нее, но разве не привык он с детства отвечать за братьев? Это стало свойством его натуры — заботиться о тех, за кого он считает себя ответственным, и благодаря Ризу в эту избранную группу теперь входит и она.

Вместо того чтобы утешиться этой мыслью, Кэтлин вдруг почувствовала себя глубоко несчастной. Ей не хотелось, чтобы Уэйд относился к ней как к человеку, за которого он обязан отвечать.

Ей хотелось, чтобы он любил ее.

Но он ее не любит. А ей нужно нечто большее, чем пыл и страсть, большее, чем просто товарищество, чем дружба и долг.

Ей нужны доверие и забота, исходящие из самой души. Ей необходимо любить и быть любимой. Любимой глубоко, навсегда, крепко, так же по-настоящему, как настоящие эти горы, небо, сияющий лунный свет.

На меньшее она никогда не согласится и не позволит этого Уэйду.

— Мне придется пожить на ранчо некоторое время, — медленно проговорила она, пытаясь говорить сухо, потому что Бекки тревожно посматривала на нее. — Из-за отцовского завещания. Но я не уверена, что это подходящее место для нас, Бекки. Мне хочется быть уверенной, что мы поселились там, где обе будем счастливы. Помнишь, я тебе обещала?

— А почему мы не можем быть счастливы здесь?

Тут Маркиз вскочил и лизнул ее в лицо, и девочка радостно засмеялась.

— Смотри, даже Маркизу хочется, чтобы мы остались! Кэтлин, не отвечая, пошла к двери.

— Пойдем узнаем насчет пирога.

Позже, когда она мыла тарелки после ленча и смотрела в окно, как Бекки бродит по ранчо с Мар-кизом, она попыталась разобраться в противоречивых чувствах, обуревавших ее. Ей все труднее становилось казаться неизменно спокойной и бодрой в глазах Бекки, в то время как она ощущала полное смятение. Когда Кэтлин проснулась утром в постели Уэйда, его уже не было, и она почувствовала себя страшно одинокой, потому что его руки не обнимали ее.

С тех пор он не попадался ей на глаза. И она совершенно не представляла себе, каково будет встретиться с ним утром, после того, что произошло между ними ночью. От одной мысли об этом все в ней сжималось.

Если Уэйд считал ошибкой их первый поцелуй, то что же должен он думать о вчерашней ночи?

Вчерашняя ночь.

«Это самая большая ошибка, какую я совершила в жизни», — огорченно думала она, но при этом ей страстно хотелось повторить каждое мгновение этой ночи, будь у нее такая возможность. Часы, проведенные в объятиях Уэйда, его ласки и поцелуи… она еще не знала мгновений, настолько полных радости. Но теперь ей все больше и больше кажется, что она вела себя глупо.

Как могло случиться, что он оказался в состоянии проникнуть сквозь все ее защитные заграждения и обнажить самое уязвимое место в ее сердце? Она думала, что стала сильной, но любовь к Уэйду сделала ее слабой.

У двери раздался какой-то шум, она вздрогнула и выронила из рук намыленную тарелку.

— Сеньорита, это я. — В голосе Франчески слышалось нетерпение. Покачав головой, она прошла через кухню и взялась за веник.

— Я сама, Франческа.

— Нет. Вы достаточно сделали.

Кэтлин стала на колени и принялась подбирать более крупные осколки.

— Прошу прощения за тарелку, но вы меня испугали…

— Дело не в тарелке, сеньорита. Тарелка есть тарелка, ее не склеить.

Экономка покраснела, глаза ее сверкали, и в голосе ее слышалась досада. Кэтлин медленно поднялась с колен и положила осколки на стол.

— Если вы хотите мне еще что-то сказать, Франческа, прошу вас, продолжайте.

Некоторое время Франческа молча смотрела на нее, сжимая в руке веник. Потом покачала головой.

— Да нет, сеньорита. Мне нечего сказать.

— А мне кажется, что есть. — Глубоко вздохнув, Кэтлин продолжала ровным голосом: — Едва я приехала сюда, вы меня невзлюбили. В первый же вечер вы намекнули, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы попасть сюда.

Экономка прямо посмотрела ей в глаза. — Да.

— Вероятно, вы вообще не хотели, чтобы я сюда приезжала. Я благодарна за то, что вы так отнеслись к появлению Бекки, что она почувствовала себя как дома, но вы никогда не старались, чтобы я стала считать этот дом родным.

Женщина крепко сжала губы.

— Это дом сеньора Уэйда, сеньора Ника и сеньора Клинта. Они жили здесь, здесь выросли. Вы не имеете права…

— Моему отцу хотелось, чтобы я жила здесь. Вот почему он оставил мне часть ранчо.

— Он был щедрым человеком, хорошим. Может, даже слишком хорошим.

— Он был более щедрым, чем я заслуживаю. Вы это хотите сказать? — Внезапно Кэтлин вспомнила о письмах, которые, как утверждал Уэйд, Риз написал ей, и о тех, что она написала ему, которых он так и не получил.

Она открыто посмотрела на экономку, которая заведовала всем хозяйством в этом доме. Франческе доверяли и полагались на нее, все на ранчо «Синяя даль» относились к ней почти как к члену семьи. И вдруг страшная догадка озарила Кэтлин.

— Франческа, вы оставляли у себя письма? — Слова эти вырвались у нее нечаянно. — Те, которые мой отец писал мне? Те, которые я так и не получила?

— Что?! — Женщина широко раскрыла глаза, и они потемнели от возмущения, а ее оливковое лицо сердито вспыхнуло. — Я ничего не знаю ни о каких письмах.

— Вы уверены? — Кэтлин сделала шаг вперед. — А насчет писем, которые я писала своему отцу? Вы не… — Она перевела дыхание, с трудом облекая слова подозрения, которые зародились в ее душе. — Вы не перехватывали их? Кто-то ведь должен был это делать! Может быть, вы забирали их с почты и не передавали ему? Или вы брали их у того, кто привозил их из Хоупа, оставляли у себя, и мой отец так и не узнал, что его дочь писала ему?

— Разумеется, нет! С какой стати я стала бы это делать?

— Вот это мне и хотелось бы узнать, Франческа, потому что кто-то это делал. Уэйд сказал, что мой отец много раз писал мне. Я не получила ни одного письма до тех пор, пока он не оказался при смерти. И я тоже писала ему, мама дала мне адрес.

Женщина хмыкнула.

— Может, она дала вам неправильный адрес. Может, ей не хотелось, чтобы вы знали сеньора Риза. Разве она не убежала отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться? Бедный сеньор, раньше-то я его не знала, я приехала сюда незадолго до того, как появились мальчики. Но мне говорили другие, что ваша мать… лучше бы она выстрелила сеньору прямо в сердце. Так, может, ей было мало, что она так и не вернулась сюда. Наверное, ей не хотелось, чтобы вы тоже сюда возвращались…

— Франческа, не смейте так говорить о моей матери. — Кэтлин резко выпрямилась. — Она ни за что не стала бы мне лгать или красть мои письма. Ей хотелось другой жизни, чем та, которую ей пришлось бы вести здесь, с Ризом. Но злой она не была и не пыталась отдалить меня от отца. Вы ее ненавидели, не так ли? — вдруг догадалась она. — Может быть, поэтому вы ненавидите и меня?

Франческа протянула руку к черепку тарелки, которую уронила Кэтлин, и стиснула его.

— Когда она уехала и увезла вас с собой, ваш отец был вот такой — разбитый. Когда мальчики приехали к нему и им нужен был дом, вашего отца как будто снова склеили, все куски стали на свое место, но все же… целого так и не получилось. Такого, каким он был раньше. Да, у него по-прежнему оставались мечты насчет ранчо «Синяя даль» — они поддерживали в нем жизнь, и еще маленькие мальчики, которым он был нужен, а не вы… и не ваша мать. Столько раз по вечерам, год за годом, я заходила в ту комнату, где он работал, и видела, что он держит в руке ту фотографию, смотрит на нее, как будто мог оживить вас, заставить вернуться, любить его…

Голос ее прервался. Она положила черепок на место и мрачно посмотрела на Кэтлин.

— Никогда не стала бы я мешать вам приехать сюда, сеньорита. Если бы вы написали ему либо приехали навестить его за эти годы, я бы плясала от радости. Я бы целовала землю от благодарности. Но вы не приехали. Даже когда сеньор лежал при смерти на своей кровати, вы не приехали. Он так никогда и не увидел вас. Сердце у него… — В ее темных глазах вдруг сверкнули слезы. Она покачала головой.

Нет, это была не Франческа, подумала Кэтлин уныло. Ясно, что она говорит правду. Тогда кто же?

Прежде чем она успела задуматься над этим, во входную дверь грозно постучали.

Обе женщины вздрогнули. Кэтлин поспешила из кухни в холл и увидела, что на крыльце стоит улыбающийся Дрю Рейли.

— Добрый день, Кэтлин.

— Дрю! Я… я даже не слышала, как вы подъехали. Она увидела позади Рейли красивого серого жеребца, привязанного к столбу у загона для скота. В голове у нее все еще крутилось то, что рассказала Франческа, но она заставила себя улыбнуться с такой сердечностью, на какую только была способна. — Простите меня. Не хотите ли войти?

— Не возражаю, но не беспокойтесь, я ненадолго.

Он вошел в просторный прохладный холл и направился вслед за Кэтлин в гостиную, но когда она предложила ему подкрепиться, отрицательно покачал головой.

— Нет, я приехал, только чтобы задать вам один вопрос и, конечно, узнать, как поживает ваша сестра, — я слышал в городе, что она благополучно нашлась.

— Да, к счастью, с Бекки все в порядке, благодарю вас. — Ее слова подтвердили веселый крик, раздавшийся за окнами, и лай Маркиза. — Ей очень нравится жить на ранчо.

Кэтлин опустилась в кресло с пестрой обивкой и жестом предложила Рейли сесть на диван. Но Дрю не стал садиться, вместо этого он подошел к окну и посмотрел на что-то — возможно, на Бекки и Маркиза, бегающих вокруг загона, или на широко раскинувшуюся холмистую землю, окружающую ранчо.

— Да, безусловно, она вполне приспособилась здесь, это видно. И вы, полагаю, тоже.

Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Солнце золотило его волосы цвета песка, широкие плечи загораживали почти весь вид, открывающийся за окном.

— Кажется, вам здесь хорошо. Я хочу сказать, в этом доме и в городе. Я видел, как вы держитесь с людьми. Пожалуй, вы будете на месте, куда бы вы ни приехали, Кэтлин, болтаете ли вы с этой сплетницей Эдной Уивер, или покупаете фасоль и муку в «Торговом заведении Хикса», либо ведете светскую беседу с этой мышкой, мисс Дейл.

В его глазах сверкнуло восхищение.

— Моя бабка считала, что истинная леди может одинаково непринужденно разговаривать и с конюхом, и с королем. — Он засмеялся. — Или что-то в этом роде. Во всяком случае, вы, моя дорогая Кэтлин, во многом истинная леди.

— Вы мне льстите, — весело отозвалась Кэтлин. — Я даже не знаю, что и сказать. — «Интересно, — подумала она, — к чему он все это говорит? « В следующее мгновение ей все стало ясно.

— Это не лесть, Кэтлин, это вполне заслуженный комплимент и правда. И потому, что я так вами восхищаюсь, потому, что я считаю, что вы одинаково хороши и в этом грубой обстановке, и в разукрашенном цветами танцевальном зале, мне хотелось бы смиренно просить у вас разрешения сопровождать вас на танцы в честь Майского дня.

Она замерла, отчаянно стараясь, чтобы рот у нее не раскрылся.

— Как… мило, — удалось пробормотать ей после едва заметной паузы. — Но… я…

— Прошу вас, не говорите, что уже дали согласие поехать с кем-то еще, — быстро сказал Рейли.

— Нет, это не так, но…

— Превосходно. Значит, договорились. — Рейли лучезарно улыбнулся. — Я очень рад слышать, что никто еще не… э-э-э… не обошел меня, как выражаются в этих краях.

— Похоже, вы нарываетесь на перестрелку, Рейли. При звуках этого голоса Кэтлин чуть не выпрыгнула из кресла. Рейли круто повернулся.

— Не знал, что вы здесь, Баркли. — Его изящная бровь выгнулась. — Разве вам не нужно ловить кого-нибудь лассо либо еще чем-то заниматься?

Уэйд вошел в комнату, снял шляпу и швырнул ее на стол, стоящий перед диваном. На лице его блестел пот, сапоги были в грязи. В клетчатой рубашке, грубых штанах, сапогах со шпорами и шейном платке он казался усталым, пыльным, привыкшим к тяжелой работе, тогда как Дрю Рейли в своем темном костюме и вышитом шелковом жилете выглядел весьма элегантно.

— Не помню, чтобы я приглашал вас в свой дом. Наверное, вылетело из головы.

— Я приехал повидать Кэтлин.

— Неужели? — Уэйд взглянул на нее. — Вы его приглашали?

— Нет, но на самом деле на ранчо «Синяя даль» всегда рады гостям. — «Ах, Уэйд, почему ты не пришел несколькими минутами раньше и не спас меня от необходимости ехать с ним на эти дурацкие танцы? « — подумала она, но вслух сказала с вымученным смехом: — Он просто шутит, Дрю. Пожалуйста, поймите его правильно и не думайте, что он грубит вам.

— Верно. Когда я буду вам грубить, Рейли, у вас не останется никаких сомнений. — Уэйд вытащил пробку из графина с виски, стояв. шего на каминной полке, и налил себе. Он осушил стаканчик одним глотком, после чего снова стал перед Рейли.

— Вы кончили свои дела здесь? — Это прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос. — Я провожу вас.

— Уэйд! — Кэтлин закусила губу. — Может быть, Рейли не отказался бы выпить? Или подкрепиться? — спросила она, разрываясь между глубоко укоренившейся привычкой держаться любезно и желанием избавиться от незваного гостя. Хватит и того, что она связала себя, согласившись поехать с ним на танцы, — оставалось только надеяться, что он не расскажет об этом Уэйду.

Кэтлин уже решила, что будет лучше, если все расскажет ему сама. Уэйд невзлюбил Дрю Рейли еще больше, чем она, и она знала, что, услышав о его предложении, он взорвется.

— Мне не кажется, что ему хочется выпить. — Уэйд холодно смерил глазами собеседника. — Кэтлин занята.

— Я занята?

— Ага.

Он скользнул по ней взглядом, быстро переведя его с аккуратно зачесанных кверху волос к белой блузке и темной юбке. На подбородке у него дернулся мускул. Потом он перевел взгляд на Рейли, и почти незаметно этот взгляд стал тяжелым.

— Кэтлин нужно просмотреть бухгалтерские книги ранчо. Я вспомнил, что еще в январе, кажется, сделал ошибку в вычитании. А может, и еще одну — в июне прошлого года. Пожалуй, на целые двадцать центов. А вы знаете, каковы женщины — они не успокоятся, пока не укажут мужчине каждую ошибку или изъян.

— Чего у вас, кажется, хватает.

Но, говоря это, она улыбалась. Дрю Рейли заметил эту улыбку, заметил, как свирепый ковбой с ранчо «Синяя даль» усмехнулся ей в ответ, и почувствовал полное удовлетворение.

В конце концов планы Трента, пожалуй, и осуществятся. И он решил прозондировать почву.

— Ну что ж, тогда я, наверное, поеду. Я сделал здесь все, что хотел. — Он прошел мимо Уэйда, снова взял Кэтлин за руку и нежно пожал ее. — На танцах я буду самым счастливым из всех мужчин.

Дрю Рейли отпустил ее руку и лучезарно улыбнулся Уэйду.

Кэтлин заметила, как у того напряглись плечи.

— Мисс Саммерз согласилась, чтобы я сопровождал ее на танцы в честь Майского дня.

— Вот как?

Рейли смотрел на него насмешливо, но дружелюбно.

— Вы пойдете на танцы, мистер Баркли?

— Может, пойду. А может, и нет.

— Праздник не за горами. Если вы хотите найти себе в спутницы красивую леди, нужно решить это быстро, не то всех хорошеньких разберут.

Услышав эти слова, Кэтлин, испугавшись, подумала, что Уэйд его ударит. Она узнала в его глазах этот холодный стальной блеск, но голос его звучал тихо, спокойно, ровно:

— Благодарю, Рейли. Я это запомню.

— Я провожу вас, Дрю, — торопливо сказала Кэтлин. Но к ее досаде, Уэйд вышел за ними и в холл, и на крыльцо, а потом прошел по двору к загону.

У сарая на скамейке сидел Джейк Янг, чинивший седло. Вытерев пот со лба, он смотрел, как Уэйд и Дрю Рейли бросают друг на друга взгляды, в которых была почти открытая неприязнь, как натянуто болтает Кэтлин, проходя по двору, залитому солнечным светом.

Их уже двое, с досадой подумал он. Черт побери. Она заарканила и Дрю Рейли, и Уэйда. Впрочем, и всех остальных ковбоев в городе. Сердце у него упало.

Мало того, что он видел, как Кэтлин и Уэйд смотрели друг на друга в тот день в Хоупе. Он попытался убедить себя, что они смотрели так потому, что оба были расстроены исчезновением сестры Кэтлин, но что-то подсказывало ему, что дело не только в этом. Проклятие! Если он не наберется храбрости сказать Кэтлин как можно быстрее, что он к ней чувствует, то, чего доброго, опоздает.

Раз за разом, когда Джейк видел ее, ездил с ней в город, помогал учиться стрелять, ему хотелось признаться ей во всем. Он мечтал прочесть ей эти стихи — те, что она прочитала ему в тот день у каньона.

«Как я люблю? Я тебе перечислю… «

Он не помнил ничего, кроме этой строки, но обязательно вспомнит. Это будет гораздо легче, чем придумывать свои слова. Потому что когда она смотрит на него, он вообще не может думать. Даже и дышать-то почти не может.

Когда Рейли уехал, Кэтлин и Уэйд вернулись в дом. «Интересно, он уже пригласил ее на танцы? — разволновался Джейк, глядя им вслед. — А может, ее пригласил этот сукин сын с востока — Рейли? Держу пари, за этим-то он и приезжал сюда». Сломанное седло лежало, забытое, на скамье.

Солнце клонилось к западу. Джейка охватило отчаяние, но он еще не собирается сдаваться. Его чувства были слишком сильными.

В доме, в гостиной, Кэтлин смотрела на Уэйда.

В последний раз она видела его наедине, когда лежала в его объятиях. За окном занималась заря, и губы у Кэтлин горели от поцелуев.

Но теперь вид у него был какой угодно, только не влюбленный и не нежный. Его худое красивое лицо было мрачным и осунувшимся, большими пальцами он зацепился за ремень, на котором висел пистолет. Тяжелый подбородок зарос щетиной, глаза сверкали стальным холодным блеском.

— Вам и впрямь так хочется пойти на танцы с этим проходимцем?

— Уэйд…

— Отвечайте. Да или нет?

— Все не так просто. Он меня пригласил. Вежливо, прилично. Вряд ли я могла…

— К черту все эти «вряд ли».

Кэтлин изо всех старалась сдерживаться. Не думает ли он, что раз она спала с ним, так теперь он может диктовать ей, что ей делать и с кем? Он, естественно, полагал, что она пойдет на танцы с ним, но при этом даже не потрудился ее пригласить.

— Никаких других приглашений я не получала, — спокойно сказала она.

— Делайте, как хотите. Если вам так хочется пойти с ним — дело ваше. — Уэйд подошел к окну, потом вернулся. — У вас с ним будет целая ночь, чтобы состряпать план, как убедить меня отпустить вас с ранчо «Синяя даль» и уехать бог знает куда. И помочь Рейли наложить свои грязные руки на эту часть имения, чтобы потом он смог заграбастать все целиком.

— Вы же знаете, что этого я никогда не сделаю! Кэтлин допускала, что было время, когда она сделала бы все, что угодно, лишь бы уехать с этого ранчо, но теперь все настолько изменилось! И она изменилась. Неужели Уэйд этого не видит? Она прижала руки к груди. Ее жизнь переменилась и запуталась. Все стало таким сложным, в том числе и ее чувства к этому человеку, который так холодно смотрит на нее, и лицо у него такое же мрачное и замкнутое, как в тот день, когда они впервые встретились в Хоупе.

— Наверное, я смоюсь, не дожидаясь ужина, — объявил Уэйд. — Мне пришло на ум, — он повернулся, схватил со стола шляпу и нахлобучил ее на голову, — а не поужинать ли мне в городе. Давненько я не проводил ночь вне дома.

— Ночь вне дома? — Сердце у нее упало. Она смотрела, как он направился к двери. — Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что собираюсь поразвлечься. Не ждите меня раньше утра.

— По-моему, вам ни к чему возвращаться прежде, чем рак свистнет! — В ярости Кэтлин огляделась, ища, чем бы швырнуть в него, но когда она схватила с дивана вышитую подушку, Уэйд уже ушел. Услышав грохот копыт, она подошла к окну — Уэйд бешено гнал своего чалого, мчась по направлению к Хоупу. Кэтлин судорожно прижала к себе подушку, вместо того чтобы бросить ее.

— Все расчудесно, не так ли? — пробормотала она себе под нос. Она полагала, что будет чувствовать себя польщенной, раз Уэйд так ревнует ее потому, что она собралась пойти с Дрю на танцы, но, поразмыслив, решила, что это скорее объясняется его неприязнью и недоверием к этому человеку, чем каким-либо расположением к ней.

«Ну а чего ты ожидала? Что он станет на колени и признается в своей любви? Вспомни-ка, ведь ты не веришь в любовь. И Уэйд, судя по всему, тоже».

— Какое мне до этого дело, Уэйд Баркли? — тихо сказала она. Но когда она опустилась на диван, отгоняя прочь мысли о том, как именно собирается Уэйд поразвлечься в городе, то ощутила себя страшно несчастной.

Глава 23

Держа в руке шляпу, Джейк Янг ждал, стоя на крыльце дома Портеров.

— Луанн, милочка, к тебе пришел джентльмен, — мелодичным голосом позвала миссис Портер племянницу, и спустя мгновение Луанн появилась из маленькой швейной комнаты, расправляя свою льняную юбку. Надежда светилась на ее лице.

— Добрый вечер, Уэ… ах, это Джейк! — Она вспыхнула, и глаза ее разочарованно погасли. На губах появилась вежливая улыбка, она на мгновение заколебалась, а потом продолжала без запинки: — Очень рада вас видеть. Проходите, прошу вас.

Джейк, обутый в грубые сапоги, переминался с ноги на ногу.

— Простите, что помешал, миссис Портер — миз Портер, мне нужно кой о чем с вами поговорить. То есть с миз Портер. Это… это очень важно, — добавил он, и во взгляде, который он устремил на Луанн, было столько отчаяния, что она забыла о своем огорчении из-за того, что это оказался не Уэйд, и пригласила Джейка в гостиную.

Она смотрела, как Джейк неуклюже идет в комнату, и в ней проснулось любопытство. Его широкое, чисто выбритое лицо было красным, словно маки, которые тетя Амелия поставила в вазу над камином, и он все время смущенно откашливался. Тетя Амелия тихонько закрыла за ним дверь гостиной.

— Садитесь, Джейк. — Луанн указала на место рядом с собой на диване. — В чем дело? Что-нибудь случилось?

— Нет, мэм. То есть да, мэм. То есть…

Луанн улыбнулась терпеливо, как положено учительнице, и ждала.

— У меня вот одна проблема. Молчание.

— Да? — поторопила она его, когда он смущенно замолчал.

— Это насчет леди. Э-э-э… на самом деле, о стихах. И о письме. — Румянец Джейка стал еще ярче. — Я не очень-то умею объяснять разные вещи, — добавил он извиняющимся голосом.

— Конечно, я попробую вам помочь, но признаюсь, не совсем понимаю, чего вы от меня хотите. — Было довольно трогательно видеть, как он серьезен и как старается быть вежливым. Лицо у него было красивое, он был высок, мускулист, как взрослый мужчина — ему ведь по крайней мере двадцать два года от роду, как и ей, — но сейчас он казался почти таким же неловким, как маленькие мальчики, которых она учит в школе. Неожиданно Луанн почувствовала к нему симпатию.

Всякий раз, когда она видела Джейка, он чем-то занимался на ранчо или покупал продукты в городе. Она не обращала на него особенного внимания, никогда толком не разговаривала с ним, только кивала в знак приветствия. Теперь, думая о нем, она вспомнила, что он всегда спокоен, и это, пожалуй, было весьма необычно для такого привлекательного мужчины. Как ей казалось, он должен быть всегда окружен женщинами, добивающимися его внимания.

Джейк серьезно посмотрел ей в глаза.

— Наверное, нужно начинать с самого начала. Моя ма всегда говорила, что так нужно делать.

— Хороший совет.

— Да, мэм. — Он сглотнул. — Понимаете, дело вот в чем. Тут есть эта леди, и мне хотелось бы узнать ее получше — поухаживать, вы, наверное, так бы сказали… — Джейк вытер пот со лба. — Но может, найдется и другой ухажер, который ей понравится. — Джейк нахмурился, вспомнив, как Кэтлин прижалась к Уэйду в тот день в городе. — По правде говоря, я уверен, что он есть, другой-то. Но легко от своего я не отказываюсь, особенно если мне что-то или кто-то сильно понравится, как вот в этот раз…

Джейк умолк, и улыбка исчезла с лица Луанн. Она вдруг поняла, что наверняка знает, о какой леди говорит Джейк, и живо припомнила тот день в Хоупе, когда они с Джейком во все глаза смотрели на Уэйда Баркли, утешавшего Кэтлин Саммерз. Луанн прекрасно помнила, какое было у Уэйда лицо, когда он пытался успокоить Кэтлин.

Этого Луанн забыть не могла. Потому что ни один мужчина, в том числе и Уэйд Баркли, никогда не смотрел на нее так.

— Вы говорите о Кэтлин Саммерз, не так ли, Джейк? — мягко спросила она. — И об Уэйде Баркли.

Его лицо вспыхнуло от смущения, потом он ухмыльнулся.

— Ну да, вы ведь учительница, стало быть, неудивительно, что вы такая умная.

Луанн рассмеялась, хотя на сердце у нее было тяжело.

— Какое же все это имеет отношение ко мне?

— Да мне хочется рассказать Кэтлин, что я к ней чувствую. — Джейк покраснел еще сильнее. — Может, ей все равно, и она велит мне прыгнуть в речку, но это навряд ли, потому как она очень славная. А если я не воспользуюсь возможностью и не признаюсь ей во всем, она подцепит Уэйда либо еще кого-то. Я уже столько недель намереваюсь пригласить ее пойти со мной на танцы в Майский день, да все никак не соберусь с духом, а сегодня вот приезжает Дрю Рейли и первый приглашает ее. Так что теперь она пойдет с ним!

— Понятно.

Интересно, уныло подумала Луанн, как к этому отнесся Уэйд. Весь этот разговор был для нее мучителен. Тогда в городе ей стало ясно, что она скорее всего потеряла Уэйда. По тому, как он обнимал Кэтлин и как смотрел на нее, она поняла, что его чувства к совладелице ранчо «Синяя даль» были гораздо глубже, чем к ней, Луанн. И если добавить к этому, что он редко стал бывать у них в доме с тех пор, как приехала Кэтлин, и ни разу не появлялся в Хоупе с того дня, когда оказалось, что Бекки пропала, Луанн пришла к выводу, что ее бывшему поклоннику и ей не суждено пойти вместе к алтарю.

А теперь, судя по всему, оказалось, что у Кэтлин Саммерз не один поклонник, а три. И все по ней страдают. Жаль, что она так симпатична Луанн. Было бы гораздо проще, если бы она могла ненавидеть эту белокурую девушку, но, познакомившись с ней, Луанн обнаружила, что под внешней холодностью Кэтлин скрывается человек приятный, добросердечный. Она преданно любит свою сестру. Не ее вина, что половина достойного мужского населения Хоупа бросается к ее ногам.

Луанн глубоко вздохнула.

— Мне жаль, что вы так и не пригласили Кэтлин на танцы, Джейк, но право же, я не понимаю, чем я могу помочь вам.

— Дело в том, что я весь трясусь, когда разговариваю с ней, не могу думать, чего я хочу сказать. В голове у меня все слова путаются. Вот я и подумал написать ей письмо, — выпалил он, и его добрые карие глаза страстно вспыхнули. — Объяснить ей свои чувства. Попросить у нее позволения ухаживать за ней, понимаете? Как вы думаете, это поможет, миз Портер?

— Ну что же, это прекрасная мысль, — кивнула Луанн. — В письменном виде часто бывает гораздо легче выразить свои мысли. И вы можете в точности написать то, что вам хочется высказать, так что не будет никаких ошибок и недопонимания.

— Верно. Так я и подумал, — сказал Джейк, просияв.

— Итак… — Луанн задумчиво и внимательно смотрела на него. — Я одобряю ваше начинание, Джейк, — продолжала она, — но что же я-то могу сделать?

Он подался к ней.

— Мне нужно, чтобы вы написали письмо. И вставили туда стихи.

— Стихи?

— Ах ты, да я и забыл об этом. — Он снова ухмыльнулся, внезапно так разволновавшись оттого, что она одобрила его намерения, что тут же выложил все остальное из задуманного. — Как-то она прочитала мне стихи, такие красивые. Вот я и хочу вставить их в письмо и сказать, что это-то я и чувствую к ней, в точности это. Я поразился, что леди, которая их написала…

— Вы хотите сказать, поэт.

— Ага, поэт. Она будто знала, что я чувствую. Можете себе представить?

— А как называется это стихотворение?

— Я только знаю, как оно начинается. Вроде бы «Как я люблю? Я тебе перечислю… «

— Элизабет Баррет Браунинг! — воскликнула Луанн. — Минутку, у меня есть это стихотворение. Книга в моей комнате.

Она выскользнула из гостиной, прежде чем он успел хоть что-то сказать, и он услышал ее легкие шаги в холле. Хорошо, что миз Портер такая славная. Ему не нравилась чопорная, бледная миз Эллис, которая преподавала в хоупской школе, и он никогда не обращался к ней за помощью. А вот в миз Портер есть что-то располагающее к себе.

И потом, она хорошенькая. Не такая ослепительно красивая, как Кэтлин Саммерз, но определенно на нее приятно смотреть. И с ней так спокойно. Когда он разговаривает с Луанн, его не трясет, как это бывает, когда он рядом с миз Саммерз.

Только Джейк размечтался — как удивится Кэтлин, когда прочтет его письмо, как у нее засверкают глаза, как лицо оживится от радостной улыбки, — как вдруг в гостиную торопливо вошла Луанн. Она уселась на диван рядом с Джейком и быстро пролистала книгу.

— Да, вот оно.

Джейк посмотрел, куда она указала пальцем. Лицо его опять вспыхнуло. Вглядевшись в слова, бегущие по странице, он кивнул.

— Угу.

— Хотите списать его? Вон там на столе есть бумага…

— Ух нет, мэм. Я думал, вы мне его перепишете. Я скажу вам, что мне хочется сказать в письме, а вы все это напишете и вставите стихи…

— Но, Джейк, разве вам не кажется, что будет лучше, если письмо будет написано вашей рукой? Это выглядит убедительнее.

— Ага, ну…

Он резко вскочил, пересек комнату, подошел к окну, потом повернулся и уставился на нее. На скулах у него перекатывались желваки.

— Наверное, я не смогу это сделать. Я прошу вас сделать это, мэм.

— Пожалуйста, зовите меня Луанн. Когда меня называют мэм, я чувствую себя такой старой и скучной. — Она смотрела на молодого человека, склонив голову на — бок, растерянная и при этом заинтригованная. Вид у него такой смущенный. Почему он не хочет сам написать письмо?

— Ну ладно. Если вы не хотите мне помочь, я понимаю, — натянуто сказал Джейк. Он подошел к ней с хмурым видом. — Вы очень заняты, у вас, наверное, времени нет…

— Джейк! — Он остановился перед ней, и Луанн поднялась. Она едва доставала ему до плеча, но взгляд его она встретила смело. — Вы не умеете писать, да? — мягко спросила она.

Из ночной темноты за окнами гостиной донесся свист ветра, зашумели сосны. Освещенный ярким светом лампы, Джейк Янг с трудом сглотнул.

— Ручаюсь, что вы и читать не умеете, да, Джейк? Вы можете прочесть это стихотворение?

После некоторого колебания он помотал головой. Луанн, не задумываясь, положила руку ему на плечо.

— Этого не нужно стыдиться. Есть множество людей, которые не умеют читать и…

— У нас в семье я был самым старшим из семерых ребятишек, и па сказал, что нам не по средствам, если я стану терять время на учение. Сестры ходили в школу, а потом и младшие братья, но мне пришлось помогать отцу на ферме. А дома никогда не хватало времени на занятия…

— Я понимаю, Джейк, — прервала его Луанн. — Ничего страшного.

— Правда? — Глядя в ее мягкие золотисто-карие глаза, Джейк не видел в них ни намека на насмешку, жалость либо презрение, только искреннее дружелюбие, которое подметил в них и раньше, и симпатию, отчего напряжение, которое он чувствовал весь вечер, ослабло. В нем затеплилась надежда. — Значит… вы напишете письмо за меня? Миз Портер, не знаю, как вас и благодарить!

— Луанн, — снова поправила она. И слегка качнула головой, отчего ее имбирно-рыжие кудри заплясали. — Но нет, я не стану писать за вас письмо, Джейк. Это никуда не годится. Я сделаю кое-что получше. —

Она улыбнулась, глядя на него. — Я научу вас читать эти стихи и самому написать письмо.

— Уэйд, золотце, — хихикнула Тесси. — Вроде бы с тебя хватит, верно?

Уэйд сидел в салуне «Серебряная звезда» за столиком в углу. Не обращая внимания на медно-рыжую девицу, он налил себе сивухи из бутылки, стоявшей у его локтя, и залпом осушил стакан.

— Вот это да. Что случилось, милок? Мне ты можешь рассказать, — И с заученной легкостью Тесси скользнула к нему на колени, как делала это сотни раз в прошлом. Она обхватила холеными надушенными руками его шею и прикусила его ухо белыми зубками. — Расскажи все Тесси. Ты никогда так не пьешь, разве только случится что-то из ряда вон плохое. Вроде того вечера, когда умер Риз…

— Оставь это, Тесси.

— Ах, милок, тебе нужно совсем другое.

Да, подумал Уэйд, в то время как Тесси начала снова покусывать мочку его уха. Ему нужна драка. Настоящая кулачная драка — сокрушительная, с разбитыми стеклами, расколотыми зеркалами и сломанными стульями. Но, оглядев салун, он понял, что сегодня не сможет осуществить своего желания. Уэсли Будль сдавал карты двум играющим в фараон старикам горнякам, парочка работников с ранчо играли в покер, потягивая портер из огромных кружек, и больше в это проклятом салуне не было никого, с кем можно было бы подраться.

Уэйд вздохнул и снова протянул руку к бутылке.

Что-то должно ему помочь забыть о Кэтлин.

— Хотелось бы мне дать ему кулаком в морду, — пробормотал он, плеснув в стакан виски.

— Кому, золотце?

— Дрю Рейли.

— Неужели? Как же ты позволил этакому самоуверен-ному моднику с востока так тебя достать? Совсем на тебя не похоже, Уэйд, золотце мое.

— Ты сегодня видела Рейли? — спросил он, поднеся стакан к губам.

Тесси покачала головой.

— Но у меня есть неплохая мысль. — Ее тонкие накрашенные губы изогнулись в похотливой улыбке. — Пойдем наверх, и я заставлю тебя позабыть о Дрю Рейли — и что там еще тебя волнует. Мы с тобой давненько не видались, золотце. Очень даже давненько.

Он задумчиво устремил на нее взгляд. Тесси была очень хорошенькая, с медно-золотистыми кудрями и большими голубыми глазами. И фигура у нее не из тех, что можно не заметить, подумал Уэйд, рассматривая, как тесно облегает ее низко вырезанное платье пурпурного цвета с отороченными зеленым кружевом оборками. Раньше ее кошачьи манеры и красивый изгиб красного рта всегда вызывали в нем жаркое желание, но не на этот раз.

На этот раз он чувствовал только пустоту.

— Пошли, милок, чего ты ждешь? — И она хрипло засмеялась.

Чего же он ждет?

Образ стройного ангела с пылающим лицом и золотистыми волосами, блестящими на его подушке, появился перед его глазами.

— Уэйд, золотце! Пошли…

— Нет. Не могу, Тесси. Извини.

— Что это ты вдруг? — Улыбка ее была полна соблазна. — Нужно только начать.

— Ты ошибаешься на этот счет. — Он покачал головой и, отодвинув стул от стола, поставил Тесси на ноги. — Я ничего плохого не имею в виду, Тесси, но с этим покончено. Я только что вспомнил, что мне нужно кое-где побывать.

— Все дело в этой девушке, Саммерз, да? — вздохнула Тесси. — Ты считаешь, она красивее меня? Она тебе больше нравится? Или она просто первый сорт, а я нет?

— Это не имеет к тебе никакого отношения, Тесси, Наверное, мне не стоило сюда приходить.

Когда я был мальчишкой, Риз учил меня, что от своих проблем убежать нельзя.

Уэйд бросил взгляд на бутылку с виски, а потом на девушку. Обе могли бы помочь ему забыться на время. Но он знал так же твердо, как знал каждый дюйм в Серебряной долине, что наутро тоска и отчаяние вернутся с новой силой.

А ведь он оставил Кэтлин одну в доме, где не было никого, кроме Франчески и малышки Бекки.

Что, если этот мерзавец Доминик Трент вздумает появиться именно сегодня?

Его охватил панический страх. Он выбежал из салуна, ни разу не оглянувшись и не обращая внимания на попытки Тесси остановить его. Дверь за ним захлопнулась.

Уэйд бросился к чалому, обругав себя дураком.

Холодный ветер, обдувавший его, когда он стрелой помчался на ранчо «Синяя даль», выветрил остатки виски из его головы. Подъезжая к ранчо при свете низкой желтой луны, он почувствовал еще больший страх. Что, если с ней что-то случилось? Или если ее… нет? Что, если Трент приехал, пока его не было, и…

Он ворвался в дом, взбежал по темной лестнице. Дверь комнаты Кэтлин не была заперта. Распахнув ее, Уэйд стал на пороге, всматриваясь в темноту.

Кэтлин спала в своей постели. Необычайно соблазнительная, спокойная, красивая. Золотистые локоны разметались по подушке, сияя в лунном свете, струившемся сквозь открытое окно. Простыня покрывала ее тело, но Уэйд видел кружево лавандовой ночной сорочки, доходившее почти до самого основания ее длинной шеи цвета сливок.

Слава Богу, с ней все в порядке.

Увидев ее в постели, он ощутил, как в нем разгорается желание.

«Наверное, именно такие чувства испытывал Риз к Лидии, — подумал Уэйд, и отчаяние вновь охватило его. — Я поклялся, что никогда не буду испытывать ничего подобного. Если она уедет отсюда… когда она уедет… « — пронеслось у него в мозгу.

Ему страшно хотелось подойти к ней, заключить в объятия, разбудить поцелуями. Провести всю ночь в этой постели, показать Кэтлин, как она ему желанна, как нужна. Встретить, лежа рядом с ней, восход солнца, прижимать ее к себе, пока ночь тает и наступает рассвет.

Но вместо этого он закрыл дверь и вышел в холл, проведя остаток ночи в своей темной, пустой комнате.

В одиночестве.

Глава 24

— А сколько раз ты была на танцах, Кэти? — Бекки сидела на кровати сестры, одетая в совершенно новое платье из бледно-розового с белым муслина, и глаза у нее блестели. — По меньшей мере десять, верно? — спросила она, расчесывая волосы.

— Да, конечно. Может, и больше.

Кэтлин надела свое розовое шелковое платье, нахмурившись, расправила юбку и полуобернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

— Если ты уже столько раз была на танцах, почему же ты так волнуешься из-за своего платья? — требовательно спросила Бекки. — Целых три раза переодевалась!

Неужели это так заметно? Кэтлин огорченно посмотрела на сестру. Если даже, Бекки заметила, что она волнуется, значит, это заметят все. В том числе и Дрю Рейли. А уж Уэйд и подавно.

«Перестань валять дурака, — приказала она себе. — Или ты действительно думаешь, что, если будешь очень хороша сегодня вечером, если станешь улыбаться, танцевать и очаруешь весь этот дурацкий городок, так Уэйд Баркли решит признаться тебе в любви? «

Она попыталась улыбнуться ради Бекки.

— Просто мне хочется хорошо выглядеть, поскольку я впервые иду на танцы в Вайоминге.

— Я тоже впервые. Но нисколечко не волнуюсь! — воскликнула Бекки. Она бросила расческу на покрывало и спрыгнула с кровати, потом остановилась перед зеркалом рядом с Кэтлин и сделала пируэт.

— Мне очень нравится мое платье. — Она проговорила это с благоговейным восторгом, глядя, как изящно колышется длинная юбка. — Это самое красивое платье в мире — кроме твоего, — великодушно добавила она, взяв Кэтлин за руку. — Правда, замечательно, что Уэйд купил его мне?

— Да, замечательно. — В один прекрасный день Уэйд без ведома Кэтлин отвез Бекки в город и купил ей в «Торговом заведении Хикса» не только новое платье для танцев, но также и несколько воскресных платьев. Он оставил девочку в обществе Нелл Хикс выбирать ткань, ленты и модели, чтобы пополнить ее гардероб, потому что, когда она приехала в Вайоминг, у нее не было ничего, кроме того, в чем она убежала из школы, и некоторых мелочей, которые успела запихнуть в ранец. Когда Кэтлин позже предложила ему отдать деньги из своего пособия за будущий месяц, он пожал плечами.

— Вы что же, пробудете здесь столько времени — до следующей выплаты пособия? — спросил он небрежным тоном.

— Похоже на то. В конце концов я обязана вернуть вам этот долг…

— Вы ничего не должны мне, Кэтлин. — Уэйд сердито сверкнул глазами. — Поняли? Не торчите здесь только потому, что вы должны расплатиться со мной. Если вы решили остаться, оставайтесь потому, что вам этого хочется, а не по какой-то другой причине.

«Не по какой-то другой причине». Он ушел прежде, чем Кэтлин успела ответить, и его слова отозвались в ее ушах похоронным звоном. «Не по какой-то другой причине».

Если бы он сказал, что любит ее, это была бы веская причина, чтобы остаться. Но он так не сказал. И не скажет. Он не любит ее.

Бекки потрогала мягкий шелк юбки Кэтлин.

— Когда я стану взрослой леди, то хочу, чтобы у меня было точно такое же платье. Можно? — задумчиво спросила она.

— Конечно, дорогая. — Кэтлин улыбнулась. Эта хрупкая девочка с каштановыми волосами осталась такой невинной и полной надежд, несмотря на все испытания, через которые ей пришлось пройти. Бекки все еще была ребенком, но через несколько месяцев, может быть, через год-другой, в ней начнет просыпаться женщина. Расцветающая, ежедневно меняющаяся. Кэтлин страстно хотелось оградить ее от разочарований и бед. Ни в коем случае нельзя, чтобы Бекки пережила то, что пришлось пережить ей. Конечно, Кэтлин не может защитить ее от всех страданий, которые ожидают ее в жизни, но по крайней мере она должна постараться, чтобы у Бекки был уютный, надежный дом, чтобы ее окружали любящие люди. И чтобы она не оказалась беззащитной перед ложью и предательством или перед человеком, который захочет обмануть ее или подчинить своей воле.

Но как быть, когда появится тот, кто вновь разбудит в ней желания, надежды на счастье после того, как она решит, что мечты и чаяния ее не сбылись, возродит любовь, когда она будет думать, что сердце ее превратилось в камень, что тогда? Спасти ее сможет только сила характера.

И в это мгновение Кэтлин почувствовала, что в ней самой столько же этой силы, сколько в ложке желе. В последние дни, когда Уэйд держался так отчужденно, она скучала по нему всей душой.

Яростный лай Маркиза и стук лошадиных копыт прервали ее невеселые мысли. Бекки бросилась к окну и раздвинула занавески.

— Приехал мистер Рейли!

— Рановато. — Внутри у Кэтлин все сжалось.

Ей страшно хотелось отправиться на танцы с Уэй — дом, хотелось, чтобы все у них было по-другому. Но было так, как оно есть. В ней теплилась надежда, что Уэйд сегодня будет танцевать с ней и что между ними произойдет что-то волшебное…

Волшебное?

Она ведь не сказочная принцесса, а он не ее принц.

Волшебство, любовь — все это не больше чем пустая болтовня.

Она принялась расчесывать свои густые шелковистые волосы.

— Скажи мистеру Рейли, что я скоро сойду вниз.

— Ладно. — Бекки бросилась было к двери, но остановилась и пошла медленно, степенно. Дойдя до порога, она обернулась и робко произнесла: — Кэти! Мне хотелось бы, чтобы ты пошла на танцы с Уэйдом.

Рука Кэтлин, держащая расческу, замерла в воздухе.

— Почему же, дорогая? Бекки пожала плечами.

— Потому что он мне нравится. Очень. И, — задумчиво добавила она, — если бы ты поехала с ним, мы могли бы ехать вместе. А тебе Уэйд не нравится?

— Он очень мил.

— Тогда почему же ты не захотела пойти на танцы с ним?

— Он меня не приглашал.

— Держу пари, ему этого хотелось, — заявила Бекки. — Может, тебе стоило его спросить.

— Бекки! — Кэтлин не смогла удержаться от смеха. — Мистер Рейли ждет, — напомнила она. — Мне нужно еще успеть причесаться.

Руки у нее были такие неловкие, что ей удалось только закрепить шпильками наскоро уложенную прическу. И к тому времени, когда она, накинув на плечи черную атласную шаль, схватила свой ридикюль, ее душевное состояние настолько походило на панику, что ей приходилось напоминать себе, что это всего лишь танцы, что она бывала на таких вечерах десятки раз и что ее совершенно не волнует, пригласит ее Уэйд или нет.

Услышав ее шаги, Бекки, Уэйд и Дрю Рейли повернулись к широкой лестнице.

— Ах, Кэти, какая ты красивая, — выдохнула Бекки.

— Действительно. — Дрю Рейли расплылся в улыбке, взгляд был масленым, когда Кэтлин грациозно поплыла вниз по лестнице, легко скользя рукой по дубовым перилам.

Уэйд молча смотрел, как она идет вниз, глаза его были прищурены.

— Прошу простить, что заставила себя ждать, — извинилась она перед Дрю, когда тот взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

— Она подкалывала волосы, — объяснила Бекки, и Дрю Рейли засмеялся, откинув голову.

Быстро взглянув на Уэйда, Кэтлин увидела, что он не смеется. Его взгляд обежал ее бледно-розовое шелковое платье с низким вырезом, облегавшее фигуру, переместился на изящное аметистовое ожерелье, привлекавшее внимание к ее стройной белой шее, потом на ее губы, как поняла она, вспыхнув, а потом, наконец, на прихотливую прическу со свободно свисающими локонами, в которую она уложила волосы. И она поняла, о чем он думает — как бы вытащить все шпильки и смотреть, как ее локоны падают вниз.

— Т-так мы поедем? — Она испугалась, поняв, что голос у нее дрожит. Ей не хотелось думать, что это связано с тем, как Уэйд смотрит на нее — точно ястреб на ласточку. Или с тем, что он казался немыслимо красивым в своей черной рубашке, черных брюках, галстуке-шнурке. Его темные волосы были аккуратно приглажены, худое бронзовое лицо чисто выбрито. Ничего так не хотелось Кэтлин, как взять его за руку и сказать ему, как он красив, кокетничать с ним, пока он не пообещает танцевать с ней. Но пригласил ее Дрю Рейли, а Кэтлин Саммерз, пусть даже она не умеет ничего больше, умеет соблюдать приличия.

Поэтому Кэтлин, деланно улыбнувшись, когда Дрю взял ее под руку, пошла с ним к дверям. На пороге она оглянулась, послав Бекки воздушный поцелуй, обещая, что они увидятся на танцах.

— Вас я, надеюсь, тоже там увижу, — весело сказала она Уэйду.

Дрю повел ее к двери.

— Я очень на это рассчитываю. — Она почти физически почувствовала, как его взгляд жжет ей спину. Они с Дрю вышли из дома в ночную тьму.

Дом на ранчо «Крукед» сверкал огнями, звучали скрипки. Большую гостиную украшали разноцветные фонарики, она была переполнена нарядными мужчинами и женщинами, так что Кэтлин и Дрю пришлось пробираться сквозь толпу не без усилий.

— Ах, как великолепно вы выглядите! — Рядом с Кэтлин неожиданно появилась Эдна Уивер. Тут же к ним подошли Уиннифред Дейл и Элис Тайлер, хозяйка танцев в честь Майского дня.

— Кэтлин, Дрю, добро пожаловать! — Элис одарила их ослепительной улыбкой.

— Какая толчея, миссис Тайлер. — Дрю поцеловал ей руку. — С тех пор как я уехал из Нью-Йорка, я не видел в помещении такого количества людей.

Элис рассмеялась.

— Сегодня очень много народу, и я беспокоюсь, что мне не удастся поздороваться со всеми! Кстати, вон там мои друзья — Мора и Куинн Лесситер. Извините меня, я сейчас.

Элис бросилась в толпу, а Уиннифред обратилась к Кэтлин:

— А разве ваша сестренка не придет сегодня?

— Нет-нет, Бекки уже в пути. Она приедет с Уэйдом.

— Вот как? — Эдна задумчиво поджала губы, взгляд ее переходил с Кэтлин на Дрю. Но тут муж Элис, Джим, потащил Дрю за собой туда, где собравшиеся в кружок мужчины обсуждали положение на железных дорогах и рынок ценных бумаг.

Эдна расправила кружевной воротничок своего платья бутылочного цвета.

— Обычно девушка, с которой Уэйд приходит на эти танцы, бывает немножко постарше, если вы понимаете, о чем я говорю, — сказала она, улыбнувшись. — Половина города удивляется, почему он не пригласил Луанн Портер. Еще месяц назад все думали, что эта парочка вот-вот обвенчается. Но наверное, что-то изменилось, потому что она пришла сегодня с Джейком Янгом.

— Вот как? — Бросив взгляд в направлении, куда посмотрела Эдна, Кэтлин увидела в углу гостиной Луанн и Джейка. Они были погружены в какой-то серьезный разговор.

— Они прекрасно смотрятся вдвоем, — пробормотала она. Но про себя удивилась, почему Уэйд не пригласил Луанн или, может быть, подумала она, он пригласил, просто Джейк опередил его. Сердце у нее сжалось.

— Действительно! Но вы с Дрю тоже, — улыбнулась Эдна. — Мне, конечно, хотелось бы, чтобы Уэйд нашел себе милую девушку, безумно влюбился бы и остепенился.

— Мне тоже. — Уиннифред с надеждой посмотрела на Кэтлин.

Та вздернула подбородок.

— Говорят, что супружество годится не для всех. И я полагаю, что для Уэйда Баркли оно не годится. Я считаю, что Уэйд Баркли слишком обидчив и слишком… высокомерен, чтобы жениться.

— Уэйд? Обидчив? Высокомерен? Господи, да ведь это самый добрый, уравновешенный, прямодушный человек из всех, кого я знаю! — Эдна снова посмотрела туда, где Луанн все еще была поглощена разговором с Джейком. — Он станет кому-то прекрасным мужем. И красивым при этом, — добавила она, и ее глубоко посаженные глазки сверкнули. — Некоторое время мне казалось, что он на самом деле увлечен Луанн, но, наверное, это оказалось несерьезно. Или, может быть, он просто боится женитьбы, как животное выстрелов.

Она подмигнула Уиннифред, которая туг же подхватила нить разговора:

— Нет, милочка Кэтлин, мы не собираемся вмешиваться, но кое-кто в городе говорит, что это было бы замечательно, если бы дочка Риза и молодой человек, которого он воспитал, как родного сына, нашли бы дорожку к…

— Уиннифред! — Кэтлин уставилась на нее, причем на лице ее вспыхнул такой жаркий румянец, что она не сомневалась, что стала такой же розовой, как ее платье. — Не понимаю, как вы или кто-то еще смог выдумать такую нелепость. Могу сообщить вам сию же минуту, что это так же вероятно, как то, что солнце может появиться, когда часы пробьют полночь!

— Вот как? — Эдна окинула ее оценивающим взглядом. — Вы говорите достаточно уверенно, милочка, но…

— Уверяю вас. — Кэтлин удалось проговорить это так, что голос ее дрожал лишь едва заметно, — Уэйд Баркли — это последний человек в мире, с которым я когда-нибудь…

Она осеклась, потому что в этот момент в дверях показался Уэйд Баркли, заполнив собой весь проем. Маленькая ручка Бекки тонула в его, огромной и сильной.

Кэтлин сглотнула. Казалось, что все остальные мужчины исчезли из комнаты. Уэйд, весь в черном, с серебряной пряжкой на поясе, стоял перед собравшимися. Кэтлин видела только его, сердце ее было полно только им. Она судорожно вздохнула, когда его зоркие синие глаза оглядели комнату, переходя с одного гостя на другого, и наконец остановились на ней.

Взгляды их скрестились, и Кэтлин услышала голос Эдны, звучавший сухо и словно из далекой дали:

— Так что же вы говорили, милочка?

Но прежде чем Кэтлин успела ответить, она почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо.

— Кэтлин, дорогая, прошу прощения, что оставил вас. Не хотите ли потанцевать?

И Дрю Рейли повел ее на середину комнаты. Заиграли вальс, и Дрю обнял ее.

Она успела отметить, что Эдна и Уиннифред смотрят ей вслед и вид у них при этом был такой раздосадованный, что — в этом Кэтлин могла бы поклясться — казалось, они вот-вот затопают ногами.

Вот ведь любопытные кумушки! Жаль, что они ей так симпатичны, иначе она нашла бы, как осадить их.

Дрю Рейли говорил ей что-то, улыбался, но ее мысли были сосредоточены на высоком человеке, одетом в черное, чьи глаза снова и снова находили ее в разных концах комнаты.

Глава 25

Кружась в танце, Кэтлин краем глаза заметила, что Бекки направилась к кухне с двойняшками Моргенсен, а Уэйд, бросив на нее еще один пристальный взгляд, отвернулся. Дрю умело вел ее в вальсе, и ей оставалось только молча страдать, когда Уэйд подошел к высокой брюнетке в желтом платье.

— Дрю. — Она улыбнулась ему самой ослепительной из своих улыбок. — Не правда ли, замечательный вечер?

— Да, замечательный. — И он привлек ее к себе. Его красивая улыбка говорила о крайнем восхищении.

— Это мой первый бал в Вайоминге, — весело сказала Кэтлин.

— И если мне повезет, дорогая, он будет последним и для вас, и для меня.

— Что вы хотите этим сказать? Все так прекрасно.

— Прекрасно для маленького городка на краю прерий, где экипажей-то всего две коляски. Но согласитесь, Кэтлин, ведь невозможно сравнить этот вечер с великолепными приемами, на которых вы бывали в Филадельфии.

— Ну, нет, конечно, но… — Кэтлин оглядела праздничную комнату, нарядно одетых людей — удивительно, скольких из них она уже успела узнать. Внезапно ее поразило, что она чувствует себя здесь как дома, привыкнув к дружески резковатой Эдне, к робкому милому личику Уиннифред, к простой вкусной пище, к добродушному гостеприимству, к людям, говорящим то, что они думают, и старающимся по мере возможности относиться к другим хорошо и по-соседски. Она и сама не понимала, как это случилось, но Хоуп и Серебряная долина нашли место в ее сердце.

А вот отношение Дрю ко всему этому ей не нравилось, точно так же, как не нравилось, с каким собственническим видом он, обнимая ее, прижимал к себе так, что она чувствовала, какое у него крепкое тело.

— Дрю, прошу вас, я задыхаюсь. — И она отстранилась.

— Простите, Кэтлин, но вы сильно действуете на мужчин. — И с тихим смешком он ослабил хватку. Музыка продолжала играть.

— Этот уголок мира такой странный, — снова заговорил он, — и природа здесь прекрасна, но вряд ли я буду по этому скучать, когда вернусь на восток. Не говорите, что вы будете.

— Не знаю. В последнее время я не часто думаю о возвращении на восток.

— Я нахожу это весьма удивительным. Мне кажется, что ваше место — в красивой гостиной, вы должны быть одеты в драгоценности и атлас, иметь в своем распоряжении множество слуг и перед вами должен стоять серебряный чайный прибор и чтобы на обед вам подавали пирожки с омаром и шампанское. Вместо… что там приготовили для нас миссис Тайлер с подругами? Жареную курицу, говядину на вертеле и кукурузные початки?

В душе Кэтлин вспыхнуло возмущение, но она сдержалась и не стала возражать, увидев, что Уэйд смотрит на нее — он пронесся мимо них со своей брюнеткой, как вихрь. С тяжелым сердцем Кэтлин заставила себя снова улыбнуться.

— Очень хорошо, Дрю, что вы напомнили, спасибо. Мне, пожалуй, нужно узнать, не могу ли я чем-то помочь Элис на кухне…

Дрю опять крепко обнял ее. Она чуть не поморщилась, а он покачал головой.

— Это может подождать, не так ли? До конца вальса еще далеко. Я даже подумать не могу, чтобы расстаться с вами… пока что.

— Ничего из этого не получится. Я такой медлительный, такой тупой, что к тому времени, как я сумею написать это чертово письмо, Кэтлин как пить дать уже выйдет либо за Уэйда, либо за Дрю Рейли.

Джейк, нахмурившись, прислонился к стене, а Кэтлин с Дрю кружились по паркету в пестрой толпе танцующих. Луанн, стоявшая рядом, попыталась подбодрить его:

— Прекратите, Джейк! Вы не медлительный и не тупой. Любому человеку на учение требуется время. Я считаю, у вас все хорошо получается — вы с каждым уроком делаете успехи. Но если вы намерены вести себя как трус, тут я ничем не смогу вам помочь! Посмотрите на меня, Сегодня Уэйд даже не подошел поздороваться со мной. — Впервые за вечер голос ее дрогнул. — Но я не собираюсь стоять здесь и злиться на весь мир. Я собираюсь веселиться — с вами или без вас.

Джейк выпрямился и с виноватым видом взглянул на нее.

— Жалею насчет Уэйда. Но если вас не огорчает, что он не пригласил вас танцевать и не подошел поздороваться, может, вы не так увлекались им, как вам казалось.

— Ну что ж, примите к сведению, что мне казалось — в то время, — что я очень им увлечена. Но самое смешное, что я ничуть не скучаю, не видясь с ним. Я думала, что будет иначе. — Луанн поправила кружево платья. — Он, знаете ли, все же заходил ко мне вчера вечером. Сразу же после нашего урока, десяти минут не прошло, как вы ушли.

— Заходил? И что он сказал?

Она смотрела на танцующих, взгляд ее следовал за Уэйдом и Сэлли Хэнке, брюнеткой в желтом платье.

— Он сказал, что рад, что мы с ним друзья. Что, если мне когда-нибудь что-то понадобится, я могу на него рассчитывать.

— Ну, это уже кое-что! — воскликнул Джейк. — Может, он передумал насчет Кэтлин. Или Кэтлин передумала насчет него…

— Нет, Джейк. — Луанн покачала головой. Ее локоны взметнулись и упали на лицо в бледных веснушках. — Просто таким способом он сообщил мне все, что хотел, — дал понять, что мы никогда не станем больше чем друзьями. Он сделал это деликатно и очень осторожно. Ему не хочется, чтобы у меня были… какие-то ложные ожидания.

— Вот как. — Джейк задумался. — Вы уверены, что он это имел в виду?

— Совершенно уверена. — Улыбка ее получилась грустной. — Девушка всегда знает, когда мужчина интересуется ею… на особый манер. — Она бросила на него быстрый взгляд, потом посмотрела в сторону. — Может, вам лучше забыть о своем письме и просто пригласить Кэтлин на танец? И пока вы будете танцевать, прочтете ей стихотворение. Скажете, что оно выражает то, что вы чувствуете на самом деле…

— Я еще не выучил его до конца.

— Почти выучили. Можем попрактиковаться прямо сейчас, и, когда вы освежите его в памяти, можно будет попробовать.

Глаза у него загорелись.

— Может, вы и правы. Вы вправду считаете, что это будет к месту?

Луанн кивнула. Она слегка побледнела, но голос ее звучал сильно и уверенно:

— Конечно. Если вы действительно интересуетесь Кэтлин…

— Ясное дело, интересуюсь! А как вы думали, зачем я столько вечеров занимаюсь с вами?

— Тогда, пожалуй, сегодня вечером вам стоит ей все сказать. Вы выглядите прямо-таки красавцем, — добавила она, и впервые за все это время в голосе ее послышалась дрожь. Джейк ничего не заметил, хотя, посмотрев на нее, ухмыльнулся.

— Вы так думаете?

Луанн протянула руку и поправила его черный галстук, заметив, как клетчатая красная рубашка подчеркивает красивые широкие плечи.

— Да.

— Ну тогда спасибо. Вы тоже очень замечательно выглядите, миз Портер. — Впервые он, кажется, рассмотрел ее — платье из бледно-зеленого муслина, на шее ожерелье из жемчуга и жемчужные висячие серьги, отражающие свет. — Очень даже замечательно, — повторил он, и глаза его оглядели ее пышную грудь в низком вырезе платья.

— А вам не кажется, что вы могли бы называть меня Луанн, хотя бы сегодня вечером? Я хочу сказать, мы ведь хотели, чтобы все подумали, что мы с вами любезничаем и все такое.

— Верно. Я позабыл. — Он усмехнулся и вдруг, протянув руку, отвел локон с ее щеки. На мгновение его рука прикоснулась к ее лицу, а потом он убрал ее. — Это очень здорово, что вы придумали, чтобы я пригласил вас на танцы, — быстро сказал он. — Все время, пока я ходил к вам, ваша тетка и дядя, ковбои — все, кто знал про это, думали, что я ухаживаю за вами, а не что мы с вами изучаем азбуку.

— Да, это хорошо придумано, Джейк. — Она внимательно посмотрела ему в глаза. Потом глубоко вздохнула. — Надеюсь, вы будете продолжать уроки, Джейк. Возможность читать и писать, возможность общаться — это удивительная вещь. Вы уже так продвинулись. Еще несколько уроков принесут вам огромную пользу.

— Ну, должен признаться, что мне вроде как нравятся наши занятия. — Он нахмурился. — Я и не думал кончать с ними.

— Конечно, если у вас что-то получится с Кэтлин, вам захочется, чтобы она вас учила.

— Может, и так. — Он говорил медленно. — Странное дело, но я привык, что вы меня учите. Наверное, мне будет этого не хватать, если мы перестанем.

Тут она улыбнулась, глаза ее сверкали. При свете ламп, освещающих гостиную, Джейк удивился, как ярко могут сиять карие глаза.

— Так хотите попрактиковаться в чтении сонета, Джейк?

— Не здесь. — Он взял ее руку и положил на свой согнутый локоть. — Тут чересчур много народу. Давайте выйдем.

Уэйд танцевал с брюнеткой — в желтом платье. Два раза. Он танцевал со всеми молодыми, хорошенькими, незамужними женщинами, что были в комнате. Он танцевал с Эдной, с Уиннифред Дейл, с Бекки. Но ни разу с Кэтлин. Ни единого раза.

Нет, партнеров ей хватало. Она просто задыхалась, когда Джейк Янг подвел ее к столу с закусками и подал бокал вина из самбука, но при этом чувствовала себя глубоко несчастной, точно растение, которое оставили без воды вянуть и умирать.

— Вот вам, держите, мисс Саммерз.

Она взяла бокал, выпила его залпом и попросила еще.

Джейк налил.

Теперь Уэйд танцевал с Ханной Уикс, дочкой богатого владельца одного из самых крупных здешних ранчо.

Кэтлин пила вино большими глотками, пока не опорожнила бокал.

— Мисс Саммерз, я вот тут кое о чем хотел бы поговорить с вами… — начал было Джейк, но в этот момент Кэтлин решилась.

— Простите меня, Джейк, одну минутку, хорошо?

— Конечно, но…

— Мне нужно кое-что сделать, — промямлила она и направилась к танцующим. В голове у нее слегка шумело, кровь пела, и она ощущала необыкновенную легкость. А глаза были устремлены прямо на высокого, темноволосого человека, который проделывал с Ханной Уикс «раз-два-три».

— Простите. — Кэтлин легко похлопала девушку по плечу и выдавила из себя натянутую улыбку. — Можно мне вклиниться?

— Ну… наверное, да…

— Благодарю. — Кэтлин схватила Уэйда за руку и притянула к себе. В это мгновение музыка кончилась, и скрипачи заиграли новый вальс. Уэйд недоуменно смотрел на нее.

— В чем дело?

— Вы будете танцевать со мной или нет? Он обнял ее за талию.

— Ладно, если вы вознамерились вывернуть мне запястье.

— Похоже, это единственный способ, — согласилась она, и они закружились по паркету. Уэйд танцевал с такой же уверенностью и легкой силой, с какой делал все. — Очевидно, вы не собирались меня приглашать.

— Вечер еще не кончился. Может, и пригласил бы.

— Может?! — Спина ее напряглась. — Как любезно с вашей стороны.

— Я сделал бы это не из любезности.

Она посмотрела на него, пытаясь отыскать в его глазах что-то такое, что она и не надеялась найти.

— А почему? — тихо спросила она.

Он не ответил, только ближе привлек ее к себе и закружил в вальсе.

— Уэйд. Та ночь, что мы… — Ну?

— С тех пор у нас не было ни минуты, чтобы поговорить.

— И что?

Кэтлин окончательно пала духом. Вид у него был такой равнодушный, такой отчужденный. Хотя ей и хотелось обхватить руками это худощавое, резкое лицо, прижаться к нему губами, она понимала, что это бесполезно. Сердце Уэйда закрыто для нее, как было всегда, напомнила она себе. Он предложил ей страсть, время от времени — участие и понимание, но ничего больше.

Кроме, разве что, жалости. Она вспомнила, какое у него было лицо, когда он услышал об Алеке и о Доминике. Уэйд ни за что не стал бы так обращаться с женщиной, и это возмутило его, вызвав к ней жалость.

Напрасно она все это ему рассказала. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы он чувствовал себя обязанным заботиться о ней, чтобы выполнить пожелания Риза.

Все это время она ошибочно истолковывала его добросердечное, дружеское отношение к ней, приняла за нечто большее вспыхнувшее у них обоих желание, от всего сердца надеясь на это «нечто».

Потому что она дуреха.

— Прошу прощения. — Кэтлин остановилась в самый разгар вальса. Эдна и Сет Уиверы налетели на них, извинились и снова закружились. Рука Уэйда осталась лежать на ее талии.

— За что?

— За то, что прервала ваш танец с Ханной. Можете пойти к ней, если хотите, и закончить танец.

— Вы мне разрешаете, так, что ли?

— По правде говоря, да. Я должна найти Дрю и… Она ахнула, потому что он потащил ее от танцующих.

Кэтлин не сопротивлялась, чтобы не привлекать внимание гостей, — устраивать сцену ей хотелось меньше всего. Ей хотелось найти Дрю Рейли и попросить отвезти ее домой. Сколько бы она ни танцевала с мужчинами, сколько бы комплиментов ни услышала, сколько бы ее подруги ни втягивали в разговоры, она ощущала только пустоту. И боль. Тупая ноющая боль надрывала ей сердце.

— Пожалуйста, пустите меня. Я хотела…

— Когда я с вами разберусь, тогда и пойдете. Но ни минутой раньше.

— Уэйд!

Не обращая внимания на ее слова, он вытащил ее в холл, оттуда — в маленькую заднюю гостиную, где керосиновая лампа освещала янтарным светом простую обстановку. Ногой закрыв дверь, он толкнул Кэтлин к стене, схватил за плечи и прижал к себе так, что она не могла пошевелиться.

— Что вы такое делаете?..

Он поцелуем. закрыл ей рот. Поцелуй был долгий и вовсе не нежный. От этого поцелуя сердце у нее замерло, кровь воспламенилась, все тело пронзила мучительная боль.

Когда голова у нее закружилась, Уэйд отпустил ее и поднял голову.

— Годится вместо разговора?

— Это… вряд ли… может смягчить… — прошептала она. Губы у нее распухли и были горячие. И одинокие — без его губ. Но все равно она не потянулась к нему, не показала, как ей хочется, чтобы он еще раз поцеловал ее. Потому что это похоть. И ничего больше. С любовью это не имеет ничего общего.

— Вы ревнуете к Дрю? И из-за этого вы и устроили эту демонстрацию? Испугались, что я поцелую его, пожелав доброй ночи, что мне это понравится больше, чем целоваться с ва…

Он прервал ее монолог новым поцелуем. Этот поцелуй оказался еще более пылким, глубоким, алчным, чем первый. Когда Уэйд оторвался от ее губ, колени у нее дрожали, сердце сильно билось, и она покачнулась в его объятиях.

Уэйд сжал ее крепче. Лицо его было совсем близко.

— Да, я ревную вас к Рейли, — сказал он. — Ревновал всякий раз, когда он танцевал с вами, прикасался к вам, вызывал у вас улыбку. А это было чертовски часто.

— М-мужчины. — Дрожа, она облизнула губы и попыталась говорить твердым голосом. — Вечно вы боретесь за землю, за золото, за женщин. Точно собаки за кости. Впрочем, это ничего не значит. Вы совершенно мной не интересуетесь…

— Вы меня не слушаете. — Руки Уэйда скользнули вниз, прижали ее руки к бедрам, а затем он рывком притянул ее к груди, так что она задохнулась. — Будьте внимательны.

Он снова провел губами по ее губам. На этот раз поцелуй оказался ласковым, как летний ветерок. Нежным, как утренняя заря. Губы Уэйда изучали ее губы, наслаждались ими, упивались.

— Вино из самбука, — пробормотал он в конце концов. — Для леди, которая не пьет спиртного.

— Я не пьяна, — слабо прошептала Кэтлин. По крайней мере не от вина. От любви. Помоги ей небо! Она скорее умрет, чем скажет ему, как его любит, как ее сердце жаждет того чего не бывает. Она отчаянно старалась сохранить остатки гордости, ее единственной защиты.

— Вы должны… отпустить меня. Вряд ли мы можем… оставаться здесь… весь вечер…

— Чертовски жаль, что не можем. Сдается мне, что пройдет много времени, прежде чем вы уясните себе наконец, что я вами интересуюсь. И по правде говоря, — мрачно добавил он, — больше, чем надо бы.

— Что бы это значило?

Он поднял руку и, легко коснувшись ее щеки, прочертил линию по ее изящному подбородку и шее. Кэтлин, дрожа всем телом, старалась заглушить семена надежды, которые пытались прорасти в ней.

— Я вычислил, что, когда дело касается мужчин, вы склонны впадать в беспокойство, — сказал Уэйд. Он глубоко вздохнул. — И из этого есть только один выход. Мы с вами поженимся, так что я смогу…

Он осекся, потому что увидел, как она побледнела.

— В чем дело? — требовательно спросил он. — Что случилось, черт побери?

— Ни слова больше, — выдохнула она. — Если вы скажете, что собираетесь заботиться обо мне, я закричу.

— А что тут такого? Ведь нужно, чтобы кто-то о вас заботился, — мрачно сообщил он. — Посмотрите, сколько раз вы попадали в неприятное положение, с тех пор как приехали сюда, — то Оттер Джонс, то Херли Биггз и бандиты, не говоря уже обо всех тех мерзавцах, с которыми вы встречались в прошлом. А теперь еще этот Рейли. — Он скорчил гримасу, и на лице его появилось решительное выражение. — Я буду заботиться о вас, Кэтлин, только так и может быть. Риз хотел, чтобы я…

— Пустите меня! — закричала она. И оттолкнула его. — И никогда больше не прикасайтесь ко мне!

Уэйд порадовался, что скрипичная музыка, смех и разговоры, доносившиеся из гостиной, были очень громкими и ее крик потонул в этих звуках. Она бросилась к двери, но он схватил ее.

— Стойте, Кэтлин.

Он с легкостью, обняв гибкий стан, привлек ее к себе — так близко, что ее светлые волосы, уложенные в аккуратную прическу, коснулись его подбородка.

— Опять убегаете? Вы думаете, что так можно ответить на все вопросы? Почему бы вам не остаться и не принять бой?

— А здесь не из-за чего принимать бой. Я не выйду за вас замуж.

— Еще как выйдете. Этим мы уладим все наши проблемы… ох!

Без всякого предупреждения она подняла обутую в шелковую туфельку ногу и ударила его в голень.

Уэйд сердито посмотрел на нее и выпустил из объятий, хотя пальцы его еще сжимались вокруг ее запястья.

— Для чего вы это сделали?

— Я просила вас ни слова больше не говорить, — с трудом выговорила она, потому что в горле у нее застрял не дающий дышать комок. — А вы не послушались. Продолжаете болтать, и то, что вы говорите, только еще больше все портит!

— Ну а как я могу сделать вам предложение, если я должен молчать?

На мгновение Кэтлин пожалела, что не взяла с собой «дерринджер» — можно было выстрелить в Уэйда. Или в себя. Сознание ее было затуманено вином и негодованием, но она старалась выглядеть спокойной, чтобы не показать ему, что вокруг нее наподобие темной дымки сгущается отчаяние.

— Скажите еще раз, почему вы надумали жениться именно на мне? — Лицо ее было бледным. — Потому что обещали моему отцу присматривать за мной?

— Это верно.

— И потому что вы всегда держите слово?

— Это верно.

— И потому что нам все равно придется вместе жить на ранчо какое-то время?

— Да, и…

— Потому что не возражаете против того, чтобы мы с вами спали?

— Думаю, вы хорошо знаете ответ на этот вопрос. — Глаза его стали темными, как кобальт, и он вновь привлек ее к себе. — Во всем этом есть здравый смысл. — Его рука двинулась к ее подбородку, но Кэтлин ударом отбросила эту руку.

— Ах, здравый смысл! — Голос ее дрожал. — Это причина для вступления в брак, да?

— Ясное дело. — На щеках у него заходили желваки. Какого черта ей от него нужно? — Если вы остановитесь и логично поразмыслите об этом, вот как я, вы согласитесь…

— Лучше я выйду замуж за взбесившегося скунса, чем за вас, Уэйд Баркли! — Ярость в ее глазах вспыхнула искрами яркого зеленого огня. Уэйд почувствовал, что она дрожит всем телом.

— Не объясните почему?

— Потому что я знаю только одну причину для вступления в брак — любовь. Вы меня слышите? Любовь! Если бы мы любили друг друга, я бы вышла за вас. Но я выйду замуж только по любви. Я не буду вашей женой потому, что вам меня жаль, или потому, что вы обещали моему отцу заботиться обо мне, или потому, что вам кажется, будто мне нужна защита, — я слишком люблю вас, чтобы позволить…

Кэтлин в ужасе осеклась. Какое-то время она только и могла, что смотреть на него, от огорчения утратив дар речи. Почему, ну почему она вышла из себя, дала волю своему глупому языку?

Если бы только можно было взять свои слова обратно… Вид у Уэйда был ошеломленный. Он замер, как если бы она ударила его ножом. — Вы… любите меня?

На глаза ее навернулись слезы, и она сжала кулаки.

— Такая уж я дура, — пробормотала она, и в каждом слове ее звучала горечь. Нужно уйти из этой комнаты. — А теперь позвольте мне пройти…

Но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалились три девчушки.

— Прячься скорее! — крикнула было Бекки, но тут она и двойняшки Моргенсен остановились, воззрившись на Кэтлин и Уэйда.

— Кэтлин, Уэйд! — Девочка вспыхнула, рассмеялась, каштановые волосы упали ей на глаза. — А мы играем в прятки!

— Нам нужно спрятаться! — объяснила Кэти Моргенсен.

— От Джимми Поттера! — добавила Бриджет.

— Бекки! — Кэтлин опустилась на колени подле сестры, а двойняшки спрятались за креслом с подголовником, стоявшим у окна. — Дорогая моя, у меня разболелась голова. Я хочу попросить мистера Рейли отвезти меня домой сейчас же.

— Ой, Кэти, как можно! Перед ужином!

— Да, дорогая, но… но ты можешь остаться, — успокоила Кэтлин девочку. — А потом Уэйд привезет тебя домой.

— Кэти, что случилось? У тебя такой вид, будто ты сейчас заплачешь…

— Ну что ты, глупышка, со мной все в порядке. Мне просто нужно лечь спать. До свидания, милочка.

Она быстро обняла сестренку и, выскочив за дверь, стремглав пробежала через холл. Жгучие слезы обжигали ей веки. Когда она в последний раз взглянула на Уэйда, вид у него все еще был ошарашенный, а три девчушки подбежали к нему, прося их получше спрятать.

Элис и Джим Тайлер только что позвали своих гостей к столам, накрытым для ужина в задней части дома. Туда-то и направлялась, смеясь и болтая, шумная толпа, привлеченная восхитительными запахами жареных цыплят, пирогов, кукурузного хлеба. Дрю нигде не было видно.

Кэтлин вошла в пустую спальню за кухней, где были сложены шали и жакеты гостей. Она выдернула свою шаль, лежащую в ногах кровати, но остановилась, потому что из ее складок что-то выпало, с шумом грохнувшись на пол.

Став на колени, Кэтлин подняла перевязанный ленточкой сверток. Когда она увидела, что это такое, то напрочь забыла о своих страданиях. Письма. Связанные розовой ленточкой. Засунутые в ее шаль.

Сердце у нее забилось. В замешательстве смотрела она на сверток, потом направилась к лампе и поднесла письма к свету. Дрожащими руками Кэтлин вытащила из-под ленточки одно из них и перевернула.

Оно было адресовано мисс Кэтлин Саммерз в Давенпортский пансион для молодых леди. Чернила черные, почерк мужской — сильный, смелый.

Она быстро просмотрела все конверты, пока не нашла то, что искала. Письмо, написанное ее рукой, адресованное Ризу Саммерзу на ранчо «Синяя даль», Хоуп, Вайоминг.

И еще одно. И еще.

Руки у нее задрожали. Она судорожно стиснула письма.

— О Господи!

Письма от ее отца к ней. И от нее к нему.

Ум ее отказывался понимать, как это могло случиться, кто спрятал ее письма в шаль.

Она понимала только, что ей нужно уйти отсюда, вернуться домой и попытаться осмыслить случившееся.

И прочесть письма.

Кэтлин с трудом засунула сверток в ридикюль, вышла, спотыкаясь, из комнаты, и наткнулась в холле на Дрю Рейли.

— Кэтлин, что случилось? — В мгновение ока он оказался рядом с ней. Мимо проходили гости. — У вас такое лицо, словно вы увидели привидение.

— Пожалуйста, отвезите меня домой! Я неважно себя чувствую.

— Конечно. Позвольте, я помогу вам накинуть шаль…

— Нет, это не нужно, — воскликнула она, потому что он хотел было натянуть шаль выше — в спешке она просто накинула ее сзади на руки, — Прошу вас, давайте скорее уйдем!

— Как скажете. — Он с заботливым видом склонил голову, потом взял ее за локоть. — Сюда.

Глава 26

Ветра не было, листва на деревьях не двигалась, когда коляска Дрю Рейли катилась по густой траве дороги, время от времени поскрипывая и покачиваясь на камнях и кочках. Холодный ночной воздух леденил плечи Кэтлин — она так и не укрылась шалью. При слабом свете звезд она все смотрела и смотрела на свой ридикюль, пытаясь не думать о письмах, которые лежали в нем. О том, кто засунул их в складки ее шали. О том человеке, который, должно быть, не давал ей в свое время читать отцовские письма и не давал ему читать письма от нее.

Кто-то присутствовавший на танцах. Кто-то, кого она знает. Кто-то, кто все время хотел держать их с отцом на расстоянии друг от друга…

Ее мучило это, но все же это было лучше, чем мучиться, размышляя о том, что произошло между ней и Уэйдом в задней гостиной, лучше, чем вспоминать, какое у него было ошарашенное лицо, когда она призналась ему в любви.

Лучше, чем вспоминать о том, какого дурака она сваляла…

С губ ее сорвалось всхлипывание, и Дрю Рейли, до этого милосердно молчавший, нарушил теперь молчание.

— С вами что-то случилось, Кэтлин?

— У меня немного болит голова. Ничего серьезного.

— Вы не думайте, что я возражаю против такого раннего ухода. Это меня вполне устраивает.

В темноте слова эти прозвучали так, будто он улыбнулся. Кэтлин в первый раз подняла глаза и внимательно посмотрела на него.

— Вы даже не смогли насладиться ужином.

— Уверяю вас, я не смогу наслаждаться ужином, пока не вернусь в Нью-Йорк, — сказал он. — Но надеюсь, что этот день не за горами.

Кэтлин пыталась поддерживать вежливый разговор. Но единственное, чего ей хотелось, — остаться одной. Прочесть письма. Попытаться не думать об Уэйде.

— Значит, ваши дела почти закончены, да? — слабым голосом спросила она.

— Полагаю.

— Жаль, что они были не так успешны.

— Это мы еще увидим.

— Вот как? — На этот раз Кэтлин послышалась не только улыбка, но также и нотка волнения в его низком голосе. — Значит, вы приобрели ранчо для вашего синдиката?

— Я, кажется, подошел вплотную к заключению сделки. Но к чему мне надоедать вам подробностями, Кэтлин? Ведь у вас болит голова, — мягко сказал он.

Кэтлин снова внимательно посмотрела на него сквозь освещенный звездами мрак. В его голосе было что-то странное. Внезапно она заметила, что местность, по которой они едут, стала холмистой, а впереди различила, как ей показалось, очертания чего-то большого и темного вместо открытых просторов прерий.

— Дрю, это не дорога на ранчо «Синяя даль». Мы попали в предгорья! — воскликнула она. — Вы что, заблудились?

— Нет, Кэтлин, у меня безошибочное чувство направления. Оно почти такое же острое, как моя деловая проницательность.

— Тогда почему мы здесь? — спросила она, охваченная беспокойством, которое пересилило даже ее страдания.

— Скоро узнаете.

— Я требую, чтобы вы немедленно отвезли меня на ранчо «Синяя даль».

Дрю молча подстегнул лошадей, они пошли быстрее, и коляска затряслась на неровной каменистой дороге.

— Дрю, если вы не хотите доставить меня на ранчо «Синяя даль», тогда отвезите обратно на вечеринку. Сию же минуту поверните коляску!

— Боюсь, что вам это не понравится, Кэтлин. Мне и самому это не очень нравится. — Он пустил лошадей галопом, и Кэтлин судорожно вцепилась в сиденье. — Но в деловом мире у каждого противника есть уязвимые места, и хороший бизнесмен не преминет воспользоваться этим для собственной выгоды.

— Бога ради, о чем вы говорите?

— Вы ведь отнюдь не безгрешны. Вы совершили преступления и, конечно, не ожидали, что вам когда-нибудь придется заплатить за них?

Кэтлин окатило холодным ужасом. Она с трудом подавила желание выскочить из коляски и убежать. Они ехали слишком быстро, и земля была слишком неровной.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — с трудом выговорила она ровным голосом, скрывавшим охвативший ее страх.

Он вздохнул.

— Успокойтесь, Кэтлин. Если вы будете все отрицать, это не доведет до добра. Пришло время расплатиться с долгами. Но как вы скоро увидите, я даю вам шанс по крайней мере избежать наказания, которое определил бы вам закон. Когда все будет позади, вы еще спасибо мне скажете.

— Я скажу вам спасибо, если вы немедленно отвезете меня домой. Я понятия не имею, о чем вы болтаете, Дрю, но, во всяком случае, это может подождать до утра, и мы все обсудим при свете…

Слова замерли у нее в горле, когда она увидела то, что возвышается впереди. Дрю только что обогнул изгиб дороги, и перед ними оказалась лужайка, где дымился костер и две неясные фигуры, стоя в тени деревьев, наблюдали за приближающимся экипажем. Кэтлин увидела дробовик, сверкнул пистолет, и, охваченная паническим страхом, она попыталась рассмотреть лица этих людей.

Коляска остановилась в стороне от лагеря, как раз на границе тьмы и света, падающего от костра. Внезапно один из мужчин вышел вперед, и огонь гаснущего костра бросил оранжевый свет на его черный плащ, черную шляпу и красивое угрюмое лицо, которое преследовало ее в кошмарных снах.

Кровь отхлынула от ее лица. К коляске подошел Доминик Трент.

— Ах, Кэтлин, как я рад снова видеть вас. Натянутая улыбка появилась на его губах, никак не отразившись в ледяных бесцветных глазах.

Ей все же удалось сидеть, не двигаясь, и встретиться с этим страшным взглядом.

— К сожалению, не могу ответить тем же. Жаль, что я вас тогда не убила.

В мгновение ока улыбка исчезла с его лица, сменившись зловещим смехом, от которого даже у сидевшего рядом с Кэтлин Дрю Рейли перехватило дыхание. Кэтлин похолодела, онемев от страха, призывая на помощь остатки силы воли, лишь бы спрятать от этого человека охвативший ее ужас.

Доминик Трент покажет ему свой страх. Она не любит, когда его боятся.

— Хорошее признание. Благодарю вас, Кэтлин, именно на это я и надеялся — это решит вашу судьбу. Вы приехали неприлично рано, и шерифа Пилтсона еще нет. Но я считаю, что мы с мистером Джексоном сумеем подержать вас под стражей, пока настоящий юрист не упрячет вас под замок.

Он повернулся и обратился ко второму мужчине, ожидавшему в тени:

— Давайте сюда ваши наручники. С виду она, возможно, и хрупкая, но это весьма опасная особа. Не сводите с нее глаз ни на минуту.

У человека, выступившего вперед со стальными наручниками, перекинутыми через толстую руку, был такой вид, словно он предпочел бы пристрелить ее вместо того, чтобы с ней возиться. Глазки у него были маленькие и злые, шел он вразвалочку, точно прогуливался. Он был огромный, грязный, и от него пахло отвратительно.

— Это Смоук Джексон. Он известный охотник за головами, Кэтлин, и он всегда настигает свою жертву, будь то мужчина или женщина, — пояснил Трент. Очевидно, ледяной страх, сковавший тело Кэтлин, мало-помалу проступал на ее лице, потому что самодовольная улыбка Трента стала шире. — Обычно он привозит их мертвыми, но в данном случае я дал определенные указания, и вы действительно можете вернуться в Филадельфию живой. Видите ли, я хочу, чтобы вы предстали перед судом.

— Перед судом? Это вы должны предстать перед судом! — И она обратилась к охотнику: — Арестовать нужно вот этого человека. Их обоих! — Она указала жестом на Дрю Рейли, молча сидевшего рядом с ней. — Они привезли меня сюда против моей воли.

— Неужели? А знаете, маленькая леди, я слыхал другую историю, — усмехнулся Смоук Джексон. — Вы пытались убить мистера Трента и украли у него одну вещь, а вот этот другой парень помог привезти вас сюда. Здесь это называют справедливостью.

— Я у него что-то украла? — Побледнев, Кэтлин уставилась на Доминика Трента. — Вы презренный, трусливый лжец. Я ударила вас по голове подсвечником, чтобы защитить себя, это нельзя назвать убийством! Что же до кражи, я не хотела бы даже прикоснуться к чему-то вашему…

— Тогда что же это? — Внезапно Трент вынул из кармана кольцо с крупным изумрудом. При свете костра камень сверкнул, как зеленое пламя, блеснул золотой ободок. — Вы ведь помните, Кэтлин, кольцо моей двоюродной тетки Хильды? — Он говорил крайне мягко. — Вы украли его из моего дома в тот вечер, когда я хотел сделать вам предложение. Вы оставили меня умирать и убежали с этим бесценным фамильным сокровищем. — Он быстро перевел глаза на двух других мужчин. — Вы оба видели, что я нашел это в ридикюле мисс Саммерз, верно?

Смоук Джексон сплюнул табачную жвачку в темноту.

— Ясное дело, видели. Дрю Рейли прочистил горло.

— К-хм. Да, — сказал он более спокойным голосом. Кэтлин схватила его за руку.

— Что же вы за человек? Как вы можете принимать в этом участие?

Он молча смотрел на нее.

— Сколько он заплатил вам за то, чтобы вы ложно меня обвинили? Неужели вы не видите, что это за чудовище?

— Это бесполезно, Кэтлин. — Голос Рейли звучал участливо, но он уже не мог смотреть ей в глаза. — Вы отрицаете, что ударили его, что оставили умирать?

— Он хотел меня изнасиловать! Заставить меня стать его любовницей!

— Мне сказали, что это было честное предложение, а вы… перестарались. Так же, как и сейчас. — Дрю вздохнул и положил руку ей на плечо. — Возможно, для вас есть способ избежать тюремного заключения. Поэтому я и вмешался. Может быть, удастся уговорить шерифа и этого охотника за головами отпустить вас.

— У меня нет денег, — презрительно сказала она. — Я не могу заплатить вам.

— Мне нужны не ваши деньги, Кэтлин. — Дрю нахмурился и словно бы напрягся, потому что Смоук Джексон внезапно шагнул вперед и так резко вытащил Кэтлин из коляски, что она и ахнуть не успела.

— Неужели нужно вести себя так грубо? — спросил Дрю, и на лбу у него выступил пот, потому что наемный убийца защелкнул наручники на запястьях Кэтлин.

— Поведение мистера Джексона вас не касается. — Голос Трента звучал мягко, но в нем слышалось подчеркнутое раздражение, заставившее Дрю Рейли проглотить дальнейшие возражения. — Мисс Саммерз получает то, что заслужила.

И с этими словами он повернулся к Кэтлин, окинул ее взглядом с ног до головы, заметив при этом, как розовое платье облегает ее фигуру, как гордо вздернут у нее подбородок и, что самое приятное, — как едва заметно дрожит ее изящная нижняя губа.

Кровь его вспыхнула. Пульс бешено забился.

Он так долго ждал, чтобы отомстить ей. И вот она, его победа — почти полная.

— Когда появится шериф Пилтсон, мы уедем отсюда, моя дорогая. Вы озябли? Вы вся дрожите и кажется, потеряли свою шаль. — Он взял черную атласную шаль, лежащую на сиденье коляски рядом с ридикюлем. Потом снова выпустил ее из рук. — Жаль. Но вы поедете со мной на место назначенной встречи. Место, где решится ваша судьба. Так что не бойтесь, я с удовольствием согрею вас.

Дрожь, бившая Кэтлин, была лишь отчасти вызвана холодом. Ее охватила ненависть к этому человеку, который мучил ее и преследовал.

— Когда вы в последний раз пытались заманить меня в ловушку, это плохо кончилось для вас. — Голос ее звучал резко, угрожающе. — На этот раз все кончится еще хуже. Лучше отпустите меня, пока не поздно. Я больше не одинока — есть люди, которые меня будут искать, которые мне помогут…

— А, это, наверное, Уэйд Баркли?

Трент произнес имя Уэйда таким шелковым голосом, что у Кэтлин застыла кровь. — Да.

— Вы думаете, что ваше спасение придет от него? — В каждом слове Трента звучало презрение. — От ковбоя с ранчо?

Кэтлин вспомнила про поцелуи Уэйда, про его чувство чести, как он без устали искал Бекки.

— Да, — снова прошептала она. Но в то же время ей было страшно. Ей не хотелось, чтобы из-за нее Уэйд подвергал себя опасности. Если он отправится за ней, здесь будет трое против одного, а Смоук Джексон, кажется, серьезный противник. Дрю когда-то хвастался перед ней своим умением стрелять, а Доминик Трент… что ж, этот человек умеет делать все, когда речь идет о зле и разрушении.

Если бы только она взяла с собой «дерринджер»! Но кто же берет оружие на танцы?

— Пока что Уэйд Баркли не имеет к этому отношения, — проговорила она пересохшими губами. — Равно как и еще кто-либо, в том числе и его братья. Судя по тому, что я слышала, вы не хотите связываться с ребятами Баркли. Так что если вы меня отпустите, все может кончиться сейчас же.

— Но я не хочу, чтобы это кончалось. Мы только начинаем. Вся потеха еще впереди. — Трент притянул Кэтлин к себе, запустил пальцы ей в волосы и оттянул голову назад. — Вопрос таков: захочет ли Уэйд Баркли спасать вас — или предать? — ласково сказал он.

Он коснулся ее губами, и поскольку она попыталась уклониться, он привлек ее ближе к себе и снова поцеловал грубым, жестким поцелуем, отчего в голове у него снова мучительно запульсировала боль.

Дрю Рейли, глядя на это, смущенно заерзал на сиденье коляски. Смоук Джексон, ухмыляясь, с любопытством смотрел на происходящее, а Трент с улыбкой рассматривал женщину, безуспешно пытающуюся вырваться из его рук.

— Не сделайте ошибки, дорогая моя Кэтлин. Уэйд Баркли решит вашу судьбу так или иначе. Остается только понять, как именно. Ответ мы получим очень скоро.

Глава 27

— Уиннифред, вы нигде не видели Кэтлин? Или Рейли? Уэйд обошел весь дом, прошел вдоль стоящих в ряд столов и стульев в заднем помещении тайлеровского дома, потом обратно. Среди тех, кто еще только наполнял свои тарелки жареными цыплятами, ломтями мяса и кукурузного хлеба, и тех, кто уже сидел и наслаждал-ся приготовленным для них угощением, он так и не нашел Кэтлин.

— Нет, я не видела. — Уиннифред оглянулась, губы ее сосредоточенно сжались. — А что, Уэйд? С Кэтлин что-то случилось?

— Мне нужно найти ее, — пробормотал он и направился к Эдне, которая торопилась на кухню.

— Вы видели Кэтлин?

— Ну да, я заметила ее, когда все пошли ужинать. Они с Дрю вышли из парадной двери.

Уэйд поморщился.

— Весьма обязан.

И прежде чем она успела спросить еще о чем-нибудь, он повернулся и отправился на поиски Бекки и Айны Моргенсен, матери двойняшек.

Много времени на то, чтобы уговорить их отправить Бекки после ужина домой, не потребовалось. А Бекки удивила его, улыбнувшись, когда он объяснил ей, почему он уходит.

— Вы хотите удостовериться, хорошо ли себя чувствует Кэтлин, да, Уэйд?

— Думаю, кто-то должен позаботиться о ней. Девочка вскинула голову.

— Конечно. Кэтлин всегда беспокоится обо мне и вообще обо всем. Нужно, чтобы кто-то заботился и о ней.

— Она бы с тобой не согласилась. Бекки рассмеялась.

— Да, я знаю. Но, — добавила она, кивая с рассудительным видом, — это только потому, что раньше совсем некому было о ней заботиться. То есть, конечно, мама с папой любили ее. Они любили нас обеих. Но они всегда были так заняты, что просто не обращали на нас внимания. Вроде как в тот раз, когда этот дурной человек пришел и напал на нее, — мамы и папы не было дома. Если бы не наш конюх, я не знаю, что могло бы случиться. — Она прикусила губку. — Вы проверите, все ли с ней в порядке, да, Уэйд?

— Даю слово, малышка.

На сердце у него лежала свинцовая тяжесть, пока он огибал дом и шел к коляске. Кэтлин, такая сильная, такая упрямая! Рядом с ним всегда были Риз, Клинт и Ник. Не так уж часто появлялась в них нужда, но он знал, что они рядом, если понадобится прикрыть его с тыла. А у Кэтлин никогда никого не было.

Сегодня, услышав ее признание в любви, он просто онемел. Не мог ни говорить, ни думать. Застыл, как кусок льда.

И позволил ей убежать. И только когда пришел в себя от потрясения, пошел ее искать, но ее уже нигде не было.

Ладно, пришло время заставить ее покончить с этими исчезновениями. Черт побери, это время пришло для них обоих.

Убегать друг от друга, от чувств, которые то и дело вырываются наружу, сколько бы он ни пытался утихомирить их.

От любви.

Уэйд почувствовал, что его прошиб пот при одной мысли об этом слове — любовь.

Неужели он любит Кэтлин? Да, черт побери. Почему же он до сих пор не посмотрел правде в глаза? Он, укрощавший диких лошадей, имевший дело с бандитами, бродягами и даже один раз с медведем, который застал его врасплох. Он справлялся со всем этим с почти невозмутимым спокойствием, но любовь заставила его броситься на поиски укрытия.

Любовь.

Кэтлин не такая, как ее мать, сказал он себе, медленно и мучительно осознавая случившееся. А он не Риз.

Он поспешил к коляске, которую оставил под ивами, как вдруг услышал шумную возню в кустах слева от себя. Он насторожился, рука быстро скользнула к «кольту», висящему на бедре. Из кустов появились две фигуры, стряхивающие с себя траву и сучки.

— Э-э, здрасьте, Уэйд. — Джейк Янг нахлобучил на голову шляпу, с которой на его широкие плечи посыпались земля и травинки. Стоящая рядом с ним Луанн Портер издала короткий звук, напоминающей сдавленное хихиканье.

Уэйд перевел глаза на нее. Платье у нее было измято, она стряхивала с юбки траву. Уэйд не знал, у кого из этих двоих лицо было более пунцовым.

Он уставился на парочку. Джейк и Луанн?

— Мы там… э-э-э… мы искали… — Голос Луанн замер. Она в отчаянии посмотрела на Джейка.

— Вашу… вашу серьгу, миз Портер. Такую крошечную, — пояснил Джейк, обратившись к Уэйду. — Она… потеряла ее.

— Потеряла. — Уэйд кивнул. — В кустах.

— Ага, в кустах, когда она… — Джейк сглотнул. — А что же вы делали в кустах, миз Портер?

— Я… мы играли с детьми в прятки! — выпалила она торжествующе. Джейк с облегчением усмехнулся. Очень осторожно он извлек маленькую веточку из спутанных локонов мисс Портер.

— Понял, Уэйд? Школьная учительница. Играет с детьми в прятки. Превосходное занятие. Жаль, что мы не нашли вашу сережку, Луанн, то есть миз Портер.

— Серьга у вас в ухе, Луанн, — ласково сказал Уэйд. Он прошел мимо них, толкнув при этом Джейка плечом. — Обе серьги. По одной в каждом ухе.

— О Боже мой, как это могло случиться? — Голос ее задрожал от смеха.

Уэйд ухмыльнулся, но, вспомнив о том, что Кэтлин уехала домой с Дрю Рейли, ускорил шаг.

— Уходите так рано? — сказал вслед ему Джейк.

— Кэтлин почувствовала себя плохо. Нужно проверить, как она.

— Ага, я видел, как она уехала с Рейли, — добавил Джейк. — Когда мы искали сережку. Не думаю, что они поехали домой. Она взяли к западу. Еще удивился, куда это они…

— К западу, говоришь? — Ледяной озноб пробежал по спине Уэйда. Он круто повернулся. — Ты уверен?

— Я тогда не очень-то обратил на это внимание, но… ага, уверен. Они поехали на запад.

На запад. К предгорьям. Что, черт побери, задумал Рейли?

— Эй, Уэйд, ты считаешь, что-то стряслось? Тебе нужна помощь?

Но Уэйд его не слышал. Он уже бежал к коляске, мысленно перебирая все возможные варианты, и все они были не из приятных.

Предчувствия у него были дурные и стали еще хуже, когда он увидел записку. Она была прикреплена к деревянному боку коляски — квадратик бумаги, прибитый гвоздем.

Он схватил бумажку, вынул из кармана спичку и при слабом мерцающем свете, чувствуя нарастающее беспокойство, пробежал глазамиторопливо нацарапанные строки.

«Баркли, если хотите видеть прекрасную мисс Саммерз живой, приезжайте на рассвете к Волчьей пещере. Приезжайте один, или леди умрет. И привезите документы на ранчо „Синяя даль“.

На мгновение у него перехватило дыхание. Он не мог пошевелиться. Его охватила раскаленная добела ярость, она парализовала мускулы, а потом все вытеснил страх. Леденящий, удушающий страх.

Он не может потерять ее, как потерял своих родителей. Как потерял Риза.

Он не может потерять свою Кэтлин.

В следующий момент он уже был в коляске и, настегивая лошадь, пустил ее в галоп. Лицо его превратилось в темную неподвижную маску. Звезды сверкали на бархатном небе, какие-то невидимые существа крались по кустам, а Уэйд Баркли мчался, не сворачивая, к воротам ранчо «Синяя даль».

Глава 28

Ночь неумолимо приближалась к утру, и резкий ночной холод леденил, как прикосновение ножа. Кэтлин устало прислонилась к скале, держа перед собой руки, на которых так и оставались наручники. Она постоянно ощущала присутствие Доминика Трента, прислонившегося к той же скале рядом с ней, а также присутствие Смоука Джексона. сидящего у костра напротив нее, его злобные черные глазки следили за ней поверх мерцающих оранжевых языков пламени.

Неподалеку дремал Дрю Рейли, закутавшись в седельное одеяло. Сначала он хотел было предложить одеяло Кэтлин, но Доминик Трент с недовольным видом заступил ему дорогу.

— В этом нет необходимости. Забота и защита мисс Саммерз перешла теперь исключительно в мои руки.

— Но она, кажется, страшно озябла…

— Кто здесь главный, Рейли? — В голосе Трента послышалась очевидная угроза. — Когда мы заключали нашу сделку, мы договорились, что командовать всем буду я. Вы хотите нарушить наше соглашение?

— Нет. Конечно, нет. — Дрю смущенно сглотнул. — Но ей ни к чему замерзать до смерти, пока мы дождемся появления Пилтсона.

— Не вмешивайтесь, Рейли. Или я буду вынужден передумать насчет вашего участия.

— Ладно, Трент, ладно. Как хотите.

Бросив на Кэтлин последний соболезнующий взгляд, Рейли ретировался, держа одеяло в руке. И в этот-то момент Кэтлин и вспомнила, где она видела его раньше.

Она не ошиблась — это произошло в оперном театре. В тот вечер, когда она познакомилась с Домиником Трентом, тот был глубоко увлечен разговором с каким-то человеком. Во время этого разговора Трент оглянулся и впервые заметил ее. Другим же человеком, как теперь вспомнила Кэтлин, и был Дрю Рейли.

Значит, он и Трент были знакомы, возможно, уже довольно давно. С того момента, как Трент заметил ее в тот вечер, он только и делал, что смотрел на нее, — она чувствовала на себе его странный леденящий взгляд и в фойе, и в частной ложе Джиллиса, и когда шла среди друзей по мраморной лестнице и по коридорам, оклеенным французскими обоями. И все время ей было не по себе.

В конце концов он нашел общего знакомого, чтобы тот представил их друг другу. И тогда начался ее кошмар.

Неудивительно, что она всегда испытывала смутную антипатию к Дрю, — в глубине сознания она интуитивно связывала его с той роковой ночью.

Но теперь подходила к концу другая, еще более опасная ночь, и когда Рейли, крадучись, обогнул костер и закутался в одеяло, Трент опустился на землю рядом с ней и положил руку ей на тшечо.

— Не прикасайтесь ко мне. Иначе меня стошнит.

— Тс-с, дорогая моя. По-прежнему упрямая, по-детски гордая. — Он убрал руку с плеча Кэтлин, обхватил ее подбородок и заставил посмотреть себе прямо в глаза. — Всего этого можно было бы избежать, если бы вы только согласились на предложение, которое я сделал вам в тот вечер.

— Если бы тогда я убила вас, результат был бы такой же.

Угроза, таившаяся в его улыбке, наполнила ее тошнотворным страхом, от которого у нее перехватило горло, но она, не дрогнув, встретила его взгляд, хотя бесцветные глаза Трента светились, точно у шакала.

— У вас будет много времени, чтобы раскаяться за ту ночь. Очень много времени, — медленным шепотом проговорил он.

Сумасшедший. Этот человек — сумасшедший. Вся Филадельфия знает его как безжалостного магната, блестящего бизнесмена, человека, которого всем дамам хочется заполучить в качестве кавалера на приемы, но он также известен как человек, у которого есть любовницы в четырех городах, человек, о чьих темных привычках, нескромности и таинственности шепчутся в светских гостиных, но никогда не говорят громко. Даже до Кэтлин дошли кое-какие слухи, но не от этого по ее телу всегда бежали мурашки, если она находилась в одной комнате с ним. А от того, что она лично ощущала в этом человеке зло в чистом, первозданном смысле этого слова.

И теперь мысли ее метались, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Она не знала, что Трент задумал сделать с Уэйдом, но все равно не собиралась сидеть здесь и позволить ему заманить Уэйда в ловушку. Тем или иным способом нужно выбраться отсюда, найти Уэйда и предупредить его до рассвета.

Наручники помешают ей, но не остановят. Если она сможет добраться до лошади и сесть на нее, то ускачет.

Она оглядела лужайку, заметив, как стоят лошади, где коляска Рейли, заметила, что тропа начинается как раз там, где дремлет Дрю Рейли. Тени были глубокие, темные, звезды бледнее, чем раньше. Сколько остается до рассвета?

Если бы только Трент и этот наемный убийца уснули. Но Смоук Джексон казался таким же бодрым и настороженным, как днем. А Трент…

Трент выпил, сидя рядом и прикасаясь к ней плечом, чашку кофе.

— Как только появится шериф Пилтсон, мы поедем к Волчьей пещере. Там должен оказаться Баркли — если он, конечно, дорожит вами. — Насмешливая нотка в его голосе должна была причинить ей боль, поняла Кэтлин, но, как ни странно, она произвела на молодую девушку прямо обратное воздействие. Вместо того, чтобы смутить ее сомнениями, она усилила ее решимость бежать и попытаться защитить Уэйда. Он окажется у пещеры, в этом она ничуть не сомневалась. Ради нее Уэйд Баркли рискнет жизнью. Впрочем, он это сделает ради любого, кому понадобится его помощь, подумала она не без горечи. Он именно такой человек. Как Доминик Трент — именно такой человек, который использует других, чтобы насытить зло, въевшееся в его душу.

— Что вы сделаете, когда приедет Уэйд? — Она говорила спокойно, надеясь, что он расхвастается и прольет свет на то, что ждет их впереди. Но ей не удалось одурачить Трента.

— Вам хотелось бы это знать, моя дорогая, не правда ли? Но подождите и увидите. Достаточно сказать, что я намереваюсь доказать вам, что вам не на кого надеяться, кроме как на меня. Ни на кого больше. Алек Бэллентри — ничтожный нытик, дурак, интересующийся только самим собой, который бросил вас, когда вам больше всего была нужна его помощь. И когда дойдет до дела, Уэйд Баркли поступит точно так же.

«Ошибаешься, — подумала Кэтлин. — Может быть, Уэйд и не любит меня, но он никогда не бросит меня в беде». Трент словно прочел ее мысли, и от этого ей стало немного жутко.

— Я докажу вам это, Кэтлин. На рассвете. Вы своими глазами увидите, насколько такие, как вы, важны для Уэйда Баркли. Нет сомнения, что он бросит вас, предаст…

— Почему? — прервала его Кэтлин, устремив на него сверкающий взгляд. — Почему вам понадобилась я — женщина, у которой вы вызываете отвращение? Нет сомнения, что вы могли бы найти какую-нибудь бедную девушку, которую одурачили бы, которая охотно пошла бы к вам и…

Он ударил ее по лицу, и от сильного толчка она ударилась затылком о скалу. В голове вспыхнула острая боль, перед глазами рассыпались искорки, словно крошечные ослепительные красные звездочки.

— Никогда не задавайте мне вопросов о моей любви к вам, Кэтлин. Этого я не потерплю. Вы все поймете, когда мы закончим дело с братьями Баркли. Я собираюсь выбить из вас уверенность в том, что у вас есть на кого положиться, кроме как на меня. Даже если потребуются месяцы, чтобы научить вас этому. Или годы.

— Почему? — прошептала она, стараясь превозмочь боль в челюсти. — Я не… понимаю, почему вы не можете оставить меня в покое?

— Потому что я всегда получаю то, что мне нужно, Кэтлин. Так было всегда, и так будет и впредь. И я хочу вас. Я люблю вас. Я уже говорил это вам раньше, и теперь вы видите, как далеко я намереваюсь зайти. Я собираюсь доказать вам безоговорочно, что я — единственный человек в мире, который никогда вас не отпустит, никогда не поставит никого и ничто выше своих чувств к вам, единственный, кто всегда будет желать, чтобы вы были рядом и, — тихо добавил он, глядя на нее засверкавшими глазами, — в моей постели.

Она покачала головой, сморщившись от пульсирующей боли. С гор потянуло ветерком. Кэтлин поежилась. Глаза Трента сузились.

— Если только вы не предпочитаете всему, что я перечислил, тюрьму. — Он пожал плечами. — Возможно, просидев некоторое время под замком, вы оцените то, что я могу вам предложить.

— Я никогда не дойду до этого, — прошептала она. — Если вас не убьет Уэйд, это сделаю я. Если не сегодня, то как только вы повернетесь ко мне спиной. Как только представится возможность. Вы никогда не победите.

Она напряглась в ожидании еще одного удара, но вместо этого Трент повернул голову в направлении приближающегося стука копыт.

— Приехал шериф Пилтсон. Скоро рассветет. Пришло время обделать наше дельце.

Всадник галопом подскакал к лагерю, и Трент заставил Кэтлин встать.

Дрю Рейли пошевелился и с трудом поднялся с земли, а Джексон вылил остатки кофе из кофейника в костер.

Всадник придержал лошадь и спешился.

— Здрасте, Смоук. Мистер Трент. — Рейли он приветствовал кивком головы. Потом перевел взгляд на Кэтлин и ухмыльнулся. — Это вот и есть наша заключенная, а? Ну-ну, как говорится, те, у кого безобидный вид, — самые опасные…

И неожиданно замолчал. Они с Кэтлин уставились друг на друга.

Ухмылка медленно сползла с его лица, но Кэтлин успела заметить два золотых передних зуба и рыжие волосы. Большего ей и не нужно было.

— Вы — тот угонщик скота, — ахнула она. — Убийца! Вы убили тех двоих, Скитера Бигтза и Отгера Джонса, и пытались убить меня. Вы такой же шериф, как я!

— Ошибаетесь, маленькая леди! Видали вот это? — И он постучал грязным пальцем по серебряной звезде, ярко блестевшей на его засаленной куртке из оленьей кожи. — Добрые люди выбрали меня шерифом. Вы, верно, спутали меня с кем-то.

Он снова ухмыльнулся, словно щеголяя своими блестящими золотыми зубами. Так же точно блестело золото во рту бандита, преследовавшего ее. Кэтлин инстинктивно чувствовала, что шериф Пилтсон — это главарь банды Херли Биггз.

Чувство безысходности охватило ее. И страх. Четыре безжалостных, на все способных человека — и все против Уэйда.

«Боже милосердный, пожалуйста, дай ему выбраться из этой схватки живым», — подумала Кэтлин. Он не заслуживает того, чтобы его втягивали в эту передрягу, ведь Тренту нужна только она. Внезапно в голову ей пришла одна мысль, и она круто повернулась к нему.

— Я охотно поеду с вами, если мы двинемся прямо сейчас. Мы поедем, куда вы хотите. Я не причиню вам никаких беспокойств, можете отослать этих людей, а мы поедем только вдвоем. Можно вернуться в Филадельфию, я не возражаю. Но не нужно впутывать посторонних.

— Вы ошибаетесь, Кэтлин. Уэйд Баркли совсем не посторонний в этом деле.

— Это совершенно не так.

— А вы забыли о своей сестре? Вы, что же, собираетесь бросить ее?

Кэтлин стало мучительно больно, но ей удалось сохранить самообладание.

— Конечно, нет. Но о Бекки позаботится Уэйд. Нам… ни к чему беспокоиться ни о ком, кроме как о самих себе… Дом… Доминик. — Она заставила себя назвать его по имени, заставила себя пересилить дрожь отвращения, охватившую ее.

На мгновение она затаила дыхание, надеясь, уповая на то, что он согласится на ее предложение. Она с надеждой встретила его взгляд, умоляя, готовая на любое унижение, если таким образом удастся спасти Уэйда.

Но тут Трент внезапно подошел ближе, схватил ее за плечи и тряхнул так, что у нее стукнули зубы.

— Мы будем поступать по-моему, а не по-вашему, Кэтлин. Ведь это я все еще страдаю от боли в голове после того удара, что вы мне нанесли, это я мечтал о том, как заставить вас расплатиться. И я решаю, как, когда и где все должно происходить. Это касается и мистера Уэйда Баркли.

Он оттолкнул ее, и она упала на землю, ушибив локоть, оцарапав щеку, но изо всех сил постаралась не расплакаться от отчаяния.

Стоя над ней, Доминик Трент раздавал троим мужчинам приказания. Кэтлин почти ничего не слышала.

Она озябла, ей было больно, ужас охватил ее, но она отчетливо сознавала, что в ожидаемой схватке неминуемы кровь и неминуема смерть.

И что она ничего не может сделать, чтобы помешать этому.

Глава 29

Нежно-сиреневый рассвет занимался на небесах, в то время как одинокий всадник держал путь к высокому, окрасившемуся в пурпурный цвет обрыву Волчьего каньона.

Разгорающаяся заря была необыкновенно красива и странно контрастировала со сценой насилия, которая продолжала разыгрываться перед пещерой.

Стоявшие наверху увидели приближающегося к ним всадника. По кивку Трента охотник за головами выстрелил в воздух, всадник остановился и посмотрел в направлении выстрела.

Спустя мгновение он снова помчался вперед, уже быстрее, к скальному выходу горной породы, откуда раздался выстрел.

Кэтлин услышала топот копыт чалого, и сердце у нее бешено забилось. В полном отчаянии она еще раз проверила наручники у себя на запястьях. Тогда Доминик Трент схватил прядь ее волос, из которых выпали все шпильки и которые теперь свободно рассыпались по плечам пленницы. Он крепко потянул за светлый локон такого же цвета, как солнце, озарявшее наступившее утро.

— Никому вы не дороги так, как мне, — проговорил он ей на ухо. — Никто не станет ничем рисковать ради вас. Кроме меня. Скоро вы убедитесь, что это так.

Кэтлин ничего не отвечала. Она не могла выговорить ни слова, даже если бы ей и хотелось, потому что как раз в этот момент Уэйд с грохотом взлетел на уступ, и сердце у нее едва не разорвалось при виде его. В этот же момент Трент отпустил локон, и рука его с быстротой молнии обвилась вокруг ее шеи. Он прижал Кэтлин к груди, повернув к себе спиной. С гулко бьющимся сердцем она ощутила виском холодный стальной ствол его пистолета.

Уэйд оценил обстановку одним взглядом. Четверо мужчин — и Кэтлин.

Кровь застучала у него в висках. Ослепляющая ярость, казалось, вот-вот возьмет верх над здравым смыслом, и пальцы его нащупали курок «кольта», как вдруг он разглядел, что человек в черном плаще держит молодую женщину, прижимая к ее виску пистолет.

«Спокойнее, Баркли, — приказал он себе. — Еще не время».

Уэйд увидел ее застывший взгляд, и сердце его сжалось. В руках Трента Кэтлин казалась такой хрупкой, словно былинка на ветру. Боже всемогущий, как же она испугана! Уэйд отдал бы все, чем владел, лишь бы из глаз ее исчез страх.

Напряжение, точно удар плети, спиралью пронзило Уэйда, и его затрясло от неудержимого желания броситься к Кэтлин, оторвать от нее этого мерзавца и никогда больше не допустить, чтобы кто-то или что-то причинило ей боль.

Но вместо этого он глубоко втянул воздух и отвел взгляд от Кэтлин, чтобы прикинуть расстановку сил.

Еще трое мужчин, если считать мужчиной Дрю Рейли.

Он узнал наемного убийцу, известного под именем Смоук Джексон, поскольку видел, как тот раз-другой проезжал через Хоуп. Взгляд Уэйда сузился при виде рыжеволосого человека, носящего значок представителя закона. Он не вспомнил его, но в его фигуре и морковно-красных волосах было что-то знакомое.

Уэйд не заметил, чтобы кто-то еще прятался за камнями, в кустах или в пещере, но это еще не значило, что там никого нет. Он спешился, и его резкий взгляд снова устремился на того, кто держал Кэтлин.

— В наших краях, Трент, умеют отделать того, кто плохо обращается с женщинами. Вам не понравится, когда это произойдет.

На мгновение на лице Трента появилось удивление, но когда он заговорил, голос его звучал медленно и ровно, как всегда.

— Очень хорошо, Баркли. Для неотесанного ковбоя с вайомингского ранчо вы обладаете неплохим умением делать выводы. Вы согласны, Кэтлин?

Он ткнул дулом ей в висок. Кэтлин задохнулась, но ничего не сказала. Она не отрываясь смотрели на Уэйда.

— Вам лучше отпустить ее, — спокойно сказал Уэйд. — Не к чему прятаться за женщину. Я выслушаю вас. Можете не прикрываться ею, как щитом.

— Бросьте оружие, Баркли. Тогда мы поговорим, но не раньше.

— Нет! — вскрикнула Кэтлин, когда Уэйд хотел подчиниться.

— Быстро! — гаркнул Джексон, поднимая на Уэйда свой пистолет.

Но когда пальцы Уэйда обхватили «кольт», Кэтлин опять крикнула отчаянно и умоляюще:

— Не нужно, Уэйд! Он пристрелит вас, не раздумывая. Он на все способен!

— Спокойнее, милая. — Голос его звучал уверенно и ровно. Это был голос друга. Но в нем слышалось нечто, без слов говорящее ей — не впадай в панику. Не сопротивляйся. Еще не время. Подожди, пока можно будет действовать наверняка.

— Давайте послушаем, что нам скажет городской парень.

— Отшвырните ваше оружие вот сюда, ладно? — Трент говорил так, словно приглашал Уэйда на пикник. — Вот и хорошо. Очень хорошо.

— Теперь отпустите ее, — холодно приказал Уэйд.

Но Трент только рассмеялся; рука его по-прежнему обвивала шею Кэтлин, а пистолет так и остался прижатым к ее виску.

— Я выбираю себе… э-э-э… цель, Баркли, а не вы. Тяжелый взгляд Уэйда не отрывался от его лица.

— Вы привезли документы? Покажите мне.

«Документы! Какие документы? „ — пронеслось в голове у Кэтлин. Документы на ранчо «Синяя даль“? От изумления она на какой-то миг потеряла способность видеть и слышать, но потом земля словно покачнулась у нее под ногами, солнце превратилось в расплывчатое золотое пятно, стук в голове перерос в грохот. Наконец-то, наконец-то все становилось на свои места.

Вот она, правда, о которой говорил ей Доминик Трент. Речь шла о проверке, проверялось, что выберет Уэйд — спасти ее или сохранить ранчо «Синяя даль».

Это не человек, а дьявольское отродье! Коварство его замысла потрясло даже Кэтлин. Но при чем же здесь Дрю Рейли?

И вдруг ее осенило. Она поняла, ради какой выгоды Рейли стал соучастником этого злодеяния. Конечно. Когда — если — Уэйд передаст документы, Рейли вознаградят за помощь в осуществлении всего плана именно тем, что он хотел во что бы то ни стало добыть для своих проклятых партнеров по синдикату.

Вот чем его заманили, чтобы он наверняка согласился.

Но что, если Уэйд откажется…

Тошнота поднялась к горлу Кэтлин. Если Уэйд откажется, она будет знать наверняка, что ранчо «Синяя даль» для него важнее, чем она. Доминик Трент вынудил его сделать выбор.

В следующую минуту, не веря своим глазам, Кэтлин смотрела, как Уэйд вынимает из кармана документы.

— Подойдите и возьмите их, Трент.

— Я сделаю иначе. — Трент улыбнулся. — Шериф! Пилтсон подошел, выхватил из рук Уэйда документы и, отступив на несколько шагов, просмотрел бумаги.

— Похоже, вполне настоящие, все в порядке.

— Вы умный человек, мистер Баркли. Положим, вам действительно дорога наша прекрасная подружка. Вопрос в том, насколько? Во сколько вы оцениваете ее, эту женщину? Судя потому, что мне рассказывали, вы с ней — давайте употребим странное выражение, принятое на западе, — запали друг на друга.

— Я не позволю вам убить ее, если вы говорите об этом.

— Ну-ну, можно было бы выразиться как-то поизысканнее, — насмешливо сказал Трент. — Таким способом не завоюешь женское сердце, — добавил он с тихим смешком.

— А насилием завоюешь? — выпалила Кэтлин, но тут же задохнулась, потому что рука Трента стиснула ей шею.

— Отпустите ее, Трент! — Уэйда охватило бешенство. — Перестаньте вести себя, как малодушный трус!

— Отпустить? — Трент недобро усмехнулся. — Маловероятно, Уэйд. Леди останется со мной. Скажу больше — она и уедет со мной. Я отвезу ее в Филадельфию, чтобы она предстала перед судом.

— Судом? О чем речь, черт побери?

— А вы не знали? Она напала на меня, украла из моего дома одну вещь. Очень ценную фамильную собственность. И чуть не убила меня, чтобы добыть ее. У меня есть свидетели и доказательства. И закон — он кивнул в сторону Пилтсона — на моей стороне. На востоке ее ожидает правосудие — такое правосудие, которое посадит ее под замок в неприятнейшем месте и на очень долгое время. Если она предпочтет такой выход.

— А зачем вам понадобился вот этот? — Уэйд ткнул пальцем в сторону наемного убийцы.

— Добавочная защита, конечно. — Улыбка Доминика Трента стала шире. — Мне предстоит поездка через опасные места с опасной дамой. Я не хочу, чтобы со мной что-нибудь случилось или с ней, пока она не будет благополучно помещена за решетку, где и станет дожидаться суда.

Вперед вышел Дрю Рейли. Проведя ночь под открытым небом, он выглядел хуже некуда. Одежда его измялась, галстук съехал набок, глаза были мрачными, налитыми кровью, но в голосе все еще слышалась уверенная властная нотка.

— Все было запланировано совсем иначе, Баркли. Я нахожусь здесь для того, чтобы заключить сделку. Мистер Трент уверял меня, что если вы подпишете документ о продаже вашей доли в ранчо «Синяя даль» компании Э. М. Пидмонта, а также еще один документ, который я заготовил, в котором вы разрешаете вашим братьям и мисс Саммерз сделать то же самое, он отпустит Кэтлин и не станет возбуждать против нее дело.

Молчание воцарилось около Волчьей пещеры. Такое звенящее, что Кэтлин могла бы поклясться: она слышит стук собственного сердца — и стук сердца Уэйда.

Ранчо «Синяя даль» — это его жизнь. Его любовь. Оно было жизнью и любовью для ее отца. Он посвятил ему всего себя. Он любил каждую его пядь, каждое дерево, скалу, холм посреди равнины, каждый камешек на дне речки.

Для Уэйда подписать документ, передающий ранчо синдикату, — это все равно что оторвать у себя руку. Отказаться от части себя самого. Он не может этого сделать.

Не должен.

Но она слишком хорошо знает его — человека, который стоит лицом к лицу с врагами так спокойно, без напряжения, непринужденно. Она понимает, что им движет чувство ответственности и чести, его личный кодекс чести, по которому он живет.

Он пожертвует ради нее ранчо «Синяя даль», и это погубит его. Но тем не менее он это сделает. — Нет, Уэйд.

Она окликнула его дрожащим голосом, и он бросил на нее пронзительный взгляд.

— Не делайте этого. Я не боюсь предстать перед судом — он ничего не сможет доказать, я ничего у него не украла…

— Заткнуться! Здесь решает Баркли. — Трент еще глубже вдавил ей в висок ствол пистолета, и Кэтлин вскрикнула от боли.

— Она, очевидно, сама не знает, о чем говорит, — мягко продолжал Трент. — У меня есть свидетели, которые дадут показания в мою пользу насчет похищенной драгоценности. Представитель закона подтвердит, что слышал, как она призналась…

— Он лжет, Уэйд! Я никогда… не делала никаких признаний. Он грязный лжец…

— Да ну, мисси, это неправда. Я сам слышал, чего вы сказали. — Рыжеволосый усмехнулся, и опять в его рту блеснуло золото.

— Он даже не шериф, во всяком случае, не настоящий! — выдохнула Кэтлин. — Уэйд, я думаю, что это Херли Биггз! Я узнала его — это тот бандит, который тогда, в горах, застрелил двух человек!

Услышав это, Доминик Трент резко повернул ее к себе и с размаху ударил по щеке. Кэтлин рухнула наземь.

Едва Уэйд бессознательно шагнул вперед, как Смоук Джексон и рыжеволосый подняли пистолеты и нацелились ему в грудь.

— Стоять на месте! Ни шагу! — проревел «профессиональный охотник».

Уэйд не сводил глаз с Кэтлин. Увидев, как она с трудом стала на колени и поднесла к лицу скованные руки, он едва сдерживался, чтобы не броситься на Трента. Ярость бушевала в нем.

В эту минуту Уэйд понял, что всякий, кто станет между ними, умрет.

— Следующий, кто прикоснется к ней, первым отправится в ад, — сказал он и перевел свой сталь — ной взгляд с Трента на Пилтсона, потом на Смоука Джексона, и наконец, на Дрю Рейли.

— В вашем положении прибегать к угрозам совершенно бессмысленно, — насмешливо сказал Трент. — Вы не вооружены. Как же вы намереваетесь убить кого бы то ни было?

— Вопрос в том, Трент, готовы ли вы выяснить это? — В тихом металлическом голосе Уэйда звучала явная угроза, и это ни от кого не укрылось. Даже безоружный, один против четверых, он являл собой устрашающее зрелище. Было что-то такое в его позе, в глазах, в самом голосе, что посеяло в этих четверых семена сомнения, которое, как он знал, может погубить каждого.

— Я подпишу документы. Любые, какие хотите. Только позвольте Кэтлин подойти сюда — сейчас же.

От удара Трента перед глазами у Кэтлин все кружилось, и она с трудом расслышала слова Уэйда. С усилием покачав головой, она все же попыталась сосредоточиться.

— Нет, Уэйд, вы не можете… только не ранчо «Синяя даль»…

— Кэтлин, идите сюда. Подойдите ко мне.

— Черта с два! — Придя в ярость от того, что Баркли дал не тот ответ и тем лишил его удовольствия оставить ее исключительно на его, Трента, милосердие, Трент отчаянно старался сохранить самообладание.

Утреннее солнце засияло сильнее, поднявшись в чистом, умытом небе во всем своем блеске, и самодовольства и самоуверенности Трента как-то поубавилось. От яркого слепящего света у него заболела голова. Казалось, в ней стучит барабан. И все по вине Кэтлин. И Баркли. Все по их вине.

Потому что теперь Баркли все испортил. Вместо того чтобы почувствовать себя сломленной, Кэтлин узнала, что ковбой готов принести ради нее огромную жертву. Злоба, слившись в одно целое с болью, охватила Трента. Словно издалека он услышал голос Дрю Рейли. Торопливый и обрадованный, он начал давать указания.

— Мудрое решение, Баркли, — сказал Рейли. — Подпишите документы, передайте их сюда, и я сам приведу к вам Кэтлин.

— Черта с два! — Смоук Джексон заступил ему дорогу, когда тот уже направился было к женщине, стоявшей на коленях в пыли.

— Вы что же, думаете, я позволю ей уйти, да, Рейли? — Трент растянул рот в усмешке. — Какое решение ни принял бы Баркли, конечный результат один. Если вы этого не предполагали, значит, вы еще больший дурак, чем я думал. Она уедет со мной — теперь и навсегда. Вы были орудием, и ничем больше, а теперь, — холодно добавил он, — вы уже бесполезны.

Рейли побледнел.

— Мы договорились. Если вы нарушите наш договор, я… у меня не останется выбора, как только сейчас же прекратить помогать вам и сотрудничать с вами…

— Это меня вполне устраивает, Рейли. Вы больше никоим образом не являетесь частью этого предприятия.

Дрю скривился, его лицо стало еще краснее от негодования.

— Предупреждаю вас, Доминик, что если вы вызовете Кэтлин в суд, я употреблю свое влияние, чтобы дискредитировать вас и все, что вы…

Трент поднял пистолет, который держал у головы Кэтлин, и нацелил его на Рейли.

Прогремел выстрел, и тот упал замертво. Кэтлин вскрикнула, и тут все смешалось, слившись в едином вихре стрельбы, криков боли и свиста пуль, — на лужайке началось настоящее сражение. С быстротой молнии Уэйд выхватил спрятанный за голенищем пистолет. Он и Смоук Джексон выстрелили друг в друга одновременно.

Пуля попала наемному убийце в живот, и он опрокинулся навзничь, рухнув на землю, как дуб, подрубленный под корень. Но похолодевшая от ужаса Кэтлин увидела, что Уэйд тоже упал и кровь хлынула из его груди, заливая одежду.

— Нет! — С криком она вскочила на ноги и бросилась к Уэйду, увидев, что Доминик Трент целится в него, неподвижно лежащего в луже крови.

Раздумывать и колебаться было уже некогда. Она накинулась на Трента и ударом отбросила его руку в тот момент, когда он нажимал на курок. Пуля ушла в сторону, а потом они с Трентом оба оказались на земле, и он попытался подмять ее под себя.

Но Кэтлин двигало отчаяние, сознание своей правоты и… любовь. Она вывернулась, сцепила вместе руки в наручниках и ударила Трента прямо в лицо двумя кулаками сразу. Он хрюкнул от боли, на мгновение откинулся на спину, но потом медленно поднялся.

— Вы заплатите за это, моя красавица, за это и за все остальное! — Маска самодовольного холодного презрения спала с него, и наружу вырвалась отвратительная животная злоба. — Вы и ваш неотесанный ковбой — вы оба мне заплатите!

Но тут их обоих заставили обернуться неожиданно раздавшиеся выстрелы. Кто-то выстрелил в Пилтсона с высокой скалы над Волчьей пещерой. Мнимый шериф повалился ничком, успев при этом тоже выстрелить.

Кэтлин взглянула вверх, на высокую скалу, но солнце светило ей прямо в глаза, мешая узнать стрелявшего, ей удалось только рассмотреть, что это был высокий темноволосый человек, — она могла бы поклясться, что это Уэйд. Но Уэйд лежал раненый в двенадцати футах от нее, истекая кровью. И вдруг она поняла — это Ник!

И вновь все силы ада вырвались на волю, и на лужайке загремели выстрелы. Пилтсон и Ник Баркли опять обменялись выстрелами, а следующее, что увидела Кэтлин, — Трент тоже целится в Ника.

Все произошло так быстро, что Кэтлин потом так и не сумела вспомнить все подробности. Она заметила пистолеты Уэйда, валяющиеся на земле, и не долго думая схватила один из них и крепко сжала обеими руками. Пока Трент, прищурившись против солнца, брал на мушку Ника, отлично видимого на скале, Кэтлин подняла тяжелый пистолет и со всей силы опустила его на голову Трента.

Раздался жуткий треск, и Трент упал лицом вперед.

Тут же послышался выстрел. Пилтсон вскрикнул и тоже упал. Его дородное тело корчилось под солнцем.

Кэтлин, не теряя времени, подлетела к Уэйду. Глядя на его посеревшее лицо, она забыла о своих страданиях и боли. Большая лужа крови уже собралась под его распростертым телом.

— Уэйд! О нет, Уэйд, пожалуйста! — Она задыхалась. Чувство безысходности, страх и невозможность поверить в случившееся охватили ее.

Он лежал неподвижно, так неподвижно! Неподвижно, как мертвый.

— Не смей умирать! — Кэтлин изо всех сил старалась не потерять сознание, глядя, как кровь окрашивает его рубашку, алой струйкой стекая вниз.

Она огляделась, ища, чем остановить кровотечение, и вспомнила о своей шали, оставшейся в коляске. Бросившись со всех ног туда, Кэтлин схватила шаль, сразу же вернулась и попыталась остановить кровь.

— Уэйд, послушай меня. Ты не можешь умереть! Я не позволю!

— Все… такая же властная и… своенравная, как всегда… — Шепот его был таким тихим, что казалось, ей это почудилось. Потом он медленно открыл глаза. Она приникла к нему, в душе ее вновь родилась надежда.

— Да, это я, Уэйд. Властная и своевольная. И я велю тебе — приказываю: не покидай меня, останься со мной.

— Никогда я… не покину тебя.

— Правильно, милый, не покинешь.

Нужно остановить кровотечение, и с Божьей помощью попробовать отнести его в повозку и отвезти в город. Ему нужен врач, и немедленно. Кровь промочила ее шаль и запачкала дрожащие пальцы.

Ужасная мысль о том, что жизнь капля за каплей вытекает из него, вызвала у нее слезы.

— Ты… плачешь.

— Не важно.

— Ты… никогда не плачешь. Он… сделал тебе больно?

— Нет, Уэйд, со мной все в порядке. Я сейчас подгоню коляску Рейли. Нужно отвезти тебя в Хоуп.

— Не… уходи. Мне нужно сказать тебе…

— Я сейчас вернусь, обещаю. — Кэтлин говорила с жаром, глотая слезы.

— Нет. Послушай меня. Я… люблю тебя.

Его слова вытеснили охватившее ее ощущение беспомощности, и слезы ее полились быстрее.

— Я тоже люблю тебя, но мне нужно подвести…

— Слушай… меня.

Она замерла без движения. Сердце у нее бешено колотилось, мир, казалось, рассыпался на тысячу кусочков, пока она смотрела в его измученные болью глаза.

— Я… слушаю, — потрясенно прошептала она.

— Я оставлю… ранчо «Синяя даль». Тебе. Если ты не захочешь жить здесь, мы уедем… куда-нибудь. Куда захочешь. Я не хочу быть таким, как… Риз. Я пойду за тобой, Кэтлин…

Кэтлин снова заплакала, цепенея от ужаса каждый раз, когда его дыхание с хрипом вылетало из груди.

— Я люблю тебя больше… всего на свете. — Уэйд, с усилием выговаривая эти слова, не сводил с нее глаз. — Не… оставляй… меня.

— Я никогда не оставлю тебя, Уэйд. Никогда. И никогда не уеду с ранчо «Синяя даль». Ты поправишься, и мы будем жить одной семьей — ты, я и Бекки, — и у нас будут свои дети, столько, сколько ты захочешь, но сейчас нужно отвезти тебя к доктору…

Слова ее прервал голос, от которого она вся съежилась.

— Вы хотите сказать, к гробовщику?

Кэтлин, вздрогнув, резко обернулась. Рядом с ними, покачиваясь, стоял Доминик Трент. Из головы у него текла кровь, заливая лицо и окрашивая одежду в алый цвет, глаза жутко блестели. Стараясь стоять прямо, он застонал, но ему все же удалось поднять пистолет настолько, чтобы прицелиться в Уэйда, лежащего на земле.

— Нет! — Ее безумный крик почти заглушил звук выстрела. Трент вдруг пошатнулся и упал лицом в пыль.

Кэтлин смутно слышала где-то в отдалении голос Ника — он что-то кричал со скалы позади пещеры. Словно во сне, она посмотрела на Уэйда.

— И кому теперь нужен… гробовщик? — прошептал Уэйд.

Он слегка усмехнулся — то была лишь слабая тень его прежней усмешки, — потом опустил руку с дымящимся пистолетом.

И закрыл глаза.

Глава 30

День сменял ночь. Время тянулось бесконечно — унылые, однообразные часы, полные беспомощного ожидания.

Кэтлин почти утратила ощущение времени. Все ее существо сосредоточилось на Уэйде. Она сидела у его кровати, охраняя его беспокойный, лихорадочный сон, глядя в его затуманенные страданием глаза, смотревшие на нее, не узнавая, в те короткие моменты, когда он, казалось, бодрствовал. Она кормила его с ложечки бульоном, обтирала лицо прохладной салфеткой, тихо разговаривала, когда он, обессилев, забывался сном.

И постоянно молилась — даже в самые темные, глухие ночные часы.

Она могла для него сделать только это и ничего больше.

Полуденное солнце скользило по ярко-бирюзовому небу. Сидя в кресле-качалке, она смотрела на него и даже не поднимала головы, когда сзади открывалась дверь.

«Я люблю тебя… я пойду за тобой, Кэтлин… «

Она вспоминала его слова, произнесенные посреди залитой кровью лужайки, и горло ее сдавливали неслышные рыдания. Уэйд был готов отказаться ради нее от ранчо «Синяя даль» и уехать с ней. Он любит ее! Сильнее, чем ранчо, сильнее, чем дом, в котором прожил всю жизнь.

Он ее любит.

Он это доказал, спас ее во время той ужасающей, страшной ночи и, возможно, заплатил за это жизнью. А она сомневалась, колебалась, убежала от него на танцах, и эти гордость и глупость позволили Дрю Рейли похитить ее и отвезти к Доминику Тренту.

«Я люблю тебя, Уэйд. — Эти слова она произнесла сердцем. — Вернись ко мне, и я никогда больше не стану таить от тебя свою любовь! «

Слишком долго она скрывала свои чувства. А теперь, пожалуй, уже поздно.

«Боже всемогущий, пожалуйста, сделай так, чтобы не было слишком поздно — снова и снова молила она, стискивая руками подлокотники кресла. — Пожалуйста, дай нам шанс… «

— Никаких перемен, сеньорита?

Рядом с ней появилась Франческа, и Кэтлин, покачав головой, почувствовала у себя на плече крепкую руку экономки.

— Вы ни на миг не встаете с этого кресла. Вы спали здесь всю ночь?

— Разве это имеет значение!

— Спуститесь вниз и поешьте как следует. Сеньор Ник и сеньор Клинт уже позавтракали. Они придут сюда и посидят с ним, пока вы…

— Нет, Франческа. Потом. Мне хочется еще немного побыть здесь.

Ник послал телеграмму Клинту в Колорадо, и тот приехал вчера поздно вечером усталый, покрытый дорожной пылью. Лицо у него посерело от тревоги. Он спрыгнул с седла и взлетел вверх по ступеням, чтобы узнать, как чувствует себя Уэйд.

Он был так же красив, как Уэйд и Ник. Присутствие двух младших братьев Баркли немного ус-покоило Кэтлин. Оба они были такие жизнерадостные, такие веселые и уверенные в себе — совсем как Уэйд. И в них была, кроме физической, некая внутренняя сила, сила, которой напитал их Риз. Сила, которая могла бы сослужить хорошую службу Уэйду, пока он боролся с горячкой и потерей крови.

Такие люди, как братья Баркли, никогда не сдаются, твердила себе Кэтлин все эти дни, находя в этом некоторое утешение.

— Вы уверены, сеньорита? Сеньор Уэйд, он не хотел бы, чтобы вы заболели от голода или от чего-то еще.

— Я хорошо себя чувствую, Франческа. Может быть, я спущусь немного погодя.

Франческа издала глубокий вздох. Сеньорита говорит это вот уже несколько дней и ест только то, что ей приносят на подносе, да и то совсем чуть-чуть.

— Если передумаете, есть сандвичи с индейкой, холодной говядиной и ветчиной и корзина печенья от сеньоры Уивер. А сеньорита Портер привезла пирог со свежими персиками.

Кэтлин кивнула и слегка улыбнулась, но глаза ее смотрели по-прежнему печально.

— Все так добры. И вы тоже, Франческа. Спасибо.

— Ваша сестра беспокоится о вас. Мы все беспокоимся.

— Беспокоиться нужно об Уэйде. Ему нужны наши молитвы.

— Да. Но, сеньорита, он очень сильный. Доктор, может, и сомневается, но я знаю сеньора Уэйда с тех пор, как он был мальчишкой. Он поправится.

— Да. — При этих словах на бледном лице молодой женщины появились признаки жизни. Она погладила экономку по руке. — Спасибо, Франческа. Я тоже уверена, что он поправится.

Голос ее немного окреп, когда она произносила эти слова. Она нагнулась и взяла большую жесткую руку Уэйда. Она была такая большая — и Кэтлин хорошо помнила ее силу, — но теперь совершенно бессильно лежала поверх простыни, и безвольны и безжизненны были длинные загорелые пальцы.

— Он поправится, — пылко прошептала она самой себе. Но при этом смутное сомнение оставалось все же в ее сердце, словно спрашивая: тогда почему же тебя не покидает этот ледяной страх?

Она постаралась прогнать это чувство. Уэйд борется за жизнь, а она будет бороться за свою веру в него. Надежда — вот что ему нужно теперь, надежда и смысл жизни. Она должна дать ему и то и другое.

— Уэйд, я знаю, что ты слышишь меня, — прошептала она. — Я здесь, и я тебя не оставлю. Мы будем жить вместе на ранчо, пока не станем такими старыми и седыми, что не сможем даже вспомнить свои имена. Пока не сможем вспомнить, как оседлать лошадь и как надеть сапоги. Но мы всегда будем помнить нашу любовь и день, когда признались в этом друг другу.

Лицо Уэйда покрылось потом. Он беспокойно задвигался во сне, и стон с хрипом вырвался из его груди, но потом, кажется, уснул крепче.

За все эти дни он ни разу так и не открыл глаза.

Кэтлин погладила его руку. Она молилась, глотая слезы.

— Она его не оставит. — Франческа покачала головой. — Все одно и то же — сидит там и смотрит на него. Скоро доктору придется приходить к ней.

— Не волнуйтесь из-за этого, Франческа. — Клинт отодвинул свой стул от обеденного стола. — Если понадобится, мы и на руках принесем ее завтракать.

На эти слова Франческа одобрительно кивнула и поспешила на кухню, а Клинт, взглянув на Ника, немного смущенно произнес:

— Похоже, братец нашел себе женщину такую же упрямую, как он сам.

— Да уж это точно. Вот только если бы он использовал свое чертово упрямство, чтобы побороть болезнь. — Ник потер воспаленные глаза. С того утра, как был ранен Уэйд, Ник спал не больше часа с небольшим в день. — Если бы я только подоспел раньше! Я уже несколько дней шел по следу Биггза. Вызнал, что этот сукин сын пользуется значком шерифа Пилтсона. Но не сумел поймать его вовремя…

— Хорошо, что ты подоспел туда тогда, когда подоспел, — прервал его Клинт. — Теперь незачем упрекать себя. Что было, то было. И самое меньшее, что мы можем сделать, — это притащить сюда его женщину и заставить ее проглотить хоть что-нибудь.

Ник обошел вокруг стола и кивнул.

— Ты прав. Если мы допустим, что с ней что-то случится, он с нас три шкуры спустит. Жаль, ты не видел, Клинт, как он смотрит на нее. Я вот видел их пару раз вместе — так вот, искры летели, как будто кто-то метал молнии посреди прерии.

— Значит, нам нужно о ней позаботиться. — Клинт направился к двери в сопровождении брата. — Давай-ка приведи ее вниз и проследи, чтобы она поела, а я посижу у Уэйда. Может, если я спою ему, он очнется. Он всегда терпеть не мог моего пения.

Ник тяжело вздохнул.

— Это потому, что оно похоже на крик осла.

— Тогда, может, оно проникнет в его толстую черепушку, он очнется и спустит меня с лестницы. — Клинт говорил весело, но лицо у него, когда он шел по ступенькам наверх, было угрюмое и осунувшееся.

Ник изо всех сил старался сохранить стоическое выражение лица и владеть своими чувствами, когда вошел в комнату к брату. Обоим им жизнь без Уэйда представлялась немыслимой — достаточно того, что они совсем недавно потеряли Риза. Уэйд должен выкарабкаться, но если он не очнется в ближайшее время, он не очнется никогда. Таково мнение врача.

В доме было тихо, жутко тихо. Из окна кабинета Риза Кэтлин увидела Бекки и Маркиза. Девочка сидела на траве под сосной и плела для Уэйда венок из одуванчиков. Голова Маркиза лежала у нее на коленях. Мирная картина, словно ничего и не произошло.

Но вчера ночью Кэтлин услышала, что Бекки плачет в своей комнате, и тут же, оставив Уэйда, пошла к сестре.

— Я не хочу, чтобы Уэйд умер! — рыдала Бекки.

— Он и не умрет. Он сильный. Он обязательно поправится!

— Ты обещаешь?

Она притянула сестренку к себе.

— Я… я не могу обещать, — с трудом, собрав всю решимость, выговорила она спокойным тоном. — Но я верю. И ты тоже должна верить, Бекки. Попытайся.

— Мы потеряли маму с папой, а ты потеряла Риза. Это несправедливо.

Срывающийся голос сестренки, ее залитое слезами личико… Кэтлин словно ножом резануло по сердцу.

— Да, но жизнь не всегда бывает справедливой, — спокойно ответила она. — Я думаю, что ты должна это понять, Бекки. И не оставлять надежду на лучшее.

— Уэйд и есть лучшее. Он лучше всех, добрее всех и красивее всех. — Она серьезно посмотрела на Кэтлин. — Если он поправится, ты будешь с ним снова дружить? Будешь к нему лучше относиться?

Кэтлин поцеловала ее в щеку.

— Ты угадала. Я собираюсь выйти за него замуж.

И теперь, сидя в кожаном кресле, в котором ее отец работал, строил планы, отдавая все силы, чтобы превратить свое ранчо в процветающее имение, где он наслаждался прекрасным видом, курил сигары и учил Уэйда, как управлять хозяйством, она подумала: насколько изменилась ее жизнь с тех пор, как она приехала на ранчо «Синяя даль», насколько изменилась она сама. И причиной всех этих перемен был Уэйд. И это место, и этот дом, и эта великолепная долина. Перед ней были разложены письма, которые она нашла в тот вечер, на танцах в честь Майского дня. Она достала их из ридикюля в ту ночь, когда был ранен Уэйд, но забыла и думать о них — до сегодняшнего дня. После того как Клинт, Ник и Франческа насели на нее и заставили сойти вниз на кухню съесть сандвич, она вспомнила о письмах и принесла их в кабинет Риза, чтобы прочесть.

Ей казалось, что это нужно сделать здесь, и нигде больше.

Она не думала, что на сердце у нее станет еще тяжелее, но именно так и произошло, когда она вновь перечитала слова, которые написала, будучи ребенком, — слова, полные надежды, пылкие, выражающие горячее желание узнать своего родного отца — человека, брошенного ее матерью. Но когда она начала читать письма Риза, в груди у нее словно завязался тугой узел, и душевная боль стала почти невыносимой.

«Моя дорогая дочка Кэтлин, я знаю, что ты не можешь меня помнить, но я тебя никогда не забывал. Ты была младенцем, который лежал у меня на руках и которого я убаюкивал каждую ночь. Я пел тебе песенки, сидя у себя в кабинете, глядя на звезды. Когда я пел, ты улыбалась, мирно засыпая.

Я знаю, что теперь ты совсем взрослая девочка — тебе семь лет. Мне бы хотелось навестить тебя и ненадолго привезти тебя сюда, на ранчо «Синяя даль». Здесь очень красиво, и тебе, наверное, здесь понравится. Мы снова узнаем друг друга. А на берегу ручья, за домом, можно будет устроить пикник, а потом съездить верхом в горы, и я познакомлю тебя со всеми нашими лошадками. Я выберу самую славную и красивую, чтобы ты могла на ней ездить.

Как тебе это предложение? Если захочешь приехать, напиши мне, и я договорюсь с твоей мамой о поездке. Я не задумываясь проделал бы долгий путь через дикие места, равнины и горы, лишь бы обрести тебя. Потому что я люблю тебя, дорогая моя Кэтлин. Ты — моя маленькая девочка, и не важно, как далеко ты от меня, ты всегда будешь моей любимой маленькой девочкой.

С любовью, твой папа».

Другие письма походили на это — написанные год спустя, два года. Каждое говорило о любви Риза. Каждое врезалось в ее сердце, как острый нож, но боль при этом была почему-то сладкой, мучительно сладкой.

Кажется, наконец все стало на свои места. Отец любил ее, хотел ее видеть, пытался стать частью ее жизни. Он никогда не забывал о ней, никогда от нее не отказывался, даже после всех этих лет, после писем, оставшихся без ответа, после несбывшихся надежд.

Даже будучи при смерти, он думал о ней. Разузнав, что она в трудном положении, он сделал так, чтобы у нее были дом и человек, который станет о ней заботиться.

Уэйд. Самый добрый, самый храбрый и надежный человек из всех, кого она знает.

Человек, которого она полюбила всем сердцем. Если бы только Риз знал…

Кэтлин почему-то чувствовала, что Риз знает. Надеялась на это. Но кое-что она должна выяснить. Кто не давал им с Ризом сблизиться все эти годы? Кто прятал письма обоих адресатов? И тогда, во время танцев, отдал их ей — всю пачку?

Услышав в холле шаги, она подняла голову.

— Кэтлин, дорогая! — В дверях появилась Уиннифред Дейл. — Франческа сказала, что вы здесь. Можно войти?

— Конечно.

Брови Уиннифред от волнения сошлись в ниточку. — Как Уэйд? Кэтлин вздохнула.

— Все так же. Но я… мне кажется, сегодня он очнется. Я как раз хотела подняться наверх…

— Тогда я вас не задержу. Я привезла немного тушеного мяса — Франческа отнесла его на кухню. С тех пор, когда ужинала здесь, я запомнила, что дорогой Уэйд всегда любил тушеное мясо. Вот Клинт, тот любил больше всего жареную курицу, Ник — ветчину с имбирным соусом, который готовит Франческа, но Уэйд… —

Голос ее замер. — Что такое? Что это вы так на меня смотрите, милочка?

Ледяной озноб пробежал по спине Кэтлин. Невероятная догадка мелькнула в голове.

— Вы часто обедали здесь с моим отцом?

— Часто? Ну, я бы так не сказала. Время от времени. Мы были очень близкими друзьями, как я вам уже говорила. — Уиннифред заложила за ухо прядку каштановых волос.

— Но… только друзьями… все эти годы?

— Да, это так. Только друзьями.

— Он был красивый мужчина. — Кэтлин говорила медленно, ее взгляд мгновенно метнулся на фотографию, где были изображены Риз, Клинт, Ник и Уэйд. — Это был человек добрый, с большим сердцем и щедрый. В такого мужчину женщине ничего не стоит влюбиться.

— Да, наверное, это так. — Яркие пятна появились на щеках Уиннифред. Руки взметнулись к горлу, потом снова упали. — То есть нам с Ризом было хорошо вместе. Мы всегда были в прекрасных отношениях, ни разу ни о чем не спорили, но… весь Хоуп и вся долина вообще-то знали, что он не переставал любить вашу матушку ни на одно мгновение. Это, разумеется, знала и я. Так что, естественно, я не…

— Вы не позволили себе влюбиться в него? — Колени у Кэтлин дрожали, когда она шла вокруг письменного стола. Она остановилась перед Уиннифред, испытующе глядя ей в глаза. — Но нельзя запретить себе влюбиться, Уиннифред, — мягко сказала она. — Это происходит независимо от вашего желания. Разве с вами было не так?

Какое-то время собеседница молча в изумлении смотрела на нее, потом лицо Уиннифред вспыхнуло.

— Да. Да, детка, я… любила его. А как же иначе? — прошептала она. — Это был лучший человек из всех, кого я знала.

Комната закружилась у Кэтлин перед глазами. Она отступила и ухватилась за край стола, чтобы не упасть.

— И поэтому вы прятали его письма ко мне и мои к нему? — прошептала она. — Я не понимаю зачем?

— Письма? Я никогда… я не знаю, о чем вы говорите, дорогая. — Тут взгляд Уиннифред упал на письма, разбросанные на столе. Рядом лежала смятая розовая ленточка. Уиннифред побелела как мел.

— Скажите мне правду, Уиннифред. Пора. — Кэтлин пыталась подавить гневное негодование и смятение, охватившие ее. — Вот эти письма. Кто-то вернул их мне во время танцев. Это сделали вы, не так ли?

На лице Уиннифред появилось такое выражение, словно она, забыв приличия, вот-вот выбежит из комнаты. Страх и стыд боролись в ее душе, а потом она, тяжело вздохнув, закрыла лицо руками.

— Да, Кэтлин. Это сделала я. Если бы вы знали, как мне хотелось все рассказать вам с самого начала, но я боялась причинить вам боль. Вы должны возненавидеть меня. — Голос ее задрожал от едва сдерживаемых слез. — Я сама себя ненавижу.

Уиннифред заплакала. Кэтлин старалась не растрогаться. Ее охватило справедливое возмущение, и вместе с тем она была смущена.

— Уиннифред, скажите же, зачем вы так поступили? Неужели вы всерьез думали, что маленький ребенок представляет угрозу тем чувствам, которые Риз, как вам казалось, может испытывать к вам?

— Вы не понимаете, Кэтлин. Просто не понимаете. — Мучительные, судорожные рыдания вырывались из ее груди. Слезы струились по ее лицу. Шагнув вперед, она в отчаянии протянула руки к Кэтлин, но та торопливо отступила за письменный стол, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

— Он так хотел, чтобы Лидия вернулась. — Плечи Уиннифред вздрагивали от плача. — Он часто говорил о ней, он рассказывал мне, что мечтает об этом. Он был уверен, что это произойдет, когда она узнает, что ранчо «Синяя даль» стало образцовым хозяйством и становилось все более прибыльным, и что она к нему приедет вместе с вами. Он надеялся, что вы снова станете одной семьей, включая и мальчиков… — Она глубоко, прерывисто вздохнула и продолжала торопливо: — Я знала, что он написал вам — он говорил мне, что собирается пригласить вас побывать на ранчо. И принес мне письмо на почту. Вы должны понять, Кэтлин, у меня были надежды на то, что, если Лидия не вернется, он, может быть, когда-нибудь полюбит меня. Не так, как я его люблю, но немного, совсем немного, и я была бы счастлива. Вы понимаете, Кэтлин?

Она взглянула на Кэтлин, стоявшую неподвижно и вслушивавшуюся в каждое слово. Потом Кэтлин с трудом заговорила, голос у нее тоже прерывался:

— Нет, Уиннифред, не понимаю. Но продолжайте: самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, это все объяснить.

— Я испугалась, что, если вы приедете погостить, Лидия может сопровождать вас. И когда она своими глазами убедится, каких успехов добился Риз на ранчо, то решит вернуться к нему. А она не заслуживала его, Кэтлин, ничуть не заслуживала! — Уиннифред говорила торопливо, с дрожью в голосе. — Она бросила его, когда ему было трудно, и мне не хотелось видеть, как она снова войдет в его жизнь, когда он добился успехов…

— К тому времени она уже была замужем за другим, — холодно вставила Кэтлин. — И была счастлива. Она любила ту жизнь, которую дал ей Джиллис Тамарлейн.

— Я ничего этого не знала. И потом, — пробормотала Уиннифред, чьи глаза все еще были полны слез, — как могла она любить другого, если можно было вернуться к Ризу? Не было никого лучше его, щедрее, благороднее… — Всхлипнув, она осеклась. — Ей нужно было только вернуться и… — Уиннифред вытащила из ридикюля платочек, отороченный кружевом, и вытерла мокрые глаза. Она вся дрожала и безуспешно старалась взять себя в руки. — Я… я перехватила первое письмо, Кэтлин. Мне очень жаль. Но… я боялась, что если вы его получите, я потеряю все шансы на то, что Риз обратит на меня внимание. Ведь она была настоящей красавицей, а я… — Она закрыла глаза, голос ее упал, звуча еле слышно. — Не отослав письмо, я стала терзаться угрызениями совести. Я знала, что это нехорошо, но я… я спрятала его, сохранила и никогда не признавалась Ризу в том, что совершила. А когда вы не ответили ему, он был страшно расстроен. — Она прерывисто вздохнула, открыла глаза и уставилась на Кэтлин умоляющим взглядом.

— А потом, — продолжала она, — через несколько месяцев вы ему написали. Меня снова охватил страх, к тому же я встревожилась, что он может что-то заподозрить, узнав, что вы не получили его письма. Поэтому ваше письмо я тоже спрятала. А потом и все остальные, ваши и его, — я перехватывала все письма. — Она так крепко стиснула платок, что у нее побелели костяшки пальцев. — Однажды начав, я уже не могла остановиться, и все время надеялась… надеялась… Видите ли, если бы он только полюбил меня, хоть немножко, и мы поженились бы, я бы послала за вами, Кэтлин, клянусь вам!

Кэтлин, потрясенная, только и могла что смотреть на нее и молчать.

— Вы хотя бы понимаете, что наделали, Уиннифред? — проговорила она наконец. — Что заставили меня возненавидеть его? Что причинили ему боль, потому что я так и не приехала сюда под конец его жизни, когда он был при смерти, поскольку считала, что он не хочет меня видеть?

— Да, — прошептала Уиннифред. — Я понимаю. Я сожалела об этом — ах, я сказать вам не могу, как сожалела! И все оказалось впустую, потому что Риз так и не обращал на меня внимания, никогда, ни разу не подумал обо мне… в этом смысле. Я оставалась для него только другом. Хорошая, надежная и стойкая Уиннифред. — Она покачала головой, и из глаз ее потекли горькие слезы. — Он настолько ослеп от любви к Лидии и тоски по вас, что так и не понял, что я к нему чувствую.

У Кэтлин перехватило дыхание. Она смотрела на женщину, которую встретила в свой первый день в Хоупе, женщину, которую, как ей казалось, она знала. Да, хорошая, надежная, стойкая Уиннифред. Ничего, кроме этого, Кэтлин не видела, но, конечно, все обстояло гораздо сложнее. Человек — непростое существо, в нем всегда смешаны добро и зло. Только немногие состоят из одного зла — такие, как Доминик Трент и Херли Биггз. А некоторые, как Уэйд, — одно сплошное добро. Но столько людей находятся где-то на грани света и тьмы — слабые, безвольные, совершающие порой ужасные ошибки.

— В конце концов я уже больше не могла этого вынести. Своей вины, я хочу сказать. — Уиннифред скомкала мокрый платочек и раскаянно посмотрела на Кэтлин. — Я привезла все письма на танцы и спрятала их в складках вашей шали. Мне хотелось, чтобы они были у вас, чтобы вы поняли, как сильно он вас любил. Я боялась, что вы меня заподозрите, станете задавать вопросы и подадите в суд, но я рискнула, Кэтлин, чтобы вы в конце концов все узнали. — Голос у нее был тихий, безнадежный и усталый. — Это… чего-нибудь стоит, детка?

— Да, Уиннифред, наверное, стоит. — Кэтлин покачала головой. Она пока что не пришла в себя от потрясения и не знала, что еще сказать. — Но если вы просите меня о прощении…

— Нет-нет, не прошу. Этого я не жду. — Уиннифред все еще терзала в руках платочек. — Только… только понимания. Если вы можете. И покоя. Я думаю, что теперь, когда вы все знаете, это вас успокоит… насчет Риза… и что вы, может быть, наконец… наконец простите его.

И с этими словами Уиннифред Дейл повернулась и выбежала из комнаты.

Кэтлин не могла пошевелиться. Горло у нее саднило. Она не знала, сколько времени простояла так, потом внезапно двинулась к входной двери, вышла на крыльцо и, не останавливаясь, пошла дальше.

Глава 31

Под палящим солнцем стояла Кэтлин у могилы Риза. Когда-то она поклялась, что ни за какие блага мира не придет сюда больше. Но тогда она еще не знала правды.

— Я ошиблась в тебе, папа, — прошептала она. Горе стеснило ей грудь. — Наверное, в этом не только моя вина, но мне следовало верить в глубине души, что ты не бросил меня. А теперь слишком поздно. Жаль… — От наплыва чувств она слегка покачнулась. — Жаль, что нельзя все переиначить, что нельзя увидеть тебя хоть разок. — Голос ее пресекся. — Чтобы можно было поговорить, понять друг друга. Жаль, что я не приехала к тебе, когда ты позвал меня. Но я ожесточила свое сердце, — тихо сказала Кэтлин, — а ты — нет. — Неожиданно она опустилась на колени рядом с изголовьем могилы. — Пожалуйста, прости меня, — попросила она.

Слезы полились из ее глаз, и Кэтлин не могла и не хотела удержать их. Да это и не имело значения. Стоя на коленях, она раскачивалась взад-вперед, в голове у нее всплывали смутные воспоминания о крупном человеке, который держал ее на руках, о его низком ласковом голосе, смехе, запахе сигарного дыма…

Вдруг глаза ее широко раскрылись. Сигарный дым. Она ощущает именно тот запах, который витал в воздухе в кабинете Риза, когда она впервые вошла туда. Она чувствует его и здесь, на лужайке, рядом с его могилой.

— Папа! — удивленно воскликнула Кэтлин.

И тут она поняла — Риз был здесь, рядом с ней. Пока она грезила — одно мгновение, — она ощущала его присутствие, радуясь, что ее охватывают целительное умиротворение и любовь к отцу, почти наяву осязая его объятие, от которого все вокруг словно засверкало.

— Папа, я люблю тебя, — тихонько сказала Кэтлин, и в душу ее ворвалось счастье. В следующее мгновение она уже стояла на ногах.

«Иди к Уэйду. Сейчас же. Ты ему нужна! « Она не слышала этих слов, она их почувствовала. Угадала сердцем, словно кто-то любящий произнес их на самом деле. Она круто повернулась и побежала прямиком к дому.

На крыльце Кэтлин столкнулась с Ником, который только что вышел из двери.

— Что случилось? — вскрикнула она, в ее широко раскрытых глазах мелькнуло отчаяние.

— Он пришел в себя. Спрашивал о вас. Я как раз иду вас искать…

Она рванулась мимо него, и он не успел договорить. Ник затопал по ступенькам следом за ней.

Когда она подошла к двери, Клинт стоял у кровати, и на его красивом лице сияла улыбка — широкая, как сам Вайоминг. А Уэйд сидел, опираясь на подушки. Вид у него был слегка бледный и усталый, и он как будто немного постарел. Но никогда не казался он таким красивым, по крайней мере Кэтлин. Сначала она не могла двинуться с места, а только еле слышно шептала благодарственную молитву и пыталась осознать это чудо исцеления.

— Ну, Уэйд Баркли, много ж вам потребовалось времени! Я уже начала терять терпение! — И, подлетев к краю кровати, она сжала его руку.

Он смотрел на нее ясным и твердым взглядом.

— Вы ведь не волновались из-за меня… принцесса… не волновались?

— Конечно, нет! — Она смеялась, гладила его руку, пытаясь сдержать безграничную нежность, наполнявшую ее сердце. Наклонившись, она запечатлела горячий поцелуй на его щеке, не обращая внимания на то, что отросшая щетина оцарапала ей лицо. — С какой стати буду я беспокоиться из-за надменного, упрямого, невыносимого человека вроде вас? — прошептала она. Горло у нее стиснуло.

— Она всего лишь сидела здесь всю неделю напролет и чуть не уморила себя голодом, — сухо заметил Клинт, но при это он улыбался так широко, что, наверное, его челюстям было больно.

— Всю… неделю? — Уэйд все еще не сводил глаз с Кэтлин. Ее лицо пылало от радости, но он все равно заметил пожелтевший синяк у нее на щеке, и ему снова страшно захотелось пристрелить Доминика Трента. — Я пролежал в постели… целую неделю?

— Именно так, лентяй ты этакий. — Ник вышел вперед, опустив руки в карманы. — И это не очень-то радовало всех нас. Нам пришлось выполнять всю твою работу, а также делать попытки позаботиться о твоей леди, потому что ей хотелось одного — сидеть рядом с тобой. Зачем — непонятно, — добавил он, — ведь ты ничего не делал, только стонал, спал и вел себя как полный инвалид. Даже койот, и тот мог бы получше развлечь женщину, — но о вкусах не спорят, верно, братец?

Его сияющие глаза противоречили ворчливому тону, и Уэйд весело хмыкнул.

— Кстати о… работе на ранчо. Братишки, разве вам нечем заняться? Мне хочется побыть вдвоем с… моей леди.

Клинт хлопнул его рукой по плечу и осторожно потряс.

— Наверное, это можно устроить — если леди согласна.

— Да, согласна. — Кэтлин, заглянув Уэйду в глаза, просияла.

И Ник, и Клинт заметили, каким они обменялись взглядом, и улыбки их стали еще шире.

— Конечно, я мог бы остаться здесь ненадолго и спеть еще разок, — предложил Клинт. — Ведь именно это и привело тебя в чувство…

— Ослиный крик. — Уэйд протянул руку и коснулся локона Кэтлин, бледно-золотого в солнечном свете. — Твой дурацкий ослиный крик мог разбудить и мертвого… а я не был рядом со смертью. Мне еще слишком много нужно успеть в жизни.

— Наверное, надо пойти и сообщить обо всем малышке Бекки, — заметил Ник. — Она целыми днями скакала сюда и обратно, как испуганный зайчонок. А Франческа, наверное, захочет наготовить тебе побольше еды чтобы ты скорее окреп.

— Я настолько крепок, чтобы суметь схватиться с вами обоими, если вы не уберетесь отсюда, да побыстрее, — пригрозил Уэйд, но при этом в уголках его рта появилась легкая улыбка, и братья, усмехнувшись, вышли в холл и закрыли за собой дверь.

Уэйд погладил Кэтлин по волосам, и она почувствовала, что ее переполняет радость.

— Мне это не снится, да, принцесса? Вы так красивы, что не можете быть реальной.

— Вид у меня измочаленный, и вы это знаете. — Она слегка наклонилась, помня о повязке на его груди, и нежно поцеловала Уэйда в губы. Он обнял ее и осторожно привлек к себе.

— Ах, Уэйд. Ты напугал меня до смерти. Я так боялась потерять тебя…

— Еще чего! — Хотя голос его звучал тише обычного, он уже не был так слаб, как в тот раз, когда очнулся впервые. Его алмазные глаза смотрели на нее с настойчивой решимостью. — Чтобы я с тобой расстался или позволил кому-нибудь отнять тебя, для этого одной пули мало. У меня не было никакого намерения потерять тебя, Кэтлин.

— И не потеряешь, — с улыбкой пообещала она. — Я никуда не собираюсь. Меня слишком занимает здешняя жизнь. Если я уеду, кто станет отыскивать твои арифметические ошибки? Я не могу допустить, чтобы ранчо погрязло в долгах из-за какого-то неаккуратного… Уэйд!

Он рванул ее к себе и схватил за подбородок.

— Г-господи, у тебя столько сил для человека, который очнулся после пулевого ранения в грудь и недельной лихорадки. Неужели тебе не больно? Мне следовало бы уговорить тебя уснуть и, пожалуй, заставить выпить немного бульона…

— Мне не может быть больно, если ты со мной, Кэтлин. Понятно? Обещай, что никогда не уедешь.

— Только если ты пообещаешь жениться на мне, когда поправишься.

Он обнял ее крепче.

— Я могу жениться на тебе хоть завтра, если хочешь.

— Нет, Уэйд Баркли, это не годится. — Глаза у нее смеялись, и она слегка надула губы. — Я хочу, чтобы у нас была настоящая свадьба, в этом доме, в парадной гостиной, и я требую, чтобы мой жених был здоров.

— Я вполне здоров.

— Это мы еще увидим, — пробормотала она, мечтательно улыбаясь ему в глаза. — Через пару дней я решу, когда ты будешь годиться для свадебных испытаний… и для медового месяца.

При этих словах глаза его загорелись. Потом сузились.

— Вот любительница распоряжаться, — пробормотал он, отпуская ее. — Никогда не думал, что полюблю женщину, которая обожает распоряжаться. Помоги мне небо стерпеть все ее выходки!

Небо, подумала Кэтлин и снова почувствовала, что ее переполняет исцеляющая любовь.

— Уэйд… — Она осеклась. Вид у него был усталый. Ему нужно поспать. Сейчас не время рассказывать о Ризе, о том, что она пережила сегодня на могиле отца, об Уиннифред, письмах, вообще о чем бы то ни было. Времени у них хватит. Она все расскажет ему, и они вместе обо всем поразмыслят. Времени хватит поведать друг другу все, что у каждого на душе.

Перед ними вся жизнь.

— Эта обожающая распоряжаться женщина приказывает тебе уснуть, — прошептала она и запечатлела на его щеке еще один поцелуй. — Ты долгое время заботился о других, теперь моя очередь позаботиться о тебе.

— А что, если я к этому привыкну? — От его легкой, переворачивающей душу усмешки все внутри у нее вздрогнуло, как бывало всегда, и она тихо рассмеялась, переполненная счастьем. — А что, если я привыкну ко всему твоему, Кэтлин Саммерз? Так что это хорошо — что ты со — бираешься здесь остаться надолго.

— Это очень хорошо, — согласилась она. Глаза Уэйда закрылись, и он вздохнул медленно, устало, удовлетворенно. — Потому что теперь, Уэйд, я ни за что не уеду, рад ты этому или нет.

— Наверное, рад. — Он накрыл ее руку своей, и пальцы их крепко переплелись. — Потому что вышло так, что я тебя люблю. Чертовски сильно.

В эту минуту будущее казалось им обоим светлым, сияющим и великолепным, как безоблачное небо Вайоминга.

— А знаешь что? — прошептала счастливая Кэтлин. — Вышло так, что я тоже тебя люблю.

Эпилог

Больше никаких препятствий для свадьбы не возникло. В сияющий июньский день Кэтлин Саммерз, окруженная друзьями и членами семьи, обвенчалась с Уэйдом Баркли в гостиной ранчо «Синяя даль». За окнами гостиной, где собрались гости, по огромному небу, похожему на драгоценный камень, плыли белые пухлые облака, и птицы щебетали на деревьях, и ветер играл в высокой траве. Кэтлин величаво сошла вниз по лестнице, и ей казалось, что все это происходит с ней в чудесном сне. Разве что она чувствовала себя слишком живой, слишком счастливой для сновидения.

В платье из блестящего белого атласа, отделанного крошечными розочками из розового шелка, в изящных белых атласных туфельках, с букетом розовых роз в руках Кэтлин показалась Уэйду больше чем когда-либо похожей на ангела. Он готов был поклясться, что она действительно излучает сияние в солнечном свете, который вливался в окна дома, и почти забыл, что нужно сосредоточиться на словах священника, захваченный золотоволосой, чувственной красотой той, которая сейчас станет его женой.

Густые светлые волосы Кэтлин были превосходно завиты, заколоты великолепным гребнем с перламутром, который выглядел почти как корона, а от него на плечи ей спускалась кружевная фата. Глядя на эту фату, Уэйд обнаружил в себе сильное желание снять ее позже, когда он будет медленно снимать с Кэтлин все чудесные вещи, что на ней надеты, восхищаясь ее красотой.

Щеки у нее окрасились нежным розовым румянцем, глаза сверкали, как звезды, когда она проговорила свои обеты перед отцом Томпсоном, друзьями и членами семьи, и любовь, сияющая в ее глазах, так ослепила ее молодого мужа, что он чуть не забыл повторить вслед за священником свои.

Но когда его подтолкнул брат Ник, а Клинт издал многозначительное хмыканье — оба они были шаферами на свадьбе, — он вздрогнул, опомнился и торжественно обещал любить, почитать и беречь женщину, завладевшую его сердцем.

Видя их вместе, Эдна Уивер украдкой вытерла глаза. Ее муж Сет погладил ее по плечу. Франческа улыбалась, не стыдясь слез, которые струились по ее оливковому лицу. Она думала о том, как счастлив был бы сеньор Риз, если бы видел их сегодня.

Присутствовали также все ковбои. Шляпы они почтительно держали в руках, глаза у них были одновременно завистливыми и нежными, когда они рассматривали новобрачных. Поверенный Риза Эбнер Маккейн вздохнул про себя, ведя невесту, а дамы из хоупского кружка любительниц шитья улыбнулись при мысли о стеганом одеяле, белом с голубым, которое они собираются подарить мистеру и миссис Уэйд Баркли.

Уиннифред Дейл не было — двумя неделями раньше она решила уехать из Хоупа и поселиться навсегда в Айове у сестры, которую навещала, когда город терроризировала банда Кэмпбелла. Перед ее отъездом Кэтлин отправилась в Хоуп повидаться с ней.

Она сказала Уиннифред, что прощает ее. Та заплакала и прошептала, что она этого не заслуживает. Кэтлин, будучи в этом не уверена, знала только, что ей не хотелось бы прожить всю жизнь, испытывая в сердце гнев или враждебность к кому бы то ни было.

Ей нужны покой, согласие, радость… и любовь.

Уэйд помог ей обрести все это. Он превратил ее жизнь в сплошное счастье. И жизнь Бекки тоже. Когда Кэтлин рассказала сестре об их свадебных планах и предложила ей нести шлейф ее платья вместе с двойняшками Моргенсен, Бекки пустилась в пляс от возможности остаться на ранчо «Синяя даль» отныне и навсегда. Вайоминг покорил ее, равно как и ранчо «Синяя даль». Она с Маркизом и сестричками Моргенсен стали неразлучными друзьями, и она призналась Кэтлин, что Уэйд — самый лучший из всех старших братьев, какого она надеялась обрести. Так что Кэтлин не удивилась, увидев мельком личико Бекки, когда священник объявил, что теперь новобрачный может поцеловать свою молодую супругу и Уэйд приподнял ее фату. Грустная, робкая девчушка, казавшаяся такой несчастной в Давенпортском пансионе, смотрела сейчас на жениха и невесту сияющими глазами, и рот у нее был до ушей от улыбки. Потом Уэйд обнял Кэтлин, и больше она ничего не видела, не слышала и не помнила. Едва его губы коснулись ее, как весь мир исчез, остались только они и сладостная, невероятная радость, когда они обнимались, целовались, смеялись, соединяя губы, мечты и сердца.

Луанн Портер смотрела на них со спокойным удовольствием, а Джейк Янг крепко держал ее за руку. Перед самым началом свадьбы Джейк быстро увлек ее в сторонку и, стоя под ивой, сделал ей предложение. Он смотрел на нее так, как не смотрел до этого ни один мужчина. В глазах его были все его надежды и столько любви, что ее хватит им обоим до конца жизни. Луанн обвила его руками за шею и ответила согласием. Они с Джейком нашли друг друга, пройдя через разочарование и безответную любовь, и от этого их любовь казалась им обоим еще чудеснее. Они не испытывали никакой зависти к нескрываемой радости, окружавшей ореолом Уэйда и Кэтлин, — они сами чувствовали такую же радость и с упоением разделяли ее.

Когда собравшиеся начали посмеиваться и аплодировать из-за того, что свадебный поцелуй грозил не кончиться, и Кэтлин с Уэйдом, смеясь, оторвались друг от друга, Кэтлин ощутила горячую дрожь, пробежавшую по спине. Она вновь осязала присутствие любящего существа, которое впервые ощутила на могиле Риза, и уловила знакомый слабый запах сигарного дыма — он на мгновение появился в воздухе, а потом растаял без следа.

Она была уверена, что Риз рад за них, доволен, что его маленькая девочка, чей портрет он бережно хранил на каминной полке, наконец-то вернулась домой.

Она вернулась и стала женой мальчика, которого он взял к себе и воспитал как родного сына. Теперь этот мальчик вырос и стал таким замечательным человеком. Человеком, на которого можно положиться целиком и полностью.

«Спасибо, папа, за то, что пригласил меня сюда, дал мне дом, за то, что привел меня к Уэйду», — мысленно проговорила она, и тут толпа гостей сомкнулась вокруг, и они с Уэйдом погрузились в море поздравлений.

Были свадебный пирог и шампанское, тосты в честь счастливой пары и танцы. А потом гости разошлись, волшебный день кончился, и сияющая белая луна поднялась в бархатно-черных небесах.

Кэтлин с Уэйдом ушли в свою спальню с высокими поп толками в конце холла, и на кровати она обнаружила коробку, перевязанную лентой.

— Это тебе, свадебный подарок, — сказал он, когда Кэтлин вопросительно взглянула на него. Ее юбка из белого атласа зашелестела, когда она шагнула вперед и подняла крышку.

Там лежала шляпка, и не просто шляпка, а самая прекрасная вещь, какую Кэтлин когда-либо видела, — роскошное изделие из розовых и сиреневых лент, кремово-желтых цветов, украшенное мерцающими жемчужинами и большим бантом из шелка цвета орхидеи. Она лежала в обитой бархатом коробке, точно бесценная и невыразимо пре — красная драгоценность.

— Уэйд! Она великолепна! — выдохнула молодая женщина, вынимая шляпку из картонки и рассматривая ее со всех сторон. — Где же ты раздобыл ее?

— В Париже. — Уэйд самодовольно усмехнулся в ответ на ее изумленное аханье. Он все еще был в элегантном черном фраке, белой льняной сорочке и черном галстуке. Он был так красив, что Кэтлин не могла оторвать от него глаз. — Нелл Хикс удалось заполучить нью-йоркский модный каталог, и… да черт побери, все это не имеет значения. — Он шагнул к ней. — Мне ужасно хотелось возместить тебе ту хорошенькую шляпку, что упала на пол в конюшне.

— В тот день мы поссорились, — напомнила она.

— И это была самая крупная ошибка в нашей жизни. — Уэйд принялся кружить ее, пока она не задохнулась от смеха. Тогда он остановился и прижал ее к груди. — Я никогда больше не буду с тобой ссориться, Кэтлин.

— Обещаешь?

— Слово чести.

Слово чести. Эти слова вновь обрели для нее смысл — благодаря Уэйду. Таким уж он оказался человеком. Она ласково положила ладонь на его щеку.

— Давай я ее примерю? — спросила она, взглянув на шляпку.

Но Уэйд покачал головой. Он осторожно опустил Кэтлин на кровать, взял у нее шляпку и бросил ее на стул.

— Нет уж. — Сбросив картонку на пол, он, усмехаясь, толкнул Кэтлин на покрывало. Белый атлас соблазнительно шелестел, когда он, улегшись рядом, распустил ее волосы и посмотрел в прекрасное, улыбающееся лицо. Глаза его озорно блеснули. — Сейчас не время примерять тряпки. Сейчас нужно снимать их с себя.

Голос его прозвучал хрипло. В окно струился лунный свет. Уэйд усмехнулся, и Кэтлин почувствовала, что от предвкушения близости по телу ее побежали мурашки. Это было божественно.

Он приблизил к ней губы и замер в дюйме от ее губ.

Ее губы раскрылись.

— Как бы ни было красиво твое платье, то, что под ним, еще красивее. Наверное, мы с него и начнем. — Пальцы его нашли на лифе изящные жемчужные пуговки и быстро управились с ними.

— Если ты настаиваешь, — пробормотала Кэтлин, успев расстегнуть половину пуговиц на его рубашке, в то время как другой рукой обвила его шею и привлекла к себе, чтобы поцеловать.

При ярком свете луны они целовались и медленно ласкали друг друга. Праздничная одежда была разбросана вокруг, темные мгновения ночи проходили, и они предавались яростной страсти и любви. Была нежность и был огонь, страстное вожделение и полное блаженства наслаждение. Но все это было благодаря любви.

Вскоре они вместе воспарили к небесам, а затем, обессилев, проспали до утра в объятиях друг друга и проснулись счастливые при бледно-лиловых лучах рассвета.

Лаял Маркиз, Бекки смеялась где-то невдалеке, и пели ранние птицы.

Ранчо «Синяя даль», подумала Кэтлин, а Уэйд нежно поцеловал ее. Теперь это ее дом!