Исходные данные по авиации оказались весьма скромными: два истребительных авиаполка на самолетах И-16 с пушечным вооружением.
      - Вот и планируйте, чтобы все было в ажуре, как вас учили в академии. В вашем распоряжении день и две ночи,- поставил задачу майор Иванов.
      Почти двое суток напряженной работы без сна и отдыха! Всю первую ночь вместе с Б. П. Калошиным мы провели за разработкой плана. Днем ставили и уточняли боевые задачи летному составу 36-го и 205-го авиаполков. Пришлось побывать во всех эскадрильях, беседовать с их командирами. Не менее напряженной была и вторая ночь - выдвижение к границе, где сосредоточивалась оперативная группа армии. Но усталости как-то не чувствовалось. Ее компенсировали молодость, неукротимое стремление как можно лучше, точнее и организованнее выполнить задание командования, теперь уже не учебное, а боевое.
      В 6 часов утра 26 августа загруженные до отказа боеприпасами восемь групп истребителей взмыли в воздух и ушли курсом на Ардебиль и Пехлеви, возвещая о начале операции по пресечению далеко идущих коварных планов немецко -фашистского командования на Ближнем Востоке. Под воздушным прикрытием через границу двинулись советские наземные войска. В неприятельском стане поднялся переполох. Враждебные нашей стране силы, все фашистское отребье, свившее осиное гнездо на территории Ирана, спешно ретировались в южном направлении, подальше от советско-иранской границы.
      Наши сухопутные войска растекались по обширной территории Ирана так быстро, как только было возможно. Стремясь поскорее достигнуть заданного района, некоторые командиры теряли оперативную связь с вышестоящими штабами. Летчикам приходилось разыскивать "потерявшиеся" части, докладывать начальству об их местонахождении. И еще одну важную работу выполняли многие летчики - разбрасывали над селениями и городами Ирана листовки, в которых говорилось, что Советское правительство ввело свои войска на иранскую территорию временно, в соответствии с договором от 1921 года, и объяснялась цель их ввода.
      Поход советских войск в Иран имел большое политическое, военное и военно-экономическое значение. Он позволил в самое трудное для нашей страны время устранить реальную угрозу прорыва войск фашистского блока в Закавказье с юга. Ликвидация такой опасности дала возможность командованию Закавказского фронта начать переброску части своих сил в районы Ростова и Тамани, где шли упорные бои с противником. Одновременно на юг Ирана ввела свои войска Великобритания. У правительства Черчилля была своя цель: но допустить прорыва немецко-фашистских войск к тогдашним английским колониальным владениям, в частности в Индию.
      Когда надобность в поддержке и прикрытии вошедших на территорию Ирана советских сухопутных войск минула, И. И. Иванов, П. Н. Жемчугов, Б. П. Калошин и я снова вернулись в 27-ю авиадивизию. Некоторое время спустя наша дивизия была перебазирована на территорию Краснодарского края, где на самолетах И-153 и И-16 впервые и вступила в воздушные бои с фашистами.
      Делясь со мной впечатлениями о первом воздушном бое, командир 347-го истребительного авиаполка Анатолий Кравченко отметил, что атаковать немецкие истребители на "Чайке" непросто: у "мессера" преимущество в скорости и вооружении.
      - Скорость нужна, скорость,- убежденно сказал Анатолий Степанович.Маловата она у "Чайки".
      - Ну хоть напугали супостатов? - спросил я.
      - Напугать-то, может, напугали. Бомбы фашисты сбросили в поле. Но обидно - не сбили ни одного вражеского самолета.
      Командир 268-го авиаполка Василий Кудряшов над станицей Тихорецкой, возглавляя звено И-16, наскочил на группу "хейнкелей". Вернувшись на свой аэродром, коротко доложил командиру и комиссару дивизии:
      - Ничья!
      - Как это "ничья"? - сердито взмахнул обожженной рукой Иванов.
      - Так вот и ничья. Мы по ним из пушек...
      - А они?
      - Метнули бомбы вниз и, маскируясь облачностью, скрылись.
      - Не так квалифицируете события в воздухе, Кудряшов,- вмешался в разговор военком Жемчугов.- Ничьих не должно быть, пока фашисты утюжат наше небо. Запомните это сами и приучите так думать своих подчиненных.
      Несмотря, однако, на предупреждение военкома, поначалу в воздушных схватках у нас было больше неудач, чем успехов. Комдив Иванов требовал от командиров полков и летчиков учиться воздушному бою, учиться драться насмерть, вплоть до тарана.
      Началась зима. В связи с ненастной погодой боевые вылеты часто задерживались или отменялись. Немцы тоже приутихли: ненастье и им мешало вести активные боевые действия в воздухе, бомбить наши наземные войска. Только с наступлением ясных, солнечных дней в небе вновь загудели моторы.
      В один из таких дней мы получили приказ фронтового командования перебазировать авиадивизию ближе к Керченскому проливу, на полевой аэродром Тамани. В соответствии с этим дивизии ставилась и новая боевая задача вместе с другими авиасоединениями и авиацией Черноморского флота прикрывать с воздуха высадку десанта наших войск на Керченский полуостров. Но прежде всего, естественно, требовалось обеспечить переброску авиадивизии. В условиях господства в воздухе вражеской авиации сделать это было непросто. К тому же не было еще тогда у нас достаточного опыта перебазирования в прифронтовой полосе. Вместе с майором Калошиным мы разработали план переброски на аэродром боевых самолетов. Тут трудностей вроде бы не имелось, важно было лишь воспользоваться подходящим временем. А вот над планом доставки на новый аэродром горючего, боеприпасов, штабного имущества, личного состава обслуживающих подразделений пришлось поработать основательней. В конце концов решили так: передвигаться небольшими группами. Некоторые из них майор Калошин приказал возглавить работникам штаба дивизии.
      Передовая команда под моим руководством с трудом пробиралась сквозь войска и обозы, двигавшиеся к Азовскому морю. На рассвете 26 декабря нам удалось выбраться из Темрюка. Только выехали за город - попали под удар двух "мессеров": они открыли бешеную стрельбу по нашим машинам. Пришлось прекратить движение. Люди залегли в снегу по обочинам дороги.
      Вспыхнул бензовоз, погиб его водитель. "Мессеры" сделали новый заход два бойца из аэродромного взвода получили ранения. Фашистские стервятники наконец улетели. Теперь быстрей вперед, чтобы не попасть под новый удар врага! Избежать этого не удалось. При въезде в Тамань нашу колонну атаковали три "хейнкеля", сбросив бомбы. Однако в этот раз все обошлось благополучно - никаких потерь мы понесли. В Тамань прибыли и момент десантирования 51-й общевойсковой армии генерала В. Н. Львова через Керченский пролив в Крым. Как удалось выяснить, часть ее соединений в ночь на 26 декабря высадилась севернее и южнее Керчи, овладела несколькими плацдармами, но дальнейшее наращивание сил десанта задерживалось из-за штормовой погоды. По той же причине в первый день операции противник не имел возможности использовать против десанта авиацию. Но погода в любой момент могла улучшиться, поэтому требовалось как можно быстрее подготовить полевой аэродром в Тамани к приему самолетов нашей 27-й истребительной авиадивизии. На расчистку взлетно-посадочной полосы от снега были брошены все имевшиеся в наличии силы. Возглавил работу по моему приказанию прибывший в составе нашей группы инженер аэродромной службы.
      "Бой" со снегом продолжался в течение двадцати с лишним часов. Инженер оказался прекрасным организатором работы, умело использовал для очистки аэродрома всю, к сожалению, не очень богатую технику: волокуши, угольники, другие приспособления. И к полудню 27 декабря аэродром, Тамани смог принять первые летные эшелоны дивизии. Командиры полков и летный состав сразу же приступили к подготовке карт, изучению района боевых действий, сигналов связи с наземными войсками, полученных мною в штабе ВВС 51-й армии у генерала Е. М. Белецкого. Хотя на земле все еще продолжалась пурга при 20-градусном морозе, ждать было нельзя. Пехотинцам и морякам, захватившим плацдармы на Керченском полуострове, требовалась немедленная поддержка с воздуха. И вот на рассвете 28 декабря "Чайки" 347-го авиаполка эскадрилья за эскадрильей вылетели в район мыса Зюк и мыса Хрони, где высадившиеся на крымскую землю наши пехотинцы и моряки вели ожесточенные бои за расширение захваченных плацдармов. Для участия в первых боях были представлены самые опытные, самые подготовленные летчики. Боевыми дей- ствиями в воздухе управлял лично командир полка Анатолий Степанович Кравченко. Отличный знаток тактики воздушного боя, он вместе с тем прекрасно разбирался в обстановке на земле. Ведомые им пилоты уверенно, мастерски метко поражали пулеметным огнем скопления гитлеровской пехоты, уничтожали бомбовым ударом артиллерийские и минометные батареи, пулеметные расчеты противника. В один из перерывов между боевыми вылетами, во время дозаправки самолетов, Анатолий Степанович откровенно признался мне, что поначалу тревожился за летчиков - не дрогнули бы, поскольку многие из них впервые пересекали линию фронта, впервые подвергались обстрелу вражеской зенитной артиллерии. Но тревога оказалась напрасной. Всеми летчиками полка владело одно, главное чувство - беспощадно бить ненавистного врага, помогая наземным войскам очищать родную землю от немецко-фашистских оккупантов.
      А в районе Керчи дрались с врагом летчики 268-го авиаполка под командованием Василия Яковлевича Кудряшова. Следуя примеру своего командира, летчики полка умело и эффективно использовали в борьбе с вражеской пехотой, танками и артиллерией реактивные снаряды, вели меткий огонь по гитлеровцам из пулеметов и пушек. На ничью кудряшовцы теперь уже не соглашались - в любых условиях стремились вырвать у врага победу. А делать это было не легко, так как немецко-фашистская авиация по-прежнему господствовала в воздухе.
      Вечером командир дивизии майор И. И. Иванов объявил:
      - Командующий пятьдесят первой армией генерал Львов доволен действиями наших летчиков. Просил продолжать драться так же смело, решительно и завтра.
      - А может быть, завтра лучше, чем сегодня? - вмешался военком П. И. Жемчугов
      И, развивая свою мысль, комиссар предложил смелее подключать к боевым вылетам молодых летчиков, которые, по мнению Жемчугова, при умелом руководстве могли драться с врагом нисколько не хуже, чем более опытные бойцы. А главное - желали драться, всем сердцем рвались в бой.
      В ночь на 30 декабря под натиском советских десантных войск немцы вынуждены были оставить Керчь. Боясь оказаться в котле, они стали поспешно отходить на запад. Преследуя отступавших гитлеровцев, летчики дивизии продолжали наносить по ним ощутимые удары.
      В тот же день последовал тревожный звонок из Краснодара. Звонил комбриг С. А. Лаврик. От имени командующего ВВС Закавказского фронта генерала Н. Э. Глушенкова он потребовал немедленно оказать помощь Нанейшвили, нашему бывшему комдиву.
      - Так он же остался в Кутаиси,- выслушав распоряжение, ответил Лаврику майор Иванов.
      Однако имевшиеся у нас сведения о генерале В. В. Нанейшвили явно устарели. Как пояснил Лаврик, бывший комдив уже утвержден в должности командующего ВВС 44-й армии, десанты которой пересекли Черное море и высадились в районе Феодосии. Там же находился и В. В. Нанейшвили, но без авиации: приданные армии авиационные части, по словам комбрига, застряли и снегу южнее Новороссийска.
      Прежде чем приступить к выполнению нового боевого задания, мы промерили по карте расстояние от Тамани до Феодосии.
      - Наши самолеты могут находиться над Феодосией только шесть-семь минут. На большее время не хватит горючего,- доложил я примерную прикидку.
      - Маловато,- процедил сквозь зубы комдив. - А все-таки помочь десанту сорок четвертой надо. Как думаешь, комиссар? - обратился он к Жемчугову.
      - Будем помогать. С первой группой в Феодосию полечу я,- твердо сказал Петр Николаевич.
      Майор Иванов связался по телефону с командующим ВВС фронта генералом Глушенковым, которого хорошо знал по совместной службе в управлении военного округа в Тбилиси. Генерал подтвердил переданное ранее комбригом Лавриком приказание о помощи 44-й армии, но вести первую группу самолетов на Феодосию военкому дивизии Жемчугову запретил: дескать, у него и без того много забот.
      - А где же наша фронтовая авиация? - спросил у Глушенкова комдив.- Ей же сподручней оказать помощь частям сорок четвертой армии.
      Ответа на свой вопрос Иван Иванович не получил. Но вскоре из других источников стало известно, почему десанты армии генерала А. Н. Первушина оказались без поддержки с воздуха. Планом операции предусматривалось, что парашютисты захватят аэродром в районе Владиславовки и на него немедленно перебазируется авиаполк. Но сделать это не удалось, и потому соединения 44-й армии, высадившиеся на берег в районе Феодосии, своевременно не получили помощи авиации.
      Весь день 29 и ночь на 30 декабря в Феодосии и ее окрестностях шли ожесточенные бои. Стрелки и артиллеристы 44-й армии, военные моряки, действуя в неимоверно трудных условиях продолжавшегося шторма, взломали прибрежную оборону врага и шаг за шагом оттесняли гитлеровцев от берега. Со второй половины дня 29 декабря наземным войскам активно помогали эскадрильи летчиков нашей дивизии. Город был полностью очищен от оккупантов.
      В газетах и по радио было объявлено об освобождении советскими войсками Керчи и Феодосии. Это был хороший новогодний подарок стране, всем советским людям.
      Как сейчас, вижу радостное, счастливое лицо командира авиаполка Анатолия Кравченко, который в дни Керченско-Феодосийской десантной операции пятнадцать раз лично водил группы на штурмовку немецко -фашистских войск в районах Керчи и Феодосии. Почти непрерывно находился в воздухе вместе со своими истребителями и Василий Кудряшов. Присланная тогда в адрес командующего Кавказским фронтом {1} генерала Д. Т. Козлова и командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского поздравительная телеграмма Верховного Главнокомандующего имела определенное отношение и к нашей 27-й авиадивизии, в первую очередь к летчикам 347-го и 268-го авиаполков. Им тоже принадлежала немалая заслуга в изгнании захватчиков из Керчи и Феодосии.
      На Керченском полуострове продолжались сильные бои. В них по-прежнему активное участие принимали полки и эскадрильи нашей авиадивизии, прикрывали и поддерживали боевые действия наземных войск, смело вступали в схватки с вражескими истребителями и бомбардировщиками. Не всегда, правда, одерживали победы, но тем не менее не избегали встреч с противником.
      28 января 1942 года решением Ставки был образован Крымский фронт. Его войска, находившиеся на Керченском полуострове, должны были перейти в наступление с целью полного освобождения Крыма. Месяц спустя после этого я был назначен для дальнейшего прохождения службы во фронтовой штаб ВВС. Случилось это при следующих обстоятельствах.
      Незадолго до того на Крымский фронт прибыл представитель Генштаба по ВВС комбриг Савельев. Опытный, эрудированный, он быстро разобрался в сложившейся обстановке и пришел к выводу, что командование и штаб ВВС фронта не справляются с порученным делом, не проявляют необходимой инициативы в боевом использовании авиации. В посланном им в Генштаб докладе отмечались, в частности, такие серьезные недостатки, как "опоздание с перебазированием авиации в Крым, полная неразбериха в постановке ей задач, распыление усилий...". Все это, по заключению представителя Генштаба, происходило оттого, что командующий ВВС фронта генерал Н. Э. Глушенков и начальник штаба комбриг С. А. Лаврик не имели достаточного опыта руководства фронтовой авиацией в столь сложных условиях.
      Посланный в Москву доклад не остался без последствий. Глушенков и Лаврик были освобождены от занимаемых должностей и вернулись обратно в Тбилиси как специалисты, хорошо знавшие обстановку на советско-турецкой и советско-иранской границе. Вместе с ними выехали и начальники ведущих отделов штаба - оперативного и разведки.
      Штаб ВВС фронта возглавил комбриг Савельев. Требовалось быстро подобрать людей на оказавшиеся свободными должности начальников оперативного и разведывательного отделов. Начальником разведотдела был назначен майор К. Т. Арефьев из штаба ВВС 51-й армии, а на должность начальника оперативного отдела комбриг пригласил начальника штаба нашей дивизии Б. П. Калошина. Борис Петрович вылетел в Керчь, но в тот же день вернулся обратно.
      Когда я встретил его на аэродроме и хотел дружески поздравить с новым назначением, он, как всегда спокойно, возразил:
      - Поздравлять не с чем, Степан Наумович. Отказался я от назначения в штаб ВВС. Придется в Керчь лететь вам. У вас за плечами академия. А я останусь в дивизии, буду помогать Иванову прикрывать морские коммуникации фронта от Новороссийска до Керчи...
      Вечером комдив майор И. И. Иванов получил телеграфное приказание-направить в распоряжение начальника штаба ВВС фронта меня. Утром, попрощавшись с друзьями, я вылетел в Керчь.
      Первый, кого встретил на крымской земле, был главный штурман ВВС фронта Михаил Николаевич Галимов, мой сослуживец по 133-му и по 270-му авиаполкам, награжденный двумя орденами Красного Знамени за боевые подвиги в небе Испании.
      - Что это вы, таманцы, зачастили к нам? - крепко пожимая мне руку, спросил Галимов.- Вчера видел тут Калошина, а теперь ты примчался. Дело какое?
      - Пока еще не знаю. Прибыл по вызову комбрига Савельева,- ответил я Михаилу Николаевичу, нетерпеливо поглядывая на стрелки часов.- Потом встретимся, расскажу. А сейчас спешу, боюсь опоздать. Через пять минут должен быть у комбрига.
      Савельев принял меня в небольшой комнате штаба. Глотая какие-то порошки от простуды и запивая их теплой водой, комбриг в форме морского летчика выслушал мой доклад о прибытии, поздоровался, простуженным до хрипоты голосом сказал:
      - Я не имею сейчас времени поговорить с вами о делах. Жду звонка из Москвы. Вы вот что, идите в оперативный отдел, включайтесь в работу, потом поговорим. Добро?
      - Слушаюсь! - привычно козырнул я и направился в оперативный отдел.
      Сразу же заступил дежурным по командному пункту ВВС фронта. На КП пришлось дежурить трое суток подряд, и все это время я знакомился с оперативными документами, стараясь вникнуть в тонкости оперативной и боевой работы, изучал обстановку, дислокацию своей авиации и авиации противника, чтобы быстрее влиться в коллектив отдела и не выглядеть белой вороной в среде других командиров.
      Мне, человеку в штабе новому, быстро бросились в глаза многие недостатки в его работе. Начатая 27 февраля операция по прорыву обороны противника на Ак-Монайском перешейке явно захлебывалась, а 3 марта вообще прекратилась. Четверо суток непомерных усилий войск и авиации оказались безрезультатными. Из 1783 самолето-вылетов, проведенных авиацией по всему Крыму, только 460 приходилось на объекты, где войсками фронта наносился главный удар. Даже неспециалисту легко было понять, что подобная распыленность авиации в условиях боевых действий недопустима.
      Закончив дежурство на КП, решил пойти к начальнику оперативного отдела штаба ВВС фронта полковнику Степанову, старому авиационному штабнику, чтобы высказать свое мнение и спросить, почему авиационные силы фронта используются так нерационально. Выслушав меня, несколько безразличным, по нравоучительным тоном он объявил, что, дескать, ответ можете найти в теории глубокой наступательной операции. Во всех учебных пособиях по применению авиации, мол, совершенно ясно говорится, что только армейская авиация действует над полем боя, а фронтовая ведет борьбу с оперативными резервами противника в глубине и наносит удары по вражеским аэродромам; она же срывает железнодорожные и автомобильные перевозки врага в оперативной глубине, противодействует высадке крупных десантов.
      Эту выработанную в предвоенные годы теорию без каких-либо изменений, обусловленных конкретной боевой обстановкой, и стремился претворять в жизнь полковник Степанов вместе со своим заместителем подполковником Вайс-маном.
      "Цыпленок курицу не учит",-с досадой подумал я, слушая "разъяснение" полковника. Все вроде правильно. Так до войны учили в академии и нас. Значит, он прав. Начальству, выходит, виднее. Да и что возразишь против в сущности правильного теоретического обоснования?
      Однако вскоре вопрос о боевом применении авиации в условиях Крыма стал предметом серьезного обсуждения на партийном собрании штаба ВВС фронта. С докладом выступил военком штаба Н. И. Иванов, недавний комиссар-летчик бомбардировочного полка. По его словам, он на собственной шкуре неоднократно испытывал плохую работу вышестоящего штаба. Привел, в частности, такой пример. В начале февраля бомбардировочный полк получил боевое задание разрушить Чонгарский мост через Сиваш. Вылетели на бомбежку, однако о сопровождении и прикрытии бомбардировщиков истребителями никто из вышестоящих начальников не подумал. В результате мост уничтожить не удалось, а полк потерял шесть самолетов СБ. Николай Иванович со всей решительностью потребовал от коммунистов штаба, чтобы каждый из них выполнял свои обязанности с чувством большей ответственности.
      В прениях выступили человек шесть или семь. Говорили горячо, критиковали недостатки, но все-таки с какой-то незримой оглядкой на начальника: что, дескать, может подумать полковник Степанов, теоретик, признанный знаток теории боевого применения авиации?
      Мне терять было нечего, и я сказал то, что думал, что за несколько дней работы в крупном штабе успел заметить и услышать. Напомнил о неудаче на Ак-Монайском перешейке, о распыленности в использовании авиации, о неумении штаба сконцентрировать силы на решающих участках, о равнодушном отношении некоторых работников штаба к порученному делу.
      Примерно через час после партийного собрания меня пригласил к себе комбриг Савельев. Там же находился и военком Н. И. Иванов. Разговор продолжался недолго. Комбриг сказал, что полностью согласен с моим выступлением на партийном собрании, что недостатков в работе штаба ВВС пока еще многo и их надо как можно быстрее устранять.
      - Вот вам и карты в руки,-неожиданно сделал он вывод.- Сегодня же принимайте руководство оперативным отделом штаба ВВС на себя. Прибудет новый командующий, утвердим вас в этой должности. Вы молоды, дело, как видно, знаете. А в случае каких-либо затруднений поможем.
      Насчет моего предшественника, у которого я должен был принять отдел, комбриг заметил, что полковник Степанов хороший специалист, но стар, ему трудно отказаться от некоторых теоретических истин, а война требует инициативы, творчества, маневренности. Пусть едет в Тбилиси, там для него найдется подходящее дело. Заместителя Степанова, подполковника Вайсмана, несколько медлительного по натуре, хотя и знающего штабную работу, комбриг решил назначить начальником штаба 132-й бомбардировочной дивизии.
      Времени на "привыкание" к новой должности не было. Требовалось сразу браться за дело. Начал с того, что весь личный состав отдела разделил на две группы: одна работает, другая отдыхает. Новшество понравилось. Люди стали трудиться с большим напряжением сил.
      Мне быстро удалось наладить деловые взаимоотношения с начальником оперативного управления штаба фронта В. Н. Разуваевым и его заместителем Н. О. Павловским, договориться о порядке получения задач для фронтовой авиации на каждый очередной день с таким расчетом, что бы командиры дивизий и полков при подготовке летного состава имели возможность не просто отдать тот или иной боевой приказ, но и осмыслить выполнение задачи, принимать всесторонне продуманные решения.
      Вместе с начальниками штабов ВВС 51-й и 44-й армий Ф. И. Качевым и А. Ф. Сопильником мы приняли необходимые меры, чтобы засветло уточнять с командованием наземных войск те цели на поле боя, по которым на следующий день авиации предстояло наносить бомбовые и штурмовые удары, а также своевременно решать вопросы прикрытия наземных поиск, сопровождения бомбардировщиков и штурмовиков истребителями.
      Конечно, на все это потребовалось время, и не один день, но было достигнуто главное, найдены пути и возможности более тесного взаимодействия авиации с наземными войсками, использования концентрированных ударов по врагу с воздуха в интересах стрелковых, артиллерийских, танковых, инженерно-саперных частей и соединений. Хотя война продолжалась уже десятый месяц, для ВВС Крымского фронта зима 1942 года была, по существу, лишь началом боевых действий в широком плане.
      Все мы не без волнения ждали нового командующего ВВС фронта. Для меня, новичка в должности начальника оперативного отдела, встреча и разговор с высоким начальством представлялись трудным экзаменом, который, естественно, хотелось выдержать.
      Фамилия нового командующего авиацией фронта была уже известна: генерал-майор авиации Евгений Макарович Николаенко, участник воздушных боев на Хасане, участник войны с финнами, повоевал уже и на Западном направлении. За день до прилета генерала комбриг Савельев предупредил меня:
      - Готовьтесь к докладу командующему об обстановке на фронте. И чтобы все было как подобает. Слышал, что генерал Николаенко не любит незнаек.
      Всю ночь я просидел за подготовкой доклада. Старался, чтобы доклад был полным, обстоятельным, чтобы имелись под рукой материалы по всем вопросам, которые могли за интересовать командующего. Мне помогали работники оперативного и разведывательного отделов, главный штурман М. Н. Галимов, главный инженер А. Г. Руденко, начальник связи С. А. Лебедев, командиры службы тыла и аэродромной службы.
      Было немного страшновато - как бы не сплоховать перед генералом. Ведь мне впервые приходилось мыслить категориями авиации целого фронта.
      В кабинет командующего я пришел точно в назначенное время. Только переступил порог, как посыпались вопросы. Их задавал поднявшийся из-за стола широкоплечий, чуть выше среднего роста генерал с небольшим шрамом у правого глаза, вероятно результатом ранения. Голос твердый, с едва заметным белорусским акцентом. На кителе кроме Золотой Звезды Героя несколько боевых орденов.
      Я попросил разрешения ответить на заданные командующим вопросы в ходе доклада. Он согласился, слегка прищурив глаза, сказал:
      - Хотите танцевать от почки, боитесь сбиться. Ну что ж, докладывайте по "академической" схеме.
      От краткого сообщения о наземной обстановке, которая характеризовалась тем, что на Ак-Монайском перешейке противник имел жесткую четырехполосную оборону и что наши войска в результате четырехсуточных боев не смогли прорвать ее, я сразу же перешел к анализу сил гитлеровской авиации. Командующий нетерпеливо прервал меня вопросом:
      - Давайте короче. Где базируется немецкая авиация, какова ее численность?
      Вопрос был не самый трудный. Ответил на него коротко. Самолеты врага располагались в основном на аэродромах в Сарабузе, Симферополе и Саках. По материалам фоторазведки, там базировалось до 70 бомбардировщиков и примерно 40 истребителей. Кроме того, противник использовал для нанесения ударов по нашим аэродромам и для срыва снабжения войск Крымского фронта через Керченский пролив авиацию, базирующуюся на аэродромах Мариуполя, Херсона и Кировограда. Там было до 30 бомбардировщиков типа "юнкерс" и примерно 70 бомбардировщиков других типов.
      - А чем богаты наши войска? - снова задал вопрос Николаенко. Названная мною общая цифра - 581 самолет - явно обрадовала командующего.
      - Ведь это здорово! - воскликнул он.- На нашей стороне двойное превосходство. Просто отлично.
      Но когда я доложил, что новых типов самолетов фронт имеет всего лишь 164 единицы, в том число 125 истребителей Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3, 18 бомбардировщиков Пе-2 и 21 штурмовик Ил-2, а все остальные самолеты устаревшие, тихоходные, широкое лицо Евгения Макаровича снова помрачнело, стало напряженно-задумчивым. Не порадовал я его своим сообщением и о том, что базируются наши авиационные части на Керченском полуострове скученно, по 4- 5 авиаполков на каждом аэродроме. Командующий заметил:
      - Потому и глушат вас фашистские летчики на аэродромах. Воспользовавшись тем, что генерал взял у дежурного связиста трубку и некоторое время с кем-то разговаривал по телефону, я успел повесить на стену оперативную карту, на которой одни авиаполки были обозначены красными знаками, другие - коричневыми.
      - Что это вы тут намудрили? - рассматривая карту, спросил командующий. Я кратко пояснил, что коричневым цветом обозначены авиаполки армейской авиации, подчиненные генералам В. В. Нанейшвили (51-я армия) и Е. М. Белецкому (44-я армия) , а красным - полки фронтовой авиации, находящиеся в подчинении командующего ВВС фронта.
      - Ну и ну,- недовольно поморщился генерал Николаенко.- Выходит, у каждого своя вотчина.
      В этот момент в кабинет вошел военком ВВС фронта дивизионный комиссар Г. А. Иванов, или Иванов-старший, как мы называли его между собой в отличие от Н. И. Иванова-младшего, военкома штаба ВВС. Григорий Александрович и в самом деле был значительно старше своего однофамильца. Разными были они и по характерам. Иванова-младшего все мы знали как человека горячего, нетерпимого к недостаткам. Правда, по молодости иногда он в чем-то ошибался, но в главном всегда был настстойчив и принципиален. К сожалению, нельзя было сказать о дивизионном комиссаре Г. А. Инанове. Свое дело он, безусловно, знал, обладал огромным опытом партийно-политической работы, а коль скоро вопрос касался ошибок и промахов в боевом применении авиации, подчас проявлял ничем не оправданную мягкотелость, медлительность.
      К приходу военкома свой доклад командующему я в основном закончил, после чего начался общий принципиальный разговор о фронтовой обстановке. Обращаясь прежде всего к комиссару, генерал Николаенко высказал недоумение, почему командование и штаб ВВС фронта терпят разобщенность в управлении авиацией. По его мнению, необходимо было как можно быстрее объединить силы ВВС фронта или по крайней мере за счет фронтовой и армейской авиации создать две объединенные группы, бомбардировочные авиаполки полностью передать в распоряжение генерала В. В. Нанейшвили, а истребительные - под командование генерала Е. М. Белецкого. Растопыренные пальцы, как он выразился, пора сжать в авиационный кулак и бить этим кулаком по противнику, как сделали под Москвой с ведома и по приказанию командующего фронтом генерала армии Г. К. Жукова. Этого, по словам командующего ВВС фронта, требовало и Верховное Главнокомандование.